Текст книги "Трамвай «Желание»"

Картина десятая

Прошло еще несколько часов. Ночь. Спровадив Митча, Бланш налегла на выпивку, не жалея сил. Выволокла свой кофр на середину спальни. Он стоит раскрытый и весь завален яркими цветастыми платьями. Так, за выпивкой и разборкой туалетов, она мало-помалу развеселилась и дошла до экстаза, в котором все радужно и море по колено; тут-то она и вырядилась в это порядком перепачканное и мятое вечернее платье белого атласа и сбитые серебряные туфельки с каблуками, осыпанными бриллиантами. Сейчас прилаживает перед трюмо свою тиару из рейнских камешков и в восторженном самозабвении шепчет, словно она в обществе невидимо толпящихся вокруг нее поклонников.

Бланш. А не отправиться ли нам всем искупаться, на плотину у старой каменоломни – поплаваем при лунном свете, а? Только вот кто же в состоянии сесть за руль?.. все мы такие пьяные. Ха-ха! Самое лучшее, когда голова гудит: поплаваешь – и как рукой снимет. Только берегитесь – там, где затопленный карьер, хоть и глубоко, нырять надо с оглядкой, а то стукнешься головой о выступ – вынырнешь только через день… (Дрожащей рукой подносит ручное зеркало к лицу, чтобы рассмотреть себя поближе. Всхлипнув, с такой силой хватила им по туалетному столику, что зеркало разбивается. Застонала негромко, делает тщетную попытку подняться на ноги.)

На улице, из-за угла, показался Стэнли. Он все в той же спортивной рубашке ярко-зеленого шелка. С его появлением вступает простенький балаганный оркестрик, издали неназойливо вторящий последующей сцене. Вот он уже и на кухне, хлопнула закрывшаяся за ним дверь. Взглянув на Бланш, негромко присвистнул. Он в легком подпитии, по дороге прихватил домой несколько квартовых бутылок пива.

Ну, как там моя сестра?

Стэнли. Молодцом.

Бланш. А малышка?

Стэнли (дружелюбно ухмыляясь). Появится только утром, так что мне посоветовали отправляться домой и вздремнуть ненадолго.

Бланш. Из чего следует, что мы остаемся здесь с глазу на глаз, так я вас понимаю?

Стэнли. Ага. Вы, да я, да мы с вами, Бланш… Если только вы никого не прячете под кроватью. В честь чего это вы вырядились в пух и прах?

Бланш. Ах да, в самом деле, – ведь телеграмма пришла уже без вас…

Стэнли. Вам?

Бланш. Да, получила телеграмму от одного давнего поклонника.

Стэнли. Добрая весть?

Бланш. Пожалуй… Приглашение.

Стэнли. Куда? На бал пожарных?

Бланш (вскидывая голову). Прогулка на яхте по Карибскому морю!

Стэнли. Так, так. И что же теперь будет?

Бланш. Большей неожиданности не помню за всю свою жизнь.

Стэнли. Да уж, конечно, куда больше…

Бланш. Эта телеграмма просто как гром среди ясного неба!

Стэнли. Так от кого, вы говорите?..

Бланш. От одного давнего поклонника.

Стэнли. Это не тот, что подарил вам песцов?

Бланш. Мистер Шеп Хантли. Мой постоянный спутник на последнем курсе в колледже. С тех пор и не видела его до прошлого Рождества. Столкнулись на Бискайском бульваре. И вот, глядишь, – телеграмма!.. приглашает прокатиться по Карибскому морю! Только вот что надеть… ума не приложу. Перерыла все свое имущество в поисках чего-нибудь подходящего для тропиков.

Стэнли. И остановились на этой роскошной тиаре, осыпанной алмазами?

Бланш. Что, этот остаток былого величия?.. Ха-ха! Да это всего лишь рейнские камешки!

Стэнли. Фу ты, напасть! А я-то уж совсем было принял их за алмазы от Тиффани. (Начинает расстегивать рубашку.)

Бланш. Ну и что ж. Зато там я буду окружена самой настоящей роскошью.

Стэнли. М-гу… Из чего неопровержимо явствует, что никогда не знаешь, когда найдешь, когда потеряешь.

Бланш. Только было я совсем уж решила, что счастье начинает изменять мне…

Стэнли. …Как на сцене – тут как тут появляется этот миллионер из Майами.

Бланш. Совсем он не из Майами. Из Далласа.

Стэнли. Да ну?

