Текст книги "Пронзенное сердце"

– Ты ловко исправил несправедливость своим поступком. Как, должно быть, тебе было противно сопровождать меня в Эшборн в тот день, – лукаво добавил он. Николас, не сказав ни слова, крепко сжал рот и старался не поддаться на провокацию.

Уайтхок бросил взгляд на Чаванта.

– Леди красива, правда, Хью? Упругое тело, в голосе и походке – огонь. Учитывая мои пороки, мне кажется, мною руководило вожделение, когда я согласился на обручение. Хотя она быстро показала свой острый язычок. – Он засмеялся, а потом сразу закашлялся. – Ты заключил неудачный брак, Николас. У нее нет ни приданого, ни земли, а только брат-предатель да прицеп мелюзги. Кроме красоты, она обладает еще и умом, а значит, станет сварливой женой. Я рад, что избавился от этого.

Николас продолжал молчать, кусая щеку, чтобы не сказать чего-нибудь. Уайтхок продолжал:

– Ну что ж. Возможно, это и к лучшему. Мне достанутся земли без испорченной девчонки-невесты. Однако то, что ты сделал, – нечестно.

– Человек, который строит на чужой земле и присваивает чужие доходы, говорит о нечестных поступках, – съязвил Николас. – Человек, чья жена умерла от его подлой руки, не должен судить других.

Уайтхок резко вздохнул, широко раздув ноздри.

– Я всегда поступал справедливо, во всем, что бы ни делал, – констатировал он. – Поэтому измену простить никогда не смогу.

– Прощение – это тяжкий урок. Мне еще предстоит выучить его.

– Теперь я увидел истинное лицо моего сына и наследника. А впрочем, мое отцовство ведь так и не было доказано, не так ли? – Уайтхок краем глаза посмотрел на Николаса.

Тишина в комнате была холодной, как зимний рассвет.

– Нет, милорд, – прошептал Николас. – Как определяется родство? Посредством доверия. Веры. Любви. Вы не перегружены этими добродетелями. – Он насмешливо наклонил голову.

– Как я уже сказал, ты совсем как твоя мать, – произнес Уайтхок. – Фальшь у тебя в крови. – Он встал и взял со стола свои кожаные перчатки, медленно натягивая их.

– Мы уезжаем немедленно, – заявил он. – Я, несомненно, поговорю с королем. Возможно, я потребую от тебя возмещения за то, что украл мою невесту. А возможно, вызову тебя на смертельный поединок. Ты услышишь о моем решении. И знай, что не унаследуешь от меня ничего, кроме горелой соломы. И можешь быть уверен, что притеснения моих людей этим зеленым мерзавцем, или Торном, прекратятся. – Он согнул пальцы в перчатках. – Мне кажется, что этот Зеленый Человек обладает бо́льшим мужеством, чем тот, кто называет себя моим сыном. Пойдем, Хью.

Уайтхок резко развернулся и вышел в коридор, его черный плащ раскачивался вокруг крепких ног, и громко звенели доспехи. Когда он толкнул дверь, по темному коридору проходила леди Джулиан.

– Бертран, – вежливо произнесла она, входя в комнату.

– Джулиан, – быстро произнес он и захлопнул за собой дверь.

Графиня, удивленная оскорблением, молча прошлась по длинной комнате. Ее колышущиеся темные юбки грациозно и мерно шуршали по полу.

Собираясь выходить, Чавант кивнул Николасу.

– Мои поздравления, кузен, – ровным низким голосом произнес он. – Ваша новая жена – сладкая конфетка, пусть и нищая, как церковная мышь.

– Не смейте говорить о ней, – прорычал Николас, – иначе проглотите свой острый язык.

Хью улыбнулся.

– Пожалуйста, позвольте мне поблагодарить вас за то, что очистили для меня дорогу.

– Дорогу? А! Как кузен по линии отца вы ожидаете, что он объявит вас наследником вместо меня? Что ж, вы достойный преемник наследства Уайтхока.

Чавант сначала был озадачен, затем, осознав оскорбление, грозно сдвинул брови. Он проследовал к выходу, быстро кивнув графине.

Леди Джулиан остановилась возле Николаса, когда за Чавантом со стуком захлопнулась дверь, и сложила руки над крестом из слоновой кости. Она настороженно подняла глаза на племянника.

