Текст книги "Брокен-Харбор"

– Боже… – тихо сказал Ричи, ни к кому не обращаясь.

– Помни про главный приз. В день, когда наш парень получит пожизненное, тебе будет приятно знать, что ты все сделал как надо.

– Это если мы его повяжем. А если нет…

– Никаких “если”, друг мой, – это не мой стиль. Мы его сцапаем.

Ричи по-прежнему смотрел в пустоту. Чтобы дать ему отдышаться, я сел на больничную ограду и достал мобильник.

– Давай-ка узнаем, что творится в реальном мире, – сказал я.

Ричи встряхнулся и подошел ко мне.

Первым делом я связался с конторой: О’Келли непременно захочет послушать последнюю сводку и потребовать, чтобы я перестал страдать херней и уже кого-нибудь поймал. Я буду рад повиноваться, однако сначала мне самому требовалось получить отчет о подвижках в нашем расследовании. Поисковики нашли небольшую закладку гашиша, женскую бритву и жестянку из-под печенья. Водолазы обнаружили напрочь проржавевший велосипед и кучу строительного мусора; поиски еще не закончились, однако течение было настолько сильное, что любые мелкие предметы, скорее всего, за пару часов унесло в море. Бернадетта выделила нам следственную комнату – одну из лучших, со множеством столов, доской нормальных размеров и работающим видеоплеером, чтобы просматривать записи камер слежения и домашние съемки Спейнов. Пара летунов уже обустраивались там: вешали на стены снимки с места преступления, карты и ведомости, а также готовили график дежурств для горячей линии. Остальные трудились на выезде – начинали массовый опрос всех, кто когда-либо встречался со Спейнами. Какой-то оперативник разыскал друзей Джека из детского сада, но оказалось, что их родители не слышали о Спейнах с июля, когда сад закрылся на лето. Одна из мам сказала, что Джек пару раз заходил поиграть с ее сыном, однако в августе Дженни перестала отвечать на звонки, что, по словам женщины, было на нее совсем не похоже.

– Итак, – сказал я, повесив трубку, – одна из сестер лжет, Фиона или Дженни, – выбирай. Отлично подмечено. К тому же летом Дженни как-то странно вела себя с друзьями сына. Это требует объяснений.

Теперь, когда ему было на чем сосредоточиться, Ричи выглядел лучше.

– Может, эта мамаша просто чем-то разозлила Дженни.

– Или Дженни стыдилась того, что пришлось забрать Джека из сада. Но, возможно, ее беспокоило что-то другое – к примеру, муж этой женщины оказался слишком уж дружелюбным или кто-то из детсадовских воспитательниц чем-то напугал Джека, и Дженни не знала, как поступить… В любом случае нужно это выяснить. Не забывай правило номер два или какое оно там: странное поведение – это подарок для нас.

Я собирался прослушать сообщения на автоответчике, когда мобильник зазвонил. Компьютерный гений, Киран или как его там, не дал мне даже сказать “алло”.

– Короче, я тут пытаюсь восстановить историю просмотров – посмотреть, че там такого важного, что кому-то приспичило ее удалить. И, если честно, пока что я немного разочарован.

– Погоди-ка. – Рядом никого не было, и я включил громкую связь. – Продолжай.

– Я достал несколько ссылок и частичных ссылок, но это всего лишь eBay, какой-то форум мамочек, пара спортивных форумов, садовый и еще сайт, который торгует женским бельем. Я занимательно провел время, но вам это вряд ли пригодится. Я-то думал найти, даже не знаю, контрабанду, собачьи бои или еще что. Понятия не имею, зачем ваш чувак хотел удалить размер лифчика жертвы.

Судя по голосу, он был скорее заинтригован, чем разочарован.

– Ну, размер лифчика нам, пожалуй, без надобности. А вот форумы – совсем другая история. У Спейнов были проблемы в киберпространстве? Может, они кого-то разозлили или их кто-то доставал?

