Текст книги "Продолжение праздника крови"

Глава 37

Странная история. – Прибытие толпы к поместью и ее рассеивание.

– Вы найдете, что время, которое прошло с той нашей встречи в Лондоне было богато разного рода событиями.

– Значит вам было весело, – сказал мистер Чиллингворт.

– Как сказать, произошел ряд событий, которые все изменили, они сделали жизнь даже более мрачной, чем можно себе представить: но я скажу вам откровенно, и в это время вы можете спокойно наблюдать за поместьем. Вы хорошо знали, что у меня было большое наследство и крупные финансовые ресурсы, а также склонность к трате.

– Я помню, но вы были в то время женаты, правда?

– Да, я был, – с грустью сказал незнакомец, – я был тогда женат.

– А сейчас?

– Я вдовец.

Казалось, что незнакомец был сильно опечален, но через несколько секунд он продолжил:

– Сейчас я вдовец. В некоторой степени я хочу вам рассказать и о моем браке. Я не был женат долго, я имею в виду очень долго, у меня есть один ребенок, еще не совсем взрослый, хотя и в возрасте, когда уже многое понятно. Она еще продолжает свое образование. Я очень рано пристрастился к азартным играм. В костях было свое очарование, об этом знают все, кто были вовлечены в игру. Это очень зачаровывает.

– Я слышал об этом, – сказал мистер Чиллингворт, – хотя что до меня, я нашел жену и овладевал профессией, поэтому не мог себе позволить тратить время и деньги на что-то иное.

– Это так. Я бы очень хотел, чтобы было так, чтобы я никогда не входил в эти дома, где людей лишают их денег и воли, потому что перед столом для азартных игр у вас нет свободы, вас несет течением компания других людей. Сколько людей избежало разрушения? Никто не избежал его. Я уверен, что люди были околдованы. Только полное банкротство дает человеку понимание того, что он рвался вперед без мыслей и раздумий. И как ошибочны были все его надежды, которые он лелеял! Да, банкротство, полное разорение, только оно может сделать это. Но увы! Слишком поздно, самое худшее уже произошло. Вскоре после свадьбы я столкнулся с человеком по имени Шевалье Джон. Он был мировым человеком во всех смыслах слова, он был искушенным в светских делах. Я никогда не видел людей с таким самообладанием и самоуверенностью. Он никогда не терялся, и, чтобы ни случилось, никогда не удивлялся и не огорчался. Эти два качества, думал он, не следовало показывать в обществе.

– В самом деле?

– Он был странным человеком, очень странным.

– Он играл в азартные игры?

– Трудно дать вам правильный и прямой ответ. Должен сказать да, хотя он не выигрывал и не проигрывал много. Но я часто думал, что он был больше связан с теми, с кем такое случалось, чем он выдавал.

– Это подтвердилось? – поинтересовался мистер Чиллингворт.

– Вы узнаете из продолжения рассказа и сможете понять сами. Я думал, что да. Итак, он впервые привел меня в роскошный салун, где проводились азартные игры. Мы сходили в оперу. Когда мы вышли, он предложил поужинать в доме, где его хорошо знали, и где он любил проводить вечера после оперы до того времени как пойдет спать. Я согласился. Я не видел причины не согласиться. Мы пошли туда, я много лет горько сожалел, что сделал это. И жалею по сей день.

– Ваше раскаяние искреннее и прочное, – сказал мистер Чиллингворт.

– Да, но тогда я ни о чем не думал. В этом месте все сияло и вино было хорошим. Это было что-то вроде рая до грехопадения. Когда мы выпили вина, галантный кавалер сказал мне:

– Мне очень хочется увидеть запоздавшего друга, он в игорном доме. Пойдете со мной?

– Я колебался. Я боялся идти в место, где совершался грех. Тогда я был благоразумным человеком. Я сказал ему:

– Нет Джон, я подожду тебя здесь; вино здесь хорошее, мне этого достаточно.

– Ну оставайся, – сказал он улыбаясь, – но помни, что я играю или редко или вообще не играю, почему тебе не быть таким же?

– Я пойду, но я не буду играть.

– Конечно нет. Ты просто посмотришь на игру и уйдешь в любой момент, когда тебе вздумается, ни о чем не думай, будь самостоятелен.»

