Текст книги "Пронзенное сердце"

Глава 13

Слабый звон, словно голоса крошечных колокольчиков, раздался под высокими каменными стенами. Сидя на скамье рядом с Годвином, Эмлин, опустив подбородок, осторожно выглядывала из-под льняного платка. Не смолкал тихий шепот прислуги, заходившей в большой зал для разных поручений. Услышав этот звук снова, Эмлин узнала звон ключей и подняла глаза.

Несмотря на высоченные сводчатые потолки и вытянутые элегантные пропорции, большой зал Хоксмура казался вполне уютным. Он был наполнен солнечным светом, украшен портьерами, пол был усыпан лепестками роз, а дубовые столы и стулья с высокими спинками – отполированы до блеска.

Свет просачивался сквозь высокие окна, а на полу переливались янтарные блики. Огромный камин с каменным козырьком и потрескивающим внутри огнем доминировал в дальнем углу зала.

Звон стал громче. Эмлин бросила взгляд в ту часть комнаты, где высился камин. Через боковую дверь вошла женщина – на ее тоненьком запястье позвякивала тяжелая связка ключей. Плавно подойдя к стулу возле камина, она села, расправив черные юбки, и повернулась к дворецкому, вошедшему следом за ней.

– Леди Джулиан де Гантроу, тетка барона, – прошептал Годвин. Эмлин с интересом взглянула на склонившегося к ней дядю.

– Джулиан де Гантроу?

– Графиня, вдова графа Джона де Гантроу. Ее сестра была матерью барона. В свое время я видел леди Джулиан в аббатстве, когда она приезжала к аббату Джону. – Годвин задумчиво провел рукой по длинному подбородку и почесал сизую щетину. – Стражник сказал, что барон де Хоквуд уедет на некоторое время. Его тетя, должно быть, будет присматривать за всем здесь во время его отсутствия. Мы выскажем нашу просьбу ей.

Эмлин кивнула, теребя края черного шерстяного шнура, служившего ей ремнем. На одном его конце на петле раскачивалось маленькое распятие из слоновой кости.

– Успокойся. Ты мечешься, как белка, – мягко сказал Годвин.

– Брат Годвин из Уистонбери! – выкрикнул дворецкий.

Годвин встал и со сложенным в руке письмом прошел через комнату. Его черно-белая ряса раскачивалась от неровной походки, а сандалии тихо ступали по полу. Солнечные лучи подчеркивали голубизну его глаз и озаряли румяную кожу и пушистый ореол седеющих волос.

– Благослови вас Господь, брат Годвин, – сказала леди Джулиан, подходя к нему. Она склонила изящное овальное лицо. – Мы встречались?

– Да, миледи, в мастерской для переписи рукописей в Уистонбери.

– А, вы художник! Я купила в лавке один из ваших манускриптов для своей дочери. Отличная работа. Брат, добро пожаловать в Хоксмур. Что привело вас сюда?

– Мы с племянницей принесли письмо от аббата Джона, – ответил он.

Леди Джулиан скользнула взглядом туда, где скромно сидела на скамье Эмлин.

– Ваша племянница – монахиня? – спросила она.

Годвин прочистил горло.

– Э… да.

– Подойдите, сударыня. – Она подозвала Эмлин к столу, затем сделала знак служанке. Женщина, поддерживающая огонь в камине, принесла серебряный кувшин и бокалы.

Хотя в зале чувствовалась приятная прохлада поздней весны, растопленный камин и солнечные лучи делали эту часть комнаты слишком теплой. У Эмлин, задыхавшейся под тесным головным убором и тяжелым шерстяным платьем, не было желания стоять у камина. Она остановилась возле Годвина и с любопытством посмотрела на графиню.

На леди Джулиан было черное шерстяное платье, украшенное брошью в виде длинной розы из красной яшмы и слоновой кости; белый головной убор скрывал ее лоб и подбородок. Утонченные черты лица и кожа лишь немного были тронуты возрастом. Все еще обладая какой-то языческой красотой, она тем не менее выглядела более набожной и строгой, чем любая монахиня.

– Прошу вас, освежитесь, – обратилась к посетителям графиня, наливая немного красного вина в два серебряных бокала и протягивая им. Она посмотрела на Эмлин. – Госпожа…

– Агнес из монастыря Розбери, миледи, – представилась Эмлин.

