Текст книги "Во имя очищения"

Запись 16. Моя прелесть

Так кто же живет в этом городе сгнившем?

Зачем я здесь до сих пор?

Может и мне пора стать отступившим,

Чтоб потушить твой костер?

28 сентября; 10:08

Спускаясь с лестницы, я пытался разгладить футболку, потягивая края одежды вниз. Сегодня мне никуда не надо, так что можно провести весь день на диване, перещелкивая каналы, переполненные бесполезными новостями.

В последнее время телевизор смотреть стало просто невозможно. Конечно, во всей этой неразберихе все забыли про Левшу и тонну нераскрытых убийств. Смерть Кати стала сигналом для СМИ. Тут же все телеканалы начали тревожить жителей, утверждая, что нынешний убийца куда сильнее и умнее полиции. Что ж, возможно, так оно и есть. В любом случае, я уже отдал все документы и официально отказался от этого дела. Теперь, даже если захочу, легально расследовать это убийство я не смогу.

С первого этажа уже доносились звуки включенного телевизора и запах слегка пригоревшей яичницы. Елизавета Павловна снова встала ни свет ни заря, чтобы приготовить завтрак. Сначала я долгое время пытался ее отучить от этого, но женщина как будто специально делала глупый вид и на следующий день снова готовила завтрак. В конечном счете я смирился. Некрасиво заставлять пожилую женщину готовить мне еду, но зато я могу поспать лишние полчаса.

Зайдя на кухню, я осмотрелся. Елизавета Павловна сидела на невысоком стуле, смотря утренние новости. Рядом с ней, за столом, сидела Вика, медленно поедающая яичницу вместе с сушеным хлебом. Я не слышал, как девушка приходила ночью, да и утром ее не было в комнате. Получается, она всю ночь провела у Коли? Неужели они так усердно расследуют это дело? Хотя это неудивительно, учитывая, как смерть Кати повлияла на Колю.

Поздоровавшись со всеми, я положил себе завтрак и сел рядом с Викой. Все время пока я был на кухне, девушка молчала и не смотрела в мою сторону, тыкая вилкой в жидкий желток.

– «…было обнаружено тело. По предварительному анализу женщина стала очередной жертвой уже известного преступника Левши. Полиция пока не дает точных данных и воздерживается от комментариев», – в новостях показывали небольшой яркий, немного странный дом, в котором работала полиция и врачи. Очередная жертва Левши, значит… Я, конечно, пообещал не сдавать Вику полиции, да и она сама говорила, что у нее есть свои связи. Но убивать, когда у нас и так одно нераскрытое дело… Ей это что, радость приносит?!

– Какой кошмар! В последнее время в городе совсем неспокойно. Убивают в собственном доме, – Елизавета Павловна выключила телевизор и повернулась к нам лицом.

– Да уж. Преступники совсем обнаглели. Как будто им по ночам делать нечего, – я косо посмотрел на Вику, ожидая увидеть покрасневшее от недовольства лицо, но девушка как будто меня и не слышала. Игнорирует? С чего это вдруг?

– И не говорите, Кирилл Андреевич. Хотела бы я посмотреть этому негодяю в лицо! Это же как нужно ненавидеть людей и не бояться Бога, чтобы совершать подобное. Виктория Олеговна, – Елизавета Павловна поднялась со стула и обратилась к девушке.

Вика слегка подняла глаза. Значит, меня игнорировать можно, а Елизавету Павловну нет? – Вы уж осторожнее. Сейчас столько хороших девушек умирает, – старушка подошла ко мне со спины и положила руки на мои плечи. – И присмотрите за Кириллом Андреевичем. А то он любит искать приключения. Вика слегка кивнула и вернула взгляд в свою тарелку. Интересно, кто из нас больше любит искать приключения? Это же не я по ночам не пойми чем занимаюсь. Пожелав нам приятного аппетита, Елизавета Павловна что-то сказала про уборку и медленно вышла из кухни, все еще томно вздыхая себе под нос.

– Ну так… Где же ты была всю ночь? – когда женщина вышла из кухни, я решил все же разговорить Вику. Подогнув ноги под стул, я начал завтракать, косо наблюдая за девушкой. – Просто ты согласилась остаться здесь жить, а сама шляешься непонятно где.

