Текст книги "Как стать астронавтом? Все, что вам следует знать, прежде чем вы покинете Землю"

21. Создание фильмов
Фильм IMAX, полностью снятый на орбите

Мне кажется, что из всего, чем мне пришлось заниматься в космосе, а это были научные эксперименты, стыковка и расстыковка с космической станцией, выходы в открытый космос и т. д., самым впечатляющим и продолжительным занятием была съемка фильма «Прекрасная планета». Все началось примерно за год и один день до запуска, когда я проверил свой календарь в iPhone, чтобы посмотреть, что же у меня запланировано, и увидел запись: «Здание 9 – IMAX». Я был заинтригован и взволнован, потому что с детства смотрел фильмы IMAX. На самом деле, когда я посмотрел кинокартину «Летать!» (“To Fly!”) в Национальном музее авиации и космонавтики, который посетил в возрасте девяти лет, это во многом определило мою мотивацию и то, что я стал пилотом. Я посмотрел все фильмы по тематике космоса, которые были выпущены корпорацией IMAX с того времени, – «Мечта жива», «Голубая планета», «Космическая станция 3D», «Хаббл 3D» и т. д. Поэтому, когда я пришел на занятие и увидел, что меня ждут Тони Майерс, Джеймс Нейхаус и Марша Айвинс, я был в восторге!

Среди режиссеров-документалистов Тони Майерс считается легендой. Если вы когда-либо смотрели фильм IMAX, посвященный космосу, значит, вы видели ее работу. Она была награждена Орденом Канады, а также медалью НАСА за исключительные общественные достижения – двумя из возможных высших наград. Она установила стандарт съемок фильмов в космосе, к которому никто даже близко не смог приблизиться и никогда не сможет. К сожалению, она скончалась в 2019 году после продолжительной борьбы с раком, и то, что я участвовал в съемках ее последней работы, было честью для меня.

Джеймс был оператором-постановщиком и работал вместе с Тони. Он тоже был лучшим в своем деле. Начиная с 1980-х годов, они оба обучили режиссерскому делу 150 астронавтов, и их работа стала источником вдохновения для сотен миллионов людей по всему миру. Марша – бывший астронавт, протеже Тони и Джеймса. Она снялась в нескольких фильмах и помогала в создании нескольких документальных фильмов в IMAX в 1990-х годах; она была нашим консультантом при работе над фильмом «Прекрасная планета», помогала переводить голливудскую речь на язык НАСА. Это сложнее, чем вы можете себе представить.

Первый день обучения в IMAX был потрясающим. Я не мог поверить, что мне так повезло – я буду снимать фильм в космосе. Некоторые астронавты действительно увлекаются фотографией, а другие – не очень. Я определенно принадлежал к первой категории. Я из тех отцов, чьи дети всегда говорят: «Папа, нет, хватит фотографий!»

Тони изложила наш план: весь оставшийся до запуска год мы проведем, тренируясь в использовании оборудования, изучая основы кинематографии, знакомясь с сюжетной линией картины. Мы будем снимать фильм «Прекрасная планета» об экологических проблемах Земли, а также о сотрудничестве нашего международного экипажа. В конце курса обучения будет своего рода выпускной экзамен: нужно будет отснять несколько эпизодов фильма на симуляторе МКС и затем просмотреть их на гигантском экране IMAX. Тони была прекрасным, хотя и очень скромным учителем. То, что во время полета у меня будет возможность помочь в съемке фильма IMAX, было лучшей новостью, которую я слышал с того момента, как стал астронавтом!

Компания Canon была партнером IMAX при поставке оборудования: они предоставили нам лучшую технику, какую только можно было найти. Для съемок неподвижных изображений мы пользовались профессиональной камерой 1DC, аналогичной той, которая обычно применяется во время съемок профессиональных спортивных состязаний. Для видеозаписей мы пользовались камерой C500. Наш первоначальный план состоял в том, чтобы снимать ночь камерой 1DC, делая снимки в покадровой последовательности, потому что у фотоаппарата светочувствительность выше, чем у видеокамеры. Мы бы настроили камеру таким образом, чтобы она фиксировала два кадра в секунду и поработала бы несколько минут, сделав сотни фотографий. Затем на Земле команда IMAX смонтировала бы эти неподвижные изображения, сделав видеосцену. Видеокамера С500 была устройством действительно голливудского качества, со множеством аксессуаров для ее закрепления, монитором, жесткими дисками и кронштейнами. Изначально она предназначалась для съемок Земли в дневное время, а также для внутренних съемок парящих в невесомости астронавтов. Была еще одна камера – GoPro Hero, ее одолжили нам наши российские товарищи по команде. Эта миниатюрная камера позволяла снимать внутри крошечной капсулы «Союз» и во время моих выходов в открытый космос. Самое главное, у нас был набор из четырех линз Zeiss, абсолютно впечатляющих, что позволило сделать многие из наших первых снимков из космоса, например ночные.