– Я встал, мы пришли туда и позвали одного из людей, которые были там, они были фактически сторожами и привратниками ада. Нас повели через длинный коридор и провели через пару дверей, которые хорошо охранялись и практически исключали возможность вторжения сюда. После этоих темных мест мы внезапно оказались в месте, где были поражены сиянием и великолепием этого салуна. Он не был таким большим как тот, откуда мы пришли, но по обстановке этот превосходил тот.

– Сначала я не мог разглядеть людей, которые были в комнате, где мы оказались. Как только мои глаза начали работать, я увидел много хорошо одетых людей, которые были поглощены игрой, и которые не обращали внимания ни на кого, кто входил. В течение нескольких минут мы ни с кем не разговаривали, а просто смотрели. Я видел людей, вовлеченных в игру, некоторые с вдумчивостью, некоторые с большой беспечностью, деньги меняли руки без всяких замечаний. Играющие болтали друг с другом. Стояло жужжание от разговоров. Но нельзя было различить, что они говорили, разве что если внимательно прислушаться вблизи человека, который говорил.

– Ну как, – сказал Джон, – что ты думаешь об этом месте?

– Я? – ответил я. – Я не думал, что увижу такое место.

– Оно прекрасно, не правда ли?

– Оно хорошо отделано. Здесь много посетителей, – сказал я, – гораздо больше, чем я ожидал.

– Да, все они настоящие игроки, люди с деньгами и с высокими чинами, нет никого в поношенной одежде, кто имеет только то, что выиграл.

– Да!

– И кроме того, – добавил он, – здесь часто можно завести нужные знакомства. Я не имею в виду за игрой, потому что тебе нет необходимости играть, или, если ты хочешь сыграть, делать очень большие ставки.

– Точно.

– Многим людям не посчастливилось даже приблизиться к этим столам и сесть за игру. Некоторые небогатые люди ставили все свое имущество и оставались нищими.

– Правда? – спросил я.

– Но люди, которые знают себя, свои возможности, и решаются играть, очень часто приходят и делают немалые состояния.

– Вы видите своего друга? – поинтересовался я.

– Нет, не вижу. Я спрошу, был ли он здесь. Если нет, то мы уйдем.

– Он оставил меня на короткое время, чтобы пойти разузнать, я стоял и смотрел на игорный стол, за которым сидело четыре игрока, которые, казалось, были вовлечены в приятную игру. Когда выигрывала другая сторона, они выглядели мрачно, а когда другая сторона проигрывала, – они улыбались и выглядели очень счастливыми. Я вышел, потому что галантный кавалер долго не возвращался. Тогда я заметил как один джентльмен встал из-за стола. Судя по всему он проиграл. Я стоял у стула, бездумно держась за руку. Затем сел ни о чем не думая и ничего не говоря, и обнаружил, что я – за игорным столом.

– Вы играете, сэр?

– Да, сказал я. Едва я произнес эти слова как сразу пожалел о них. Но я забыл их. Я сел и игра сразу же началась.

В течение десяти или пятнадцати минут, проигрывая и выигрывая, я обнаружил у себя в кармане около сто двадцати фунтов, которые честно выиграл.

– А! – сказал галантный кавалер, который в этот момент вернулся. – Я думал ты не будешь играть.

– Я не знаю как это случилось, – сказал я, – но я как-то ненамеренно оказался здесь.

– Я надеюсь вы не проиграли?

– В самом деле нет, – ответил я, – но и выиграл я немного.

– А вам больше и не надо. Вы хотите дать вашему противнику возможность отыграться? Или в другой раз?

– В другой раз, – ответил я.

– Я буду здесь послезавтра и буду к вашим услугам, – сказал противник, затем он поклонился, повернулся и ушел.

– Вы играли с очень богатым человеком, – сказал кавалер.

– В самом деле?

– Да, иногда он проигрывал по три дня подряд, но никогда не жаловался. Он настоящий джентльмен и честный человек.

– Это хорошо, играть с таким человеком, – ответил я, – но я так понимаю, что вы уходите.

– Да, уже поздно, а у меня завтра кое-какие дела, поэтому я должен идти.

– Пойдемте вместе, – сказал я, – на сегодня хватит.

* * *

– Это был мой первый визит, и я думал, что это было хорошее начало, но все было гораздо опаснее. Возможно вероятность проигрыша достаточно эффективно удерживала меня, но, думаю, ни к чему говорить, как все изменилось. Возможно это было желание вернуть убытки, которые у меня были. Так я стал жалким существом, для того чтобы перестать быть которым понадобились долгие годы.