– Ты и так прекрасно слышал, что я делала ночью. Зачем тогда спрашивать? Да и с чего вдруг такой контроль? Я думала, ты ясно дал понять, что тебе абсолютно плевать на окружающих, в том числе и на меня, – Вика продолжала ковырять желток, пока окончательно не проткнула его.

– Когда это я подобное говорил?! – я недовольно буркнул, опуская взгляд вниз. Ничего подобного. Даже если я и отказался помогать им с этим делом, это не значит, что люди мне не интересны!

– Может, не говорил, но твое поведение и образ жизни прекрасно это подтверждают. Ты работал в полиции, однако ушел на частное дело и в итоге совсем забил на работу. Тебя абсолютно не волнует благополучие других людей. Даже близких. Я видела твое состояние после смерти Кати. Тебя пугало не то, что умерла твоя подруга, а то, что теперь убийца слишком близко и опасность может угрожать Зое. Да и она нужна тебе лишь чтобы было не скучно.

– Не слишком ли много оскорблений?! – я отложил вилку, поворачиваясь к Вике. Она говорила все это, даже не смотря на меня. Это ведь все ложь! Я не эгоист и мне вовсе не плевать на окружающих! – Как ты вообще можешь осуждать меня, если у самой никого нет, и живешь лишь для себя!

Вика замерла, сглатывая накопившуюся слюну. Осторожно отложив вилку в сторону, девушка встала с места и поправила одежду. Черт, я ведь не это сказать хотел… В смысле это, но другими словами.

– Вика, я не так выразился… – я говорил чуть тише, протягивая руку к девушке, чтобы ее посадить на место, но Вика тут же отдернула руку, извинилась и вышла из кухни. Я ведь правда не хотел ей грубить. Вика никогда не рассказывала о своей семье и прошлом. Откуда мне вообще знать, почему она всем этим занимается?! Сжав кулаки, я опустил голову, стараясь успокоиться. Она ведь сама меня вынудила! Назвала меня самовлюбленным эгоистом!

Выдохнув, я потер глаза ладонями и запрокинул голову назад. Да уж, такое «доброе утро» я теперь долго не забуду.

28 сентября; 13:44

После завтрака Вика закрылась в комнате и не отвечала мне. Возможно, я и был груб, но такое поведение вызывает лишь смех. Ей почти тридцать, а она дуется, как маленький ребенок. Если так подумать, то все мы ведем себя, как дети. У Зои это вошло в привычку, Коля прячется за улыбками и шутками, Вика не может решать проблемы словами и просто дуется. Иногда и я веду себя слишком беззаботно и опрометчиво. Только вот я никак не могу понять, плохо это или хорошо. С одной стороны, в глазах других людей мы можем показаться глупыми, несобранными и простодушными. С другой – подобное поведение позволяет расслабиться. Мы все оказались в серых картинах. И раз уж художник не собирается их раскрашивать, то мы сделаем это сами.

Я сидел на крыльце, пролистывая книгу с затертым названием. Я читал ее в детстве, уже даже сюжет толком не помню. Однако она произвела на меня неизгладимое впечатление. Мне понравилось, как в детской книжке поднимают проблемы добра, взаимопомощи, семейных уз. Только вот я все не решался ее перечитать. В детские годы я решил, что обязательно стану полицейским, чтобы защищать людей от зла и тьмы, вроде той, что в этой книжке. Только в итоге эта тьма меня совсем не беспокоит, и я спокойно живу с ней бок о бок. Боюсь, что если начну перечитывать эту книжку, мне станет стыдно перед собой маленьким, который еще верил, что в жизни возможно что-то светлое.