– Снова поссорился с Уайтхоком? На этот раз, кажется, серьезно. Я могу чем-то помочь, Николас?

– Нет, – тихо сказал тот, поджав губы.

– Хочешь, чтобы сегодня накрыли еще один роскошный ужин?

– Не стоит. Уайтхок сейчас уедет.

– Я вижу. Довольно поспешно и в ярости, – заметила она.

– Да, – согласился он. – На то есть причины. – Мужчина поднял свой бокал и медленно отпил.

– Зачем он приехал сюда вчера? – Ее глубоко посаженные глаза смотрели на племянника с беспокойством.

Николас сделал еще один глоток тепловатого эля. С него довольно покаяния в грехах – голова раскалывалась. Ему нужно рассказать Джулиан о женитьбе, но не сейчас.

– Чтобы сообщить мне, что продолжает гоняться за Зеленым Человеком по долине.

– И продолжает поиски своей невесты, я полагаю. Он упомянул прошлым вечером, что, когда найдет ее, упрячет в монастырь. Хоть я и не согласна с его методами, но другие в такой ситуации могли бы и побить девушку, или еще хуже, и они имеют на это право. Монастырь – это милосердное наказание.

– Ее не найдут. И он не хочет еще одной женской смерти на своей совести, – мрачно произнес он. – Он нашел небольшой монастырь, совершает там ежедневное покаяние и считает, что этого достаточно.

– Разве, Николас? – мягко спросила графиня.

Он отвернулся к камину, огонь озарил его гладко выбритый профиль и напряженный подбородок.

– Я не ангел мщения, тетя. Не мне судить.

Леди Джулиан положила свою ладонь на его руку.

– Где-то теряем, где-то находим. Это один из наиболее милосердных законов Божьих.

Николас улыбнулся, грустно подняв уголки губ.

– Да. Вы стали мне матерью вместо вашей сестры. Я не устану благодарить вас за это.

– Ты так похож на Бланш – ее глаза, ее губы. Это благословение – видеть ее красоту в тебе. Но я вижу здесь также и Уайтхока. Всегда видела.

Он коротко и злобно рассмеялся.

– А мой отец не видит этого.

Он почувствовал адскую тяжесть, словно какая-то непосильная ноша была взвалена на его плечи и грудь, поэтому закрыл глаза и потер бровь. Теперь презрение отца по отношению к нему было обоснованным.

– Ты поможешь ему найти эту девушку? – спросила Джулиан.

– Нет, – ответил он, – не помогу.

На ее лице дрогнул мускул, и Николас почувствовал проклятый румянец, который, как он считал, был унаследован от отца, – его щеки начали гореть. Он отвернулся. Как ни доверял тете, пока Николас не хотел открываться ей. Он молча смотрел на огонь в камине. Через несколько секунд леди Джулиан тихонько извинилась и вышла.

Николас крепко сжал серебряный бокал – мягкий металл помялся. Его голова гудела, и сильно стучало в висках, пока он, не отводя глаз, смотрел на пламя в камине.

Он никогда не перестанет беспокоиться об Эмлин, особенно после этой ужасной встречи с Уайтхоком. И все же он чувствовал облегчение оттого, что рассказал о своей женитьбе, несмотря на риск. Он устал от всей этой шарады и от их обоюдных уловок.

Глупо было оставлять ее в аббатстве, подумал он. Направляясь в Раннимед близ Лондона с Питером и половиной своего гарнизона, он был доволен, что Эмлин будет находиться в безопасности до его возвращения. Ему следовало догадаться, что она слишком нетерпелива, чтобы дожидаться возвращения Торна.

Покачав головой, он осушил последние пенистые капли эля. Ее присутствие в его собственном доме приводило Николаса в смятение. Он затаился, как робкий олень, прячущийся от охотника, зная, как она презирает барона де Хоквуда.

Он был уверен, что Эмлин еще не узнала в нем Торна. Но он узнал ее даже в этом странном платке. Николас ухмыльнулся. Простодушная, как ребенок, она считала, что в одеянии монашки стала неузнаваемой. Он почти узнал ее, когда она лишь повернула голову на лесах. Позже, в маленькой комнате, он слышал ее тихий хрипловатый голос и видел стальное обручальное кольцо. Он также заметил и оценил черные шипы, нарисованные на вьющейся розе в манускрипте.

