Текст книги "Продолжение праздника крови"

Глава 39

Встреча Чарльза и Флоры

Чарльз Голланд некоторое время следовал за Джеком Принглом из поместья Баннервортов молча. Его разум был слишком погружен в мысли о прошлом, чтобы позволить ему заниматься болтовней с Джеком Принглом, который в этом деле был очень большим специалистом.

Что до Джека, то он, так или иначе, считал, что в саду поместья Баннервортов было унижено его достоинство, и он решил не разговаривать ни с кем, пока не заговорят с ним.

Однако возрастающее желание получить информацию о том, как Флора переносила его отсутствие, от того, кто недавно видел ее, наконец заставило Чарльза Голланда нарушить свое молчание.

– Джек, – сказал он, – тебе посчастливилось видеть ее недавно, скажи мне, Флора Баннерворт выглядит так же как она выглядела всегда или румянец на ее щеках потускнел?

– Какой на хрен румянец, – сказал Джек, пропади я пропадом если я присматриваюсь к тому, как она выглядит, я о ее внешности ничего не могу сказать. Хотя я могу рассказать тебе кое-что о старом адмирале, это заставит твои глаза выйти из орбит.

– В самом деле, Джек, что же это может быть?

– Он стал почти каждый день выпивать и ходит пьяный, но самое интересное, что в то время, когда это делает он, он говорит, что это делаю я.

– В самом деле, Джек? Судя по всему, мой бедный старый дядя запил от горя, вызванного моим отсутствием.

– Нет, я не думаю, что это горе, – сказал Джек, – это всего лишь ром.

– Увы, увы, я никогда не предполагал, что он приобретет твою привычку. Он всегда, казалось, был далек от алкоголизма.

– Да, да, сэр, – сказал Джек, – я знал, что вы будете изумлены. Это его добьет, вот мое мнение. И он всегда, господин Чарльз, обвиняет в пьянстве меня, когда сам в стельку пьян.

– Я думаю, что это простой обман невоздержанного человека, – сказал Чарльз.

– Правда, сэр? Это очень неудобно, потому что вы знаете, сэр, как и большинство людей, что я не склонен сильно напиваться.

– Я не могу сказать, Джек, что я в этом уверен, потому что я часто слышал как мой дядя обвинял тебя в том, что ты пьян.

– Господи, сэр, он это делал из-за собственного раздражения. Он просто хотел посмотреть, что я на это отвечу.

– Но расскажи мне о Флоре, ты уверен, что ее больше не тревожил Варни?

– Что? Этот похожий на вампира парень? Нисколько, ваша честь. Да благословит вас Господь, он должно быть каким-то образом прознал, что я все охраняю, и это его отпугнуло. Он больше никогда не подойдет к мисс Флоре, да провалиться мне на этом месте, но чтобы обеспечить полную безопасность, мы все-таки выехали из поместья подальше от него. Я лично не склонен покидать родные широты, но доктор с адмиралом решили осуществить хитрый замысел, они придумали уплыть в одну тихую ночь, и занять позицию, чтобы, изменив направление атаковать противника в левый борт, если он появится.

– О, вы имеете в виду охранять поместье, я полагаю?

– Да, да, сэр, именно так. Но вы можете мне поверить, господин Чарли, что адмирал с доктором напились так, что я не мог с ними ничего поделать.

– В самом деле?

– Да, они напились, и сделали массу пьяных ошибок, в результате чего вампиру, после того как он сюда пришел, удалось уйти отсюда.

– Значит он приходил? Сэр Френсис Варни опять приходил в дом, который был заброшен?

– Да, он приходил, сэр.

– Это очень странно, что же было его целью? Это дело невероятно загадочно. Я надеюсь, Джек, что осталось идти недолго, потому что я уже очень сильно утомлен.

– Уже не далеко, ваша честь. Две стадии на запад и плыть прямо. Мы скоро будем в порту. Я думаю, что когда вы войдете, будет шквал. Я думаю, что мисс Флора упадет на пол как мертвая селедка, потому что она не думает, что вы живы.