Оператор-постановщик Джеймс Нейхаус был экспертом-инструктором. Он пытался научить нас всем тонкостям использования этого сложного оборудования. Настройка. Экспозиция. ISO. Фокус. Кадрирование. Фокус. Звук. Освещение. Я упомянул Фокус? Одним из того, что мы узнали во время пробного показа на большом экране, было то, что даже малейшая ошибка в фокусировке приводила к тому, что снимок оказывался совершенно бесполезным. Фокус – это цифровой формат, и он либо хорош, либо нет, и это был урок, который я усвоил раз и навсегда. У нас также было удивительное занятие, посвященное звуку, которое провел Бен Бёртт, создатель множества звуковых эффектов «Звездных войн». Я никогда не понимал этого, но звук действительно наполовину делает фильм, и эта его особенность побудила меня обратить внимание на такие детали, как жужжание вентиляторов в фоновом шуме станции, или напоминающее звучание колокольчиков позвякивание металлического оборудования тренажеров, или звук воздуха, устремляющегося через люк в космический вакуум. Всякий раз, когда кто-то говорил по радиосвязи, на космическом шаттле раздавался специфичный и незабываемый звук, похожий на стон привидения. Эти звуки навсегда запечатлелись в моем мозгу, и я надеюсь, что мне удалось зафиксировать на видео некоторые из них, чтобы поделиться с посетителями кинотеатров IMAX.

Помимо технических требований к работе с камерой также были важны художественные навыки, которыми астронавты, как правило, не обладают. Нельзя стать отличным режиссером, не обладая художественным мастерством, поэтому я следовал всем советам Тони. Вложить в фильм свое собственное, человеческое отношение – это прежде всего; сухой документальный фильм о географии не был нашей целью. Рассказать историю, используя панорамирование, кадрирование, освещение и звук. Не стесняться снимать все, как оно происходит на самом деле. По мере возможности снимать спонтанно, но с учетом ограниченного места на жестком диске и того, что после включения питания камера будет готова к работе только через пять минут. И, конечно, не забывать стабилизировать изображение и сосредотачиваться, поскольку дрожащая или смазанная картинка в кадре будет бесполезнее ширмы на космической станции.

Съемки фильма стали возможными благодаря администраторам НАСА Майклу Гриффину и Чарльзу Болдену, а также помощнику администратора Биллу Герстенмайеру, которые приложили для этого все усилия, вопреки менеджерам среднего звена, которые не хотели, чтобы мы тратили время на съемку этого фильма. По их мнению, у нас была более важная работа. Насколько я могу вспомнить, в общей сложности у меня был запланирован час времени, который я мог посвятить этому проекту. Все остальные сцены, которые я снимал, были сделаны в мое личное время, и то же самое касалось всех остальных членов экипажа. Конечно, мы никогда не пропускали запланированную работу по созданию IMAX; это был такой важный проект для моей команды и меня лично, что мы были готовы потратить свое свободное время, чтобы он состоялся. Если вам интересно, даже могу сказать, что за него нам вообще не заплатили. Но иногда я шучу, что мне заплатили вдвое больше, чем членам моего экипажа, потому что я снял сцену с обнаженной натурой (когда я принимал душ, на экране была верхняя часть тела, конечно). Два ноль.

Оказавшись на орбите, я пытался удаленно работать с Тони, Джеймсом и Маршей. Тони составила длинный список из более чем 300 снимков, которые она хотела получить: это должны были быть виды Новой Зеландии, Австралии, Пекина, северного сияния, ужинающей вместе команды, приближения грузового корабля и т. д. Это была хорошая отправная точка, но, честно говоря, это перегрузило мой мозг, поэтому она сократила список и оставила десять лучших пунктов. Я сосредоточился на том, чтобы сделать эти снимки, не забывая про остальные 300.

