Текст книги "Как стать астронавтом? Все, что вам следует знать, прежде чем вы покинете Землю"

41. Один в безвоздушном пространстве
Как проходит выход в открытый космос

Лучший совет по выходу в открытый космос, который я когда-либо получал, был от моего коллеги Рика Мастраккио. Примерно за четыре месяца до запуска он отвел меня в сторону в спортзале для астронавтов и дал мне, тогда еще новичку, совет опытного космического путешественника: «Если ты двигаешься медленно, значит, ты двигаешься слишком быстро». Просто, остроумно, подозрительно с грамматической точки зрения, но по делу.

Этот совет содержит крупицу мудрости, которой должен овладеть каждый астронавт, выходящий в открытый космос. Лично я всегда предпочитал учиться на примерах других – пусть они делают ошибки и учатся на собственном горьком опыте; пусть они, но только не я! Эта глава – своеобразный «винегрет» советов, которые вам следует принять к сведению, если вы когда-нибудь окажетесь в скафандре, прикрепленном к МКС 42-метровым тросом, с открытым люком и услышите команду из Хьюстона: «Выход в открытый космос!»

Начнем с первого выхода. Я находился в шлюзе в течение почти целого часа, пока проходила процедура снижения давления, затем мы открыли люк, и мой товарищ вышел наружу, когда я протянул ему его снаряжение. Несмотря на то, что я подвергался воздействию вакуума, я не чувствовал его. До тех пор, пока мое тело ногами вперед, сантиметр за сантиметром, не проскользнуло через люк. И я стал свидетелем самого великолепного, захватывающего восхода солнца из-за горизонта, находящегося в тысячах километров от меня. Это было зрелище, которое вы даже не сможете себе представить. Внизу, на планете, еще была ночь, такая черная-пречерная ночь, какой я никогда не видел. Вначале я хотел убедиться в том, что у меня нет головокружения, о вероятности возникновения которого меня предупреждали несколько коллег. Поэтому я привязал страховочный трос к поручню перед собой и отпустил себя. Руки были свободны. Я парил в вакууме, наблюдая за Землей, которая плыла со скоростью 8 км/ч на расстоянии более 400 километров, внизу, в неясном свете раннего утра. Я никогда не забуду этот момент. Я уверен, что нечто подобное запечатлено в душе каждого, кто выходил в открытый космос. И, как это часто бывает в космосе, надо было сразу же приниматься за работу.

Но перед этим грандиозным моментом нужно подготовить все наше оборудование, поэтому сначала начнем со страховочных тросов. Все, с чем вы выходите в открытый космос, должно быть присоединено, к чему-то, что, в свою очередь, еще к чему-то прикреплено и т. д. Когда я смотрю видео, которое снял камерой GoPro во время выхода в открытый космос, просто поражаюсь, насколько загроможденной была область перед моей грудью. Сначала основная часть скафандра, затем большая часть инструментов, которые я взял с собой, потом большие, следом еще больше и самые большие ранцы со снаряжением, часть которых была прицеплена ко мне, другие я нес в руках. И не забудьте про фотоаппарат – большая профессиональная камера, размеры которой увеличились вдвое, потому что она находилась внутри переносного ящика для работы в космосе, защищенного специальным покрытием. И этот список можно было продолжить. Было очень много вещей, за которыми приходилось наблюдать: каждый предмет присоединен тонким тросом, который, кажется, так и норовил обмотаться вокруг какого-нибудь другого предмета.

