Текст книги "Брокен-Харбор"

Древний оранжевый диван был едва виден под свитерами, дисками и пустыми пластиковыми пакетами. Мы разбирали эти завалы слой за слоем, пытаясь найти пятна крови, – встряхивали вещи и сваливали их на пол.

– Мать честная, – ужаснулся я, выкопав телегид за начало июня и полпакета чипсов с солью и уксусом. – Ты только глянь.

Ричи сухо улыбнулся и поднял скомканное бумажное полотенце, которым вытирали что-то вроде разлитого кофе.

– Я видал и похуже.

– Я тоже, но это не оправдание. Мне плевать, что парень сидел на мели – за самоуважение платить не нужно. Спейны тоже разорились, но в их доме ни пятнышка. – Даже в худшие дни, сразу после развода с Лорой, я никогда не оставлял объедки гнить в мойке. – Вряд ли он был настолько занят, что некогда было взять в руки тряпку.

Ричи вытащил одну из диванных подушек, усыпанных крошками, и провел рукой по окантовке.

– Круглые сутки торчать здесь без работы и денег – кто угодно свихнется. Наверное, я бы тоже не заморачивался с уборкой.

– Не забывай: он не торчал здесь круглые сутки. Конору было где провести досуг. У него была куча дел в Брайанстауне.

Ричи расстегнул чехол на подушке и сунул руку внутрь.

– Да, действительно. И знаете что? Свалка здесь, поскольку это не его дом. Он жил в том логове в поселке, а там все блестело чистотой.

Мы обыскали все как следует: нижние стороны ящиков, задние стенки книжных полок, коробки с просроченными полуфабрикатами в морозильнике. Мы даже взяли зарядку Конора и подключили телефон Ричи к каждой розетке, чтобы убедиться, что ни за одной из них нет тайника. Коробку с документами мы собирались прихватить с собой в контору – на тот случай, если Конор воспользовался банкоматом через две минуты после Дженни или сохранил чек от компании Пэта, для которой рисовал сайт, – но для начала решили по-быстрому в нее заглянуть. Его банковские выписки живописали ту же удручающую картину, что и у Спейнов: приличный доход и основательные сбережения, затем доходы уменьшились, а сбережения сократились, затем разорение. Поскольку Конор был самозанятым, его падение выглядело менее стремительным, чем у Пэта Спейна, – суммы на чеках постепенно становились все меньше, а перерывы между гонорарами увеличивались. Однако Конор проделал этот путь раньше: количество заказов начало снижаться в конце 2007 года, а к середине 2008-го он уже залезал в сбережения. За последние несколько месяцев на его счет не поступало ни гроша.

К половине третьего мы уже заканчивали обыск – раскладывали вещи по прежним местам, меняя наш осмысленный беспорядок на хаотичный беспорядок Конора. Наш смотрелся лучше.

– Знаешь, что меня здесь поражает? – спросил я.

Ричи охапками засовывал книги на полку, поднимая маленькие пыльные вихри.

– Что?

– Тут нет никаких следов других людей – ни зубной щетки его девушки, ни фотографий Конора с приятелями, ни поздравительных открыток, на календаре ни одной памятки типа “Позвонить папе” или “В 8 встреча с Джо в пабе”. Ничто не указывает на то, что Конор хоть раз в жизни встречал других людей. – Я задвинул DVD-диски в стойку. – Помнишь, я говорил, что ему некого любить?

– Может, у него все в цифре. В наше время каждый второй хранит все в телефоне или на компьютере – фотки, напоминания о встречах… – Книга с глухим стуком упала на пол, и Ричи развернулся ко мне, открыв рот и сцепив руки на затылке.

– Черт, – сказал он. – Фотографии.

– Сынок, может, закончишь предложение?

– Черт. Я знал, что видел его. Неудивительно, что они были ему дороги…

– Ричи.

Он потер щеки, глубоко вдохнул и с шумом выдул воздух.

– Помните, ночью Конор сказал, что ему хотелось бы, чтобы из всех Спейнов выжила Эмма? Еще бы, пес его раздери. Он же ее крестный отец.

Снимок на книжной полке Эммы: непримечательный младенец в белых кружевах, разодетая Фиона, лохматый улыбающийся парнь за ее спиной. Его лица я не помнил.

