Текст книги "Брокен-Харбор"

9

Я высадил Ричи у его жилища – бежевого дома ленточной застройки в Крамлине. Растрескавшаяся краска говорила о том, что жилье сдается внаем, а велосипеды, прикованные к изгороди, – о том, что Ричи делит его с парой друзей.

– Поспи немного, – сказал я. – Помни: никакого бухла. Ночью мы должны быть начеку. Увидимся возле конторы без четверти семь.

Вставляя ключ в замок, он уронил голову, словно у него не осталось сил ее держать.

Дина мне не позвонила. Я пытался убедить себя, что это хороший знак – наверное, она мирно читает, смотрит телик или еще спит, однако знал: она не станет звонить, даже если будет лезть на стену. Когда Дина чувствует себя хорошо, она отвечает на эсэмэски, а иногда и на звонки, но в остальное время не доверяет мобильнику настолько, что не хочет к нему даже прикасаться. Чем ближе я подъезжал к дому, тем более плотной и взрывоопасной казалась мне тишина, она превратилась в едкий туман, сквозь который я с трудом пробился к двери.

Дина сидела скрестив ноги на полу в гостиной и вырывала страницу из “Моби Дика”. Вокруг валялись книги, словно ураган снес их с полок. Взглянув мне прямо в глаза, она бросила страницу в кучу перед собой, с грохотом швырнула книгу в стену и потянулась за следующей.

– Какого хрена… – Уронив портфель, я вырвал книгу у нее из рук; она попыталась лягнуть меня в лодыжку, но я отскочил. – Дина, какого черта?!

– Ты! Гребаный вонючий ублюдок, ты меня запер! Что я должна была делать, сидеть тут, как послушная собака? Я не твоя собственность, ты не можешь меня заставить!

Она нырнула за другой книгой, но я упал на колени и схватил ее за запястья.

– Дина. Послушай меня. Послушай. Я не мог оставить тебе ключи, у меня нет запасного комплекта.

Дина пронзительно взвизгнула от смеха, обнажив зубы.

– Ага-ага, конечно, у тебя – и нету. Мистер Аккуратист, да у тебя все книги в алфавитном порядке расставлены – а запасных ключей нет? Знаешь, что я собиралась сделать? Поджечь их. – Она яростно ткнула подбородком в сторону кучи вырванных страниц. – Тогда меня бы кто-нибудь живо выпустил… пожарная сигнализация хорошо воет, громко, твоим надутым соседям яппи это бы совсем не понравилось… ох, милые мои, какой шум, в жилом-то районе…

Она бы так и сделала. От одной мысли об этом у меня скрутило живот, и я, наверное, ослабил хватку – Дина дернулась вбок, к книгам, и почти вырвалась. Я еще крепче сжал ее руки и оттеснил обратно к стене; она попыталась плюнуть в меня, но ей было нечем.

– Дина. Дина, посмотри на меня.

Она брыкалась, извивалась, дергалась из стороны в сторону и яростно мычала сквозь стиснутые зубы, но я держался, пока она не замерла и не встретилась со мной взглядом. Глаза у нее были голубые и дикие, словно у сиамской кошки.

– Послушай меня, – сказал я, наклонившись вплотную к ее лицу. – Мне нужно было на работу. Я думал, что успею вернуться до того, как ты проснешься. Я не хотел звонить в звонок и будить тебя, поэтому взял ключи с собой. Вот и все, понимаешь?

Дина обдумала мои слова – и постепенно ее руки расслабились.

– Еще раз так сделаешь, – холодно сказала она, – я позвоню копам и скажу, что ты держишь меня взаперти и каждый день насилуешь по-всякому. Посмотрим, что тогда будет с твоей работой, детектив.

– Господи, Дина.

– Я это сделаю.

– Знаю.

– Ой, нечего на меня так смотреть. Если ты запираешь меня, словно я животное или психопатка, значит, сам виноват, что мне пришлось как-то выбираться. Не я виновата, а ты.

Ссора была окончена. Дина стряхнула мои руки, словно мух, и принялась расчесывать волосы кончиками пальцев.

– Ладно, – сказал я. Сердце стучало как бешеное. – Ладно. Извини.

– Майк, я серьезно. Ты сделал глупость.