Есть несколько разновидностей тросов. Сами астронавты прикрепляются к МКС при помощи ERCM (страховочный трос, аббревиатура НАСА). Это довольно большое устройство размером с коробку для завтрака и в форме ореха, внутри которого 25 или 16 метров плетеного металлического кабеля, который одним концом прикреплен к скафандру, а другим – к МКС. Ни с одной из сторон он не снимается без предварительной установки нового троса. Принцип «построй, прежде чем ломать» – основной принцип управления тросом во время выхода в открытый космос. За несколько лет до моих выходов за пределы станции нашей команде по тренировкам в безвоздушном пространстве пришла в голову гениальная идея – сделать комплект страховочных тросов, который будет состоять из двух тросов, последовательно соединенных друг с другом, и таким образом у астронавта появится возможность удаляться от МКС на 50 метров. Это было новаторским улучшением. Старая система, в которой был только один ERCM, не позволяла нам далеко уйти от воздушного шлюза без установки нового троса, а этот процесс был трудоемким и тяжелым. Новый набор страховочных тросов позволил бы нам отойти от воздушного шлюза, который был отправной точкой для всех выходов в открытый космос, и позволил бы добраться практически до любого места на станции. Гениальная идея.

Наличие страховочного троса – это одно, а его отслеживание – совершенно другое дело. Пока ползаем по поверхности станции, мы должны тянуть трос, удерживая его руками, оборачивая вокруг поручней или других неподвижных частей, чтобы удерживать его поблизости от поверхности станции.

Мы называем это «направляющим блоком бедняка», когда вы просто прокладываете трос за деталью оборудования, как, например, при подвешивании рождественской гирлянды. Однако иногда требуется более существенный способ для удержания троса на месте, поэтому мы прикрепляем тканевый трос к детали, к которой будем крепить страховочный, а потом обматываем его вокруг этой детали и страховочного троса, надежно закрепляя на месте. Как будто вы забиваете специальный крючок, чтобы закрепить вашу рождественскую гирлянду. Важно всегда знать, где находится страховочный трос и не перепутать его с тросом вашего ведомого или чем-либо еще. Это мы уже проходили. Хуже может быть только ситуация, когда ваш ведомый установил часть оборудования поверх вашего троса, в этом случае вы застрянете в космосе, пока он не снимет это оборудование.

Большинство более мелких деталей или инструментов прикрепляются с помощью RET (малый страховочный трос, аббревиатура НАСА). Эти устройства размером с телефон-раскладушку, внутри каждого из них около метра или чуть более тканевого троса. Они применялись для того, чтобы удерживать все, что мы выносим с собой за пределы МКС. Обычно при каждом выходе в открытый космос мы использовали от десяти до двадцати таких тросов, а иногда и больше. RET – не только существительное, но и глагол, поэтому смысл фразы "RET to that CLB before releasing it from the BRT to transfer to EV2" («Привяжись к этому CLB до того, как освободишь его от BRT, чтобы передать EV2») могут понять только 400 человек в Космическом центре им. Джонсона; для других людей на Земле эта фраза будет лишена какого-либо смысла. Но это также может быть и глагол – "LEE is RET’d to the ball stack" («Ли привязан к сцепному шару штабеля»). Я никогда не слышал, чтобы оно употреблялось как прилагательное, но и это не исключено, тем более что я кое-что понимал в математике и не заметил бы разницы.

Другой широко используемый трос – AET, это регулируемый тканевый трос. Он предназначен для того, чтобы выдерживать экстремальные температуры в безвоздушном пространстве космоса. Этот трос размером с небольшой пояс может использоваться для удержания вещей на месте. Вы прикрепляете «регулируемый пояс» к выступу, туго затягиваете, и предмет, который он удерживает, теперь прикреплен к станции. Таким образом, крупная деталь оборудования весом в несколько сотен килограммов может быть прикреплена к месту временного хранения при помощи AET, потому что в этих тросах практически нет натяжения. Также следует отметить, что слово «регулируемый» является прилагательным, поэтому его использование в качестве глагола или определения звучит очень по-дилетантски. Это для специалистов по грамматике…

Есть еще несколько экзотических привязок, в первую очередь это MWS EE, иными словами, захватное устройство. Это миниатюрная рабочая станция с концевым захватом, который выглядит как большой металлический коготь размером с лыжную перчатку на выдвижной тканевой веревке прямо перед вашей грудью. Оказавшись на рабочем месте, вы прикрепляете его к поручню, и он не дает вам уплыть в ненужном направлении. Я обнаружил, что это чрезвычайно полезный инструмент, хотя и не настоящий страховочный трос. Но один из моих друзей однажды воспользовался им, а зажимной механизм сломался. Если бы это была его единственная привязка к станции, он бы уплыл в космос. Но, к счастью, это было не так. Я всегда использовал этот способ привязки в качестве дополнительного, в основном как веревку, которой привязываешься к структуре перед собой, чтобы удержаться на месте.