Годвин, отпив глоток вина, закашлялся и фыркнул от удивления. Хотя он и понимал ее план в общих чертах, она не говорила о своем намерении воспользоваться именем своей сестры Агнес.

Леди Джулиан терпеливо ждала, когда закончится его приступ кашля, на ее губах играла слабая улыбка.

– Госпожа Агнес, добро пожаловать, – сказала графиня. – Как приятно видеть здесь сестру по духу. А также человека такого огромного таланта, брат Годвин. – Она посмотрела на высокого монаха глубоко посаженными карими глазами, в которых угадывалась аристократичность, а также, очевидно, близорукость. – Но, – продолжила она, – я сожалею, что моего племянника сейчас нет и он не может поприветствовать вас лично. Он уехал в Лондон, чтобы вместе с северными баронами встретиться с королем Иоанном. Мы думаем, что его не будет несколько недель.

Годвин поставил свой бокал на стол.

– Мы в аббатстве слышали, что архиепископ Кентерберийский уже прибыл в Лондон, чтобы провести совместную встречу короля и баронов.

– Да, он сделал это после тех страшных недель, когда самые мятежные бароны пытались осадить Лондон и заставить короля принять их требования. Возможно, эта встреча станет наконец шагом к миру между королем и его баронами.

– Коли на то будет воля Божья, мы вскоре увидим мудрость нашего короля, если он согласится на требования баронов.

Леди Джулиан кивнула один раз – уверенный, явный жест согласия.

– Расскажите мне о вашем письме.

– Оно от аббата Джона и адресовано либо барону, либо вам, миледи, – объяснил он, протягивая ей пергамент.

Она приняла его, но не развернула.

– Я почти не умею расшифровывать слова. Это дело может подождать до возвращения барона?

Годвин с серьезным видом покачал головой.

– Миледи, недавно барону было поручено опекунство над тремя детьми.

Графиня подняла свои тонкие темные брови.

– Да.

– Они дети моего старшего брата, Роджера де Эшборна. Моя племянница, Агнес, их старшая сестра.

Графиня нахмурилась.

– И ваша просьба?

– Мы хотим навестить детей, – ответил Годвин.

– Госпожа Агнес, вы путешествуете без сопровождения другой монахини? – спросила графиня, внимательно посмотрев на нее.

Эмлин покраснела под откровенным и почему-то недоверчивым взглядом графини.

– Миледи, мне разрешили путешествовать с моим дядей.

Годвин немного нахмурился и отвел глаза. Она знала, что дядя не одобрял ее ухищрений, хотя и согласился с тем, что это необходимо. Он не мог потворствовать лжи, никогда бы не сказал абсолютной неправды и пока этого и не сделал: Агнес действительно была монахиней и старшей сестрой детей, его племянницей.

Две недели назад Торн попрощался с Эмлин у ворот аббатства и нежно поцеловал на прощание, после чего она позвонила в колокол. Годвин, немало удивившись при виде ее, согласился помочь возвратить детей, но попросил у нее разрешения обратиться с петицией к папе. Не сумев убедить его действовать быстрее, она рассказала ему о своем замужестве.

Переживая, что она попытается сама освободить детей, Годвин решил сопровождать ее во время визита в Хоксмур. Только ненадолго, настаивал он. Согласившись с тем, что это делается ради ее безопасности, он достал ей наряд послушницы. Он был намерен отправиться дальше, чтобы найти Торна. Тайные браки легальны, но их часто оспаривают, как он ей сказал. Сейчас, когда все уже сделано, нужно заключить настоящий брак.

– Где ваша сестра Эмлин? – спросила ее графиня.

Эмлин вздрогнула и густо покраснела под открытым любопытным взглядом женщины. Щеки Годвина покрылись яркими пятнами, но он с невозмутимым невинным видом посмотрел в глаза графине.

– Ее пообещали в жены лорду Уайтхоку, – осторожно ответила Эмлин.

Графиня вздохнула.

– Конечно, вас же поместили в монастырь, миледи. Извините, что должна вам это сказать, но ваша сестра пропала несколько недель назад по пути в крепость Греймер. С тех пор лорд Уайтхок ищет ее.

Эмлин взглянула на Годвина, отведшего от нее глаза.