– Уверен? – спросил я.

– Да, уверен. Фотографию в ее комнате помните? Тогда он был моложе и с тех пор сильно похудел и подстригся, но, клянусь богом, это он.

Фотография отправилась в контору вместе со всем остальным, связанным с личностью тех, кто знал Спейнов.

– Давай еще раз проверим, – сказал я. Ричи уже доставал свой телефон. По лестнице мы поднимались почти бегом.

Не прошло и пяти минут, как летун, сидевший на горячей линии, откопал снимок, сфотографировал его своим телефоном и прислал Ричи по электронной почте. Картинка была маленькая и зернистая, и Конор выглядел на удивление счастливым и бодрым, однако это вне всяких сомнений был он. Крепко сбитый, во взрослом костюме, он держал Эмму так, словно она из хрусталя, а Фиона тянулась, чтобы вложить палец в детский кулачок.

– Охренеть… – тихо сказал Ричи, глядя на экран телефона.

– Угу. Точно подмечено.

– Неудивительно, что он все знал про отношения между Пэтом и Дженни.

– Точно. Паршивец все это время смеялся над нами.

Уголок рта Ричи дернулся:

– Ночью мне так не показалось.

– Ну, когда он увидит эту фотографию, ему будет не до смеха. Но покажем мы ее, только когда как следует подготовимся. Пока не проработаем все факты, к Конору и близко не подойдем. Ты хотел мотив? Готов поставить немалые деньги на то, что искать его нужно здесь.

– Похоже, тут старая история, – Ричи постучал по экрану, – карточке шесть лет. Если тогда Конор и Спейны были лучшими друзьями, к тому времени они давно друг друга знали – с колледжа, а то и со школы. И мотив мог возникнуть когда угодно. Что-то произошло, все забыли, а потом жизнь Конора идет прахом, и внезапно событие пятнадцатилетней давности снова кажется офигительно важным…

Он рассуждал так, словно наконец поверил, что Конор – наш парень. Я пониже наклонился над телефоном, чтобы скрыть улыбку.

– А может, мотив появился относительно недавно. Где-то за последние шесть лет отношения настолько испортились, что теперь Конор мог увидеть крестницу только в бинокль. Вот бы узнать, что у них стряслось.

– Мы это выясним. Поговорим с Фионой, с их старыми друзьями…

– Обязательно. Теперь ублюдок от нас никуда не денется. – Мне хотелось взять Ричи в шейный захват, словно мы с ним идиоты-подростки, которые по-дружески колотят друг друга. – Ричи, друг мой, ты только что отработал свое годовое жалованье.

Ричи улыбнулся и покраснел:

– Да нет. Рано или поздно это все равно бы всплыло.

– Верно. Но рано гораздо лучше, чем поздно. Теперь полудюжине летунов не придется выяснять, не заправляли ли Конор и Дженни машины на одной бензоколонке год назад, а это дает нам на полдюжины больше шансов найти одежду в баках, пока ее не увезет мусоровоз… Ты герой матча, друг мой. Можешь похлопать себя по спине.

Он пожал плечами, потирая нос, чтобы скрыть румянец.

– Просто повезло.

– Чепуха. Никакого везения не бывает. Удача приходит в результате хорошей следственной работы, а это именно твой случай. Теперь скажи мне: что ты хочешь делать дальше?

– Поговорить с Фионой Рафферти. Как можно быстрее.

– О да, черт побери. Позвони ей сам – ты понравился ей больше, чем я. – Мне даже не было обидно это признавать. – Постарайся затащить ее в контору как можно раньше. Если приедет в течение двух часов, обед за мой счет.

Фиона была в больнице – на заднем плане ритмично пищал какой-то прибор. “Алло?” – произнесла девушка, и по голосу стало ясно, что она вымоталась до предела.

– Мисс Рафферти, это детектив Курран, – сказал Ричи. – У вас найдется минутка?

Секундная пауза.

– Подождите, – ответила Фиона и, прикрыв трубку ладонью, обратилась к кому-то еще: – Это важно. Я выйду, хорошо? Буду рядом, если что, звони.

Раздался щелчок закрывающейся двери, и писк смолк.

– Алло?

– Простите, что отрываю вас от сестры. Как она?

Снова небольшое промедление.