– Откуда я знаю? Хоть я и нашел сайты, но не могу проверить, что они там делали. На каждом форуме минимум несколько тысяч членов. Даже если предположить, что жертвы были там зарегистрированы, а не просто заходили почитать, то я все равно не знаю, кого искать.

– У них ведь был файл со всеми паролями? Может, им воспользуешься? – спросил Ричи.

Кирану уже надоело валандаться с идиотами-любителями. У парня был низкий порог скуки.

– Каким образом? Вводить пароли с каждым логином на каждом сайте мира до тех пор, пока не подойдут? Логины-то они в файле не записывали, да и вместо названий сайтов в половине случаев только сокращения. Типа, когда я вижу строку “WW – ЭммаДжек”, я понятия не имею, что такое “WW” – Weight Watchers или World of Warcraft. Вдобавок неизвестно, какие из их логинов подходят к тем или иным сайтам. Ее логин на eBay я узнал только потому, что нашел пару посещений странички с отзывами некоей “искоркадженни”; я ввел этот логин, и – бац! – он подошел. Если вам интересно, она покупала детскую одежду и тени для век. С другими сайтами пока подсказок не подвернулось.

Ричи вовсю делал пометки в блокноте.

– Проверь на всех сайтах имя “искоркадженни” и его варианты – “дженниискорка” и тому подобное, – сказал я. – Если они не заморачивались с паролями, есть вероятность, что и насчет логинов не особо задумывались.

Я почти услышал, как Киран закатывает глаза.

– Ага, такая мысль меня уже посетила. Других “искорокдженни” пока нет, но мы продолжим искать. А нельзя типа просто узнать логины у потерпевшей? Это сэкономит кучу времени.

– Она еще не очнулась. Наш парень недаром стер историю – возможно, следил за Пэтом или Дженни в Сети. Проверь сообщения на каждом форуме за последние несколько дней. Если недавно там разыгралась какая-то драма, найти ее будет несложно.

– Кто – я? Вы серьезно? Посадите любого восьмилетку, пусть читает форумы, пока его мозговые клетки не покончат с собой. Шимпанзе тоже сгодится.

– Сынок, ты видел, сколько шумихи вызвало это дело? Нет, никаких шимпанзе, нам сейчас нужны наши лучшие умы. (Киран раздраженно вздохнул, но спорить не стал.) Начни с прошлой недели. Если понадобится, мы копнем глубже.

– Кто это “мы”, Кемосабе?[14]14
  Прозвище, которым называл главного героя супергеройского вестерна “Одинокий рейнджер”, благородного поборника справедливости, его помощник индеец Тонто. В переводе с языка индейцев племени оджибве слово означает “верный разведчик”.


[Закрыть] Не сочтите за хамство, но наша программка наверняка восстановит адреса уймы других сайтов. Мы с парнями можем проверить их либо быстро, либо качественно. Выбор за вами.

– Для спортивных форумов можно быстро – разве что наткнетесь на что-то стоящее. Просто гляньте, не было ли разборок в последнее время. Форумы мамочек и садоводов проверяйте досконально.

Женщины любят поболтать как в Сети, так и вне ее.

Киран застонал:

– Так я и знал! Форум мамочек – настоящий армагеддон, сейчас там в разгаре ядерная война по поводу “управляемого плача”. Я бы с радостью прожил остаток жизни, не выясняя, что это такое.

– Дружище, народная мудрость гласит, что знания лишними не бывают, так что улыбайся и терпи. Ищи маму-домохозяйку с опытом в пиаре, шестилетней дочерью, трехлетним сыном, задолженностью по ипотеке, уволенным в феврале мужем и полным набором финансовых проблем. Не исключено, что все совсем не так, но для начала сойдет.

Ричи поднял глаза от блокнота:

– Вы о чем?

– В сети у Дженни может быть семеро детей, брокерская фирма и особняк в Хэмптонсе, – ответил я. – А может, она хиппи и живет в коммуне на Гоа. В интернете люди врут. Это не должно тебя удивлять.

– Врут почем зря. Постоянно, – согласился Киран.