– Да, похоже на то.

– Нет, не “похоже”. Очевидно. – Дина поднялась с пола, протолкнулась мимо меня и обошла разбросанные книги, отряхивая руки и наморщив нос. – Боже, какой бардак.

– Завтра мне тоже на работу, и я не успел сделать запасные ключи. Возможно, тебе стоит пока погостить у Джери.

Дина застонала:

– О боже, Джери… Она будет рассказывать мне про детей. Ну то есть я их обожаю и все такое, но, блин, слушать про месячные Шилы и прыщи Колма – это уже слишком. – Она с размаху плюхнулась на диван и принялась натягивать байкерские ботинки. – Но если у тебя реально только один комплект ключей, я здесь не останусь. Может, впишусь к Джеззеру. Я позвоню с твоего телефона? На моем деньги кончились.

Я понятия не имел, кто такой Джеззер, но вряд ли он бы мне понравился.

– Солнышко, прошу тебя, сделай мне одолжение. На меня сейчас столько всего навалилось, и мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что ты у Джери. Да, я знаю, что это глупо, что тебе будет скучно до чертиков, но для меня это очень важно. Пожалуйста.

Сестра подняла голову и уставилась на меня немигающим взглядом сиамской кошки, замерев с намотанным на руки шнурком.

– Это дело. В Брокен-Харборе. Оно на тебя действует.

Черт! Какой же я осел! Меньше всего мне хотелось, чтобы она думала об этом деле.

– Да не так чтобы очень, – сказал я с напускной непринужденностью. – Просто мне нужно присматривать за Ричи… моим напарником, помнишь, я о нем рассказывал? А это тяжело.

– Почему? Он что, тупой?

Я с усилием встал с пола. В ходе борьбы я ударился коленом, но Дине об этом лучше было не знать.

– Нет, совсем не тупой, просто новичок. Хороший парнишка и когда-нибудь станет хорошим детективом, но ему еще нужно многому научиться. А моя работа – его научить. Добавь в придачу несколько смен по восемнадцать часов, и неделя получится очень долгая.

– Восемнадцатичасовые смены в Брокен-Харборе. По-моему, тебе нужно с кем-нибудь поменяться.

Я выбрался из завала книг, стараясь не хромать. В куче было не меньше сотни страниц – и все наверняка вырваны из разных книг. Я постарался об этом не думать.

– Нет, так не получится. Но я в норме, солнышко. Честное слово.

– Хм-м. – Дина снова принялась крепко затягивать шнурки быстрыми рывками. – Я за тебя волнуюсь, понимаешь?

– Не стоит. Если хочешь помочь, то исполни мой каприз и побудь пару дней у Джери, ладно?

Дина завязала шнурки на замысловатый двойной бант и откинулась назад, чтобы на них полюбоваться.

– Ладно, – ответила она с многострадальным вздохом. – Но тебе придется меня к ней подбросить – автобусы слишком скрипят. И поскорее сделай ключи.

* * *

Я высадил Дину у дома Джери и нашел отговорку, чтобы не заходить, хотя Джери хотела, чтобы я остался на ужин: “Ты не заразишься, ведь Колм и Андреа не заболели! Днем мне показалось, что у Колма нелады с кишечником, но он говорит, что все супер… Пупсик, лежать!.. Не знаю, почему он так долго торчал в туалете, ну да это его дело…”

За ее спиной Дина изобразила безмолвный крик и произнесла одними губами: “За тобой должок”. Джери, не переставая болтать, повела ее в дом, а вокруг них подпрыгивала и тявкала собачонка.

Я вернулся домой, бросил кое-что в рюкзак, быстро принял душ и часок вздремнул. Одевался я, словно мальчишка перед первым свиданием – руки не слушались, сердце замирало. Я готовился ко встрече с нашим парнем: рубашка и галстук – на случай, если придется его допрашивать, два толстых свитера – чтобы ждать его на холоде, теплое темное пальто – чтобы укрыть меня от него вплоть до подходящего момента. Я представлял, что он тоже сейчас одевается для встречи со мной и думает о Брокен-Харборе. Интересно, по-прежнему ли он воображает себя охотником или уже понял, что превратился в добычу?

