Текст книги "Смерть и золото"

А в пещере ли Михаэль еще пересказывал принесенную мальчиком новость своим белым гостям, а потом они долго спорили о возможных последствиях этого. Джейк Бартон первым осознал, насколько это опасно.

– Если итальянцы выслали этот отряд, чтобы захватить колодцы, тогда это преднамеренный акт войны. Они будут искать встречи с нами, принц. Вам лучше бы запретить своим людям приближаться к ним, пока мы как следует не определимся.

Но было уже поздно. В слабом свете зари, когда первые лучи могут сыграть с человеком злую шутку, искажая увиденное, итальянцы-часовые, всматривавшиеся, напрягая зрение, в темноту за брустверами, разглядели настоящий вал из человеческих существ, внезапно вырвавшийся из мрака, и услышали нарастающий дикий хор множества возбужденных голосов.

Когда начали бить барабаны, многие чернорубашечники уже лежали в окопах, прямо под бруствером, завернувшись в свои шинели, и спали сном людей, вымотанных длинным маршем предыдущего дня и целой ночью тяжелой работы.

Младшие офицеры пинками и ругательствами поднимали их на ноги и выпихивали на позиции вдоль бруствера. Люди пялились в полумрак, еще ошалелые ото сна.

За исключением Луиджи Кастелани ни один человек во всем третьем батальоне ни разу в жизни не встречался лицом к лицу с вооруженным неприятелем, и вот теперь, когда после бесконечного, изматывающего все нервы ожидания эта встреча наконец состоялась, она произошла в темноте перед самым рассветом, когда жизненные силы и инстинкты человека находятся в самом расслабленном состоянии. Солдаты ночью замерзли, в мозгах царила полная неразбериха. В неверном свете занимающегося дня толпа, что выплескивалась из ущелья в долину, казалась такой же бесконечной, как сама пустыня, а каждая фигура представлялась гигантом, столь же яростным и свирепым, как вышедший на охоту лев.

И именно в этот момент полковник Альдо Белли, тяжело дыша от усталости и нервного напряжения, выбрался из соединительной траншеи на позиции передовой линии обороны. Сержант, командовавший подразделением, занимавшим эту позиции, тут же узнал его и испустил вопль облегчения.

– Полковник, слава Богу, вы пришли! – И совершенно забыв о разнице в чинах и общественном положении, ухватил графа за руку. Альдо Белли был настолько озабочен стремлением избавиться от потных и совершенно неуместных рук сержанта, что прошло несколько секунд, прежде чем он смог бросить взгляд на все еще темную долину. И тут у него душа ушла в пятки, а ноги так ослабли, что он чуть не свалился.

– Матерь Божья, спаси и помилуй нас! – жалобно завопил он. – Все потеряно! Они идут на нас! – Непослушными пальцами он расстегнул кобуру, падая при этом на колени, и вытащил пистолет. – Огонь! – выкрикнул он. – Открыть огонь! – И, низко пригибаясь, прячась за бруствер, выпустил все пули из магазина «беретты» прямо в рассветное небо.

В окопах сидели более четырехсот итальянских солдат; триста пятьдесят из них были вооружены обычными магазинными винтовками, а еще шестьдесят, сведенные в расчеты по пять человек, обслуживали хитроумно расставленные пулеметы.

Все они вместе и каждый по отдельности пребывали в страшном нервном напряжении, прислушиваясь к грохоту боевых барабанов, а теперь еще и разглядев огромную, угрожающе надвигающуюся орду. Они скрючились в траншеях, темные и неподвижные, прижимая к себе оружие. Пальцы их судорожно сжали спусковые крючки, прищуренные глаза смотрели в прорези прицелов винтовок и пулеметов.

Истерическая команда графа и треск выстрелов стали последним фактором, необходимым для того, чтобы освободить солдат от парализующих оков страха, в которых они находились. И началась стрельба; первыми открыли огонь те, кто был ближе к графу и услышал его команду. По всей длине склона, на котором располагалась траншея первого эшелона, засверкали вспышки выстрелов, следом открыли огонь три пулемета. Ночь разорвали длинные стаккато очередей, заглушившие треск винтовочных выстрелов, а трассирующие пули начали чертить над долиной длинные посверкивающие траектории, чтобы исчезнуть в темной массе надвигающейся толпы людей.