Отложив книгу в сторону, я стал смотреть вперед. Сегодня была пасмурная погода, однако дождя не предвиделось. Серые тучи просто выкачивали из города краски и живость, оставляя лишь пустые глухие улицы. Люди спешили закончить работу и отправиться домой, чтобы провести пятницу в кругу семьи. Наверное, поэтому мой взгляд сразу же зацепился за яркий зеленый зонтик. Низенькая девушка шла по тротуару, поправляя круглые старые очки. Странно, почему она открыла зонт? Ее короткие кудрявые волосы небрежно торчали в стороны. Сразу видно, что хозяйке тяжело с ними справляться. Зато весь остальной вид был весьма солиден: облегающий тонкий пиджак, зеленый галстук-бабочка и коротенькая юбка-карандаш. На груди висела небольшая круглая эмблема с изображением весов.

Представительница Верховного суда?

В нашей стране весьма странная судебная система. В столице находится Верховный суд, который не расследует дела, а лишь принимает готовые работы и расследования. Задача Верховного суда утвердить решение. Чаще всего они даже не проверяют улики. Верховный суд состоит из пятнадцати судей, каждый из которых отвечает за свое преступление: кража, нелегальная торговля наркотиками/оружием, нарушение общественной безопасности, нелегальное хранение наркотиков и оружия, политические заговоры, терроризм и частная деятельность, изнасилования, насилие, охрана прав и свобод, дела несовершеннолетних и убийства. Каждый судья занимается своими вопросами, но если дело слишком запутанное, то собирается совет, где принимают участие некоторые или все судьи, выдвигая своих представителей. Они являются представителями закона в городе, и полиция обязана им подчиняться и отчитываться. В больших городах действуют также все пятнадцать представителей, но у нас их, вроде бы, меньше. Например, частная собственность у нас не так развита, поэтому все вопросы, связанные с ней, нужно решать либо в столице, либо в ближайшем крупном городе. А вот дела о краже имущества уже решаются в нашей администрации. Я не единожды встречался с данными людьми. Их отличает как раз такая эмблема со знаком золотых весов. Подделать ее не тяжело, только вот если тебя поймают на подделке, то тут же приговорят к смертной казни.

Хах… Цивилизованное государство. Двадцать первый век. А мы все еще прибегаем к смертной казни.

Стоит заметить, что девушка шла не одна. Рядом с ней шел высокий парень с аккуратно зачесанными назад волосами. Он был худощавый, высокого роста, стройный, но это не пугало, а лишь придавало важности. Аккуратная осанка, твердая походка и лукавый взгляд. По первому взгляду можно сказать, что парень знает свои возможности и умеет ими пользоваться. И у меня он вызывал противоречивые чувства. Вроде бы внешне приятный, сильный духовно. Даже от его костюма веяло той харизмой, за которой люди идут толпами. Но в тоже время чувствовалось, что это очень неприятный человек. Умный, сообразительный, но хитрый. Позже оказалось, что был прав.

Медленным шагом, пара приблизилась к нашему домику и остановилась в нескольких шагах от меня. У парня на груди также была прикреплена эмблема Верховного судьи, однако ни его лицо, ни лицо девушки мне не были знакомы. Значит, они занимаются делами, с которыми я не сталкивался. Пара стояла неподвижно, смотря на меня сверху вниз. Из-за неудобства, я поднялся и спросил, что им нужно. В этот же момент незнакомец лукаво улыбнулся и посмотрел на свою низенькую спутницу. Девушка сделала шаг вперед, закрыла свой ярко зеленый зонтик и протянула мне руку.

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич. Представительница Верховного суда, Тереза Кривошеева. Занимаюсь делами несовершеннолетних. Это мой коллега, Степан Михайлович Кривошеев, дела об убийствах. Мы… – девушка хотела продолжить, однако парень перебил ее, сделав шаг ко мне и наклонившись к моему лицу. От него пахло дорогим порфюмом, а черты лица были настолько четкими и яркими, как будто парень был нарисованной картинкой.

– Мы бы хотели забрать то, что принадлежит мне.

28 сентября; 13:58

Степан Михайлович Кривошеев – представитель Верховного суда, занимающийся вопросами убийств. Не удивительно, что я его раньше не видел. При работе в полиции, всеми бумагами занималась Катя, поэтому, даже если мы и расследовали убийство, то все отчеты Верховному суду относила девушка. Когда же я стал частным детективом, то занимался чем-то более спокойным. Однако имя этого человека мне было знакомо. Когда мы только начали расследовать это дело, Катя и Коля часто говорили о нем. Правда, они называли его следователем. Вроде бы он стремился отнять у Кати расследование и сам вести это дело. А ведь так его можно заподозрить в совершении убийств. Только вот дело это не мое, да и у меня уже нет нужных бумаг.