– Исчезла?

– Ох, Пресвятая Богородица, – сказал Годвин и прошептал слова молитвы на латыни. Графиня склонила голову и невозмутимо сложила перед грудью руки. Эмлин вспыхнула, бросив взгляд на Годвина, и запоздало сделала то же самое.

– Мы все уверены, что девушку найдут целой и невредимой, – тихо сказала графиня. Годвин энергично кивнул.

– Миледи, можем мы увидеть детей? – спросила Эмлин.

– Их опекуном является барон, но я сейчас замещаю его. – Взяв письмо, леди Джулиан встала из‑за стола и посмотрела на Годвина. – Брат, можно попросить вас на пару слов?

Годвин последовал за ней к скамье у окна. Пока графиня говорила, он внимательно слушал, кивал и раз или два оглядывался на Эмлин. Девушка ждала, нервно теребя длинный шнурок с распятием.

– У леди Джулиан тоже есть просьба, – тихо произнес Годвин, когда вернулся. Эмлин внимательно посмотрела на него – у нее ком стал в горле. – У барона есть новая часовня. Графиня желает украсить одну из стен и обещает за это щедрый гонорар аббатству. Поскольку мне понадобится помощник, я рассказал графине о твоих способностях. Тебе тоже с радостью позволили остаться.

Подошла леди Джулиан, ее руки сжимали распятие из слоновой кости.

– Барону Николасу будет приятно, что я воспользовалась возможностью и обзавелась отличным художником. Он решил разрисовать новую часовню и упомянул несколько красивых рисунков в Эшборне. – Она широко улыбнулась Годвину. – Он также захочет встретиться с родственниками его маленьких подопечных. Мне отослать посыльного к аббату?

– Мы согласны на эту работу, миледи, – сказал Годвин. – Я буду благодарен за посыльного в Уистонбери, поскольку должен попросить, чтобы мне передали некоторые вещи. В Розбери можно не писать. – Письмо в монастырь Розбери может их погубить, подумала Эмлин, слушая его. Агнес не обладала чувством юмора.

– Посыльный отправится за вашими вещами, брат Годвин, – сказала графиня. – Для вас приготовят комнаты и в скором времени приведут детей. Часовню я покажу вам позже, и тогда мы сможем обсудить проект.

– Примите нашу благодарность за вашу доброту, миледи, – сказал Годвин.

– Взамен мы ожидаем хорошей работы, брат Годвин.

– Лучшее, на что я способен. – Он улыбнулся.

– Конечно. – Леди Джулиан подозвала кивком дворецкого и вышла с ним из зала, тихим голосом озвучивая свои распоряжения.

– Моя дорогая, – тихо обратился Годвин к Эмлин, – нам придется изменить планы. Выполнение этого задания может отнять месяцы, и мне очень понадобится твоя помощь.

Эмлин подняла на него глаза. Узнав, что барона нет в Хоксмуре, она почувствовала облегчение, но сейчас снова ощутила тревогу. Хоквуд наверняка вернется до того, как они закончат работу в часовне. Желая украсть волчат, она сама оказалась в ловушке в волчьем логове.

В дальнем конце комнаты открылась дверь, и в помещение вошли дети в сопровождении Тибби. Тревоги Эмлин рассеялись, как туман на солнце, и она протянула руки им навстречу.

– Слава Богу! Я беспокоилась днем и ночью, поэтому благодарю святых, что вижу вас целой и невредимой, неважно, как вас называют теперь. А сейчас расскажите мне, деточка, почему вы здесь с Годвином и называете себя Агнес. – Тибби неодобрительно вскинула свои ворсистые брови.

Сидя на скамье рядом с Тибби, Эмлин держала на руках Гарри и водила ногой по золотой головке одуванчика, пробившегося сквозь плиты. Скамья стояла на солнышке рядом с пышной клумбой. Вокруг белых маргариток, розовых роз и высокой сладкой лаванды жужжали пчелы. Примулы густо росли вперемежку с нежными лютиками.

Эмлин поставила Гарри на землю, где он покачивался на согнутых ножках, его шерстяная рубашка сморщилась на спине, приоткрыв свободную набедренную повязку. Он неуверенно сделал несколько шагов и ухватился за юбку Изабель, пока та бросала мяч Кристиану.