Подвергшаяся атаке с фланга, толпа рассыпалась и бросилась назад, в темноту и спасительную тишину дальнего склона долины, подальше от ярких белых следов трассирующих пуль и красноватых вспышек винтовочного огня. Оставив позади себя разбросанные по земле тела убитых и раненых, они разбежались по всему дну долины, как разливается на плоскости пролитое масло.

Сидевшие до сих пор в полном молчании пулеметчики, расставленные на дальнем склоне долины, заметили их приближение, но не открывали огонь еще несколько минут, будучи в состоянии замешательства, почти паники, но потом, наблюдая явную надвигающуюся угрозу, тоже начали стрелять. Эта задержка имела свой эффект: те, кто уцелел от первых залпов и очередей, попали теперь под перекрестный огонь, который так хитро спланировал Кастелани.

Застигнутая на открытой местности, со всех сторон поражаемая смертоносным валом огня толпа распалась и рассеялась и теперь бесцельно металась туда и обратно; женщины визжали и хватались за своих детей, дети сновали туда и обратно подобно стае рыб, застрявшей на мелководье после отлива, некоторые из воинов падали на колени прямо на открытом месте и, наконец, открывали ответный огонь. Красные вспышки и клубы дыма от черного пороха замелькали там и тут, но их было мало и они были неэффективны против засевших в траншеях солдат; это лишь усиливало ярость нападающих.

Теперь напор неуправляемой, обуреваемой паникой людской массы замедлился, а потом она окончательно смешалась. Невооруженные женщины, те, кто еще оставался в живых, собрали детей и прикрыли их своими одеждами, низко пригнувшись над ними, как курица-мать прикрывает своих цыплят, мужчина тоже пригнулись, беспорядочно стреляя вслепую по склонам долины, ориентируясь лишь по вспышкам, которые становились все менее различимы по мере того, как солнце поднималось выше и вокруг светлело.

Двенадцать пулеметов, каждый из которых производил почти семьсот выстрелов в минуту, плюс триста пятьдесят винтовок буквально засыпали долину пулями. Минута шла за минутой, стрельба все продолжалась, а света постепенно становилось больше, и он безжалостно выставил на обозрение всех выживших.

Настроение итальянцев резко изменилось. Из снедаемых паникой и нервным напряжением ополченцев они превратились в солдат-победителей. Их охватила почти пьяная радость и возбуждение, они теперь смеялись, работая на своих пулеметах. Глаза у них кровожадно горели, как у хищников; знание того, что они могут безнаказанно убивать, сделало их смелыми и жестокими.

Жалкие хлопки выстрелов из древних ружей, доносившиеся снизу, со дна долины, были еле слышны, они не представляли собой никакой угрозы, поэтому солдаты теперь ничего не боялись. Даже граф Альдо Белли уже поднялся на ноги и, размахивая пистолетом, орал, сильно напоминая истеричную девицу.

– Смерть врагам! Огонь! Непрерывный огонь! Убивайте всех! Победа за нами!

Потом он осторожно высунул голову из-за бруствера, всего на дюйм.

Как только первые лучи солнца осветили дно долины, стало видно, что оно усеяно телами мертвых и искалеченных. Они лежали и поодиночке, и кучами, похожие на горы старой одежды на блошином рынке, как попало разбросанные на светлом песчаном грунте или рядами, как рыба, выложенная на прилавок.

В середине этого поля мертвых еще наблюдалась какая-то жизнь и движение. То там, то тут с земли вскакивала одинокая фигура и бежала прочь в своих развевающихся одеждах, но тут же на нее нацеливались пулеметы и вокруг возникали пыльные, секущие фонтанчики, быстро приближаясь, пока не настигали беглеца и он падал и катился по песчаному грунту.

