Текст книги "Брокен-Харбор"

В белом свете флуоресцентных ламп лицо Ричи выглядело так же, как в то хмурое утро возле морга, – выцветшим, источенным до кости. Моя новая версия ему не понравилась.

– Это объясняет, почему она преуменьшает серьезность душевного состояния Пэта. Это объясняет, почему она не рассказала ни ему, ни местным полицейским про то, что кто-то забирался в дом. Это объясняет, почему Конор удалил с компьютера все, что касалось загадочного животного. Это объясняет, почему он признался: защищал свою возлюбленную. Это объясняет, почему она не сдала его: чувство вины. В сущности, сынок, это объясняет практически все.

Я почти слышал, как кусочки головоломки падают вокруг меня на свои места с тихим стуком, словно капли дождя. Мне хотелось подставить этому дождю лицо, напиться им, умыться дочиста.

Ричи не двинулся с места, и на секунду мне показалось, что он тоже это почувствовал, однако он быстро вздохнул и покачал головой:

– Мне это видится иначе.

– Все ясно как день. Ты не видишь только потому, что не хочешь.

– Дело в другом – как вы увязываете это с убийствами? Если Конор планировал свести Пэта с ума, то у него отлично получалось – у бедняги плавился мозг. С чего бы Конору бросать все свои планы и убивать его? И если ему нужна Дженни и дети, зачем убивать и их тоже?

– Пошли. – Я уже шагал по коридору с максимальной скоростью, едва ли не бегом. Ричи пришлось трусить за мной. – Помнишь значок “Джо-Джо”?

– Ага.

– Мерзкий ублюдок. – Я понесся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

* * *

Конор по-прежнему сидел на стуле, большой палец у него был в красных отметинах – следы от зубов. Он сообразил, что облажался, хоть и не мог понять, как именно, и наконец-то занервничал.

Ни я, ни Ричи не стали садиться.

– Детектив-сержант Кеннеди и детектив Курран продолжают допрос Конора Бреннана, – сказал Ричи в камеру и встал в углу так, чтобы Конор мог видеть его только краем глаза.

Сложив руки на груди, Ричи постукивал каблуком ботинка по стене, отбивая медленный, раздражающий ритм. Я, даже не стараясь сдержать себя, закружил по комнате, отодвигая стулья. Конор пытался следить за нами обоими одновременно.

– Конор, – сказал я. – Нам нужно поговорить.

– Я хочу вернуться в камеру.

– А я хочу на свидание с Анной Курниковой. Жизнь – это боль. Знаешь, чего еще я хочу?

Конор покачал головой.

– Узнать, почему это произошло. Почему Дженни Спейн в больнице, а ее семья в морге. Может, расскажешь прямо сейчас, по-хорошему?

– У вас есть все, что нужно. Я признался. Кому интересно, почему я это сделал?

– Мне. А еще детективу Куррану. И многим другим тоже, но в данный момент тебе нужно беспокоиться только о нас.

Конор пожал плечами. Проходя мимо него, я достал из кармана пакет для улик и бросил на стол с такой силой, что пакетик подпрыгнул.

– Объясни вот это.

Конор не дрогнул, к этому он был готов.

– Какой-то значок.

– Нет, Эйнштейн, это не какой-то, а вполне конкретный значок.

Я перегнулся через его плечо, хлопнул на стол ту летнюю фотографию с мороженым и остался стоять, почти прижавшись щекой к щеке Конора. От него пахло грубым тюремным мылом.

– Это тот самый значок, который у тебя вот на этом снимке. Мы нашли его среди вещей Дженни. Где она его взяла?

Он дернул подбородком в сторону фото:

– Вон он. Она носила его. У нас у всех такие были.

– Ну нет, такой был только у тебя. Анализ фотографии показал, что изображение на твоем значке слегка смещено – точно так же, как и на этом. Остальные не подходят. Так что давай попробуем еще раз: как твой значок оказался среди вещей Дженни Спейн?