Тибби наклонилась вперед.

– Расскажите мне все!

Колеблясь, Эмлин поджала губы и посмотрела на детей. Кристиан послал кожаный мяч Гарри, который поднял его и начал радостно тянуть в рот.

– Ладно, – согласилась Эмлин, – слушайте. Но это страшная тайна.

Тибби перекрестила свою широкую грудь.

– Клянусь Спасителем, я не скажу ни единой душе.

– Я прячусь от лорда Уайтхока, потому что не могу выйти за него замуж. И не могу доверять его сыну. Если барон узнает меня здесь, то наверняка отправит к своему отцу. Я намерена забрать детей, но теперь Годвин пообещал графине, что мы останемся, пока не разрисуем часовню.

Тибби положила руку на грудь.

– Вы и вправду можете отказаться выйти замуж за этого седого старого козла?

– Сейчас этот брак просто невозможен. Тибби… мы должны убедиться, что дети понимают, что меня нужно называть Агнес.

Тибби кивнула.

– Это легко, если все превратить в игру. А почему ваш брак с графом невозможен? – Она затаила дыхание. – Миледи! Что случилось, когда вы пропали и эскорт не смог вас найти? Вы пострадали?

Эмлин сомневалась, наблюдая, как Изабель отбирает мяч у Гарри, а потом обнимает его, покрывая его головку поцелуями. Внезапно малыш оттолкнул сестру, пронзительно закричав.

– Тибби, – прошептала Эмлин, – когда я пряталась от эскорта, я встретила лесника, который помог мне. – Распрямив плечи, она приподняла вуаль. – И сейчас мы женаты.

– Ах! – воскликнула Тибби. – Что за вздор!

– Тише! – попросила ее Эмлин, взглянув на детей. – Он добрый смелый человек. И наш обет аннулировал мою помолвку с Уайтхоком.

Нижняя губа Тибби отвисла от изумления.

– Ангелы небесные! – произнесла она, придя в себя. – Святые Небеса! Мне нужно было поехать с вами, а не с крохами. Это сумасшествие. Вы вышли замуж за незнакомца?

– Он не незнакомец, – сказала Эмлин. – Он Черный Торн.

– Как?! Покойник! Преступник!

Эмлин криво улыбнулась.

– Нет, дорогая моя, он жив-здоров. И мы поженились по обоюдному согласию.

– О Боже, – пробормотала Тибби. – Тайный брак… Какой запутанный клубок. Годвин знает?

– Да, хотя он и не встречался с Торном. Годвин сам хочет обвенчать нас. Однако он сказал, что подобные тайные обеты принимаются церковью, Тибби. Помолвка с Уайтхоком теперь недействительна.

– И кто осмелится доложить об этом графу? Пресвятая Дева Мария! Замужем! – Тибби некоторое время сердито смотрела на Эмлин, затем тяжело вздохнула. – Ваши клятвы исходили от сердца?

– Да, Тибби, – тихо ответила Эмлин. – От самого сердца.

– Ну что ж, пусть это произошло слишком быстро, я молюсь, чтобы ваш союз был благословлен. – Тибби растянула губы в улыбке. – Зря вы рассказали мне о тайном браке, миледи. Мой отец – дядя вашей матушки – договорился о моем браке с рыцарем, который был толстым и грубым, как кабан. Я любила другого, молодого сквайра. В день, когда объявили о моем предстоящем бракосочетании с рыцарем, мы с Томасом сбежали и произнесли наши собственные клятвы, поступив по-своему. Моей семье понадобился целый год, чтобы отойти от этого шока. И рыцарь был взбешен.

Эмлин наклонилась и обняла Тибби.

– Я не знала, – сказала она. – Значит, вы поймете.

– Да. – Тибби грустно улыбнулась. – Мы были так же молоды, как и вы. Я никогда не жалела, что поступила так дерзко и сама выбрала себе мужа, царство ему небесное. Он умер от лихорадки, когда мне не было и двадцати пяти, а с ним и наша дочь. После этого ваша матушка пригласила меня в Эшборн – вы были еще крохой, – тихо добавила она.

Эмлин сжала круглую шероховатую руку Тибби.

– Я соболезную вам, но рада, что вы приехали к нам, Тиб. Молитесь за меня, – сказала она. – Я тоже не пожалею об этом дерзком поступке.

