Текст книги "Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика"

Крым

20 мая. Дорогой Павлуша! Я не знаю, где вы и куда вам писать, а потому пишу в пространство. Это будет продолжение моего дневника. Я в Крыму. Это прозвучит для вас обыкновенным словом, но для меня слово «Крым» – это страна-сказка. С тех пор, как автомобиль вылетел из Байдарских ворот[235]235
  Байдáрские ворóта – горный перевал через главную гряду Крымских гор между горами Челеби на западе и Чху-Баир на востоке, соединяет Байдарскую долину и Южный берег Крыма.


[Закрыть] и далеко внизу засияло серебряно-голубое в утреннем солнце море, а с другой стороны гигантской обнаженной стеной поднялись горы, я окунулась в радостную сказку, уйдя в нее с головой. Там, у Байдарских ворот, мне захотелось засмеяться и заплакать. Хотелось выскочить из автомобиля и превратиться в камень на склоне горы, чтобы вечно видеть море и отвечать улыбкой на его утреннюю улыбку. Далеко внизу белели дачи и дворцы, спрятанные в зелени побережья. Море ласкало и целовало этот берег, а горы закрывали путь к нему огромными нависшими стенами. Я видела стройные кипарисы, похожие на монахов, задумчиво и молчаливо молящихся небу, застывших в неисполненном стремлении достичь неба своими острыми верхушками. Я видела тяжелые кисти цветов в чаще деревьев, и яркое сочетание их оттенков зажигало ярче глаза, а их аромат паутиной окутывал сознание и придавал мыслям особенные оттенки.

Вы хотите знать, как я приехала в «Жемчужину»? Но как я могу угадать, о чем вы думаете теперь? Меня и мою попутчицу студентку из ИНО[236]236
  ИНО – Днепропетровский институт народного образования (ДИНО), основан в 1918 г., ныне Днепропетровский национальный университет им. Олеся Гончара.


[Закрыть] Лиду по ошибке привезли в Ялту[237]237
  Я́лта – курортный город на юге Крымского полуострова на берегу Черного моря.


[Закрыть]. Мы едва смогли в этот же день выбраться, устроившись на ялике, идущем в «Жемчужину». Но я не жалею, что мы заехали в Ялту. Цветет глициния, и все дома Ялты увиты ее ползучими ветками. Ялта – изящный, оплетенный цветами, полный аромата город, он приютился в полукруге гор, как драгоценная жемчужина в раковине. Я не спала двое суток в дороге, но, сидя на пристани в ожидании ялика, я улыбалась, потому что не могла смотреть без улыбки на море. Мы ехали на ялике, и море было синим-синим вдали и голубовато-зеленым вблизи. Я не знаю, как назвать цвет моря, не знаю, с чем его можно сравнить, потому что ни один драгоценный камень не имеет такого оттенка. Я видела, как мимо нас проплывали медузы, белые, прозрачные, будто сделанные из газа и тюля. Несколько раз показались дельфины, и их мокрые спины ярко блестели на солнце. Это было продолжение все той же сказки, начавшейся после Байдарских ворот.

Нас высадили около «Ласточкиного гнезда»[238]238
  «Лáсточкино гнездó» – в рукописи везде без кавычек; небольшой замок в готическом стиле на отвесной 38-метровой Аврориной скале. В 1885–1886 г. над обрывом Е. А. Тобина построила каменный дом в виде замка с башней, получивший название «Ласточкино гнездо»; в 1913 г. московский купец-миллионер Сергей Карпович Рахманов и его жена Агния Павловна перестроили замок, отделав его в готическом стиле, архитектор нового «Ласточкина гнезда» – Николай Сергеевич Шервуд (1881–1917); в 1921 г. имение национализировано, в 1926 г. поступило в ведение Ялтинского дачно-курортного треста и вошло в состав дома отдыха «Жемчужина»; в 1927 г. во время Крымского землетрясения башня замка обвалилась, в 1928 г. частично восстановлена.


[Закрыть], там на большом камне высечено: «Бухта любви». Так я попала в «Жемчужину», где я и живу. Наш парк, в котором разбросаны маленькие белые дачи, расположен на скалах, на самом берегу моря, а клуб находится в «Ласточкином гнезде». Я люблю там бывать, когда там еще никого нет. Сегодня в круглой башне замка было тихо, пусто, и только внизу кто-то играл на рояле, а море с шумом разбивалось о подножье скал, обдавая их белой курчавой пеной и солеными брызгами, и снова стремительно летело на камни. В шуме моря была своя особенная музыка, и звуки рояля сливались с шумом моря. Я была одинокой в этом замке, повисшем на краю отвесной скалы над морем, и мне было немного жутко смотреть в зеленовато-голубую бездну воды. Иногда мне казалось, что море хочет достать до меня своими волнами, оно, не переставая, звало меня на свой простор. Я думала о вас, Павлуша, но представляла вас себе полуреальным, полусказочным, потому что я живу в сказке. Только не смейтесь над этим.

