Текст книги "Чистый грех"

– Не знаю, не знаю… выигрывать как-то вошло в мою привычку.

Пустым хвастовством он это не считал. Наблюдая за Флорой во время игры, Адам понял, с каким мастером имеет дело.

– Ну так что? – спросил он, не отводя глаз и с наглым вызовом улыбаясь.

Девушка потупила глаза и секунду задумчиво помолчала. Не взглянув на отца, ни к чьей подсказке не прибегая и полагаясь только на саму себя, она приняла решение и сказала:

– А почему бы и нет?

Адам прошелся взглядом по лицам остальных игроков.

– Кто-нибудь составит нам компанию?

Однако все молчали с замкнутыми лицами.

– Похоже, мы остались одни.

В голосе Адама проскользнула интимная нотка, как будто они и впрямь были одни, а не в окружении двух десятков гостей.

– Похоже, мы остались одни, – эхом отозвалась Флора. Беглым взглядом обведя зрителей, она ехидно прибавила: – Фигурально говоря.

Эх, подхватить бы ее на руки да унести отсюда прочь!

Ноздри Адама дрогнули и вместо ласковых слов с его губ машинально слетела колкость:

– Как видно, вы хорошенько практиковались – с Эллисом.

Он сказал это тихо, во всем этом скоплении людей сохраняя тон беседы наедине.

– Я и без того напрактикованная, мистер Серр, – холодно парировала Флора его дерзкий намек. – Так играть будете или станем обсуждать ваше отношение к женщинам?

– Отчего бы нам и не поиграть друг с другом, – сказал Адам, придавая слову «поиграть» какой-то совсем не карточный смысл.

Флора усмехнулась, отзываясь на этот некарточный смысл.

– Вы приглашаете, мистер Серр?

– А вы нуждаетесь в приглашении?

– Все зависит от того, выдастся ли у меня свободное время.

– Вы так плотно заняты? – Загадочный прищур.

И нотка страсти в голосе.

– Надо подумать, – бросила Флора. На самом деле она решила не поддаваться соблазну. – В данный момент я намерена выиграть у вас некоторую сумму денег, – сказала она громко, на публику. – Будьте добры, новую колоду карт.

– Так вы уж как-нибудь втисните меня в свое расписание, – тихонько шепнул Адам. – Не забудьте!

– Память у меня хорошая, – ответила Флора. – А уж получится ли – один Бог ведает. Так сколько же будем оттягивать игру?

– Ваш покорный слуга. Мистер Фиск, леди желает новую колоду.

В ожидании слуги с картами Флора сняла перчатки. Движения девушки отличались выдержкой и спокойствием. Было впечатление, что у нее железные нервы. Никто из зрителей не заметил, чтобы у нее дрожали руки или сошла краска с лица.

Казалось, роскошная красавица спокойно ждет, когда принесут новый бокал шампанского.

Адам молча одобрительно наблюдал за ней. Процесс снимания перчаток был целым представлением, хорошо отрежиссированным. Любопытно, как часто она этак вот снимала перчатки за игорным столом? И концентрация скольких игроков-мужчин была безнадежно погублена этим маленьким спектаклем?

– А ваши прелестные ручки не озябнут без перчаток? – как бы участливо осведомился молодой человек с лукавой ухмылочкой.

В его голосе была не только насмешка, но Флора и не думала смягчаться.

– Без перчаток играется верней, – сказала она.

При игре вдвоем сдавать должен один из двух.

Гарольд Фиск распечатал принесенную лакеем колоду, перетасовал ее и бросил каждому по карте лицом вверх.

Адаму достался валет.

Флоре – двойка.

Сдает тот, у кого карта меньше.

Флора взяла колоду и стала тасовать ее с проворством фокусника. Стеснившиеся вокруг стола зеваки – а теперь их было вдвое больше – только заахали: всякий понимал, что этакая ловкость приобретается лишь годами тренировки.

Наконец Флора протянула колоду Адаму. Любому игроку разрешено повторно стасовать карты. Когда игра начинается с пятидесяти тысяч долларов, это право становится едва ли не обязанностью. И Флора не сомневалась, что Адам не преминет воспользоваться этим правом.