Ричи недоверчиво взглянул на меня:

– Ладно, на сайтах знакомств, может, и врут – добавить пару дюймов, сбросить пару фунтов, написать, что у тебя “ягуар” или докторская степень, чтобы подцепить роскошных цыпочек. Но вешать лапшу женщинам, которых никогда не увидишь? Какая от этого выгода?

Киран фыркнул:

– Позволь спросить, Кемосабе: твоя вторая половина хоть раз заходила в интернет?

– В наши дни, если ненавидишь собственную жизнь, можно придумать себе новую в Сети, – сказал я. – Раз собеседники верят, что ты крутая рок-звезда, то и обращаться с тобой будут соответственно, а значит, ты и правда будешь чувствовать себя рок-звездой хотя бы часть дня. Если разобраться, разве это не то же самое, что действительно быть рок-звездой?

Недоверие во взгляде только усилилось.

– Нет, потому что вы не чертова рок-звезда, а Бобби Шиш из бухгалтерии и по-прежнему сидите в однушке в Бланчардстауне[15]15
  Бланчардстаун – крупнейший из пригородов Дублина, часто считающийся неблагополучным.


[Закрыть] и едите чипсы, даже если весь мир верит, что вы пьете шампанское в пятизвездочном отеле в Монако.

– И да и нет, Ричи. Люди не так просты. Жить было бы гораздо легче, если бы важно было только то, кто ты на самом деле, однако мы – общественные животные. Важно и кем тебя считают другие, и кем ты сам себя считаешь. Это все меняет.

– В общем, – радостно подытожил Киран, – люди заливают, чтобы произвести впечатление. Ничего нового тут нет. В реале они делают это с незапамятных времен, а в киберпространстве это еще легче.

– Возможно, на форумах Дженни отдыхала от своих проблем. Там она могла быть кем угодно, – сказал я.

Ричи покачал головой, но недоверие на его лице уступило место недоумению.

– Так что мне искать? – спросил Киран.

– Ищи всех, кто подходит под ее параметры, но если таких не окажется, это не значит, что ее там нет. Ищи женщину, которая разругалась с кем-то из форумчан, ту, которая пишет, что ее, ее мужа или ребенка преследуют или достают в Сети или в реале. Найдешь что-нибудь стоящее, сразу звони. С электронной почтой успехи есть?

На заднем плане – щелканье клавиатуры.

– Пока только обрывки. Письмо за март от кого-то по имени Фи – человек интересуется, есть ли у Эммы “Полная коллекция «Даши-путешественницы»”, – а в июне кто-то из них отправил резюме в ответ на вакансию рекрутера, но в основном это спам, спам, спам. Разве что “Сделай свой жезл крепче и подари ей наслаждение” – это какой-то секретный код.

– Тогда ищите дальше, – сказал я.

– Не парьтесь, – ответил Киран. – Сами же говорите, что чувак снес компьютер не для того, чтобы показать свою крутость. Рано или поздно что-нибудь всплывет.

Он повесил трубку.

– Сидеть в глухомани, играть роль рок-звезды перед людьми, которых никогда не встретишь… Каким же надо быть одиноким, чтобы до такого докатиться… – тихо сказал Ричи.

Проверяя голосовую почту, я на всякий случай выключил громкую связь. Ричи понял намек, отсел подальше и, сощурившись, стал штудировать пометки в блокноте, словно где-то там записан домашний адрес убийцы. Мне пришло пять сообщений. Первое – от О’Келли, который с утра пораньше пожелал узнать, где я, почему Ричи вчера не удалось загрести нашего парня, не оделся ли он опять в засаленный тренировочный костюм и не хочу ли я все-таки поработать над этим делом вместе с настоящим сотрудником отдела убийств. Второе – от Джери: она снова извинялась за вчерашнее и выражала надежду, что с работой у меня все в порядке и что Дине уже лучше. “Слушай, Мик, если ей до сих пор нехорошо, то я могу сегодня ее взять, мне не сложно. Шила уже идет на поправку, а Фил практически как огурчик, после полуночи его стошнило всего один раз, так что можешь забросить ее к нам, как только будет время. Я серьезно”. Я постарался не думать о том, проснулась ли уже Дина и как она отреагирует на то, что я ее запер.