Бланш. Да, из Далласа… где золото бьет фонтаном…

Стэнли. Ну что ж, хорошо, что хоть откуда-то. (Снимает рубаху.)

Бланш. Прежде чем раздеваться дальше, хоть занавеску бы задернули.

Стэнли (благодушно). Да я только рубашку. (Обдирая с пивной квартовой бутылки обертку.) Ключ для бутылок вам не попадался?

Она отошла к туалетному столику, стоит, крепко сжимая сплетенные пальцы.

Был у меня когда-то кузен, так тот, бывало, открывал пивные бутылки зубами. (Прилаживаясь сорвать пробку о край стола.) …Это был единственный его талант – больше ничего не умел: человек-пробочник. И вот как-то раз – праздновали чью-то свадьбу – выломил себе все передние зубы зараз!.. А после того ему стало так стыдно за себя, что только, бывало, начнут собираться гости, он потихоньку-потихоньку тут же смывается из дома.

Крышка с бутылки соскакивает, пивная пена высоко ударила сильным фонтаном.

(Заливается счастливым смехом, поднимает бутылку над головой.) Ха-ха! Дождик, дождик, посильней!.. (Протягивает бутылку Бланш.) Ну, зароем же топор войны, разопьем чашу дружбы и возлюбим друг друга! А?

Бланш. Нет, спасибо.

Стэнли. Да ну же!.. такая знаменательная для нас обоих ночь: вам – ваш нефтяник со всеми его миллионами, мне – малыш! (Идет в спальню, к шифоньеру, нагнулся, доставая что-то из нижнего выдвижного ящика.)

Бланш (отступая). Что вам здесь нужно?

Стэнли. А вот… я всегда достаю ее по торжественным дням, вроде нынешнего. Шелковая пижама – в ней я был в свою первую брачную ночь!

Бланш. А-а…

Стэнли. Как только зазвонит телефон и мне скажут: «У вас родился сын!» – тут же раздеру ее в клочья и вывешу флаги! (Размахивает в воздухе переливающейся всеми цветами радуги пижамной курткой.) Сегодня, по-моему, нам с вами обоим есть от чего занестись. (Перекинул пижаму на руки, уходит на кухню.)

Бланш. Как подумаю, что это будет за блаженство снова иметь возможность оставаться наедине с собой – готова заплакать от счастья!

Стэнли. А ваш миллионер из Далласа, он-то где же будет – так и предоставит вас самой себе?

Бланш. У нас с ним будет совсем не то, что у вас на уме. Этот человек – джентльмен и уважает меня. (Лихорадочно импровизируя.) Ему недостает меня, общения со мной. От великого богатства иной раз так одиноко. А образованная женщина, интеллигентная, воспитанная, может наполнить жизнь мужчины таким богатым содержанием. У меня есть все для этого, в избытке, могу дарить щедрой рукой и – не обеднею. Красота – недолговечна. Преходящее достояние! А красота духовная, блеск ума, душевная тонкость – и всем этим я наделена – не меркнут, не идут на убыль, а растут. С годами их только прибывает! Ну, не смешно ли… и меня-то – меня – еще называют человеком без средств. Это когда в моем сердце заперты такие сокровища… (Всхлипнув.) По-моему, так я очень, очень богата. Но я вела себя глупо… метала бисер перед свиньями.

Стэнли. Свиньями? Х-ха!

Бланш. Да, свиньями. Свиньями! Я имею в виду не только вас, но и вашего дружка, мистера Митчелла. Он тут заходил ко мне! Хватило наглости явиться прямо в спецовке. И пересказывать мне все эти мерзости, подлейшее злопыхательство, которого он набрался от вас! Ничего, я ему выправила подорожную по всем правилам…

Стэнли. Да ну?.. Х-ха!

Бланш. Но он тут же и вернулся. Пришел с корзиной роз выпрашивать прощения. Умолял простить его! Но не все прощается… Сознательной, заранее обдуманной жестокости нет прощения. Преднамеренная жестокость, по-моему, – единственный грех, которому нет никаких оправданий, и единственный грех, в котором я еще ни разу не была повинна. Вот это я ему и выложила. Я сказала: «Благодарю вас, но величайшей глупостью с моей стороны было думать, что мы вообще можем хоть в чем-то подойти друг другу. Слишком уж по-разному сложилась жизнь у каждого из нас. Слишком уж чужды вы мне, а я вам и по происхождению, и по образу мышления. Надо быть реалистом и смотреть на все это прямо. Так что прощайте, друг мой, и простите! Не будем помнить друг другу зла и…»

Стэнли. Все это было еще до телеграммы вашего нефтяного миллионера из Техаса или уже после?

