Текст книги "Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе"

Он продолжал свой рассказ, с обезоруживающей искренностью отвечая на хитроумные вопросы Стэджера и Шэннона, и, судя по серьезному отношению к делу и готовности все объяснить, можно было поклясться, что он являет собой образец так называемой коммерческой чести. По правде говоря, он и сам верил в справедливость, важность и необходимость всего, что он делал, а теперь объяснял. Он хотел, чтобы присяжные увидели происходящее его глазами, поставили себя на его место и прониклись сочувствием к нему.

Наконец он закончил. Его свидетельские показания и манера держаться произвели разное впечатление на присяжных. Первый из них по имени Филипп Молтри пришел к выводу, что Каупервуд лжет. Он не верил, что банкир не знал о своей неплатежеспособности за день до того, как закрыл свою контору. Такого не могло быть! Кроме того, вся система сделок между Каупервудом и Стинером заслуживала определенного наказания, поэтому во время слушаний он думал, что, когда присяжные удалятся в совещательную комнату, он вынесет вердикт «виновен». Он даже придумал кое-какие аргументы для убеждения других в виновности Каупервуда. Второй присяжный, торговец тканями Саймон Глассберг, не сомневался в своем понимании сути описанных событий и решил голосовать за оправдание. Он не считал Каупервуда совершенно невиновным, но не думал, что тот заслуживает наказания. Третий присяжный, архитектор Флетчер Нортон, считал Каупервуда виновным, но в то же время слишком талантливым для того, чтобы отправлять его в тюрьму. Четвертый присяжный, ирландский подрядчик Чарльз Хиллеган, довольно религиозный человек, считал Каупервуда виновным и заслуживающим наказания. Пятый присяжный, торговец углем Филипп Лукаш, считал подсудимого виновным. Шестой присяжный, горный инженер Бенджамин Фрейзер, склонялся к виновности Каупервуда, но был не вполне уверен в этом. Седьмой присяжный, брокер с Третьей улицы Дж. Дж. Бриджес, маленький человек с недалеким и циничным умом, считал Каупервуда хитроумным мошенником, определенно заслуживающим наказания. Восьмой присяжный, управляющий небольшой пароходной компанией Гай Э. Трипп, не определился со своим выбором. Девятый присяжный, бывший владелец клеевой фабрики Джозеф Тисдейл считал Каупервуда скорее виновным по формальным основаниям, но для него самого это не было преступлением. Каупервуд имел право совершить то, что он сделал под давлением обстоятельств. Тисдейл был настроен голосовать за оправдание. Десятый присяжный, владелец цветочной лавки молодой Ричард Марш, был сентиментален и склонялся на сторону Каупервуда. У него не было настоящих убеждений. Одиннадцатый присяжный, бакалейщик Ричард Уэббер, небольшой коммерсант финансист, но физически сильный человек, ратовал за осуждение Каупервуда и считал его виновным. Двенадцатый присяжный, оптовый торговец мукой Вашингтон Б. Томас, считал Каупервуда виновным, но допускал помилование после обвинительного приговора. Он был уверен, что люди способны к исправлению.

Так обстояли дела, когда Каупервуд покинул свое место, гадая, могли ли его показания произвести какой-то благоприятный эффект.

Глава 43

Поскольку право первого обращения к присяжным заседателям принадлежало стороне защиты, Стэджер вежливо поклонился своему коллеге и выступил вперед. Положив руки на перила ограждения перед скамьей присяжных, он начал свою речь, заговорив тихо и сдержанно, но эмоционально:

– Господа присяжные заседатели! Мой клиент, мистер Фрэнк Алджернон Каупервуд, известный банкир и финансист, ведущий дела на Третьей улице, обвиняется штатом Пенсильвания в лице окружного прокурора, в мошенническом присвоении шестидесяти тысяч долларов из городской казны Филадельфии в виде чека, выписанного на его имя девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года и полученного от Альберта Стайерса, личного секретаря и старшего бухгалтера казначея города Филадельфия, исполнявшего свои обязанности. Итак, джентльмены, каковы факты, выявленные в этой связи? Вы слышали разных свидетелей и знаете историю в общих чертах. Для начала возьмем свидетельство Джорджа У. Стинера. Он поведал, что в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году ему понадобился совет банкира или брокера, который мог бы рекомендовать ему, как повысить до номинала ценные бумаги городского займа, которые в то время торговались по очень низкой цене, и не только объяснить, но и справиться с этой нелегкой задачей. В то время мистер Стинер был довольно неосведомленным в финансовых вопросах. Мистер Каупервуд был весьма деятельным молодым человеком, брокером и трейдером на фондовой бирже. Он не только теоретически, но и фактически показал мистеру Стинеру, как можно справиться с этой задачей. Тогда же он заключил с мистером Стинером соглашение, подробности которого вы могли слышать от самого мистера Стинера. В результате этого соглашения ценные бумаги городского займа были переданы мистеру Каупервуду для продажи на бирже и с помощью искусных методик купли-продажи, – в тонкости которых здесь не стоит вдаваться и которые были разумными и законными в той среде, где действовал мистер Каупервуд, – доведены до номинала и удерживались на этом уровне несколько лет, что подтверждается свидетелями.

Итак, джентльмены, не правда ли, яблоком раздора в этом деле является немаловажный факт, который привел мистера Стинера в суд с обвинением своего давнего доверенного брокера в растрате и присвоении средств, а именно в том, что он присвоил шестьдесят тысяч долларов из городской казны без намерения вернуть эту сумму. Что же это? Неужели мистер Каупервуд тайно и без ведома мистера Стинера и его помощников проник в офис городского казначея и насильно, с преступными намерениями унес с собой шестьдесят тысяч долларов? Ничего подобного. Обвинение, как вам известно из объяснений окружного прокурора, состоит в том, что мистер Каупервуд открыто пришел к мистеру Стинеру между четырьмя и пятью часами дня за сутки до объявления о своем банкротстве. В течение сорока пяти минут он имел личную беседу с мистером Стинером; потом он вышел из кабинета и объяснил мистеру Альберту Стайерсу, что приобрел сертификаты городского займа для амортизационного фонда на шестьдесят тысяч долларов, за которые ему не было уплачено. Он предложил обозначить эту сумму в бухгалтерской отчетности казначейства и выписать чек на причитающуюся сумму, который и был получен. В этом есть что-то необычное, джентльмены? Что-нибудь странное? Разве сегодня здесь не было засвидетельствовано, что мистер Каупервуд являлся посредником, представлявшим городские интересы именно в таких сделках, о которых шла речь? Разве кто-нибудь из свидетелей утверждал, что он не покупал бумаги городского займа, как это происходило на самом деле?

Почему же тогда мистер Стинер обвиняет мистера Каупервуда в незаконном присвоении и злоумышленной растрате чека на шестьдесят тысяч долларов за сертификаты, которые он имел право покупать и которые он неоспоримо приобрел в данном случае? Вот в чем кроется причина – послушайте! – именно в этом. Когда мой клиент предложил выписать чек и положил его на собственный счет в своем банке, как настаивает сторона обвинения, он не разместил сертификаты на указанную сумму в амортизационном фонде. Будучи вынужденным под давлением финансовых обстоятельств в тот же день прекратить любые платежи, он с точки зрения окружного прокурора и заинтересованных лидеров Республиканской партии стал вором, растратчиком, мошенником, иными словами, виновником всех бед Джорджа У. Стинера и его равнодушных покровителей.

Здесь мистер Стэджер ярко и образно описал политическую ситуацию, сложившуюся в результате большого пожара в Чикаго, с последующей паникой и политическими последствиями. Он представил Каупервуда как несправедливо оклеветанного финансового посредника, который до пожара был ценным и уважаемым человеком, устраивавшим всех политических лидеров Филадельфии, но потом, когда возникла угроза поражения на выборах, был избран в качестве наиболее удобного козла отпущения, до которого они могли дотянуться.