Обожаю сериал “C. S. I.: Место преступления”, благодаря ему нашим спецам не приходится творить чудеса, ведь люди и без того верят в их всемогущество. Через мгновение Конор отодвинулся от меня.

– Я оставил его у них дома.

– Где?

– На кухонном столе.

Я снова приблизился к нему.

– Ты вроде говорил, что не собирался пугать Спейнов. Что никто бы не догадался, что ты бывал в доме. Тогда что это за хрень, черт побери? По-твоему, они бы решили, что значок взялся из воздуха?

Ладонь Конора накрыла значок.

– Я подумал, что его найдет Дженни. Она всегда встает первой.

– Убери руки от вещественного доказательства. Ну нашла бы она его – и что? Подумала бы, что его принесли феи?

– Нет. – Ладонь не сдвинулась с места. – Я знал: она догадается, что он от меня. Я хотел, чтобы она догадалась.

– Зачем?

– Затем. Просто чтобы она знала, что она не одна. Что я все еще рядом, и она по-прежнему мне дорога.

– О боже. И тогда она бросит Пэта, кинется в твои объятия, и вы с ней будете жить долго и счастливо? Ты что, под кайфом, приятель?

Быстрая, яростная вспышка отвращения – и Конор снова отвел взгляд.

– Ничего подобного. Я просто думал, что Дженни обрадуется, ясно?

– Вот, значит, как ты решил ее порадовать? – Я сбросил его ладонь и отшвырнул пакетик подальше от Конора. – Не почтовой открыткой, не письмом по электронной почте: “Привет, думаю о тебе”, а вламываясь в ее дом и оставляя какой-то ржавый хлам, о котором она, скорее всего, напрочь забыла. Неудивительно, что у тебя нет девушки, сынок.

– Она не забыла, – ответил Конор с абсолютной уверенностью. – Тем летом, на той фотке мы были счастливы. Все мы. Наверное, я никогда больше не был так счастлив. Такое не забывается. Этот значок, он как напоминание о счастливых временах.

– Зачем? – спросил Ричи из угла.

– Что значит “зачем”?

– Зачем напоминать? Зачем сообщать, что она кому-то дорога? Ведь у нее же был Пэт, верно?

– Говорю же – он тогда был слегка подавлен.

– Ты сказал, что он был слегка подавлен на протяжении нескольких месяцев, но ты не пытался выйти с ними на связь, чтобы не сделать хуже. Что изменилось?

Конор напрягся. Он оказался ровно там, где нам нужно, – начал сомневаться в каждом своем движении, боялся, что на каждом шагу подстерегают ловушки.

– Ничего. Я просто передумал.

Перегнувшись через Конора, я смахнул со стола пакетик и снова закружил по комнате, перебрасывая его с ладони на ладонь.

– А ты случайно не заметил, что по дому расставлено чертовски много радионянь, – ну, пока пил чай с сэндвичами?

– Так это были видеоняни? – Лицо Конора снова приняло старательно непроницаемое выражение, к этому вопросу он тоже подготовился. – Я думал, это рации или что-то в этом роде. Что Пэт с Джеком играли в такую игру.

– Нет, не играли. Как по-твоему, зачем Пэту и Дженни полдюжины радионянь, расставленных по дому?

Конор пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Ясно. А дыры в стенах? Их ты заметил?

– Да, их видел. Я с самого начала знал, что дом построен из говна и палок. Им надо было засудить подонка, который его построил, но тот, скорее всего, уже объявил о банкротстве и уехал на Коста-дель-Соль, поближе к своим офшорным счетам.

– Нет, сынок, это ты на строителей не свалишь. Пэт сам пробил в стенах дыры, потому что терял рассудок, пытаясь поймать норку или кто там у него был. Он расставил видеоняни, потому что зациклился на том, чтобы увидеть тварь, которая отбивала чечетку у него над головой. Ты пытаешься убедить нас, что за столько часов слежки ты этого не заметил?

– Я же говорил, что знал про животное.

