Текст книги "Адриан Моул: Годы капуччино"

– Я пишу наше совместное рождественское письмо. Иди спать.

Она такая невнимательная: во дни невзгод, если я все-таки сумел заснуть, меня нельзя будить.

21 декабря, воскресенье

Неужели я единственный человек в доме, кого хотя бы немного интересуют приготовления к Рождеству? В доме нет ни свечи, ни сладкого пирожка, ни мешочка с орехами. И мне нужно собрать остаток сил, чтобы найти телепузиков.

22 декабря, понедельник

Взял на всех книжные талоны из магазина «Уотерстоунс», за исключением мамы, для которой у меня уже есть подарок. Это набор миниатюрных туалетных принадлежностей, который я похитил в пансионе, где останавливался в прошлом году: шампунь, ополаскиватель, гель для ванны, набор для шитья, ватные палочки и подушечка для ухода за обувью. Я собираюсь положить набор в плетеную корзину и затянуть пленкой. Мама никогда не догадается, что это не настоящий подарок, купленный в магазине.

2 3 декабря, вторник

Мама еще не купила индейку, хотя нам, по-видимому, придется на Рождество принимать всю семью. Она проводит за компьютером по шестнадцать часов – все пишет свое нескончаемое совместное письмо.

24 декабря, среда

Сочельник.

Встал на рассвете, спустился и обнаружил, что мама все еще сидит перед экраном, а рядом с ней дымится переполненная пепельница. Указал ей, что она занимается бессмысленным делом, поскольку последний день отправки рождественских писем давно миновал, а мама ответила, что превратила письмо в поздравление с Новым годом. Когда я сказал, что получил конфиденциальную и секретную информацию от Найджела и отправляюсь стоять за телепузиками в магазине «Сейфвейз», она сказала:

– Купи заодно индейку, рождественский пирог и все остальное. – Когда я захлопывал дверь, она крикнула: – И не забудь панировку.

Ко времени моего прихода очередь за телепузиками составляла не менее тридцати человек: кое-кто провел здесь всю ночь. Я проклял Бога, вошел, наполнил две тележки рождественской ерундой, отправился домой, разгрузился, положил индейку в ванну размораживаться, поехал в магазин игрушек, закидал в тележку кучу пластмассовой фигни для трехлеток и снова покатил домой.

Я сидел в своей комнате и заворачивал в цветную бумагу книжные талоны, когда кто-то с агрессивной настойчивостью начал трезвонить в дверь. Мама крикнула из компьютерного алькова:

– Господи, кто-нибудь откроет эту чертову дверь?

Уильям успел раньше меня.

На пороге стоял Гленн Ботт и смотрел сверху вниз на единокровного брата. В руках он сжимал большой конверт. Не говоря ни слова, он протянул конверт мне.

Не говоря ни слова, я взял конверт.

Гленн не осмеливался посмотреть мне в глаза.

Уильям спросил:

– Хочешь посмотреть мою ферму динозавров?

Гленн кивнул, и Уильям потащил его по лестнице наверх. Я направился следом, на ходу вскрывая конверт. Внутри находилась рождественская открытка. Типичный папаша в кардигане, с трубкой в зубах, сидит в кресле у пылающего камина, рядом на маленьком круглом столике красуются графин с виски и стакан. Сверху золотым тиснением выведено: «Папе на Рождество».

 
Пусть веселье Рождества
Папу радует весь год.
И желанья папы все
Сбудутся наперечет.
 
 
Если грустно станет мне,
Вспомню я о папе.
И порадуюсь в душе
Я такому папе.
 

Внизу подпись: «Папе от Гленна».

Я поблагодарил его, и мальчишка нахмурился. Что ж, улыбки от него не дождешься. Он выглядел помесью классика английской поэзии Уильяма Брауна (такой же хохолок волос, торчащий на затылке) и более молодой, более светловолосой, более худой версии Гордона Брауна, нынешнего министра финансов.

Я не знал, что сказать мальчишке, и возблагодарил Бога за то, что Уильям общителен от природы. Но когда Уильям захотел в туалет и мы остались одни, мне ничего не оставалось, как признаться, что я в отчаянии от того, что не способен осуществить самое заветное желание Уильяма – подарить полный комплект телепузиков.

Значит ли это, что я подсознательно предупреждал мальчишку о своей родительской профнепригодности?