– На следующий же день я пошел встретиться за игорным столом с тем же человеком. Некоторое время я играл с переменным успехом, пока не ушел с небольшим проигрышем, у которого не могло быть серьезных последствий.

Так все и продолжалось. Иногда я выигрывал, иногда проигрывал. Но однажды я выиграл несколько сотен и это побудило меня сделать большие ставки, чем те, которыми я оперировал ранее.

Не хотелось мелочиться как я делал раньше. За три месяца я выиграл двести пятьдесят фунтов, а если бы я был менее боязлив, я бы выиграл двадцать пять тысяч фунтов. О! Я хотел попытать счастья с более высокими ставками.

Решившись на это, я страшно желал начать осуществлять свой план, который, как я надеялся, даст мне гораздо более высокое положение в обществе, чем теперешнее, что было хорошо, это бы сделало меня независимым человеком. Для этого требовалось терпение и больше ничего. Но другой способ мне казался более предпочтительным, потому что на его исполнение требовалось всего несколько месяцев. О, удача! Как изменчива удача! Как изменчиво счастье! Как быстро самые радужные перспективы рушатся и становятся бедствием. Менее чем за месяц я потерял больше, чем у меня было. Тогда я стал играть, чтобы заработать себе на жизнь.

– У моей жены был всего один ребенок. Ее первый и единственный. Младенец у ее груди. Но она изменилась. Потому что изменился я, я стал страшным, грубым и несчастным. Она просила меня приходить домой пораньше, заниматься другими вещами и оставить ту ужасную жизнь, которую я вел.

– Лизи, – сказал я, – мы разорены.

– Разорены? – произнесла она и отшатнулась назад, упав в кресло. – Разорены?

– Да, разорены? Это короткое, но выразительное слово.

– Нет, нет, мы не разорены, я знаю, что ты хочешь сказать, ты имеешь в виду, что мы не можем жить так как жили до этого, мы должны начать экономить, и мы будем экономить, правильно?

– Тебе придется экономить, – сказал я тихо от отчаяния, – потому что секрет раскрыт.

– И мы будем экономить, но ты останешься с нами. Ты не будешь уходить каждую ночь, разрушая свое здоровье и наше счастье, гробя мир и будущее.

– Нет, нет, Лизи, мы не можем стать тем, чем мы были. Дом и все, все, все…

– Господи! – закричала она.

– Бесполезно спрашивать, как я это сделал, потому что все кончено, когда-нибудь ты узнаешь об этом. Мы должны уехать из этого дома и снять жилье.

– Не имеет значения, – сказала она, – мы все вернем, если ты оставишь то общество, которое довело тебя до такого.

– Никто меня к этому не привел, – сказал я, – никто меня не разорял, я все сделал сам. Это только моя вина. Мне нет прощения.

– Я уверена, что ты выкарабкаешься.

– Возможно.

– Помоги мне Господи, – сказала она, – ты плохо обращался со своим ребенком, но это можно исправить.

– Никогда!

– Хватит! Позволь мне встать перед тобой на колени и умолять тебя вести другой образ жизни. Мы можем жить нормально и опять стать теми, кем мы были.

– Мы никогда не сможем, разве что случайно.

– А вот случайно мы действительно никогда не сможем, – ответила она, – если ты переборешь себя, мы сможем все вернуть.

– Я переборю себя.

– И оставишь игорный стол?

– Я не могу ничего обещать, – сказал я, – я могу не выполнить обещания. Поэтому не могу ничего обещать.

– И все же пообещай мне, что покинешь это страшное место, где люди не только теряют свои деньги, но и свои чувства.

Не говори ничего больше, Лизи, если я смогу жить по другому, я буду, но если нет, то я буду продолжать.

– Это, – казалось, – повергло ее в уныние, она заревела.

Я вышел из комнаты и опять пошел в игорный дом, там, ночью, я выиграл несколько фунтов, которые позволили мне увезти жену и ребенка из дома, в котором они жили так долго и привезти их в убогое место, одну комнату, где было очень немного мебели, которая еще не была проиграна мною.

Она восприняла все происходящее гораздо легче, чем я себе представлял. Она выглядела веселой и радостной, она старалась сделать мой дом максимально уютным.

Она очень хотела, чтобы я забыл о прошлом. Она страстно желала отучить меня от азартных игр, но это было невозможно. У меня не было надежды, не было перспектив.