– Не очень. Так же, как вчера. Вы же тогда с ней разговаривали, да? Еще до того, как впустили нас.

В голосе Фионы появились резкие нотки.

– Да, разговаривали, но всего несколько минут, – спокойно ответил Ричи. – Не хотели ее утомлять.

– Собираетесь снова приехать, чтобы ее расспрашивать? Не надо. Ей нечего вам сообщить. Она ничего не помнит. Она даже разговаривать почти не может, только плачет. Мы все плачем. – Голос Фионы задрожал. – Вы не могли бы просто… оставить ее в покое? Пожалуйста!

Ричи быстро учился: на этот вопрос он не ответил.

– Я звоню, потому что у нас есть новость. Скоро об этом расскажут по ТВ, но мы подумали, что будет лучше, если вы услышите от нас. Мы кое-кого арестовали.

Молчание.

– Это не Пэт. Я же говорила вам. Я же говорила.

Ричи на секунду встретился со мной взглядом.

– Да, говорили.

– Кто… Боже… Кто он? Почему он это сделал? Почему?

– Мы это выясняем, и нам кажется, что вы могли бы нам помочь. Может, приедете в Дублинский замок и мы побеседуем? Там и расскажем все подробности.

Еще одна секундная пауза: Фиона пыталась усвоить услышанное.

– Да. Да, конечно. Только я… Это может немного подождать? Мама уехала домой поспать, и я не хочу оставлять Дженни одну. Мама вернется в шесть, и я смогу быть у вас, скажем, к семи. Это не слишком поздно?

Ричи поднял брови, глядя на меня. Я кивнул.

– Отлично, – ответил он. – И послушайте, мисс Рафферти, сделайте одолжение, не говорите пока ничего сестре. И матери тоже, ладно? Как только мы предъявим обвинения и все такое, сразу ей сообщим, но сейчас еще слишком рано, не хочется, чтобы она расстроилась, если что-то пойдет не так. Обещаете?

– Да. Я ничего не скажу. – Она быстро вздохнула. – Этот парень. Пожалуйста… Кто он?

– Поговорим об этом позже, – мягко ответил Ричи. – Берегите сестру, ладно? И себя тоже. До скорого. – Он нажал на отбой, прежде чем Фиона смогла задать ему очередной вопрос.

Я взглянул на часы: почти три. Ждать четыре часа.

– Не видать тебе бесплатного обеда, солнышко.

Ричи убрал телефон и быстро улыбнулся.

– А я-то уже собрался заказать лобстера.

– Салат с тунцом устроит? Хочу заехать в Брайанстаун, проверить, как дела у поисковиков, и напустить тебя на пацана Гоганов, но по пути надо перехватить что-нибудь поесть. Начальник меня по головке не погладит, если ты замертво рухнешь от голода.

– Салат сойдет. Не хочу погубить вашу репутацию. – Ричи по-прежнему ухмылялся. Скромность скромностью, а все-таки он был счастлив.

– Спасибо за заботу, – сказал я. – Заканчивай здесь, а я пока наберу Ларри, чтоб прислал своих ребят. Потом выдвигаемся.

Ричи слетел по лестнице, прыгая через две ступеньки.

* * *

– Снайпер! – радостно вскричал Ларри. – Признавался ли я тебе в любви в последнее время?

– Никогда не устану это слушать. Что я сделал на сей раз?

– Машина. Большего и желать нельзя, а ведь сегодня даже не день моего рождения.

– Выкладывай. Если я прислал тебе подарок, то имею право знать, что в коробке.

– Ну, первый подарочек был не в самой машине. Когда парни стали ее буксировать, из ниши колеса выпала связка ключей. У нас есть ключи от машины, у нас, похоже, есть ключи от дома – один “чабб” и один “йель” – и (барабанная дробь!) у нас есть ключ от задней двери дома Спейнов.

– Великолепно, – сказал я.

Сигнализация, а теперь еще и это; нам оставалось только узнать, где Конор разжился ключом (один из очевидных источников через несколько часов заедет к нам для беседы), и тогда заковыристый вопрос о доступе в дом чудесным образом разрешится. Надежный и уютный домик Спейнов был защищен не лучше, чем палатка, установленная посреди променада.