Наконец Гленн выдавил:

– А как мне вас называть? Папой или Адрианом?

– Папой, – ответил я.

С той минуты Гленн стал называть меня папой по меньшей мере один раз в каждом предложении. Своего отца я не звал никак.

Когда вернулся Уильям, Гленн встал и сказал:

– Мне надо идти, папа.

Мама ждала внизу у лестницы. Она слегка изменилась в лице, когда увидела Гленна. Мальчик густо покраснел, когда я их представлял, и мама, вопреки обыкновению, не смогла найти слов. Пришлось без лишних разговоров выпроводить мальчишку за дверь. Напоследок он сказал:

– Я еще приду, папа.

После его ухода я помчался в магазин при «Бритиш петролеум» и в панике купил пластиковый футбольный мяч. Может, удастся вызвать у мальчишки хотя бы мимолетный интерес к этой британской игре.

Вернулся домой и обнаружил маму на кухне вместе с Иваном. Она с какой-то безнадежностью говорила:

– Подожди до тех пор, когда его увидишь.

– Полин, у этого ребенка нет тех преимуществ, что у наших детей: читательских билетов, полноценной пищи и т. д.

Это шутка: меня растили на полуфабрикатах.

Тут в разговор вмешалась Рози:

– Да он раскатывает на велосипеде стоимостью фунтов в двести.

– Наверняка краденый, – вздохнула мама.

Я бросился на защиту Гленна:

– Он мой сын и член семьи Моул. Мы должны научиться его любить.

Мама снова вздохнула:

– Я постараюсь не испытывать к нему неприязни, Адриан, но на любовь требуется время.

Рози еще больше настроила маму против Гленна, сообщив, что он псих и его три раза ненадолго исключали из школы. Первый раз за то, что он бросал свои башмаки через дуб, растущий на территории школы (один башмак зацепился за нижнюю ветку), второй раз – за то, что заявил, будто мусака,[89]89
  Рубленая баранина по-гречески.


[Закрыть] которую подали на обед, – это «говно», а в третий – за то, что заявил преподавателю сравнительной религии, что Бог – это «большая сука», раз он позволяет случаться голоду и авиакатастрофам.

25 декабря, четверг

Рождество – банковский выходной.

Утомительный день. Уильям встал в 5.30. Попробовал отвлечь его от рождественского чулка и убедить вернуться в кровать, но малыш находился в лихорадочном возбуждении и несколько раз пытался ворваться в гостиную, куда Санта-Клаус положил подарки. Как и было условлено, я позвонил отцу и Тане и сказал им, что Уильям вот-вот «вскроет». Затем постучался в дверь комнаты мамы и Ивана и повторил им то же самое. Крикнул Рози, чтобы просыпалась, и пошел вниз ставить чайник. Это была всего лишь первая моя домашняя обязанность в этот день. Иногда я жалею, что не живу в дофеминистские времена, когда мужчину, полощущего под краном чайную ложку, именовали «большим оригиналом». Отличные, наверное, были времена – всю работу делали женщины, а мужчины бездельничали, почитывая газеты.

Как-то за приготовлением брюссельской капусты, моркови, картошки и т. д. расспросил отца о той благословенной эпохе. Взгляд его мечтательно затуманился.

– Золотой был век, – сказал он, едва не задохнувшись от нахлынувших чувств. – Жаль только, что тебе не довелось пожить в нем взрослым. Я приходил с работы домой, обед уже стоял на столе, рубашки выглажены, носки выстираны. Я не знал, как включать плиту, не говоря уж о том, чтобы готовить на этой хреновине. – Он прищурился, и голос его превратился в шипение: – Эта трахнутая Жермейн Грир[90]90
  Австралийская феминистка и писательница, ратующая за сексуальную свободу для женщин. Ее книга «Женщина-евнух» оказала большое влияние на феминистское движение.


[Закрыть] разрушила мою жизнь. Твоя мать навсегда изменилась после того, как прочла эту поганую книжонку.

Норфолкские Сагдены, родители моей матери, заявились в час дня. Меня изумило, что власти в Суонси разрешили дедушке Сагдену водить машину. У него катаракта и нарколепсия – состояние, которое вгоняет его в сон каждые двадцать минут.

– Да он надолго не засыпает, – сказала бабушка Сагден. – Так, на секундочку-другую.