Третье сообщение – от Ларри: он с парнями пробил отпечатки из логова, но ничего не нашел, в базе нашего парня нет. Четвертое сообщение – снова от О’Келли, такое же, как и первое, но с бонусом в виде матюгов. Пятое всего двадцать минут назад прислал какой-то врач: Дженни Спейн очнулась.

Работу в отделе убийств я люблю в том числе за то, что жертвы у нас, как правило, мертвы. Друзья и родственники, естественно, живы, но их после пары бесед можно спихнуть в отдел помощи пострадавшим, если, конечно, они не являются подозреваемыми, но в этом случае разговоры с ними не приносят особых душевных терзаний. Обычно я об этом не распространяюсь, чтобы меня не приняли за извращенца или, что еще хуже, за слюнтяя, но для меня лучше мертвый ребенок, чем тот, который захлебывается рыданиями, пока ты заставляешь его рассказать, что с ним делал плохой дядя. Мертвые не поджидают тебя на выходе из конторы, не плачут, не требуют ответов, ты не вынуждаешь их заново переживать каждый чудовищный момент, не беспокоишься о том, что с ними станет, если ты облажаешься. Они лежат себе тихонько в морге, им глубоко безразлично, веду ли я расследование в правильном направлении, и поэтому я могу спокойно сосредоточиться на поисках тех, кто их туда отправил.

Вот к чему я клоню: встреча с Дженни Спейн в больнице – худший из моих рабочих кошмаров, и он стал явью. В глубине души я молился, чтобы нам позвонили еще раз и сообщили, что она скончалась, не приходя в сознание, что ее страданиям пришел конец.

Ричи повернул голову в мою сторону, и я сообразил, что крепко стиснул телефон в руке.

– Новости, да? – спросил он.

– Похоже, мы все-таки сможем попросить у Дженни Спейн логины. Она очнулась, – ответил я. – Идем наверх.

* * *

Врач, стоявший у палаты Дженни, был щуплым и белобрысым. Чтобы казаться старше, он зачесывал волосы на пробор и отрастил зачатки бороды. За его спиной охранявший дверь полицейский – возможно, сказывалась усталость, но все как один казались мне двенадцатилетками – при виде нас с Ричи мигом вытянулся по стойке “смирно”, выставив подбородок.

Я показал удостоверение:

– Детектив-сержант Кеннеди. Она по-прежнему в сознании?

Врач внимательно изучил удостоверение, и я это одобрил.

– Да, однако сомневаюсь, что вы сможете долго с ней общаться. Ей дали мощное болеутоляющее, а такие тяжелые ранения изматывают сами по себе. Думаю, скоро она уснет.

– Но она уже вне опасности?

Он пожал плечами:

– Никаких гарантий. Сейчас прогноз лучше, чем пару часов назад, и мы оцениваем ее неврологические функции со сдержанным оптимизмом, но опасность инфекции по-прежнему очень высока. Через несколько дней ситуация прояснится.

– Она что-нибудь сказала?

– Вы же про рану на лице знаете, да? Ей тяжело говорить. Она сказала одной из медсестер, что хочет пить. Спросила, кто я такой. И, пока мы не увеличили дозу анальгетиков, пару раз сказала “больно”. Это все.

Полицейский должен был находиться в палате рядом с ней – на случай, если она заговорит, – но я же велел ему охранять дверь, и, видит бог, он ее рьяно охранял. Я мысленно выругал себя за то, что поручил эту задачу не опытному полицейскому с работающим мозгом, а дрону, едва достигшему половой зрелости.

– Она знает про семью? – спросил Ричи.

Врач покачал головой:

– Насколько я могу судить – нет. Полагаю, имела место определенная ретроградная амнезия – довольно распространенное явление после травм головы. В большинстве случаев она проходит, но, опять же, гарантировать ничего нельзя.

