Текст книги "Брокен-Харбор"

– Это было днем, она только что пришла домой – наверное, забирала мелкую из школы. Мы были тут; малыш спал, так что я поставила приемник, и вдруг эта ваша дамочка как давай болтать без умолку. Я чуть не выключила няню – клянусь, меня от ее голоса тошнит, – но…

Шинейд вызывающе дернула плечами.

– Что говорила Дженнифер Спейн? – спросил я.

– Молола языком как заведенная. Типа, дети, давайте приготовимся! Папочка может в любую минуту вернуться с прогулки, и когда он войдет, мы будем веселыми. Очень-очень веселыми. Вся такая задорная, – Шинейд презрительно скривилась, – прямо американская чирлидерша. Хотя чему ей радоваться-то? Она, типа, организовывала детей – говорит, чтобы девочка села вон там и устроила пикник для кукол, а пацаненок чтобы сидел здесь, не кидался кубиками “лего”, а если ему нужна помощь, то пусть попросит вежливо. Сюсюкала без остановки: “Все будет чудесно. Когда папочка вернется, он будет о-о-очень рад. Вы же этого хотите, правда? Вы же не хотите, чтобы папочка грустил?”

– Мамочка и папочка, – пробурчал Джейден себе под нос и фыркнул.

– Она целую вечность так балаболила – пока приемник не отключился. Теперь понимаете, о чем я? Она прям как та баба из “Отчаянных домохозяек”, та, у которой все должно быть идеально, а то она ошалеет. Да расслабься ты, хосспади. Мой муж сказал: “Знаешь, чё ей нужно? Чтобы ее хорошенько…”

Шинейд вспомнила, с кем разговаривает, и осеклась, но боевито глянула на нас, давая понять, что ее так просто не запугаешь. Джейден хихикнул.

– Если честно, – добавила Шинейд, – она вела себя как психопатка.

– Когда это было? – спросил я.

– Может, месяц назад. В середине сентября. Понимаете, о чем я? Это вообще тут ни при чем.

Нет, Дженни была похожа не на героиню “Отчаянных домохозяек”, а на жертву. На всех избитых женщин и мужчин, с которыми я общался в Домашнем насилии. Каждый из них уверен, что их вторая половина будет счастлива и жизнь станет радужной, – просто надо все сделать правильно. Все они до ужаса напуганы, их состояние – нечто среднее между истерией и параличом, все они боятся совершить ошибку и огорчить папочку.

Ричи замер и перестал трясти ногой: он тоже это заметил.

– Вот почему, увидев нас, вы сразу подумали, что Пэт Спейн убил свою жену, – сказал он.

– Ага. Я думала, может, он ее поколачивает, если в доме свинарник или дети нахальничают. И поделом, правда? Вот она вся из себя важная, в модном прикиде да с выпендрежным акцентом – а все это время муж выбивает из нее дурь. – Шинейд злорадно усмехнулась. – И когда приехали ваши, я решила, что дело в этом. Может, у нее ужин подгорел или еще что, вот муженек и осатанел.

– Что-то еще указывало на то, что он ее бьет? Может, вы видели что-нибудь или слышали? – спросил Ричи.

– То, что няни у них внизу, странно – понимаете, о чем я? Сначала я все понять не могла, почему они не в детских комнатах. Но когда услышала ее, то подумала – может, он расставил их по дому, чтобы за ней приглядывать. Типа, если бы он пошел наверх или в сад, то мог бы взять с собой приемник и слышать все, чем она занимается. – Шинейд удовлетворенно кивнула, придя в восторг от собственных детективных талантов. – Жуть, правда?

– Больше ничего?

Шинейд пожала плечами:

– Никаких синяков, никаких воплей – по крайней мере, я ничё не слышала. Правда, у нее была такая физиономия… Раньше она вся из себя жизнерадостная, даже когда дети выкобенивались или еще что, она вечно натягивала улыбку до ушей. А вот в последнее время улыбочка пропала, и она вечно ходила как прибитая, даже как бы не в себе… Я подумала, может, она на валиум подсела. Мне казалось, это из-за того, что его уволили, и она недовольна, что теперь придется жить как всем нам – никаких тебе больше внедорожников и дизайнерских шмоток. Но так-то да, может, он ее бил.

– Вы когда-нибудь слышали голоса других людей, кроме Спейнов? Гостей, родственников, коммивояжеров?