После приезда они пять минут сидели перед телевизором и, завороженно раскрыв рты, пялились на экран. В их краях слабый сигнал. Спросил маму, сказала ли она Сагденам о Великом обмене партнерами в семействах Моул и Брейтуэйт.

– Нет, – ответила она, – они фермеры-пенсионеры, которые всю жизнь выращивали картофель. Новость смутит их.

Я определенно увидел смущение в глазах бабушки Сагден, когда Иван под омелой заключил маму в объятия и добрых две минуты целовал ее по-французски. Я с радостью оставил их за этим занятием и удалился на кухню. Где пришел в ярость, увидев, что проклятая индейка так и не разморозилась!

С чего бы это? Она провалялась в ванной по меньшей мере шестнадцать часов.

Рози целый час сидела со своим новеньким феном «Ровента» и, врубив его на полную мощность, обдувала полости индейки теплым воздухом. К тому времени, когда мы достали это чудовище из духовки, уже темнело и все обожрались шоколадом и пирожками. Должен признаться, дорогой Дневник, что последние десять минут перед подачей рождественского ужина были, наверное, самыми напряженными в моей жизни. В сравнении с этим подача обеда на шестьдесят человек в «Черни» – сущий пустяк. Сколько месяцев я талдычил маме, чтобы она починила большую конфорку на электрической плите, – так нет, это было бы слишком разумно для нее!

Наконец, когда все овощи сгруппировались по блюдам, а жареный картофель, свиные сардельки и тефтели художественно улеглись вокруг индейки, до моего сознания достучалась ужасная истина: я забыл приготовить подливку! В обычной семье на такое бы попросту наплевали: побольше кубиков для соуса «Бисто», добавить бульонных кубиков «Оксо», и дело в шляпе. Но Рождественская Подливка Моулов обросла за многие годы мифами и легендами.

За подливочный стандарт несет ответственность моя покойная бабушка Эдна Мэй Моул. Сначала гусиные потроха тушат в течение двадцати четырех часов, затем бульон разбавляют и снимают пену, и лишь тогда и только тогда медленно и осторожно добавляются соответствующие компоненты, пока подливка нужного оттенка коричневого цвета – не слишком насыщенного, но и не слишком тусклого – не забурлит в Кастрюле для Рождественской Подливки.

Я оторвал кусок бумажного полотенца и уткнулся в него лицом, но Таня не дала мне погрузиться в пучины собственной некомпетентности. Она ворвалась на кухню и сердито прокричала:

– Сколько еще ждать? Ты не забыл, что у меня гипогликемия?!

Сквозь стиснутые зубы я сообщил, что забыл приготовить Рождественскую Подливку.

– Сейчас сварганю, – ответила Таня.

Это равносильно тому, как если бы Чарльз Мэнсон[91]91
  Американский убийца (р. в 1934 г.), объявивший себя Иисусом-сатаной и устроивший резню в Голливуде.


[Закрыть] выступил с пасхальным посланием Папы Римского. Я хотел было остановить Таню, но не успел и глазом моргнуть, как она выхватила у меня из рук куриные бульонные кубики и плюхнула их на противень с индейкой. Она размешивала кубики (весьма и весьма злобно, как мне показалось), когда появилась мама.

– Что это вы тут делаете? – осведомилась она.

– Готовлю подливку, – ответила Таня.

– Только человеку, носящему имя Моул, дозволено готовить Рождественскую Подливку, – процедила мама, чьи губы, и без того не слишком толстые, превратились в ниточку. – Дайте ложку!

– Хотите вы того или нет, Полин, но я скоро буду Моул. Мы с Джорджем поженимся, как только разведемся.

– Прекрасно! Прекрасно! – вскрикнула мама. – Можете готовить свою собственную Рождественскую Подливку в своем собственном доме, а пока что вон из моей кухни!

Вскоре все гости и домочадцы сгрудились на кухне, чтобы поучаствовать в склоке, – за исключением Уильяма, который укладывал спать в различные емкости пластмассовых насекомых (подарок от Рози, 30 тварей за 1 фунт).

Тем временем рождественский ужин, над которым я горбатился весь день, остыл. Я пошел наверх, захлопнул дверь своей спальни и ничком упал на кровать. Я ждал шагов на лестнице – ведь наверняка кто-нибудь поднимется и попросит меня присоединиться к веселью? Но услышал лишь треньканье микроволновки, разрывы хлопушек, хлопанье пробок и, наконец, к моему великому отвращению, смех!