Без четверти семь Ричи ждал меня у задних ворот Дублинского замка. В руке он держал свой рюкзак, а одет был в стеганую куртку, шерстяную шапку и, судя по округлившейся фигуре, во все фуфайки, какие у него нашлись. Всю дорогу до Брокен-Харбора я ехал на максимально допустимой скорости. Поля вокруг темнели, в воздухе стоял сладковатый запах торфяного дыма и вспаханной земли. Когда мы припарковались на променаде Оушен-Вью (сплошь строительные леса, обратить внимание на незнакомую машину некому) и через весь поселок направились к дому Спейнов, уже смеркалось.

Маршрут я изучил по карте Брайанстауна, но стоило нам отойти от машины, мне показалось, что мы заблудились. Сумерки сгущались, тучи рассеялись, а небо приобрело темный сине-зеленый цвет. Над крышами, где поднималась луна, виднелось бледное белое сияние, однако на улицах было темно, фрагменты садовых оград, негорящих уличных фонарей и обвисших проволочных сеток появлялись из ниоткуда и через несколько шагов исчезали. Наши слабые тени казались угловатыми и незнакомыми, а рюкзачки за плечами делали нас похожими на горбунов. Звуки шагов следовали за нами, словно поклонники, отражаясь от голых стен и полос развороченной земли. Мы не разговаривали: полумгла, которая скрывала нас, могла скрывать и кого-то еще.

В почти полной темноте шум моря был громче, сильнее, он дезориентировал, раздаваясь со всех сторон одновременно. Сзади, будто призрак, материализовался старый синий “пежо” патрульных, звук двигателя утонул в глухом протяжном рокоте прилива, и мы оба вздрогнули, когда машина внезапно оказалась прямо рядом с нами. Пока мы сообразили, кто это, автомобиль уже исчез, скрылся между домами, в пустых оконных проемах которых виднелись звезды.

В проезде Оушен-Вью на дорогу падали прямоугольники света. В одном из них стоял желтый “фиат”, припаркованный перед домом Спейнов, – наша лже-Фиона была на месте. Когда мы поднялись по тропинке Оушен-Вью, я завел Ричи в тень дома на углу и шепнул ему на ухо:

– Очки.

Присев над своим рюкзаком, Ричи достал пару очков ночного видения. Новичок он или нет, но в отделе снабжения ему выдали хорошие очки. Звезды исчезли, и на темной улице возникла призрачная полужизнь: за высокую серую стену цеплялись бледные вьюнки, там, где полагалось быть тротуарам, белели кружева переплетающихся дикорастущих растений. В паре садов мелкие сияющие пятна таились по углам или шмыгали сквозь сорняки. Высоко на дереве, спрятав головы под крылья, спали три горлицы. Более крупных источников тепла в поле зрения не было. Тишину нарушали только гул моря, шелест ветра в плюще и крик одинокой птицы, доносившийся с пляжа за стеной.

– Похоже, все чисто, – прошептал я. – Идем. Но осторожно.

В логове не было ни души – по крайней мере, в тех углах, которые было видно снизу. Проржавевшие строительные леса задрожали под нашим весом. Наверху – там, где полиэтиленовую пленку отогнули, словно занавеску, – скозь брешь окна сияла луна. Комната опустела: криминалисты забрали все вещи, чтобы проверить их на наличие следов, волокон, волос и телесных жидкостей. На стенах и подоконниках чернели пятна порошка для снятия отпечатков.

В доме Спейнов горели все лампы, он превратился в огромный маяк, подававший сигналы нашему парню. Лже-Фиона, все еще в красном пальто, стояла, прислонившись к кухонной стойке, и ждала, пока закипит чайник. Она держала кружку в ладонях и невидящим взглядом смотрела на детские рисунки, прикрепленные к холодильнику. В саду дрожащий лунный свет превратил блестящие листья в белые, поэтому казалось, будто все деревья и живые изгороди одновременно расцвели.

Мы сложили добро там, где наш парень складывал свои вещи, – у задней стены, чтобы они не загораживали ни вид на кухню Спейнов, ни выходящее на пляж окно, которое он использовал в качестве двери. Полиэтиленовая пленка, натянутая на другие окна, заслонит нас от взгляда наблюдателя. Ночь обещала быть холодной, еще до рассвета выпадет иней; я разложил свой спальник, чтобы на него можно было сесть, и надел под пальто еще один свитер. Ричи стоял на коленях и, словно ребенок, которого взяли в поход, доставал припасы: термос, пачку овсяного печенья и гору слегка помятых сэндичей, завернутых в фольгу.