Пригласив пару в дом, мы прошли на кухню, где я стал готовить чай. Тереза была очень простой девушкой, хоть и одевалась весьма престижно. Она постоянно извинялась, спрашивала, не нужна ли мне помощь и обеспокоенно осматривалась по сторонам. Степан же был намного спокойнее. Он все время слабо улыбался, слегка опускал веки вниз и смотрел лишь на меня, наблюдая из-под ресниц. Должен сказать, будь мы в школе или даже институте, я бы молча грыз локти и завидовал Степану из-за его внешности. Сейчас же мне было абсолютно плевать и лишь хотелось, чтобы он поскорее покинул дом или хотя бы перестал на меня смотреть двусмысленным взглядом. Это напоминало мне игры с огнем. Тебе приятно, тепло, комфортно, и языки пламени пленительно красивы. Но стоит лишь немного отвлечься можно обжечься или даже сгореть.

Я все думал по поводу его слов. Забрать то, что принадлежит ему. Очень странная формулировка. У меня были догадки, что это может быть, но уж слишком странно и подозрительно, тем более, навряд ли Степан стал бы рисковать ради этого своей должностью и приходить лично. Сделав чай, я поставил кружки на стол и сел напротив Степана.

– Что ж, Вы так и не объяснили, за чем конкретно пришли, – я начал наблюдать за тем, как Тереза аккуратно накладывает в чай сахар и медленно перемешивает его, не касаясь ложкой стенок чашки.

– Я не могу рассказать. Не сейчас. Сначала хотелось бы, чтобы за стол сели все, кто замешан в этом разговоре, – Степан говорил медленно, четко, делая паузы. Я непонимающе нахмурил брови, из-за чего парень улыбнулся лишь сильнее. Взяв чайную ложечку, он стал ее осматривать, прокручивая в руках. – Вы прекрасно знаете, о ком я. Все-таки в данный момент все необычные события в Вашей жизни связаны с этой девушкой.

Прошло всего минут десять, а меня уже трясет от этого парня. Его манера речи, голос, внешность. Меня раздражает все. И еще… откуда он знает про Вику? Неужели это и есть те «связи», о которых она говорила? Поднявшись с места, я вышел в коридор и поднялся на второй этаж. Все утро Вика сидела в комнате, не впуская меня. Пожалуйста… Продолжай так делать. Не выходи оттуда. Не нравится мне этот тип.

– Вика? Ты меня слышишь? – я постучался, опуская голову вниз. Я не могу спорить и противиться представителям Верховного суда, иначе это может плохо закончиться. Им ничего не стоит подтасовать улики. Однако у меня противно щемило в груди. Ей нельзя с ним встречаться, иначе это плохо закончиться. – Там… Там кое-кто пришел. Тереза и Степан. Они хотели со мной поговорить, но сказали, что без тебя разговор не начнут… Вика, слушай, тебе не обязательно… – я не успел договорить, как дверь открылась. Вика крепко вцепилась в дверную ручку и озадаченно смотрела на меня безмолвными глазами. Я никак не мог понять, что в них горело: страх, тревога, жалость или мольба. Возможно, все сразу. Отведя от меня взгляд, девушка посмотрела на первый этаж и прошла к лестнице. Окликнув ее, я схватил Вику за руку и повернул к себе. – Не обязательно идти туда… – я говорил тише, чтобы, если что, нас не могли услышать.

– Почему? Ты же сам сказал, что они хотят говорить при мне, – Вика дернула рукой, пытаясь освободиться, но я лишь сильнее прижал ее к себе, так что девушка уперлась носом мне в плечо. Положив вторую руку Вике на затылок, я обнял девушку и наклонился к ее уху.