– Еще бы, черт побери. Но ты пропустил ту часть, в которой Пэт сходил с ума. – Я уронил пакетик, подбросил его ногой и снова поймал. – Ой.

Ричи выдвинул стул и сел за стол напротив Конора.

– Дружище, мы восстановили всю инфу на компьютере. Мы знаем, в каком состоянии он был. “Депрессия” – это еще мягко сказано.

Конор задышал глубже, раздувая ноздри:

– Компьютер?

– Давай пропустим сцену, где ты прикидываешься дурачком. Это скучно, бессмысленно и сильно портит мне настроение. – Я со злостью швырнул пакетик о стену. – Ты не против?

Конор промолчал.

– Ну что, попробуем еще раз? – спросил Ричи. – Что-то изменилось, и ты оставил эту фигню для Дженни. Из-за Пэта, да? Ему стало хуже?

– Если вы уже знаете, зачем спрашивать?

– Стандартная процедура, брат, – непринужденно объяснил Ричи. – Просто проверяем, совпадут ли твои показания с информацией из других источников. Если все сходится – о радость! – мы тебе верим. Если же ты говоришь одно, а улики – другое… – Он пожал плечами. – Тогда у нас проблема, и, значит, нам придется копать дальше, пока не разберемся. Понимаешь?

– Ладно, – сказал Конор после паузы. – Пэту становилось хуже. Он не впал в буйство, не орал, чтобы животное выходило на бой, или еще что. Просто у него был тяжелый период, ясно?

– Но что-то ведь наверняка произошло. Недаром же ты вдруг решил связаться с Дженни.

– Просто она казалась такой одинокой. Пэт за два дня с ней ни словом не обмолвился – по крайней мере, я этого не видел. Он целыми днями сидел на кухне, уставившись в поставленные рядком мониторы на столе. Пару раз она пыталась с ним поговорить, но он на нее даже не взглянул. И по ночам они тоже не наверстывали упущенное – ночь он провел на кухне, спал в кресле-мешке.

Значит, под конец Конор проводил в своем логове практически круглые сутки. Я перестал играть с пакетиком и встал у него за спиной.

– Дженни… Я увидел ее на кухне – она ждала, когда вскипит чайник. Она оперлась о стол, словно у нее не было сил стоять. Смотрела в никуда. Джек тянул ее за штанину, хотел ей что-то показать, а она даже не замечала. Дженни выглядела лет на сорок, если не старше. Казалась потерянной. Я готов был спрыгнуть из окна и перемахнуть через стену, чтобы ее обнять.

– И ты решил, – произнес я ничего не выражающим голосом, – что в этот сложный для нее момент ей позарез необходимо узнать, что за ней кто-то следит.

– Я просто пытался помочь. Я бы зашел к ней, позвонил или написал, но Дженни… – Он тяжело покачал головой. – Когда дела идут не очень, она не любит говорить об этом. Она не стала бы со мной болтать, ведь Пэт… Вот я и подумал: дам ей знать, что я рядом. Съездил домой и нашел значок. Может, я поступил неправильно. Но в то время мне показалось, что это хорошая мысль.

– В какое именно время?

– Что?

– Когда ты оставил значок в доме Спейнов?

Конор набрал воздуху, чтобы ответить, но что-то его остановило; я увидел, как напряглись его плечи.

– Не помню.

– Даже не пытайся, приятель. Это уже не смешно. Когда ты оставил значок?

– В воскресенье, – сказал Конор, помолчав.

Мы с Ричи переглянулись через его голову.

– В прошлое воскресенье.

– Да.

– В котором часу?

– Часов в пять утра.

– Притом что все Спейны дома, спят в нескольких ярдах от тебя. Да уж, приятель, в смелости тебе не откажешь.

– Я просто вошел через черный ход, положил значок на кухонную стойку и ушел. Дождался, пока Пэт пойдет спать, – в ту ночь он не остался внизу. Делов-то.

– А как же сигнализация?

