Текст книги "Чистый грех"

– То есть ты сказала ей, что у тебя не может быть детей? – уточнил Адам.

– Да. Ты не против, что я была откровенна с ней?.. Такое чувство, что я совершаю предательство по отношению к тебе тем, что у меня не может быть детей… И, наверное, не стоило признаваться Весенней Лилии…

Он отрицательно мотнул головой.

– Все в порядке. Не нужно делать из этого тайну. Весенняя Лилия согласилась с тем, что она ошиблась в своих выводах?

– Поначалу она стояла на своем. Но я, кажется, в итоге переубедила ее.

– Сейчас ты выглядишь намного лучше, – заметил Адам. – Бледность прошла, глаза нормальные. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Словно ничего и не было. Ты у меня замечательная сиделка. Беру тебя на работу.

– Ну вот, раз юмор вернулся к тебе, значит, все в порядке, – сказал Адам. – Но даже если бы ты вздумала уволить свою сиделку, у тебя бы, биа, ничего не вышло. Я от тебя ни на шаг.

Позже, когда Флора решила подремать возле Люси, Адам вышел из своего вигвама и отправился на поиски Весенней Лилии.

Он нашел ее в группе женщин, наблюдавших за игрой своих ребятишек. Когда хозяин ранчо попросил ее отойти в сторону на минутку для разговора, остальные женщины заулыбались и, не стесняясь, пожирали глазами красавца и достаточно громко повторяли слово «ба-бару-сабиш», что означало «прекрасный» или «великолепный».

Идя рядом с Адамом, Весенняя Лилия пояснила столь бурную реакцию женщин:

– Они воображают, что ты опять будешь доступен для них, раз твоя супруга бросила тебя. Даже сейчас, когда они видят твои любовные отношения с Флорой, надежда не покидает их. Кстати, я ни одной женщине из наших не сказала, что Изольде вздумалось вернуться.

– Ну, она тут не задержится, – уверенно произнес Адам. – Правда, мне не удастся удалить ее так быстро, как я надеялся. Мои планы вынужденно меняются. Флора заболела.

– Сегодня утром ее опять рвало? – спросила Весенняя Лилия. И, не дожидаясь ответа, сказала: – Поговорим во время прогулки или зайдем ко мне?

– Лучше зайдем к тебе.

Было ясно, что без серьезной причины он не стал бы искать Весеннюю Лилию. А значит, разговор лучше вести наедине и без помехи.

– Флоре уже лучше? – спросила Весенняя Лилия.

– Да. Я приготовил чай по твоему рецепту. Флора рассказала мне о вашем вчерашнем разговоре и о твоем предположении.

– Она мне не поверила.

Они подошли к вигваму Весенней Лилии, и хозяйка жестом пригласила Адама внутрь.

Внутри было прохладней, чем снаружи. Молодые люди сели на шкуры, и Адам тут же спросил:

– Скажи мне честно, что ты думаешь по поводу ее болезни.

– Твоя женщина беременна.

– Откуда такая уверенность? Флора сказала мне, что одна давняя болезнь сделала ее навсегда бесплодной.

– Точнее, так утверждают доктора. Неужели ты настолько доверяешь бледнолицым докторам?

Он молчал, как бы осваиваясь с неожиданно возникшей перспективой.

– Ну, среди докторов есть и толковые. К примеру, доктору Поттс, той женщине, что лечила нас от холеры, я вполне доверяю.

– Но ведь эта докторша не приглядывалась к Флоре на предмет беременности, – с улыбкой возразила Весенняя Лилия. – А на самом деле признаков более чем достаточно. Глаз у меня наметанный. Ее груди стали мягче и больше, ведь так? Она стала вдруг быстро утомляться. По утрам ее мутит. Каких еще доказательств тебе нужно? – Тут индианка рассмеялась и добавила: – Конечно, та же картина бывает при влюбленности. Но обычно до рвоты дело не доходит.

Адам задумчиво молчал. Хотелось верить…

– Послушай, Тсе-дитсира-тси, – сказала Весенняя Лилия, – тебе не обязательно верить мне на слово. Подожди несколько недель – живот ее округлится и все станет окончательно ясно.

– Искренне надеюсь, что ты права, – сказал Адам. У него от волнения даже голос охрип.