– И вы ей не сказали, да?

– Я подумал, что вы сами захотите это сделать. К тому же она не спрашивала. Она… ну, сами увидите. Она не в лучшем состоянии.

Все это время он говорил вполголоса, а на последней фразе его взгляд скользнул мне за плечо. Только тогда я и заметил женщину, спавшую на жестком пластиковом стуле у стены коридора, – руки сжимают большую сумку в цветочек, голова запрокинута под болезненным углом. Изможденная, вся съежившаяся, она выглядела лет на сто, не меньше. Растрепанный седой пучок, лицо опухло и посерело от слез и усталости, однако ей вряд ли было больше семидесяти. Я узнал ее по фотографиям в альбомах Спейнов: мать Дженни.

Летуны взяли у нее показания днем раньше. Рано или поздно нам придется опросить ее снова, но сейчас в палате Дженни нас и так ждало достаточно мучений, и умножать их не хотелось.

– Спасибо, – сказал я гораздо тише. – Если что-то изменится, сообщите нам.

Мы передали наши удостоверения дрону, и тот примерно неделю изучал их под разными углами. Миссис Рафферти пошевелила ногами и застонала во сне, и я уже был готов оттолкнуть полицейского, но, к счастью, именно в эту секунду он решил, что мы те, за кого себя выдаем.

– Сэр, – молодецки рявкнул он, возвращая удостоверения и отходя от двери.

Мы вошли в палату Дженни Спейн.

Никто и никогда не узнал бы в ней платиновую красавицу, которая сияла на свадебных фотографиях. Глаза были закрыты, веки отекли и приобрели лиловый оттенок. Немытые несколько дней волосы, выбившиеся из-под широкой белой повязки, потемнели до мышино-русого цвета и свалялись; кто-то пытался смыть с них кровь, но колтуны и сосульки никуда не исчезли. Правую щеку закрывала марлевая прокладка, кое-как прикленная полосками пластыря. Ее руки, маленькие и изящные, как и у Фионы, безвольно лежали на покрытом катышками голубом одеяле, к огромному неровному синяку бежала тонкая трубка. Ногти подпилены до идеальных овалов и выкрашены в нежный розовато-бежевый цвет – вот только два или три сорваны до мяса. Трубки шли от носа за уши, змеились по груди. Вокруг кровати попискивали приборы, капали капельницы, поблескивал металл.

Ричи закрыл за нами дверь, и Дженни подняла веки.

Она заторможенно, тупо уставилась на нас, пытаясь понять, не мерещимся ли мы ей. Она явно глубоко погрузилась в туман болеутоляющих.

– Миссис Спейн, – сказал я мягко, но она все равно вздрогнула и вскинула руки, чтобы защитить себя. – Я детектив-сержант Майкл Кеннеди, а это детектив Ричард Курран. Вы не могли бы побеседовать с нами несколько минут?

Дженни медленно сфокусировала на мне взгляд и прошептала – слова, выговоренные разорванным ртом и прошедшие сквозь многослойную марлю, прозвучали глухо и невнятно:

– Что-то случилось.

– Да. Боюсь, что так. – Я пододвинул к кровати стул и сел. Ричи сделал то же самое.

– Что случилось?

– Два дня назад, ночью, кто-то напал на вас в вашем доме. Вы тяжело ранены, но врачи хорошо о вас заботятся и говорят, что с вами все будет в порядке. Помните что-нибудь о нападении?

– Нападение. – Она пыталась выплыть на поверхность, преодолеть тяжесть лекарств, тянущих ко дну ее разум. – Нет. Как… Что… – Вдруг ее голубые глаза ожили, и в них сверкнул ужас. – Дети. Пэт.

Мне показалось, что каждая мышца моего тела хочет вышвырнуть меня за дверь.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Нет. Они… Где…

Она отчаянно пыталась сесть, и хотя была для этого слишком слаба, ее усилий хватило бы на то, чтобы разошлись швы.

– Мне очень жаль, – повторил я и слегка надавил ей на плечо ладонью. – Мы ничего не могли сделать.