– Я знаю код. Видел, как Пэт его набирал.

Сюрприз, сюрприз.

– И все-таки это было рискованно. Похоже, тебе страшно хотелось это сделать, так?

– Мне хотелось, чтобы у нее был этот значок.

– Ну разумеется. И двадцать четыре часа спустя Дженни при смерти, ее муж и дети убиты. Даже не пытайся уверять, будто это совпадение.

– Я не пытаюсь вас ни в чем уверять.

– Так что же произошло? Она не обрадовалась твоему подарочку? Не проявила достаточной благодарности? Просто кинула значок в ящик, вместо того чтобы надеть?

– Дженни положила его в карман. Что она с ним сделала потом – не знаю, мне все равно. Я просто хотел, чтобы он был у нее.

Я опустил руки на спинку стула Конора.

– В тебе столько дерьма, что мне хочется сунуть твою голову в унитаз, – процедил я ему прямо в ухо. – Ты прекрасно знаешь, что Дженни подумала про значок. Ты знал, что он ее не напугает, потому что сам вложил его ей в руку. Вот вы, значит, как все устроили? Ночью, пока Пэт спал, она тайком спускалась в кухню и вы с ней трахались на детском кресле-мешке?

Он резко развернулся ко мне – его глаза были похожи на осколки льда. На сей раз он не отстранился, и мы едва не соприкоснулись носами.

– Меня от вас тошнит. Если вы так думаете, если вы действительно так думаете, значит, у вас не в порядке с головой.

Ему не было страшно. Для меня это стало почти шоком – за годы службы привыкаешь, что тебя боятся и преступники, и невиновные. Признаём мы это или нет, однако всем нам, полицейским, это нравится. У Конора больше не осталось причин меня бояться.

– Ладно, значит, не на кресле-мешке. У тебя в логове? Что мы найдем, когда снимем пробы с твоего спальника?

– Валяйте. Она ни разу там не была.

– Тогда где, Конор? На пляже? В кровати Пэта? Где вы с Дженни сношались?

Он сжал в кулаках складки джинсов, чтобы не ударить меня. Однако его терпение было на исходе, и я дождаться не мог, когда же оно лопнет наконец.

– Я бы ни за что к ней не прикоснулся, а она – ко мне. Никогда. Неужели вы настолько тупой, что не понимаете этого?

Я рассмеялся ему в лицо:

– Ну разумеется, прикоснулся бы. Ах, несчастная одинокая крошка Дженни! Бедняжка вынуждена торчать в этом гадком поселке. Ей просто нужно было знать, что она кому-то небезразлична. Ты ведь так сказал, да? Ты мечтал стать ее утешителем, верно? Вся эта брехня про то, что ей та-а-ак одиноко, всего лишь удобная отмазка, чтобы ты мог трахать ее, не чувствуя себя виноватым перед Пэтом. Когда это началось?

– Никогда. Если бы вы так поступили, это ваши проблемы. Если у вас никогда не было настоящих друзей, если вы никогда не любили, это ваши проблемы.

– Ей-богу, ты настоящий друг. Тот зверь, который сводил Пэта с ума, – это же твои фокусы.

Снова этот изумленный ледяной взгляд:

– Что вы…

– Как ты это сделал? Звуки меня не интересуют – рано или поздно мы выясним, где ты купил аудиосистему, – но мне любопытно узнать, как ты снял мясо с беличьих костей. Ножом? Кипятком? Зубами?

– Я понятия не имею, о чем вы.

– Хорошо. С белками разберутся у нас в лаборатории. Но вот что мне действительно хотелось бы узнать: затея с животным – твоя личная заслуга? Или Дженни была с тобой заодно?

Конор резко вскочил, опрокинув стул, однако далеко не ушел – я схватил его и прижал к стене еще прежде, чем успел осознать, что делаю.

– Не смей уходить, черт побери. Я с тобой разговариваю, сынок. А когда я разговариваю, ты слушаешь.