На какое-то мгновение колода как бы полностью исчезла в сильной руке мужчины. Затем карты стремительным веером заходили в его пальцах: что-то щелкало, сшибалось, отлетало, возвращалось, перекиды-валось, перелетало – и оп! колода вдруг снова оказалась аккуратно собранной. Все это и пяти секунд не заняло Зрители опять восхищенно заахали.

Сдающий вправе тасовать последним. Флора выровняла края колоды, опять проделала знакомый умопомрачительный фокус с мельканием рубашек – и, наконец, протянула окончательно стасованную колоду партнеру, чтобы он снял. После этого она раздала по пять карт.

Адам быстро взглянул на свои карты и положил их на сукно рубашкой вверх.

– Не надо, – сказал он с каменным лицом и положил на стол фишки на пятьдесят тысяч долларов.

– И мне не надо, – сказала Флора. Зрители недоуменно загалдели. Это что же получается? Блефуют оба? Не лучшее время блефовать – когда ставка такой величины! Или произошло чудо, и оба с первого раза получили карты, которые тянут на пятьдесят тысяч долларов?!

– Вызов принимаю, – спокойно заявила Флора, не обращая внимания на шушуканье за спиной.

На руках у нее были три короля и два туза. С такими картами можно поднимать ставку, чтобы вытрясти из Адама побольше денег. И вдруг шальная мысль мелькнула в ее голове.

– Вы не против маленькой дополнительной ставки? – внезапно спросила она, поднимая на Адама смеющиеся фиалковые глаза.

– Разумеется, – без задержки ответил Адам. «Настоящий игрок! И настоящий авантюрист!»

Флора взяла листок бумаги с серебряного подноса, окунула перо в хрустальную чернильницу и написала несколько слов. Сложив бумажку, она протянула ее Адаму. И тот прочел: «В моей комнате двадцать четыре часа. По правилам победителя».

При такой ставке он готов был сразу сдаться. Запереться на сутки в номере с этой роскошной женщиной – разве не замечательно? Да вот только на кону были сто тысяч долларов – немножко великоватая плата за двадцать четыре часа любви.

– Вызов принят. Поднимаю.

Адам взял лист бумаги и быстро написал: «В моей комнате сорок восемь часов. Без всяких правил». Свернул записку и положил в центр стола. Флора дотянулась до нее и, почти не поднимая от стола, чтобы никто не мог узнать содержание записки, прочитала условие Адама. Все внутри нее заходило ходуном. Без правил. Двое суток. Фантазия взыграла, кровь бросилась к голове.

– Вы имеете привычку всегда поднимать ставку? – сохранив внешнее спокойствие, спросила Флора.

– Когда дело того стоит, – с мягкой улыбкой произнес Адам.

Она выложила свои карты на сукно – одну за другой.

– Моя взяла, – промолвила девушка с самодовольной улыбкой.

– У меня две пары.

– Увы, мистер Серр, этого недостаточно, – проговорила она, торжествуя победу.

И потянулась за фишками, не глядя на карты, которые он раскладывал на сукне.

Внезапно раздался общий выдох удивлений. Флора быстро подняла глаза. Перед ней в одну линию лежали «две пары» – четыре двойки.

– Вы проиграли, – сказал Адам, спокойно кладя свои руки на ее руки, уже взявшиеся за фишки, – у меня двадцать восьмой номер, – тихонько добавил он. – В любое время сегодня вечером.

– Не могу, – шепнула она растерянно. Шок от проигрыша был огромен.

Его брови негодующе взлетели, и он сжал ее кисти.

– Я имею в виду сегодня вечером, – едва слышно пролепетала Флора. – Я не знаю…

– Что-нибудь придумайте! – с улыбкой сказал Адам, отпуская ее руки. И уже вслух, громко и обычным тоном произнес: – Было большой честью и удовольствием сыграть с вами, леди Флора. Спасибо.

– Взаимно, – отозвалась Флора.

– Я надеюсь, что реванш состоится очень скоро, – сказал Адам. Его намек был ясен.

– Как только это будет возможно, господин граф, – ответила Флора. Ей и самой хотелось, чтобы реванш состоялся как можно скорее.

– Не заставляйте меня ждать слишком долго, – произнес Адам, сгреб со стола четыре двойки и сунул их себе в карман.

– Постараюсь устроить все побыстрее.

Он встал и грациозно поклонился своей партнерше по картам.