Ему понадобилось полчаса для изложения своей позиции. Затем – но лишь после того, как он указал на Стинера в качестве подручного и одновременно подставного лица для вышестоящих политических сил, использовавших его для достижения собственных финансовых целей, которые они держали при себе, – он продолжил:

– Теперь в свете вышесказанного разве не ясно, как нелепо все это выглядит! Как глупо! Фрэнк А. Каупервуд долгие годы представлял интересы города в этих вопросах. Он работал по определенным правилам, о которых они с самого начала договорились с мистером Стинером, поскольку это соответствовало устоявшимся нормам и традициям городской администрации, существовавшим задолго до того, как мистер Стинер вступил в должность городского казначея. Мистер Стинер засвидетельствовал это в начале своих показаний. Альберт Стайерс обозначил понимание этого вопроса. Итак, что дальше? Ничего особенного. Разве может любой состав присяжных не предполагать, разве может любой здравомыслящий бизнесмен не поверить в то, что мистер Каупервуд, который лично вел дела со всеми городскими банками, с амортизационным фондом и с канцелярией городского казначейства, сказал своему старшему бухгалтеру: «Стэпли, вот чек на шестьдесят тысяч долларов. Вы проследите за тем, чтобы сертификаты городского займа, в счет которых он был получен, сегодня поступили в амортизационный фонд»? Почему нет? Любое другое предположение будет вопиющей нелепостью. Как было заведено по существу дела, у мистера Каупервуда имелась определенная система. Когда наступал срок, то чек и сертификаты отправлялись по назначению. Он вручал чек своему бухгалтеру и забывал об этом. Можете ли вы представить банкира, который бы имел огромный бизнес и поступал иначе?

Мистер Стэджер помедлил, чтобы перевести дух и ответить на возможные вопросы, а потом продолжил речь, довольный убедительностью своих аргументов:

– Разумеется, вы можете сказать, что он заранее знал о своей неплатежеспособности. Мистер Каупервуд объяснил, что это не так. Он лично засвидетельствовал, что до последнего момента не мог подумать о вероятности такого исхода. О чем же тогда свидетельствует предполагаемый отказ выдать ему чек, на который он имел законное право? Думаю, я знаю. Полагаю, я могу назвать причину, если вы выслушаете меня.

Стэджер немного изменил свою позу и обратился к присяжным с другим аргументом:

– Все дело в том, что мистер Джордж У. Стинер, в силу недавнего разрушительного пожара и разразившейся паники, по какой-то причине вообразил, – возможно, потому что мистер Каупервуд предостерегал его от страха перед временными местными затруднениями, – что мистер Каупервуд собирается приостановить свои дела. Имея значительные средства на своем депозите по низкой процентной ставке, мистер Стинер решил, что мистер Каупервуд больше не должен получать никаких денег, даже тех, что причитались ему за оказанные услуги, а это на самом деле ничто по сравнению с деньгами, которые мистер Стинер ссудил ему под два с половиной процента. Разве это не абсурдная ситуация? Все произошло потому, что мистер Стинер был переполнен собственными страхами, основанными на пожаре и панике, не имевшими ничего общего с платежеспособностью мистера Каупервуда. Мистер Стинер решил не выплачивать деньги, причитавшиеся Фрэнку А. Каупервуду, поскольку он сам преступно пользовался городскими деньгами для продвижения своих личных интересов (через мистера Каупервуда в качестве брокера) и находился под угрозой разоблачения и возможного наказания. Итак, спрашиваю я, где здравое обоснование для такого решения? Разве вам не ясно, джентльмены? Разве мистер Каупервуд не действовал в интересах города на тот момент, когда он покупал сертификаты, о которых вы слышали? Разумеется, он представлял интересы города. В таком случае, имел ли он право на получение этих денег? Кто из присутствующих может отрицать это? Тогда в чем вопрос: в его законном праве или в его честности? Как это дело вообще могло дойти до суда? Я могу объяснить. Есть один, и только один источник – это желание найти козла отпущения для Республиканской партии.