Джеймс был моим техническим консультантом, но мне было его жалко. В нормальных условиях во время съемки фильма оператор-постановщик принимает самое непосредственное участие в каждой детали любой сцены. Но в данном случае он должен был доверять нам. Я звонил ему периодически по нашему спутниковому телефону, чтобы спросить совета в отношении ISO, линз или настройки экспозиции. Джеймс изменил план съемки Земли, когда мы уже были в космосе: мы должны были использовать 1DC для съемки всех видов планеты, днем или ночью, и сохранить С500 для съемки людей. Я попросил сделать одно исключение из этого правила. Ночная гроза была такой впечатляющей, а 1DC мог снимать только со скоростью два кадра в секунду (fps), что привело бы к некоторой отрывистости видео после монтажа кадров – молния бы то была, то вдруг резко исчезала бы. Использование C500, у которой была гораздо более высокая частота кадров (12 кадров в секунду), давало более тонкое изображение вспышек молний. В фильме «Прекрасная планета» есть захватывающая сцена гигантской грозы ночью, которую удалось снять только благодаря новаторскому подходу оператора-постановщика.

Марша помогла мне рассортировать сделанные снимки, упорядочить карты памяти и жесткие диски, на которых они хранились. Это была грандиозная задача, для которой нам потребовался бы ассистент, работающий на полную ставку. Но увы, у нас его не было, поэтому мы с Маршей потратили немало времени на сортировку карт памяти. Она также помогла мне с качеством снимков и идеями. Во время моего полета на шаттле она выполняла роль астронавта, помогающего с фотографиями нашему экипажу. Через несколько дней она просмотрела все наши снимки и кое-что обнаружила. Фотографий, на которых был я, было совсем немного, потому что обычно я работал за камерой. Поэтому она дала экипажу задание поснимать меня, и в результате моих фото оказалось столько, что она сдалась и сказала: «Фотографий Вёртса достаточно!» У меня был налобный фонарь, который глупо болтался на шее, а на талии – бестолковая поясная сумка. Эти аксессуары удобны и практичны, но они делали меня похожим на новичка, поэтому, принимая к сведению комментарии Марши, я отказался от них. Когда я вернулся на Землю и сравнил фотографии, сделанные в первые суматошные дни пребывания в космосе с фотографиями уже без вышеупомянутых аксессуаров, я был очень благодарен Марше за ее своевременные советы.

Большинство снимков, попавших в фильм, были согласованы с Тони. Однако несколько кадров было сделано спонтанно, и некоторые из них были моими любимыми. Так, в канун Рождества я плыл по жилому отсеку, и внезапно меня осенила идея. Я спустился к шлюзу (через который мы входили/выходили из МКС в открытый космос) и кое-что подготовил. Я надел шляпы Санта Клауса на каждый из двух скафандров, подвесил к потолку елку, достал пакетик обезвоженного молока и фасованное печенье. Я приклеил пакет с печеньем к молоку, чтобы они не разлетались друг от друга, и они медленно плыли перед камерой с надписью «Санта» большими буквами на пакете с молоком. Мы были готовы к тому, что здоровяк Санта навестит нашу одинокую команду астронавтов в космосе. Хотелось надеяться, что у его северных оленей есть скафандры. Эта сцена стала одной из моих самых любимых в фильме, и она всегда вызывает смех у зрителей.

