Текст книги "Продолжение праздника крови"

Глава 13

Кол и мёртвое тело

С первого взгляда казалось, что военные ничего серьезного предпринимать не будут, потому что предполагалось, что люди не пойдут против солдат, иначе они приобретут для себя дурную репутацию, которая останется с ними на догие годы.

Это был не политический бунт, во время которого можно было бы предположить, что разгорятся страсти из-за расхождения во мнениях. Так что, несмотря на то, что просьба властей о военной помощи была исполнена, была надежда, особенно у офицеров, что действия военных ограничатся демонстрацией силы и что помимо этого ничего не будет.

Но некоторые солдаты разговаривали с местным населением и слышали историю о вампире, а поскольку сами они не были особо умны или образованы, то были в достаточной степени заинтригованы этим делом, чего не могло быть при других событиях.

При этих обстоятельствах мы склонны считать, что толпа, собравшаяся в гостинице не так уж и боялась красных мундиров. Более того, они не собирались атаковать кладбище, а именно эта атака была причиной конфликта с властями, которые чувствовали себя очень плохо от того, что если простые люди станут безнаказанно осквернять такие святые места, они потеряют уважение к церкви; то есть, уважение к кучке людей, которые живут припеваючи и жиреют, торгуя религией.

Следовательно, основным объектом защиты было кладбище, и оно тщательно охранялось тогда, когда этого не требовалось. При том, что общественное заведение, где происходили неправомерные действия, было почти неохраняемым.

Во всех населенных пунктах, больших и маленьких, есть несколько людей, которые должны, или они просто так забавляются, произвести нарушение спокойствия. Этим людям было все равно, каким способом нарушать общественный покой; им достаточно того, что при суматохе появляется возможность заходить в дома других людей.

Зайти при таких обстоятельствах в общественное место было неожиданным удовольствием; так что когда толпа помчалась в гостиницу с признаками ярости и возбуждения, вместе с возбудителями волнений побежали и люди, которые и не думали бежать куда-либо, кроме бара, где они атаковали емкости со спиртным с проворством, которое показывало, как велика была их любовь к пылким шествиям.

Оставив этих людей, однако, последуем за теми, кто были по-настоящему суеверны, и имели огромный интерес к вампирскому делу, они пошли наверх, в ту самую комнату, надеясь узнать, было ли правдой утвержение, которое так встревоженно сделала та женщина, которая вызвала такие бурные эмоции.

Существует поразительная разница между действиями, которые совершают люди в толпе и действиями, которые они совершают индивидуально. Обычно о смерти молчат, к ней относятся с почтением и ее возвышают, это вызывает уважение к мертвым, и у образованных и у неучей; даже если умер убийца, такое сознание понимает, что смерть взяла свое, и окутывает ее в ореол уважения, о чем при жизни такой человек не мог бы и мечтать.

Но давайте на несколько мгновений опередим мятежников и посмотрим в комнату, где лежит мертвый, в ту самую комнату, в которой те, кто входил в нее за целую неделю, испытывали дрожь от ужаса, в комнату, которая была затемнена, потому что были закрыты источники света, как будто к покойнику относились с неуважением и запрещали солнечным лучам падать на его поблекшую фигуру.

Каждый житель этого дома, поднимаясь и опускаясь по замысловатым старинным лестницам, проходил мимо этой двери очень тихим и мягким шагом.

Даже тона голосов, которыми разговаривали друг с другом те, кто знали, что в доме находятся останки мертвеца, были тихими и приглушенными, как будто смертельный покой был просто сном и мог быть нарушен громкими звуками.

Да, даже те люди, которые сейчас так громко и горласто кричали, направляясь в это место, когда посещали дом – разговаривали шепотом. Но тогда они были одни, потому что люди, которые делают определенные вещи в толпе, индивидуально бы к таким вещам отнеслись с угрызениями совести или трусостью, так бы мы это назвали.

Комната мертвеца была на втором этаже дома. Это была задняя комната, окна которой открывали вид полу-сада, полу-дворика, какие обычно бывают у сельских гостиниц.

Но сейчас ставни были закрыты, за исключением одного небольшого отверстия, в которое при дневном свете попадал блуждающий луч и падал на труп. Однако сейчас, когда темные тени вечера окутали все мраком, комната, казалось, была в полной темноте, так что те самые отважные люди, которые рискнули войти в это место, пятились назад, пока из нижней части здания не доставили лампы, с которыми можно было войти в комнату.