– Умираю с голоду, – сказал он. – Сэндвич будете? Я взял на двоих – на случай, если не успеете перекусить.

Я машинально собирался ответить нет, но вдруг осознал, что он прав: я забыл захватить еду – из-за Дины – и тоже умирал от голода.

– Спасибо, – сказал я. – С удовольствием.

Ричи кивнул и подтолкнул ко мне горку сэндвичей:

– Сыр с помидорами, индейка, ветчина. Берите сразу несколько.

Я взял сэндвич с сыром и помидорами. Ричи налил в крышку термоса крепкий чай и предложил мне; когда я показал свою бутылку с водой, он одним глотком выпил чай и налил себе еще. Потом поудобнее устроился спиной к стене и вгрызся в сэндвич.

Похоже, Ричи не рассчитывал вести ночью глубокие доверительные беседы, и это было прекрасно. Некоторые детективы, сидя в засаде, заводят разговоры по душам. Я к их числу не отношусь. Пара новичков пыталась со мной пооткровенничать – то ли я им действительно нравился, то ли хотели подольститься к начальнику, – однако я пресек их поползновения на корню.

– Сэндвичи вкусные, – сказал я, потянувшись еще за одним. – Спасибо.

Пока совсем не стемнело, я проверил, как дела у летунов. Голос у лже-Фионы был ровный, даже слишком, но она отчиталась, что все в порядке, спасибо, помощь не нужна. Ковбой Мальборо с другом сказали, что мы – самое захватывающее зрелище за весь вечер.

Ричи методично уничтожал сэндвичи, глядя мимо последнего ряда домов на темный пляж. От уютного аромата чая в комнате стало теплее.

– Интересно, тут действительно когда-то была гавань? – спросил он спустя время.

– Да, – ответил я. Он, конечно же, примет как данность, что я, мистер Зануда, изучил этот вопрос, потратив редкие свободные минуты на поиски в интернете. – Давным-давно здесь была рыбацкая деревня. В южном конце пляжа еще можно увидеть остатки пристани.

– Так вот почему это место называлось “Брокен-Харбор” – из-за разрушенной пристани?

– Нет. Название произошло от ирландского слова breacadh – “заря”. Видимо, потому что здесь хорошо встречать рассвет.

Ричи кивнул:

– Да, наверное, раньше здесь было красиво.

– Скорее всего.

Запах моря перелетел через стену, проник в пустое окно – раздольный, дикий, наполненный миллионом пьянящих тайн. Не доверяю я этому запаху – он взывает к чему-то болеее древнему, чем разум и цивилизация, к фрагментам в наших клетках, которые плескались в океанах еще до того, как в нас зародилось сознание. И он тянет нас с такой силой, что мы бездумно следуем за ним, словно животные в период гона. Когда я был подростком, этот запах заставлял мою кровь закипать, взрывался электрическим током в мышцах, из-за него я бился о стены трейлера, пока родители не выпускали меня на свободу, – и, повинуясь его зову, я устремлялся навстречу несбыточным обещаниям. Теперь я стал умнее. Этот запах – плохое лекарство, он заставляет нас бросаться с высоких скал в бушующие волны, покидать любимых и переплывать тысячи миль открытого моря ради того, что ждет на дальнем берегу. Две ночи назад его чуял наш парень, когда спустился по лесам и перелез через ограду Спейнов.

– Теперь будут говорить, что там водятся привидения, – произнес Ричи. – Ну, дети.

– Возможно.

– Будут подбивать друг друга на то, чтобы добежать до дома и дотронуться до двери. Войти внутрь.

Внизу ярко горели лампы, которые Дженни купила для своей уютной семейной кухни. Абажуры были украшены желтыми бабочками. Одного не хватало – он отправился в лабораторию Ларри.

– Ты говоришь так, словно его бросят насовсем, – сказал я. – Сынок, поменьше негатива. Когда Дженни оправится, ей придется продать дом. Пожелай ей удачи, удача ей понадобится.