– Прости за утро. Да, ты права. Я думаю только о себе, и меня волнует только собственное благополучие. Но сейчас у меня плохое предчувствие. Если это так…

Меня прервал голос Терезы, которая встала около лестницы и позвала меня по имени. Вика тут же освободила руку и отстранилась, отвернувшись от меня. Порой я действительно не понимаю эту девушку, но сейчас мне казалось, что она тоже не хотела спускаться вниз. Не хотела, но все же спустилась. Ведь иначе нельзя.

Тереза обняла Вику, как только та приблизилась. Она радостно что-то говорила. Причем так быстро, что я не мог разобрать ни слова. Вика лишь молча приобняла девушку, слегка приподняв уголки губ. Забавно, но я не помню, чтобы девушка искренне смеялась или плакала. Как будто она специально держит свои эмоции под замком. На радостный голос Терезы к нам вышел Степан. Подойдя к Вике, он дождался, пока коллега отойдет в сторону. Наклонившись к Вике, Степан что-то прошептал ей на ухо и взял за руку. Девушка лишь слабо кивнула и отвела взгляд. После этого парень повернулся ко мне.

– Должен Вас поблагодарить. Вы умеете прекрасно заботиться о ценных вещах, – Степан продолжал спокойно говорить, лишь немного ухмыляясь уголками губ. Поведя рукой в сторону, он развернул Вику ко мне спиной и приобнял ее за талию. Откровенно говоря, от подобного меня передернуло.

– В каких Вы отношениях, если смеете называть живого человека «ценной вещью»? – я процедил сквозь зубы, морща нос. Как и думал. Этот парень будет меня лишь раздражать.

– В очень близких. Я бы сказал, что даже слишком. Понимаете, Вика действительно моя вещь. Я имею право давать ей имя, отбирать его. Могу даже убить. И на все это она полностью согласна, – Степан заметил, как я начал сжимать кулаки, из-за чего усмехнулся и отвел взгляд в сторону. – Вы когда-нибудь слышали о контракте покорности?

Контракт покорности… Особый документ, который заключается между двумя лицами о владении одного другим. Рабовладение. Покорный не имеет никаких прав и свобод. Его ввели, когда я только оканчивал школу, однако многие люди тут же начали заключать подобные договоры. У всех были разные причины, но я этого никогда не понимал. Для раба плюс лишь в том, что он не несет за свои действия ответственности. За все его проступки отвечает хозяин, однако это не причина лишать себя всех свобод.

Если Вика заключила со Степаном Контракт покорности, то это многое объясняет. Степан работает в сфере убийства. Вика убивала огромное количество преступников, лишая других судей работы, а вот Степан получал деньги на расследование дела о Левше. Однако поймать девушку полиция никак не могла, ведь Кривошеев прикрывал ее везде. Ублюдок зарабатывал деньги на крови, не пачкая при этом руки. Но я не верю, что Вика на это бы пошла… Почему? Она же не убийца.

– Слышал. Но я не верю, что Вика бы его подписала. Она не дура, чтобы отдавать свою свободу, – я заметил, как Вику дернуло после моих слов… То есть… это все-таки правда?

– В жизни любого человека наступает момент, когда он больше не может терпеть и готов пойти на что угодно, лишь бы прекратить кошмар, – Степан поправил Вике волосы, прикладывая одну прядь к кончику своего носа. – Вика, скажи, разве ты была против или когда-нибудь страдала после нашего контракта?

Я заметил, как рука Вики сильнее сжала ладонь Степана, а сама девушка прижалась к торсу парня.

– Нет.

Запись 17. Контракт покорности

Май. 2007 год. Вечер.

– Ладно, хватит. А то она вообще не встанет. Не надо снова врачей привлекать. Вдруг полиции пожалуются, – Кристоф отошел на пару шагов, доставая из кармана брюк сигареты. Полный мальчишка высокого роста пнул мою ногу, проверяя, жива ли я. Трое его приспешников тут же отошли, бросая в угол ножницы и несколько отрезанных красных прядей волос. – Слышь, монстр, если отрубишься, мы тебе еще что-нибудь отрежем.

Я попыталась сесть, облокачиваясь спиной о холодную каменную стену позади. В этот переулок не попадал свет, да и после побоев я плохо различала обстановку вокруг, из-за чего не могу сказать точно, кто из парней было рядом.