– Хорошая мысль, Джек, мое внезапное появление может вызвать шок. Когда мы придем в дом с Баннервортами, ты войдешь первым и подготовишь их к моему появлению.

– Очень хорошо, сэр. Вы видите тот маленький былый коттедж впереди, там, на горизонте?

– Да, да. Это и есть то самое место?

– Да, ваша честь, это порт, в который мы направляемся.

– Хорошо, Джек, тогда иди вперед, найди мисс Флору и приготовь ее, мягко и постепенно, к моему появлению, чтобы она не упала в обморок.

– Да, да, сэр, я понимаю, ждите здесь, а я пойду и сделаю это. Если вы появитесь слишком неожиданно – будет шквал. Она думает, что вы покоитесь на дне морском. Она напоминает мне девушку, которую я знал в Портсмуте, ее звали Бет Бамплаш. Она была одним из тех хрупких маленьких созданий, которые не живут долго в этом мире. Нет, пропади я пропадом. Когда я вернулся из восемнадцатимесячного плавания, я встретил ее, она пила ром из кастрюли. Я сказал: «Привет, как настроение?» Я сказал это просто чтобы посмотреть, какой эффект это произведет на нее. Этой самой кастрюлей она ударила парня, который стоял рядом. У этого парня шишка была три недели. Она была слишком хороша для этого мира, и слишком романтична. «Иди прочь!» – сказала она ему. «– Домой вернулся Джек Прингл.»

– И в самом деле очень романтично, – сказал Чарльз.

– Да, я верю вам, сэр. Это напоминает мне о мисс Флоре и вас.

– Чрезвычайно лестное сравнение. Я очень польщен.

– О, не называйте это так, сэр. Британский моряк, который не может помочь товарищу, недостоин того, чтобы ступить на палубу, или помогать в беде женщине.

– Очень хорошо, – сказал Чарльз. – А сейчас идите вперед, если вы не против, и самым осторожным образом скажите, что я пришел.

– Да, да, сэр, – сказал Джек и зашагал вперед по направлению к коттеджу, оставляя Чарльза на некотором расстоянии позади.

Флора и адмирал сидели вместе и беседовали. Старик, который любил ее как свою дочь, изо всех сил старался успокоить ее страдальческие мысли, которые теперь были только о Чарльзе Голланде.

– Не печалься, моя дорогая, – сказал он, – он появится в ближайшем будущем, и когда он появится, я не забуду сказать ему, что ты верила в его честность и порядочность, когда все, даже я, старая развалина, уже стали сомневаться.

– О, сэр, как вообще вы могли поверить, что те письма написал ваш племянник Чарльз? Они опровергали сами себя. Я удивлена, что вы, или кто-то, кто знал его, могли поверить, что он мог написать их.

– Стоп, это так, – сказал адмирал. Я должен признаться, что здесь ты меня превзошла. Я думаю, что ты и Джек Прингл были единственными людьми, которые не усомнились в Чарльзе.

– Я уважаю Джека за это.

– А вот и он, – сказал адмирал, – и ты могла бы ему это сказать. Мятежный негодяй хочет забрать все почтение и продолжать пить, а также предаваться другим вредным привычкам.

Джек вошел в комнату, тихо посмотрел вокруг, засунул руки в карманы, затем долго свистел.

– Что случилось? – спросил адмирал.

– Провалиться мне на этом месте, если Чарльза Голланда нет за дверью, я пришел, чтобы приготовить вас к проклятому шоку, – сказал Джек. – Не падайте в обморок, вы оба, потому что я пришел всего лишь постепенно дать вам знать это. Понимаете?

С губ Флоры раздался крик и она выпрыгнула за дверь комнаты.

– Что? – закричал адмирал. – Мой племянник, мой племянник Чарльз? Джек, ты, негодяй, если ты шутишь, – это твоя последняя шутка на этом свете. Но если это правда, я, я, то я – старый дурак.

– Да, да, сэр, – сказал Джек, – разве вы раньше не знали об этом?