21 мая. Павлуша, я хочу описать вам первый день, проведенный здесь. С утра я пошла в Харакс[239]239
  Хáракс – дворец в поселке Гаспра, построен великим князем Георгием Михайловичем Романовым (1863–1919) в 1908 г. по проекту ялтинского архитектора Николая Петровича Краснова (1864–1939); название происходит от римского военного лагеря на мысе Ай-Тодор, от которого сохранилась крупнейшая известная римская крепость в Крыму.


[Закрыть] с большой компанией отдыхающих. Это дворец одного из бывших великих князей. Там всюду ползучие розы, лавры, магнолии, тисы, всех сортов глицинии и акации. Прямые, широкие аллеи, в просветы которых видно море. Красивые беседки, мраморные скамейки, белые лестницы. Это та красота, которую может создать искусство человека в союзе с богатой южной природой. Я была захвачена роскошью красок.

После обеда мы пошли в Кичкине[240]240
  Кичкинé – имение великого князя Дмитрия Константиновича Романова (1860–1919), в переводе с татарского «маленький», что соответствовало небольшим размерам участка земли (ок. 2,5 га) в поселке Курпаты под Ялтой; дворец в имении построен в 1914 г. по проекту архитектора Н. Г. Тарасова, расположен на склоне мыса Ай-Тодор; в 1920 г. имение национализировано, с 1923 г. – база отдыха для высшего командного состава Киевского военного округа.


[Закрыть]. Там над морем сверкает ослепительной белизной дворец в мавританском стиле. Он весь выглядит кружевным, каждая арка говорит о восточной роскоши и неге. Я как будто попала в сказку из «Тысячи и одной ночи» и ждала, что вот-вот появится в одном из окон смуглый горбоносый профиль и пестрая чалма. Я отделилась от компании отдыхающих. Меня возмущали их пустые разговоры и замечания. Конечно, они восторгались, но разве они чувствовали действительно, насколько прекрасно окружающее? Они не отдали свое сознание во власть горам и морю. Разве забыли они свои повседневные маленькие интересы и растворились в природе? Конечно, нет. Они без конца говорили о сарафанах и фасонах платьев, передавая друг другу курортные сплетни. А разве можно здесь говорить об этом, не оскорбляя величия и красоты окружающего? Мне это было неприятно, и я убежала, спустившись к морю по крутой лестнице, высеченной по склону отвесной горы.

Там в скале есть пещера, куда с шумом забегают волны. Гладкая галька шуршала у меня под ногами. Если бы вы знали, как там хорошо, как высоко нависли над узким берегом высокие скалы, в трещинах которых растут кусты! У меня было столько энергии, что я часть подъема лезла не по тропинке, а прямо по выступам скалы. Я цеплялась за камни, я ободрала себе руки и ноги, но мне неудержимо хотелось бросать камешки в море, чтобы слышать его всплески. Я вдыхала соленый запах моря, и мне казалось, что море – это огромное живое существо, которое говорит со мной, улыбается мне серебряно-синей улыбкой и посылает мне поцелуй в искрах брызг. Я готова была здесь же превратиться в язычницу-дикарку и молиться морю в час рассвета и в час заката, и в тот час, когда оно смеется, и в тот час, когда оно бушует. Я готова целовать землю, потому что я ее люблю, и благодарить ее за то, что она разрешила мне жить на ней, хотя бы в такой короткий миг по сравнению с вечностью, как человеческая жизнь.

Я избегаю людей, они часто нарушают очарование, которым охвачена я. В доме отдыха атмосфера наполнена легким флиртом, и я сейчас этого здесь не понимаю. Именно здесь надо быть особенно интересным и содержательным, чтобы привлечь мое внимание, я слишком захвачена красотой окружающей меня природы, и люди мне кажутся бледными и малоинтересными, легкий флирт оскорбляет величие природы. Любовь здесь должна быть прекрасная, такая же, как ослепительное сочетание оттенков южных цветов. Такая любовь сделала бы жизнь полной до краев. Но ее нет, брать меньшее я не хочу.

У берегов «Жемчужины» есть маленькая бухта, куда во время ветра с ревом врываются волны, и там нагромождены громадные камни, как будто брошенные ради забавы чьей-то гигантской рукой. Сегодня днем волны бросались на эти камни, обволакивая их белой пеной, и брызги высоко взлетали, стараясь достать до скал, некоторые из них долетали до меня. Потом снова катилась волна и в воздух летела белая пена, рассыпаясь в блестящие брызги. А вечером, когда луна выглядывала из-за туч и снова пряталась в их косматых объятьях, волны отливали серебристо-голубоватым светом и пена таинственно шуршала у камней.

Я не могу полностью описать всю красоту окружающего, мои слова бессильны. Я также не могу описать того, что чувствую. Поймите и догадайтесь сами. Мне кажется, что у меня нет ни прошлого, ни будущего, есть только кусочек настоящего, и этот кусочек – полусон, полуявь.

Я еще не все описала. Из «Жемчужины» виден Ай-Петри[241]241
  Ай-Пéтри – гора в Крымских горах в составе массива Ай-Петринская яйла, высота 1234 м; в переводе с греческого «святой Петр».