– Если этот человек добрый и заслуживающий доверия, – прошептала Тибби, – у вас не будет причин сожалеть.

Толкнув дверь часовни, Николас вошел и плотно закрыл ее, укрываясь от проливного дождя. Внутри было прохладно и тихо, если не считать раскатов грома где-то вдали и постоянного стука металлической черепицы от сильного ветра.

Сбросив мокрый капюшон плаща, он прошел вдоль часовни, его сапоги тихо стучали по каменному полу, а черная шерстяная туника, подвязанная серебряным шнурком, болталась вокруг голеней. Эта одежда казалась легкой и удобной после тяжелой кольчуги, которую он носил несколько недель. У алтаря он опустился на одно колено, прошептал молитву и, как полагается, зажег свечу, затем поднялся и огляделся вокруг. Он почти сразу же заметил изменения.

В солнечный день, благодаря окнам часовни, пространство окрашивалось в разные цвета, но сегодня углы помещения оставались в густой багровой тени. Тем не менее света было достаточно, чтобы заметить незаконченные рисунки над дверным проемом. Это был набросок каких-то фигур.

Напротив северной стены между двумя сводчатыми окнами стояли прочные леса около восьми футов высотой. Когда-то покрытый известью до самых сводов каменный потолок теперь был украшен яркими рисунками.

Заинтригованный, Николас подошел к лесам. Высоко над его головой Георгий Победоносец в доспехах поставил одну ногу на спину свернувшегося кольцом зеленого змея. Изящная, величественная поза святого идеально вписывалась в арку тонких окон. Яркие краски оживляли серую часовню: рубиновый цвет плаща святого и красный крест на его белом щите, ярко-зеленая трава и сине-зеленый змей. Рядом грациозная принцесса в желто-голубом платье благодарила своего спасителя, сложив у груди руки.

Во время последнего визита в Лондон Николас видел разукрашенные стены Вестминстера, выполненные мастерами известной школы; теперь, стоя в своей собственной часовне, глядя на сочные краски и плавные линии, он понимал, что эта работа может соперничать с рисунками в Вестминстере.

Вдруг его внимание привлекло движение наверху. Хотя он никого не видел, когда вошел, сейчас ему пришлось сделать шаг назад, чтобы посмотреть наверх.

К нему спиной на лесах сидела по-турецки женщина в свободном сером платье, ее голова была накрыта широким белым платком, спускавшимся на тонкие плечи и спину. Наклонившись к стене, она держала в руке длинную деревянную кисточку, другая была зажата между ее зубами.

Не замечая его присутствия, она аккуратно раскрашивала крошечные цветы под ногами принцессы. Возле нее на маленьком складном стуле стояли круглые глиняные горшочки, ракушки, кисточки и валялась тряпка, испачканная краской. Три толстые свечи, мерцая, освещали ее работу.

Николас нахмурился и удивился, почему тетя, когда он приехал поздно ночью, не сообщила о работах, которые ведутся в часовне. Он подошел к лесам.

– Здравствуйте, сударыня.

Женщина подпрыгнула и взвизгнула, уронив кисточку, которая была у нее во рту. Она также выронила вторую кисточку, которая скатилась с лесов и упала к ногам мужчины.

Нагнувшись, он поднял кисточку и выпрямился. Сверху из-под платка на него смотрели огромные глаза. В тени было невозможно различить черты лица, но он заметил, что женщина смотрит на него с открытым ртом.

Подняв руку вверх, он протянул ей кисточку. Она опустила руку и забрала ее обратно. Мужчина снова сдвинул брови.

– Вы раскрашиваете стены моей часовни, сударыня? – резко спросил он. Николас хотел, чтобы она стала там, где ее можно рассмотреть. Новый поток дождя обрушился на крышу, барабаня и стекая вниз, – в часовне стало еще темнее.

Женщина прочистила горло, затем заговорила странным голосом:

– Я помогаю художнику, милорд.

– И кто же художник? Где он сейчас?

– Его позвали в комнату леди Джулиан, чтобы провести малую мессу, сир.

– Мессу?

– Он брат Годвин из Уистонбери, милорд.