От таких усилий она становилась с каждым днем все бледнее и бледнее. Ее фигура, округлая раньше, стала худой, было видно ее изнурение. Это оказывало на меня пагубное влияние, когда я не выигрывал ничего, что мог принести домой, я не приходил домой по два дня. Вернувшись я находил ее плачущей и вздыхающей. Что я мог сказать? Если я что-нибудь приносил, то мог заставить ее забыть о том, что я отсутствовал.

О! – заявляла она. – Скоро ты обнаружишь меня мертвой. То, что ты делал эти два дня ты будешь продолжать делать очень долго.

– Не ожидай худшего.

– Я не могу по-другому. Если бы ты занимался чем-то другим, а не азартными играми, – сказала она, – я могла бы надеяться. Но сейчас я не надеюсь ни на что.

– Не говори об этом. Мне еще может повезти и ты сможешь быть там же, где была.

– Никогда.

– Но удача непостоянна и возможно повернется ко мне лицом, как это бывало с другими.

– Удача, на самом деле, постоянна, а вот неудача непостоянна.

– Ты предвестница зла.

– О! Если бы я могла предвещать хорошее, я бы была на небесах. Ты когда-нибудь слышал о разоренном игроке, который возвращал себе проигранное тем же способом?

Так мы общались, но наши разговоры были неприятны нам обоим. Наши разговоры стали происходить все реже и они становились все менее продолжительными. Мои ответы не менялись.

– У меня нет других шансов. Мои перспективы ограничены одним этим местом. Если меня лишить его, я никогда не принесу тебе куска хлеба.

День за днем и изо дня в день продолжалось то же самое и я ничуть не стал ближе к успеху. Я все еще был нищим.

Время пролетало, моей маленькой дочери было почти четыре года, но она не знала о горе, в котором жили ее мама с папой. Бедное маленькое существо иногда ело всего раз в день. Ей и жене моя привязанность к игорному дому причиняли много боли. Моим убеждением было: сегодня не повезло, но скоро начнет везти, так не может продолжаться долго, это все для них, все для них.

Я думал, что я должен оставаться в том месте где я был и ждать прилива. Не может он всегда течь в одну сторону, думал я. Я часто слышал, как люди говорили, что если ты решительно продолжаешь играть, в конце концов тебе обязательно повезет.

Если бы я мог, я бы больше никогда не пришел в этот ад.

Приняв решение я придерживался его, я страдал так, как уже никогда страдать не смогу. Фортуна так и не поворачивалась ко мне, несмотря на все мои надежды. Фортуна всегда отворачивалась от меня и не давала возможности вернуть былое.

Я выигрывал максимум несколько фунтов, внешне я старался выглядеть так, как будто зарабатываю по тысяче в год, когда, Бог знает, я не мог накопить и тысячной части этой суммы. Как только что-то зарабатывалось, оно сразу проигрывалось.

Проходил день за днем и ничего не менялось. Я перестал верить в себя от отчаяния, когда однажды придя домой обнаружил, что моя жена была более скорбная и унылая, чем обычно, мне показалось, что она была больна. Я не посмотрел на нее, я редко на нее смотрел, потому что в ее взгляде всегда был упрек. Я не мог его выдержать.

– Хорошо, – сказал я, – я пришел домой к тебе потому, что что-то принес. Не то, что должен был, а то, что смог, ты должна быть удовлетворена!

– Я удовлетворена, – сказала она.

– Где она? – поинтересовался я, оглядывая комнату, и не найдя ребенка.

– Она в кровати, – сказала она.

– Сейчас еще рано.

– Да, но она так просила еды, что я была вынуждена уложить ее спать, чтобы она забыла о голоде. Бедный ребенок. Она очень хотела хлеба.

– Бедный ребенок, – сказал я, – разбуди ее, я кое-что принес.

Моя жена разбудила ее, когда дочь открыла глаза, она стала плакать и просить поесть. Я немедленно дал ей еду. Я видел как она торопливо ела от голода. Вид этого разбил мне сердце. Моя жена пыталась сказать ей, чтобы та не ела так быстро.

– Это плохо, – сказал я.

– Да, но могло быть и хуже, – ответила жена глубоким и пустым голосом.

– Лизи, – произнес я, – что случилось, ты больна?

– Да, очень больна.

– Что с тобой случилось? Ради Бога, скажи мне, – сказал я, потому что был встревожен.

– Я очень больна, – сказала она, – в самом деле очень больна. Я каждый день чувствую как силы покидают меня. Я хочу попить.

– Ты хочешь поесть?

– Хочу и поем, хотя у меня почти пропал аппетит.