Тело ныло, а любое движение вызывало пронзающую боль. Ладонь на левой руке была полностью исцарапана ножницами и продолжала кровоточить, одежда была разодрана, а на ступнях лежало несколько кирпичей. Первоначально парни просто меня били, однако потом решили, что этого мало. Но удивляться тут нечему. Им каждый раз мало. Если я вернусь с простыми синяками, значит, у них были какие-то дела, и они спешили. В других случаях мне обязательно режут кожу, волосы, одежду, ломают ногти. Они способны придумать разнообразные развлечения, будь только рядом я и любой мусор.

– Эй, и я надеюсь, что ты завтра поедешь в город? – наклонившись ко мне, Кристоф прижёг сигаретой мне ключицу в нескольких местах. – Если останешься на чердаке, мы тебя там же прикончим, а труп скормим воронам.

Выпрямившись, Кристоф свистнул парням и пошел на центральную площадь. Приподняв правое плечо, я попыталась повернуть ноги, чтобы скинуть кирпичи, но те, как приклеенные, даже не пошевелились. Дело даже не в самих кирпичах. Мне не хватало сил, чтобы просто пошевелить ногами и скинуть тяжесть. Как я до дома-то дойду…

Отстранившись от стенки, я вцепилась левой рукой в кирпичи и стала пытаться их спихнуть. Зазубренные кривые каменные края врезались в открытые царапины на ладони, из-за чего те начали гореть от боли, а кровь потекла с новой силой. Мне потребовалось несколько минут, прежде чем я смогла скинуть все оковы и облегченно выдохнуть. Я сжимала руку в кулак, чтобы хоть немного замедлить поток крови, однако чтобы подняться и дойти до дома, мне придется опираться о землю и стены. Надеюсь, у меня еще осталась вода, иначе я не промою рану. Если я потеряю еще и вторую руку, то не смогу прожить и года.

Май. 2007 год. Через час.

Закрыв за собой входную дверь, я облокотилась плечом о стенку и заглянула в игровой зал. Детей пятнадцать сидели на ковре и играли в старые игрушки, которые подарили детскому дому лет двадцать назад. В дальнем углу зала сидели девочки и обсуждали, в чем завтра поедут в город. Рядом с ними сидел Кристоф, доедая остатки ужина: картошку с подливой и котлету. От вида еды у меня заныл живот. Я не ела два дня, все ждала, когда смогу съездить в город. Правда, с прошлой поездки у меня осталось совсем немного мелочи.

Воспитательницы в зале не было. Может, оно и к лучшему. Она бы снова начала бить меня ремнем или полотенцем за то, что я гуляю допоздна. А в чем я виновата? Я должна выносить мусор, который копится в детском доме в течение дня. А на обратном пути меня постоянно ловит Кристоф со своей бандой. Естественно, я буду опаздывать домой. Хотя кого я обманываю. Никого это не волнует. Им ведь всем даже повод не нужен, чтобы меня избить. Достаточно назвать монстром. И все это из-за того, что я видела смерть? Я ведь не виновата, что вокруг меня постоянно умирают люди.

Ведь это не я их убиваю…

Забравшись по лестнице на чердак, я закрыла дверь в полу и села на несколько подушек, уложенных в углу. Эту комнату должны были отремонтировать еще до моего приезда, но долгое время откладывали, а в конце и вовсе решили оставить как есть. Крыша уже давно продырявилась, из-за чего зимой мне приходилось завешивать дыры простынями, чтобы снег не попадал в комнату. Ветер постоянно продувал чердак, из-за чего я мерзла и болела. А в дождь приходилось искать любые емкости для жидкости. Наверное, поэтому я люблю лето больше всего. В это время года меньше всего проблем с погодой, холодом и катаклизмами. Ведь на самом чердаке толком нет ничего полезного. Несколько больших подушек, заменяющих мне кровать, старая коробка, где я храню вещи, разбитый хлам, жуткие куклы, машинки и огромный плюшевый заяц. Мне подарили его в больнице четыре года назад. Тогда Кристоф меня сильно избил и сбросил с крыши детского дома. Не знаю, как я выжила, да и нужно ли мне было выжить.