Мучнистое лицо Шинейд засветилось:

– Охренеть! Ваша дамочка ходила налево? Ублажала хахаля, пока мужа нет дома? Неудивительно, что он за ней приглядывал. Какая наглость с ее стороны – считать нас за грязь под ногами, когда сама…

– Вы видели или слышали что-нибудь, указывающее на это?

Она подумала.

– Не, – сказала она с сожалением. – Только их четверых.

Джейден возился с джойстиком, щелкал кнопками, однако включить пристаку не решался.

– Свист, – сказал он.

– Это в другом доме.

– Нет. Он слишком далеко.

– Мы в любом случае хотим об этом услышать, – сказал я.

Шинейд поерзала на диване.

– Это было всего один раз – может, в августе, а может, и раньше. Рано утром мы услышали свист – не песню, а просто словно какой-то парень насвистывает за работой.

Джейден продемонстрировал: низкий, немузыкальный, рассеянный звук. Шинейд толкнула его в плечо:

– Прекрати, у меня от этого голова болит. Те, из девятого дома, все уехали – и она тоже, так что это был не ее любовничек. Я подумала, что свистят в одном из домов в конце улицы, там две семьи с детьми, так что у них наверняка есть радионяни.

– Нет, ты опять подумала, что это призрак, – встрял Джейден.

– Я имею право думать все, что захочу! – рявкнула Шинейд, обращаясь ко всем нам сразу. – Можете считать меня тупой, но вы-то не местные. Поживите тут с мое, тогда и поговорим.

Голос у нее был воинственный, но во взгляде угадывался страх.

– Мы привезем своих охотников за привидениями, – сказал я. – В понедельник ночью что-то слышали? Хоть что-нибудь?

– Не-а. Говорю же, это случалось всего раз в месяц.

– Уверены?

– Ага. Абсолютно.

– А ваш муж?

– Тоже. Он бы мне рассказал.

– Это все? Больше нам ни о чем не нужно узнать?

Шинейд покачала головой:

– Это все.

– Почему я должен вам верить?

– Потому что я не хочу, чтобы вы возвращались и поносили меня при сыне. Я все рассказала, так что валите на хрен и оставьте нас в покое, ясно?

– С удовольствием, уж поверьте, – сказал я, вставая. После того как я оперся о подлокотник кресла, на руке осталось что-то липкое, и я не скрываясь поморщился от отвращения.

Когда мы вышли из дома, Шинейд встала на пороге, стараясь уничтожить нас царственным взглядом, но походила скорее на мопса, которого шибануло током. Подождав, пока мы отойдем подальше, она заорала нам вслед:

– Вы не имеете права так со мной разговаривать! Я буду жаловаться!

Не замедляя шага, я вытащил из кармана визитку, помахал ею над головой и бросил на подъездную дорожку.

– Тогда увидимся! – откликнулся я через плечо. – Жду не дождусь.

Я ожидал, что Ричи выскажется насчет моих новых методов допроса: называть свидетельницу мразью и идиоткой – это не по правилам, но он замкнулся в себе и, засунув руки глубоко в карманы и склонив голову от ветра, устало поплелся к машине. На мобильнике было три пропущенных вызова и эсэмэска – все от Джери. Эсэмэска начиналась так: “Извини мик но есть ли новсти о…” Я удалил все.

Когда мы выехали на шоссе, Ричи немного вылез из своей скорлупы.

– Если Пэт бил Дженни… – осторожно начал он, обращаясь к ветровому стеклу.

– Если бы у тети были яйца, она была бы дядей. Эта корова Гоган ничего не знает о Спейнах, что бы она там себе ни воображала. К счастью для нас, один парень знает их как облупленных, а мы отлично знаем, где его искать.

Ричи не ответил. Я снял одну руку с руля и хлопнул его по плечу:

– Не беспокойся, дружище, мы вытянем из Конора все, что надо. Почем знать, возможно, это даже будет весело.

Я поймал на себе его косой взгляд. Не стоило брать такой шутливый тон – особенно после того, что нам сообщила Шинейд Гоган. Я не знал, как объяснить, что это не приподнятое настроение, а дикий прилив адреналина, по-прежнему несущегося по венам, это страх на лице Шинейд, это Конор, который ждал меня в конце пути. Я нажал на педаль и смотрел, как ползет вверх стрелка спидометра. “БМВ” слушался как никогда, летел вперед пикирующим на добычу ястребом, будто изначально жаждал именно такой скорости.