Воины, все еще сжимавшие в руках свои древние винтовки, подняв темные лица в сторону склонов долины, теперь представляли собой прекрасные мишени для разместившихся выше стрелков. Итальянские офицеры высокими возбужденными голосами отдавали команды, направляли огонь, и очень скоро все эти последние сопротивляющиеся были поражены аккуратными прицельными выстрелами и повалились на землю, некоторые подергиваясь и суча в воздухе ногами.

Стрельба продолжалась уже почти двадцать минут, и целей оставалось совсем мало. Пулеметчики в ожидании водили стволами из стороны в сторону, выпуская короткие очереди в лежащие кучами трупы, разрывая и без того изуродованную плоть или выбивая клубы пыли и осколки камня из окатанных водой каменных выступов по краям колодцев, под защитой которых еще оставались стрелки и из-за которых спорадически слышались одиночные выстрелы.

– Мой полковник. – Кастелани коснулся рукава Альдо Белли, чтобы привлечь его внимание, и тот наконец повернулся к майору – с широко открытыми от восторга глазами.

– Ха, Кастелани, какая победа! Какая славная победа, а? Теперь они перестанут сомневаться в нашей доблести!

– Полковник, не приказать ли остановить огонь?

Но граф, кажется, его не слышал.

– Теперь они узнали, какой я солдат! Эта блестящая победа обеспечит мне место в пантеоне…

– Полковник! Нам нужно прекратить огонь. Бой уже превратился в мясорубку. Прикажите прекратить огонь.

Альдо Белли в недоумении уставился на него, и его лицо стало наливаться кровью от негодования.

– Вы безмозглый идиот! – заорал он. – Сражение должно окончиться решительной победой, полным разгромом неприятеля! Мы не перестанем стрелять, пока не добьемся полной победы! – Он запинался и заикался от возбуждения, а руки у него тряслись, когда он указывал на окровавленные останки, усеявшие дно долины.

– Противник укрылся в этих ямах с водой, его следует оттуда выгнать. Минометы к бою! Кастелани, накройте их минами.

Альдо Белли не желал, чтобы бой закончился. Он принес ему ощущение самого глубокого удовлетворения, какое он когда-либо испытывал в жизни. Если это и есть война, то теперь он понимал, почему мудрецы и поэты так ее прославляли. Это настоящая мужская работа, и граф Альдо Белли был совершенно уверен, что рожден именно для этого.

– Вы что, оспариваете мои приказы?! – истерично завопил он на Кастелани. – Выполняйте свой долг, немедленно!

– Немедленно, – кисло повторил майор Кастелани, на долгую секунду задержав жесткий взгляд на лице графа, прежде чем отвернуться.

Первая минометная мина взлетела в ясное небо над пустыней и, описав дугу, упала почти вертикально вниз, в долину. Она взорвалась на краю ближайшего колодца, подняв фонтан пыли и дыма. Во все стороны с визгом полетели осколки. Вторая мина угодила точно в глубокую округлую яму, взорвавшись где-то внизу, ниже уровня земли. Вверх взлетели потоки грязи и дыма, и из колодца на открытую площадку выбрались, едва передвигаясь, три фигуры, больше похожие на огородные чучела в своих изорванных и перепачканных рубахах, трепещущих как флаги, взывающие к перемирию.

И тут же снова начали стрелять винтовки, раздались пулеметные очереди, и вся земля вокруг этих несчастных была иссечена пулями, превратившись в нечто подобное жидкой субстанции, в которую они упали и наконец застыли в полной неподвижности.

Альдо Белли издал восхищенный вопль. Это оказалось так легко и так прекрасно!

– А теперь по остальным ямам, Кастелани! – закричал он. – Уничтожим их всех! Всех!

Сосредоточивая огонь на каждом колодце по очереди, минометы быстро пристреливались и накрывали цель. Некоторые колодцы оказались пустыми, но в остальных еще прятались люди, и избиение продолжалось. Несколько человек, уцелевших в потоках летящих осколков, кое-как выбрались на поверхность, но тут же были срезаны пулеметным огнем.