– Так и думал, что тебе понравится. А уж когда мы влезли в саму машину… ох. Как же я обожаю тачки. Мне доводилось видеть парней, которые после дела буквально принимали ванну с моющим средством, но заботились ли они о том, чтобы отмыть свои машины? Ничуть не бывало. В этой – прямо-таки гнездо из волос, волокон, грязи и прочих прелестей, и, будь я человеком азартным, я бы поставил уйму денег на то, что мы найдем хотя бы одно совпадение между машиной и местом преступления. Притом на коврике со стороны водителя грязный отпечаток подошвы – над ним еще придется потрудиться, но я уже сейчас могу сказать, что это след мужской кроссовки десятого или одиннадцатого размера.

– Еще более славно.

– И конечно же, – невозмутимо присовокупил Ларри, – там есть кровь.

Это меня уже не удивило. Изредка в работе бывают такие дни, когда на костях из раза в раз выпадает шестерка дубль, когда стоит всего лишь протянуть руку, как в нее падает сочная спелая улика.

– Сколько?

– Пятна повсюду. На дверной ручке и руле только пара смазанных отпечатков – вернувшись в машину, он снял перчатки, – зато водительское сиденье залито кровью. Мы отправим все на анализ ДНК, но рискну предположить, что она, возможно, принадлежит твоим жертвам. А теперь скажи, что я тебя порадовал.

– Я самый счастливый человек в мире и в благодарность приготовил для тебя еще один подарочек. Мы с Ричи сейчас по-быстрому оглядываем квартиру подозреваемого. Когда найдется свободная минутка, будь добр, заскочи сюда и прочеши тут все как следует. Кровь мы пока не обнаружили, ты уж извини, зато для Кирана есть еще один компьютер и телефон, да и вы наверняка найдете чем себя развлечь.

– Да ты прямо рог изобилия. Скачу во весь опор. А вас с твоим новым другом я застану?

– Скорее всего, нет. Вернемся на место преступления. Твой бобролов уже там?

– А как же. Скажу ему, чтобы вас подождал. А жаркие объятия приберегу на потом. Чао. – Ларри повесил трубку.

Дело начинало обретать очертания. Я чувствовал это почти на физическом уровне, словно мои позвонки негромко щелкали, уверенно вставая на место, и впервые за много дней я смог выпрямиться и вдохнуть полной грудью. Киллестер рядом с морем, и на секунду я уловил дуновение соленого ветра, свежего и дикого, который прорезал все городские запахи, чтобы найти меня. Убрав телефон в карман и начав спускаться по лестнице, я внезапно поймал себя на том, что улыбаюсь серому небу и кружащим птицам.

Ричи складывал хлам обратно на диван.

– Ларри балдеет от машины Конора: волосы, волокна, отпечаток ноги и – представь себе – ключ от задней двери Спейнов. Ричи, друг мой, нам сегодня везет.

– Зашибись. Угу, зашибись. – Ричи даже не поднял глаза.

– В чем дело?

Он обернулся, словно вырываясь из объятий сна.

– Ни в чем. У меня все супер.

Его лицо замкнулось, осунулось, стало сосредоточенным. Что-то случилось.

– Ричи.

– Просто мне нужен этот сэндвич, вот и все. Я вдруг хреново себя почувствовал, понимаете? Наверное, сахар в крови упал. Да еще здешний воздух и все такое…

– Ричи, если что-то произошло, ты должен мне сказать.

Ричи посмотрел мне в глаза. Он выглядел юным и совершенно потерянным, и когда его губы шевельнулись, я знал, что он хочет попросить о помощи. Но потом его лицо застыло, и он ответил:

– Все нормально. Серьезно. Идем, да?

Теперь, когда бесконечными глубокими ночами я думаю о деле Спейнов, то вспоминаю именно это мгновение. Все остальные ошибки и промахи можно было исправить, но эта ранит так глубоко, что я сжимаюсь от боли. Холодный неподвижный воздух, тусклое пятно солнца на стене за окном, запах черствого хлеба и яблок.

Я знал, что Ричи мне врет. Он что-то увидел, услышал, наткнулся на новый кусочек головоломки, и в голове у него сложилась совершенно иная картина. Мне надо было давить на него, пока он не расколется. Я понимаю это, понимал и тогда, в квартире с низким потолком, где пыль покалывала ладони и мешала дышать. Я понимал – или понял бы, если бы собрался, вопреки усталости и другим пустым отговоркам, – что за Ричи отвечаю я.