16

Прежде чем послать за Конором, мы просмотрели все, что принесло приливом: отчеты, сообщения на автоответчике, сообщения на горячую линию, показания и тому подобное. По большей части это оказалась ерунда: летуны, которым поручили найти друзей и родственников Конора, разыскали только пару двоюродных братьев; горячую линию обрывали привычные и разнообразные психи, желавшие поговорить об Откровении, замысловатой математике и бесстыжих женщинах, – но нашлась в этой мусорной куче и пара жемчужин. Шона, старая подруга Фионы, проводившая эту неделю в Дубае, сказала, что подаст в суд на каждого из нас, если ее имя попадет в газеты в связи с этим скандалом, однако поделилась мнением, что в детстве Конор был без ума от Дженни и с тех пор ничего не изменилось – иначе почему все его романы длились не дольше полугода? Кроме того, ребята Ларри нашли свернутое пальто, свитер, джинсы, кожаные перчатки и кроссовки десятого размера – все это было свалено в мусорный бак в миле от квартиры Конора. Все вещи были перепачканы кровью, группа которой совпадала с кровью Пэта и Дженни Спейн. Подошва левой кроссовки соответствовала отпечатку, обнаруженному в машине Конора, и идеально совпадала со следом на кухонном полу Спейнов.

Мы ждали Конора в допросной – крошечной, без окон комнатушке для наблюдения, такой загроможденной, что почти негде повернуться. Кто-то здесь уже побывал сегодня – на столе валялись обертки от сэндвичей и пластиковые стаканчики, в воздухе стоял слабый лимонный душок средства после бритья, вонь пота и лука. Я не мог усидеть на месте – ходил по комнате, комкал мусор и бросал в корзину.

– Наверное, нервы у него уже пошаливают, – сказал Ричи. – Полтора дня сидит за решеткой, гадает, чего мы ждем…

– Давай сразу договоримся, чего мы хотим добиться. Мне нужен мотив.

Ричи запихнул пустые пакетики из-под сахара в стаканчик.

– Возможно, мы его не получим.

– Да. Знаю. – При этих словах у меня снова закружилась голова и на секунду показалось, что придется опереться о стол, чтобы не упасть. – Возможно, мотива нет. Ты прав: иногда дерьмовые вещи случаются сами по себе. Но я все-таки сделаю все возможное, чтобы узнать мотив.

Ричи поразмыслил, изучая пластиковую обертку, которую поднял с пола.

– Если мотив мы не добудем, то что еще нам нужно?

– Ответы. Из-за чего Конор поругался со Спейнами несколько лет назад? Какие у него отношения с Дженни? Зачем он стер данные на компьютере? – Комната уже была относительно чистой. Я заставил себя прислониться к стене. – Мне нужна уверенность. Когда мы с тобой выйдем отсюда, мы должны достичь полного взаимопонимания и определиться, кого именно мы ищем. Вот и все. Если мы добьемся этого, остальное приложится.

Ричи с непроницаемым лицом наблюдал за мной.

– Я думал, вы уже уверены, – сказал он.

Глаза у меня щипало от усталости; я пожалел о том, что когда мы заехали пообедать, не взял еще один кофе.

– Я тоже так думал.

Ричи кивнул и, выбросив стаканчик в корзину, прислонился к стене рядом со мной. Чуть погодя он выудил из кармана упаковку мятных леденцов и протянул мне. Так мы и стояли, плечом к плечу, посасывая мятные леденцы, пока дверь не открылась и полицейский в форме не ввел в комнату Конора.

* * *

Выглядел он плохо. Возможно, дело было в том, что сейчас Конор был без пальто, однако он казался еще более худым – настолько худым, что я задумался, не показать ли его врачу. Сквозь рыжеватую щетину болезненно выпирали скулы. Недавно он явно плакал.

Он сидел сгорбившись, уставившись на свои кулаки, лежащие на столе, – не шевельнулся, даже когда с лязгом включилось центральное отопление. В известном смысле меня это успокоило. Невиновные ерзают, и дрожат, и едва не вскакивают при малейшем шуме; им не терпится поговорить с тобой и все прояснить. Виновные стараются сосредоточиться, собирают все силы для защиты своей внутренней крепости, готовятся к бою.