Бланш. Какой еще телеграммы?.. Нет, нет… после! В сущности говоря, телеграмма пришла, как раз когда…

Стэнли. В сущности-то говоря, никакой телеграммы не было и в помине.

Бланш. О-о!..

Стэнли. А этого вашего миллионера просто не существует! Да и Митч не возвращался к вам с розами, потому что я знаю, где он сейчас…

Бланш. О!

Стэнли. И все это одно только ваше воображение, чтоб его черт побрал!

Бланш. О!

Стэнли. Одно только вранье, дурацкие выверты, кривлянье!

Бланш. О!

Стэнли. Да посмотрели бы только на себя! Видели бы вы себя в своих паршивых обносках… словно ряженая на Святках! – разжилась напрокат этим тряпьем у какого-то дерьмового старьевщика… Да еще и эту дурацкую корону нахлобучила! – царицей вообразила себя, что ли?

Бланш. О-о… Боже мой!

Стэнли. Ну, я взялся за вас по-своему с самого же начала. Сколько раз было, что вы вот-вот и совсем уж задурите голову этому чудаку!.. Приехала, засыпала все в доме своей пудрой, забрызгала духами, напялила на лампочку бумажный фонарик… вот тебе и Египет, а сама – царица Нильская: расселась на своем троне да знай себе хлещет мое виски! А я говорю: х-ха!.. х-ха! Слышали?.. Ха-ха-ха! (Направляется в спальню.)

Бланш. Не подходите! (Зловещие тени заметались по стенам вокруг нее. Чудовищные эти образы обозначаются все более отчетливо и грозно. Затаив дыхание, она подбирается к телефону и отчаянно дергает рычажок.)

Стэнли проходит в ванную, закрыл за собой дверь.

Дежурный, дежурный! Дайте, пожалуйста, междугороднюю… Мне нужно соединиться с мистером Шепом Хантли из Далласа… Он такая знаменитость, что адреса не требуется… Да спросите вы кого угодно… только спросите!.. Да подождите же!.. Нет, я не могу так сразу сию же минуту и отыскать… Но поймите вы, прошу вас… Я… нет, нет, подождите!.. Минуточку! Но кто-нибудь же должен… Ничего! Не давайте, пожалуйста, отбой!.. (Положила трубку, бесшумно прокралась в кухню.)

Ночь кричит нечеловеческими голосами, словно дикие джунгли заревели, зааукали на все лады. Тени и зловещие отблески заплясали, забились, заполыхали, запрыгали со стены на стену по всей квартире. Сквозь заднюю стену квартиры, становящуюся прозрачной, проступает улица, тротуар. Проститутка споткнулась о пьяного на земле. Тот гонится за ней вдоль по улице, догнал, между ними завязывается борьба. Свисток полисмена положил конец этой схватке. Обе фигуры исчезают. Почти тотчас же вслед за тем из-за угла появляется Негритянка, завладевшая сумочкой, которую проститутка обронила на мостовой. В ажиотаже от находки роется в сумочке.

(Прижимает костяшки пальцев к губам, медленно возвращается к телефону. Отчаянным шепотом.) Дежурный! Дежурный!.. Да при чем тут междугородняя! Дайте телеграф. Да некогда же, нельзя терять ни минуты… Телеграф!.. (Ждет, сгорая от нетерпения.) Телеграф?.. Да, да. Именно – прошу отправить телеграмму… Записывайте. «В отчаянном, в отчаяннейшем положении. Помогите! Попалась в западню! Попалась…» О-о!

Дверь ванной распахнулась, появляется Стэнли в своей сверкающей шелком пижаме. Ухмыляясь Бланш, завязывает пояс с кисточками на концах. Беззвучно охнув, она пятится от телефона. Он пристально смотрит на нее – пауза: счет до десяти. Из телефонной трубки раздается какой-то скрежет.

Стэнли. Вы не повесили трубку. (С подчеркнутой неторопливостью подходит к телефону, повесил трубку. Восстановив порядок, снова пристально смотрит на нее, по губам его медленно скользнула кривая усмешка, а сам он тем временем занимает позицию у входной двери, отрезав Бланш путь к бегству.)

«Синее пианино», звучавшее до сих пор еле внятно, ударило в полную силу, забарабанило. И тут же переходит в рев налетающего локомотива.