– Чарльз, Чарльз! – закричала Флора.

Он услышал ее голос. Его имя сошло с ее уст и приятным эхо разнеслось по всему дому.

Через мгновение он был в комнате и прижимал ее к своей груди.

– Моя дорогая, прекрасная, преданная моя!

– Чарльз, дорогой Чарльз!

– О, Флора, чего только мне не пришлось вынести с того времени, когда мы виделись в последний раз. Но эта встреча компенсирует все.

– Что нам теперь прошлое, – закричала Флора, – что эти беды по сравнению с этим счастьем, с этим счастливым моментом?

– Пропади я пропадом, обо мне никто не думает, – сказал адмирал.

– Мой дорогой дядя, – сказал Чарльз, глядя через плечо Флоры, продолжая держать ее в своих руках, – это вы?

– Да, да, швабра, это я, и ты это знаешь. Пожми нам руки, ты, мятежный бродяга, и я скажу тебе, что это самое большое удовольствие с того времени как я один, ты, собака. Правда, Джек?

– Да, да, сэр, – сказал Джек и вышел из комнаты.

Теперь эти два влюбленных сердца были одни, ведь они так долго были разлучены злой судьбой. Теперь два сердца были близки друг к другу, смотрели друг другу в лицо с сияющей нежностью и влюбленностью самого искреннего и возвышенного характера.

Адмирал сделал им одолжение, оставив их одних, хотя мы сильно сомневаемся, что весь мир смог бы сдержать то великое благородное чувство.

Они забыли обо всем, они думали только друг о друге, и каждый смотрел другому в глаза с нежностью любви, которая была чище и возвышенней обычных животных страстей.

Словами нельзя описать порыв их счастливых чувств. Это был исступленный восторг, ведь беда, которая так долго разлучала их, лишая покоя, закончилась. Для Чарльза Голланда чувствовать, что она любит его, было достаточно. А для Флоры было достаточно знать, когда она видела его светящиеся черты лица, что любовь не прошла, потому что она столкнулась с теми же чувствами, которые были у нее. Чарльз выбрал из всего человечества именно ее.

– Флора, дорогая Флора, – сказал Чарльз, – и ты не сомневалась во мне?

– Я никогда не сомневалась, Чарльз, Боже упаси.

– Самая благородная и лучшая из девушек, что ты должно быть думала о моем вынужденном отсутствии? О! Флора, я был несправедлив, мысль о том, что ты усомнилась и выбросила меня из своего сердца навсегда, причиняла мне сильную боль.

– О! Чарльз, ты должен был знать меня лучше. У меня был соблазн это сделать. Были те, кто убеждал меня выбросить тебя навсегда из моего сердца. Были те, кто представляли твое поведение в самом дурном свете, и с дьявольской изобретательностью хотели заставить меня принять такое чувство. Но нет, Чарльз, нет, я любила тебя, я верила тебе, я не могла подумать о тебе по-другому, для моего молодого рассудка ты оставался прежним.

– И ты оказалась права, моя Флора, права. И разве не великая победа – видеть такую любовь, такое страстное чувство, которое позволило тебе не усомниться в этом человеке?

– Да, Чарльз, это чувство страсти, потому что наша любовь была больше чувством, чем страстью. Я не думаю, что наша любовь друг к другу не похожа на обычную привязанность, но я знаю, что наше чувство выходит за рамки простого влечения.

– И ты права, моя дорогая Флора, такое чувство как у тебя – редкость. Могут быть предпочтения, могут быть страсти, могут быть чувства, но никогда, конечно, никогда не было такого сердца как твое.

– Нет, Чарльз, сейчас ты начинаешь говорить слишком поэтично. Но разве возможно, чтобы после долгой разлуки, когда твоя рука зажата в моей, я не спросила тебя о причинах твоего отсутствия?

– О, Флора, я много страдал, много стадал физически, но в основном – психологически. Мысль о тебе была одновременно и ядом и противоядием для моей жизни.

– Правда, Чарльз? Я представлялась тебе в таком противоречивом свете?