Ричи потянулся, чтобы включить видеокамеру, и проговорил в нее:

– Детектив-сержант Кеннеди и детектив Курран допрашивают Конора Бреннана. Допрос начался в шестнадцать сорок три.

Я зачитал Конору права; Конор расписался не глядя, откинулся на стуле и сложил руки на груди. В его представлении разговор был окончен.

– Ах, Конор, – сказал я, поудобнее устраиваясь на стуле и печально качая головой. – Конор, Конор, Конор. А я-то думал, что мы славно поладили.

Он молча наблюдал за мной.

– Приятель, ты был с нами не совсем честен.

На его лице мелькнул страх – слишком сильный, чтобы можно было скрыть.

– Это не так.

– Нет, так. Слышал когда-нибудь про “правду, всю правду и ничего, кроме правды”? По одному пункту ты нас точно подвел. Зачем?

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Конор и решительно сжал губы, но взгляд был по-прежнему прикован ко мне. Ему было страшно.

Ричи, привалившийся к стене под камерой, укоризненно прищелкнул языком.

– Прежде всего, ты оставил нас в заблуждении, что вплоть до понедельника видел Спейнов только в бинокль, – сказал я. – Тебе не показалось уместным упомянуть о том, что вы друзья детства?

Его щеки окрасились бледным румянцем, однако Конор даже не моргнул: боялся он не этого.

– Не ваше дело.

Я вздохнул и погрозил ему пальцем:

– Конор, ну брось. Теперь все – наше дело.

– И что это изменило? – добавил Ричи. – Друг, ты же должен был знать, что у Пэта и Дженни есть фотки. Ты просто задержал нас на пару часов и разозлил.

– Мой коллега говорит правду, – сказал я. – Запомнишь это на случай, если снова возникнет искушение трахать нам мозги?

– Как дела у Дженни? – спросил Конор.

Я фыркнул:

– А тебе-то что? Если тебя так беспокоит ее здоровье, ты мог бы просто – даже не знаю – не резать бедняжку, что ли. Или ты надеешься, что она довела твою работу до конца?

Он стиснул зубы, однако не утратил хладнокровия.

– Я хочу знать, как у нее дела.

– А мне плевать, чего ты хочешь. Но вот что я тебе скажу: у нас к тебе несколько вопросов. Если будешь паинькой и ответишь на все, без брехни, то у меня, возможно, улучшится настроение и я тоже поделюсь с тобой информацией. Договорились?

– Что вы хотите узнать?

– Давай начнем с того, что попроще. Расскажи нам про Пэта и Дженни. Каким Пэт был в детстве?

– Мы с Пэтом дружили с четырнадцати лет. Вам это наверняка уже известно. (Мы с Ричи промолчали.) Он был адекватный. Это все. Самый адекватный парень, которого я знаю. Любил регби, любил повеселиться, потусоваться с друзьями. Ему нравились почти все, и он нравился всем. В таком возрасте многие популярные парни – мудозвоны, но Пэт всегда вел себя порядочно. Может, вам все это не кажется особенным, но таких, как Пэт, единицы.

– Другими словами, вы были близкими друзьями? – спросил Ричи, подбрасывая пакетик с сахаром.

Конор указал подбородком сначала в сторону Ричи, потом в мою:

– Вы напарники. Значит, вы должны быть готовы доверить друг другу свои жизни, так?

Ричи поймал пакетик и замер, давая мне возможность ответить.

– Да. У хороших партнеров так и бывает.

– Тогда вы все понимаете про нас с Пэтом. У меня в жизни было такое – я бы, наверное, покончил с собой, если бы кто-то об этом узнал, – но Пэту я все равно про это рассказывал.

Если в словах Конора и крылась ирония, то от него она ускользнула. Внезапно меня охватила какая-то смутная тревога, захотелось вскочить со стула и закружить по комнате.

– Про что именно ты ему рассказывал?

– Вы шутите? Про семейные обстоятельства.

Я покосился на Ричи – если понадобится, мы можем выяснить это из других источников, – но он не сводил глаз с Конора.

– Давай поговорим про Дженни, – предложил я. – Какой она была в то время?

Лицо Конора смягчилось.

– Дженни… Она была особенной.

– Да, мы видели фотографии. Она рано оформилась.