Тусклая масляная лампа достаточно освещала лестницу и с помощью ее мерцающих лучей они достаточно легко нашли дорогу к нужному месту, но они не думали, что в комнате им тоже нужен будет свет, пока не нашли, что в ней царила полная тьма.

Все необходимое поспешно принесли из кухни гостиницы. В самом деле, все, что им было нужно, доставлялось без малейших замечаний, потому что теперь в этом городе действовать так считалось должным.

До этого момента никто не играл лидирующую роль в этой атаке на гостиницу, если это можно было назвать атакой; но сейчас, человек, который благодаря судьбе или проворству оказался впереди толпы, взял на себя управление своими сотоварищами, и, поворачиваясь к ним, сказал:

– Слушайте, друзья мои; мы сделаем все тихо и как следует; так что я думаю трое или четверо войдут держась за руки.

– Фу! – закричал кто-то, кто только что пришел с лампой. – Твои слова показывают твою трусость. Я войду первым. Кто хочет, пусть следуют за мной, а те, кто боятся, пусть остаются там, где стоят.

Он мгновенно забежал в комнату и это немедленно сняло чары страха, которые уже начали овладевать людьми после того робкого предложения, человека, который до этого момента стоял первым.

Через мгновение комната была наполовину заполнена людьми, четверо или пятеро из которых держали лампы; и хотя они не были большими, они достаточно освещали каждый объект внутри, чтобы все было отчетливо видно.

Здесь стояла кровать, гладкая и ровная, как будто ожидала гостя; а рядом с ней стоял гроб содержащий того, о ком при жизни вряд ли можно было подумать, что его будут позорить, принимая за одно из ужаснейших существ, которое когда-либо выдумывало человеческое воображение. С гроба была немного отброшена закрывающая его простыня.

Было очевидно, что в комнате кто-то был; в том, что это была та женщина, чье воспаленное воображение привело ее посмотреть на лицо трупа, не было сомнений, потому что простыня была отброшена именно настолько, чтобы было возможно увидеть лицо.

Фактом оставалось то, что этого неместного человека в гостинице не знали, иначе крышку гроба бы заколотили; но этого не сделали потому, что во всех окружных газетах было помещено объявление о нем, и до последнего момента была надежда, что кто-нибудь его узнает и заберет.

Присутствие стольких людей сейчас не дало бы никому возможности прийти и посмотреть на покойника. Гроб был окружен и люди посмотрели на лицо.

Ничего омерзительного в выражении лица не было. Было видно, что разложение уже началось и вызвало расслабление мышечных тканей и иссушение волокон, так что лицо выражало мир и спокойствие, которого на нем не было сразу после смерти.

Случилось так, что лицо было свежим; потому что смерть была внезапной и мышцы, а также кожа, не были истощены продолжительной болезнью.

Да, несомненно, в выражении лица была полнота, свежесть и, даже можно сказать, заметная жизненность.

В течение нескольких мгновений в комнате стояла гробовая тишина, затем один голос нарушил тишину, провозгласив:

– Он вампир, и специально приехал сюда, чтобы умереть. Потому что знает, что его бы вырыл сэр Френсис Варни и он бы стал членом команды.

– Да, да, – сразу закричали несколько голосов, – вампир, вампир!

– Подождите один момент, – закричал кто-то, – давайте найдем в доме кого-нибудь, кто видел его за несколько дней до смерти и пусть он скажет, есть ли какая-нибудь разница.

С этим предложением согласились, пара крепких мужчин спустилась вниз по лестнице и привела через несколько мгновений трясущегося официанта, который был пойман в коридоре и заставлен пройти с ними.

Этому человеку показалось, что его приняли за кого-то из тех страшных существ; и он зашел в комнату бледным как смерть и сильно дрожащим.

– Что я сделал, джентльмены? – сказал он. – Я не вампир. Не втыкайте в меня кол. Я уверяю вас, джентльмены, я всего лишь официант, и был им двадцать пять лет.

– Тебе не причинят вреда, – сказал один из тех, кто его привел, – тебе просто нужно ответить на один вопрос.

– О да, конечно, джентльмены, все, что пожелаете. Иду, иду, – как я всегда говорю; делайте заказы, официант здесь.

– Посмотри на лицо этого трупа.

– Конечно, конечно, сразу же.

– Ты когда-нибудь видел его до этого?