Вам может показаться, что я слишком далеко отошел от сути дела ради того, чтобы объяснить это весьма странное решение наказать мистера Каупервуда, представлявшего городские интересы, за требование и получение того, что по праву принадлежало ему. Но я не ухожу от сути. Давайте рассмотрим положение Республиканской партии на тот момент. Давайте примем во внимание тот факт, что раскрытие истины о подробностях крупной растраты в городском казначействе оказало бы крайне неблагоприятное воздействие на исход предстоявших партийных выборов. Республиканской партии также предстояли выборы нового городского казначея и окружного прокурора. У назначаемых ею городских казначеев было принято инвестировать находившиеся в их распоряжении средства под низкий процент ради собственной выгоды и прибыли для своих друзей из администрации. Их оклады были небольшими. Им нужно было как-то зарабатывать на достойное существование. Несет ли мистер Стинер ответственность за обычай ссужать деньги из городской казны? Ни в коем случае. А мистер Каупервуд? Ни в коем случае. Этот обычай имел место задолго до того, как мистер Стинер или мистер Каупервуд появились на сцене. Тогда к чему такое негодование по этому поводу? Весь этот шум и гам происходит исключительно от страха мистера Стинера и вышестоящих политиков перед публичным разоблачением в связи с неудачным стечением обстоятельств. До сих пор ни одного городского казначея не ловили на незаконных махинациях. Это была совершенно новая ситуация, когда появился риск привлечь общественное внимание по весьма неблаговидным вещам, которыми занимался мистер Стинер, и не более того. Пожар и паника поставили под угрозу безопасность и благополучие многих финансовых учреждений в нашем городе, в том числе и компанию мистера Каупервуда. Это, в свою очередь, могло повлечь множество банкротств, в том числе одно важное банкротство. Если бы мистер Фрэнк А. Каупервуд оказался банкротом, то он бы не смог выплатить городу Филадельфия пятьсот тысяч долларов, позаимствованных у городского казначея под два с половиной процента годовых. Есть ли в этом что-то разрушительное для репутации мистера Каупервуда? Разве он сам обратился к городскому казначею и предложил ссудить его деньгами под два с половиной процента? Даже если и так, было ли в этом нечто преступное с деловой точки зрения? Разве человек не имеет права занимать деньги из любого источника по самой низкой процентной ставке? Разве мистер Стинер должен был оформить ссуду для мистера Каупервуда, если бы он не хотел этого? По сути, разве он сам сегодня не засвидетельствовал, что с самого начала лично обратился к мистеру Каупервуду? Ради всего святого, откуда же тогда взялись обвинения в растрате, присвоении средств, злоупотреблении доверием, незаконном получении чека и так далее?

Еще раз прошу вашего внимания, джентльмены. Я объясню, почему так случилось. Люди, стоявшие за Стинером, чьи указания он выполнял, хотели сделать кого-то политическим козлом отпущения, хотя бы Фрэнка Алджернона Каупервуда, если у них не нашлось другой кандидатуры. Вот почему это произошло. Нет никакой другой причины на всем божьем свете. Ведь если бы в то время мистер Каупервуд нуждался в дополнительных средствах, чтобы пережить финансовый кризис, с их стороны было бы только разумно одолжить ему деньги и замять это дело. Возможно, это было бы незаконно – хотя и не более незаконно, чем все остальное, что делалось в этом отношении, – но это было бы гораздо безопаснее. Страх, джентльмены; обычный страх, недостаток мужества и неспособность с достоинством встретить большой кризис, когда он наступает, – вот что на самом деле удержало их от этого шага. Они боялись довериться человеку, который до тех пор никогда не предавал их доверие, человеку, чья преданность и выдающийся финансовый талант позволяли им и городской администрации получать крупную прибыль. У человека, который в то время исполнял обязанности городского казначея, не нашлось мужества продолжать начатое перед лицом катастрофы, общей паники и слухов о возможном банкротстве. Поэтому он решил спрятаться в раковину и – как было сказано здесь – потребовал от мистера Каупервуда вернуть все пятьсот тысяч долларов ссуды, или, по крайней мере, большую часть этой суммы, хотя Каупервуд фактически пользовался этими деньгами для его же – Стинера – пользы и выгоды. Кроме того, он отказал мистеру Каупервуду в деньгах, по праву причитавшихся ему за доверенную покупку сертификатов городского займа. Злоупотреблял ли Каупервуд своей ролью посредника во всех этих сделках? Ни в малейшей степени. Был ли подан какой-либо иск, понуждающий его вернуть пятьсот тысяч долларов городских денег и связанный с его нынешней неплатежеспособностью? Ничуть не бывало. Все это лишь следствие дикой и неразумной паники со стороны Джорджа У. Стинера и сильного желания лидеров Республиканской партии, обнаруживших реальное положение вещей, найти кого-то, помимо партийного казначея, на кого они могли бы свалить недостачу в городской казне. Вы слышали сегодняшние показания мистера Каупервуда: он отправился к мистеру Стинеру с целью заблаговременно предотвратить любые подобные действия. Именно из-за его предупреждения мистер Стинер чрезвычайно разволновался, потерял голову и потребовал вернуть деньги, все пятьсот тысяч долларов, которые он ссудил под два с половиной процента годовых. Разве это, в лучшем случае, не было глупостью с финансовой точки зрения? Нечего и говорить, подходящее время для возврата совершенно законной ссуды!