Его лицо застыло, превратилось в маску из твердого дерева. Сощурив глаза, он смотрел мимо меня, в пустоту.

– Она тебе помогала, да? Вы с ней в твоем маленьком логове смеялись над Пэтом – этим идиотом, простаком, который ведется на все ваши уловки?

– Дженни ничего не делала.

– Все шло так хорошо, верно? Пэт день ото дня все больше сходит с ума, Дженни все больше к тебе льнет. А потом произошло вот что. – Я помахал пакетом со значком у него перед носом и едва удержался, чтобы не вдавить его ему в лицо. – Оказалось, что это огромная ошибка, так? Ты думал, что это милый романтичный жест, а в результате Дженни заела совесть. Как ты и говорил, тем летом она была счастлива. Счастлива вместе с Пэтом. А ты взял и напомнил ей об этом. Внезапно она устыдилась, что наставляет ему рога, и решила это прекратить.

– Она не наставляла…

– Как она с тобой порвала? Оставила записку в твоем логове? Даже не удосужилась сказать тебе об этом лично?

– Между нами ничего не было. Она даже не знала, что я…

Я отшвырнул пакетик и впечатал ладони в стену по обе стороны от головы Конора. Я почти срывался на крик, но мне было плевать.

– Тогда ты и решил, что убьешь их всех? Или собирался расправиться только с Дженни, а потом подумал – какого черта, почему бы не перебить всю семейку? Или ты с самого начала так и запланировал: Пэт с детьми мертвы, Дженни жива – но в аду?

Ничего. Я ударил руками по стене, но Конор даже не вздрогнул.

– Все это, Конор, все это только из-за того, что ты завидовал жизни Пэта, вместо того чтобы обзавестись своей. Оно того стоило? Неужели эта женщина действительно так хороша в койке?

– Я никогда…

– Заткни пасть. Я знаю, что ты ее трахал. Знаю. Это факт. Другого объяснения этого проклятого кошмара не существует.

– Отойдите от меня.

– А ты меня заставь. Давай, Конор, ударь меня. Оттолкни. Всего один удар! – Я кричал прямо ему в лицо. Мои ладони били по стене снова и снова, и дрожь отдавалась в костях, но боли я не чувствовал. Раньше я никогда не делал ничего подобного и теперь не мог понять почему – это был невероятный кайф, чистая дикая радость. – Ты был крутым, когда трахал жену лучшего друга, ты был крутым, когда душил трехлетнего ребенка, – где же этот крутой парень сейчас, когда перед тобой противник под стать? Давай, крутой парень, покажи, на что ты способен…

Конор, не дрогнув ни единым мускулом, продолжал неотрывно смотреть куда-то за мое плечо. Нас разделяло всего несколько дюймов, а может, и меньше. Я знал, что камера ничего не засечет, – всего один тычок в живот, один удар коленом… В случае чего Ричи будет свидетельствовать в мою пользу…

– Давай же, сволочь, ублюдок, ударь меня, умоляю, дай мне повод…

Что-то теплое и твердое на моем плече; оно удерживало меня, не давало оторваться от земли. Я едва не сбросил эту тяжесть, но вовремя понял, что это ладонь Ричи.

– Детектив Кеннеди, – мягко сказал Ричи мне на ухо, – парень однозначно утверждает, что между ним и Дженни ничего не было. Мне этого достаточно, а вам?

Я уставился на него разинув рот, не зная – то ли ударить его, то ли ухватиться за него, словно утопающий.

– Я бы с удовольствием поболтал с Конором. Вы не против? – спросил Ричи как ни в чем не бывало.

Ко мне еще не вернулся дар речи. Кивнув, я отступил в сторону. На ладонях остались отпечатки от неровностей стены.

Ричи отодвинул два стула от стола и поставил друг напротив друга.

– Садись, – сказал он, кивнув Конору на один из них.

Конор не шевельнулся. Его лицо оставалось все таким же неподвижным. Я даже не был уверен, слышал он Ричи или нет.