Еще одно похожее устройство, которое на самом деле не является тросом, хотя его официальная аббревиатура НАСА – BRT (привязь для тела). Это большой металлический шланг длиной 60 сантиметров, прикрепленный к левой стороне скафандра. У него на конце большой уродливый металлический зажим, и, чтобы его открыть, нужно сильно сжать его руками в перчатках. Он предназначен для того, чтобы закрепиться на поручне. Как только зажим установлен в нужном месте и BRT ориентирован в нужном направлении, вы поворачиваете конец устройства, как если бы натягивали шланг на кран, и весь механизм застывает, теряя гибкость. Это гениальная система, ее разработка, должно быть, была воплощением мечты инженера-механика. Хотя для того, чтобы манипулировать этим устройством, приходится прикладывать физическую силу, но когда оно зажато и закреплено, вы достаточно хорошо удерживаетесь на месте, что позволяет использовать обе руки для другой работы. Вы закреплены не так прочно, как тогда, когда вы стоите двумя ногами на APFR (ограничитель для ног, аббревиатура НАСА), но очень удобно. И настройка устройства занимает всего лишь около 30 секунд. В то время как для того, чтобы извлечь APFR, установить и сложить после того, как вы закончите им пользоваться, потребуется тридцать минут и иногда даже больше.

Помимо управления тросами и оборудованием вы должны уметь находить свой путь, будучи снаружи МКС. Это может показаться несложным, когда светит Солнце: посмотреть вокруг при свете дня, чтобы определить, где вы находитесь – довольно простая задача. Но ночью – совсем другое дело. Когда в космосе ночь – там темно. Я хочу сказать, что там действительно очень и очень темно. И хотя у вас включен налобный фонарь, его узкий луч света показывает лишь то, что находится прямо перед вами, как, например, у скафандров в большинстве космических фильмов. Обычно в нескольких местах станции установлены и включены осветители, но они не дают общей картины, чтобы вы могли понять, куда двигаться – вверх или вниз. Это похоже на луч прожектора на крыльце заднего двора в очень темную ночь. Поэтому вам придется отслеживать и запоминать свои передвижения, чтобы понимать, где вы находитесь. Мы называем это ситуационной ориентацией. Этот навык полезен во всех аспектах работы астронавта, летчика-истребителя и в жизни в целом. Есть несколько довольно забавных историй о парнях, которые заблудились. Им, по правде говоря, приходилось ползать по поверхности станции до тех пор, пока они не натыкались на что-то, что могли узнать. Это создавало неловкие ситуации и отнимало много времени. К счастью, со мной такого никогда не случалось. Но кто я такой, чтобы судить других? Есть те, у кого такие ситуации случались, и те, у кого это еще произойдет.

Также интересно пройти через дневной/ночной цикл за пределами МКС. Центр управления полетом предупреждает астронавтов о том, когда солнце будет вставать или заходить. Если вы когда-нибудь послушаете аудиозаписи разговоров НАСА с астронавтами, которые находятся в открытом космосе, вы рано или поздно услышите эту фразу: «Две минуты до восхода – заката». Это предупреждение экипажа о том, что в ближайшее время им придется опустить или поднять солнцезащитный щиток. На шлеме также есть набор лампочек, которые вы теоретически можете выключать через каждые сорок пять минут, но я своими так и не пользовался. Чтобы нажать кнопки на верхней части шлема и включить свет, потребуется поднять руки вверх, а для этого нужно время и дополнительные мышечные усилия, а я не хотел тратить лишнюю энергию.