Я подумал, что он что-то заметил, окончательно убедился в том, что Конор – тот, кто нам нужен, и теперь хочет в одиночестве зализать раны, нанесенные его самолюбию. Я подумал, что он набрел на какую-то зацепку и хочет с ее помощью отыскать мотив, прежде чем делиться ею со мной. Я вспомнил другие пары детективов, которые продержались дольше, чем большинство браков, их слаженную работу, обоюдное доверие, надежное и практичное, словно пальто или кружка; о нем никогда не говорили, но всегда на него рассчитывали.

– Да. Наверное, тебе и кофе не помешал бы, – сказал я. – Лично мне – точно. Пошли отсюда.

Ричи швырнул остальное барахло Конора на диван, взял большой мешок для улик, в котором лежал ящик из-под апельсинов, и протиснулся мимо меня, стаскивая зубами перчатку. Я услышал, как он тащит ящик вверх по лестнице.

Прежде чем выключить свет, я в последний раз оглядел каждый дюйм квартиры в поисках загадочной вещи, которая неожиданно возбудила внимание Ричи. Квартира была безмолвной, унылой, она снова замыкалась в себе, снова выглядела брошенной. В ней ничего не было.

12

По дороге в Брокен-Харбор Ричи из кожи вон лез, чтобы поддержать разговор. Рассказал мне длинную печальную историю о том, как ему, тогда еще рядовому сотруднику полиции, пришлось разбираться с двумя братьями – древними стариками горцами, которые отметелили друг друга до полусмерти. Причина раздора была как-то связана с овцами, однако оба брата были глухими и говорили с настолько невразумительным горским акцентом, что ни Ричи, ни кто-либо другой так и не понял, о чем шла речь. История закончилась тем, что братья сплотились против городского молокососа, и Ричи покинул дом, подгоняемый посохом, который тыкал его в задницу. Он паясничал, старался держаться безопасных тем. Я ему подыграл: рассказал о собственных мелких провалах на службе, о наших с другом выходках в академии, травил байки. Это была бы веселая, приятная поездка, если бы не тонкая тень, что пролегла между нами, затемняла ветровое стекло и уплотнялась всякий раз, когда повисало молчание.

Водолазы обнаружили рыбацкую лодку, долго пролежавшую на дне залива, и ясно дали понять, что это самая интересная вещь, которую они рассчитывали там найти. С ними – безликими людьми в гладких гидрокостюмах – гавань превращалась в зловещий военный объект. Мы их поблагодарили, пожали руки в скользких перчатках и отправили по домам. Поисковики, прочесывавшие поселок, были грязными, усталыми и злыми: все, что они нашли, – восемь ножей всевозможных форм и размеров, явно подброшенные за ночь шутниками-подростками, которым показалось, будто это гениальный способ бунта против власти. Все ножи экспертам предстояло проверить. Я велел поисковой группе переместиться на холм, где Конор спрятал машину. По его версии, оружие кануло в море, однако Ричи был прав по крайней мере в одном: парень с нами играл. И пока мы не разобрались, какую игру он ведет и почему, каждое его слово нуждалось в проверке.

На садовой изгороди Спейнов сидел поджарый парень со светлыми дредами, одетый в запыленную парку. Он курил самокрутку, и вид у него был подозрительный.

– Чем можем помочь? – спросил я.

– Здорово, – откликнулся он и раздавил окурок о подошву. – Детективы, да? Я Том. Ларри сказал вас подождать.

Криминалисты – люди в комбинезонах и белых халатах – с общественностью дела не имеют, а потому и стандарты дресс-кода у них ниже, чем у нас, но этот парень выглядел нестандартно даже по их меркам.

– Детектив Кеннеди и детектив Курран, – сказал я. – Ты занимаешься животным на чердаке?

– Ага. Хотите, зайдем посмотрим, что да как?

Он казался обкуренным вусмерть, однако Ларри с кем попало не работает, так что я решил пока не ставить на пацане крест.

– Хорошо, – ответил я. – Ваши ребята нашли в саду мертвую малиновку. Ты ее уже осмотрел?