Несколько раз донеслись веселые выкрики «подливка».

Я должен покинуть этот невыносимый дом при первой же возможности!

Проснулся в 7.30 вечера, оттого что меня грубо расталкивал юный Гленн Ботт.

– Спасибо за мяч, – сказал он и добавил: – Папа, у тебя из уголка рта течет слюна.

Он дал мне неаккуратно обернутый сверток, криво заклеенный липкой лентой, на свертке корявым почерком было написано: «Папе от Гленна». Я вскрыл его и обнаружил бутылку антифриза и перчатку для чистки льда с ветрового стекла. Я был весьма и весьма тронут. Попытаюсь уговорить парня отрастить волосы. Если не считать хохолка, голова его выглядит сейчас уж очень угрожающе.

Таня несколько минут покровительственно изучала Гленна, потом сказала:

– Какие у тебя модные кроссовки, Гленн.

После чего удалилась, чтобы вместе с Пандорой отправиться в приют на рождественское богослужение. Я был только рад лицезреть ее спину. Таня весь день давала понять, что для нее Рождество в доме Моулов – это праздник в кругу дикарей.

Отец, впав в сентиментальность от бутылки «Джонни Уокера», пригласил нас на Вязовый проспект, чтобы вместе позавтракать в День подарков.

Гленн помог мне разобраться с раскладушками для Сагденов. Мы довольно неплохо понимали друг друга. Перед тем как укатить на велосипеде, он сказал:

– Я вот что думаю, папа, сегодня Иисусу исполнилось 1997 лет, так?

Это был риторический вопрос, на который, слава богу, не требовался ответ. Неужели парень сдвинулся на религии? Как он поступит, когда узнает, что его отец – радикальный агностик?

26 декабря, пятница

День подарков – банковский выходной.

Завтрак на Вязовом проспекте прошел натянуто. Начался он из рук вон плохо – дедушка Сагден поскользнулся, рухнул в бассейн с карпами и повредил пластиковую облицовку. Рот Тани превратился в узкую щелочку и на протяжении всего завтрака таким и оставался. Нельзя сказать, чтобы мама разрядила атмосферу, когда в открытую принялась насмехаться над рождественской елкой, на которой висело двадцать пять человеческих фигурок, вырезанных из имбирного пряника, – причем каждый человечек был повешен за шею на серебристой ленточке.

– А я-то думала, ты против смертной казни, Таня, – издевательски хохотала мама.

– Джордж забыл проделать в голове отверстия для ленточки, – сумрачно ответила Таня, передавая по кругу блюдо с суши домашнего приготовления; суши подозрительно напоминали карпов, что ловили ртами воздух, пока отец пытался лихорадочно починить облицовку бассейна.

От меня не укрылось, с какой тоской Иван оглядывает буржуазную роскошь своего бывшего дома.

Настроение компании немного поднялось, когда проснулся щенок Лабрадора и ухватил Рози лапами за накладные волосы. Но как только Рози высвободилась из плена, мы удалились.

В конце дня я вывел Уильяма на прогулку вместе с его игрушечной тачкой и рядом с «Бритиш петролеум» наткнулся на Арчи Тейта, куда тот зашел купить на ужин булочку с индейкой. Спросил его, как он провел Рождество.

– Один, – ответил Арчи.

И в свою очередь спросил, а как я провел этот день.

– Не один, но в одиночестве, – ответил я.

Какой-то безумный импульс подтолкнул меня сказать, что, если у него есть желание заглянуть на Глициниевую аллею в шесть вечера, там будет рождественский пирог, маринованные огурцы, остатки индейки и т. д. Он посмотрел на булочку с индейкой и спросил:

– Интересно, они вернут мне деньги?

Вот и говори после этого о скупости!

10 часов вечера. Только что понял, что слова о возврате денег почти наверняка были шуткой, потому что Арчи далеко не скуп. Он пришел к нам домой весь увитый подарками. Мне Арчи подарил книгу Босуэлла «Жизнь доктора Джонсона», которой я восхищался, когда в последний раз был у него дома. Уильяму он подарил набор цветных карандашей «Лейкланд», шестьдесят штук в деревянной коробочке, чудесных оттенков. Это был слишком щедрый подарок для трехлетнего ребенка. Уильям почти наверняка через несколько часов растеряет карандаши или сломает. Я так и брякнул Арчи.