В другой раз, выглянув из окна японского модуля, я понял, насколько быстро менялись тона окружающего пространства за пределами станции – от черного к белому, синему, оранжевому, красному, розовому, – когда мы летели в сторону восхода. И у меня возникла идея: незадолго до восхода я буду снимать медленно светящиеся солнечные панели и внешний вид станции, плотно прижав камеру к окну. Затем, когда момент восхода уже будет близок, я оттолкнусь от окна, чтобы доплыть до центра модуля, пока внутри еще будет темно. Когда резко взойдет солнце, его ослепляющий свет внезапно зальет внутреннюю часть станции. Я подумал, что это будет классная сцена, и поэтому решил сделать такой снимок. К сожалению, было очень сложно угадать точный момент восхода солнца. Если я оттолкнусь от окна слишком рано, снимок получится слишком темным, а если оттолкнусь слишком поздно – солнце взойдет прежде, чем я успею уплыть в темноту модуля. Более того, было очень сложно плыть по середине модуля, удерживая в руке камеру в режиме готовности к съемке. Можно было слегка оттолкнуться и уплыть в неправильном направлении, потом отскочить от стены и начать вращаться вокруг своей оси. Тем не менее, когда Тони впервые увидела образец кадра, который я передал ей через нисходящий канал связи, она была очень взволнованна, потому что это была незапланированная и уникальная сцена! Идеального снимка у меня так и не получилось, несмотря на множество попыток, которые я предпринял. Но тем не менее заниматься творчеством было весело.

Самое сложное видео, которое я сделал, в фильме не стоит особняком. Тони хотела сделать особый акцент на модуле «Купол», находясь в котором, астронавты делают большинство своих фотографий. Чтобы показать это, я хотел, чтобы камера медленно плавала внутри модуля, снимая Саманту, в то время как она фотографировала Землю. Но была проблема – в одной и той же сцене очень сложно найти правильную экспозицию одновременно для астронавта и для Земли, поскольку наша планета намного ярче, чем внутреннее помещение станции. Экспонировать оба изображения для фотографии гораздо проще, потому что есть вспышка, которая срабатывает за доли секунды. Но этот видеоклип будет длиться тридцать секунд, слишком долго для вспышки, и прожекторы, которые у нас были, не давали достаточно яркого освещения. Поэтому Саманте пришлось неловко свернуться калачиком около окна с фотоаппаратом в руках, глядя вдаль. Затем мы стали ждать, когда появится относительно темная часть Земли. Облака или вода стали бы чересчур ярким фоном и могли бы испортить экспозицию. Наилучшим вариантом могли бы стать насыщенные темно-зеленые джунгли Южной Америки в регионе Амазонки, и я надеялся, что это позволит правильно экспонировать кадр.

Вот камера уже готова, свет включен, Саманта, свернувшись калачиком, ждет около окна, мы тоже ждем. Ждем снова и снова. Облачность казалась бесконечной! Наконец-то на горизонте показалась темно-зеленая полоса джунглей, к которой мы мчались на скорости более 28 тысяч км/ч. И мы придумали импровизированный план, чтобы рассчитать время, когда нужно будет сделать снимок. По мере приближения джунглей Саманта начнет обратный отсчет, чтобы дать мне возможность рассчитать время, медленно оттолкнуться и подплыть к ней именно в тот момент, когда она будет находиться на фоне темно-зеленых джунглей Земли. Как только мне удалось снять тридцать секунд хорошего видео, джунгли затянуло невыносимо яркими облаками, которые испортили всю экспозицию. Мы в прямом смысле слова с трудом поймали эти кадры. Они вошли в окончательный вариант фильма, хотя при просмотре вы, вероятно, даже не почувствуете, насколько сложно нам было снять их. Каждый раз, когда я смотрю «Прекрасную планету» и вижу этот отрывок, я чувствую себя гордым родителем!

Хотя на космической станции у нас было много важных задач, связанных с техническими достижениями, научными экспериментами и, прежде всего, международным сотрудничеством, я до сих пор считаю, что самой важной работой, которой мне довелось заниматься в космосе, была помощь в создании кинокартины «Прекрасная планета». Во время первой торжественной демонстрации фильма, которая состоялась в Музее воздухоплавания и астронавтики в Вашингтоне (округ Колумбия), его директор сказал мне, что в течение следующего десятилетия этот фильм посмотрят более миллиона человек. Это было потрясающее заявление. Какое далеко идущее влияние мы оказали на всех людей, и молодых, и старых, заставляя их задуматься о том, что может стать возможным в будущем.

Благодаря преданности своему делу, творчеству и руководству Тони Майерс, а также усилиям Джеймса Нейхауса и всей команды IMAX стала возможной съемка этого фильма. Больше всего я признателен Тони за то, что она такой замечательный человек, мы все ее любим и нам ее очень не хватает.