– При желании ты мог бы иметь уже добрую дюжину детей, – заметила Весенняя Лилия. – И напрасно этого не сделал. Так или иначе, твоя новая женщина здоровая и крепкая. Она родит тебе много детей.

Губы Адама растянулись в счастливой мечтательной улыбке.

– Ты просто искусительница! Так хочется верить в твои слова! – Тут он вдруг сообразил что-то и испуганно прибавил: – Но прошло всего-навсего три недели!..

– Что ж из того? Ребенок уже дает о себе знать. Похоже, получился крепенький молодец!

– Флора никогда не предохранялась, – тихо заметил он. – При том, что ей говорили доктора, и смысла не было предохраняться. Давай все-таки взглянем на дело иначе. Вдруг это все-таки холера или еще какая-нибудь опасная хворь?

– Ее тошнит исключительно по утрам, – напомнила Весенняя Лилия.

– Мда-а… – растерянно протянул Адам. – Видишь ли, у нее были любовники до меня, но она никогда не беременела. – Он задумчиво покачал головой. – Будь Флора способна зачать, это давно бы случилось. Ей уже двадцать шесть.

Весенняя Лилия почти раздраженно пожала плечами. Его наивность в этих делах ее удивила.

– Тут ты, похоже, плохо разбираешься. Вспомни, Тсе-дитсира-тси, жену Белого Оленя. Она не могла понести на протяжении первых трех лет брачной жизни. С отчаяния Белый Олень усыновил племянника. А женщина возьми и забеременей. Так-то. Или другой пример. Сколько слез пролила Краса Степи по поводу своей бездетности. И вдруг в год, когда мы победили лакотов у Медвежьей Горы, она родила здорового и нормального ребенка. Я могу назвать десятки женщин, которые родили после многих лет бесплодного брака. Перечислить их всех?

Он слушал ее, и довольная улыбка расплывалась на его лице.

– Может, ты и права.

– А эта зеленоватая бледность лица по утрам… Я не могу ошибаться! – решительно продолжала Весенняя Лилия.

– Так, значит, все верно…

Адам был счастлив. Но мысли о Неде Сторхэме пуще прежнего удручали его. Какая досада, что на пике счастья ему приходится думать о войне, о самозащите, об убийстве ради выживания. Да и не хочется подвергать себя и Флору опасности в такой-то момент. Это не трусость – за себя он не боится, но… не время как-то умирать от случайной пули. И все же это открытие повлияет на историю с Недом Сторхэмом – теперь необходимо в кратчайшие сроки перевернуть эту страницу, покончить с конфликтом.

– Как ни досадно, – со вздохом сказал Адам, – мне придется покинуть лагерь в самое ближайшее время. Нед Сторхэм и Изольда – это, думается, опасная комбинация. Ты не присмотришь за Флорой и Люси в мое отсутствие? Очень тебя прошу. Я знаю, на тебя можно положиться.

– Обещаю, с ними все будет в порядке, – сказала Весенняя Лилия. – Твоя семья – моя семья, Тсе-дитсира-тси. Но отпустит ли она тебя – вот в чем вопрос!

Этот вопрос, когда он возник неделю спустя, действительно оказался очень сложным.

Адам сколько мог откладывал свой отъезд. Но пришел день, когда откладывать дальше было нельзя. Ему донесли, что Нед Сторхэм набирает огромный отряд, суля наемникам большие деньги. Шайка собирается в Хелене в середине месяца, тогда же, очевидно, начнутся активные действия против Адама. Отряд вторгнется в долину – и надо готовиться встретить противника во всеоружии.

Адам решил уехать на следующий же день. И вечером сообщил Флоре о своем отъезде.

Вышла тяжелая сцена.

Тошнота по утрам повторилась еще семь раз, и Флора окончательно поверила в то, что она и впрямь беременна. Она была на седьмом небе от счастья. Как это вышло, благодаря какому счастливому расположению звезд, она не знала и знать не хотела. Ей теперь казалось естественным, что настоящая любовь сопровождалась физиологическим чудом – возвращением способности рожать.

И в этой ситуации Флора пришла в ужас, узнав вечером, что Адам собрался в путь. Одна мысль о том, что он будет подвергать свою жизнь опасности, приводила ее в страшное смятение.