– Видел ли до этого! Благослови вас Господи! Да, десятки раз. Я видел его перед тем как он умер, и я видел его после этого. Когда пришли люди гробовщика я проводил их сюда и видел, как они клали его в гроб. Я за ними наблюдал, джентльмены, потому я прекрасно знаю, кто они такие. Мой кузен занимался этим ремеслом и уверял меня, что они всегда имеют в карманах клещи для выдергивания зубов, и смотрят в рот каждого трупа, проверяя, нет ли там чего-нибудь ценного, что можно оттуда вытащить.

– Придержи язык, – сказал кто-то, – нам не нужна эта чушь. Ты видишь какую-нибудь разницу между лицом трупа сейчас и несколькими днями ранее?

– Понимаете, я не знаю, оно не выглядит подозрительно.

– Оно выглядит свежее?

– Знаете, так или иначе, то, что вы упомянули – очень странно, но это так.

– Достаточно, – закричал человек, который спрашивал его, с заметным волнением. – Соседи, мы хотим, чтобы наши жены и дети были до смерти запуганы вампирами?

– Нет, нет! – закричали все.

– А разве это не одно из тех страшных существ?

– Да, да. Что же делать?

– Воткните кол в тело, и предотвратите возможность его восстановления.

Это было ужасное предложение; и даже те, кто были настроены серьезнее всех, очень испугались воплощать его в жизнь. Другие зааплодировали, решив мысленно, однако, держаться подальше от выполнения этой работы, которое, как они надеялись, достанется другим, так, чтобы и быть уверенными, что это действие с предполагаемым вампиром было осуществлено, и, в то же время, не быть исполнителями этого страшного действия.

Не было ничего проще, чем доставить кол со двора гостиницы; но обладание инструментом для действия и выполнение этого действия – это абсолютно разные вещи.

Мы сожалеем, что даже тогда, когда образование и цивилизация делают такие быстрые шаги, рассматриваются такие предложения. Как только был получен сигнал тревоги, что группа солдат пришла в гостиницу и перекрыла выход, намереваясь арестовать бунтовщиков, большой кол из ограды был уже доставлен и все было готово для выполнения этого ужасного действия.

Те, кто находился в комнате и был относительно трезв, боялись исполнять этот страшный акт. Вхождение группы военных в таверну побудило тех, кто предавался крепким спиртным напиткам внизу, броситься вверх по лестнице к своим компаньонам с надеждой избежать обнаружения небольшой кражи, если у них будут проблемы из-за бунта.

Эти люди, приведенные в бешенство алкоголем, были способны на все, и им более трезвая часть с радостью уступила неприятную работу по обезвреживанию вампира путем втыкания кола из ограды в его тело, выполнение которой, в это все верили, нанесет такой вред трупу, что его оживление станет невозможным.

Крики тревоги снизу слились с криками тех сошедших с ума бунтовщиков, которые находились в ужасном замешательстве.

Мы не можем описать в деталях страшный акт насилия над трупом; будет достаточно всего лишь сказать, что двое или трое, сошедших с ума от спиртного и подстегиваемых другими вонзили кол из ограды в труп и оставили его в нем. Это было вызывающее отвращение и жуткое зрелище для тех, кто бросил бы на него взгляд.

Это страшное и негуманное дело было сделано с такой силой, что колом было продырявлено дно гроба. В общем, гроб был прибит к своему последнему земному месту.

Некоторые уверяли, что в этот момент труп издал слышимый стон, и этот стон был результатом истребления жизни в трупе, которая еще оставалась в нем потому, что он был вампиром, и которая бы оживила его, если бы труп был помещен под лучи луны, когда она была бы полной. Таковы были суеверия по этому поводу.

Другие, опять-таки, были готовы поклясться, что в тот момент, когда был использован кол, было видно как все члены задрожали и лицо, до этого такое тихое и спокойное, мгновенно исказилось, как будто от агонии.

Но хватит этих ужасных догадок; страшное дело было сделано, и дикое, неуправляемое суеверие полностью поглощало умы этих невежественных и низких людей.

Глава 14

Прибытие толпы к сэру Френсису Варни. – Попытка получить доступ.

Солдаты были вызваны из их основного места дислокации рядом с кладбищем, и шли с некоторой неохотой успокоить то, что, они считали, в самом худшем случае окажется пьяной перебранкой в общественном месте, чтобы прервать которую, по их мнению, их вызывать не нужно было.

Но когда отряд прибыл на место, услышал беспорядочные крики и увидел, что собралось множество мятежников, стало очевидно, что дело было гораздо сложнее, чем они себе представляли, поэтому они постепенно стали чувствовать, что их профессиональное достоинство не будет скомпрометировано, если они остановят незаконные действия.