Мгновение, наступающее после этих слов, принимает миллион форм. Я видел людей, которые выли до тех пор, пока не срывали голос, видел тех, кто застывал на месте, словно надеясь, что горе пройдет стороной и разорвет грудь кому-нибудь другому. Я держал их, когда они пытались разбить себе голову о стену, чтобы заглушить боль. Для Дженни Спейн все это осталось позади: она отзащищалась две ночи назад, и сил у нее больше не было. Она откинулась на застиранную наволочку и заплакала беззвучно и неудержимо.

Ее лицо покраснело и скривилось, но она не пыталась его спрятать. Ричи, наклонившись, взял ее за руку – ту, в которой не было трубок, – и Дженни сжала его ладонь так, что побелели костяшки пальцев. Позади нее слабо, монотонно запищал какой-то прибор. Я сосредоточился на подсчете писков и горько пожалел, что не взял с собой воды, жвачку, мятных леденцов – хоть что-нибудь, что помогло бы мне проглотить подступивший к горлу комок.

В конце концов слезы иссякли и Дженни легла неподвижно, глядя затуманенными красными глазами на облупившуюся краску на стене.

– Миссис Спейн, мы сделаем все, что в наших силах, – сказал я.

Дженни на меня даже не посмотрела.

– Вы уверены? Вы… сами их видели? – глухо, отрывисто прошептала она.

– Боюсь, что уверены.

– Миссис Спейн, ваши малыши не мучились, – мягко сказал Ричи. – Они даже не поняли, что произошло.

У нее задрожали губы.

– Миссис Спейн, – быстро сказал я, пока у нее снова не началась истерика, – вы что-нибудь помните о той ночи?

Она покачала головой:

– Не знаю.

– Это ничего. Мы понимаем. Можете постараться напрячь память, вдруг что-то всплывет?

– Я не… Ничего. Я не могу…

Она напряглась и снова сжала ладонь Ричи.

– Все в порядке, – сказал я. – Какое у вас последнее воспоминание?

Дженни уставилась в пустоту, и на секунду я подумал, что она впала в забытье, но тут она прошептала:

– Я купала малышей. Эмма мыла Джеку голову. Шампунь попал ему в глаза. Он собирался заплакать. Пэт… засунул руки в рукава платья Эммы, словно оно танцует, чтобы рассмешить Джека…

– Это хорошо, – сказал я, и Ричи ободряюще пожал ей руку. – Отлично. Нам может помочь любая мелочь. А после купания…

– Я не знаю. Не знаю. Потом я была здесь, этот врач…

– Ладно. Возможно, вы еще вспомните. А пока скажите, не беспокоил ли вас кто-нибудь в последние несколько месяцев? Может, кто-то вам докучал? Может, один из ваших знакомых вел себя немного странно или вас пугал кто-то незнакомый?

– Никто. Ничто. Все было прекрасно.

– Ваша сестра Фиона упоминала о том, что летом кто-то проник к вам в дом. Можете рассказать об этом?

Дженни пошевелила головой на подушке, словно от боли.

– Все это пустяки. Ерунда.

– По словам Фионы, в то время это не показалось вам ерундой.

– Фиона преувеличивает. У меня был тяжелый день, и я распереживалась на ровном месте.

Ричи встретился со мной взглядом. Каким-то образом Дженни нашла в себе силы солгать.

– В стенах вашего дома несколько дыр. Они имеют какое-то отношение к тому, что к вам кто-то проник?

– Нет. Они… Просто муж решил кое-что починить.

– Миссис Спейн, вы уверены? – спросил Ричи.

– Да. Абсолютно.

Несмотря на медикаментозный туман, несмотря на все ранения, сейчас ее лицо казалось отлитым из стали. Я вспомнил слова Фионы: “Дженни не размазня”.

– Что он хотел починить? – спросил я.

Мы ждали ответа, но глаза Дженни снова помутились. Ее дыхание было таким неглубоким, что грудная клетка почти не двигалась.