– Еще несколько месяцев – и брошенным окажется весь поселок, – возразил Ричи. – Скоро он вымрет. Никто здесь ничего не купит, а даже если желающие найдутся, в их распоряжении сотни домов. А вы говорите, что они выберут этот? – Он дернул подбородком в сторону окна.

– Я не верю в призраков. И ты тоже не будешь – по крайней мере, когда ты при исполнении.

О том, что призраки, в которых я верю, заключены вовсе не в пятнах крови Спейнов, я промолчал. Они заполняли весь поселок, огромными мотыльками залетали в дверные проемы, носились над просторами растрескавшейся земли, бились в редкие освещенные окна, разевая рты в безмолвном вопле. Призраки людей, которые должны были здесь жить, – юношей, что мечтали перенести жену через порог, младенцев, которых должны были привезти из роддома в уютные детские, подростков, что должны были впервые поцеловаться у столбов фонарей, которые уже никогда не зажгутся. Призраки событий наносят тебе миллион ран, однако со временем рассеиваются и отступают. Но призраки несбывшегося будут вечно остры, словно бритва.

Ричи уничтожил половину сэндвичей и принялся скатывать в шарик обертку из фольги.

– Можно задать вопрос?

Казалось, еще чуть-чуть – и он поднял бы руку. Я тут же почувствовал, что седею и на носу у меня вырастают бифокальные очки.

– Ричи, не нужно просить у меня разрешения. Отвечать на твои вопросы – часть моей работы, – отозвался я и услышал в своем голосе чопорные нотки.

– Угу. Просто интересно, зачем мы здесь.

– В этом мире?

Он не знал, смеяться ему над моей шуткой или нет.

– То есть я хочу сказать… Зачем мы вот здесь. Сидим в засаде.

– Ты бы предпочел спать в своей постели?

– Нет! Тут здорово, я рад, что я здесь! Просто подумал – какая разница, кто тут будет? Если наш парень придет, его сможет взять любой. Я думал, что вы как бы… ну, не знаю… делегируете полномочия, что ли.

– Да, скорее всего, неважно, кто произведет арест. Но важно то, что произойдет дальше. Если сам надеваешь наручники на парня, то задаешь правильный тон в отношениях – сразу показываешь ему, кто здесь главный. В идеальном мире я бы всегда арестовывал преступников лично.

– Но так ведь не каждый раз происходит.

– Друг мой, я не волшебник и не могу успевать всюду. Иногда приходится дать шанс кому-то еще.

– Но не в этот раз. Шансов никто не получит, пока мы оба не свалимся с ног от усталости. Я прав?

В голосе Ричи слышалась улыбка, и мне понравилась его уверенность в том, что мы заодно.

– А то как же, – сказал я. – Моих кофеиновых таблеток нам с тобой хватит надолго.

– Это все из-за детей?

Улыбка исчезла.

– Нет, – ответил я. – Если бы дело было только в детях, то я бы спокойно уступил арест кому-нибудь из летунов. Но я хочу быть тем, кто возьмет убийцу Пэта Спейна.

Ричи молчал, наблюдая за мной.

– Почему? – спросил он, не дождавшись от меня продолжения.

Может, дело было в том, как хрустели колени и как затекла шея, когда я карабкался по строительным лесам. Или в томительном чувстве, что я превращаюсь в развалину. Возможно, именно поэтому мне вдруг захотелось узнать, о чем парни говорят между собой долгими нудными ночами, почему на следующий день они приходят в отдел, шагая в ногу, и вместе принимают решения, слегка кивнув или приподняв бровь. Может, все из-за того, что в последние пару дней мне не раз казалось, что я не просто натаскиваю новичка, а что мы с Ричи работаем вместе, плечом к плечу. Может, дело в коварном запахе моря, который превратил все мои возражения в зыбучий песок. Может, во всем виновата усталость.

– Ответь мне на такой вопрос: что, по-твоему, произошло бы, будь наш парень чуть более талантливым преступником? Если бы он убрал здесь, прежде чем выйти на охоту, избавился от следов кроссовок, оставил оружие на месте преступления?

– Тогда мы свалили бы все на Пэта Спейна.

Я едва видел его в темноте – только край головы на фоне окна и подбородок, повернутый в мою сторону.

