Текст книги "Адриан Моул: Годы капуччино"

May

1 мая, пятница

6.30 утра. Пандора только что покинула мою кровать! Она появилась вчера в полночь в совершеннейшем смятении после ее отставки в Министерстве сельского хозяйства и рыболовства.

– Не знаю, зачем я здесь, – разрыдалась она.

И прямо на пороге рухнула в мои объятия.

Я провел ее в дом и сказал, что это страшная трагедия – уйти в отставку из-за интриг вонючих моллюсков. Мы сели у камина; Пандора достала из портфеля бутылку «Столичной» и попросила принести два стакана. Я умчался на кухню, насыпал в вазочку подсоленных хлебных палочек, ломтями настрогал сыр, бросил в стаканы лед и нашел бутылку тоника. Все это я поставил на поднос и отнес в гостиную.

– Хочу напиться! – объявила Пандора, когда я вошел.

Она скинула туфли и свернулась в древнем кресле Арчи. Когда она закурила сигарету, на нее сурово посмотрел портрет Беатрисы Вебб.[107]107
  Английский экономист и историк (1858–1943).


[Закрыть]

– И все равно брюхоногие моллюски похожи на сморщенные члены, – с вызовом сказала Пандора и добавила: – Почему я должна терять работу только из-за того, что сказала правду?

Наивный вопрос в устах члена парламента. Я опустился рядом с ней на колени и взял ее за запястье. Пандора удивилась:

– Что это ты щупаешь мне пульс?

Затем расплакалась и сказала:

– Я всегда о тебе помнила, Ади.

Мы покончили с водкой, и я откупорил бутылку шампанского, которую приберегал к встрече миллениума. После того как было выпито и шампанское, я порыскал в кладовке Арчи и обнаружил полбутылки бренди «Мартелл». Эндрю зашипел на меня, когда я плеснул немного в стакан Пандоры.

В 2.30 ночи зазвонил телефон, но в трубке слышалось лишь легкое дыхание.

Вскоре после этого мы с Пандорой, пошатываясь, поднялись ко мне в спальню. Она всю ночь спала в моих объятиях. Мы оба не сняли нижнее белье (Пандорино разочаровало меня своей практичностью). Я предвкушал, как утром займусь с ней любовью, когда мы оба протрезвеем, а дабы нам не помешали, запер дверь изнутри, но в 6.15 утра запищал пейджер, и Пандора подскочила.

У нее опять были дела.

Она спешно оделась, пробормотала: «Спасибо», отперла дверь и побежала вниз. Мгновение спустя я услышал, как ее «сааб» свернул за угол.

В 7 часов Пандора позвонила из машины:

– Я должна знать, Ади, мы этим занимались?

Я заверил ее, что в плотском познании друг друга мы продвинулись не дальше, чем в прежние времена. Спросил ее, куда это она так сорвалась.

– У меня встреча с Аластером, будем решать, как устроить мое возвращение. Потом мы вместе с фотографом обедаем в рыбном ресторане «Уилтонс».

Догадываюсь, что она выберет из меню.

9.30 вечера. Неожиданная вспышка со стороны Элеоноры! Должен сказать, когда она сегодня объявилась у меня на пороге и молча проследовала мимо в дом, вид у нее был довольно безумный. После урока я предложил ей чашечку чая. Элеонора кивнула, кусая кубы и немного напоминая Анну из фильма «Мы с королем», когда та говорит Юлу Бриннеру, что возвращается в Англию.[108]108
  «Мы с королем» (1956 г.) – классический голливудский фильм о романе между королем Сиама и английской гувернанткой; Юл Бриннер за роль короля Сиама получил «Оскара». Любопытно, что у Сью Таунсенд есть роман «Мы с королевой», также посвященный тяжкой судьбе монархов, только британских.


[Закрыть] Я готовил чай в гнетущей тишине – лишь во дворе шлепал футбольный мяч. Протянул Элеоноре кружку с надписью «Сегодня у вас плохой день?» (условное изображение женщины со стоящими дыбом волосами). Элеонора посмотрела на кружку и вопросила:

– Почему эта кружка?

– Нипочему – ответил я. – Взял ее наугад.

Элеонора продолжала:

– Почему вы перестали смотреть на мои запястья?

А потом рассказала сдавленным голосом, что всю ночь простояла у моего дома и видела, как Пандора ушла в 6.20 утра. Что я мог ответить, дорогой Дневник? Застигнут на месте преступления! К сожалению, я слишком шумно втянул в себя чай, затем попытался скрыть этот факт, закашлявшись. При этом часть жидкости попала в дыхательное горло. В результате я забился в судорожном кашле, который сопровождался соплями, слезами и легким подтеканием мочи из переполненного мочевого пузыря.

В кухню вошел Гленн и спросил:

– Почему ты плачешь, папа?

Ответить ему я не смог. Вместо меня это сделала Элеонора:

– Этот мир – юдоль печалей, Гленн.

Крайне неверная интерпретация моих слез.

– Думаю, с миром все в порядке, – ответил Гленн.

Подумать только, однажды я мечтал возлежать на Элеоноре и покрывать ее бледное тело поцелуями!

Когда Гленн удалился принимать ванну, я пришел в себя и сказал Элеоноре:

– Я предпочел бы, чтобы вы не создавали у Гленна впечатления, будто я имею привычку плакать из-за печалей этого мира.

– Теперь для меня все в черном цвете, – скорбно отозвалась она.

– Это вы сами в черном цвете. Почему бы вам не внести в свою жизнь какую-нибудь иную краску? Розовая блузка или белый джемпер могли бы вас развеселить.

– Мой нумеролог предупреждал меня, что я познакомлюсь с новым любовником посредством своей работы и все закончится слезами.