Сердце Николаса громко застучало в груди. Конечно. Дядя Годвин, монах-художник, который, должно быть, приехал сюда, чтобы поговорить с ним о детях. Он ответил холодным спокойным тоном:

– Мне знакомо это имя. Кто направил его сюда?

– Леди Джулиан попросила, чтобы он украсил часовню, милорд. – Она подалась назад в тень, и ее голос стал едва различим. Он заметил, что у нее большие глаза цвета дождя при этом тусклом свете, но лицо было затенено натянутым до бровей платком.

Раздался сильный раскат грома, и молния на секунду осветила часовню, очерчивая лицо женщины. Николас прищурился. Она была похожа… У него на миг перехватило дыхание. Но… эта женщина явно монахиня, а ее возраст сложно определить. Он вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть ее, но она пригнулась и опустила голову, вытирая руки о грубый коричневый передник.

– Кто вы, госпожа? – спросил он.

– Я помощница брата Годвина. Меня зовут Агнес, – ответила она.

– Вы монахиня? – спросил он. Ему нужно было посмотреть ближе. Она была слишком похожа – эта загадка интриговала его.

Платок женщины двинулся вверх-вниз, когда она кивнула. Затем она быстро подняла голову и посмотрела на дверь.

– Николас!

Он повернулся и увидел, что в часовню вошли две женщины, с их капюшонов стекали струи дождя. Леди Джулиан кивнула ему, и он поклонился в ответ.

– Доброе утро, Николас! Я не ожидала, что найду тебя здесь так рано, – сказала она. – Погода ужасная.

– Миледи, – резко произнес он. – Доброе утро. – У него сердито подергивалась мышца на щеке, и он крепко сжал руку в кулак за спиной. Ему не хотелось быть грубым, но он ждал некоторых объяснений.

Преувеличенно громкий стон и чьи-то тяжелые шаги отвлекли его внимание, и он не успел задать вопросы тете. В открытых дверях стояла девушка, сопровождавшая графиню, и смотрела сквозь серебристую пелену дождя на грязный двор.

– Леди Джулиан, мои украшения в той коробке… это не связка соломы! – пожаловалась девушка. Николас мельком увидел насквозь промокших слуг, разгружающих багаж с пары повозок. – Сюда сейчас же! – крикнула девушка. – Вас побьют, если не будете аккуратнее нести эти коробки!

– Моя дорогая Аларис, ваши вещи проделали весь этот путь из Кента в Хоксмур, – устало произнесла графиня. – С ними ничего не случится по пути со двора в комнату, разве что намочит дождь.

Аларис резко захлопнула за собой дверь часовни и вскинула голову. Из-под мехового капюшона плаща показались яркие, как осенние листья, вьющиеся волосы под маленьким чепчиком из розовой парчи и белой шелковой вуалью.

– Николас, – сладкозвучно произнесла она, подходя к нему и протягивая руки. Ее округлые бедра раскачивались под плащом, а пышные формы выделялись под облегающим розовато-лиловым шелком.

Он поклонился опять.

– Леди Аларис, надеюсь, с вами все в порядке.

– Я не могу разогнуть спину сегодня утром. Наверное, это из‑за моей кровати. – Она мило надула губки и выгнулась, проведя рукой вдоль бедер. Ее грудь показалась и спряталась в украшенном вышивкой корсете.

Николас прищурился.

– Полагаю, это последствия многодневного путешествия в карете. Тетушка позаботится о вашем комфорте, пока вы здесь.

– Кузина Аларис, прошу прощения, – сказала графиня. – Прошлой ночью мы предложили вам не слишком удобную временную кровать – сегодня у вас будет отличное ложе. Мы так удивились, что вы приехали на север с Николасом. Вы пробудете у нас все лето? Николас еще не прочитал мне письмо от вашей матушки.

– Мои родители решили отправить меня сюда, миледи, на столько времени, на сколько это возможно, – ответила Аларис. – Все в Кенте так напряжены сейчас. Папа очень переживал и хлопотал о том, чтобы я уехала в безопасное место подальше от Лондона. Король стал вести себя скверно с тех пор, как подписал хартию в июне, и мой отец боится за мою безопасность.

– Лорд Брей настоял, чтобы Аларис поехала на север со мной, когда узнал, что вы и Мод здесь, – объяснил Николас тете, – хотя я предупредил его, что на севере скоро станет так же небезопасно. Король Иоанн в ярости из‑за хартии, и все северные бароны должны быть осторожны, я полагаю.