Граф теперь настолько осмелел, что даже взобрался на бруствер, чтобы лучше видеть поле боя и следить за тем, как минометы накрывают последние ямы, а также направлять огонь пулеметов.

Следующей мишенью стал самый ближний к вади и засыпанной камнями территории колодец в дальнем конце долины, и первая мина упала рядом с ним, подняв высокий столб пыли и бледного пламени. Прежде чем рядом упала следующая, из колодца выскочила женщина и попыталась добежать до устья вади. Она тащила за собой ребенка двух или трех лет, голого, с толстенькими кривыми ножками и животиком, больше похожим на коричневый бурдюк. Он не мог угнаться за матерью и все время падал, поэтому она просто волокла его, плачущего, за собой по земле. А у нее на бедре, верхом, отчаянно прижимаясь к ее груди, сидел еще один ребенок, младенец, он тоже был голый, тоже плакал и сучил ножками.

В течение нескольких секунд никто не открывал огня по этой бегущей, обремененной детьми женщине, но потом раздалась очередь из пулемета, и одна пуля попала ей в руку и оторвала ее, ту руку, которой она тащила за собой ребенка. Она запнулась и закрутилась на месте, дико вскрикивая и размахивая кровавым обрубком как садовым шлангом. Следующая очередь угодила ей в грудь, и эти же пули прошили тело младенца у нее на бедре. Она упала и покатилась по земле словно кролик, подстреленный картечью. Винтовки и пулеметы замолчали, а голый ребенок с трудом поднялся на нетвердых ногах.

Он снова начал завывать и плакать, утвердившись наконец на своих толстеньких и кривых ножках, на его выпирающем животике болталась нитка синих бус, а его маленький пенис торчал вперед как тонкий коричневый пальчик.

Тут из устья вади вылетела несущаяся галопом лошадь – костлявый, сухопарый белый жеребец тяжелыми прыжками понесся по песку, а на его спине, прижавшись к шее и почти распластавшись, лежала тощая мальчишеская фигурка в развевающейся черной шамма. Всадник гнал коня прямо к тому месту, где стоял плачущий ребенок, и почти успел преодолеть открытое пространство, прежде чем пулеметчики поняли, что происходит.

Первый пулемет дал очередь по несущемуся галопом коню, но прицел был взят слишком высоко, и пули выбили фонтанчики пыли из склона выше и чуть позади цели. Тут всадник добрался до ребенка, круто осадил коня, что тот встал на дыбы, и наклонился с седла, чтобы подхватить малыша.

Тут еще два пулемета открыли огонь по неподвижной в тот момент цели.

Джейк Бартон отчетливо понимал, что есть только один способ остановить эту схватку между итальянцами, которые так незаметно и опасно близко подобрались к колодцам, и недисциплинированной толпой воинов, слуг и членов свиты раса.

Он не рассчитывал, что его услышат в шуме и гаме, в хоре возбужденных выкриков на амхарском. Рас пытался кричать, чтобы все услышали его голос, но то же самое пытались проделать еще человек пятьдесят племенных вождей и командиров.

Джейку требовался переводчик, поэтому он, расталкивая людей, пробрался к Грегориусу Мариаму, крепко ухватил его за руку и выволок из пещеры. Ему понадобились значительные усилия, поскольку Грегориус, точно так же как и все остальные, желал громко выразить вслух свой взгляд на ситуацию и свои предложения.

Джейк удивился, обнаружив, насколько светло снаружи, как быстро рассеялась тьма ночи. Заря только успела догореть, и сухой воздух пустыни был еще прохладен и свеж, особенно после битком набитой людьми пещеры с горящими там кострами.

В свете лагерных костров и бледных лучей восходящего солнца он увидел толпу, стремительно бегущую по дну вади в сторону колодцев, возбужденную и довольную, словно посетители в парке развлечений.

– Останови их, Грег! – крикнул он. – Давай же, нужно их остановить! – И они оба бросились вперед.