В городе было несколько полицейских, и солдаты договорились с ними, что им они будут передавать всех задержанных, этим они себя избавили от проблем, связанных с их охраной, чтобы те не убежали после того как их поймали.

Это было все, что нужно было властям города, фактически они надеялись, что поимка нескольких зачинщиков мятежных выступлений рассеет остальных, и избавит от необходимости задерживать и их.

Но ни военные, ни гражданские власти абсолютно ничего не знали об ужасном попрании общепринятого приличия, которое было совершено в гостинице.

Дверь хорошо охранялась, и сейчас вопросом было: как привести мятежников вниз и задержать их. Это оставалось вопросом, потому что военные не могли придумать способа заставить тех спуститься. Наконец они договорились, что пара солдат поднимется наверх вместе с полицейским, чтобы задержать кого-нибудь, кто покажется главным среди бунтовщиков.

Но толпа, после того как увидела приближающихся двух солдат, побежала по узкой лестнице на третий этаж, который больше был похож на чердак. Лестница была очень узкой и почти перпендикулярной.

В спешке и беготне все лампы были оставлены; и когда два солдата и полицейский вошли в комнату, где лежал труп, им стала известна ужасная цель, которую преследовала разъяренная толпа.

Зрелище было абсолютно ужасное, несмотря на то, что солдаты должны спокойно относиться к таким вещам в силу своей профессии, они были шокированы видом изуродованного трупа и с чувством ужаса вышли из комнаты.

Это чувство вскоре вызвало ненависть и враждебность по отношению к толпе, которая была виновна в таком варварском поругании; и впервые в груди тех, кто был брошен против толпы появилось сильная заинтересованность отомстить ей.

Один из солдат побежал вниз по лестнице к двери и доложил об увиденном наверху. Решение было принято немедленно: задержать как можно больше тех, кто был вовлечен в это дьявольское нарушение морали, и, оставив у двери пятеро солдат, остаток отряда поднялся по лестнице, решив задержать бунтовщиков, которые были последними и предать их правосудию.

Однако слух о том, что происходило в гостинице вскоре распространился по всему городу; поэтому вскоре вокруг гостиницы собралась большая буйная толпа, которая едва помещалась в этом месте.

Показалось, что толпа пришла просто безучастно смотреть на происходящее. Казалось, что противостоять солдатам – это опасно, потому что было известно, что у них есть грозное и опасное оружие.

Со всей своей смелостью они оставили своих товарищей, которые были в доме на произвол судьбы; после шептаний друг с другом они сбились в кучу и пошли на окраину города.

Затем они разделились, как будто по предварительной договоренности и рассредоточенно по двое или по трое вышли на открытое пространство, опять собравшись в кучу, когда они уже были на определенном расстоянии, и в безопасности от солдат, которые могли остановить их.

Раздался крик «Покончим с сэром Френсисом Варни, убить его, сжечь его дом, смерть всем вампирам!» и быстрым шагом они направились по направлению к его особняку.

Однако пока оторвем наше внимание от этой толпы и вернемся к тем, кто был в гостинице, и находился, безусловно, в опасности. Их было не много и они были не вооружены, конечно, лучшим выходом для них было бы добровольно сдаться; но это было бы мерой, которую предприняли бы трезвые, а те, кто были приведены в ярость и почти сведены с ума алкоголем на такое бы никогда не пошли.

Поэтому можно было ожидать яростного сопротивления; и можно было с волнением делать догадки о том, какие меры предпримут солдаты, чтобы подавить это сопротивление.

В случае с настоящим врагом, вероятно, особых сложностей бы не было; но здесь нужно было просто захватить людей, а не уничтожать их; и как можно было добиться этого без причинения вреда, было вопросом, решить который не был в состоянии никто.

Решительность, однако, делает чудеса; и несмотря на то, что мятежников было более сорока не считая тех, кто убежали, а солдат, вошедших в гостиницу, было не более семнадцати или восемнадцати, мы видим, что они хотели добиться своей цели вообще без каких-либо маневров.

Пространство, в котором были зажаты мятежники было тесным, узким и неудобным, а вдобавок еще и темным, потому что свет ламп с лестницы в это место почти не попадал.

Они обнаружили, что оружия для самообороны у них очень мало, но то, которое у них было, надо отдать им должное, они использовали настолько эффективно, насколько это было возможно. Эти комнаты на чердаке или мансарде, использовались как чуланы, и были ими годами, поэтому в них было полно старых ящиков, поломанной мебели и других вещей, которые появлялись здесь после каких-нибудь буйств.