– И все же это хорошая новость, что хартия подписана, – ответила графиня. – Что касается Аларис, что ж, добро пожаловать к нам. Мод будет рада подруге. Если ситуация изменится, мы все можем покинуть Хоксмур. Мой собственный замок находится возле Уэльса, это довольно укромный уголок. Мы уедем туда, если король разгневается.

Николас восторгался способности тети разложить все по полочкам в своей обычной невозмутимой манере. Он вздохнул и покачал головой.

Аларис указала пальцем, на котором сверкало кольцо, в направлении лесов.

– Там монахиня!

Леди Джулиан посмотрела наверх.

– Доброе утро, госпожа Агнес. Пожалуйста, познакомьтесь с моим племянником, бароном Хоксмурским, и нашей дальней родственницей, леди Аларис де Брей.

Монахиня, которая сосредоточенно протирала кисточки и не обращала на них внимания, пробормотала вежливое приветствие и слегка кивнула.

– Госпожа Агнес из монастыря Розбери, – представила графиня. – Она помогает своему дяде, художнику.

– Я уже встретился с госпожой… Агнес, – сухо заметил Николас. – Хотя и не знал, что она племянница художника. – Агнес из Розбери. Значит, это старшая сестра Эмлин. Этим объясняется их сходство.

– Монахиня-художница… как необычно, – обыденно протянула Аларис, оглядываясь вокруг со скучающим видом: ее явно не интересовали ни художники, ни монахини.

– Тетя Джулиан, – сурово произнес Николас, – должен признаться, я был удивлен, когда вошел в часовню этим утром. – На самом деле у него было такое чувство, будто его ударили кулаком в живот. Если Агнес и Годвин оба в Хоксмуре, где же тогда Эмлин? Что, черт возьми, здесь происходит?

Очевидно, Эмлин предпочла остаться в стороне и отправила за детьми других членов семьи. Так тому и быть: он был готов к тому, что они будут протестовать против его опекунства. Но ему нужно удостовериться, что Эмлин в безопасности.

Хоквуд сжал губы в грозную линию, сдерживая свой язык, чтобы не быть резким с тетей. После почти двухмесячной отлучки его терпение и так было сильно истощено бесконечным присутствием испорченной Аларис с ее куриными мозгами. Он ожидал, что единственным изменением в Хоксмуре окажутся дети, которых нужно, как призовые кубки, отполировать и поставить на место.

Вместо этого он обнаружил в его организованной дисциплинированной цитадели веселый балаган. Его солдаты были расслаблены и смеялись, вместо того чтобы эффективно выполнять свои обязанности, в зале были разбросаны детские вещи. Он раздавил каблуком маленькую деревянную корову во время завтрака и еле увернулся от Кристиана, размахивающего игрушечным мечом на лестнице. Следом за мальчиком по ступенькам прыгал щенок, а в комнате появилось несколько котят.

А теперь еще он увидел, что без его разрешения разрисовывают часовню, и отчасти виновницей всех этих странных происшествий была его тетка.

– Я собиралась рассказать тебе о часовне, Николас, но было столько других дел, которые пришлось обсудить прошлой ночью, когда ты приехал, – заговорила леди Джулиан. – Я знала, что ты не будешь возражать. – Она улыбнулась и подкупающе кротко глянула на него.

Он пожал плечами, сдавшись.

– Хоксмур совсем не похож на крепость, какой он был несколько месяцев назад, уверяю вас. Нынче у нас здесь полно дам, детей, нянек, щенков, котят, детских игрушек, валяющихся под ногами…

– Что плохого, если здесь работают монахиня и священник?

– Дети? Игрушки? – повторила Аларис.

Николас и его тетя не обратили на нее внимания, сосредоточенные на своей дискуссии.

– Ах, Николас, дорогой, не надувайся бурдюком из‑за пустяков, как сказала бы госпожа Тибби. Ты когда-то говорил, что часовню нужно разрисовать. Когда брат Годвин пришел сюда, я, зная о его репутации, сразу же наняла его. Я надеялась сделать тебе приятный сюрприз. Мы обсудили набросок и решили, что Георгий Победоносец очень даже подходит. А на западной стене он запланировал сцену взвешивания душ, но, если ты не одобришь, ее можно изменить.