– Давай. Я не буду выспрашивать тебя про мотив, и я не считаю, что вы с Дженни кувыркались. Клянусь богом. Я просто хочу прояснить пару мелочей – лично для себя. Идет?

Секунду спустя Конор тяжело осел на стул, словно у него внезапно отнялись ноги. Я понял, что все-таки раскачал его, он вот-вот готов был сломаться. Еще чуть-чуть, и он бы завыл, ударил меня – теперь я никогда уже не узнаю, что он мог сделать. Возможно, я был на волосок от того, чтобы выяснить правду.

Мне хотелось зарычать, отшвырнуть Ричи и вцепиться Конору в горло. Но вместо этого я стоял, опустив руки и беспомощно вытаращившись на них. Потом заметил в углу смятый пакет для вещдоков и нагнулся его поднять. К горлу подкатила изжога, горячая и едкая.

– Ты в порядке? – спросил Ричи у Конора.

Конор поставил локти на колени и крепко сжал кулаки.

– Все нормально.

– Хочешь чашку чаю? Кофе? Воды?

– Нет, не надо.

– Хорошо, – миролюбиво сказал Ричи, удобно усаживаясь на другой стул. – Я просто хочу убедиться, что правильно все уяснил. Идет?

– Как скажете.

– Супер. Для начала: насколько плохо было Пэту?

– У него была депрессия. Он не лез на стену, но был подавлен. Я вам это уже говорил.

Ричи поскреб ногтем что-то на колене брюк, наклонил голову, чтобы получше рассмотреть, что там.

– Я вот что заметил: каждый раз, как речь заходит про Пэта, ты тут же говоришь, что он не псих. Не обращал на это внимание?

– Потому что он не псих.

Ричи кивнул, продолжая изучать свои брюки.

– Когда ты вошел в дом в понедельник ночью, компьютер был включен?

Конор хорошенько повертел вопрос в голове, прежде чем ответить.

– Нет. Выключен.

– Он был запаролен. Как ты это обошел?

– Угадал пароль. Как-то раз, еще до рождения Джека, я устроил Пэту вздрючку за то, что он использует в качестве пароля имя Эммы. Он только посмеялся, сказал, что все будет супер. Я подумал, что после того, как родится Джек, пароль, вероятно, будет “ЭммаДжек”.

– Ну молодец. Значит, ты включил компьютер, стер всю интернет-историю. Зачем?

– Не ваше дело.

– Так ты и узнал про животное? Прочитал в компьютере?

Конор, в глазах которого не отражалось ничего, кроме настороженности, поднял взгляд на Ричи.

– Мы всё прочитали. Мы уже знаем, – спокойно добавил тот не моргнув.

– Однажды я зашел к ним, пару месяцев назад, – сказал Конор. – Компьютер работал. На экране была страница какого-то форума, где куча охотников гадала, кто завелся в доме Пэта и Дженни. Я прошелся по истории браузера: то же самое.

– Почему ты сразу об этом не рассказал?

– Боялся, что вы не так поймете.

– То есть не хотел, чтобы мы подумали, что Пэт свихнулся и убил свою семью?

– Потому что он этого не делал. Их убил я.

– Ладно. Но история в компьютере должна была подсказать тебе, что Пэт не в лучшей форме. Так?

Конор мотнул головой:

– Это же интернет. Нельзя полагаться на то, что там пишут.

– Все равно. Если бы такое творилось с моим другом, я забеспокоился бы.

– Я беспокоился.

– Я так и понял. Ты когда-нибудь видел, как он плачет?

– Да. Два раза.

– Он ссорился с Дженни?

– Да.

– Отвешивал ей затрещины? – Конор рассерженно вздернул подбородок, но Ричи поднял руку, чтобы тот помолчал: – Погоди. Я же не с потолка это беру. У нас есть доказательства, что он ее бил.