[Закрыть]. Иногда он кажется совсем близким в лучах солнца, и хочется до него добежать и влезть на его вершину, окинув взглядом море, которое так тревожит и манит своей безбрежностью, но бывают дни, когда большие облака ползут по склонам Ай-Петри, цепляясь за его выступы, и потом рвутся, как прозрачное покрывало. А иногда обрывки набежавших облаков сплетаются плотной мохнатой тканью, обволакивают Ай-Петри, он исчезает, и кажется, что его там никогда не было, где клубятся облака. С другой стороны виден Аю-Даг[242]242
  Аю-Дáг – гора на южном побережье Крыма на границе Большой Алушты и Большой Ялты высотой 571 м, площадью ок. 4 км², выступающая в море на 2–2,5 км; в переводе с крымско-татарского «Медведь-гора» – похожа на медведя с наклоненной к морю головой.


[Закрыть]. Я настолько окутана сказкой, что готова видеть в нем медведя, посланного Аллахом в наказание людям. Может быть, вы не знаете этой легенды? Она красива, как эти берега, как все в этой стране. Аллах был разгневан и послал медведя Аю. Аю шел с севера, загадочно-гигантский, и его громадные лапы давили селенья и ломали деревья. Там, где были следы от его лап, не росли цветы и замирала жизнь. Аю перешагнул через горы и спустился к морю. Аллах велел ему выпить море, и он припал на передние лапы и пил жадно и безжалостно. Но тогда люди стали молить о спасении и каяться в своих прегрешеньях. И Аллах простил их, превратив Аю, припавшего к морю, в большую гору.

23 мая. Вчера я была с Лидой в Ливадии[243]243
  Ливáдия – императорское имение с 1860 г.; в 1860-х годах архитектором И. А. Монигетти дом бывших владельцев имения Потоцких был перестроен (Большой дворец), построены Дворец наследника (Малый дворец), Свитский дом, кухня, с 1871 г. архитектором Ливадии был А. Г. Венсан; в 1911 г. на месте Большого дворца для Николая II построен новый Белый (Ливадийский) дворец по проекту Н. П. Краснова; в 1920 г. имение национализировано, на его землях образован совхоз «Ливадия»; в 1925 г. в Ливадийском дворце организован санаторий для крестьян.


[Закрыть]. Я хожу только с ней, потому что она мне нравится больше других. Мы шли, не зная дороги, и попали в Ореанду[244]244
  Ореáнда – поселок на побережье Черного моря в 5 км от Ялты; с 1825 г. императорское владение; в 1852 г. в Ореанде построен дворец с парком по проекту А. И. Штакеншнейдера.


[Закрыть]. Если бы вы знали, как там прекрасно! Большой запущенный парк. В чаще, куда не проникают солнечные лучи, вьются узкие тропинки и таинственно журчат ручьи. В траве шуршат, мелькая, ящерицы. Деревья там достигают большой высоты. Их стволы и камни покрывает густой зеленый плющ. Когда взглянешь на вершину кипарисов, голова откидывается. Столько цветов в ветвях, что голова начинает кружиться от их аромата. Мы взобрались на вершину высокой скалы и вошли в полукруглую беседку, высоко прилепившуюся к скале. Там были два отдыхающих из санатория, и они повели нас по тропинке в Ливадию. Один из них был крестьянин. Когда он говорил о Крыме, я понимала, как он был ослеплен его красотой, и сознавала, какое для него счастье после глухой деревни попасть сюда и увидеть море и горы. Хорошо, что это счастье стало доступным для него. Жаль только, что далеко не все так чутки, как он. Из Ливадии мы с Лидой вернулись к обеду, и я вовсе не устала, пройдя туда и обратно по шесть километров, которые показались шуткой. Но когда отдыхающие женщины узнали, что мы ходили так далеко, да еще и одни, они не только удивлялись, но говорили, что мы отчаянные. Но если бы они знали, как я бываю довольна, когда ухожу одна, и как не люблю их крикливой компании. Во мне столько силы, что я готова не ходить, а бегать, и, кажется, влезла бы на самую высокую вершину горы, куда меня очень тянет.

25 мая. Окружающее ново, а я люблю новизну. Я люблю идти по незнакомой тропинке, не зная, куда она приведет. Каждый камень, каждое дерево останавливают мое внимание, потому что это видишь в первый раз. Идешь и думаешь только об окружающем, близком, и встречные камни, цветы, деревья вытесняют из головы все лишнее, все серьезное. Зачем серьезность и мировые вопросы, когда, идя по извилистой дороге, в каждом цветке, пьяном от солнца, в каждом кусочке природы видишь жизнь и начинаешь улыбаться, радуясь тому, что живешь и являешься тоже кусочком природы?

Зато окружающие меня люди с каждым днем все меньше привлекают меня. Мне просто не о чем с ними говорить. Только флирт, подчас очень грубый, даже грязный, и становится противно от этой пошлости. По вечерам я стараюсь ни с кем не гулять, чтобы не нарваться на поцелуи противных губ первого встречного. При одной мысли об этом во мне просыпается чувство физического отвращения. Я уже дала пощечину одному летчику, и теперь после ужина сразу ухожу спать.