22. Хр-р-р
Сон в невесомости – это здорово

Есть несколько вещей, которые у всех вызывают настороженность перед первым полетом в космос. Как ни странно, меня не волновал вопрос смерти. Наибольшее беспокойство я испытывал, когда думал о возможных ошибках. Вы наверняка слышали о молитве «Отче наш»; ну, а во время проекта «Меркурий» была молитва, авторство которой приписывалось первому американскому астронавту Алану Шепарду. Она так и называлась – «Молитва Шепарда». И звучала так: «Господь всемогущий! Пожалуйста, не дай мне облажаться». Я готов поспорить, что страх сделать ошибку, которую увидят все, – один из самых сильных страхов астронавта, как новичка, так и ветерана. Но меня волновало другое: смогу ли я приспособиться к невесомости? не будет ли меня тошнить? как я буду ладить с другими членами экипажа? смогу ли я выполнить всю свою работу? и смогу ли я спать в космосе?

Кратким ответом на последний вопрос стало твердое: «да»! Моим первым полетом была двухнедельная миссия шаттла, цель которой заключалась в завершении этапа строительства космической станции. И боже мой, сколько же у нас было работы! Хьюстон распланировал нашу жизнь с точностью до пяти минут, и так на протяжении всех пятнадцати дней в космосе. Когда после приземления наконец-то вернулся домой, я был так истощен, что беспрерывно проспал тринадцать с половиной часов, чего не делал с того времени, когда мне было шесть месяцев от роду.

Моя первая ночь в космосе наступила после очень долгого рабочего дня. Мы проснулись за десять часов до запуска, после которого в течение целого дня были заняты превращением шаттла из ракеты в космический корабль. У меня болела голова, я чувствовал головокружение, в моих мыслях было около миллиона дел, которые нужно было выполнить, и все это в процессе адаптации к чуждой нам космической среде.

К тому времени, когда наступило время сна, я был совершенно измотан и даже чувствовал себя дезориентированным. Ощущение невесомости, в которой не было разницы между подъемом и спуском, было немного подавляющим, я не мог уследить за вещами, потому что они уплывали, и вдобавок нас было шестеро на средней палубе шаттла. Представьте себе шесть спальных мешков, покрывающих все стены, пол и потолок отсека размером с большую ванную комнату или гардеробную – это было круто и сразу дезориентировало, как сцена из «Начала».

Прежде чем заснуть, я собрал все, что мне должно было понадобиться на следующий день. Я положил белье и одежду, которые хотел надеть завтра, в спальный мешок. У меня также была повязка на глаза (на орбите восход солнца через каждые девяносто минут, поэтому глаза нужно прикрыть), беруши (да, люди храпят в космосе) и iPod, чтобы послушать музыку. У меня под рукой даже был фонарик на случай, если посреди ночи придется пойти в ванную комнату. Потом я нашел место для сна, как во время привала в походе, но в космосе стены и потолок тоже могут служить местом для привала. Обычно во время «STS-130» я выбирал стену по правому борту «Индевора» и потолок модуля «Колумбия», когда мы были пристыкованы к МКС, прикрепляя верхний и нижний концы спального мешка к стене.

Меня беспокоил сам процесс засыпания. Но усталость поборола дезориентацию. Я включил музыку; закрыл глаза, думая об удивительных событиях этого дня и о том, что будет завтра; подумал о Земле и… хр-р-р… Следующее, что я услышал, была музыка для пробуждения, передаваемая из Центра управления полетом. Динамик просто ревел, пора было просыпаться. Обычно я очень быстро засыпал и крепко спал всю ночь.

Включение музыки для пробуждения было традицией на протяжении нескольких десятилетий реализации программы «Спейс-Шаттл». Экипаж каждое утро будили с Земли песней, выбранной членами семей астронавтов или авиадиспетчерами. Некоторые из этих песен были довольно забавными, некоторые – душевными, а были и такие, которые заставляли подумать: «Что?» Но это была хорошая традиция. Во время «STS-130» лично для меня передавали три песни: Give Me Your Eyes Брэндона Хита, In Wonder в исполнении Newsboys и I’m Gonna Be (500 miles) Стивена Кертиса Чепмена. На седьмой день в космосе, в самом разгаре процесса установки и распаковки тысяч килограммов снаряжения и оборудования, мой товарищ по команде «Стиви-Рэй» Робинсон поставил песню Too Much Stuff Делберта МакКлинтона. Боже мой, как же это было кстати! У Кей Хайр была запись Window от the World Джимми Баффетта, который написал эту песню специально для нашей миссии, потому что мы установили модуль «Купол» – удивительное сооружение с семью окнами, самую крутую вещь, которая когда-либо совершала полет в космос.