Николас не ожидал, что Эмлин умеет рисовать. Она не упоминала об этом таланте, когда они бродили вместе в лесу. Ее необычная способность заставила его еще больше гордиться тем, что он ее муж.

Теперь он еще сильнее любил ее и мысленно заботился о ней, хотя и старался не показываться на глаза в последнее время. Он стал зачесывать волосы назад, каждый день был гладко выбрит и тщательно следил за тембром голоса и походкой. Проводя больше времени за пределами Хоксмура, нежели внутри замка, он ездил на соколиную охоту, посещал отдаленные участки имения. И часто на несколько дней уезжал в долину.

Эмлин пару раз за это время смотрела прямо на него, в ее голубых глазах с золотыми крупинками читалось любопытство. Он затаивал дыхание в такие моменты. Но его маскировка была лучше, чем он ожидал: голос, одежда, гладко зачесанные назад волосы и выбритая челюсть, холодные серые глаза – все отличало его от Торна. Той ночью на секунду она увидела в нем Торна, однако подумала, что это сон.

Ему было прекрасно известно о непостоянном цвете его глаз. Когда он находился в замке в окружении каменных стен, одетый в темную одежду или в стальные доспехи, его глаза приобретали каменно-серый оттенок. Даже голубая туника и плащ делали их серыми. Но в зеленом лесу, когда высокий ясный свет просачивался сквозь зеленеющую листву, его глаза были зелеными, как мох.

Проверяя их цвет в зеркалах и поверхности пруда, он знал, что тот меняется. Его глаза отражали окружающую его обстановку и защищали его подлинную личность. У Торна были темно-зеленые глаза, у Николаса де Хоквуда – серые. Ни один человек не мог изменить цвет глаз – если только Небеса не дали ему этой возможности.

Будучи Торном, он не раз нападал на эскорты и телеги с провизией, которую везли Уайтхоку. Даже сейчас его руки были крепко сжаты в кулаки от одного воспоминания, как он презирал отца за оскорбления Бланш и жестокое обращение с ней. Молодой и вспыльчивый, он полагался лишь на месть, в те дни только применение силы могло успокоить его.

Сначала нападений на Уайтхока было достаточно. Позже, когда это стало уже более походить на политическую борьбу, Торн, сам того не ожидая, превратился в героя. Уайтхок начал серьезно изводить людей в Арнедейле, и Николас, который терпеть не мог несправедливости, нашел еще больше причин для того, чтобы обирать своего отца. Торн быстро завоевал восхищение жителей долины.

Никто никогда не связывал его с Торном. Он с легкостью отращивал густую черную бороду, а цвет глаз, к счастью, менялся вместе с его одеждой и окружающей обстановкой. Только Питер де Блэкпул и Элрик знали правду.

Теперь для жителей долины он был Торном, лесником, человеком с обычным именем, который работает на аббата Уистонбери. Более того, в качестве барона он часто встречался с аббатом, чтобы информировать того о ситуации в Арнедейле. И даже аббат не догадался.

Сначала он нападал один, но вскоре среди жителей долины, презирающих методы Уайтхока, нашлись желающие ему помочь. Они атаковали эскорты графа и грабили их, унося зерно, эль, вино и, время от времени, ящик или два золота. Ничего не оставляя себе, они удостоверялись, что семьи в долине получают компенсацию из запасов графа.

Когда граф стал еще более нагло нападать на долину, другие бароны дали понять, что им не нравится, как бессовестно Уайтхок пренебрегает законами. Роджер де Эшборн был среди тех, кто выступил против Уайтхока в суде и прилюдно заявил о своем презрении к его тираническим собственническим методам. Все они тайно поддерживали стратегию молодого лесного мятежника.

Но поток недоверия, окружавший Уайтхока, не побудил короля сделать графу выговор и не облегчил процесс решения вопроса о том, кто же является владельцем Арнедейла. Это дело, довольно простое, пылилось в королевской канцелярии и продолжало мучить долину.

Но в тот вечер, когда Торн был ранен в легкое, его тайная миссия на время закончилась. Прячась тем вечером восемь лет назад вместе с Эмлин, он наконец увидел, куда привел его гнев: невинные люди оказались из‑за него в опасности. Попавшая в него стрела была словно упрекающим знаком свыше.