Пододвинув к себе коробку, я достала старый тонкий шарф и бутылку воды, которой осталось совсем немного. Намочив шарф, я протерла раны. Забавно, что поранься кто-нибудь другой, воспитательница бы всех на уши поставила, а на пострадавшего вылила литры антисептика. Мне же хорошо, что хотя бы воду дают. В нашем детском доме действует одно главное правило: Виктория Олеговна Ройхен заботится о себе сама. Детям и взрослым запрещено каким-либо образом помогать мне, иначе я прокляну их души, и они вскоре умрут. Я сама в это долгое время верила, пока в той самой больнице не повстречала одного человека. Он говорил не со мной, но его слова заставили меня поверить, что я могу стать тем, кем хочу.

Забинтовав шарфом руку, я взяла плюшевого зайца и, обняв его, легла на подушки. Хочу… Кем я хочу стать? Я не знаю. Я хочу помогать людям, но не зависеть от Бога. Хочу добиться всего сама. Только люди все равно будут видеть во мне монстра. Так всегда говорят взрослые. Воспитатели, папа, мама. Все говорили, что во мне нет ничего прекрасного. Мне никогда не стать сокровищем, и никто не назовет меня прелестью. Так кем мне надо стать, чтобы такой монстр, как я, мог принести пользу?

Я уткнулась лицом в зайца и зашмыгала носом. Не хочу больше это терпеть. Каждый день я переживаю оскорбления и боль. Зачем?! Сжав кулаки, я начала плакать, скуля и кусая губы. Зачем… Ради кого мне жить и страдать, если никому я не нужна…

Практически всю ночь я проплакала, обнимая своего единственного друга. Впрочем, так проходит каждая моя ночь. Каждый мой день. Мой год. Моя жизнь.

Май. 2007 год. Вечер следующего дня.

В городе нам разрешали ходить, куда мы хотим. Особенно мне. Если я потеряюсь или опоздаю, искать и ждать меня никто не станет. Собственно, меня уже оставляли пару раз в городе, так что я могу и пешком дойти до детского дома.

У меня оставалось всего семь крон. На эти деньги ничего съедобного не купить, а карманные мне выдадут только в следующем месяце. Прижимая монетки к груди, я осторожно шла по тротуару, осматриваясь по сторонам. Многие магазины уже начинали закрываться, да и скоро надо идти назад. Но если я ничего не куплю, то снова придется голодать.

Я остановилась возле небольшого магазинчика. За стеклянной витриной стояла огромная деревянная полка с различными булочками, хлебцами и пирожками. Они уже не были свежие, но я даже за стеклом чувствовала тот приятный аромат. Прислонившись ладонью к стеклу, я изумленно смотрела в светлый теплый магазинчик. Маленький, напоминающий больше домашнюю комнату, он был полностью наполнен хлебобулочными изделиями, которые так и манили своей хрустящей снаружи, но мягкой внутри мякотью. Конечно, на семь крон я много не куплю, да и хлеб быстро портится, но, может, я хоть сегодня смогу перекусить.

С трудом открыв тяжелую дверь, я тут же почувствовала приятный аромат домашнего камина. А может, и просто костра. Мне хотелось верить, что здесь просто особая домашняя атмосфера. Освещение было тусклым, слегка желтоватым и приятным для глаза. Вокруг было множество различных вкусностей, но все они стоили не меньше пятнадцати крон. Пройдя между полок, я увидела впереди небольшую тумбу, на которой стояла касса. Рядом с ней возился мужчина средних лет с смешной длинной бородой. Он собирал остатки хлеба в большую деревянную коробку и, кажется, не слышал, как я вошла.

Подойдя ближе к тумбе, я посмотрела на ящик. Сбоку была наклейка с адресом нашего детского дома. Что ж, даже так я этот хлеб не получу. Мужчина, заметив меня, выпрямился и облокотился об тумбу, слегка улыбаясь.