– Я не об этом. Она входила в комнату, и все вокруг становилось лучше. Она старалась, чтобы все было красиво, чтобы все были счастливы, – и всегда знала, как этого добиться. У нее был этот дар. Я больше ни у кого такого не видел. Например, как-то раз мы пошли на школьную дискотеку, и Мак – парень, с которым мы тусовались, – вился вокруг одной девчонки, вроде как пританцовывал вокруг нее, хотел, чтобы она с ним потанцевала. А она скорчила гримаску и что-то сказала – не знаю, что именно, но и она сама, и все ее подружки так и попадали от хохота. Мак вернулся к нам пунцовый. Униженный. Девицы показывали на него пальцами, хихикали, и было видно, что он готов сквозь землю провалиться. А Дженни повернулась к Маку, протянула ему руку и говорит: “Обожаю эту песню, но Пэт ее терпеть не может. Потанцуешь со мной? Пожалуйста?” Они идут танцевать, и вот Мак уже улыбается, Дженни смеется его шуткам, оба веселятся вовсю. Это живо заткнуло тех девчонок. Дженни была в десять раз симпатичнее любой из них.

– А Пэт не ревновал?

– Из-за того, что Дженни танцевала с Маком? – Конор чуть не рассмеялся. – Не-а. Мак был на год младше нас – толстый парень с дурацкой прической. И потом, Пэт понимал, что хотела сделать Дженни. По-моему, за это он ее еще больше любил.

Голос Конора зазвучал нежно – теперь это был голос влюбленного, голос для приглушенного света, плавной музыки и одного-единственного слушателя. Фиона и Шона Уильямс оказались правы.

– Похоже, у них были хорошие отношения.

– Прекрасные. Иначе не скажешь, – ответил Конор. – Знаете, подросткам часто кажется, что весь мир – дрянь. Так вот, Пэт и Дженни давали тебе надежду.

– Чудесно. Честное слово, чудесно.

Ричи снова принялся поигрывать пакетиком сахара.

– Ты ведь встречался с сестрой Дженни, да? Фионой? Сколько тебе тогда было – восемнадцать?

– Да. Но мы были вместе всего несколько месяцев.

– Почему вы расстались?

Конор пожал плечами:

– Ничего не вышло.

– Почему? Она оказалась стервой? У вас не было ничего общего? Она не давала?

– Нет. Это она со мной порвала. Фиона классная. Мы отлично ладили. Просто не сложилось.

– Ну да, еще бы, – сухо сказал Ричи, ловя пакетик. – Ты ведь был влюблен в ее сестру.

Конор замер:

– Кто это сказал?

– А не все равно?

– Мне – нет. Тот, кто это сказал, врет.

– Конор, помнишь наш уговор? – предостерег его я.

У Конора, казалось, чесались кулаки, однако он сдержался и, помолчав, сказал:

– Все было не так, как вы пытаетесь представить.

Если это не мотив, то, во всяком случае, мы не далее чем в шаге от него. Я невольно взглянул на Ричи, но тот кинул пакетик слишком далеко и бросился за ним.

– Да? А как я пытаюсь это представить? – осведомился он.

– Так, словно я подонок, который пытался встать между ними. Это не так. Если бы я мог нажать на кнопку и сделать так, чтобы они расстались, я бы ни за что не нажал. А все остальные мои чувства никого не касаются.

– Возможно. – Мне понравился тон собственного голоса – ленивый, веселый. – Во всяком случае, до тех пор, пока о них не узнала Дженни. Она же узнала, да?

Конор покраснел. Казалось бы, за столько лет эта рана должна была затянуться.

– Я никогда ей ничего не говорил.

– Этого и не требовалось. Дженни догадалась. Женская интуиция – мощная штука, сынок. И что она подумала?

– Понятия не имею.

– Она тебя отшила? Или ей нравилось внимание и она сама тебя завлекала? Вам не случалось пообжиматься за спиной у Пэта?

Конор сжал кулаки:

– Нет. Говорю же, Пэт был моим лучшим другом. Я рассказал вам, какой они были парой. Неужели вы думаете, что мы с Дженни пошли бы на такое?

Я рассмеялся:

– О боже, ну конечно. Когда я был подростком, я бы мать родную продал, лишь бы облапать девчонку.

– Вы – может быть. Но я не такой.

– Похвальное благородство. – Я чуть заметно усмехнулся. – Однако Пэт не понял, что ты просто поклоняешься издалека, да? Он наехал на тебя из-за Дженни. Не хочешь поделиться своей версией случившегося?