– Я хочу, чтобы у ребенка был отец, когда он родится, – в ярости повторяла девушка, сидя у зажженного очага. – Пошли других, а сам не суйся!

– Флора, одумайся, что ты говоришь! – возражал он. – Я не могу послать друзей проливать кровь за меня.

Адам старался не сердиться, понимая всю справедливость ее упреков. Увы, жизнь складывается так, что он вынужден ей перечить.

– Настоящий мужчина должен иметь мужество защищать свою землю и свою семью. Поэтому я не вправе просто отсиживаться возле тебя.

– Кто тебе мешает нанять отряд головорезов по примеру Сторхэма, – стояла на своем Флора. – И пусть они рискуют своими головами.

В ее глазах была мрачная решимость.

– Пойми, головорезов нанять не велик труд, – разъяснял Адам. – Да только эти люди, алчные наемники, не слишком-то надежны.

Он не мог сказать ей, что это вдобавок противоречит его жизненным принципам: он воспитан воином и привык сам отстаивать себя. Но ей этого просто не осознать, она выросла в других условиях, в иной среде, на иных принципах.

– Да есть же, в конце концов, закон! – не унималась Флора. – Есть шериф, есть суд. Никто не отнимет твоих земель, если у тебя на них полное юридическое право!

Адам мог только усмехнуться про себя ее наивности. Она воображает себя в старушке Англии, где плюнуть нельзя, чтобы из-за кустов не выскочил констебль с грозным требованием уплатить штраф. Здесь, в Монтане, сплошь и рядом землю захватывает тот, кто наглее и сильнее. А шериф и закон помалкивают. Каждый второй шериф – или бывший преступник, или будущий.

Вслух Адам произнес предельно мягким тоном:

– Душечка, никакие юристы не сгонят Неда Сторхэма с моей земли, если он захватит ее. Кто посмеет хоть вякнуть, того закопают где-нибудь в степи – тем и кончится. Способ отстоять свою землю один: с оружием в руках гнать любого, кто покусится на нее. Если необходимо – убивать.

– Ты не можешь уехать! – упрямо возразила Флора. – Чтоб я потеряла тебя сейчас, именно сейчас… Нет, это просто немыслимо! Или тебе наплевать на ребенка? А может, тебе и на меня наплевать? О, я должна была догадаться сама, когда Весенняя Лилия забрала Люси к себе на вечер! Она-то заранее знала, что ты уезжаешь!

– Остынь, любимая, – ласково сказал Адам. – Никто за меня не выиграет моих сражений. Здесь не Англия и даже не Восточное побережье. Здесь полудикий край, где царит сильнейший. Никакой суд не даст по рукам Неду Сторхэму из-за его претензий на мои земли. И мой графский титул тут заворажи-вает только девиц на выданье, а мужчинам с ружьями и револьверами до моих аристократических привилегий дела нет. Так что уповать мне не на кого. Выход один – защищать себя самостоятельно. Но одно могу пообещать тебе: я буду предельно осторожен и глупого молодечества проявлять не стану.

– Что мне с твоего обещания? – почти закричала Флора. – Сторхэмские пули о твоем обещании знать не будут! Когда ты окажешься перед бандой вооруженных негодяев, мои молитвы тебя не оберегут! И зачем ты убил его брата! Кто тебя под руку толкал!

Вот так тик! Оказывается, она и это уже знает! Любопытно, откуда? Сам он ей ни словом не обмолвился.

Увидев нескрываемое изумление на его лице, Флора пояснила:

– Папа ненароком обмолвился насчет Фрэнка. Он такой простодушный, не привык лгать и увиливать. И охота вам оберегать мои «невинные» уши! Я не маленькая, чтобы держать меня в неведении о самом важном! Так бы и поколотила тебя за этого Фрэнка Сторхэма – дернула же нелегкая укокошить дурака!

– Он наскочил на меня один раз – я простил, сдержался. Он ничего не понял. Напал на меня из-за угла и чуть было не застрелил: будь он трезвым, я бы уже гнил в земле. Мне пришлось убить его, без этого я бы не чувствовал себя в безопасности.