Долгие недели выздоровления под опекой Мейзри дали ему время подумать. Он вел себя постыдно, был эгоистичным, импульсивным и виновным в откровенном воровстве. В своей ненависти к отцу он потерял здравый смысл, самоконтроль и чувство чести. Когда он понял, что его тропа свернула не туда, то попытался все исправить.

Как только Николас достаточно окреп, он направился в деревенскую часовню и признался в кражах и неуважении к отцу. Он покаялся и отправил Торна на покой. Элрик начал распространять слух о его смерти, который быстро прошел по округе.

Наконец ограничивающий приказ, изданный королем под давлением нескольких баронов и монахов, усмирил Уайтхока. Но когда действие предписания истекло, Уайтхок потребовал юридических договоров, письменной записи, которая, очевидно, затерялась где-то в огромных хранилищах Вестминстера.

Налеты на долину возобновились и стали жестче. Поджигались амбары и дома, разрушались леса. Хоксмуру, который достался Николасу на совершеннолетие, теперь тоже отчасти грозила опасность.

Однажды поздно ночью Николас с Элриком придумали уловку с Зеленым Человеком. С помощью Мейзри они детально разработали костюм, первый из многих, – так появилось зловещее чудище. Полностью покрытое листвой, оно будет плавно и грозно передвигаться в тумане, не произнося ни слова, или восседать на лошади на гребне холма. Вооруженный длинным луком или топором, могущественный охранник долины, Зеленый Человек не должен нападать напрямую.

Так просто, так легко: все боялись отдать душу дьяволу, а Уайтхок был особенно, чрезвычайно суеверен. Возможно, чувство вины за его злодеяния сделало графа восприимчивым даже к малейшему предположению, что он может попасть в ад. Он так сильно боялся Зеленого Человека, что после первого же его появления сократил количество своих людей в долине.

Николас громко выдохнул и отошел от камина. Над ситуацией в долине нужно хорошенько подумать. Уайтхок уже поехал туда. Возможно, будет лучше, если Зеленый Человек появится разок-другой на безопасном расстоянии.

Он знал, что ему нужно поговорить с Эмлин как можно скорее. Он и так это долго откладывал, а она заслуживает узнать о том, что случилось сегодня. Однако он чувствовал, что обязан вскоре выехать в долину. Пройдет неделя-другая, прежде чем он поговорит с ней.

Несмотря на гнев, Уайтхок, казалось, на удивление благосклонно воспринял новость об их женитьбе. Возможно, он действительно был рад, что получил Эшборн без груза в виде невесты, не имевшей ни гроша.

Николас был только признателен за это, но… он боялся доверять отцу.

Глава 17

– Не это, другое – вон то! – Светлый, как серебряный колокольчик, по саду разносился нетерпеливый голосок. – Тянись! Так, хорошо, теперь выше.

Выйдя из часовни, Эмлин шла по двору замка к крепости. Проходя мимо сада, она услышала голос сестры, вздохнула и направилась к ней.

Под высокой яблоней в дальнем конце сада Изабель стояла, задрав голову, ее темные косы слегка покачивались.

– Вот там, Кристиан, – говорила она, глядя вверх, откуда как раз в этот миг к ее фетровым туфелькам упало яблоко. – Ой!

Эмлин решительно подошла к дереву.

– Где Кристиан?

– Там, – ответила Изабель, показывая наверх.

Коричневые гетры и маленькие кожаные ботинки болтались высоко над головой Эмлин. Обойдя дерево кругом, пока не увидела лицо брата сквозь зеленые ветки, она уперла руки в бока и запрокинула голову.

– Кристиан, спускайся! – твердо потребовала она.

Он качнулся на ветке, протянул ноги, а потом посмотрел на нее вниз.

– Я не могу, – ответил мальчик дрожащим голосом. – Кажется, я застрял.

– Спускайся так же, как залезал! – выкрикнула она.

– Я не достаю ногой до нижней ветки. Я упаду, – жалобно произнес он.

Нахмурив брови, Эмлин оценивала его положение. Ближайшая к нему ветка находилась на приличном расстоянии, а та, за которую он цеплялся, была тонкой. Когда ребенок вновь пошевелился, Эмлин услышала треск.