– Ешь ради Бога, – сказал я, – завтра я принесу тебе чего-нибудь еще. Ешь и пей, Лизи. Я страдал только ради тебя и ребенка, я сделаю все, что в моих силах.

– В твоих силах, – сказала она, – убить нас. Но увы, больше от тебя никакой пользы. Однажды ты придешь слишком поздно, чтобы застать нас живыми.

– Не говори ничего больше, Лизи, ты не знаешь моих чувств, говоря это. Увы, но у меня нет никакой надежды, никакой помощи, никакого друга.

– Нет, – ответила она, – твоя любовь к азартным играм заставила всех отвернуться от тебя, потому что никто не поможет человеку, помешанному на азартных играх.

– Не говори ничего больше, Лизи, – сказал я, – если не закончится такая жизнь, то закончится моя. Через два дня я вернусь к тебе. До свидания. Да благословит тебя Бог. Береги себя и ребенка.

– Прощай, – сказала она со скорбью.

У нее лились слезы и от горя скручивались руки. Я поспешил уйти. Мое сердце было готово взорваться, я не мог говорить.

Я ходил туда-сюда, чтобы успокоиться, но не мог удержаться, чтобы не пойти в игорный дом. В эту ночь я не пришел домой, я не мог опять ругаться из-за своей невезучести и видеть горе, которое постоянно было у меня перед глазами.

* * *

Следующей ночью я тоже был в игорном доме. Я пошел туда в лучшем настроении. Я думал, что вижу изменение фортуны, и решил, что это – благоприятный момент моей жизни, чтобы подняться над своими неудачами.

Я играл и выигрывал, играл снова – и проигрывал, играл и выигрывал, потом снова проигрывал. Так продолжалось до тех пор, пока я не обнаружил у себя в кармане кое-какие деньги, я подумал, что это – мой счастливый момент, когда прилив фортуны идет в мою сторону. Мне нужно было на этом остановиться, довольствоваться той суммой денег, которую я выиграл, но бес жадности, казалось, овладел мною, и я стал продолжать испытывать судьбу, пока не проиграл все.

Я был без ума от отчаяния, я мог убить себя. Но я подумал о жене и ребенке. Я подумал, что в эту ночь они хотят есть. Но мне казалось, что один день можно потерпеть, у них должно быть что-то еще осталось, или они что-то достали.

Я зашел слишком далеко, чтобы вернуться к ним, даже если бы у меня были деньги. Но у меня их не было. Дневной свет пробудил меня ото сна, в котором я находился с прошлого вечера. Я решил предпринять отчаянную попытки достать немного денег. Я всегда платил и знал, что моему слову верили. Я решил сделать устную ставку, если я выиграю, то будет хорошо, если проиграю, то хуже мне уже все равно не будет.

Спланировать это было легко, но осуществить трудно. Я пошел в игорный дом. Со мной никто не хотел играть. Я слонялся туда-сюда и чувствовал себя очень плохо. Я боялся, что у меня ничего не получится, и что тогда станет с моей женой и моим ребенком? Это совсем свело меня с ума. Я не мог понять, что мне нужно делать или куда идти. Несколько раз ко мне подходили и спрашивали, не болен ли я. Я всегда отвечал, что мне достаточно хорошо. Господи! Как далеко это было от правды. Я подумал, что нужно сдерживать свои чувства, иначе ко мне возрастет интерес и у меня вообще не будет возможности прийти в себя и добыть денег.

Наконец ко мне подошел кто-то и заметил, что я нахожусь здесь весь вечер и не играю. Меня пригласили сыграть с ним. Я кое-что выиграл. Это я расценил как поворот фортуны. Человек, с которым я играл, так не думал и мы продолжили играть. У меня в кармане появилось шесть или семь фунтов. Для меня это была очень большая сумм. В этот момент мне как-то удалось отказаться от продолжения игры и я побежал домой.

Я был сильно напуган сценой, которая ожидала меня. Я ожидал чего-то, что было хуже того, что я видел раньше. Возможно Лизи будет голодна, а поэтому будет браниться и жаловаться. Я тихо постучал в дверь, но ответа не последовало. Я не обратил на это внимание, я думал, что они спят. Я зажег свечу и открыл дверь, которая была незаперта.

– Лизи! – сказал я. – Лизи!

Ответа не последовало и я остановился. Все было спокойно как на кладбище. Я посмотрел на кровать, там лежала моя жена в своей одежде.