Но вернемся к чеку на шестьдесят тысяч долларов. Во время последнего визита мистера Каупервуда за день до банкротства, по свидетельству мистера Стинера, ему было отказано в любых новых ссудах под предлогом, что теперь это невозможно. Тогда мистер Каупервуд вышел в канцелярию казначейства и без ведома или согласия мистера Стинера убедил главного бухгалтера и секретаря Альберта Стайерса выписать ему чек на шестьдесят тысяч долларов, на который он якобы не имел права. Также было сказано, что мистер Стинер остановил бы платеж, если бы знал об этом.

Что за чушь! Как он мог не знать об этом? Бухгалтерские книги находились на месте, и он мог все видеть собственными глазами. Мистер Стайерс первым делом сообщил ему об этом на следующее утро. Со своей стороны, мистер Каупервуд даже не задумывался, так как он имел право получить эти деньги или взыскать их по решению любого суда, обладающего юрисдикцией, независимо от своего банкротства. Со стороны мистера Стинера было неразумно говорить, что он бы остановил платеж. Такое утверждение, вероятно, появилось задним числом на следующее утро после разговора с его друзьями из числа политиков. Все это было уловкой или, если хотите, частью ловушки, подстроенной с целью обеспечить Республиканскую партию подходящим козлом отпущения. Не более и не менее. Можете быть уверены, что никто не знал этого лучше, чем люди, которые хотели видеть мистера Каупервуда на скамье подсудимых.

Стэджер сделал паузу и многозначительно посмотрел на Шэннона.

– Господа присяжные, – тихо и убежденно сказал он, – сегодня вечером, когда вы соберетесь обсудить это в совещательной комнате, вы поймете, что обвинение в хищении и растрате средств, отданных на доверенное хранение, в незаконном присвоении чека на шестьдесят тысяч долларов и их растрате, которые содержатся в обвинительном акте, представляют собой попытку окружного прокурора определить действия моего подзащитного как преступление, а на самом деле это лишь плод возбужденного воображения группы двуличных политиков, которые стремятся защитить собственные интересы за счет мистера Каупервуда и которым наплевать на все: на честь, игру по правилам и на все остальное, – лишь бы они остались безнаказанными. Они не хотят, чтобы республиканцы Пенсильвании плохо думали о республиканском партийном управлении в этом городе. Они хотят по возможности увести Джорджа У. Стинера от ответственности и сделать козла отпущения из моего клиента. Это не должно быть сделано, и это не будет сделано. Как честные и разумные люди вы обязаны не допустить этого. Думаю, что с этой мыслью я могу спокойно вверить решение этого дела на ваше попечение.

Стэджер резко отвернулся от скамьи присяжных и вернулся на свое место рядом с Каупервудом, в то время как Шэннон встал, спокойный, властный, энергичный, гораздо более молодой, чем его оппонент.

В чисто человеческом отношении Шэннон не имел особых возражений против аргументов, приведенных Стэджером в пользу Каупервуда, равно как не возражал и против того, каким образом Каупервуд зарабатывал деньги. По правде говоря, Шэннон считал, что если бы он оказался на месте Каупервуда, то поступил бы точно так же. Однако он был недавно избран окружным прокурором. Ему нужно было составить себе репутацию. Кроме того, вышестоящие политические фигуры, судя по всему, были бы удовлетворены обвинительным приговором для Каупервуда. Поэтому он крепко оперся на барьер и в упор посмотрел на присяжных. Потом, мысленно набросав первые несколько фраз, он начал свою речь:

– Итак, господа присяжные заседатели, если мы внимательно рассмотрим все, что здесь произошло сегодня, то без труда придем к определенному выводу, и этот вывод будет вполне убедительным при правильном толковании фактов. Присутствующий здесь ответчик, мистер Каупервуд, сегодня предстал перед судом по обвинению, которое я уже огласил раньше, а именно в хищении, растрате, причастности к хищению средств, отданных на доверенное хранение, в незаконном присвоении и растрате конкретной суммы шестидесяти тысяч долларов по чеку, выписанному по распоряжению «Фрэнк А. Каупервуд и Кº» девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года секретарем городского казначея, обладавшим правом подписи, и выданному вышеупомянутому Фрэнку А. Каупервуду, который утверждает, что на тот момент он не только обладал надлежащей платежеспособностью, но имел и ранее приобретенные сертификаты городского займа, которые он тогда же или несколько позже должен был разместить на депозите городского амортизационного фонда, и что это было обычной сделкой, а именно, что компания «Фрэнк А. Каупервуд и Кº» – банкиры и брокеры городской администрации – покупала бумаги городского займа в интересах города, размещала их на депозит амортизационного фонда и получала должное возмещение. Итак, джентльмены, каковы фактические обстоятельства данного дела? Имела ли вышеупомянутая компания «Фрэнк А. Каупервуд и Кº» – не сама компания, как вам хорошо известно и как было подтверждено сегодняшними свидетельствами, а вышеупомянутый Фрэнк А. Каупервуд полное право получить тот чек, в то время и таким образом, каким он его получил, то есть являлся ли он уполномоченным посредником, действовавшим в интересах города или же нет? Был ли он кредитоспособным человеком? Действительно ли ему грозило банкротство, и этот чек на шестьдесят тысяч долларов был последней соломинкой, за которую он ухватился, чтобы спасти свое финансовое положение независимо от того, что бы это ни означало в юридическом, нравственном или ином смысле? Или же он действительно приобрел сертификаты городского займа на указанную сумму в то время и на таких условиях, как было сказано, и просто взял причитавшуюся плату за свои услуги? Намеревался ли он разместить эти сертификаты в городском амортизационном фонде, как он сам сказал, и как он должен был поступить по закону и по справедливости – или же все-таки нет? Оставались ли его брокерские и посреднические отношения с городским казначеем точно такими же, как раньше, когда он получил чек на шестьдесят тысяч долларов, или же нет? Завершились ли они после разговора за пятнадцать минут, за два дня или за две недели до этого – не имеет значения, когда именно, если они завершились надлежащим образом, – или же нет? Как известно, бизнесмен имеет право в любое время расторгнуть договор, если не был заключен особый контракт и не был оговорен определенный срок действия. Не следует забывать об этом, рассматривая свидетельские показания по данному делу. Мог ли Джордж У. Стинер, знавший или подозревавший, что Фрэнк А. Каупервуд попал в затруднительное финансовое положение и более не способный должным образом и по справедливости выполнять обязанности, предположительно вытекавшие их этого соглашения, аннулировать их договоренность во время разговора девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года до того, как был выдан чек на шестьдесят тысяч долларов, – или же нет? Мог ли мистер Фрэнк А. Каупервуд, знавший, что он более не является посредником в делах города и городского казначея, а также сознававший свою неплатежеспособность (по утверждению мистера Стинера, он лично признался в этом) и не имевший намерения размещать приобретенные им сертификаты в амортизационном фонде, направиться в канцелярию мистера Стинера, встретиться с его секретарем, сообщить ему о приобретении ценных бумаг городского займа на шестьдесят тысяч долларов, предложить выписать ему чек на данную сумму, получить требуемое и уйти, так и не возместив городу указанные ценные бумаги в каком-либо виде или форме, а затем спустя двадцать четыре часа объявить о своем банкротстве, таким образом оказавшись в долгу перед городской казной еще на пятьсот тысяч долларов, – или же нет? Каковы факты, представленные в этом деле? Каковы показания свидетелей? О чем нам рассказали Джордж У. Стинер, Альберт Стайерс, президент Дэвисон и сам мистер Каупервуд? Каковы наиболее интересные и тонкие подробности этого дела? Джентльмены, вам предстоит решить весьма интересную проблему.

Он сделал паузу и посмотрел на присяжных, поправляя манжеты и всем своим видом показывая, что он идет по следу хитрого, изворотливого преступника, который постарался втереться в доверие к почтенным людям, а теперь пытается изобразить себя честным человеком перед достойными и бесхитростными присяжными заседателями.