Том засунул окурок в кисет, нырнул под оградительную ленту и поплелся по подъездной дорожке.

– Да, конечно, но смотреть там особо не на что. Ларри сказал, вы хотите знать, кто ее убил, зверь или человек, но рану уже попортили насекомые. Одно могу сказать: края у нее были рваные, сечете? То есть нанесли ее не острым ножом – может, тупым, зазубренным, а то и зубами. Определить невозможно.

– Какими зубами? – спросил Ричи.

Том ухмыльнулся:

– Не человеческими. Думаете, ваш парень был вроде Оззи?

Ричи улыбнулся в ответ:

– Точно. “Веселого Хэллоуина! Для летучих мышей я уже стар, но вот вам малиновка”.

– Жесткач! – радостно откликнулся Том.

Кто-то кое-как подлатал дверь Спейнов и повесил на нее амбарный замок – от любителей острых ощущений и журналистов. Том выудил из кармана ключ.

– Не, это был зверь. Может, крыса, а может, и лиса, только вот обе сожрали бы птицу с потрохами, а не одну голову. Если это и впрямь животное, то, скорее всего, кто-то из куньих. Типа горностая или норки, сечете? Из того же семейства. Куницы любят убивать про запас.

– Детектив Курран тоже так предположил, – сказал я. – А версия с куницей соответствует тому, что происходило на чердаке?

Замок щелкнул, и Том толкнул дверь. В доме было холодно – кто-то отключил отопление, – и слабый аромат лимона пропал, теперь здесь пахло потом, пластиковыми комбинезонами криминалистов и застарелой кровью. Уборка на месте преступления в наши должностные обязанности не входит, мы оставляем весь мусор, и свой, и чужой, до тех пор, пока выжившие не вызовут команду профессионалов либо не приберутся сами.

Том направился к лестнице.

– Да, я читал ту тему на форуме Wildwatcher. Скорее всего, ваш убитый правильно исключил мышей, крыс и белок – они бы точно слопали арахисовое масло. Сначала я подумал – может, у соседей есть кошка. Правда, тут кое-что не сходится. Кошка не стала бы просто отгрызать голову малиновке и быстро выдала бы себя, гуляя по чердаку: мяукала бы, чтобы ей открыли люк, или еще что. Они не так осторожничают перед людьми, как дикие животные. Плюс ваш убитый сказал, что чувствовал мускусный запах, так? Мускусный или дымный. На кошек это не похоже, а вот у большинства куньих запах и в самом деле мускусный.

Он откопал где-то стремянку и поставил ее на площадке под люком. Я достал фонарик. Двери в спальни по-прежнему были приоткрыты, и я мельком увидел голую кровать Джека.

– Осторожно, – сказал Том, пролезая в люк. Над нами загорелся его фонарик. – Двигайтесь влево, понятно? В эту штуку лучше не попадаться.

Капкан стоял на полу чердака, всего в нескольких дюймах справа от люка. Раньше я такие видел только на фотографиях. В жизни он выглядел еще более мощным и жестоким. Свет фонарика описывал плавные дуги вдоль жутких распахнутых челюстей. Одного взгляда достаточно, чтобы представить себе лютый свист и хруст, с которым ломаются кости. Никто из нас не приблизился к капкану ни на шаг.

По полу тянулась длинная цепь, прикреплявшая капкан к металлической трубе в углу, заваленном пыльными подсвечниками и наскучившими детям пластиковыми игрушками. Том, держась на расстоянии, поддел ее носком ботинка.

– Вот это, – сказал он, – ногозахватывающий капкан. Жуткая штука. Если добавить пару фунтов, можно взять капкан, у которого челюсти не смыкаются или проложены мягкими прокладками, – такие ловушки более гуманны. Однако этот – старая модель, без всяких новомодных наворотов. Животное лезет за приманкой, нажимает на пластину, и челюсти захлопываются наглухо. Через какое-то время животное погибает от потери крови, стресса или утомления – разве только вы вернетесь и его вытащите. Зверь может отгрызть себе лапу, но, скорее всего, истечет при этом кровью. У этого капкана размах челюстей семь дюймов, с таким можно хоть волков ловить. Ваш убитый не знал, на кого охотится, однако, черт побери, настроен был серьезно.