26 мая. Получила из дому два письма, и в одном мама пишет, что на другой день после моего отъезда они получили телеграмму от Павлуши, что он выехал к нам. Он пробыл в Днепропетровске два дня и жалел, что меня не застал. Позднее получила письмо от Павлуши. Когда я увидела знакомый почерк и штемпель Синельниково, то была безумно удивлена и взволнована. У меня руки дрожали. Он был у нас, приезжал, чтобы увидеть меня! И тогда, когда я уезжала. Это вышло нелепо. Странную шутку сыграла со мною судьба. Он пишет, что уезжает теперь на Урал на геологическую работу. Когда теперь встретимся? «Вы одно из самых дорогих существ для меня», – пишет он. И мы не встретились? Что я могу думать?

27 мая. От Ялты до Алупки[245]245
  Алýпка – деревня (с 1938 г. город) на южном склоне Крымских гор у подножия Ай-Петри, с начала XX в. – курорт.


[Закрыть] я исходила пешком все побережье. Я была в Чаире[246]246
  Чаи́р – парк в поселке Гаспра; в переводе с крымско-татарского «горный луг»; в 1902 г. великий князь Николай Николаевич Романов (младший) (1856–1929) купил участок земли, построил виллу «Чаир» (архитектор Н. П. Краснов) и разбил парк (садовый архитектор А. Ф. Новичков), который вскоре прославился обилием роз; в 1917 г. имение национализировано, в 1920 г. в нем открыт санаторий.


[Закрыть], оплетенном ветвями ползучих роз, полном аромата, такого же нежного, как само слово «Чаир». Видела белый мавританский дворец Дюльбер[247]247
  Дюльбéр – дворцово-парковый ансамбль на южном побережье Крыма в поселке Кореиз; в переводе с тюркского «прекрасный»; дворец в мавританском стиле построен в 1897 г. для великого князя Петра Николаевича Романова (1864–1931) архитектором Н. П. Красновым по эскизам самого великого князя; в 1922 г. в имении создан дом отдыха ВЦИК (Всероссийского центрального исполнительного комитета).


[Закрыть], видела зеленую русалку у фонтана Арзы[248]248
  Фонтан Арзы – скульптурная группа «Девушка Арзы и разбойник Али-Баба», скульптор А. Г. Адамсон, выполнена в 1903 г., установлена в 1905 г. на набережной в Мисхоре.


[Закрыть] в Мисхоре[249]249
  Мисхóр – деревня рядом с поселком Кореиз, в 1958 г. вошла в его состав.


[Закрыть]. Дворец Воронцова в Алупке[250]250
  Дворец Воронцова в Алупке – построен в 1848 гг. как летняя резиденция генерал-губернатора Новороссийского края графа М. С. Воронцова по проекту английского архитектора Эдварда Блора; в 1921 г. после национализации во дворце открыт музей.


[Закрыть] меня поразил, в нем сгущены все краски, вся красота культуры, отошедшей в прошлое, и по сравнению с ним кажется жалким бывший царский дворец в Ливадии[251]251
  Бывший царский дворец в Ливадии – дворец в итальянском стиле, расположен на берегу Черного моря в поселке Ливадия в 3 км от Ялты; построен в 1911 г. архитектором Н. П. Красновым как южная императорская резиденция; с 1925 г. – санаторий для крестьян.


[Закрыть], говорящий об упадке. Я себя здесь чувствую крепкой, сильной, гибкой, загорелой, и все мои движения стали увереннее и стройнее. Только глубоко в сердце – тревога, обостренная этой небывшей встречей.