Когда солнце встает, бывает очень жарко, температура поднимается примерно до +250 градусов. Я думаю, что это по Фаренгейту, потому что никто не уточнял, по какой системе измерений это определялось. А после захода солнца было –250 градусов, думаю, тоже по Фаренгейту, потому что при –250 °C это был бы абсолютный нуль. Одним из последствий холодной ночи становится сильное замерзание пальцев, как при катании на лыжах. Поэтому НАСА добавило в перчатки обогреватели с аккумуляторным питанием. Они включаются с помощью тканевого язычка на тыльной стороне перчаток, но, чтобы схватить его и дернуть, потребуется изрядное количество усилий. Но я никогда не возился с обогревателями, потому что мои пальцы никогда не замерзали. За исключением одного раза.

Перед каждым моим выходом в открытый космос у нас были брифинги с инженерами, которые находились на Земле. Они рассказывали, когда, по их прогнозам, будет холодно или жарко. Почти для всех моих трех выходов в открытый космос, а это в общей сложности более девятнадцати часов в безвоздушном пространстве, была предсказана хорошая и комфортная погода, за исключением двух моментов – очень холодного и очень горячего. Я отчетливо помню первый: я внезапно сильно замерз и вспомнил, что инженеры по выходам в открытый космос дали точные прогнозы по этим времени и месту. Круто! Я уже было собрался включить обогреватели для перчаток, когда заметил, что Солнце вот-вот взойдет, поэтому решил подождать несколько секунд. Конечно же, как только над горизонтом появился ослепительный свет Солнца, мой озноб моментально исчез. Это было впечатляюще! Миллионы тонн частиц, участвующих в ядерном синтезе каждую секунду, обеспечивают обогрев Солнечной системы! Это заставило меня понять, насколько холодно может быть в большей части Вселенной, вдали от тепла нашего Солнца.

В другой раз я находился рядом с фасадом станции, перед носовой частью «Узла-2», там расположен модуль РМА-2, к которому был пристыкован мой космический шаттл и где в будущем будут пристыковываться капсулы с людьми. Внезапно я почувствовал ни на что не похожую жару, в мое тело как будто начали втыкать иглы с булавками. Тело интуитивно понимало, что это было тепло, но ощущения были другими, как от воздействия энергии инфракрасного излучения: они отличались от обычных ощущений от воздействия горячего воздуха. Это произошло точно в то время и в том месте, которые мне указали инженеры с Земли. Я переместился в сторону, примерно на метр отодвинувшись от потока инфракрасного излучения, которое исходило с угольно-черной поверхности PMA-2 и затем отражалось от блестящего алюминиевого корпуса «Узла-2», и мне сразу же снова стало комфортно. Это было захватывающе – чувствовать внутри своего тела воздействие экстремальной тепловой среды хотя бы несколько мгновений. Казалось, что я походил на муравья, которого двенадцатилетний ребенок стремится расплавить под увеличительным стеклом. Только сейчас сам Бог плавил меня.

Во время трех выходов в открытый космос мне нужно было выполнить две основные задачи. Сначала я прокладывал кабель, как Ларри Кабельщик. Эта работа заключалась в прокладывании силового кабеля и кабеля для передачи данных от центрального узла станции до стыковочных портов и радиоантенн, которые будут использоваться будущими капсулами. В итоге мы установили более 120 метров кабеля. Это больше, чем когда-либо было сделано за один проект. Эта задача была низкотехничной. Мы доставляли на место большие мешки с кабелями, на которые уже была нанесена маркировка и которые уже были уложены в том порядке, в котором их следовало вынимать, а затем прикрепляли мешки у исходной позиции. Первым шагом было подключение одного конца кабеля к электронному блоку. После этого кабель уже был закреплен и не было необходимости привязывать его тросами, что было для нас большим облегчением. Затем мы выкатывали бухту кабеля из мешка для хранения, прикрепляя его к станции каждые 3 метра или около того при помощи проволочных стяжек – кусков жесткой проволоки длиной около 60 сантиметров, которые обматывали вокруг неподвижных конструкций станции, перекручивая их концы, как если бы обвязывали бечевкой буханку хлеба. Разница была лишь в том, что эти стяжки работают в экстремальных условиях космоса и стоимость каждой из них составляет несколько сотен долларов. Низкотехничное решение в высокотехнологичном исполнении – наилучший пример новаторского подхода.