– Это у вас, у подростков, мода такая? – мужчина кивнул на мою рваную юбку. Боюсь представить, как я выглядела со стороны, но надевать мне больше нечего.

– Нет, подростки одеваются нормально, – я смущенно опустила голову и осторожно положила монеты на тумбочку. – Скажите, можно на это что-нибудь купить? Хоть что-нибудь…

Мужчина раздвинул монеты, пересчитывая их. Его брови тут же нахмурились, а улыбка скрылась за бородой. Казалось, что он вот-вот закричит и прогонит меня на улицу.

– Ты откуда? Где твои родители? – отойдя от тумбочки, мужчина стал более внимательно осматривать меня с ног до головы.

– Я из детского дома, – мужчина посмотрел на коробку, которую собирал, а после снова на меня. Я осторожно дотронулась до перебинтованной правой руки, пытаясь ее спрятать. – Мне, правда, очень нужна еда… Большинство магазинов уже закрыто, да и в таком виде меня отовсюду гонят.

Продавец выдохнул, потирая затылок. Не знаю, поверил ли он мне, однако его лицо снова сменилось, теперь на удивление. Сгребая монеты в руку, он наклонился и стал что-то искать под тумбочкой. Через минуту он протянул мне два запакованных пакета с сухариками.

– Держи. Они вкусные, да и хватит надолго, если не съешь все за один присест. Ты их не жуй сразу. Обсасывай, как леденец. Тогда точно быстро не закончатся.

Взяв пачки, я осмотрела их. Сухарики… Мне почему-то казалось, что они не сытные и это лишь пустая трата денег. В любом случае выбирать мне не из чего. Слегка кивнув, я поблагодарила мужчину и поспешила выйти на улицу. Напоследок продавец крикнул мне, чтобы я приходила к нему еще…

Июль. 2007 год. Вечер.

– До свидания! – попрощавшись с мужчиной, я закрыла дверь, прижимая сухарики к груди. Прошло уже два месяца, а мои расходы значительно сократились. Благодаря сухарикам Владимира Александровича, я обходилась без другой еды, экономила и даже смогла купить себе новую кофточку с бантиком. Конечно, это незначительные перемены, но теперь мне стало намного легче. Я меньше мерзла по вечерам, а ночью могла даже спать без дырявого одеяла. Может, если я немного подкоплю денег, то смогу купить себе лекарства от синяков и порезов.

Присев на лавочку, я посмотрела на сухарики и снова прижала их к груди. На чердаке у меня еще оставалась одна пачка, так что с едой проблем не должно возникнуть. Осталось только дождаться автобус и доехать до детского дома. И главное не наткнуться на Кристофа…

– Хэй, монстр, ты что-то рано сегодня! – только вспомнишь, как он тут же появляется. Кристоф шел по улице с тремя парнями, выкуривая очередную сигарету. Подойдя ко мне, Кристоф наклонился и затушил сигарету об мою коленку, из-за чего я закричала и дернулась. Вскочив со скамейки, я отошла подальше от парней.

– Я же вас не трогала! Отстаньте! Чего вы вообще сюда приперлись?! – я приподняла плечи, когда ко мне приблизился Кристоф и один из его друзей. Недолго думая, Кристоф вытащил из рюкзака ножницы, а его друг выхватил мои сухарики. – Эй! Отдайте! – я хотела потянуться за едой, как Кристоф схватил меня за шею и прижал к стене ближайшего здания.

– Ты не обнаглела?! Осмелела больно. Ты как с нами разговариваешь?! – Кристоф нажал пальцами мне на скулы, чтобы я открыла рот, а потом поднес ножницы к моему языку. Холодный ржавый металл поцарапал мои губы, из-за чего я тут же начала кричать и вырваться. – Тварь, заткнись! – толкнув меня в сторону, парень затолкал меня в переулок и бросил, сбив с ног, так что я упала на асфальт. Кинув ножницы в ближайший угол, он сел на колени передо мной и, взявшись за бантик на кофте, оторвал его.

– Хех, монстр прекрасной леди стать решила. Ты бы еще розовое платье на себя нацепила, – один из парней, отобрал у Кристофа бантик и, подойдя ко мне, запихал его в мой рот.