Он наклонился к Уильяму и сказал:

– Уильям, у каждого из этих карандашей есть своя кроватка в коробке, и каждый вечер перед сном их надо укладывать спать.

Остаток дня Уильям провел за тем, что доставал карандаши из коробки и клал их обратно. Я спросил Арчи, где он успел купить такой замечательный подарок. Он ответил, что карандаши лежали у него пятнадцать лет. По выражению его лица я понял, что в детали он вдаваться не намерен.

27 декабря, суббота

Слава богу, все закончилось, осталось пережить только Новый год.

29 декабря, понедельник

Сегодня мама получила от Арчи Тейта записку следующего содержания:

Дорогая миссис Моул,

Очень любезно с Вашей стороны пригласить меня на празднование Дня подарков. Я получил огромное удовольствие; заряжаешься бодростью, попадая в компанию людей, с которыми ощущаешь духовное родство. В молодости я отстаивал, принципы свободной любви и отвергал буржуазные ценности. Приятно видеть, что этих принципов столь усердно придерживаются в вашей семье.

Ваш, с наилучшими пожеланиями, Арчибальд Тейт.

P. S. Адриан – замечательный молодой человек.

Поздравляю.

Эту короткую записку мама посчитала полным и безоговорочным оправданием своего сомнительного и легкомысленного поведения после наступления сексуальной зрелости.

Сегодня вечером зашел Гленн (опять) – пожелать нам всем счастливого Нового года. И передать новогоднюю открытку от своей матери.

Не читая, положил ее на холодильник.

– Прочти ее, папа, – попросил Гленн.

Я открыл открытку и прочитал:

Дорогой Адриан

Надеюся ты щастливо провел Рождество и щастливо и увечно встретишь Новый год.

Я предположил, что Шарон хотела написать «удачно», знакомство со словарем избавило бы ее от дальнейших недоразумений. Внутри открытки (волынка с горами на дальнем плане и Лабрадором на переднем) лежал счет.

Задолженность по алиментам 15 000 фунтов.

Оплату произвести немедленно на счет «Панкхерст, Барнвелл, Брюин, Лейкер, Медвин, О'Киф», Центр семейного права.

Я произвел мысленные подсчеты: 66 000 фунтов, что я задолжал Артуру Стоуту плюс 15 000 фунтов равняется 81 000 фунтов!!!

Я без сил привалился к холодильнику.

– Прости, папа, – пробормотал Гленн. – Я тут ни при чем.

Мне хотелось крикнуть: «Наоборот, Гленн, только ты и при чем».

Траектория моей жизни совершила столь ужасающий вираж, что я не вижу, как мне в него вписаться. Меня изводит болезненный ужас перед долгами. Насколько я знаю, родители никогда не вылезали из долгов. Отец даже уверял, что погряз в долгах с детского возраста (занял денег, чтобы купить щенка корги).

И я ничего не могу поделать: по телефонам доверия не пробиться. Я несколько раз пытался прозвониться по телефону «Если вы в долгах». Я даже пытался дозвониться до Анны Рейберн с радио «Поговорим», но лишь присоединился к другим неудачникам.

Позже мы с Уильямом и Гленном отправились на Ратушную площадь, хотя настроение у меня было далеко не праздничное. Там уже собрались сотни людей. Некоторые в маскарадных костюмах. Городской совет выключил всю рождественскую иллюминацию. Площадь была погружена в глубокую мглу. Единственным источником света был красный огонек полицейской видеокамеры, которая снимала толпу с балкона лорд-мэра.

Когда пробило полночь, толпа взревела от восторга, и полицейские высыпали из фургонов, в которых они до того сидели. Мы спели «Доброе старое время». Никакого беспокойства не чувствовалось, лишь ощущение разочарования и грусти оттого, что Совет и полиция так плохо думают о своих гражданах.

В час ночи я отвез мальчиков домой. Я был рад видеть, что Шарон подошла к двери, чтобы встретить Гленна. Мы помахали друг другу, но ничего не сказали. Она выглядела еще толще прежнего.