– Да, дорогая. Понимаешь, когда я думал о тебе, заточенный в темнице, эта мысль иногда доводила меня до сумасшествия, потому что вызывала уверенность, которая присуща влюбленным, что никто не может так эффективно защитить тебя от зла, как я.

– Да, да, Чарльз, это правда.

– Мне казалось, что весь вооруженный мир не сможет защитить тебя как одно это сердце, завернутое в сталь любви, которое могло быть щитом против зла.

– Да, Чарльз. Я была ядом для твоей жизни, потому что вызвала у тебя опасения?

– На время, дорогая. Но еще было противоядие. Потому что когда я, истощенный и душевно, и телесно, беспомощно лежал на полу с членами, закованными в кандалы, ожидая смерть от каждого визита тех, кто отняли у меня солнечный свет, любовь и свободу, меня подбодряла и давала надежду в той жесточайшей ситуации, только мысль о тебе прекрасной и о любви.

– А дальше, а дальше, Чарльз?

– Ты была моим благословением, как и всегда, и ты им всегда будешь. Моя родная Флора, моя прекрасная, моя преданная?

Мы не зайдем далеко, потому что именно так оно и было: по серии странных звуков, которые доходили даже до коридоров коттеджа, стало понятно, что Чарльз стал целовать Флору, в лоб, и не остановился, пока не дошел до подбородка, то есть нет, не до подбородка, а до ее губ. Он не мог их пропустить. Возможно это было не правильно, но мы ничего не могли поделать. Мы – честные летописцы. Читатель, если бы вы принадлежали к сильному полу, что бы вы стали делать? Или, мягче, что бы вы себе позволили?

Глава 40

Взаимные объяснения и визит в развалины

В течение следующего часа Чарльз рассказал Флоре обо всех деталях его насильственного похищения. И к своему удивлению, конечно, услышал, впервые о тех письмах, которые, предполагалось, писал он, которые представили в таком дурном свете его внезапное исчезновение из поместья Баннервортов.

Флора настояла, чтобы адмирал, Генри и вся семья услышали от Чарльза о том, что касалось мистера Маршдела. Потому что она знала, что ее мать настолько впечатлена этим лицемерным персонажем, что только его намерение убить могло стать достаточной причиной, которая убедила бы ее в том, кем он на самом деле был.

Но ее можно было переубедить, и когда она поняла, какого злодея пригрела и какому подлецу поверила, стала реветь, и обвинять себя в том, что именно она была причиной несчастий ее детей.

– Очень хорошо, – сказал адмирал, – я нисколько не удивлен. Я сразу понял, что он бродяга, и положил на него глаз. Я сразу вижу людей, которые мне не нравятся, пропади он пропадом, но я не думал, что он зашел так далеко. Так ты говоришь, Чарльз, что заточил его в развалинах?

– Да, это действительно так, дядя.

– Пусть там и остается, это для него подходящее место.

– Нет, дядя, нет. Я уверен, что вы сказали это не подумав. Я собираюсь освободить его через несколько часов, после того как отдохну от усталости. Ему не будет хуже, если он пока посидит без еды. Хотя он не будет сидеть без еды, потому что там, в темнице, еще есть хлеб и вода.

– Хлеб и вода – это слишком хорошо для него. Но, как бы там ни было, Чарльз, когда ты пойдешь отпускать его, я пойду с тобой, чтобы сказать, что я о нем, бродяге, думаю.

– Он должно быть очень страдает, потому что не сомневается, что намерения других людей сходны с его собственными, и что я его оставлю умирать с голоду, как он хотел поступить со мной.

– Самое худшее во всем этом, – сказал адмирал, – я не могу придумать, что с ним делать.

– Ничего не делайте, дядя, просто пусть уходит. Чувствовать поражение, вместо успеха его замыслов, а также сильное презрение тех, кому он хотел причинить зло, для него будет достаточным наказанием. Я не хочу мстить такому человеку как Маршдел.