– Кристиан! – с беспокойством крикнула она. – Подползи к стволу. Обхвати его и стой не двигаясь. Я достану тебя. – Она начала подбирать юбки.

– Что тут стряслось? – Низкий властный голос, прозвучавший совсем близко, заставил ее резко обернуться от неожиданности.

В нескольких футах от них с грозным видом стоял Николас де Хоквуд. Сначала Эмлин была поражена, что он здесь: его не было в Хоксмуре почти две недели, и, хотя он вернулся несколько дней назад, она почти не видела его. При этом оживленная активность во дворе замка этим утром указывала на то, что он снова куда-то уезжает – на этот раз с немалым количеством воинов.

– Мальчик ранен? – Он быстро подошел к дереву и посмотрел наверх.

– С ним все нормально, он крепко держится, милорд, – сказала она, замечая игру его плеч под светло-серой шерстяной туникой. Мельком взглянув на нее, он снова поднял глаза наверх.

– Он высоко забрался, однако! – Николас, казалось, повеселел.

– Нам захотелось яблок, – сказала Изабель.

– В кладовке имеется куча яблок, деточка моя, – сказал Николас, обходя дерево и изучая положение веток.

– Я не могу спуститься, милорд! – крикнул Кристиан.

– Те сморщенные, лежат еще с прошлого сезона, – продолжала Изабель.

– Ну что ж, а эти еще совсем зеленые, и от них будет сильно болеть живот, – сурово заметила Эмлин.

– Но некоторые красные! Нам так хотелось свежих яблок, – не унималась Изабель. – Кристиан сказал, что сможет достать их. Он лучше всех лазит по деревьям.

– О?! – Глаза Николаса просияли, когда он поднял их на Кристиана. – Так ты отличный скалолаз, парень?

– Я… я думал, что да, милорд, – нерешительно ответил мальчик.

– Значит, ты покажешь нам свои способности, ведь тебе придется самому спуститься сюда.

Эмлин повернулась к Изабель.

– Сбегай найди Тибби, – велела она. Когда Изабель убежала, она повернулась к Николасу. – Я полезу наверх и помогу ему безопасно спуститься, милорд. Я легко его достану.

Он неодобрительно посмотрел на нее, затем поднял голову, обнажая сильную линию шеи.

– Я полагаю, он сам прекрасно спустится. Не хочу, чтоб вы оба ушиблись.

– Но он может упасть! – возразила Эмлин.

– В таком случае ему будет наука – не рисковать понапрасну.

Она резко вздохнула.

– Он еще ребенок!

– А вы защищаете его, как волчица, – пробурчал он. – Пусть мальчишка сам спустится вниз. Ему скоро в школу пора.

Эмлин опустила глаза, понимая, что барон прав. Кристиану скоро исполнится семь, нужно предоставить ему некоторую самостоятельность. Она со вздохом кивнула.

Николас прислонился к широкому разветвлению ствола, коснувшись рукой ее плеча, и задрал голову.

– Слушай внимательно, Кристиан. Отодвинься немного в сторону… так. Теперь опусти левую ногу к той ветке под тобой… нет, другую ногу. Да. Давай, парень.

Кристиан сползал по ветке робко, как гусеница. Эмлин на секунду крепко закрыла глаза, затем быстро открыла и увидела, как ее брат опустил ногу, не смог достать до ветки и схватился за ствол, чтобы не упасть. Его болтающаяся нога сбила два яблока, и они полетели на землю.

Эмлин отпрянула и врезалась в Николаса. Он поддержал ее за локоть, продолжая говорить с Кристианом.

– Опусти ногу, малыш! – выкрикнул он. – Хорошо. Ты должен немного подпрыгнуть и ухватиться вон там. Ты легко сможешь это сделать. – Он взглянул на Эмлин. – Если станет понятно, что он не может, я быстро его достану. – Его мягкий голос звучал совсем близко и отдавался в каждом позвонке. Нежно пожимающие ее руку пальцы посылали электрические разряды по всему телу.