– Чего ты хочешь, Джейк?

– Нужно их остановить, чтоб они не добрались до лагеря итальяшек.

– Почему?

– Потому что если кто-то начнет стрелять, тут будет бойня.

– Но мы же не воюем, Джейк! Не будут они стрелять.

– Не очень-то на это рассчитывай, приятель, – мрачно буркнул Джейк. Его тревожное состояние оказалось заразительным. Они вместе догнали задние ряды толпы и, расталкивая всех, пробрались вперед.

– Назад, идиоты! – заорал Джейк. – Назад, все назад! – И дополнил команду угрожающим размахиванием кулаками и пинками.

Наконец Джейк добрался до узкого устья вади, где оно переходило в широкую блюдцеобразную долину вокруг колодцев. Грегориус не отставал. Они схватились за руки и, подобно стене плотины, умудрились на пару минут остановить вал из массы людей, но нажим тех, кто старался прорваться вперед, грозил свалить их. Настроение толпы изменилось: возбужденное любопытство сменилось злобным неудовольствием от этого препятствия, мешавшего им присоединиться к сотням своих товарищей, которые уже выбрались из вади и стремительным потоком разливались по открытой равнине.

В тот момент, когда их отнесло в сторону, началась стрельба со склонов долины, и толпа тут же замерла на месте и замолкла. Никто больше не пытался продвинуться вперед, а Джейк повернулся и вскарабкался на крутой склон вади, чтобы лучше видеть всю долину.

С того места, где он встал, хорошо было видно, как перекрестная стрельба превратила долину в кровавое месиво. Он смотрел, а пулеметы продолжали стрекотать, и его все больше и больше охватывало чувство безнадежности. Постепенно оно переходило в злость, в ярость, которая теперь затмила все остальные чувства, так что он едва ощутил прикосновений тонкой холодной руки, которая пыталась нащупать его ладонь, и лишь на секунду опустил взгляд, увидел золотистую головку Вики возле своего плеча, а потом снова сосредоточил все внимание на кровавой трагедии, что разворачивалась перед их глазами.

Он смутно слышал, как рядом рыдает Вики, чувствовал, что она так крепко сжимает его руку, что ее ногти глубоко вонзаются ему в ладонь. Но несмотря на дикую ярость, он все же внимательно изучал поле боя и отмечал позиции итальянцев. Стоявший с другой стороны от него Грегориус тихо молился, и гладкое юное лицо от испытываемого ужаса приобрело грязно-серый оттенок, а слова молитвы, с трудом пробивавшиеся сквозь плотно сжатые губы, больше походили на последние вздохи умирающего.

– О Боже! – прошептала Вики, хрипло, с огромным трудом, когда начали стрелять минометы, безостановочно забрасывая минами ямы и выемки, в которых пытались найти убежище уцелевшие. – О Боже, Джейк, что же нам делать?

Но он не ответил ей, а бойня все продолжалась. Они оказались в кошмарной ситуации, беспомощные, пораженные ужасом происходящего – наблюдали, как минометы продолжают охоту за людьми, пока женщина с двумя детишками не выскочила на открытый участок менее чем в трехстах ярдах от них.

– О Боже, пожалуйста, помоги им, – шептала Вики. – Пожалуйста, пусть они не погибнут. Пожалуйста, останови это.

Пулеметы уже стреляли по женщине, и они видели, как она погибла, как ребенок поднялся на ноги и встал там, потерянный и ошеломленный, рядом с мертвым телом матери. Глухой стук копыт донесся из вади внизу, и Грегориус резко развернулся и закричал: «Сара! Не надо!», но девушка уже вылетела из вади, низко пригибаясь к шее жеребца. Она скакала охлюпкой, маленькая темная фигурка на огромном белом коне.

– Сара! – снова закричал Грегориус, и уже готов был последовать за нею, выбежать на открытую, смертельно опасную равнину, но Джейк схватил его за руку и легко притянул к себе, хотя тот и сопротивлялся и что-то кричал по-амхарски.