28 мая. Вчера был чудный, задумчивый вечер, и мы с Лидой долго сидели вдвоем на берегу моря. В небе светила неподвижно луна, и по морю к нам бежала серебряная дорога. Лида говорила со мной откровенно, потому что знала, что мы скоро разойдемся по разным дорогам и, наверное, никогда не встретимся больше. Она говорила потому, что у нее болела душа и об этом она не могла никому сказать. Серебристый свет ткал паутину между нами, случайно на миг столкнувшимися на жизненном пути, и ее голос звучал тихо, заглушаемый шумом моря. «Я вышла замуж 17-ти лет. Я любила мужа, как товарища, как брата, не больше, и сознавала, что никогда не смогу полюбить иначе, но содержать самой мать для меня было слишком трудно. Я ясно видела, как хотела она, чтобы я вышла замуж. Это для меня было очень мучительно. Я прошла через большую борьбу и боль и сказала ему прямо, что не люблю его, а стать его женой согласна только ради матери. Если бы ты только знала, как я ждала, что мое признание оттолкнет его! Но он сказал: „Мне слишком хорошо с тобой, и я думаю, что ты полюбишь меня“. В его голосе, как и в словах, было столько уверенности, что я была поражена. И я стала его женой. Конечно, я к нему привязалась; если бы ты знала, какой он хороший. Он никогда не стеснял моей свободы. Он любит меня какой-то самоотверженной любовью, и мне всегда неприятно, что я не могу полюбить его. Да, он изумительный человек, но в конце концов мы все же чужие друг для друга. Он из крестьян, он очень способный, и я часто поражаюсь тому, как быстро растет его умственное развитие. Он обладает сильным, ясным умом, но в нем есть слишком много примитивности, грубости. Многое он до сих пор не может понять. Меня часто коробит то, что он неправильно говорит; конечно, я не хочу винить его в этом, и это не его вина как человека, это вообще нельзя назвать виной, но мне это тяжело и неприятно. Мы часто не понимаем друг друга, потому что мы с разным воспитанием, разные люди и у нас различные привычки и понятия о повседневной жизни. И, однако, я думала, что так потянется моя жизнь год за годом без перемен. Я поступила в ИНО и здесь встретила другого. Я всегда боялась, что если придет любовь, то она меня слишком сильно захватит. И вот любовь пришла. Разве я была виновата в этом? Она должна была пройти через мою жизнь, очевидно, это было неизбежно. Что я могу сказать о том, кого люблю? Он учится со мной в ИНО, он еврей, очень умный и культурный. Но разве можно сказать, за что любишь человека, который тебе близок? Если бы я не встретила ответа, было бы больно, но случилось не так. Его вычистили из ИНО по социальному положению, и он уехал в Джанкой[252]252
  Джанкóй – деревня на севере Крымского полуострова, возникла в середине XIX в., статус города получила в 1917 г.; в 1919–1941 гг. под Джанкоем существовало несколько еврейских сельскохозяйственных коммун, созданных международной организацией Гехалуц.


[Закрыть], где его родители получили землю в еврейском поселке. Я провожала его. Конечно, ему было очень тяжело, а я, когда поезд ушел, плакала как ребенок. Я думала, что теперь все кончено, но от него пришло письмо. Мы начали переписываться, и я поняла, что мы нужны друг другу. Теперь, когда я ехала сюда, я видела его в Джанкое. Мы много говорили о нашей дальнейшей судьбе, и выбор предоставлен мне. Бросить мужа – это значит незаслуженно разбить его жизнь. Он слишком любит и слишком верит. А мать? Она резкая, у нее тяжелый характер и свои понятия, сложившиеся долгими годами жизни, с которыми приходится считаться. Будут скандалы, я это знаю. И потом, на что мы будем жить? Я одна как-нибудь прожила бы, но содержать мать, пока я не кончу, – очень тяжело. Его, наверное, восстановят в ИНО. Но что делать? Сколько препятствий и сколько горя для меня. А жить без него я не могу. Человек – сам кузнец своего счастья. Неужели мы не можем взять у жизни хоть немного радости и счастья, которое приходит так редко? Ведь я его не видела в жизни».

Она долго говорила, задавая вопросы, на которые не ждала ответа, роняя в пространство полные боли, горячие слова. Я не давала советов, молча слушая. Каждый сам должен искать верный для себя путь в жизни. Можно ли давать советы? Я с участием смотрела на ее лицо, совсем еще девочки, бледное и тонкое в лунном свете, и мне было странно и неожиданно, что я могла заглянуть в самую глубину человеческой души, о которой ничего не знала несколько дней тому назад и след которой скоро потеряю навсегда. Но этот кусочек был интересен, потому что в нем была настоящая боль, настоящее стремление к яркому счастью и настоящая большая любовь. А во многих ли жизнях встречается такая любовь, сплетенная со страданием, которое горит в глазах и звенит в словах, как слишком туго натянутая струна? Оглядываясь кругом, я вижу, что нет. Большинство людей связано привычкой и материальной стороной жизни. Жены боятся потерять с мужем известные удобства, а приезжая на курорт на деньги мужа, изменяют ему с первым встречным. Они довольствуются бледностью того, что имеют, и живут в сплетнях, ссорах между собою, погрязшие в пошлом разврате, не стараясь даже его прикрыть из простого приличия. Они не знают внутреннего глубокого страданья, но не знают и глубокой радости, даже поисков ее и стремления к ней.

30 мая. Какой яркий солнечный день сегодня! Я с утра пошла в Алупку, на этот раз с экскурсией. Когда я возвращалась обратно, я ушла вперед с двумя мужчинами. Один из них привлек мое внимание, хотя и раньше я его видела. Высокий, широкоплечий, с яркой белозубой улыбкой, с бронзовым загаром на лице и красивыми, смеющимися, открытыми серыми глазами. От всей его большой фигуры веяло жизнерадостностью. Он думал, что я жена военного, и удивлялся тому, что я еще такая девочка. Я со смехом рассеяла его заблуждение. Всю дорогу мы разговаривали; сразу исчезла натянутость и стало хорошо, как будто мы были давно знакомы. Он удивлялся, что я успеваю всюду побывать, и говорил, что сам любит природу и любит ходить. «Давайте ходить вместе», – предложил он с дружеской улыбкой, и в его ласковых серых глазах было что-то мальчишеское, что привлекало к нему.