– До встречи, миледи.

Адам был чуть ли не на голову выше остальных присутствующих мужчин. И конечно, в десять раз красивее любого из них.

Кивнув остальным игрокам, молодой человек бросил:

– Выигрыш заберу позже, – и вышел из карточного зала, пройдя между расступившимися зрителями.

Все проводили его долгим взглядом: человек как-никак выиграл изряднейший капитал!

Впрочем, и Флора в итоге не осталась внакладе. За вечер она выиграла сто двадцать тысяч долларов.

А просадила сто. Ну а если ей удастся устроить так, что будет возможность уединиться с Адамом Серром на сорок восемь часов, тогда все и вовсе прекрасно!

Сорок восемь часов вместе! Боже, она не смеет упустить такую возможность! И она ее не упустит!..

Адам был не в меньшей степени разгорячен мыслью о вероятной встрече.

Он не стал задерживаться в доме Фисков. Нашел хозяйку и вежливо попрощался с ней, сославшись на то, что у него рано утром важные дела.

– Какая досада! – огорченно воскликнула Молли Фиск. – Вы же обещали потанцевать с Генриеттой. Если вы ее обманете, она будет безутешна!

Поскольку хорошенькая племянница стояла рядом с тетушкой, отказать было бы неприличной грубостью.

– Простите меня, мисс Генриетта, – вежливо произнес Адам с машинальной улыбкой бывалого ловеласа. – За карточным столом ставки поднялись так высоко, что танцы поневоле вылетели у меня головы. Вы не против, если я выполню свое обещание сейчас? Позвольте пригласить вас на танец.

– Лучше поздно, чем никогда, мистер Серр, – сказала Генриетта. Ее надутые губки избалованной девицы распустились в счастливую улыбку. – С удовольствием принимаю ваше приглашение.

Адам подставил ей свой локоть – как он подставлял его тысяче женщин на сотнях балов – и направился в бальную залу.

– Я скучала весь вечер, – защебетала Генриетта. – Это просто беда какая-то: дядя Гарольд вечно увлекает самых красивых кавалеров за карточный стол. Одни играют, другие смотрят, а танцевать совсем некому! Тетушка сердится, что он расстраивает бал, но ничего с ним поделать не может. Ах уж этот картеж!.. впрочем, я рада, что вы воротились и что вы наконец со мной!

В ее тоне звучали хозяйские нотки, и Адам насторожился: с этой юной прелестницей надобно быть начеку!

– Да, высокие ставки имеют свойство привлекать зрителей, – сказал он, ограничиваясь общим замечанием и никак не отзываясь на ее восторги по поводу их «воссоединения».

В прошлом месяце Моллина племянница сделала ему, что называется, открытую декларацию любви. Адаму это было некстати и не нужно, поэтому приходилось соблюдать предельную дипломатичность. С одной стороны, от молоденьких девственниц следовало держаться подальше, да и в постели от них чаще всего мало толку. С другой стороны, у данной молоденькой девственницы были такие прелестные влажные и задорные глазки, что впору нарушить старинный принцип и… Ну а в-третьих, нежелательно резко отвергнуть ее притязания, потому что дядя Генриетты был не только его приятелем, но и крайне влиятельным человеком в этой части штата. Вот и приходилось лавировать между противоречивыми влечениями.

Одна надежда – что все ограничится туром вальса и он сможет сразу же удрать к себе в гостиницу.

Через несколько мгновений они уже кружились по паркету бальной залы. Генриеттины голубые глазищи томно сверкали на него; время от времени она тяжко вздыхала – как оперная прима, томимая любовью.

– Вы замечательно танцуете, Адам. Вот так бы всю жизнь с вами и танцевала!

Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод – дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!

– Вы тоже прекрасно танцуете! – откликнулся он тоном старого дядюшки – любезно и вместе с тем без пыла. – Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?

– О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?

В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя – точнее, учительницы – были милейшие. Главная преподавательница – Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, – была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко – и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.

Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?

– Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, – ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. – Старик занудливо строгий и требовательный.

– Ах, как это хорошо – путешествовать! – щебетала Генриетта. – Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.

Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?

– О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.

Что он утаил – так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы – фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.

– Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! – воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.

«Да, в глазах чикагской девицы я – ходячая энциклопедия!» – саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:

– Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.