– Ну а сам ты что думаешь? – спросил я, жалея, что Пэту не хватило ума установить на чердаке освещение. Мне не хотелось отводить луч фонарика от капкана – казалось, он только и ждет, пока вы сделаете неверный шаг, чтобы подкрасться к вам в темноте. Впрочем, я не был в восторге и от кромешной тьмы по углам. Сквозь тонкий слой кровельной черепицы и теплоизоляции слышался шум прибоя. – На кого он, по-твоему, охотился?

– Так. Первый вопрос – это проникновение. Тут никаких проблем. – Том указал подбородком: в верхней части задней стены – над спальней Джека, насколько я мог судить, – виднелось пятно тусклого серого света.

Увидев эту неровную брешь, я понял, что имел в виду строительный инспектор, – выглядело все так, словно стену попросту оторвали от крыши. Ричи невесело фыркнул, что, очевидно, должно было означать смех.

– Нифига себе, – сказал он. – Неудивительно, что строители не отвечают на звонки Гоганов. Дайте мне побольше кирпичиков “лего”, и я вам построю поселок крепче.

– Большинство куньих – ловкие твари, – сказал Том. – Они запросто перелезут через изгородь и заберутся сюда, если их привлечет тепло или запах готовки. Зверь вряд ли проделал такую дыру, но расширить ее мог. Видите? Верхний край дыры рваный и крошащийся, изоляция обгрызена. Может, это сделали зубы и когти, а может – просто погода. Наверняка не скажешь. И вот здесь та же картина.

Луч фонаря скользнул вниз, мне за спину. Я едва не подскочил от страха, однако Том всего лишь указал на кровельную балку в дальнем углу.

– Круто, да?

Дерево в беспорядке пересекали глубокие борозды, идущие параллельно друг другу группами по три-четыре в каждой. Некоторые были длиной не меньше фута. Балку словно атаковал ягуар.

– Это могли сделать когти, какой-нибудь прибор, нож или доска, утыканная гвоздями, – сказал Том. – Выбирайте.

Этот сопляк раздражал меня своим расслабленным отношением к тому, что лично мне казалось очень серьезным. Впрочем, возможно, меня просто бесило, что всем моим подчиненным, похоже, лет по четырнадцать, а я прохлопал уведомление о том, что мы теперь набираем сотрудников в скейт-парках.

– Сынок, это ж ты тут эксперт, – сказал я. – Ты здесь для того, чтобы сообщить нам свое мнение. Давай-ка ты сам выберешь.

Том пожал плечами:

– Если биться об заклад, то я бы поставил на зверя. Правда, я не уверен, забирался ли он на сам чердак. Возможно, царапины появились еще на этапе строительства, когда балка была голой или просто лежала на улице. Это логично, учитывая, что царапины только на одной балке, так? Но если кто-то поцарапал балку здесь, тогда ой. Видите промежутки между отметинами? – Он снова направил фонарик на борозды. – Между ними, типа, целый дюйм, так что это сделал не горностай и не норка, а мощный зверюга со здоровенными лапами. Если убитый охотился за этой тварью, тогда такой капкан в самый раз.

Наш разговор напрягал меня сильнее, чем следовало бы. Невидимые углы чердака казались загроможденными, мне слышалось едва различимое пощелкивание, мерещились красные булавочные глазки. Все мои инстинкты ощетинились, оскалились, свернулись в клубок, готовясь к бою.

– Тут есть еще на что посмотреть? – спросил я. – Или закончим беседу там, где мой счет за химчистку не удваивается с каждой минутой?

Том слегка удивленно осмотрел свою парку, которая выглядела так, словно он катался в пыли.

– Ой. Точно. Не, больше ничего интересного. Я поискал помет, шерсть, следы гнездования, но не нашел. Идем вниз?

Я спустился последним, не отводя луча фонарика от капкана. Выбираясь через люк, мы с Ричи невольно отклонялись подальше от железных челюстей.

На лестничной площадке я достал салфетку и принялся чистить пальто. Пыль была мерзкой – коричневой и липкой, словно состояла из токсичных промышленных отходов.

– Итак, – сказал я, – объясни мне, с чем мы имеем дело.

Том удобно устроился на стремянке и начал загибать пальцы.