– Чего еще вам от меня надо? – Конор стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. – Я же сказал, что убил их. То, что было в детстве, здесь совершенно ни при чем.

– Помнишь, что я тебе говорил? – холодно спросил я. – Мы сами решим, что имеет отношение к делу, а что нет. Итак, мы слушаем: что произошло между вами с Пэтом?

Конор заскрежетал зубами, но удержал себя в руках.

– Ничего не произошло. Однажды, через пару дней после того, как Фиона со мной порвала, сижу я дома, и тут приходит Пэт и говорит: “Пойдем пройдемся”. Я знал, что что-то случилось, – он был мрачен и отводил глаза. Мы пошли прогуляться по пляжу, и там он спросил – не потому ли Фиона меня бросила, что я влюблен в Дженни.

– Жесть… – Ричи скривился. – Неловко вышло.

– Он был очень расстроен. И я тоже.

– Пэт был сдержанным парнем, да? – спросил я. – На его месте я бы вышиб тебе зубы.

– Я ждал, что он так и сделает, и, в общем-то, не возражал. Думал, что заслужил это. Но Пэт никогда не выходит из себя. Никогда. Он просто сказал: “Я знаю, она многим парням нравится. Это не проблема – если они держатся от нее подальше, – но ты… Блин, братишка, насчет тебя я никогда не волновался”.

– И что ты ему сказал?

– То же, что и вам. Что скорее умру, чем встану между ними. Что я ни за что не признаюсь ни в чем Дженни. Что я хочу только одного – найти себе другую девушку, чтобы мы стали такими же, как они, чтобы я забыл обо всем.

Судя по отзвуку былой страсти в его голосе, он говорил правду – от первого до последнего слова. Я поднял бровь:

– И все так легко обошлось? Серьезно?

– Несколько часов мы бродили по пляжу, разговаривали. Но по сути – да.

– И Пэт тебе поверил?

– Он знал меня. Я говорил правду. И он мне поверил.

– А потом?

– Потом мы пошли в паб, напились и потащились домой, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Несли фигню, которую все парни говорят по пьяни.

Я люблю тебя, дружище, – не по-пидорски, а как брата, и ты это знаешь, я для тебя что угодно сделаю… Во мне снова вспыхнул настойчивый огонек тревоги.

– И все снова стало в шоколаде, – сказал я.

– Да. Да, черт побери. Через несколько лет я стал шафером Пэта. Я крестный Эммы. Если не верите, проверьте по документам. По-вашему, Пэт выбрал бы меня, если бы думал, что я пытаюсь отбить у него жену?

– Приятель, люди еще и не так чудят, иначе мы с напарником остались бы без работы. Впрочем, поверю тебе на слово: вы снова лучшие друзья, братья по оружию и все такое. А потом, несколько лет назад, дружба накрылась медным тазом. Мы бы хотели послушать твою версию того, что произошло.

– Кто это сказал?

Я ухмыльнулся:

– Дружище, ты становишься предсказуемым. Во-первых, вопросы задаем мы. Во-вторых, мы не раскрываем наши источники. И в-третьих, помимо всех остальных, это сказал ты сам. Если бы ты по-прежнему дружил со Спейнами, тебе не пришлось бы морозить яйца на стройплощадке, чтобы узнать, как они поживают.

– Это все хренов Оушен-Вью. Лучше бы они вообще про него не слышали, – сказал Конор, помолчав. В его голосе появились новые, жесткие нотки. – Я сразу все понял. С самого начала. Года три назад, вскоре после рождения Джека, я поехал на ужин к Пэту и Дженни. Они тогда снимали домик в Инчикоре[25]25
  Инчикор – район Дублина.


[Закрыть], в десяти минутах от меня, и я постоянно у них гостил. Не успел я порог переступить, а они уже тычут мне в нос эту брошюру с домами: “Смотри! Посмотри на это! Утром мы внесли первый взнос; мама Дженни приглядела за детьми, чтобы мы могли заночевать перед офисом риелтора. Мы были десятыми в очереди, получили именно то, что хотели!” Они мечтали купить дом еще с тех пор, как обручились, так что я был готов порадоваться за них, да? Но тут я смотрю на брошюру, а это реклама какого-то поселка под названием Брайанстаун. Никогда про такой не слышал. Судя по названию, захолустная дыра, названная застройщиком, заигравшимся в императора, в честь себя или сына. И там написано что-то вроде “Всего сорок минут от Дублина”, а я смотрю на карту и вижу – ага, сорок минут, но только если на вертолете.