– Если ты начнешь убивать вокруг себя всех опасных личностей – это чем же кончится! – возмущенно воскликнула Флора. Она и сама понимала, что ее заносит, что она несправедлива. Но материнский инстинкт повелевал защищать семью, оберегать гнездо.

– Ты ничего не понимаешь, – огорченно вздохнул Адам.

Мало-помалу он начинал-всерьез сердиться. Ее внезапная «тупость» приводила его в ярость.

– Это тебе не Пиккадилли и не Елисейские Поля! – процедил он.

После паузы Адам взял себя в руки и разразился целым монологом, пытаясь собрать воедино все аргументы и переубедить любимую женщину.

– Дорогая, мы на Западе, здесь человеку приходится уповать на быстроту собственной реакции и на умение владеть оружием. Я повторяю тебе в сотый раз: тут каждый защищает свое. Чуть ослабеешь – и у тебя все отберут: землю, имущество. Ты и представить себе не можешь, сколько несправед-ливости я видел, скольких людей повесили или застрелили на моих глазах просто потому, что они, ни в чем не повинные, дали себя повесить или застрелить! Это край, куда цивилизация еще не дошла. Дорогие юристы и блистательное словопрение в суде, куда приходят послушать чистенькие джентльмены во фраках и благородные леди, – здесь это звучит как сказка: многие в наших краях и не слышали про такое. Если я не убью своих врагов первым, они прикончат меня. Разумеется, я был бы только счастлив, если бы мог решить все проблемы в суде и с помощью юристов. Мне отнюдь не нравится с оружием в руках снова и снова вышвыривать тех, кто покушается на мою законную собственность. Я бы с радостью умер в своей постели – глубоким старцем и держа твою руку в своей руке. Но, чтобы дожить до этой трогательной сцены, мне надо сейчас, немедленно покончить с Недом Сторхэмом… а в будущем году, быть может, с каким-нибудь Смитом… а еще через год – с каким-нибудь другим алчным негодяем, который вторгнется на мои земли… Я владею весьма ценными землями, их стоимость растет год от года, по мере заселения Монтаны. Мое ранчо – одно из самых крупных на сотни миль вокруг. И я намерен защищать его от любых посягательств! Честь воина не позволит мне отступить!

Несколько ошарашенная этим яростным монологом, Флора наконец пришла в себя и воскликнула:

– Ненавижу, когда ты говоришь вот так! Ненавижу эти разговоры о воинской чести! Сторхэм, потом «какой-нибудь Смит», потом еще кто-то… Рано или поздно тебя убьют! Не хочу, чтобы ты умер!

– Да не собираюсь я умирать, – твердым голосом сказал Адам. Он заставил себя улыбнуться и добавил: – Я вернусь к тебе и Люси… и к нашему ребенку!

– Поклянись! – жалобным шепотом попросила Флора. Она видела всю правильность и весомость его доводов. Отъезд любимого был неизбежен. Нед Сторхэм не рассеется сам по себе, как утренний туман. И все-таки, все-таки… – Поклянись! – повторила она, словно для того, чтобы не погибнуть, было достаточно поклясться остаться в живых…

– Клянусь, – торжественно произнес Адам, нежно беря ее за руки.

– Когда ты вернешься? – спросила девушка, с полными слез глазами припадая к его плечу.

– Увы, не знаю, – ответил Адам.

Про себя он подумал: «Не раньше, чем разделаюсь с Недом Сторхэмом и отправлю Изольду в Европу». Вслух же сказал:

– Скоро, моя радость, очень скоро. Поцелуй меня, и давай лучше поговорим о хорошем: о нашем будущем ребенке. Ты хочешь девочку или мальчика? Боюсь, что Добрая Туча не позволит нам прикасаться к ребенку – она такая строгая. А Люси, наверно, очень обрадуется. Ты счастлива, что у нас будет ребенок? – спросил он, ласково гладя ее волосы.

– Так счастлива, что словами не выразить! Но то, что ты в такой момент покидаешь меня…

– Давай не будем о грустном. Я ведь покидаю тебя ненадолго, – прошептал Адам. – Оглянуться не успеешь, как я уже буду снова рядом.

– Правда?