Бланш (вся согнулась, зажимает уши крепко сжатыми кулаками и так и остается, пока грохот локомотива не замирает вдали. Выпрямившись, наконец). …Пропустите… дайте пройти!

Стэнли. Пройти? Безусловно! Ну! …что ж вы стоите? (Отступил на шаг, стал в самых дверях.)

Бланш. Отойдите… вот туда. (Показывает куда.)

Стэнли (ухмыляясь). Мало вам места? …не пройдете?

Бланш. Вы загородили дорогу!.. Но я все равно уж как-нибудь да вырвусь отсюда.

Стэнли. Вы что, думаете, я покушаюсь на вашу честь? Ха-ха!

Вкрадчиво заговорило «синее пианино». Бланш отворачивается от него, в бессильном отчаянии махнула рукой. И снова джунгли взревели всеми своими дикими нечеловеческими голосами.

(Шагнул к ней; стоит, покусывает кончик языка, высунутый меж зубами. Тихо.) Сейчас подумаем… а почему бы и правда не побаловаться с вами… что ж, пожалуй, вполне сойдете…

Бланш (отступает в спальню). Назад! Не подходите. Ни шагу, а то…

Стэнли. А то?..

Бланш. Плохо вам будет – света белого невзвидите. Вот посмотрите!

Стэнли. Так что же вы выкинете теперь?

Оба уже в спальне.

Бланш. Добром вам говорю – оставьте, вы меня и так уже довели.

Он делает еще шаг вперед. Бланш схватила со стола бутылку, с размаху разбивает ее и решительно встает с ним лицом к лицу, крепко сжимая в руке отбитое горлышко бутылки.

Стэнли. Это еще зачем?

Бланш. Да так… исполосую вам физиономию вот этим острым концом.

Стэнли. Да уж, с вас станется.

Бланш. Увидите. Попробуйте только…

Стэнли. А-а… Так вот вы как, хотите – пропадать так с музыкой. Ну что ж, – милое дело! – будь по-вашему. (Бросился на нее, опрокидывает стол. Она с криком отбивается горлышком бутылки, нанесла удар, но он перехватывает у нее руку в запястье.) Ну и тигр… Ну и тигр! Да бросьте же вы это горлышко! Ну!.. Мы же назначили друг другу это свидание с первой же встречи.

Бланш застонала. Горлышко бутылки падает на пол. Она опускается на колени. Стэнли подхватывает это безвольно обмякшее тело на руки, несет на постель.

В «Четырех двойках» надсадно загнусавила труба под сурдинку, с грохотом рванул ударник.

Картина одиннадцатая

Несколько недель спустя.

Стелла занята укладкой вещей Бланш. В ванной с шумом бежит вода из крана. Портьеры между кухней и спальней задернуты примерно лишь наполовину – так, что видно сидящих вокруг кухонного стола игроков в покер: Стэнли, Митч, Стив, Пабло. В кухне все точно так же, как в недоброй памяти покерную ночь, – та же атмосфера грубой, инфернальной мужской откровенности. А сам дом, все здание словно вставлено, как в раму, в сияющую лазурь безоблачного неба.

Стелла бережно складывает в кофр одно за другим цветастые платья Бланш и плачет.

По лестнице сверху спускается Юнис, вошла в кухню. Голоса играющих зазвучали громче.

Стэнли. Рассчитывал на стрейт, и так оно и вышло, бог свидетель!

Пабло. Maldita sea tu suerte![11]11
  Вот не везет! (исп.)


[Закрыть]

Стэнли. Говори по-людски, гризер[12]12
  Презрительное прозвище мексиканцев в США.


[Закрыть].

Пабло. Да просто зло берет, до чего тебе, кобелю, сегодня удача.

Стэнли (в полном упоении собой). А что вы все смыслите в удаче! Удача с тем, кто знает свою удачу и не колеблется. Вот, например, в Салерно… я был убежден, что мое везение при мне. Ясно было, что прикупить до пяти четыре к одной на руках нечего и думать – простой расчет!.. а я – свое… и вышло по-моему. Такой у меня закон. И только тот и ведет забег в этой житухе по маленькой, кто верит в свою удачу.

Митч. Все «я» да «я»… Я-я-я!.. Я – такой. Я – сякой!.. Драл-драл-драл! … Был-был-был!..

Стелла прошла в спальню, складывает вещи.

Стэнли. Что это с ним?

Юнис (проходя мимо играющих). Всегда говорила, мужики – твари бессердечные и бесчувственные, но уж такое просто и неслыханно. Дойти до такого уж свинства!.. (Прошла за портьеры, в спальню.)