– Далековато от Инчикора. Никаких больше ужинов каждые пару дней.

– Да не в этом дело. Они могли найти себе дом хоть в Голуэе, и я бы за них порадовался – главное, чтобы они сами были счастливы.

– А они и думали, что будут там счастливы.

– Не было никакого “там”. Пригляделся я к этой брошюре – а это не дома, а модели. Я их спрашиваю: “Поселок-то вообще построен?” – и Пэт отвечает: “Будет построен, когда мы переедем”.

Конор покачал головой, опустив уголок рта. Что-то изменилось. Брокен-Харбор ворвался в разговор, словно ураганный порыв ветра, и заставил нас всех напрячься. Ричи оставил в покое пакетик с сахаром.

– Поставили на кон годы жизни ради клочка поля в глуши.

– Ну, значит, они были оптимистами. Это хорошо, – сказал я.

– Да? Оптимизм – это одно, а безумие – совсем другое.

– А тебе не приходило в голову, что они достаточно взрослые и могут сами принимать решения?

– Да, и поэтому я не стал разевать пасть. Сказал: “Поздравляю, счастлив за вас, скорее бы увидеть ваш дом”. Кивал и улыбался, когда они поднимали эту тему, когда Дженни показывала мне образцы ткани для занавесок, когда Эмма нарисовала свою будущую комнату. Я хотел, чтобы дом оказался замечательным. Я молился о том, чтобы их мечта сбылась.

– Но этого не произошло.

– Когда дом был достроен, они привезли меня на него посмотреть. В воскресенье, за день до подписания окончательного договора. Два года назад – даже немного больше, потому что это было летом. Погода была жаркая и душная, облачная, и облака так и давили на голову. Место было… – Конор издал мрачный звук – возможно, рассмеялся. – Да вы сами видели. Тогда оно выглядело получше – сорняки еще не полезли, стройка кругом продолжалась, так что, по крайней мере, поселок не походил на кладбище, но все равно не казался местом, где кто-то захочет жить. Мы вышли из машины, и Дженни говорит: “Смотри, отсюда видно море! Роскошно, правда?” Я говорю: “Ага, отличный вид”, но я соврал. Вода выглядела грязной, маслянистой, с моря должен был дуть освежающий ветерок, но даже сам воздух казался мертвым. Дом выглядел мило – если вам нравится Степфорд, – однако прямо через дорогу был пустырь и стоял бульдозер. Гребаный кошмар. Мне хотелось развернуться и бежать оттуда без оглядки – и утащить Пэта и Дженни с собой.

– Ну а сами они что? – спросил Ричи. – Они были довольны?

Конор пожал плечами:

– Похоже на то. Дженни говорит: “Стройка через дорогу закончится всего через пару месяцев”. Мне так совсем не показалось, но я промолчал. Она продолжает: “Здесь будет так чудесно! В банке нам дают сто десять процентов от нужной суммы, чтобы хватило на отделку и мебель. Я подумываю оформить спальню в морском стиле, как тебе идея?” Я говорю: “А не лучше ли взять сто процентов, а комнаты обставить по ходу дела?” Дженни отвечает сквозь смех – прозвучало это фальшиво, но, возможно, мне так показалось из-за воздуха, приглушавшего все звуки: “Ох, Конор, расслабься. Мы можем себе это позволить. Ну да, придется реже ходить по ресторанам, и что с того? Все равно рядом ни одного нет. Я хочу, чтобы все было красиво”. Я говорю: “Просто так будет безопаснее. На всякий случай”. Может, мне стоило промолчать, но то место… Там такое ощущение, будто за тобой наблюдает здоровенный пес; он приближается, и ты понимаешь, что сматываться ко всем чертям надо прямо сейчас. Пэт тоже рассмеялся и говорит: “Братишка, ты хоть знаешь, как быстро растут цены на недвижимость? Мы еще даже не переехали, а дом уже стоит больше, чем мы за него платим. Его в любой момент можно выгодно продать”.

– Если они и сошли с ума, то не одни, а вместе со всей страной. Обвала не предвидел никто, – сказал я и услышал, как напыщенно звучит мой голос.

Конор дернул бровью:

– Вы так думаете?

– В противном случае страна не угодила бы в такую пропасть.