Она жалась к нему, как испуганный ребенок. Было так странно: ведь эта женщина столько в жизни пережила, столько опасностей повидала на своем веку. Верно говорят, что любовь делает нас уязвимыми и беспомощными…

– Честное слово, я вернусь скоро, очень скоро, – ласково повторил он. И у него у самого слезы навернулись на глаза.

Не прошло и полдня после отъезда Адама, как Флоре пришло в голову, что она могла бы помочь ему.

Ее воображению представилось сразу множество вариантов помощи. Девушка отлично понимала, почему бой с Недом Сторхэмом необходим, и сознавала, что ее присутствие рядом с Адамом отчасти связывало бы руки возлюбленному. Однако она не салонная барышня, падающая в обморок от вида одной капли крови. Она стреляет получше многих мужчин и отличная наездница. Почему Адам решил, что она будет обузой во время военных действий против Сторхэма?

Ведь это ее долг, думала Флора, быть рядом с ним и с оружием в руке оборонять будущее Люси и еще не родившего ребенка! Бок о бок с любимым в этот трудный момент – вот где ее настоящее место! Ее меткий глаз очень и очень пригодится.

Адам – прирожденный воин, но и она кое на что способна… Она прирожденная воительница!

Шутки шутками, но мало-помалу, в течение нескольких часов, Флора пришла к выводу, что напрасно она отпустила Адама одного. Следовало ехать с ним!

С этим решением девушка устремилась к палатке отца. Там несколько индейцев сортировали образцы абсарокской одежды, которую лорд Халдейн намеревался отправить в геттингемский музей.

Подойдя к отцу, Флора небрежно проронила:

– Папа, я надумала отправиться вслед за Адамом и Джеймсом. Нечего мне тут отсиживаться. Ты со мной поедешь?

Граф, привыкший к самым неожиданным выходкам дочери, поднял на нее спокойные глаза. Отложив корзинку с мокасинами, он распрямился и сказал:

– Доченька, я понимаю твои чувства. Но Адам не одобрил бы это решение. Для его спокойствия ты должна оставаться в безопасности.

– А для моего спокойствия важно быть рядом с ним! – упрямо возразила Флора. – Так-то!

– Что ж, ты по-своему права, – примирительно сказал лорд Халдейн. – Однако мне кажется, что Адаму было бы намного приятнее, если бы ты осталась в лагере.

– Не будем об этом. В любом случае я еду. Так ты со мной или нет?

Генри, слышавший весь разговор, вопросительно покосился на хозяина. Алан и Дуглас тоже бросили работу и уставились на лорда Халдейна. От его ответа зависело многое.

– Ну что за вопрос, – сказал граф. – Ты знаешь, деточка, что я тебя не оставлю.

Граф был человек не робкого десятка. Будь он трусом, жил бы себе припеваючи в родовом йоркширском поместье, а не пускался бы в рискованные странствия по всему миру. В данной ситуации он понимал, что Флоре нужны его помощь и поддержка. Раз нельзя переубедить дочь остаться – необходимо следовать за ней.

– Но как быть с Люси? – спросил он. – Она очень разволнуется, если мы вдруг уедем.

– А давай спросим ее саму, – вдруг предложила Флора. Собственное решение вдохновило ее, дало неожиданный прилив сил – из понурой страдалицы она вновь стала хозяйкой своей судьбы.

Люси, в обычном детском абсарокском наряде, была в толпе играющих ребятишек. Флора узнала ее издалека лишь по светлым волосам, а перепачканным в пыли лицом дочь Адама уже не отличалась от маленьких индейцев. Отвести Люси в сторону для разговора оказалось делом непростым – ей хотелось доиграть.

Наконец Флора увела ее в тихое место, присела перед девочкой на корточки и спросила:

– Скажи мне, золотце, ты не будешь против, если я последую за твоим папой и Джеймсом, которые ушли воевать?

Люси, тоскливо смотревшая в сторону играющих сверстников, слушала ее не совсем внимательно.

– Ты одна уедешь? – спросила наконец девочка. Она знала, что папа никогда не ездит по степи один – и тем более, когда он на тропе войны.

– Нет, конечно, – ответила Флора. – Со мной поедут мой отец, Алан, Дуглас и Генри. Так что я буду в надежной компании. А за тобой присмотрит Весенняя Лилия. Хорошо?