Придя домой, я увидела на столе письмо от Бори. Он писал, что мама и папа были удивлены приездом Павлуши, что он всюду с ним ходил, показывая ему город, что ему понравился Днепр и наш парк. Когда была получена телеграмма от него, папа, прочитав, сказал, обращаясь к маме: «Ну, пеки пирожки, готовь вкусный обед и встречай своего зятя». Я задрожала, прочитав эти строки. Мне стало опять больно и тревожно. Страшно все, что тревожит надежды, уже невозможные. Еще раз пережить пережитое не хватило бы сил.

4 июня. Сегодня я и «Сероглазый Медведь»[253]253
  Сероглазый Медведь – также Аю; к сожалению, автор нигде не называет его имени.


[Закрыть] или Аю, как я мысленно его прозвала, обошли весь берег до Дюльбера и вернулись домой через Кореиз[254]254
  Кореи́з – поселок городского типа на южном побережье Крыма.


[Закрыть]. Мы лазали по крутым тропинкам в гору, карабкаясь через стены. В трудных местах он легко поднимал меня на руки и сажал на выступ скалы. Всю дорогу мы делились своими впечатлениями, восторгаясь красивыми местами. Я ни с кем из здешних мужчин не пошла бы гулять вдвоем, потому что я им не доверяю и мне противны их отношения с женщинами. Но «Сероглазый Медведь» завоевывает мое доверие. Он в два раза старше меня, но грань лет стирается, когда мы восхищаемся красотой окружающего и разговариваем. Это потому, что в нем есть что-то юношеское. Он положительно мне нравится. Он как-то сказал: «Я невольно ухожу от людей, потому что с природой быть лучше, чем с людьми: как-то сам становишься лучше, чище. Я все люблю: море, горы, небо, жуков, а цветы особенно. И знаете, больше всего люблю белые». Я улыбнулась ему сочувственной улыбкой, и мы долго стояли перед большим кустом нежных роз, без слов понимая друг друга. «Мне хотелось бы прикоснуться к их лепесткам, и это прикосновенье могло бы мне дать радость», – сказал он задумчиво. Я после рассказала ему, хотя и люблю жуков, но могу их мучить, собирая коллекцию. «А я вот старый большевик, участник Гражданской войны, но не могу их мучить, не мог бы причинить зла ни одному маленькому насекомому». В нем дышат такие сила и жизнерадостность, которыми полна южная природа. Этот большой, сильный человек с белозубой улыбкой живет природой, понимая ее. Он весь энергия, здоровье, радость, и в этом его прелесть. Мне доставляет удовольствие, когда его сильная рука сжимает мои тонкие пальцы, и он говорит: «Танюша, горнячка! Посмотрите только, как красиво кругом! Правда ли – хорошо? Нет, это прекрасно!»

6 июня. Сегодня я с Аю далеко ушла в горы. Мы лазали там через колючие заросли деревьев и кустарников, часто идя напрямик без тропинок. Когда я уставала идти в гору, он сажал меня на свое плечо и нес. Мы влезали на огромные камни, любуясь вдали голубой полоской моря. От налетевшего дождя прятались в густых ветвях деревьев. «Ну, Танюша, если бы кто нас увидел, сказал бы, что мы безумцы. А знаете, мы с вами похожи на заговорщиков, скрывающихся от погони в диких зарослях, и нам недостает только хороших лошадей, чтобы скакать по горным тропинкам. Это напомнило бы действительно страницу из Купера[255]255
  Кýпер – Джеймс Фенимор Купер (1789–1851), американский романист и сатирик, классик приключенческой литературы.


[Закрыть] или Майн Рида[256]256
  Майн Рид – Томас Майн Рид (1818–1883), английский писатель, автор приключенческих романов и произведений для детей и юношества.


[Закрыть]. Как все чудесно кругом и как все нежно и счастливо вокруг нас! Но когда-нибудь настанет другое время, еще более счастливое, когда на помощь людям придет техника, и они сами изменятся, станут совершенней, исчезнут пороки, и между ними не будет лжи, зависти и злобы; они поймут, что нельзя оскорбить, толкнуть человека, равного себе, и тогда жизнь человечества станет прекрасной, счастливой, как все прекрасно в природе. По всей земле вырастут новые светлые здания, и жизнь будет наполнена для всех радостным трудом, наукой, музыкой, искусством; люди будут носить красивые, яркие одежды, а любовь освободится от пошлости, от лживости и станет светлой». – «Но это все будет очень не скоро», – вздохнув, сказала я, слушая его фантазию.

Руки и ноги у меня были поцарапаны ветками, камнями, но я этого не замечала. Нам было хорошо, и мы, разговаривая, шли дальше. «За это время мы узнали друг друга, много говорили, но вы, как это ни странно, ни разу меня не назвали по имени». – Я засмеялась: «Верно. Но это только потому, что я мысленно давно дала вам название по-татарски – Аю. Не сердитесь на меня, это больше подходит вам. В Крыму так сказочно хорошо, что начинаешь жить будто в сказке, забывая все обыденное».