Девушка невредимой проскочила сквозь завесу огня, и у Вики перехватило дыхание. Было невозможно поверить, что Саре удастся добраться до ребенка и вернуться невредимой. Это было глупо, настолько глупо, что она еще больше разъярилась, и все-таки было нечто волнующее и трогательное в том, что девушка, сама почти ребенок, хрупкая и прелестная, скачет прямо навстречу смерти. Это наполнило Вики ощущением собственной беспомощности, чувством глубокого унижения, потому что даже сейчас, в этот самый момент, она твердо знала, что сама на подобную жертву неспособна.

Она смотрела, как жеребец поднялся на дыбы, как девушка нагнулась, чтобы подхватить коричневого малыша, видела, как пулеметы нащупали наконец свою цель, как жеребец дико заржал и свалился, молотя в воздухе копытами и прижав девушку и ребенка к земле, а пули продолжали выбивать фонтаны пыли вокруг и с глухим звуком впиваться во все еще бьющееся тело животного.

Грегориус пытался вырваться из рук Джейка и продолжал что-то неразборчиво бормотать в полном ужасе, и тут Джейк повернулся к нему и врезал открытой ладонью по щеке.

– Прекрати! – рявкнул он. Кипевшая в нем ярость и негодование сделали его безжалостным. – Любому, кто туда сейчас высунется, тут же отстрелят задницу!

Пощечина, кажется, привела Грегориуса в чувство.

– Надо же ее оттуда вытащить, Джейк! Ну пожалуйста, Джейк! Пусти меня, я ее оттуда вытащу!

– Нет, сделаем по-другому, – резко бросил Джейк. Его лицо казалось вырезанным из твердого темного камня, но глаза горели свирепым, яростным огнем, а челюсти крепко сжались от злости. Он грубо толкнул Грегориуса впереди себя вниз по склону вади, а Вики поволок за собой. Она попыталась сопротивляться, изо всех сил упираясь ногами в землю и по-прежнему глядя в сторону долины, но ноги лишь скользили по рыхлому грунту.

– Джейк, что ты делаешь? – протестующее воскликнула она, но он не обратил на это внимания.

– Мы сейчас установим в машины пулеметы. Много времени это не займет. – Он уже планировал будущий бой, несмотря на слепящую ярость, а сам все тащил их обоих за собой по дну вади туда, где за входами в пещеры стояли их броневики. Вики и Грегориус были совершенно беспомощны перед этим свирепым напором, силой и яростью, что тянули их вперед.

– Вики, ты поведешь мою машину, а я сяду за пулемет, – сказал он. – Грег, ты поведешь машину Гарета.

Джейк дышал коротко и очень быстро, почти задыхаясь от злости.

– Мы можем пустить в дело только две машины. Одну задействуем на отвлекающий маневр – вы с Гаретом пойдете левее, вдоль отрогов хребта, и это займет их на некоторое время, а мы с Вики заберем Сару и остальных, кого обнаружим еще живыми.

Вики и Грегориус выслушали его и тут же бросились исполнять задуманное. Пока они бежали назад по вади, протрещали последние очереди из пулеметов и разорвались последние мины, после чего над пустыней воцарилась глубокая, режущая уши тишина.

Все трое миновали последний поворот тропы на дне вади, и перед ними предстала картина чудовищного смятения и столпотворения. Ущелье было переполнено теми, кто сумел избежать смерти от огня итальянцев, и теперь они спешно складывали свои вещи, складывали палатки и постельные принадлежности, собирали детей и кур, грузили все это на блеющих в панике верблюдов и брыкающихся, ревущих мулов и ослов.

Сотни всадников мчались галопом прочь, держась ближе к боковым склонам вади и исчезая в лабиринтах иссеченной провалами и разломами местности. Громко выли новоявленные вдовы, и их горестные крики были настолько заразительны, что дети начинали им вторить, вопя и причитая в унисон, а надо всем этим висели синеватые клубы дыма от костров, на которых готовили пищу, и пыли, поднятой копытами и ногами.