– Ладно, значит, мы сошлись на куньих, да? Ласки в Ирландии не водятся. Горностаи есть, но крошечные, весом от силы полфунта. Не уверен, что они могли шуметь так, как описывал ваш парень. Лесные куницы потяжелее, и они обожают лазить, но ближайшая лесистая месность аж на холме в конце залива, так что зверь оказался бы далековато от своего ареала. И вообще, я не слышал, чтобы кто-то встречал здесь лесных куниц. А вот норка… норка, пожалуй, подойдет. Они любят жить у воды, так что, – он повел подбородком в сторону моря, – тут им самое раздолье, да? Норки убивают про запас, отлично лазают, не боятся никого, в том числе людей, и вдобавок они воняют.

– И еще они злобные твари, – добавил я. – Запросто могут напасть на ребенка. Если бы у тебя в доме завелась норка, ты бы на многое пошел, чтобы от нее избавиться, верно?

Том неопределенно шевельнул головой.

– Ну да, наверное. Они агрессивные; я слышал, что одна напала на пятидесятифунтового ягненка, выела глаз до самого мозга, потом перешла к следующей овечке. За ночь убила пару дюжин. А если загнать норку в угол, она кинется на кого угодно. Так что да, я бы не обрадовался, если бы ко мне подселилась такая зверушка. Хотя я не совсем уверен, что мы имеем дело с норкой. Они ведь размером с кошку, а то и меньше. Норке незачем расширять дыру, она ни за что не смогла бы оставить эти царапины, и такой капкан для нее не нужен.

– Все это второстепенно, – возразил я. – По твоим словам, мы не можем утверждать, что именно животное проделало дыру на чердаке или расцарапало балку. Что же касается капкана, то погибший не знал, на кого охотится, поэтому и решил перестраховаться. Норку тоже исключать нельзя.

Том взглянул на меня с легким удивлением, и я осознал, что в моем голосе появились металлические нотки.

– Ну да. То есть я же не могу поклясться, что тут вообще побывал какой-то зверь, так что все это домыслы и гипотезы, да? Я просто говорю, какие детали чему соответствуют.

– Отлично. И куча из них соответствуют норке. Другие варианты есть?

– Другой вариант – выдра. До моря рукой подать, территории у них огромные, так что одна из них могла жить на берегу и считать дом частью своего участка. А еще они здоровенные – два-три фута в длину и весом фунтов двадцать. Выдра могла оставить такие отметины, и ей, возможно, понадобилось бы увеличить дыру. К тому же они довольно игривые, так что это бы объяснило и “катающиеся” звуки на чердаке – если бы она нашла, например, подсвечник или детскую игрушку и гоняла ее по полу…

– Три фута, двадцать фунтов, – сказал я Ричи. – Бегает по дому, прямо над головой у детей. Такое любого нормального, адекватного парня обеспокоит. Я прав?

– Эй, полегче! – безмятежно воскликнул Том, подняв руки. – Притормозите. Это же не идеальное совпадение. Выдры метят территорию, да, но экскрементами, а ваш парень их не нашел. Я тоже порыскал и ничего не увидел – ни на чердаке, ни под полом чердака, ни в саду.

Хоть мы и спустились с чердака, дом по-прежнему казался неспокойным, зараженным. При мысли о том, каким тонким слоем штукатурки покрыта стена за моей спиной, я почувствовал неприятный зуд.

– И никакого запаха я тоже не уловил, а вы? (Ричи и Том покачали головами.) Значит, возможно, Пэт унюхал не экскременты, а саму выдру, а ее давно уже нет, поэтому запах пропал.

– Возможно. Они, конечно, воняют, но… Не знаю… – Том с сомнением прищурился, почесывая пальцем голову под дредами. – Дело не только в запахе. Выдры так себя не ведут, и точка. Честно, они не любят лазать, – ну то есть я слышал про лазающих выдр, но это же прямо сенсация, понимаете? Даже если бы такая здоровая тварюга лазила в дом и обратно, ее бы по-любому заметили. И они дикие. Это вам не крысы, не лисицы, не городская живность, которая спокойно живет бок о бок с людьми. Выдры держатся от нас подальше. Если выдра была здесь, значит, она психованная – к таким, как она, другие выдры своих щенков не подпускают.