Стэнли. Что это с ней?

Стелла. Как там малыш?

Юнис. Спит себе сном праведника. Вот, принесла вам винограду. (Положила несколько гроздей на скамеечку. Понизив голос.) А что Бланш?

Стелла. Принимает ванну.

Юнис. Как она?

Стелла. Ничего не ест, а только все просит пить.

Юнис. Как вы ей сообщили?

Стелла. Сказала, что мы договорились… что удалось устроить на отдых на лоне природы. А у нее это тут же как-то переплелось в уме с Шепом Хантли.

Бланш (чуть приоткрыла дверь из ванной). Стелла.

Стелла. Да, Бланш?

Бланш. Если, пока я в ванной, мне позвонят, запиши номер телефона и скажи, что я сразу же позвоню.

Стелла. Хорошо.

Бланш. Да посмотри, не помят ли костюмчик из желтого шелка – в нем прохладней… Если он не очень помят, надену. А на лацкан приколю своего морского конька – ту серебряную брошку с бирюзой. Поищи в коробочке сердечком, в ней у меня всякая мелочь. Да, вот еще, Стелла… там же – только посмотри хорошенько – должен быть букетик искусственных фиалок. Приколю их морским коньком на отворот жакета. (Закрыла дверь.)

Стелла (оборачивается к Юнис). Не знаю, правильно ли я поступила…

Юнис. А что вам оставалось?

Стелла. Поверь я тому, что она рассказывает… да как же мне тогда оставаться со Стэнли, как мне тогда жить с ним?

Юнис. И не верьте ни единому слову. Жизнь не остановишь. Что бы там ни случилось, а раз уж взялся, знай тяни свою лямку.

Бланш (снова чуть приоткрыв дверь из ванной). Кроме вас – никого?

Стелла. Никого, Бланш, никого. (К Юнис.) Скажите ей, что она у нас сегодня очень красивая.

Бланш. Задерните портьеру… пройти.

Стелла. Задернута, задернута.

Стэнли. …Сколько прикупаешь?

Пабло. Пару.

Стив. Три.

Бланш (появляется в янтарном свете, хлынувшем из двери. В красном атласном халатике, скульптурно подчеркивающем каждую линию, каждый изгиб ее тела, вся она сейчас трагически прекрасна, ослепительна. И тут же становится внятно различим мотив полечки, который она словно несет с собой. С лихорадочным оживлением, в котором прорываются истерические нотки). Только что вымыла волосы.

Стелла. А-а…

Бланш. Кажется, только плохо промыла.

Юнис. Какие чудесные у вас волосы!

Бланш (клюет на эту приманку). С ними одни только хлопоты. Мне не звонили еще, не спрашивали меня?

Стелла. Кто не спрашивал?

Бланш. Шеп Хантли…

Стелла. Да нет еще, пока не спрашивал, родная.

Бланш. Странно. А я…

При звуке ее голоса рука с картами у Митча бессильно, словно в изнеможении, опускается на стол, взгляд становится рассеянным, невидящим.

Стэнли (хлопает его по плечу). Эй, проснись!

Бланш испуганно подняла руку, словно для защиты; беззвучно, одними губами, шепчет имя человека, которого узнала по голосу. Стелла поскорей отворачивается в сторону. Бланш с оправленным в серебро зеркальцем в руке застывает в таком скорбном недоумении, что, кажется, в лице ее сейчас вся горечь знания и опыта человеческого… В конце концов она все-таки совладала с собой, но голос дрожит: вот-вот начнется истерика.

Бланш. Что здесь происходит? (Поворачивается от Стеллы к Юнис и снова к Стелле.)

Напряжение, прозвеневшее в ее голосе, отвлекает внимание игроков от карт. Митч опускает голову еще ниже, Стэнли отодвинулся вместе со стулом от стола, словно собираясь встать. Стив успокаивающим жестом кладет ему руку на плечо.

(Все так же.) Что здесь произошло? Я хочу, чтобы мне объяснили наконец, в чем дело.

Стелла (силы вот-вот оставят ее). Тссс!.. Тссс!

Юнис. Тише, милочка, тише.

Стелла. Я тебя умоляю, Бланш…

Бланш. Что вы на меня все смотрите? У меня что-нибудь не так?

Юнис. Как вы сегодня хороши, Бланш. Ну разве она у нас не красавица?

Стелла. Да, да.