Крепкое, высокое и мускулистое, его тело за ее спиной вызывало ощущение покоя и безопасности. Нежный физический контакт, который начался с его прикосновения к ее локтю, мелкой дрожью распространился к груди и низу живота. Его легкое касание было чрезвычайно приятным. И хотя стоять так близко к нему было непристойно, где-то в глубине души она растаяла и не могла отодвинуться в сторону.

Ее тоска по Торну не прошла, а возобновилась с новой силой, особенно после того, как она недавно увидела его во сне. Она чувствовала его тогда, ощущала его медленные, сладкие поцелуи, хотя он и обернулся бароном, и сон растворился. Сейчас, вдыхая сладкий аромат яблок, Эмлин собралась с мыслями и положила свою руку рядом с ладонью мужчины на ствол дерева, пока они смотрели вверх на мальчика.

– Почти получилось, малыш, – подбадривал Николас. – Осталось достать ногой. Ты не упадешь, ведь тебе же удалось залезть туда.

Кристиан кивнул и слез с ветки, за которую цеплялся, дотянувшись носками до точки опоры. Немного неуверенно он стал на нижнюю ветку и согнулся на ней, ожидая.

– Отлично! – Николас зааплодировал успеху Кристиана. – Храбрый парень. Теперь спускайся дальше. Да, вот так. Здесь уже легче.

Эмлин, благодарная за его терпение, тихо стояла и слушала, как Николас помогает ее брату безопасно спуститься. Ей вспомнилось, как она с ужасом спускалась по скользкому скалистому ущелью и полагалась на спокойные указания Торна.

Ее волнение и страх за Кристиана неожиданно растворились, и в голове вспыхнула шокирующая мысль. Она ошарашенно посмотрела на Николаса де Хоквуда. Пятнистый зеленый свет заливал его голову и плечи. Глядя на линию его подбородка, Эмлин прищурилась и начала представлять его бородатым.

Кристиан слез на самую нижнюю ветку и спустился к ним, щебеча, как белка. Эмлин почти не слышала его слов, ее взгляд был прикован к барону.

Николас улыбнулся и посмотрел на нее.

– Во имя Георгия Победоносца, парень уже не желторотый юнец, – с теплотой, гордостью и некоторым довольством в голосе произнес он. – У него все получилось. – Его глаза искрились между черными, как сажа, ресницами, радужные оболочки были зелеными, как пигмент крушины. Серовато-зелеными, как мох на камне.

– Дева Мария… – выдохнула она.

– Ох, святые и грешники! – крикнула Тибби. Пораженная, Эмлин перевела взгляд с Николаса на Тибби, спешившую по саду с Гарри на руках. Годвин и Изабель семенили рядом с ней.

– Парень в порядке! – выкрикнул Николас, отходя от Эмлин.

Кристиан уже спрыгнул на землю, гордо улыбаясь. Тибби ринулась вперед и обняла его свободной рукой, переместив Гарри на широкое бедро.

Оцепенев, Эмлин слушала, как Тибби бранит Кристиана и Изабель. Она слышала, как Годвин отчитал мальчика за то, что тот высоко залез, а потом поблагодарил барона за помощь. Их слова мельтешили вокруг нее, как шелестящие от ветра листья яблони, а она молча стояла, не шелохнувшись.

Тибби и Годвин уже шли с детьми к воротам сада, а Николас стоял рядом с ней под зеленым навесом и не произносил ни слова. Она повернулась и пристально посмотрела на него. Лиственные узоры отражались в его глазах, как свет изумрудов. Он опустил на нее глаза с немного озадаченным видом.

– Вы идете в крепость, мадам?

– Ваши глаза, – вымолвила она.

Его улыбка быстро исчезла.

– Мои глаза? – Он резко посмотрел на лиственные кроны. Затем вновь опустил на нее взгляд, насыщенно-зеленый, сильный, глубокий и все понимающий.

– Зеленые. – Она глубоко вздохнула, запах яблок вызвал у нее приступ удушья. – Не серые. Зеленые. – Глаза Торна. Голос Торна, и руки, и дыхание Торна у нее над ухом несколько секунд назад, и дрожь по ее позвонкам…

Он вскинул бровь, и все притворство между ними исчезло. Эмлин осознала, что он узнал ее так же, как она его. Он вовсе не был удивлен.

В ней закипал гнев, подобный грозовым облакам, наползающим друг на друга.