– Устала, – прошептала она.

Я вспомнил про Кирана, который охотится за логинами, но сейчас она ни за что не смогла бы откопать их в руинах своей памяти.

– Еще несколько вопросов, и мы дадим вам отдохнуть, – мягко произнес я. – Женщина по имени Эшлинг Руни – ее сын Карл дружил с Джеком в саду – сказала, что пыталась связаться с вами летом, но вы перестали отвечать на звонки. Это вы помните?

– Эшлинг. Да.

– Почему вы ей не звонили?

Она пожала плечами – едва заметно, но все равно при этом поморщилась от боли.

– Просто так.

– Вы с ней поссорились? Или с кем-то из ее семьи?

– Нет, они чудесные. Я просто забывала ей перезвонить.

В ее глазах снова блеснула сталь. Я притворился, что не заметил, и сменил тему.

– Вы говорили вашей сестре Фионе, что на прошлой неделе Джек привел домой друга из детского сада?

После затянувшейся паузы Дженни кивнула. Ее подбородок задрожал.

– А он правда привел друга?

Она покачала головой, крепко зажмурилась и сжала губы.

– Почему вы сказали Фионе, что он привел друга?

По щекам Дженни потекли слезы.

– Надо было… – выдавила она, но тут рыдания заставили ее сложиться пополам, словно от удара в живот. – Я так устала… Пожалуйста…

Она оттолкнула ладонь Ричи и закрыла лицо рукой.

– Мы дадим вам отдохнуть. Пришлем человека из отдела поддержки пострадавших, он с вами поговорит, ладно? – спросил Ричи.

Дженни покачала головой, хватая ртом воздух. Между костяшками пальцев у нее запеклась кровь.

– Нет. Пожалуйста… Нет… просто… меня одну.

– Они вам помогут, правда. Я знаю, вашу трагедию ничем не исправишь, но они помогут вам ее пережить. Они уже многим помогли. Попробуете с ними побеседовать?

– Я не… – Ей наконец удалось сделать глубокий судорожный вдох. Чуть погодя она потерянно спросила: – Что?

Болеутоляющие снова потянули ее на дно.

– Неважно, – мягко ответил Ричи. – Принести вам что-нибудь?

– Я не…

У Дженни закрывались глаза, она проваливалась в сон, и для нее это сейчас было лучше всего.

– Мы вернемся, когда вы наберетесь сил, – сказал я. – Вот наши визитки. Если что-нибудь вспомните – что угодно, – пожалуйста, позвоните.

Дженни издала звук – нечто среднее между стоном и всхлипом. Она заснула, но по щекам у нее продолжали течь слезы. Мы положили визитки на прикроватный столик и вышли.

В коридоре все было по-прежнему: полицейский стоял навытяжку, а мать Дженни спала на стуле. Ее голова упала набок, пальцы расслабились и перебирали потертую ручку сумки. Я тихо отправил полицейского в палату, размашистым шагом свернул за угол коридора и лишь потом убрал блокнот.

– Интересно, да? – спросил Ричи. Он казался подавленным, но не потрясенным – живые его не особо волновали, похоже. Как только для его эмпатии нашелся выход, ему стало лучше. Если бы я искал постоянного напарника, мы бы идеально подошли друг другу. – Многовато наврала всего за несколько минут.

– А, так ты заметил. Возможно, это имеет какое-то значение, – впрочем, я же говорю, лгут все. Однако вникнуть нужно. К Дженни мы еще вернемся. – Засунуть блокнот в карман пальто удалось только с третьего раза. Я отвернулся, чтобы скрыть свое состояние от Ричи.

Он навис надо мной, прищурившись:

– С вами все нормально?

– Ну да, а что?

– Вид у вас немного… – Он покрутил рукой. – Там довольно жестко было, и я подумал – вдруг…

– Ричи, я могу выдержать все то же, что и ты. С опытом ты поймешь, что была не жесть, а обычный рабочий день. И даже если бы там был настоящий ад, я бы все равно справился. Ты что, забыл наш разговор про самоконтроль?