Ослепительно ярко светило солнце, вдали серебром отливало море, и не хотелось уходить. «Я не хотел бы опоздать к обеду», – сказал он, вставая с большого зеленого камня, на котором мы сидели. Я медленно начала с него сползать; тогда он протянул мне руки и сказал: «Прыгайте, не бойтесь». Я прыгнула, и он, поймав меня на руки, быстро закружил и, поцеловав в губы, поставил на ноги. Это случилось так быстро и неожиданно, что меня не рассердил его поцелуй, но я, нахмурив брови, сказала, пожалуй, слишком по-детски: «Это нехорошо, я этого от вас не ожидала, вы нарушили мое доверие к вам». Когда он заговорил, я увидела, что он смущен не меньше меня. «Да, конечно, вы правы, это нехорошо, и я виноват перед вами. Простите меня, даю вам слово, что больше этого не повторится. Верите? Не сердитесь!» Он протянул мне руку. Я посмотрела в его серые, открытые хорошие глаза и, протянув ему руку, сказала: «Я вам верю, запомните это». – Тогда он заговорил снова: «Теперь мне и вам как-то неудобно; я поступил нехорошо, а я очень дорожу нашей дружбой. Мне с вами было хорошо, и то, что я нарушил ваше доверие, обидев вас, для меня больше чем неприятно». Я не сердилась, и мы, весело разговаривая, пошли домой. Я не могла не верить ему. Я знала, что большой Аю не мог меня обмануть. Мне стало даже смешно, когда я вспомнила, как он кружил меня на своих руках, как маленького ребенка. Когда мы подошли к «Жемчужине», он сказал: «Завтра я хочу пойти на гору Ай-Николос[257]257
  Ай-Никóлос – точнее, Ай-Никола, гора на южном побережье Крымского полуострова к западу от Ялты рядом с поселком Ореанда, высота ок. 400 м; в переводе с греческого «святой Николай».


[Закрыть]». – «А я?» – улыбнулась я. – «А вас я теперь не имею права звать сам. Если вы хотите идти со мной, я буду бесконечно рад». – «Я пойду с вами, ведь я вам сказала, что верю вам. Куда бы вы ни шли, зовите и меня».

7 июня. У Медведя, – нет, не у Медведя, мне больше нравится его называть по-татарски Аю, – у Аю есть здесь жена. Он вчера вечером познакомил меня с ней. Не могу сказать, чтобы это открытие доставило мне большое удовольствие. Конечно, я вовсе не собираюсь влюбиться в Аю или что-нибудь в этом роде, но в нем есть много хорошего, что привлекает к нему, и с ним приятно путешествовать. А теперь я боюсь подойти к нему и позвать куда-нибудь, потому что все же он связан. Ему же одному ходить скучно, а жена его не может с ним гулять по своему слабому здоровью.

8 июня. Особенно яркий день. Волны света заливают море; по временам на его поверхности появляются парусные лодки и, мелькая, плывут по волнам, как белые лебеди, а волны с шумом плещутся о береговые камни, поднимаясь все выше, и у подножья рассыпаются белой пеной, сверкающей на солнце. Я и Аю идем долго берегом, встречая по дороге белые дачи, дома отдыха, санатории. И когда мы медленно поднимаемся в гору, поросшую лесом, лучи солнца, проникая в лес, создают контраст света и тени. В этом есть своя особенная прелесть. Где-то высоко в зелени листьев поют невидимые птицы, а кругом все тихо, и только далеко, не умолкая, шумит море. Все выше поднимается дорога, по которой мы идем, но вот мы сворачиваем с дороги и лезем напрямик в гору. Постепенно перед нами исчезают темные сосны, а внизу остаются лиственные леса. И вот мы на вершине небольшой горы любуемся неестественно нежными красками моря. Я оглядываюсь по сторонам, и мне даль кажется такой неясной, призрачной. «Но посмотрите кругом, Танюша, как здесь прекрасно! Сколько богатства и красоты таит в себе природа юга. Но только далеко не все умеют ее понимать. Покой неба и моря ведь совсем не мертвый, вслушайтесь в неумолкаемый шум, в вечное движение. А на необозримом небе, взгляните, проплывают волшебные города, сказочные башни, чудовища из облаков, которые бесшумно и легко распадаются и бесследно куда-то исчезают. На смену им тихо и спокойно движутся новые, причудливые формы. Будем с вами наслаждаться тем, что дает настоящее: прекрасными видами, солнечным светом, морем, цветами и нашими прогулками. Все, что вы видите, чувствуете, слышите, это принадлежит нам». Ласково взглянув на меня, он улыбнулся. «Надо торопиться домой», – сказал он потом, медленно вставая с камня и взглянув на часы. У меня невольно мелькнула мысль о его жене. Когда мы спускались с горы, то трава под ногами была скользкой, и я все время скользила, сбегая по тропинке вниз и держась за руку Аю. Домой мы пришли к самому обеду.