– Так это ты был в маленькой комнате той ночью, – заговорила она. – Ты! Торн!

Он вздохнул.

– Тише, леди, здесь не место…

– Какой же дурой я была! – выкрикнула она. – Пустоголовой дурой, не замечающей ничего!

Подобрав юбки, она зашагала по выложенной камнями тропинке, быстро минуя цветочные клумбы с ароматными лавандой и ноготками. Она слышала хруст его шагов позади себя.

Он взял ее за руку.

– Эмлин…

Она повернула к нему лицо, не в силах рассуждать здраво. Разоблачение поразило ее в самое сердце. Она гневно отдернула его руку.

– Подожди, – сказал он. – Я сразу узнал тебя.

– И тем не менее ничего не сказал? – Вместе с гневом ее охватило еще и замешательство. Тяжело дыша, с горящими щеками, Эмлин начала понимать, что он обманом склонил ее к браку, заманил в ловушку. – Выйдя замуж за Торна, я стала женой барона? Зачем ты сделал это?

– Так было нужно, – спокойно сказал он. – У меня тоже есть к тебе вопросы. Переодеться в монахиню – недостойный поступок. Тибби и дети должны знать.

– Естественно, они знают! – выкрикнула она. – Я не хотела, чтобы ты – барон – узнал меня. – У нее задрожала губа, на глазах появились слезы, а внутри кипела ярость, готовая выплеснуться наружу. Этот выплеск был неизбежным. Она сделала шаг ему навстречу, учащенно дыша.

Его взгляд смягчился, когда он посмотрел на нее.

– Эмлин, я…

Неожиданно она дала ему пощечину. Пораженная своей собственной реакцией, девушка приоткрыла рот. Он внимательно посмотрел на нее, раздувая ноздри, розовые отпечатки ее пальцев выказывали место удара.

Развернувшись, Эмлин выбежала в открытые ворота и пересекла двор замка. Взбежав вверх по ступенькам, она дернула на себя тяжелую деревянную дверь и исчезла внутри.

На секунду оглушенный пощечиной, Николас быстро оправился и побежал за ней.

Его сапоги с железными набойками гремели по изогнутой лестнице. Он слышал тихий шелест ее платья впереди и стук туфель по каменному полу в коридоре. На последнем лестничном пролете он мельком увидел, как она прошмыгнула в ближайшую незапертую комнату. Его комнату. Дверь резко захлопнулась прямо перед его носом, когда он ринулся вперед, на ходу поправляя волосы. Он услышал, как за дверью щелкнул железный засов.

– Открой дверь! – заорал он, тяжело ударив кулаком по дубовой поверхности, бесполезно сотрясая ее. Если девчонка не поднимет щеколду, ничто, кроме тарана, не сможет открыть эту дверь. Повернувшись, он метнулся к маленькой комнате. Заперто. Он ударил по ней ладонью и вновь побежал по коридору.

– Черт подери! – ревел он, стуча по дубовым доскам. – Открой дверь! – Внутри комнаты что-то громко ударилось о дверь, дерево под его ладонью задрожало. Он яростно выругался, локтями оперся о дверь и обхватил голову руками.

Это был самый неподходящий момент для Эмлин узнать о нем правду. Николас был решительно настроен поговорить с ней в тот день, когда поссорился с Уайтхоком, но уехал из Хоксмура на следующий день и не возвращался дольше, чем планировал. А как только он вернулся, аббат Уистонберийский прислал гонца с просьбой привезти в долину войско.

Теперь, когда каждая минута была на счету, у него не было ни времени, ни сил для этой ссоры. Люди Уайтхока, как написал в своем послании аббат, с новой силой притесняют жителей долины. Аббат надеялся, что Николас поговорит с графом и помешает ему, пока епископ не пришлет кого-нибудь для установления мира.

Сейчас его люди готовились к отъезду. Он собирался выезжать вместе с ними, пока не услышал крики в саду. Через маленькое окно в коридоре было слышно, как дюжина лошадей бьет копытами во дворе, мужчины перекрикивали звон доспехов и сбруи. Николас еще не успел надеть кольчугу и не дал распоряжений сенешалю о ведении дел в Хоксмуре на время своего отсутствия.