В первые несколько ночей в космосе я принимал фенерган, лекарство от укачивания, которое также помогает уснуть, но в принципе оно даже и не требовалось. Когда наступало время сна, я засыпал как младенец. У моих полетов на шаттле и на МКС была одна общая особенность: я не высыпался. Но во время 200-дневной миссии я наверстывал упущенное по воскресеньям: выключал будильник и иногда спал до полудня. Я думал, если телу нужен сон, оно будет спать, и этот принцип, похоже, работал.

Но в остальные шесть дней в неделю будильник моих часов Omega X-33 честно пищал каждое утро. К счастью, для экипажей МКС не была предусмотрена музыка для пробуждения.

Во время длительной миссии у каждого из нас был собственный жилой отсек. Это была отдельная каюта размером с телефонную будку. Помимо того, что наличие личного пространства было очень важным для нашего психологического благополучия, оно также отлично подходило для сна. Я не пристегивал спальный мешок к стене, а просто плавал в нем в моей маленькой каюте. Я полностью укладывался в спальный мешок, засовывал в него голову, руки и все остальное. Поток воздуха из вентиляционных отверстий кабины медленно вращал меня таким образом, что каждое утро я просыпался в одном и том же углу. Это было забавно, как будто тебе семь лет, тобой недоволен учитель и приходится стоять в углу. Парение в невесомости без сенсорных ощущений, с закрытыми глазами, без звуков – это было потрясающе и сюрреалистично. Кажется, что ты один во Вселенной и нет ничего, кроме твоего тела, ведь все остальное просто растворяется в темноте. Мой разум никогда не был так свободен от хаоса. Друг рассказывал о похожих ощущениях, которые он испытывал, ныряя на большую глубину в гигантском темном озере, расположенном внутри пещеры. Я думаю, что это близкий к моему опыт, но плыть в космической невесомости в полной темноте – в этом есть что-то возвышенное.

Одна из лучших вещей, которые можно было делать ночью – это надевать наушники Bose и слушать музыку, пока засыпаешь. В течение месяца я слушал Ханса Циммера и его саундтрек «Интерстеллар». Примерно через четыре месяца в космосе наши российские коллеги получили от своего психолога MP3-файлы «Звуки Земли», и всей команде они очень понравились. Падающие капли дождя, плеск волн, звуки джунглей, шум многолюдного кафе. Эти звуки связывали меня с нашей планетой больше, чем я думал, и в итоге на протяжении месяца я засыпал под шум дождя.

Мне часто задают один вопрос: «Вы видели сны в космосе?» В тот месяц мне часто снилась Земля, особенно когда я засыпал под звуки дождя. Бывали сны, в которых я находился в разных причудливых местах и с людьми, которых не видел уже много лет. Я помню один особенно подробный и страшный сон: я лазал по заброшенным домам и фортам в лесу на Земле, и кто-то или что-то преследовало меня. Было не слишком приятно после такого яркого и осязаемого пребывания во сне на Земле проснуться в невесомости, затем вытаскивать наушники из ушей, снимать повязку с глаз, слышать непрерывный гул вентиляторов и видеть искусственное освещение каюты. Сон в невесомости был одним из самых потрясающих впечатлений в моей жизни, несмотря на то, что иногда сны были пугающими. Он был даже более впечатляющим, чем я себе представлял до того, как покинул Землю.

Интересно то, что, когда я не слушал дождь или другие звуки Земли, мои мечты были о космосе. О том, как я плыву через темные поля астероидов, не на космическом корабле, а просто двигаясь сквозь черноту космоса, пытаясь избежать столкновения с серыми астероидами. Интересно, думал ли я подсознательно об опасности падения космического мусора на МКС? Мои сны не были кошмарами, но я думаю, что они улавливали сущность космоса. Обычно, когда речь заходит о космосе, мы вспоминаем о планетах, галактиках и туманностях, но реальность такова, что подавляющее большинство из них – это всего лишь темная, холодная чернота. И мои сны часто приводили меня туда.