– Не огорчайтесь, что вы старше, – шепнула ему Генриетта. – Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. – Тут она тихо хихикнула.

«О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем – скука смертная!»

Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.

– Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!

– Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!

Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.

– Мы с вашей тетей добрые друзья, – сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.

– А мы можем стать добрыми друзьями? – спросила девица, томно закатывая голубые глаза.

– К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, – сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. – Это был короткий деловой визит.

– Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно – о, непременно! – навестим вас. Будет так весело.

«Может, тебе и будет весело, – подумал Адам, – а уж мне точно нет!»

Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере – в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет – в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?

Адам, сжав зубы, ждал, когда же оркестр доиграет этот чертов нескончаемый вальс. Тогда он сможет вежливо откланяться и лететь к себе в номер.

Как только мои планы прояснятся, я тут же дам знать вашему дядюшке, – обещал молодой человек, с облегчением слыша, что мелодия подходит к концу. И действительно, скрипки вскоре замолкли. Адам поклонился и поцеловал руку Генриетты.

– Ах, неужели вам уже пора? – воскликнула девица, чуть ли не ломая руки. – Ради Бога, еще один танец!

– Увы, увы, – решительно сказал Адам, – меня ждет Джеймс. – Он пошарил глазами по залу и нашел хозяйку. – Позвольте мне проводить вас к тетушке и распрощаться.

Он чуть ли не пулей вылетел из особняка Фисков. По ступеням парадного входа граф сбегал словно школьник, удравший из распроклятой классной комнаты. Через несколько секунд он уже толкнул чугунные ворота и вслух воскликнул:

– Свобо-о-ода!

Поспешавший за ним Джеймс рассмеялся:

– Ты бы видел свое лицо во время вальса с прелестной Генриеттой! Как будто лимонов объелся!

– О, я едва не поколотил оркестрантов! Конца этому вальсу не было! Послушай, ты-то зачем за мной выскочил? Оставайся, если хочешь. Красивых женщин тут собрано немало.

– К Фискам я ходил не за тем, чтобы развлекаться с женщинами, – сказал Джеймс.

– Я тоже не за тем ходил. Эти юные телушки такие нудные. «Обожаю путешествия!» «Вы знаете буквально все!» «Вы такой умный!» Я-то умный, крошка, да ты – дура.

– По-моему, Молли видит в тебе великолепного жениха для Генриетты. Как говорится, не успела супружеская постель простыть после Изольды, как в нее норовят уложить новую вертихвостку.

– Молли втихую сватает мне племянницу уже третий месяц. Началось это задолго до бегства Изольды. В нашей глухомани, как тебе известно, к разводам относятся совершенно спокойно.

– Кстати, ты разводишься с Изольдой?

– Не знаю. Пока ничего не решил. Из моей жизни она выпала, и это для меня главное. А развестись – значит снова угодить в качестве товара на ярмарку женихов. И если не поберечься, быстро охомутают. Не успеешь опомниться, как такую интригу провернут, что только ахнешь да и под венец.

– Преувеличиваешь, – сказал Джеймс. – Тебя голыми руками во второй раз не возьмут… Выходит, как я понимаю, останешься в звании соломенного вдовца?

– Да, так оно пока лучше. Когда кругом столько Генриетт с хитренькими голубыми глазками…

– К слову о женских хитростях. В чем заключалась «маленькая дополнительная ставка» леди Флоры?

Адам остановился и резко повернулся к кузену.

– Экий ты догадливый! – произнес он с ухмылкой. – Только про хитрость ты напрасно. Леди Флора силки не расставляет. Она просто любит это дело. И дьявольски соблазнительна.

– Что она действительно дьявольски соблазнительна – подтвердят все мужчины, бывшие в карточном зале. И никто из них не отказался бы от той «маленькой дополнительной ставки».

– Только через мой труп, – рассмеялся Адам. – Она – мой карточный трофей. И ни с кем ее делить не стану.

Джеймс удивленно вскинул брови. До сих пор Адам чувство собственника по отношению к женщинам не проявлял. Наоборот, он предпочитал тех, у кого есть муж или любовник, а еще лучше муж и много любовников. Такие не виснут на шее, от таких легко отделаться.

– Ты что имеешь в виду?

– Два дня она целиком и полностью моя. Она проиграла свою ставку – и на сорок восемь часов поступает в мое распоряжение.