Затем он продолжил:

– Итак, джентльмены, в чем заключаются факты? Вы сами прекрасно видите, как возникла эта ситуация. Не стоит и говорить, что вы разумные люди. Перед вами два человека: бывший казначей Филадельфии, присягнувший стоять на страже интересов города и управлять его финансами в интересах горожан, и другой человек, призванный в непростых обстоятельствах для содействия в решении потенциально трудной финансовой проблемы. Между ними было достигнуто частное и негласное материальное взаимопонимание, за которым последовали незаконные сделки, где человек, более искушенный, проницательный и осведомленный в биржевых махинациях, повел своего партнера обманчиво-привлекательными тропами удачных инвестиций через трясину непреднамеренных, но преступных деяний, грозивших неудачами, разоблачением и общественным осуждением. Это закономерно привело к тому, что более уязвимый партнер, находившийся в более опасном положении, а именно городской казначей Филадельфии, более не мог осмысленно, а тем более мужественно двигаться следом за другим партнером. Теперь вы можете представить зрелище, описанное мистером Стинером, который сегодня давал свидетельские показания; вы можете представить алчного, кровожадного и безжалостного финансового волка, который стоит над простодушным, съежившимся от страха коммерческим ягненком и обращается к нему, сверкая белозубой ухмылкой: «Если ты не выделишь деньги, которые мне нужны, – а сейчас я требую триста тысяч долларов, – то тебя отдадут под суд, твои дети окажутся на улице, твоя жена и семья окажутся в нищете, и никто не протянет тебе руку помощи». Вот что сказал мистер Каупервуд, по словам мистера Стинера. Со своей стороны, я не сомневаюсь, что все так и было. Мистер Стэджер в весьма сдержанных упоминаниях о своем клиенте описывает его как вежливого, любезного, приятного во всех отношениях делового посредника и брокера, которому якобы навязали распоряжение суммой в пятьсот тысяч долларов под два с половиной процента годовых, тогда как на Третьей улице ссуды выдаются под залог, а процентная ставка составляет от десяти до пятнадцати в год. Но я, например, не могу в это поверить. Мне кажется странным, что если он был таким добрым, любезным и приятным во всех отношениях, простым агентом, выступавшим в роли наемного сотрудника, то он едва ли мог отправиться в офис мистера Стинера за два или три дня до событий с чеком на шестьдесят тысяч долларов и сказать ему: «Если сегодня вы не ссудите мне еще триста тысяч долларов из городской казны, то я стану банкротом, и в таком случае вы отправитесь под суд, а потом вас посадят в тюрьму». Это явствует из показаний мистера Стинера, данных под присягой. Он также сказал: «Меня они не тронут, зато вас арестуют. Я всего лишь посредник». Разве это похоже на любезного, обходительного, благовоспитанного брокера? Или это больше похоже на жесткого, решительного и надменного хозяина положения, человека, который готов побеждать любыми средствами, честными или нечестными?

Джентльмены, у меня не было отдельных переговоров с мистером Стинером. По моему мнению, он не менее, если не более виновен, чем его самоуверенный партнер – этот скользкий финансист, который с улыбкой явился к нему в овечьей шкуре и объяснил хитроумные способы распоряжения городскими деньгами с выгодой для них обоих. Но когда я слышал, как мистера Каупервуда называли любезным, обходительным и добропорядочным посредником, действовавшим в интересах города, у меня кровь закипает. Джентльмены, если вы хотите беспристрастно взглянуть на это дело, вам нужно вернуться в прошлое на десять-двенадцать лет и увидеть мистера Джорджа У. Стинера, каким он был тогда – довольно бедным человеком и новичком в политике, прежде чем этот весьма способный и сообразительный брокер не подсказал ему средства и способы, с помощью которых можно было с гораздо большей выгодой распоряжаться городскими деньгами. Мистер Стинер тогда был не очень известной персоной, как и мистер Фрэнк А. Каупервуд, когда он познакомился со Стинером, недавно избранным на должность городского казначея. Разве вы не можете представить его, молодого, свежего, хорошо одетого и хитроумного лиса, когда он явился к Стинеру со словами: «Доверься мне. Позволь мне управлять городскими долгами. Ссужай мне городские деньги под два с половиной процента или меньше». Разве вы не слышите, как он это предлагает? Разве вы не видите его?