– Ты прав, Чарльз, – сказала Флора, – пусть уходит, пусть уходит с чувством, что его презирают те, кто могли бы думать о нем гораздо лучше, и для этого не нужно было бы столько беспокойства.

Волнение довело Чарльза до того, что когда он встал и выразил намерение идти в развалины, чтобы отпустить Маршдела, у него появились такие недвусмысленные признаки истощения и утомления, что ни дядя, ни Флора не разрешили бы ему уйти. Поэтому все решили послать туда адмирала, Джека и Генри и освободить негодяя. Они вряд ли подозревали о том, что произошло после того как Чарльз покинул эти развалины.

Конечно Чарльз Голланд не мог нести ответственность за действия стихии, он не мог представить, что оставление Маршдела в темнице приведет к такой ужасной катастрофе, о которой мы уже писали.

От этого коттеджа до развалин было не далеко, так же как и от поместья Баннервортов, отсюда они тоже знали прямую дорогу к этому месту. Адмирал отсутствовал не больше пары часов, затем вернулся и сев рядом с Чарльзом посмотрел на него с таким странным выражением лица, что последний не знал, что делать.

– Что-то случилось, дядя? – спросил он. – Я уверен в этом, расскажи мне сразу, что произошло.

– О! Ничего, ничего, – сказал адмирал, – серьезного.

– Это то, что вы называете своими чувствами? – сказал Джек Прингл. – Вы не можете рассказать ему о буре, которая была прошлой ночью и о том, что развалины шлепнулись и накрыли старого Маршдела, раздавив его кишки, так что даже мы почуяли их запах, как будто они были у нас в руках?

– Господи! – сказал Чарльз. – Это правда, что произошла такая катастрофа?

– Да, Чарльз, произошла такая катастрофа. Он мертв. И очень странно, что это произошло именно в ту ночь, когда ты сбежал.

– Может выпить? – сказал Джек.

– Нет! – сказал адмирал. – Но на улице есть насос у ручья, и если ты испытываешь жажду, Джек, пойди и напейся.

– Дядя, – сказал Чарльз, – хорошо что вы об этом напомнили.

– Почему?

– Почему? Буду откровенным с вами, дядя, Джек рассказал мне, что вы в последнее время сильно пристрастились к выпивке.

– Я? – закричал адмирал. – Ты, проклятый негодяй, я десятки раз угрожал уволить его только по причине пьянства.

– Меня кто-то зовет, – сказал Джек. – Я иду! Я иду!

Он выбежал из комнаты и едва избежал чернильницы, которую адмирал схватил и бросил в него.

– Я сегодня же вычеркну этого подлеца из корабельных книг, – пробормотал адмирал Белл. – Пьяный бродяга, говорит что это делал я, хотя это делал он!

– Да, да, мне нужно было усомниться в его словах. Но он рассказал мне об этом так подробно и с таким убедительным чувством сожаления, что такое произошло, что я поверил в то, что это была правда.

– Подлец! С этого момента с ним покончено! За последние годы я от него слишком многого натерпелся.

– Думаю, вы дали ему очень много свободы, гораздо больше, чем он мог взять. Поэтому вам трудно это выносить.

– И я не буду это выносить.

– Позвольте мне поговорить с ним, смею сказать, что мне удастся убедить его в том, что он зашел слишком далеко. Когда он поймет, что это действительно так, он изменится.

– Поговори с ним, если хочешь, но я покончил с этим мятежным негодяем, я покончил. Можешь сам нанять его, если хочешь, пока не устанешь от него. А это не заставит себя ждать.

– Хорошо, хорошо, посмотрим. Джек извинится перед вами, я в этом не сомневаюсь. Я хочу попросить, чтобы вы дали ему шанс.

– Если ты заставишь его извиниться, тогда, нет сомнений, я дам ему шанс. Но я знаю его слишком хорошо. Он упрям как мул и от него нельзя услышать ни одного приличного слова. Но не обращай внимания. Хочу тебе сказать, господин Чарли, что тебе нужно время, чтобы снова прийти в форму.