– Это полный…

– Секундочку. Я хочу убедиться, что все излагаю правильно. Пэт всю жизнь поступал по правилам, делал так, как велено, а в результате оказался по уши в дерьме. Ты же сам говорил: кем он стал, когда это произошло? Люди, которые не знают, кто они, опасны. Они способны на все. Вряд ли бы кто-то особо удивился, если бы Пэт время от времени терял над собой контроль. Нет, я его не оправдываю – просто говорю, что такое случается даже с хорошими парнями.

– Теперь я могу ответить? – спросил Конор.

– Валяй.

– Пэт никогда не причинял боль Дженни. И детям тоже. Да, он был сам не свой. Да, пару раз я видел, как он бил кулаком о стену – в последний раз так сильно, что потом несколько дней не мог ничего делать рукой. Наверное, в тот раз ему стоило обратиться в больницу. Но ни ее, ни детей… никогда.

– Дружище, почему ты не попытался с ним поговорить? – с искренним участием спросил Ричи.

– Я хотел. Все время об этом думал. Но Пэт, он упертый как баран. Если бы дела шли зашибись, он бы с радостью со мной помирился. Но все было паршиво, и я оказался прав… он бы захлопнул дверь у меня перед носом.

– А все-таки ты мог бы попытаться.

– Да. Мог бы.

Горечь в голосе Конора опаляла, словно огонь. Ричи наклонился вперед, головой к голове с Конором:

– И ты об этом сожалеешь, верно? О том, что даже не попытался?

– Да. Мне погано.

– Понимаю, дружище. А на что ты готов, чтобы искупить свою вину?

– На что угодно. На все.

Переплетенные пальцы Ричи почти касались рук Конора.

– Ты многое сделал для Пэта, – сказал он очень мягко. – Ты был хорошим другом, ты заботился о нем. Если есть место, куда мы попадаем после смерти, то он сейчас там и благодарит тебя.

Конор уставился в стол и крепко закусил губу, стараясь не заплакать.

– Но Пэт мертв. Там, где он сейчас, ничто ему уже не навредит. Что бы люди о нем ни узнали, что бы ни подумали – теперь ему это безразлично.

Конор судорожно вздохнул и снова прикусил губу.

– Пора признаваться, брат. Ты сидел в своем логове и увидел, как Пэт напал на Дженни. Побежал туда, но опоздал. Так все и произошло, да?

Еще один вздох. Тело Конора содрогнулось, словно от рыданий.

– Знаю, ты жалеешь о том, что не сделал больше, но пора перестать себя наказывать. Тебе больше не нужно защищать Пэта. Ты ему уже не навредишь. Все хорошо.

Ричи говорил, словно лучший друг, словно брат, словно единственный человек на свете, которому не все равно. Конор, задыхаясь, сумел поднять взгляд. В то мгновение я был уверен, что Ричи его расколол, и не мог понять, какое чувство во мне было сильнее – облегчение, стыд или ярость.

А потом Конор откинулся на стуле и провел руками по лицу.

– Пэт их не трогал, – произнес он сквозь пальцы.

Через секунду Ричи тоже расслабленно отклонился назад.

– Ладно, – кивнул он. – Ладно. Супер. Еще один вопрос, и я свалю на хер, оставлю тебя в покое. Ответь на него, и Пэт будет чист от всех подозрений. Что ты сделал с детьми?

– Пусть вам ваши врачи ответят.

– Они уже ответили. Говорю же, я просто перепроверяю.

После того как началась резня, из кухни наверх никто не поднимался. Если бы Конор прибежал, увидев драку, то вошел бы через заднюю дверь в кухню и ушел бы тем же путем, не побывав наверху. Если он знает, как погибли Эмма и Джек, то потому, что убийца – он.

Конор сложил руки на груди, уперся ногой в стол и развернул стул ко мне. Глаза у него были красные.

– Я сделал это потому, что был без ума от Дженни, а она и близко не хотела ко мне подходить. Вот вам мотив. Внесите в текст признания. Я подпишу.