Его внимание привлекло какое-то движение. Он обернулся и увидел леди Джулиан и леди Мод, с открытыми ртами уставившихся на него через порог женской комнаты. Он бросил на них сердитый взгляд, но их глаза открылись еще шире.

Силы небесные, теперь пойдет молва, подумал он. Ну что ж, раз уж все пошло наперекосяк – гори оно огнем! Он забарабанил кулаками по прочной деревянной двери.

– Открой!

– Нет! – крикнула Эмлин. – Мерзавец! Проваливай к черту!

Леди Джулиан затаила дыхание, услышав такое богохульство из уст монахини. Мод затащила мать в комнату. Коридор с тусклыми каменными сводами наполнила удручающая тишина.

Николас прижался лбом к дереву и простонал.

– Леди, – медленно произнес он, – позвольте мне войти. Если вы этого не сделаете, я буду говорить отсюда. И все услышат то, что мы скажем друг другу. – Он подождал, его сердце бешено стучало.

Через несколько секунд щеколда отодвинулась. Он тихо открыл дверь, и тут же сине-белый кувшин пролетел по комнате и разбился о косяк. Керамические осколки со звоном посыпались на пол.

Захлопнув дверь, он оттолкнул носком несколько осколков.

– Миледи, у вас вспыльчивый характер, поэтому вы не попадаете в цель. Вы не попали в меня шахматной фигурой в Эшборне и едва не кастрировали стрелой в строевом лесу.

Она стояла возле камина, сжав кулаки.

– Господи, лучше б я не промахнулась тогда в лесу! Мне жаль, что стрела не попала прямо в ваше черное сердце!

– Правда?

– Да! – Она отвернулась, потом снова уставилась на него. – Как ты мог так поступить? Я думала Торн – мой муж – в долине, – сквозь зубы проговорила она, – защищает землю монахов от Уайтхока!

– Ну, я не оставил эту обязанность, – спокойно сказал он.

Она взглянула на него, в ее сощуренных глазах блеснули голубые и зеленые искры.

– Ты змей! Неужели ты наврал мне обо всем? – Подняв с маленького столика серебряный бокал, она швырнула его на пол, где он звякнул и отскочил к камину, оставив новую вмятину. Эмлин энергично размахивала руками. – Это кусочек земли и дом, о котором ты упоминал? Отличное змеиное логово!

Он поднял руку и медленно подошел к ней.

– Не говори мне о лжи. Ты не монахиня, а я здесь барон и был им много лет. Я бы рассказал тебе, кто я, – подходящего времени не было. – Эмлин попятилась назад, когда он подошел ближе, а он вытянул руку, чтобы спасти второй бокал, и проникновенно взглянул на нее.

– Подходящее время рассказать обо всем было перед тем, как ты женился на мне!

– А ты бы вышла за меня, зная это?

– Никогда! – быстро крикнула она. Затем в ее глазах мелькнула яркая вспышка, словно удар молнии в темноте. – Ах, милорд. Тайный брак отлично подходил для ваших целей, поскольку я не знала, кто вы на самом деле.

– Я не собирался никого предавать, – решительно возразил он. – Я хотел уберечь тебя от Уайтхока и выполнить долг… – Он замолчал, еще не готовый объяснить ей, почему имел право просить ее руки. Пусть она сначала осознает это, а остальное примет потом.

Она холодно посмотрела на него, ее грудь тяжело поднималась и опускалась.

– Я поняла, почему до сегодняшнего дня не видела в тебе Торна. Эти несколько недель ты избегал меня.

– Я мало времени провел в Хоксмуре этим летом, – осторожно подтвердил он.

– Да, а когда ты был здесь, то держался от меня подальше. Когда я входила в комнату, ты выходил или говорил со мной со спины или при свете свечи…

– Чтобы защитить нас обоих, миледи, – сказал он. – И не забывай, что, когда я подходил ближе, ты сама отворачивалась, чтобы я не узнал тебя. Мне оставалось только говорить с этим платком. – Он быстро снял с нее плотный платок.

– Значит, мы дурачили друг друга, – сказала Эмлин.

Она вдруг отошла в сторону. Он схватил ее за руку, привлек к себе, словно она была пушинкой, и сжал ее руки на своей груди. Сквозь шерстяное платье ее тело казалось теплым и мягким, а сердце стучало чуть пониже его собственного.