– Да, верно, дядя. Сейчас мне нужно отдохнуть, потому что я очень сильно истощен. Великие лишения, через которые я прошел и психическое возбуждение, которому я подвергся вследствие внезапного и неожиданного выпуска из страшного заточения, отняли всю мою энергию. Несколько часов сна будут достаточны, чтобы сделать из меня другое существо.

– Хорошо, мой мальчик, тебе лучше знать, – ответил адмирал, – я позабочусь, чтобы тебя никто не беспокоил, поэтому ты сможешь спать до завтра. А сейчас сразу отправляйся в кровать.

Молодой человек сердечно пожал руку своему дяде и отправился в комнату, предоставленную ему.

Чарльзу Голланду в действительности требовался отдых. Впервые с того времени как он лежал со спокойствием в сердце много дней и спал много часов. Но какие великие изменения произошли с Флорой Баннерворт! Магически, через несколько часов к ней вернулся весь ее увядший румянец. Ее шаги снова приобрели пружинящую легкость. Она опять улыбалась матери и говорила о счастливом будущем. Ведь даже страх визитов вампира был стерт из ее сердца мыслями о том, убит ли Чарльз Голланд или еще придет к ней.

Какую великую награду получила она теперь, удостоверившись в том, что ее убеждения были верными! Разве не было великолепно чувствовать, что когда его обвиняли другие, когда все веские и неопровержимые доказательства были против него, она верила в него и не скрывала свою веру в его честность, и плакала о нем, вместо того, чтобы обвинять его.

Да, Флора, ты была тем человеком, который однажды поверив во что-то, верил в это полностью и всецело, который не давал прибежище подозрениям в отсутствии любви. Ее уверенность была испытана, но выдержала испытания, одержав победу.

Но когда такого рода человек не верит в справедливость, а верит в вещи, которые не стоят его чистой и нежной веры, возникает самая страшная ментальная борьба. И если нежное сердце держит в своей глубине такое жалкое сокровище, не пытаясь избавиться от него, вряд ли в нем будет достаточно стойкости.

То, что сказал адмирал, о смерти Маршдела, произвело страшное впечатление на Чарльза. И несмотря на то, что он испытывал отвращение к злодейскому поведению Маршдела, он бы, если мог, с радостью изменил его судьбу.

По дороге к развалинам адмирал желал отомстить Маршделу по-другому.

Когда они отошли на определенное расстояние от коттеджа, адмирал Белл предложил Генри быть его секундантом на дуэли с Маршделом, но Генри не хотел об этом слышать.

– Мой дорогой сэр, – сказал он, – вы думаете, что я буду стоять и смотреть как такая ценная, почитаемая и уважаемая жизнь как ваша подвергается опасности только для того, чтобы наказать негодяя? Нет, нет. Маршдел слишком низок, чтобы встречаться с ним на честной дуэли. Если с ним и нужно что-то делать, так это передать его закону.

Это было достаточно разумно, и после некоторых споров адмирал согласился с этим. Затем они стали думать: как без Чарльза они найдут вход в темницу. А ведь он сначала хотел с ними пойти, но ему не позволила усталость.

Вскоре они подошли к развалинам достаточно близко и увидели что случилось. Все замолчали и ускорили шаг. Вскоре они стояли на груде обломков здания, которое еще несколько часов назад выглядело по-другому.

Им не нужно было производить раскопки, чтобы убедиться, что тот, кто был в темнице насмерть раздавлен.

– Да сжалятся Небеса над его душой! – сказал Генри.

– Аминь! – сказал адмирал.

Они повернули обратно, все молчали, потому что их мысли заняли воспоминания об ужасной смерти, которая случилась с Маршделом. Наконец адмирал сказал:

– Мы будем об этом рассказывать?

– Давайте расскажем, – сказал Генри, – не нужно делать секреты.

– Хорошо. Но я этого делать не буду. Мне бы только очень хотелось, чтобы Чарли запер в этой темнице еще и Варни, чтобы избавить всех от их обоих.

На этом позвольте авторам завершить вторую книгу из серии о похождениях вампира по имени Варни