– Да, скорее всего – даже если бы подозревали, что тут замешан кто-то еще… Что, по-твоему, подумали бы люди, если бы мы не смогли разослать ориентировку на преступника, представить хоть одно доказательство того, что он вообще существует? Та тетка Гоган, весь Брайнстаун, люди, которые следят за этим делом в новостях, семьи Пэта и Дженни. Что бы они предположили?

– Пэт, – ответил Ричи.

– То же, что и мы.

– А настоящий преступник остался бы на свободе – и, возможно, готовился бы к новому убийству.

– Возможно, но я не об этом. Даже если бы вчера парень пришел домой и повесился в темном уголке, он все равно превратил бы Пэта Спейна в убийцу. Отныне для всех, кто слышал бы его имя, Пэт остался бы человеком, убившим женщину, которая спала с ним в одной постели, и их общих детей. – От этих слов в моей голове поднялся звенящий гул: зло.

– Он умер. Ему уже все равно, – почти мягко сказал Ричи.

– Да, умер. Ему досталось всего двадцать девять лет жизни. Он должен был прожить еще пятьдесят, даже шестьдесят лет, но наш парень решил их у него отнять. Но и этого ему показалось мало: он захотел отправиться назад во времени и отобрать у Пэта даже эти жалкие двадцать девять лет, не оставив ему ничего. – Зло, словно низкое облако липкой черной пыли, медленно выплывало из комнаты, накрывая дома, поля, застилая лунный свет. – Это полная лажа. Такая лажа, что не хватает слов.

Мы молча сидели, а наша Фиона тем временем нашла совок и смела в него осколки тарелки, валявшиеся в углу кухни. Ричи открыл пачку овсяного печенья, предложил мне и, когда я покачал головой, в два счета умял половину.

– Можно задать вопрос? – спросил он чуть погодя.

– Ричи, я серьезно – завязывай с этим. Мы не внушим доверия нашему парню, если посреди допроса ты поднимешь руку и попросишь разрешения заговорить.

На этот раз он улыбнулся:

– Вопрос личный.

Обычно на личные вопросы, тем более на вопросы новичков, я не отвечаю, но, опять-таки, я и подобных разговоров с ними не веду. Я даже не ожидал, насколько легко и приятно окажется нарушить все границы между ветераном и новичком и просто поговорить как мужчина с мужчиной.

– Валяй. Если проявишь неуместное любопытство, я тебе скажу.

– Чем занимается ваш папа?

– Он на пенсии. Раньше был автоинспектором.

Ричи фыркнул от смеха.

– Что смешного?

– Ничего. Просто… Просто я думал, что у него более пафосная профессия – может, учитель географии в частной школе. Но теперь мне ясно: все сходится.

– Это комплимент?

Ричи не ответил. Он сунул в рот очередное печенье и стряхнул с пальцев крошки, но я чувствовал, что он все еще размышляет.

– Вчера на месте преступления вы сказали, что убивают только тех, кто сам напросился. Несчастья, как правило, случаются с плохими людьми. Но, по-моему, рассуждать так – слишком большая роскошь для нас. Понимаете, о чем я?

Я подавил вспышку какого-то чувства, более болезненного, чем раздражение.

– Нет, сынок, не очень. По моему опыту – не хочу тыкать тебя в это носом, однако у меня его все же побольше – в жизни ты, как правило, пожинаешь то, что посеял. Не всегда, но как правило. Если ты веришь, что заслуживаешь успеха, ты его добьешься; если ты думаешь, что твоя судьба – ковыряться в дерьме, то ничего, кроме дерьма, не получишь. Твой внутренний мир воздействует на внешний. Следишь за мыслью?

Ричи смотрел на теплый желтый свет в кухне.

– Я не знаю, чем занимается мой отец, он с нами не жил, – сказал он как бы невзначай, словно ему слишком часто приходилось это повторять. – Я вырос в трущобе – наверное, вы уже это поняли – и знаю немерено людей, с которыми случались несчастья, хотя они на них нисколько не напрашивались.

– И вот ты здесь – детектив элитного отдела, занимаешься тем, о чем всегда мечтал, расследуешь самое громкое дело года и уже почти его раскрыл. Откуда бы ты ни был родом, это успех. По-моему, ты живое доказательство моей правоты.