January

1 января 1998 года, четверг

Вот мои новогодние обещания:

1. Буду милосердным. Не давать деньги, а просто быть добрее к тем, кому повезло меньше меня.

2. Буду материально поддерживать обоих своих сыновей.

3. Найду себе жилье.

4. Получу страховой полис.

5. Добьюсь постановки «Белого фургона».

6. Возобновлю сексуальные отношения с женщинами.

7. Предоставлю мистеру Блэру еще шесть месяцев.

8. Выброшу все белые носки.

9. Перестану переживать из-за лысины.

10. Начну посещать гимнастический зал.

2 января, пятница

Договорился встретиться с Шарон Ботт в «ресторане» (она его так называет) «Макдоналдс» в центре Лестера. Я приехал немного раньше и застукал Шарон набивающей рот чем-то «тройным».

Последовала неловкая пауза, во время которой Шарон жевала как безумная, а я пытался выдавить из себя что-нибудь такое, что не требовало бы ответа. Сообщил, что мы с Гленном, с учетом краткости нашего знакомства, довольно неплохо ладим. Шарон кивнула. Я добавил, что мальчик выглядел бы получше, если бы позволил «отрасти» бритым участкам на своей голове. Шарон все лихорадочно жевала и кивала. Ее пальцы походили на толстые колбаски.

Наконец она проглотила, и мы поговорили о 15 000 фунтах, которые требуют ее адвокаты. Заметил, что, в отличие от Барри Кента, я человек небогатый. Добавил, что готов сделать промежуточную выплату в размере 1000 фунтов, если она не станет сообщать мой адрес в Агентство помощи детям.

– Они заберут эту сумму назад, увеличив твои налоги, – сказал я, – кроме того, ты рискуешь потерять пособие для малоимущих.

Шарон согласилась принять 1000 фунтов банковским переводом.

3 января, суббота

Сегодня утром ходил на встречу с Пандорой в ее врачебном кабинете. Мне нужен был совет, имею ли я право на бесплатную помощь в суде. Нехорошо, дорогой Дневник, нельзя тебе лгать. Правда заключается в том, что я просто хотел видеть Пандору.

У нее под глазами темные круги, но она по-прежнему прекрасна в своей розовой кашемировой двойке. Из сумочки «Прада» серой тисненой кожи Пандора достала пачку сверхлегких сигарет.

Я указал на сумочку. Разве она не должна покупать только британские товары?

– Это рождественский подарок, – ответила Пандора.

– Видимо, от богатого человека, – заметил я, стараясь сдержать ревность.

Пандора загадочно улыбнулась.

Я принялся излагать сагу о своей неспособности написать книгу, о неминуемых юридических шагах Стоута и о проблемах с алиментами на Гленна Ботта.

Пандора хохотала в голос.

– Твоя жизнь – сплошная комедия положений! Тебе за тридцать, ты живешь в одном доме с матерью, ты боишься женщин, – ты Ронни Корбетт[92]92
  Британский комический актер.


[Закрыть] девяностых!

Когда ко мне вернулось самообладание, я поинтересовался, как ей нравится мир сельского хозяйства и рыболовства. Пандора скривилась:

– Меня должны были направить в Министерство иностранных дел. Я же бегло говорю на китайском и сербскохорватском! Я могу приносить пользу. А так я трачу хренову уйму времени на каких-то брюхоногих!

Пискнул ее пейджер, на нем высветилось сообщение: ПОЗВОНИ АЛАСТЕРУ. Пандора побледнела и схватилась за мобильник.

Я удалился с тяжелым сердцем.

Кишечник – понос.

Алкоголь – бутылка «Нирштейнера», 2 порции водки.

Боли – правое колено, шея, левое яичко

Сон – оч. мало

Фобии – лизать почтовые марки; всевозможные сетки; электронная записная книжка «Псион».

4 января, воскресенье

Только теперь полностью понимаю смысл выражения «материнская любовь». Мне повезло, что у меня самая замечательная мама в мире. Перечитывая свои дневники, я теперь краснею от стыда. Вряд ли найдется хоть одна положительная запись об этой по-настоящему доброй и самоотверженной женщине. Полин Моул – святая, она спасла меня не только от унижения, но и от долговой ямы.

МАМА НАПИСАЛА «ПОТРОХЕННО ХОРОШО. КНИГА!».

БОЛЕЕ ТОГО, 24 ДЕКАБРЯ ОНА ОТПРАВИЛА ЕЕ СТОУТУ!