– Элеонора, вы все время складываете два и два и каждый раз получаете пять. Мы никогда не были любовниками.

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

– А вы хотите, чтобы мы стали любовниками?

Я объяснил, что, подобно Стивену Фраю, дал обет целомудрия.

– Я вам не верю, – ответила Элеонора. – Настоящая причина в том, что вы говорили с Роджером Терпишем и полицией.

– О чем? – встревожился я.

Она пропустила вопрос мимо ушей:

– Вы влюблены в эту парламентскую шлюшку. Она была в нашей постели.

Пришлось признать:

– Мы с Пандорой спали вместе. Однако между нами не имело места ничего, связанного с сексом. Мы ни на секунду не снимали нижнего белья.

Тут-то Элеонора и выдала новость, что Стивен Фрай отказался от целомудрия и вот-вот заявит, что секс – это «совершенно изумительная вещь».

Гленн крикнул из ванной, что Уильям похитил у него мыло в форме футбольного «кубка мира». Я поднялся, чтобы разобраться с мальчиками. Когда я спустился, то от меня не укрылось, что Элеонора расстегнула одну пуговицу на своей черной шелковой блузке. Непринужденно спросил, почему она упомянула полицию. Этот вопрос не давал мне покоя.

– Если вы действительно хотите знать, – ответила Элеонора, – я уже попадала в полицию, хотя какое отношение это может иметь к моей квалификации учителя…

Я ее оборвал:

– За что вы угодили в полицию?

Она покачала головой:

– Ну почему это повторяется снова и снова? Почему я не могу найти мужчину который готов пойти за мной в огонь, как и я за ним?

Она приподняла подол длинной черной юбки и утерла глаза.

На левом колене я заметил татуировку – птица феникс простирает крылья. Наверное, Элеонора никогда не носит мини-юбки.

– Отец оставил меня, когда мне было тринадцать, и с тех пор мужчины то и дело бросают меня, – сообщила она.

– Если отец бросил вас, это не значит…

Элеонора поднялась со стула.

– Он не бросил, – сказала она, – он погиб от несчастного случая.

– Простите, – заторопился я. – В автокатастрофе?

Элеонора скорбно улыбнулась:

– О нет, с этим я еще могла бы смириться. – Она с вызовом посмотрела на меня. – Ему на голову с балкона упала маленькая собачка. Это было в Торремолинос.

Дорогой Дневник, я честно пытался не рассмеяться. И в течение пяти секунд мне удавалось сохранять невозмутимость, но потом я все же не выдержал. Быстро отвернулся, но Элеонора, видимо, прочла правду по моим трясущимся плечам.

– Да, смейтесь, смейтесь над самым трагическим событием моей жизни.

Я попытался сдержать себя и выпалил:

– Породистая собака?

Почему? Ну почему? Я прекрасно знал, что в затхлом испанском городишке не водится породистых собак. Я был там пять лет назад.

Заплатил Элеоноре 9 фунтов, попросил ее уйти и больше не приходить.

Прежде чем захлопнуть дверь, она сказала:

– Я еще вернусь!

Если она и вернется, я ей не открою.

2 мая, суббота

Вязовый проспект.

11.59. У меня ничего не осталось. Ни дома, ни денег, ни машины, ни рукописей. Элеонора все сожгла. И пластиковых насекомых Уильяма. И кроссовки Гленна.

Мужик с автозаправки «Бритиш петролеум» извинился, что продал ей бензин. Он стоял в толпе возбужденных зевак, наблюдавших, как горит мое обиталище.

Все мы стояли и смотрели, пока не погасло пламя. Затем главный инспектор Барон проинформировал, что Элеонора Флад арестована. По его мнению, ее не следовало «выпускать из мест заключения». Свою зловещую карьеру поджигательницы Элеонора начала еще в педагогическом колледже с небольшого пожара в баре – после того как ей отказались продать алкогольный напиток.

Мама прибыла в махровом халате и серых носках, которые она надевает на ночь. Волнение и отблески пламени на лице сделали ее на десять лет моложе.

– Адриан, скажи, что ты застраховался! – были ее первые слова.

Я не решился ответить. Вместо меня ответил Гленн:

– Папа все время забывал, правда, папа?

И он неловко похлопал меня по плечу. А я похлопал его.

Из обугленного дома вывалился пожарный, бережно неся что-то в каске. Я надеялся, что это пятидесятифунтовые банкноты, но то был Эндрю. В мокром виде он выглядел весьма тощим.

Отец пытался меня утешить словами:

– Дома и имущество зачастую бывают обузой, приятель.

Дела мои обстоят хуже некуда. Однако у меня есть Уильям, Гленн и Эндрю, а еще пропахший дымом дневник, который пожарный нашел под матрасом в комнате Гленна. На обложке значатся слова: «Тайный дневник Гленна Моула (13)».

На первой странице написано:

«Кагда я вырасту, я хочу быть похожим на папу».

В своей жизни я неоднократно размышлял, как встречу пожар, наводнение или бурю. Помчусь прочь в панике, пытаясь спасти свою жизнь? До сегодняшней ночи я подозревал, что именно так и поступлю. Но, проснувшись от грохота взрывающегося стекла, от запаха дыма и жара языков пламени, я выяснил, что волнует меня вовсе не собственная жизнь. Единственное, что меня в ту минуту заботило, – успеть вывести из дома мальчиков.

Полагаю, к завтрашнему утру я весьма приукрашу историю и предстану перед общественностью в ореоле героя, – в ореоле, которого, возможно, и не заслуживаю. Но сейчас, в эту ночь и в этот час, я с превеликим удовольствием говорю – держался я молодцом.