– Я иду! – крикнула Люси детям, которые призывно махали ей руками. Так ничего и не ответив Флоре, она вежливо спросила: – А можно я теперь пойду-играть? Мы играем в бега, и я выигрываю.

Флора с облегчением сказала:

– Ну, беги, беги…

Было ясно, что ее отъезд не слишком травмирует девочку. Ребенку здесь хорошо и весело.

К радости Флоры, Люси воспитали отнюдь не комнатной девочкой. Чуть ли не с первых ее дней многолюдное племя абсароков было для Люси надежной и любящей семьей; она не сомневалась в любви отца; добрая и умная няня-гувернантка оберегала ее от страшилищ, что обычно тревожат детей в ночной темноте. Мать она по-настоящему не любила, и ее исчезновение никак не затронуло детскую душу, было только за папу обидно – и больше ничего. Словом, малышка росла со всех сторон защищенная и потому психически устойчивая. Люси не ревела, когда близкий человек отлучался. В ее душе рано укоренилась уверенность, что ничего плохого не произойдет, что разлука – это ненадолго.

Дочь Адама была как счастливое дитя, сосущее разом двух маток, ибо воспитывалась под мирной сенью сразу двух культур – европейской и индейской.

24

Адам и Джеймс прибыли в Хелену скрытно, без сопровождения. Они надеялись встретиться с Изольдой, переговорить с графиней и убедить ее покинуть Монтану. Без особого труда молодые люди выяснили, что Изольда в городе и остановилась в особняке Гарольда и Молли. Что ж, правильный ход – в доме Фисков она в безопасности. Там он и накричать на нее не сможет. Хитра как всегда!

Приходилось менять тактику.

По пути в Хелену Адам намеревался действовать быстро и без особой деликатности. При необходимости даже к насилию прибегнуть: Изольду в охапку, в связанном виде запихнуть в багажный вагон, приставив свой конвой, – и прощай! Пусть ее отвезут сперва в Солт-Лейк-Сити, а потом и на восток. Конечно, Изольде ничего не стоит опять вернуться с Восточного побережья, даже после подобного демарша с его стороны. Однако он мог сказать ей такие слова и таким тоном, чтобы на этот раз стало окончательно ясно: с ним шутки плохи!

Теперь же, раз она живет у Фисков, этот план стал нереальным. Следовало, если можно так выразиться, надевать бархатные перчатки. И уповать на силу словесного убеждения.

Плохо.

И все же иного выхода не было.

После того как Адам и Джеймс заняли номер в гостинице, они приняли ванну с дороги и приоделись. Адам направлялся к жене в особняк банкира, а Джеймс должен был встретиться с друзьями и знакомыми, чтобы собрать побольше информации о приготовлениях Неда Сторхэма.

Перед выходом молодые люди еще раз проверили свои револьверы. Теперь они с ними и ни на минуту не расставались.

Время шло к полудню, было очень жарко, даже на холме, где стояли особняки городских богатеев. Адам подошел к дверям особняка Фисков с мрачнейшим видом. Он мало верил в успех своего мероприятия. Сомнительно даже то, что удастся переговорить с Изольдой наедине. Все предусмотрела, хитрая тварь!

Слуга доложил о приходе Адама, и через некоторое время, шурша нижними юбками, в море кружев, к нему в гостиную вышла хозяйка дома.

– Как чудесно видеть вас снова! – воскликнула Молли Фиск, подавая ему руку для поцелуя. – Не далее как вчера я говорила мистеру Фиску, как славно было бы, если бы мистер Серр вновь посетил наш город.

Она повернулась к двум своим спутницам за подтверждением.

Ее племянница Генриетта, вся раскрасневшаяся от волнения, горячо приветствовала Адама.

Изольда сухо сказала:

– Рада встрече, Адам.

– Проходите, мой добрый друг, – щебетала дальше Молли Фиск, беря графа под руку и ведя к дивану. – Хотите чаю? – Но тут она наконец разглядела мрачное выражение на лице гостя и исправилась: – Быть может, чего покрепче: бурбон или бренди? Впрочем, не знаю, не рано ли еще для крепких напитков…

– Я бы выпил виски.