Вторая задача состояла в смазке роботизированной руки станции, которая находилась в экстремальных условиях космической среды уже более десяти лет, и ее сочленения уже начинали понемногу изнашиваться и поскрипывать. А достижение этой цели подразумевало тесную координацию между мной и Самантой Кристофоретти, которая находилась внутри МКС, управляя роботизированной рукой. Я был рядом с воздушным шлюзом, стабилизированный при помощи APFR, вооруженный смазочным пистолетом и инструментами, полностью готовый к работе. Саманта манипулировала роботизированной рукой, которая двигалась прямо передо мной. Мне нужно было нанести смазку на неходовой болт или механизм руки, после чего Саманта быстро вращала ее, чтобы подставить мне следующее проблемное звено. Она так быстро и эффективно управляла роботизированной рукой, что мы смогли нанести смазку на все ее ключевые детали за отведенные нам для этого два с половиной часа. Позднее мне сказали, что это был первый раз, когда команда смогла успешно выполнить все требуемые задачи, и все это благодаря Саманте.

Нанесение смазки было довольно простым процессом, но и тут не обошлось без нескольких смешных ситуаций. Начнем с самого инструмента для смазки. Помните проволочную стяжку? Ну вот: мы взяли ее и распрямили; клейкой лентой для герметизации приклеили к одному концу отвертку, а другой конец согнули таким образом, чтобы получился V-образный лоток, который, как вы уже догадались, мы закрыли изолентой. Таким образом, мы изготовили наш смазочный инструмент, еще одно низкотехничное решение другой высокотехнологичной проблемы. Вооруженный гигантским шприцем для смазки, который был у меня в одной руке, и инструментом для смазки в другой руке, я впрыснул смазку в V-образный лоток, а затем отвернулся, чтобы спрятать смазочный пистолет. Когда я посмотрел обратно, увидел, что смазка исчезла с поддона смазочного инструмента. Я оглянулся, чтобы посмотреть, не подшучивает ли надо мной кто-нибудь из товарищей по команде, но нет, конечно же я был один. Я не стал задумываться об этом, добавил еще смазки и продолжил процедуру, неторопливо обрабатывая каждый из неходовых болтов по очереди. Через полтора часа этого процесса я снова спрятал шприц для смазки в чехол, но на этот раз краем глаза увидел, как смазка медленно выплывает из лотка в темноту космоса. Я думаю, что кричал, как в замедленной съемке: «Неееет», поняв, что произошло с первым кусочком смазки. Я рассказал об этом Хьюстону, который посоветовал не беспокоиться, просто добавить в лоток еще немного смазки и надавить.

Перенесемся на несколько месяцев вперед. Я уже вернулся на Землю, сидел за своим столом, отвечая на электронные письма, когда вошел один из коллег, работавший над программой обслуживания станции. Он сказал: «Терри, тебе это может показаться интересным». Он показал мне фотографию станции, сделанную из открытого космоса ее новым экипажем. На фотографии был изображен один из радиаторов правого борта. Серия больших белых плоских панелей с явно видимым дефектом на поверхности. Когда мы увеличили изображение в формате JPEG, стало ясно, что это коричневое пятно было каплей жира. Мы хорошо посмеялись над этим – я оставил неизгладимый след на внешней стороне станции, и это было потрясающе.

Обычно я говорил, что из 500 индивидуальных задач, которые нужно было выполнить во время каждого выхода в открытый космос, 499 были необязательными. Единственное, что нужно было сделать обязательно – это закрыть за собой люк после завершения выхода в открытый космос. Даже если вам не удается открыть его в начале выхода в открытый космос, это не самое худшее, что может произойти. Даже если вы рассердитесь из-за этого, внутри МКС вы будете в безопасности. Однако, если в конце выхода в открытый космос вы не закроете люк, вы не сможете восстановить заполнение шлюза воздухом и обеспечить его герметичность и в результате останетесь в космосе на всю свою оставшуюся жизнь, думая о том, как бы закрыть его. Иногда оказывается, что люк может быть особенно привередливым. Я слышал рассказы других бригад, которые почти измотали себя в попытках открыть или закрыть люк. К сожалению, я узнал эти истории только после своего полета! В конце третьего выхода в открытый космос мне впервые пришлось закрыть люк самому. И это была настоящая борьба, в конце которой я с трудом перевел дух.