9 июня. Сегодня шесть мужчин и я ходили в Никитский сад[258]258
  Никитский сад – Никитский ботанический сад, один из старейших ботанических садов мира, основан в 1811 г. указом Александра I как Императорский казенный ботанический сад, первый директор – Х. Х. Стевен (1781–1863); после национализации сад сохранили его сотрудники, в частности с 1917 г. им фактически руководил Ф. К. Калайда (1866–1942); в 1931 г. сад стал Южнобережным отделением Всесоюзного института растениеводства. Находится в окрестностях Ялты, между поселком Никита и Черным морем.


[Закрыть]. Туда и обратно 40 километров. Доктор запретил мне идти так далеко и велел не давать мне утренний завтрак, но я стащила чужой и ушла. День был чудесный. Мы вышли рано утром, когда солнце было еще невысоко и не было жарко. Мы быстро шли берегом моря, а солнце, как живое, выплывало из-за горизонта, и по морю бежали золотые блики, с каждой минутой становясь ярче. Они радостно играли в плещущих волнах, искрясь в голубовато-белой морской пене. Все выше и выше двигалось солнце, всюду пробуждая жизнь. Над морем было безоблачное небо, какое бывает только во время восхода солнца и с чистотой которого ничего не может сравниться, как и с нежностью розовых тонов, в которые солнце окрашивает небо, поднимаясь из моря. Направо все время виднелось море, а налево – горы. Я шла легко, не отставая от своих спутников.

В Никитском саду хорошо. Там столько разнообразных, необыкновенных, невиданных цветов, растений, деревьев, что их названия сразу перепутались в голове. Особенно хорошо было сидеть в тени густых ветвей и слушать плеск большого фонтана. Сколько там чудесных уголков, это трудно описать! Я восторгалась каждым деревом, их разнообразием и оттенками. А сколько там роз всевозможных сортов!

На обратном пути мы обедали в Ялте. Все остались там отдыхать, только я и Аю решили раньше вернуться домой. По дороге мы выкупались в море, соленая вода освежила и уничтожила усталость. Во время дороги несколько раз отдыхали и незаметно дошли до «Жемчужины». Я прогулкой осталась очень довольна, хотя меня женщины и называли «сумасшедшей». Кроме названия «горный инженер» мне еще дали прозвище «Самолет», очевидно потому, что я все время где-нибудь бегаю.

10 июня. После завтрака сегодня утром я ездила на моторной лодке с экскурсией в Гурзуф[259]259
  Гурзýф – поселок городского типа на южном побережье Крыма. Находится в 18 км к северо-востоку от Ялты, на северном побережье Черного моря в устье реки Авунда, высота центра поселка над уровнем моря – 63 м.


[Закрыть]. На море была мертвая зыбь. Я сидела на носу лодки, и меня качало, как на качелях. Я не могла оторвать глаз от моря. Оно было синее-синее, цвета густой берлинской лазури, и было похоже на шлейф длинной шелковой мантии, по краям которой густым кружевом жемчужится белая легкая пена. Леша, белокурый франт из Москвы, пытался занять меня разговором, но из этого ничего не получилось, я слишком была поглощена морем и отвечала неохотно. Гурзуф мы осмотрели быстро. На обратном пути море с шуршанием стучало о дно нашей лодки, и она качалась на волнах. Я сидела на носу, положив голову на руки, и, незаметно убаюканная шумом моря, заснула. Когда лодка подошла к подножью скалы Парус[260]260
  Пáрус – скала на южной оконечности отрога Лимен-Бурун мыса Ай-Тодор.


[Закрыть], меня разбудили.

11 июня. Я больше не остаюсь вдвоем с Аю. Он сейчас не гуляет один и больше сидит со своей женой. Мне кажется, что он избегает прогулок со мной. Я тоже его не зову и хожу гулять одна. Сегодня был очень жаркий день, и я ушла в горы. Я поднялась на вершину ближайшей горной цепи. Там были навалены громадные камни, изрытые трещинами, и я долго сидела на них, смотря на далекую «Жемчужину» и на море, покрытое белыми гребнями морской пены. Посидев, я пошла в чащу низкорослого леса, по извилистой тропинке поднимаясь вверх. По дороге я срывала огненные цветы мака в большой красивый букет. Я шла и думала о том, что когда-то миллионы лет тому назад эти горы были дном огромного голубого моря. В этом море шла обычная таинственная жизнь, миллиарды микроскопических живых организмов жили и умирали, а их раковины опускались на дно, и из них наслаивались гигантские толщи известняка. Потом горообразовательные силы высоко подняли это дно над морем, и море отступило, а пласты известняка потрескались, изогнулись причудливыми складками. Ветер и вода подтачивали их, выдалбливали в них пещеры, покрывая их сетью трещин. Новая, не подводная, а земная жизнь закипела в складках гор. И однажды, может быть, в такой же ясный день, как сегодня, снова проснулись подземные силы, и горы содрогнулись, расколовшись страшной трещиной. С грохотом оборвалась вниз половина гор, и часть их снова покрыло море, а часть образовала берег. Оставшиеся, уцелевшие от сброса горы отвесной стеной загородили зеленый берег от северных ветров, и этот берег увит цветущими розами и похож на сказку. Но подземные силы всегда могут проснуться снова, и море может поглотить сказочную страну, рожденную морем.