– Со льдом, да? День сегодня такой жаркий. Сейчас я все устрою.

Молли Фиск позвала служанку и отдала приказ. Затем снова повернулась к Адаму.

– Расскажите нам о Саратоге, любезный граф, – сказала она, когда служанка принесла бурбон для Адама. – Говорят, ваши скакуны показали себя с лучшей стороны на бегах и вы выиграли большую сумму. Нам, скучным провинциалам, интересно знать все о Саратоге.

Разумеется, в ее глазах светилась мольба: расскажите нам все о леди Флоре, я умираю от нетерпения узнать подробности вашего романа. Очевидно, она многое знала от Изольды, но искренне хотела выслушать и версию «изменщика». А может, Изольда подговаривала ее завести разговор о Флоре и выведать что-нибудь полезное для ее черной игры.

– Мы ездили, чтобы опробовать Магнуса и некоторых других молодых жеребцов, – вздохнул Адам. – И все оказались на высоте. Я доволен.

В душе он гадал, на сколько хватит его вежливости. Если светская болтовня затянется, он может просто взорваться. Конечно, Фиски – его друзья, но зачем им было пригревать эту змею на своей груди!

– Гарольд говорит, что мы непременно должны съездить на бега в Саратогу в следующем сезоне, – сказала Молли Фиск. – Отец Генриетты ежегодно ездит в этот курортный город. По его словам, Саратога – место, где деловые соглашения заключаются быстрее и проще всего… А вся эта история с Фрэнком Сторхэмом – какая неприятность! Вчера его, наконец, похоронили. Не скажу, что убитый был мне по сердцу, – проворно прибавила она, – всегда пьян и плохо воспитан… но не будем плохо о покойниках. Такие события напоминают о бренности нашей жизни.

Подобная болтовня кого хочешь могла вывести из себя!

– Джеймс упоминал об этом прискорбном случае, – сдержав себя, ровным голосом произнес Адам. – Сторхэмы, увы, имеют обыкновение лезть на рожон. Нет ничего удивительного в том, что Фрэнк в конце концов доигрался. Меня всегда удивляло, что он снова и снова по своей воле нарывается на неприятности, не будучи метким стрелком.

На его лице застыла маска безразличия.

– А вот Нед говорит, что это вы убили Фрэнка, – бросила Изольда с рассеянной улыбкой, глядя на Адама поверх фарфоровой чашки с едва подавляемой ненавистью.

– О, Нед волен болтать что угодно, – спокойно отозвался Адам. – Поскольку его самого в тот момент не было в Саратоге, то таким обвинениям грош цена.

Теперь, когда он обрел настоящую любовь, ему было даже дико, что он так долго терпел эту негодяйку – мелочную, хитрую, вероломную. Подлость написана у нее на лице. Ей неведомо чувство сострадания и любви. Адам не сомневался в природе ее отношений с Недом Сторхэмом: попользуется и отшвырнет, предав самым низким образом. Нед и Изольда так откровенно алчны, что их совместные комбинации обречены на провал именно из-за того, что они не способны хоть как-то маскировать свою нетерпеливую жадность.

– Да и кто поверит хоть одному слову Неда Сторхэма, – вдруг встряла в разговор Генриетта. – Он возмутительный, невоспитанный хам и грубиян. Тетушка не пустит такого на порог своего дома!

– Прелестно! – издевательским тоном воскликнула Изольда. – Наша очаровательная Генриетта, словно львица, бросилась защищать доблестного Адама. Еще одна сердечная победа, господин граф? – В ее голосе чувствовалась нескрываемая злоба.

– Полагаю, Генриетта права, – поспешно вмешалась Молли Фиск, чтобы сгладить неловкие слова Изольды, которые можно было принять и за открытое оскорбление племянницы. – Я сказала Гарольду, что не следует приглашать Неда Сторхэма в наш дом, коль скоро он распространяет такие порочащие слухи о нашем друге Адаме Серре. То, что у Неда счет в банке Гарольда, не дает ему права беспрепятственно гостить в нашем доме и поносить дорогих нам людей. Этот тип вульгарен. Таким не место в приличном обществе.

Генриетта победно улыбнулась, смерив Изольду презрительным взглядом.