– Лизи! Лизи! – сказал я. Но она не ответила.

– Хорошо, – сказал я, – она крепко спит.

Я подошел к кровати и положил руку на ее плечо, начав трясти ее, говоря при этом:

– Лизи! Лизи! Я дома.

Но опять не последовало ответа и не было видно, что она проснулась.

Я решил взглянуть ей в лицо и мною овладело дурное предчувствие. Я задрожал. Она лежала на кровати спиной к тому месту, где стоял я.

Я подошел к ее лицу. Моя рука очень сильно дрожала, когда я попытался взглянуть на нее. Ее глаза были широко раскрыты, как будто они смотрели на меня.

– Лизи, – сказал я.

Ответа не было. Я положил руку на ее щеку. Этого было достаточно и я отшатнулся от ужаса. Она была мертва!

Это было очень жутко. Я упал в кресло. Я опустил свечу вниз, только небесам известно как или почему. Но я сидел глядя на труп моей несчастной жены. Я не могу выразить того эффекта, который это произвело на меня. Я не мог шевельнуться. Я был приклеен к этому месту. Я не мог двинуться или повернуться.

* * *

Было утро и лучи солнца осветили комнату. Но я продолжал сидеть и смотреть на лицо моей несчастной жены. Я видел, я знал, что она мертва. Но я молчал и просто смотрел на нее.

Я уверен, что мое сердце стало таким же холодным как и ее. Предельный ужас и страх высушили всю теплую кровь моего тела, я не думаю, что у меня еще был пульс. Я даже забыл о своем ребенке. Я просидел так несколько часов, пока меня не потревожила хозяйка дома.

Я оставил дверь за собой открытой и она, проходя мимо, заглянула в дверную скважину от любопытства. Она увидела меня сидящим в, как она думала, очень странной позиции, и не слышала ни звука.

Через какое-то время она поняла, что моя жена мертва. То же она подумала и обо мне. Хотя она верила в противоположное и начала звать на помощь. Это разбудило ребенка, который умирал от голода. Хозяйка дома, чтобы как-то помочь и пробудить меня от летаргии, положила мне на руки ребенка, сказав, что теперь кроме меня о ней некому заботиться.

Это было правдой. В истинности этого не было сомнений, я был вынужден признать это. Меня радовала моя дочь и я ей гордился. Я решил, что даже если буду голодать сам, то для нее сделаю все.

* * *

Похороны закончились, я взял своего ребенка и отвел в школу, где и оставил ее. Я заплатил авансом, пообещав делать это раз в квартал. Похоронив жену своими собственными руками я пообещал, что сделаю все для своего ребенка. Я был рад сдержать свое обещание.

Я также решил, что больше никогда не войду в игорный дом, что бы ни случилось. Я скорее умру, чем позволю себе войти в дом, который стал причиной моих бед.

– Я найду, – думал я, – какую-нибудь работу. Я обязательно ее найду. Мне стоит только попросить и она у меня будет. Определенно. Я даже готов быть лакеем, чтобы прокормить себя и ребенка. Да, да, ей нужно было компенсировать ее страдания.

Смерть моей жены произвела на меня очень сильное шокирующее воздействие. Такого события я не мог забыть. Я буду помнить его всегда. Оно произвело на меня очень сильное впечатление.

* * *

Странно, но это правда, я больше никогда не переступал порог игорного дома. Он вызывал во мне ужас и отвращение. Несмотря на то, что я никак не мог найти работы. Я отдал ребенка в школу-интернат и пытался заработать на хлеб трудом. Но у меня не получалось. От этого зависела моя жизнь, но тем не менее, я не мог найти никакой работы. Мне было все равно какой-бы была работа, я был согласен зарабатывать деньги любым честным способом.

Я очень сильно похудел, очень сильно. По моим костлявым щекам было видно, что я голодаю. Но я продолжал искать работу. Опять-таки, тщетно. Казалось, что мир сговорился снова бросить меня к игорному столу.

Но я бы не стал снова играть. Наконец мне была предложена работа. Но какая! Позиция простого палача, ее мне предложили. Работа была отвратительная и ужасная. Но, в то же время, она была единственной, которую я мог найти, и поэтому мне пришлось согласиться на нее. Я стал простым исполнителем казней. Некоторое время таким образом я зарабатывал себе на хлеб. Это было ужасно. Но необходимость вынудила принять единственное, что я мог получить. Теперь вы знаете причину, по которой я стал тем, кем сказал вам.