– Замысел отличный, и я не собираюсь ничего оспаривать, – заявил Хоквуд. – Однако какой была первоначальная причина визита брата Годвина в Хоксмур? – Он украдкой посмотрел на леса, но стройная фигура в сером была повернута к горшкам и кисточкам.

– Естественно, он приходил навестить детей, – ответила графиня.

– Детей? – спросила Аларис. Ее рыжеватые брови нахмурились над глазами, похожими на бледно-зеленое стекло. – Здесь есть дети?

– Король назначил Николаса опекуном над тремя замечательными детишками, – прокомментировала графиня. – Брат Годвин и госпожа Агнес являются их родственниками, я попросила их остаться еще и поэтому.

– Они должны жить с вами, Николас? – спросила Аларис.

– Дети? Пока король Иоанн не решит по-другому – должны, – ответил тот. Монахиня на лесах громко стукнула горшком с краской.

Николас до хруста сжал челюсти. Ему необходимо уйти отсюда, чтобы подумать. Он повернулся к тете и отвесил поклон.

– Прошу простить меня. Мне нужно еще многое сделать сегодня утром. – Развернувшись на каблуках, он быстро вышел из часовни и захлопнул за собой дверь.

Аларис надула губки и начала разглаживать вуаль.

– Кажется, он раздосадован. Возможно, этот аромат слишком сильный – это особый аромат с Востока, эфирное масло жасмина, – сказала она, услужливо наклонившись вперед.

Леди Джулиан слегка вдохнула аромат.

– Чудесно, Аларис. Очень экзотично. – Они направились к двери. – Мод будет рада увидеть вас, если ее смогут найти. Она часто проводит время в загоне с лошадьми, хотя в такую унылую погоду можно надеяться, что она в доме. – Она грациозно покачала головой. – Порой она бывает таким непокорным ребенком.

Графиня задумалась, когда они подошли к двери. Она оглянулась через плечо.

– Госпожа Агнес, – позвала она, – леди соберутся в моей комнате, как обычно, вскоре после утренней молитвы. Присоединяйтесь к нам, пожалуйста.

– Да, миледи, – ответила монахиня и опустила голову, чтобы продолжить работу.

– Леди Джулиан, – сказала Аларис, – украшение часовни закончится к нашей свадьбе?

Графиня застыла у двери.

– Ваша матушка прислала письмо несколько месяцев назад, сообщая, что ваш отец хочет обсудить брак между вами и Николасом. Произошло что-то еще? Значит, Николас согласился?

Аларис залилась радостной уверенной трелью, заставившей монахиню на лесах оторваться от работы.

– Не волнуйтесь насчет Николаса, миледи, – сказала Аларис. – Он согласится.

Продолжая улыбаться, причем на ее щеках появились ямочки, леди Аларис резко открыла дверь, и женщины вышли под дождь, накинув капюшоны.

Эмлин аккуратно расставила по местам горшки с краской и кисточки. Все это время у нее крутило в животе. Она удивлялась, почему смех молодой и, очевидно, избалованной девушки так раздражал ее. Затем она вздохнула. Если Хоквуд женится на Аларис, это пустоголовое ничтожество тоже окажется опекуном детей.

Она бросила тряпку на стул. Они наверняка стоят друг друга, два раздутых эго, один холодный, вторая тщеславная. Но Эмлин не позволит втянуть в это своих братьев и сестру.

Глубоко вздохнув, она мысленно решила довести это дело до конца. В течение этих нескольких недель в Хоксмуре она умоляла Годвина помочь ей увезти детей, пока барон не вернулся домой. Теперь было слишком поздно. Что ж, она найдет другой способ, Бог не позволит ей потерять их.

Вздохнув, она посмотрела сквозь тусклое стекло окна, наблюдая за тем, как дождь превращает двор замка в густую грязь. Неожиданное появление в часовне Николаса де Хоквуда стало для нее неприятным сюрпризом. Ее руки все еще дрожали, а сердце продолжало бешено стучать. Она не встречала барона со времени той короткой неприятной стычки в Эшборне. Когда она повернулась и увидела, что он стоит здесь, ее сердце будто подпрыгнуло к горлу.