Юнис. Вы ведь, если не ошибаюсь, собираетесь ехать куда-то?

Стелла. Да, да, Бланш так хочет. Она у нас едет отдыхать.

Юнис. Просто позеленеешь от зависти.

Бланш. Да помогите же мне одеться!

Стелла (подавая платье). Ты ведь вот это, как будто…

Бланш. Ладно, годится! Мне так не терпится поскорее выбраться отсюда… просто не дом, а западня какая-то.

Юнис. Какой прелестный у вас синий жакетик.

Стелла. Сиреневый.

Бланш. Обе вы ошибаетесь. Это флорентийская лазурь. Синева платья Мадонны на картинах старых мастеров. Виноград – мытый? (Щиплет от грозди, принесенной Юнис.)

Юнис. А?

Бланш. Я спросила – мыли виноград?

Юнис. Он с французского рынка.

Бланш. Это совсем не значит, что его мыли.

Благовест соборных колоколов.

А вот и колокола собора… единственно чистое, что есть в вашем квартале. Ну что ж, вот я и готова – пойду.

Юнис (шепотом). Еще того и гляди уйдет, не дожидаясь, пока за ней явятся.

Стелла. Подожди, Бланш.

Бланш. Не хочу проходить на виду у этих.

Юнис. Ну так подождите, пока кончат.

Стелла. Садись-ка и…

Бланш нехотя поворачивается от двери в полной растерянности. Стелла и Юнис подталкивают ее к креслу, она уступает и садится.

Бланш. Кажется, я уже так и слышу запах моря. Проведу весь остаток жизни на море. В море меня настигнет и смерть. Знаете, от чего я умру? (Отрывает виноградину.) От того что в один прекрасный день где-нибудь в открытом океане поем немытого винограда. И вот буду умирать… руку мою будет держать молодой, красивый корабельный врач с маленькими светлыми усиками и большими серебряными часами. И все будут говорить: «Бедная, бедная… хинин не помог. Этот немытый виноград препроводил ее душу прямо на небо».

Благовестят соборные колокола.

В море же меня и похоронят; зашьют в чистый-чистый белый саван и – за борт… в полуденный час, знойным летом… опустят меня прямо в океан… лазурный…

Благовест.

Как глаза моего первого возлюбленного!

На улице из-за угла дома показались врач и надзирательница; поднимаются по ступенькам крыльца. Сознание чрезвычайности своей миссии так и распирает их обоих, что, несомненно, следует отнести главным образом за счет той наглости от сознания себя на особом положении, которое развивается у людей, состоящих на службе у государства. Врач звонит. Разом замер негромкий говорок за картами.

Юнис (шепотом, Стелле). А вот и они, наверно.

Стелла обоими кулаками зажала себе рот.

Бланш (медленно поднимаясь). В чем дело?

Юнис (с деланой небрежностью). С вашего позволения, отлучусь на минутку – взгляну только, кто там.

Стелла. Да, да.

Юнис идет на кухню.

Бланш (нервно). Интересно, не за мной ли.

У входной двери идет тихий разговор шепотом.

Юнис (возвращается, весело). Там кто-то пришел за Бланш.

Бланш. За мной! (Испуганно переводит взгляд с одной на другую, с опаской поглядывает на портьеры.)

Еле слышно зазвучала полечка.

Это тот джентльмен из Далласа, которого я поджидала?

Юнис. По-моему, он самый, Бланш.

Бланш. Я не совсем готова.

Стелла. Попросите его подождать на крыльце.

Бланш. Я… (Скрывается за портьерой.)

Негромко застучали барабаны.

Стелла. Все уложено?

Бланш. А серебряный туалетный прибор… забыли.

Стелла. Ах да!

Юнис (возвращается). Они ждут у дома.

Бланш. Они? Что значит – «они»?

Юнис. Да ведь с ним еще дама.

Бланш. Ума не приложу, что там еще с ним за «дама»? Как она хоть одета?

Юнис. Ну, как… очень просто… как им положено.

Бланш. Скорее всего, это… (От волнения ей не хватает голоса.)

Стелла. Так что ж, Бланш, пошли?

Бланш. Нам придется через ту комнату?

Стелла. Я буду рядом.

Бланш. Как я сейчас?

Стелла. Прелестна.

Юнис (как эхо). Прелестна!

Бланш робко подходит к портьерам. Юнис распахнула их перед ней.

Бланш (вступает в кухню). Не вставайте, пожалуйста. Мне только пройти. (Быстрым шагом прошла через кухню к выходу.)