И НА ОБЛОЖКЕ СТОИТ МОЕ ИМЯ!

Обнаружил это сегодня утром после обескураживающего звонка Артура Стоута. Я спокойно снял трубку, думая, что в воскресенье в 7.30 утра могу не опасаться его провокаций.

Стоут забубнил:

– Хорошо, что застал вас, мистер Моул. Читаю гранки «Потрохенно хорошо!». На сорок третьей странице вы пишете: «Для этого нужен хвост выдры». Может, имеется в виду: «Для этого нужно хвост выдрать»?

Я не понимал, о чем он толкует: никакой сорок третьей страницы у меня не было. Однако я вспомнил про совет, который однажды дала мне бабушка: «Если сомневаешься, не говори ничего». Поэтому я хранил молчание, если не считать, что время от времени издавал уклончивое хрюканье.

Стоут закончил разговор тем, что назвал «Потрохенно хорошо» «замечательным произведением, смешным, содержательным, сострадательным и уравновешенным». Он сказал, что не подозревал, в какой степени я феминист, поэтому глава десятая «Печальное будущее мужчин» оказалась «большим сюрпризом для книги о потрохах».

Еще он добавил, что «необычайно тронут» посвящением. «Моей любимой мамочке Полин Моул, которая воспитывала и вдохновляла меня всю мою жизнь. Без мудрости и эрудиции этой замечательной женщины я не смог бы написать эту книгу».

Стоут вздохнул и сказал:

– Вы очень счастливый человек, Адриан. Моя мать – сплошное расстройство. Она неряшливая, вечно хнычущая ипохондричка.

Я положил трубку, и сердце мое наполнилось радостью. Услышав мамины шаги на втором этаже, я быстренько швырнул на сковородку кусок бекона, так что когда она спустилась покормить Нового Пса, ее встретил полноценный английский завтрак, поданный на стол в комплекте со свеже-сваренным кофе и горячим тостом без корочки. Я даже поставил пепельницу.

– Спасибо, что написала книгу И пододвинул ей стул.

– Я написала ее ради себя, – ответила мама. – Я больше ни минуты не могла выносить, как ты скулишь по поводу этой фигни.

– Хочу прочесть ее как можно скорее! – продолжал я. – У тебя есть экземпляр?

Она поплелась в альков и нажала несколько кнопок на компьютере. Принтер зажужжал и начал выдавать аккуратно отпечатанные страницы. К тому времени, когда мама закончила завтракать и выкурила сигарету, «Потрохенно хорошо. Рукопись!» уже была готова и ждала, когда ее прочтут.

– Я рассчитываю на 50 процентов от гонорара, включая процентные отчисления, а также на долю от всех рекламных договоров, продажи авторских прав за границу и, разумеется, от переизданий.

Возразить я не посмел.

10 часов вечера. Только что закончил читать рукопись. Совсем неплохо, хотя, на мой взгляд, сексу уделено чрезмерное внимание. В предметном указателе на Жермейн Грир четырнадцать ссылок.

5 января, понедельник

Сегодня позвонил Зиппо – чтобы поздравить меня с книгой, которую написал не я. «Румяная корочка» намерена повторить первую серию телепередач, «на гребне успеха книги». Зиппо сказал, что передача имеет большой культовый потенциал, особенно после запрета говядины с костями.

– Нам нужно подобрать несколько крайне правых мясоедов из читателей «Телеграф», – сказал он, – которые значительно расширят рекламный потенциал.

Он изложил рекламные предпочтения читателей «Дейли телеграф». По всей видимости, их интересуют следующие вещи: садовые сараи, нижнее белье для страдающих недержанием мочи, секаторы, эротичное нижнее белье, жидкий навоз, круизы по Египту, садовые беседки, столовые приборы, зубные протезы и все, что имеет отношение к собакам.

Зиппо поддерживает связь со «Стоут букс». Выход книги намечен на 24 февраля, что, по мнению Зиппо, является мертвым сезоном.

– В этот период никто книг не выпускает, – сказал он. – С точки зрения покупки книг это черная дыра.

Когда я спросил, почему «Потрохенно хорошо. Книга!» выходит в мертвый сезон, он ответил:

– «Потрохенно хорошо» – это ведь не книга, как таковая, Ади. Это нагрузка к телешоу.