– Стало быть, завтра утром ты; из Хелены не уедешь?

– Ни в коем случае.

– Гляжу, ты весь сияешь!

– Сам понимаешь, такая женщина благотворно действует на мужчину, – сказал Адам, улыбаясь до ушей. – И думается, в ближайшие два дня у меня щеки заболят – так много я буду улыбаться! Кстати, дружище, тебе надо съехать из нашего номера. Он нужен мне весь.

– Гостиница переполнена.

– На худой конец можешь попроситься к Гарольду. У него найдется свободная комната для гостей.

– Пощади, Адам! – воскликнул Джеймс. – Я ведь тоже вальсировал с Генриеттой – чаша сия не минула. С меня хватит ее чириканья. Выслушивать его на протяжении двух дней – выше моих сил. Уж лучше я вообще уберусь из города. – Он помолчал и словно бы невзначай поинтересовался: – А Весенней Лилии что сказать? Что ты задержался в Хелене, дабы ознакомить английского лорда и его дочь с кой-какими тонкостями абсарокской культуры?

Адам шутливо набычился.

– Скажешь ей – голову оторву.

– Сейчас она как раз скупает все приворотные зелья, чтобы заманить тебя в свое ложе, – сказал Джеймс с проказливой улыбкой.

Адам фыркнул.

– Она же как-никак твоя сестра!

– К сожалению, она испытывает к тебе отнюдь не сестринские чувства.

– Придется ей умерить пыл, – вздохнул Адам. – Я вообще не намерен жениться во второй раз.

– Похоже на речи женоненавистника. Ты и впрямь так думаешь?

– Институту брака я пожертвовал целых пять лет, проведенных в обществе Изольды. Одна была отрада – что мы подолгу не виделись, когда женушка удирала в Европу. Второй такой опыт окончательно сломает меня. Поэтому я под венец больше не ходок.

– Какое жестокосердие! – иронично воскликнул Джеймс. – Подумай о разбитом сердечке Генриетты. Подумай о дюжинах женщин, которые воспряли духом и пойдут на приступ крепости по имени Адам Серр, когда ее перестала охранять страшная тигрица по имени Изольда. Можно ли разочаровать всех этих влюбленных особ и особочек?

– Тебе все весело!.. Крепость по имени Адам Серр хочет пожить спокойно. Мне сейчас хорошо. Зачем же от добра добра искать? А с Флорой я проведу два упоительных дня. Она знает толк в удовольствии.

Молодые люди снова зашагали по направлению к гостинице. Из открытых дверей салунов и танцевальных залов лилась музыка. Городок золотоискателей и скотоводов жил обычной веселой вечерней жизнью: танцы, пьянка, картеж, гулящие девки в многочисленных борделях.

Когда они зашли в гостиницу, Адам помчался по лестнице вверх через три ступеньки. Брат едва поспевал за ним.

– А что, если она не придет? – спросил Джеймс, тяжело отдуваясь.

– Придет, придет! – бросил через плечо Адам, торопливо шагая по коридору.

– Ты так уверен?

Адам энергично кивнул и полез в карман за ключом от номера.

– Она скучала по мне. Очень.

Это было сказано с хищной надменной улыбкой.

– А ты скучал по ней.

Адам резко повернулся и пытливо заглянул в глаза Джеймса.

– Думаешь?

– Что тут думать? У тебя все на лице написано. Никогда не видел прежде, чтобы ты так сох по какой-либо женщине.

Адам сунул ключ в замочную скважину.

– Это потому, что она очень хороша, – задумчиво произнес он, открывая дверь.

– Хороша, никто не спорит.

– Послушай, будь другом, упакуйся как можно быстрее, – попросил Адам, бросая ключ на стол.

Джеймс с широко раскрытыми от удивления глазами столбом стоял посреди гостиной. Его озадачивала и пугала перемена в брате. Никогда он так не суетился из-за юбки!

– Мой дражайший кузен, судя по всему, ты попался-таки на крючок, – наконец торжественно провозгласил Джеймс.

– Не исключено, – весело согласился Адам. – Но всего лишь на два дня, Эш-ка-ка-мах-ху, – прибавил он, возбужденно срывая с себя широкий белый галстук. – Всего на два дня…