– Наверное, Пэт Спейн тоже так думал, – сказал Ричи, не поворачивая головы.

– Возможно. И что?

– А то, что он все равно потерял работу. Работал как проклятый, мыслил позитивно, делал все правильно – и оказался на пособии. Каким же образом он это посеял?

– Да, это чертовски несправедливо, и я первый скажу, что такого не должно было произойти. Но не забывай, что в стране рецессия. Исключительные обстоятельства.

Ричи покачал головой:

– Иногда несчастья случаются без всяких причин.

Небо было усыпано звездами, я уже много лет не видел столько звезд. Позади нас шум моря и шелест ветра в высокой траве слились воедино и успокаивали ночь, поглаживая ее по спине.

– Правда это или нет, но так думать нельзя, – сказал я. – Нужно верить, что большинство людей в итоге получают то, что заслужили.

– А иначе?..

– А иначе как ты будешь просыпаться по утрам? Вера в причинно-следственную связь не роскошь, а необходимость, словно кальций или железо, без нее можно обойтись какое-то время, но в конце концов начнешь пожирать себя изнутри. Ты прав: время от времени жизнь бывает несправедлива, и вот тут в дело вступаем мы. Наша задача – все исправить.

В комнате Эммы загорелся свет – наша Фиона старалась разнообразить спектакль. Занавески окрасились в нежно-розовый цвет, и по ним поскакали силуэты маленьких зверушек.

Ричи кивнул на окно:

– Этого мы не исправим.

Судя по голосу, он вспомнил утро в морге.

– Да, такое не исправишь. Но мы точно можем позаботиться о том, чтобы убийца заплатил за содеянное, а у пострадавших появился шанс жить дальше. Хотя бы это мы можем. Я знаю, что мы не спасаем мир. Но мы делаем его лучше.

– Вы в это верите?

Его поднятое лицо, белое в лунном свете, казалось совсем юным. Ему так хотелось, чтобы я был прав.

– Да, – сказал я. – Верю. Может, я наивен – пару раз меня в этом обвиняли, – но я верю. Ты увидишь, что я имею в виду. Подожди, пока мы возьмем этого парня. Подожди, пока однажды вечером ты вернешься домой и ляжешь спать, зная, что он за решеткой и проведет там три пожизненных срока. Вот тогда и посмотрим, не покажется ли тебе, что мир стал лучше.

Наша фейковая Фиона раздвинула занавески в комнате Эммы и выглянула в сад – изящный темный силуэт на фоне розовых обоев.

– Надеюсь, – сказал Ричи, наблюдая за ней.

Хрупкая паутина огней, опутывавшая поселок, начала рваться, яркие нити населенных улиц чернели. Ричи потер друг о друга ладони в перчатках, подышал на них. Лже-Фиона бродила по пустым комнатам, включала и выключала свет, поправляла занавески. Холод поселился в бетонных стенах логова, забрался под пальто и пробирал до самого позвоночника.

Ночь все не кончалась. Несколько раз раздавался какой-то шум – шорох в траве, шебуршание и возня в доме напротив, пронзительный дикий визг, – и мы вскакивали и прижимались к стене в полной боеготовности, еще не успев понять, что происходит. Один раз в тепловизионных очках мы различили лису – она, светящаяся, застыла на дороге, вскинув морду, из пасти что-то свисало. В другой раз мы увидели извилистый луч света, хлеставший по садам, кирпичам и сорнякам. Пару раз мы лишь успевали услышать последнее шуршание гальки, увидеть, как покачиваются стебли плюща и исчезает белый огонек. Чем дальше, тем медленнее пульс возвращался в норму, и мы подолгу не отваживались снова сесть. Было уже поздно. Наш человек был где-то рядом, и он сосредоточенно пытался принять решение.

– Совсем забыл, – вдруг сказал Ричи в начале второго. Он наклонился к своей торбе и вытащил бинокль в черном пластмассовом футляре.

Я протянул руку и открыл футляр. Бинокль выглядел дешевым и появился явно не из отдела снабжения – футляр еще сохранял запах нового пластика.

– Ты его специально купил?

– Та же модель, что у нашего парня, – сказал Ричи слегка смущенно. – Я подумал, что нам тоже такой нужен. Чтобы увидеть то, что видел он, верно?