Он попятился, и я сообразил, что говорю чуть более резким тоном, чем собирался.

– Я просто спросил.

Через секунду до меня дошло: это правда. Он не искал слабых мест, не пытался уравнять позиции после того, что случилось на вскрытии, а просто заботился о своем напарнике.

– И я тебе за это благодарен, – сказал я уже мягче. – Извини, что сорвался. Ты-то как? В порядке?

– У меня все супер, да. – Ричи сжал кулак, поморщился – там, куда впились ногти Дженни, остались лиловые вмятины – и оглянулся. – Ее мать. Мы… Когда мы пустим ее в палату?

Я двинулся по коридору к лестнице.

– Когда угодно, но только в сопровождении. Я позвоню полицейскому.

– А Фиона?

– То же самое: пусть заходит, если не возражает, что кто-то составит ей компанию. Может, Дженни при них возьмет себя в руки, выложит им то, что не сказала нам.

Ричи молча шел нога в ногу со мной, но я уже начал улавливать, что означает его молчание.

– По-твоему, я должен заботиться о том, как они могут помочь Дженни, а не нам. И, по-твоему, их надо было пустить к ней еще вчера.

– Ей сейчас адски тяжело. А они как-никак семья.

Я понесся по лестнице.

– Именно, сынок. Ох-ре-ни-тель-но точно подмечено. Они – ее семья, а значит, мы ни черта не понимаем в их отношениях – по крайней мере, пока. Неизвестно, как изменятся показания Дженни после пары часов с мамой и сестрой, и выяснять это я не собираюсь. Может, мамаша обожает давить на чувство вины, тогда после разговора с ней Дженни еще больше устыдится, что ничего не предприняла, когда в дом проник взломщик, и не станет упоминать в беседах с нами о том, что он побывал там еще несколько раз. Может, Фиона предупредит ее, что нас интересует Пэт, и Дженни вообще не станет с нами разговаривать. Не забывай: пусть Фиона и не главный подозреваемый, однако она по-прежнему в списке – до тех пор, пока мы не выясним, почему наш парень выбрал именно Спейнов. К тому же, если бы Дженни умерла, Фионе досталось бы все их имущество. Мне плевать, насколько потерпевшей нужны обнимашки. Я не допущу, чтобы наследница поговорила с ней раньше меня.

У подножия лестницы Ричи посторонился, пропуская медсестру с тележкой, груженной пластиковыми трубками и блестящими металлическими штуками.

– Наверное, вы правы, – сказал он, глядя ей вслед.

– По-твоему, я черствый ублюдок?

Он пожал плечами:

– Об этом не мне судить.

– Может, я и впрямь такой – все зависит от того, какой смысл ты в это вкладываешь. Видишь ли, для меня черствый ублюдок – это тот, кто посмотрит Дженни Спейн в глаза и скажет: “Извините, мэм, мы не сможем поймать человека, который расправился с вашей семьей, потому что я слишком старался всем понравиться. Ну, бывайте!” Потом ублюдок вернется домой, с аппетитом поужинает и крепко уснет. На это я не способен и, чтобы избежать такого расклада, готов немного побыть бездушной сволочью.

Входные двери с грохотом распахнулись, и нас окатила волна холодного сырого воздуха. Я изо всех сил втянул его в легкие.

– Давайте поговорим с полицейским сейчас, пока мать не проснулась, – сказал Ричи.

В тяжелом сером свете он выглядел ужасно – красные глаза, плоское осунувшееся лицо; если бы не более-менее приличная одежда, охрана приняла бы его за торчка. Парнишка совсем вымотался. Сейчас почти три, наша ночная смена начнется через пять часов.

– Давай, звони ему, – сказал я Ричи и по выражению его лица понял, что сам выгляжу не лучше. Каждый глоток воздуха по-прежнему отдавал дезинфицирующим средством и кровью, словно больничный запах впитался в мои поры. Я почти пожалел, что не курю. – А потом мы сможем отсюда свалить. Пора по домам.