Стелла и Юнис – ни на шаг от нее. Картежники неловко поднялись из-за стола… все, кроме Митча, который остается сидеть, не поднимая глаз. Бланш уже на улице. Остановилась как вкопанная – дух захватило.

Врач. Здравствуйте.

Бланш. Я совсем не вас ждала. (И вдруг ахнула, кинулась назад, на крыльцо.)

Путь ей преградила ставшая перед дверью Стелла.

(Испуганно шепчет Стелле.) Это не Шеп Хантли.

Где-то далеко-далеко звучит полька. Стелла пристально смотрит на Бланш. Юнис взяла ее под руку. Молчание; слышно только, как твердой, уверенной рукой тасует карты Стэнли. Бланш, затаив дыхание, проскользнула в квартиру. Входит со странной, загадочной улыбкой, глаза широко открыты, ярко блестят. Стелла, пропустив сестру мимо себя, закрывает глаза, крепко сцепила руки. Юнис, успокаивая, приобняла ее, затем поднимается к себе, на верхний этаж. Бланш, войдя, замирает в дверях. Митч по-прежнему сидит, не поднимая глаз, руки на столе. Остальные мужчины с любопытством рассматривают ее. Наконец она направилась в спальню, стараясь обойти стол подальше. Стэнли отодвинул стул и встает с явным намерением заступить ей дорогу. Надзирательница идет за Бланш по пятам.

Стэнли. Забыли что-нибудь?

Бланш (агрессивно, почти выкрикивая). Да!.. Да вот… Забыла!.. Что-то забыла! (Ринулась мимо него в спальню.)

Зловещие тени и отблески причудливой формы снова заплясали по стенам. И снова просачивается полечка – мотив ее звучит фальшиво, и в этом его подчеркнуто намеренном искажении есть что-то издевательски страшное; польке подвывают, подтягивают на все лады жуткие, нечеловеческие крики – снова джунгли подают свой голос. Бланш стоит, загородившись стулом, готовая к защите.

Стэнли. Вы бы вошли, док, что ли, а?

Врач (делая знак надзирательнице). Сестрица, а ну-ка выведите ее.

Надзирательница заходит с одной стороны, Стэнли – с другой. Полное отсутствие женственности в лице и фигуре надзирательницы заставляет даже саму стерильную чистоту ее платья казаться какой-то ненужной, зловеще неуместной.

Надзирательница (голос ее так же оскорбляет слух, так же пугает и так же уныло однообразен, как звон пожарного колокола). Привет, Бланш.

Это приветствие повторяют как эхо, и эхо эха – таинственные голоса за стенами: словно долгое эхо, нарастая и замирая, покатилось волнами по глубокому ущелью.

Стэнли. Говорит, забыла что-то…

Теперь эхо отзывается угрожающим шепотом.

Надзирательница. Ничего, ничего.

Стэнли. Что вы забыли, Бланш?

Бланш. Я… я…

Надзирательница. Пустяки, не имеет значения. Захватим потом.

Стэнли. Ясно! Пошлем с багажом.

Бланш (отступая, в полном смятении). Я же вас не знаю… Не знаю я вас!.. Не хочу… Отпустите меня!.. ну, пожалуйста, пожалуйста…

Надзирательница. Да ну же, Бланш…

Эхо (на все лады, то приближаясь, то издали). Да ну же, Бланш!.. Да ну же, Бланш!!.

Стэнли. Ничего вы у нас не забыли, кроме просыпанной пудры да старых пустых пузырьков от духов… разве что пожелаете прихватить заодно и вот этот бумажный фонарик. Нужен? Бумажный фонарик?.. (Подходит к туалетному столику, схватил фонарик, сорвал с лампочки, протянул ей.)

Бланш закричала, словно не фонарик порвали – ее саму рвут на части. Надзирательница решительно двинулась к ней. С диким криком Бланш попыталась прорваться мимо надзирательницы. Мужчины за столом повскакали со своих мест. Стелла выбегает на крыльцо, Юнис за ней, успокаивать. Растерянно, перебивая друг друга, загомонили на кухне мужчины.

Стелла (кидается в объятия подошедшей Юнис). Боже мой, Юнис, помогите! Что же они с ней делают! Да не давайте же так мучить ее! О господи, ну Богом вас заклинаю, не мучьте же вы ее, не мучьте! Что они над ней вытворяют! Да что же это такое! (Пытается вырваться от Юнис.)