* * *

В коридоре стоял адский холод. Нам нужно было взять показания у Конора, отправить его обратно в камеру, ввести в курс дела главного инспектора и летунов, написать отчеты. Однако мы ни на шаг не отошли от двери в допросную.

– Вы в порядке? – спросил Ричи.

– Да.

– Ничего, что я вмешался? Я был не уверен, что…

Он не договорил.

– Спасибо, – ответил я, не глядя на него.

– Да не вопрос.

– Ты отлично себя проявил. Мне показалось, что ты его расколол.

– Мне тоже, – сказал Ричи. Его голос звучал странно. Мы оба были уже на пределе.

Я достал расческу и попытался привести в порядок волосы, но зеркала не было, да и сосредоточиться не получалось.

– Мотив, который он назвал, – полная лажа. Он продолжает нам врать, – сказал я.

– Ага.

– Мы по-прежнему что-то упускаем. В нашем распоряжении весь завтрашний день, а если понадобится, почти вся завтрашняя ночь. – Эта мысль заставила меня закрыть глаза.

– Вы хотели убедиться, – заметил Ричи.

– Да.

– И как – убедились?

Я попытался нащупать это сладкое чувство, что все детали встают на свои места. Его не было, оно обратилось в жалкую фантазию, похожую на детские выдумки о том, как плюшевые игрушки в темноте сражаются с чудовищами.

– Нет, – ответил я, не открывая глаз. – Не убедился.

* * *

Той ночью я проснулся, услышав шум океана. Это был не беспокойный, непрестанный рокот волн в Брокен-Харборе, нет, такой звук могла бы издавать огромная рука, поглаживающая меня по волосам, – колоссальные, шириной в милю, валы, накатывающие на пологое побережье Тихого океана. И этот звук доносился из-за двери спальни.

“Дина, – подумал я и почувствовал, как сердце застучало где-то в нёбе. – Дина смотрит телевизор, чтобы заснуть”. От облегчения у меня перехватило дыхание, но потом я вспомнил: Дина сейчас неизвестно где, на вшивом диване у Джеззера или в каком-нибудь вонючем переулке. На секунду мой желудок дернулся от ужаса, словно это не она, а я остался наедине со своим безумием, словно она защищала меня.

Не отрывая глаз от двери, я выдвинул ящик прикроватного столика. Холодная, надежная тяжесть пистолета в руке немного меня успокоила. За дверью по-прежнему мирно катились волны.

Одним движением я распахнул дверь спальни, прижался к стене и взвел курок пистолета. В гостиной было пусто и темно, окна – тусклые грязно-черные прямоугольники, через подлокотник дивана перекинуто пальто. Дверь кухни окаймляла тонкая полоска белого света. Шум волн стал громче. Он исходил из кухни.

До крови прикусив щеку, я босиком прошел по колючему ковру гостиной и ударом ноги распахнул дверь кухни.

Во флуоресцентной подсветке под шкафчиками таинственно блестели нож и половина яблока, которые я забыл на кухонной стойке. Рев океана усилился, прокатился по мне, теплый, как кровь, и мягкий, как кожа, – казалось, я мог бросить пушку и окунуться в него с головой, позволить унести меня прочь.

Радио было выключено, и все остальные приборы тоже, лишь холодильник уныло бурчал себе под нос – мне пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать его за шумом волн. Услышав его гудение и щелчки своих пальцев, я понял, что со слухом у меня все в порядке, и прижал ухо к стене – у соседей тишина. Я прижался сильнее, надеясь уловить голоса или обрывок какой-нибудь телепередачи – доказательство того, что моя квартира не парит в невесомости, что я по-прежнему в прочном здании и вокруг меня живые существа. Тишина.

Я долго ждал, чтобы звук затих, но, поняв, что этого не произойдет, выключил подсветку, закрыл дверь и вернулся в спальню. Я присел на край кровати, вдавил дуло пистолета в ладонь, мечтая что-нибудь пристрелить. Волны вздыхали, словно огромный спящий зверь, а я пытался вспомнить, включал ли подсветку на кухне.