– Не спорю, его манеры изысканными не назовешь, – кивнула Изольда. – Однако в этом крае утонченных людей раз два и обчелся. Приходится общаться с теми, кто есть в наличии. Если брезговать и тем, и другим, и третьим – кто останется? Ведь Генриетте надо выходить в свет.

Она не стала дольше распространяться на эту тему, но было ясно: графиня намекает на то, что Генриетта – дочь американского нувориша, а сама она – потомок старинного аристократического рода.

– Свет не сошелся клином на Хелене, – гордо вскинув голову, заявила Генриетта. – Я еду в Лондон. Там достаточно благовоспитанной публики. Мне только что исполнилось восемнадцать.

Девушка подразумевала, что у нее достаточно шансов иметь успех в высшем обществе. Восемнадцать лет и капиталы отца гарантируют это. А нуворишем она своего папеньку считать не могла: когда она родилась, он уже был богатым, то есть он был богатым с незапамятных времен.

Адам про себя усмехнулся, довольный тем, как девушка защищается. Изольде-то двадцать семь, для восемнадцатилетней это все равно что старуха. А с учетом того, что Генриетта призналась ему как-то в своей тяге к мужчинам «постарше», племянница Молли Фиск непременно будет иметь успех в лондонском высшем свете.

– Ах, каким светлым местом кажется наш мир в восемнадцать лет, – вздохнула Молли Фиск. Она желала увести разговор подальше от опасных тем: в воздухе чувствовалось приближение грозы. Изольда в новой роли отвергнутой жены подействовала на мягкое сердце Молли Фиск. Но теперь она своими дерзостями и злобой возвращала воспоминания о том, как тягостен был брак Адама – и по вине именно Изольды. – Я думаю, каждая из нас вспоминает благословенные деньки своей юности.

– Да, это были воистину благословенные деньки, – сказала Изольда, поворачиваясь к Адаму, – потому что я еще не встретила тебя.

Подобное замечание не нуждалось в комментарии. Адам счел за лучшее промолчать.

– Во Францию я впервые попал достаточно поздно, – сказал он, избирая нейтральный ответ. – Мне было гораздо больше, чем восемнадцать…

– Этим и объясняется то, что ты такой интересный дикарь, – перебила его Изольда со сладенькой улыбкой.

– Какая же часть моего дикарства кажется вам особенно интересной, мадам? – наконец вспылил Адам. Он допил свой бурбон, поставил стакан на стол и обратился к хозяйке: – Я прошу извинить меня, Молли, но не оставите ли вы нас с женой на некоторое время наедине? Нам предстоит деловой разговор, а время у меня ограничено.

Молли встала, метнула многозначительный взгляд на племянницу и сказала:

– О да, конечно… я понимаю. Идем, Генриетта.

Через несколько секунд Адам остался наедине с супругой. Второй раз на протяжении месяца.

Теперь ему не нужно было скрывать своей гнев. Кулаки графа сжимались, в глазах сверкала ярость.

– Да ты никак застрелить меня намерен? – насмешливо спросила Изольда, со спокойной ненавистью глядя ему прямо в глаза.

– Мелькнула такая мысль, – признался Адам. – Многие из моих друзей полагают, что это самый простой выход.

– И прежде всего Джеймс. Мерзкий тип. А ты, разумеется, стрелять не станешь. Ты у нас нравственное существо.

– Из нас двоих хоть кто-то должен помнить о нравственности.

– Фи, мещанские добродетели меня никогда не привлекали!

– Семейство Серр выше твоего, Изольда. А «мещанскими добродетелями» мы, однако, никогда не пренебрегали. Но не будем вдаваться в философские материи. Я приехал для того, чтобы сказать: убирайся вон из Монтаны и никогда больше не возвращайся сюда.

– Размечтался! Я твоя законная жена, Адам, и в качестве таковой могу быть рядом с тобой. Не думай, что тебе удастся в два счета избавиться от меня. Я предприняла изнуряющее путешествие по жаре и пыли не для того, чтобы тут же вернуться назад. Кстати, на прошлой неделе я была на ранчо и взяла кое-что из своих вещей. Похоже, ты там давненько не бывал. Миссис Маклеод, как обычно, встретила меня в штыки.