– О господи. Надеюсь, ты не из этих сентиментальных натур, которые стимулируют интуицию, пытаясь взглянуть на мир глазами убийцы?

– Да нет же! Я просто хотел проверить, видел ли он выражения лиц, мог ли прочитать что-то на экране компьютера – названия сайтов или еще что-нибудь.

Даже в лунном свете я видел, как Ричи залился краской. Это меня тронуло – не только то, что он потратил свое время и деньги на поиск нужного бинокля, но и то, насколько явно его заботило мое мнение.

– Хорошая мысль, – сказал я, смягчившись, и вернул ему бинокль. – Взгляни – никогда не знаешь, что можно обнаружить.

Казалось, сейчас он мечтает, чтобы бинокль исчез без следа, однако все же настроил его и, уперев локти в подоконник, навел на дом Спейнов. Наша Фиона споласкивала кружку в мойке.

– Что видишь? – спросил я.

– Лицо Джанин Оатс видно очень четко, если бы я умел читать по губам, то разобрал бы каждое слово. Компьютерный экран я бы не разглядел – ракурс не тот, – но названия книг на полке прочитать можно и список покупок на доске тоже: “Яйца, чай, гель для душа”. А это уже кое-что, да? Если он мог каждый вечер читать список покупок Дженни, то знал, где она будет на следующий день…

– Да, стоит проверить. Особое внимание обратим на камеры наблюдения вдоль ее маршрута – посмотрим, не попадался ли на них кто-то регулярно.

Лже-Фиона у мойки резко обернулась, словно почувствовав на себе наши взгляды. Даже без бинокля я видел, как она вздрогнула.

– Вот блин! – вдруг воскликнул Ричи – так громко, что я едва не подпрыгнул. – Ох, черт, извините. Но вы только гляньте на это.

Я направил бинокль на кухню и подстроил под свое зрение – к моему прискорбию, оно оказалось значительно хуже, чем у Ричи.

– Куда смотреть?

– Не в кухню – за нее, в прихожую. Видна входная дверь.

– Ну и?..

– Слева от двери.

Я перевел бинокль левее, и вот она – панель сигнализации. Я тихонько присвистнул. Цифр не видно, но это и не нужно – достаточно было бы проследить за движениями пальцев. Дженни Спейн могла менять код хоть каждый день – несколько минут, проведенных здесь, пока она или Патрик запирали дверь, свели бы на нет все ее меры предосторожности.

– Так-так-так. Ричи, друг мой, прошу прощения, что высмеял твою идею с биноклем. Похоже, теперь мы знаем, каким образом кто-то обошел сигнализацию. Молодчина. Даже если наш парень сегодня не появится, ночь прошла не зря.

Ричи – одновременно смущенный и довольный – склонил голову и потер нос.

– Только мы все еще не знаем, как он добыл ключи. А без них от кода никакого толку.

В этот момент у меня в кармане пальто завибрировал телефон: Ковбой Мальборо.

– Кеннеди, – сказал я.

Летун почти шептал.

– Сэр, мы засекли парня, который выходил из переулка. Это тупик у северной стены поселка, там одни стройплощадки, попасть туда он мог, только если перелез через стену. Парень довольно высокий, в темной одежде, но больше ничего сказать не могу – мы не хотели подъезжать слишком близко. Мы следили за ним на расстоянии, пока он не свернул на лужайки. Там тоже тупик, ни одного достроенного дома, так что ни у кого нет никаких причин там находиться. Мы, естественно, не последовали за ним, но продолжаем наблюдение с краю лужаек. Пока что оттуда никто не выходил, но он мог снова перелезть через стену. Мы собирались сделать круг и поискать его с той стороны.

Ричи обернулся и наблюдал за мной, продолжая держать в руках бинокль.

– Отличная работа, детектив, – сказал я. – Оставайтесь на связи и быстро прочешите окрестности. Если сможете как следует рассмотреть человека и дать нам описание, отлично, но, бога ради, не спугните его. Если заметите кого-то, не сбавляйте скорость, не показывайте, что разглядываете его, – проезжайте дальше, болтая друг с другом, и доложите о том, что успели увидеть. Действуйте.