Юнис. Нет, нет, милая… не надо, не надо. Там вам не место, не ходите. Побудьте пока со мной и не смотрите на них.

Стелла. Что же я сделала со своей сестрой! О господи, что я натворила!

Юнис. Все правильно, другого выхода у вас и не было. Ведь не здесь же ее оставлять… а куда ей еще деваться? Одна дорога…

Голоса мужчин становятся громче и заглушают разговор Стеллы с Юнис на крыльце.

Стэнли (выбежав из кухни). Эй! Доктор! Вошли бы сюда, что ли.

Врач. Жаль-жаль. Я обычно предпочитаю обходиться без этого.

Пабло. Скверная история.

Стив. Да разве так делают. Сказать ей надо было.

Пабло. Madre de Dios! Cosa mala, muy, muy, mala![13]13
  Матерь Божья! Скверное дело, очень скверное! (исп.)


[Закрыть]

Митч рванулся в спальню. Стэнли – наперерез, отталкивает в сторону, став на пути.

Митч (в ярости). Это ты все подстроил, сука!

Стэнли. Брось этот треп! (Отталкивает его.)

Митч. Убью! (Кинулся на него с кулаками.)

Стэнли. А ну, уберите этого слизняка!

Стив (хватая Митча). Хватит, Митч!

Пабло. Верно. Чего уж тут поделаешь…

Митч, весь обмякнув, рухнул на стол, плачет. А тем временем надзирательница поймала Бланш, хватает ее за руку так, что уже не убежишь. Бланш отчаянно выкручивается, вцепилась в надзирательницу ногтями. Но плотная, сильная женщина мертвой хваткой берет ее за руки, Бланш с криком опускается на колени.

Надзирательница. А коготки-то вам придется подпилить. (Взглянула на вошедшего в спальню врача.) Смирительную рубашку, доктор?

Врач. Только в самом крайнем случае. (Снимает шляпу, после чего обесчеловеченная казенная безличность всего его прежнего облика исчезает – теперь это, скорее, уже просто человек, по-человечески понятный. Голос его, когда он подходит к Бланш и склоняется над ней, звучит мягко, успокаивающе, внушая, что ничего страшного не происходит.)

Стоило врачу окликнуть Бланш по имени, как ее страх несколько поулегся. Зловещие тени исчезают со стен, нечеловеческие голоса и рев джунглей замирают, да и ее безутешные рыдания унимаются.

Мисс Дюбуа.

Она повернулась и смотрит на него с отчаянной мольбой.

(Улыбнулся. Надзирательнице.) Нет, до смирительной рубашки у нас не дойдет.

Бланш (тихо-тихо). Попросите ее отпустить меня.

Врач (надзирательнице). Отпустите.

Надзирательница отпускает Бланш. Стоя на коленях, та потянулась руками к врачу. Он бережно поднимает ее с пола, берет под руку и, осторожно поддерживая, выводит из спальни.

Бланш (прижавшись к нему). Не важно, кто вы такой… я всю жизнь зависела от доброты первого встречного.

Картежники подались назад, когда Бланш с врачом проходят по кухне. Она идет за ним послушно и доверчиво, словно слепая, а он – ее поводырь. Когда они сходят с крыльца, Стелла, вся осев на ступеньках, со слезами зовет ее, кричит: «Бланш! Бланш! Бланш!» Бланш идет, не оглядываясь, с ней врач и надзирательница. Вот они уже и завернули за угол, ушли. Юнис спускается к Стелле с верхнего этажа, на руках у нее малыш, завернутый в светло-синее одеяльце. Стелла, всхлипывая, приняла малыша из ее рук. Юнис вышла на кухню, где все мужчины, кроме Стэнли, уже снова молча уселись на свои места за столом.

Стэнли (вышел на крыльцо, стоит на ступеньках, смотрит на жену. Не совсем уверенно). Стелла…

Она плачет безутешно, безудержно, взахлеб. И есть для нее какая-то странная сладость в том, что теперь она может, не сдерживая себя, оплакивать сестру, которая больше для нее уже не существует.

(Вкрадчиво, нежно.) Да ну же, родная… Любимая!.. Ну-ну, любимая!.. Ничего… ничего… (Опустился возле нее на колени, пальцы его подбираются к вырезу ее блузки.) Ну, ну, любимая! Ничего… ничего…

Ее плач – уже сладкие слезы! – и его любовный шепот слышны все слабее и слабее за аккордами «синего пианино», которому подпевает труба под сурдинку.

Стив. В эту сдачу – семь на развод.

Занавес