Чтобы отчетливо представить задачу закрытия люка, вообразите себя лежащим на животе на полу, смотрящим вниз, а перед вами – большой, размером с окно, люк. Вам понадобится одна рука, чтобы удерживать ваше тело в этом положении, потому что вы будете плыть в невесомости, а другая рука будет удерживать верхнюю ручку люка; еще одна рука нужна, чтобы удерживать нижнюю ручку, потому что сам люк в основном свободно плавает в невесомости, и его нужно стабилизировать. Вам необходима еще одна рука, чтобы повернуть защелку и плотно запечатать люк, как только он будет закрыт. Это была борьба. Я доставал верхнюю часть люка, чтобы прижать к затвору, но тогда выскакивала нижняя часть. Я хватался за нижнюю ручку и надавливал на нее, но теперь выскакивала верхняя часть. Конечно, хорошо было бы иметь третью руку. В течение всего этого времени мой товарищ был совершенно бесполезен, потому что находился по другую сторону шлюза, головой в другом направлении, и поэтому не мог видеть, что я делал, и не мог дотянуться до люка. В конце концов я понял, как плотно прижать люк к затвору; затем схватил защелку и начал ее вращать, чтобы вернуть в положение блокировки. Тут, конечно, хорошо было бы иметь четвертую руку. На защелке была стрелка, указывающая движение в направлении часовой стрелки, поэтому я повернул ее в этом направлении и почувствовал, что механизм движется, но контакта не происходит. Я продолжал вращать защелку, изо всех сил пытаясь удерживать люк на месте, прижатым к затвору. Я вращал выпуклую ручку, покрываясь потом от этих усилий, сжигающих большое количество энергии, одновременно сражаясь с герметичным и громоздким скафандром.

А потом я наконец-то прочитал этикетку на стрелке. По часовой стрелке надо было не закрывать, а открывать люк! Я подумал (не вслух) какие-то очень плохие слова, повернул защелку против часовой стрелки, и – вуаля! – люк был закрыт и плотно запечатан. И я задался вопросом: «С какой стати при нанесении единственной метки для указания направления была выбрана метка с направлением “открыть”?» Я тихонько посмеялся над собой, мы повторно загерметизировали шлюз, и все было хорошо. Но из этой ситуации я извлек несколько уроков. Следует конструировать люки, для открытия/закрытия которых не требуется усилий четырех рук, и стрелки на них должны указывать продуманное направление.

В процессе повторной герметизации воздушного шлюза во время моего второго выхода в открытый космос я обратил внимание на то, что на щитке шлема скапливается вода. Мне показалось это нормальным. Наверное, пот капал с лица и собирался там, потому что я смотрел вниз. А потом я вспомнил, что нахожусь в космосе, а там вода ни на что не падает, она плавает в невесомости! Воды становилось с каждой минутой все больше и больше. На мне был скафандр с серийным номером 3005, предрасположенный к протеканию небольшого количества воды, которая просачивалась наружу, особенно при повторной герметизации. Но сейчас ее количество было значительно больше, чем несколько капель, и оно увеличивалось. НАСА уделяло очень большое внимание этой проблеме, поскольку за два года до этого один из моих коллег – Лука Пармитано – чуть не утонул в своем скафандре во время выхода в открытый космос. После той тревожной ситуации было введено большое количество самых разных процедур для снижения риска, таких как установка дыхательной трубки внутри скафандра и добавление впитывающей прокладки в шлем.