7 января, среда

Умер Арчи Тейт. Мне позвонил полицейский по имени Даррен Эдвардc. Он нашел мой телефон под банкой маринованных овощей. Эдвардc считает, что Арчи умер в понедельник вечером.

Спросил полицейского, почему он позвонил мне, я ведь не ближайший родственник Арчи. Констебль Эдварде сказал, что мой телефонный номер оказался единственным, который удалось обнаружить в доме.

8 января, четверг

Вчера вечером сообщил Уильяму про смерть Арчи. Но сначала посоветовался с мамой.

– Как бы ты объяснила трехлетнему ребенку, что такое смерть?

Она сказала:

– Не знаю, когда мы все верили в Бога, было гораздо проще. Просто говоришь детям, что мертвые отправились на небеса для встречи с Иисусом.

Иван посоветовал:

– Можно заново придумать Бога. Иногда он очень полезен.

Рози предложила экологический подход:

– Скажи Уильяму, что мертвое тело Арчи будет типа удобрять землю и овощные клубни будут типа расти лучше. Ну и все такое, как бы.

В итоге я сказал Уильяму, что Арчи заснул и не хочет просыпаться. Это он понял. Уильям часто видит, как я утром не могу вылезти из постели.

10 января, суббота

Неужели личности, родившиеся в эру бэби-бумеров, лишены моральных устоев?

Выяснилось, что министр иностранных дел Робин Кук – серийный прелюбодей! Как такое может быть? Я по меньшей мере в два раза красивее его. Наверное, правда, что власть является возбуждающим средством. Чем еще объяснить тот факт, что красивая женщина Гейнор Риган влюбилась в этого мерзкого карлика?

11 января, воскресенье

Сегодня пил чай в саду на солнцепеке! Погода просто сбесилась. Новомодный фруктовый термометр, который я купил маме в Испании, все еще висит на стене дома и показывает на два апельсина выше банана – 17 градусов по Цельсию.

14 января, среда

Мужик из магазина «Бритиш петролеум» сказал, что Арчи Тейта похоронят за счет органов социального обеспечения, если к пятнице кто-нибудь не предложит иной вариант. Меня это не касается. Я почти не знал этого человека. Да и в любом случае, смерть есть смерть. Арчи не узнает, да и ему все равно, кто его кремирует, социальная служба или похоронное бюро «Харродс». Продавец спросил, не возьму ли я «Лондонское книжное обозрение», которое Арчи выписывал. Согласился избавить его от этой газеты.

16 января, пятница

Арчи кремируют во вторник утром, в 11 часов. Я пишу музыку и слова. Мужик из «Бритиш петролеум» принесет имбирные корнуэлльские пирожки и пирожки с мясом.

11 января, суббота

Бедному президенту Клинтону здорово досталось со времени его избрания. Его пытались опорочить Ку-клукс-клан, антиглобалисты и «Дочери революции».[93]93
  Ультраправая женская организация. Объединяет женщин, предки которых жили в Америке еще в период Войны за независимость.


[Закрыть] Теперь же придумали абсурдную историю, будто в 1991 году мистер Клинтон сексуально домогался некоей особы по имени Пола Джонс[94]94
  Секретарша Б. Клинтона в его бытность арканзасским губернатором.


[Закрыть] в номере одной арканзасской гостиницы. Спросил маму, слышала ли она о деле Полы Джонс. Она посмотрела на меня с жалостью:

– Весь мир слышал о Поле Джонс. А ты где был, Адриан? На другой планете?

Я указал ей, что невозможно следить за всеми новостями.

А мама ответила на это:

– Мы же говорим не о столкновении трех машин на рынке Харборо, Адриан. Это главная тема всех телекомпаний: Си-эн-эн и Би-би-си только и твердят, что о Поле Джонс.

Мама посоветовала мне посетить невропатолога: она думает, что я страдаю избирательной амнезией.

20 января, вторник

На похороны Арчи пришло всего восемь человек. Я, мама, Рози, продавец из магазина «Бритиш петролеум», сосед Арчи (студент Лайам), представитель Социалистической рабочей партии, адвокат Арчи мистер Холден и работник крематория. Я познакомился с Арчи только в мае и вот провожу по нему панихиду. Мама потрудилась на славу и распечатала на принтере расписание панихиды.