Он пожал плечами:

– В финансах я не смыслю, я всего лишь веб-дизайнер. Однако я понимал, что никому не нужны тысячи домов в глуши. Люди покупали их только потому, что повелись на обещания, будто через пять лет они смогут продать свою недвижимость в два раза дороже и переехать в место поприличнее. Даже я, обыкновенный кретин, понимал, что простаки, готовые вкладываться в пирамиду, рано или поздно закончатся.

– Вы только полюбуйтесь на нашего Алана Гринспена[26]26
  Алан Гринспен (р. 1926) – американский экономист, председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы США на протяжении 18,5 лет.


[Закрыть], – сказал я. Конор начал меня злить – потому что оказался прав и потому что Пэт и Дженни имели полное право считать, что он ошибается. – Приятель, задним умом мы все сильны. Ты бы не помер, если бы проявил чуть больше позитива.

– В смысле, навешал бы им еще больше лапши? С этим отлично справлялись другие – банки, застройщики, правительство: “Скорей покупай, это самая выгодная инвестиция в твоей жизни…”

– Если бы мои лучшие друзья стояли на краю пропасти, я бы тоже им что-нибудь сказал, – заметил Ричи, с хрустом смяв пакетик с сахаром и бросив его в корзину. – Может, их бы это и не остановило, но падение хотя бы не стало таким шоком.

Оба смотрели на меня так, словно они заодно, словно я чужак. Ричи просто подталкивал Конора рассказать о том, как кризис подействовал на Пэта, но мне все равно стало досадно.

– Продолжай, – сказал я. – Что было дальше?

Конор подвигал челюстью; воспоминания взвинчивали его до предела.

– Дженни – она терпеть не может ссоры, – так вот, Дженни говорит: “Видел бы ты, какой огромный сад позади дома! Мы думаем поставить там горку для детей, а летом будем устраивать барбекю. Ты сможешь оставаться на ночь и не беспокоиться, не перебрал ли с пивом…” Только в этот момент через дорогу раздается страшный грохот, словно целая упаковка черепицы рухнула с лесов, что-то в этом роде. Мы все аж подпрыгнули. Когда сердце у меня снова забилось, я спрашиваю: “Вы точно уже решили?” – и Пэт говорит: “Ага. Надеюсь, что решили, залог-то нам не вернут”.

Конор замолчал. Потом покачал головой:

– Он пытался обратить все в шутку. Я говорю: “К черту залог. Еще не поздно передумать”. И тут Пэт прямо взорвался. Как заорет: “Какого хрена! Тебе сложно хотя бы притвориться, что рад за нас?” На Пэта это вообще не похоже – говорю же, он никогда не выходил из себя. Так я понял, что у него и правда возникли сомнения, причем большие. Я говорю: “Ты реально хочешь этот дом? Скажи мне”. Он отвечает: “Да, хочу. Всегда хотел – и тебе это известно. Если ты намерен до конца жизни снимать холостяцкую квартирку…” А я такой: “Нет, я не про дом вообще, а про этот дом. Ты его хочешь? Он тебе хоть чуть-чуть нравится? Или ты покупаешь его только потому, что так надо?” Пэт отвечает: “Ну да, он не идеален, это я и без тебя отлично понимаю. А что, по-твоему, нам делать? Черт побери, у нас же дети. Когда у тебя семья, тебе нужен дом. Тебя что-то не устраивает?”

Конор провел ладонью по подбородку – так сильно, что осталась красная полоса.

– Мы орали друг на друга. Там, где мы выросли, полдюжины стариков уже высунулись бы посмотреть, что стряслось. Тут ничего даже не шевельнулось. Я говорю: “Если не можете купить то, что на самом деле хотите, то продолжайте снимать, пока не заработаете достаточно”. Пэт говорит: “Господи Иисусе, Конор, так дела не делаются! Нам нужно обзавестись недвижимостью!” Я: “Таким вот образом? Залезть по уши в долги ради дыры, которая, возможно, никогда не станет пригодной для жизни? А вдруг ветер переменится и вы тут застрянете?” Дженни берет меня под локоть и говорит: “Конор, все в порядке, честное слово. Я знаю, ты просто переживаешь за нас и все такое, но ты ужасно старомодный. Сейчас все так делают. Все”. – Он сухо рассмеялся: – Она так это сказала, будто изрекла неведомо какую мудрость. Будто за ней осталось последнее слово, и точка. Я не верил своим ушам.