Вода продолжала прибывать, она уже покрывала весь мой щиток, затылок был совсем влажным, когда я наконец-то решился сделать звонок. «Хьюстон, это EV2, у меня в шлеме скопилось немного воды. Вероятно, это связано с проблемами, которые есть у 3005, но я хотел сообщить вам, потому что вода уже закрывает щиток, и я чувствую ее в задней части шлема». Я не решался позвонить ранее, потому что знал, что это вызовет тревогу на Земле, подключится много людей, в том числе пресса. И я оказался прав. В тот день, пока моя дочь ехала из школы домой, она услышала по радио: «Астронавт Терри Вёртс находится в открытом космосе, в шлеме его скафандра скапливается вода, он может утонуть». Произошло именно то, чего я так не хотел. Но я гордился тем, насколько спокойно команда управления полетом в Хьюстоне справилась с этой ситуацией. Мы продолжили нормальную герметизацию шлюзовой камеры, и я быстро, но без излишней спешки снял свой скафандр.

Мой товарищ Антон Шкаплеров приплыл из российского сегмента, чтобы помочь Саманте. Он воспользовался шприцем, чтобы измерить точное количество воды, скопившейся в шлеме. Это измерение позволило мне повторно выйти в открытый космос в том же скафандре, под номером 3005, потому что наши инженеры смогли купировать источник воды до уровня безобидной утечки. Если бы у нас не было данных о количестве воды, полученных с помощью шприца, инженеры НАСА и по сей день проводили бы встречи, пытаясь решить, стоит или нет отправлять меня в открытый космос.

99 % времени, проведенного за стенами МКС, я был занят работой. У меня перед глазами всегда было много оборудования и систем станции. Я постоянно следил за аппаратурой, привязными тросами, сверялся со списком текущих дел. Я никогда не чувствовал себя таким занятым, как во время трех выходов в открытый космос: там не было времени, чтобы просто передохнуть и сделать несколько фотографий. Однако во время второго выхода был один момент, когда я смог передохнуть несколько секунд. Я воспользовался этой возможностью, чтобы повернуться лицом к космосу и посмотреть на него. То, что я увидел, изменило мой взгляд на жизнь. Это был великолепнейший восход солнца: он простирался от горизонта до горизонта и заполнял все поле моего зрения. Он начинался справа с насыщенного синего цвета, постепенно превращался в четкие линии оранжевого, красного и розового цветов. Внизу была Земля, черная как уголь. Выше была бесконечность, чернее самой темной ночи, которую вы когда-либо видели. Единственным звуками, которые я слышал, были слабое пронзительное завывание вентилятора скафандра и мое собственное дыхание, и в течение нескольких великолепных секунд не было никого кроме нас – только я и Вселенная. Казалось, что я смотрю взглядом, каким Бог смотрел на свое творение, и вижу то, что люди не должны были видеть. Думалось, я слышу, как он говорит мне: «Я существую». И все, просто: «Я существую». Нет таких прилагательных, с помощью которых можно было бы соответствующим образом описать этот момент, поэтому я не буду мучить наш язык, пытаясь сделать это. Но вы можете сделать все от вас зависящее, чтобы представить это в своем воображении.

А потом мне пришлось вернуться к работе: надо было подключить кабель питания к лотку на PMA-2, который в конечном итоге будет подключен к стыковочному кольцу капсулы.

Вы уловили суть. Этот момент стал микрокосмом семи месяцев моего пребывания в космосе. Непрерывное противопоставление возвышенного и обыденного. Начиная с первых восьми с половиной минут во время запуска «Индевора» до последнего дня моей 200-дневной миссии на МКС, 99 % моего времени было потрачено на ремонт оборудования, складирование снаряжения, нанесение смазки на болты и бег по беговой дорожке. И только 1 % времени был потрачен на то, чтобы услышать Бога и посмотреть на его творение под таким ракурсом, под которым я даже не считал возможным его увидеть.

Поэтому, если вы планируете выход в открытый космос, помните следующее: следите за своими страховочными тросами; не совершайте промахов с инструментами для смазки оборудования; поверните ручку люка против часовой стрелки, чтобы закрыть его; потратьте несколько минут, чтобы посмотреть на Вселенную и услышать Бога. Капли воды в космосе не падают. И самое главное: тише едешь – дальше будешь.