Это были грозные средства для обороны, или для нападения, которые было решено использовать против тех, кто шел снизу по узкой лестнице.

Некоторые из мятежников, которые напились так, что были безрассудно храбры, собирали такие предметы у этой самой лестницы, и пообещали, что они сокрушат любого, кто попытается подняться к ним сюда, но такую угрозу легче произнести, чем выполнить.

Тем не менее, в конце концов, даже если их позиции такие неприступные, они должны были все-таки спуститься, иначе бы они умерли от голода.

Но солдаты не хотели так легко передумывать с атакой на врага, они были уже на втором этаже и планировали сделать все быстро.

По команде они на мгновение остановились на лестничной площадке, но потом, после недолгой паузы, получили приказ двигаться вперед.

Теперь, когда эти люди решили идти вперед несмотря ни на что и не обращая внимания ни на кого, остановить их было не таким уж и простым делом, потому что те из этих военных, кто шли впереди, считали, что подняться по узкой лестнице – это их долг перед государством. Когда они шли, вниз полетел здоровенный ящик, который попал по ногам одного из военных и сбил его с ног, хотя тот и пытался перепрыгнуть его.

– Огонь, – сказал офицер; солдат выстрелил из карабина, перешагивая через лежащего товарища; после чего он пригнулся и из карабина также выстрелил третий солдат; затем они быстро двинулись вперед в той же манере.

Услышав первый выстрел оружия мятежники были очень удивлены; у них и в мыслях не было, что дело зайдет так далеко. Запах пороха, громкий выстрел и чувство реальной опасности, которое сопровождало это явление, их очень встревожило; поэтому в их мозгах больше уже не было никаких мыслей о сопротивлении и швырянии ящиков вниз в солдат.

Они стали, отчаянно пробираясь через других, пытаться отодвинутся подальше от приближающейся угрозы, которая, как они считали, несомненно, была неминуема.

Состояние ужаса, в которое они впали, было таким, что каждый думал, что стреляли именно по нему, и у солдат теперь не было никаких препятствий в овладении тем, что можно было назвать цитаделью гостиницы, потому что некогда героические люди сейчас не могли справиться со страхом.

Нам вряд ли нужно говорить, что карабины были заряжены холостыми патронами, потому что не было ни намерения, ни необходимости забирать жизни этих сбившихся с пути истинного людей.

Внезапность и уверенность атаки сделала свое дело. И теперь, не успевших оправиться от удивления, людей выводили вниз по лестнице, одного за другим, и передавали от солдата к солдату, а затем гражданским властям.

Чтобы охранять такую большую массу заключенных, полицейские, которых было очень мало, надели наручники на тех, от кого скорее всего можно было ожидать сопротивления; все были поражены покорностью, и ни один из тех, кто был на чердаке гостиницы не избежал того, чтобы быть задержанным.

Услышав выстрелы оружия, женщины, которые были за пределами гостиницы, естественно, подняли дикий крик.

Они были уверены, что каждая пуля должно быть причиняет вред кому-то из жителей города, и только один солдат, который стоял внизу, уверял их, в безобидной природе того, что происходило. Его слова успокоили людей.

– Тишина! – кричал он. – О чем вы воете? Вы думаете, что нам больше нечего делать кроме того, чтобы стрелять в кучку людей, которые не стоят тех пуль, которые бы попадали в их сбитые с толку тела?

– Но мы слышали выстрелы, – кричала женщина.

– Конечно вы слышали; это порох производит шум, но не пули. Вы увидите как их выведут целыми и невредимыми.

Это заверение до определенной степени успокоило женщин, которые уже думали увидеть здесь сцену убийства или ужасные ранения. Они полностью успокоились после того как увидели своих мужей, отцов и братьев всего лишь задержанными городской полицией.

Некоторые парни выглядели очень испуганными, когда их выводили вниз и надевали на них наручники. А ведь их взяли всего лишь с помощью холстых патронов и дешевого пороха.

Их всех препроводили в городскую тюрьму под конвоем военных, которые сейчас, вероятно, думали, что их ночная работа сделана, и что самых буйных и неспокойных в городе они поймали.

Однако это было абсолютно не так, потому что вскоре все увидели тусклое красное сияние в небе на юге.

Через несколько минут с полей прибежали люди и что есть мочи закричали: «Пожар! Пожар!»