Четыре боевые машины стояли, выстроившись ровным рядом, поодаль от копошащейся людской массы, сияя своей белой краской с нанесенными на нее яркими красными крестами.

Джейк проложил себе дорогу сквозь толпу, возвышаясь надо всеми, и когда они добрались до ближайшей машины, он обхватил Вики за талию и легко забросил на подножку. Выражение его лица на секунду смягчилось.

– Тебе не надо ехать, – сказал он. – Я, кажется, несколько увлекся, тебе ехать не следует. Мы с Гаретом поедем на одной машине.

Ее лицо тоже покрывала смертельная бледность, а под глазами темнели синяки от бессонной ночи и ужасов увиденной бойни. Слезы уже высохли, оставив грязные потеки на щеках. В ответ она яростно замотала головой.

– Я поеду, – сказала она решительно. – Я поведу твою машину.

– Ну ладно. Помоги Грегориусу с заправкой. Нам понадобятся полные баки горючего. А я пойду за пулеметом. – Он обернулся и крикнул Грегориусу: – Мы берем «Мисс Вихлягу» и «Тенастелин». Вики поможет тебе заправить баки.

Группа личных телохранителей раса уже выносила деревянные ящики с пулеметами и патронами из пещеры, где их сложили вчера. Каждый ящик несли четверо солдат, они поспешно подносили их к опустившимся на колени верблюдам, навьючивали им на спину, по одному с каждого бока, и торопливо привязывали.

– Эй, вы! – крикнул Джейк группе, тащившей упакованный в ящик «виккерс». – Тащите его вон туда! – Они остановились, не понимая его, пока Джейк не показал им руками, что следует делать. Но тут вмешался командир гвардии. После громкого обмена мнениями Джейк осознал, что языковый барьер им не преодолеть. Командир упрямо стоял на своем, а время уходило.

– Извини, приятель, – сказал он. – Но я очень тороплюсь. – И, размахнувшись, врезал командиру в ухо, что и завершило спор, а командир отлетел назад, прямо в протянутые руки двоих своих подчиненных.

– Пошли со мной! – Джейк подтолкнул тащивших ящик гвардейцев к месту, где стояли броневики. Мысль о Саре, лежащей там, в долине, сводила его с ума. Он думал, что она уже истекает кровью, медленно приближаясь к смерти, и ее горячая молодая кровь утекает в песчаную почву, – и он гнал и гнал вперед гвардейцев, пробиваясь сквозь толпу людей и животных.

Когда они добрались до машин, Грегориус уже крутил заводную ручку «Мисс Вихляги». Мотор взревел и заработал, и Вики убрала подсос.

– Где Гарет? – прокричал Джейк.

– Я его не нашел, – крикнул в ответ Грегориус. – Нам придется ехать в одной машине. – И тут они оба повернулись назад, услыхав знакомый издевательский смех. Гарет Суэйлс стоял, небрежно облокотившись на крыло одного из броневиков, и выглядел совершенно невозмутимо и беспечно, как всегда. Волосы были аккуратно причесаны, твидовый костюм сидел безупречно, словно только что покинул мастерскую портного.

– Однако! – улыбнулся Гарет, щуря глаза от синеватого дыма своей сигарки, зажатой в губах. – Большой Джейк Бартон и двое его верных оруженосцев готовы выступить против всей итальянской армии!

Из люка водительского отделения показалась головка Вики.

– Мы вас разыскивали! – яростно заорала она.

– Ах, – легкомысленно вздохнул Гарет. – А вот и голос Ассоциации девочек-скаутов.

– Сара осталась там, в долине, – выкрикнул Грегориус, подскакивая к Гарету. – Мы хотим ее оттуда вывезти. Мы с вами берем одну машину, Вики и Джейк – другую.

– Никто никуда не поедет. – Гарет отрицательно покачал головой, но Грегориус схватил его за лацканы пиджака и начал трясти.

– Сара! – кричал он. – Вы ничего не поняли! Она там лежит! Нам нужно ее оттуда вывезти!

– Однако, мой милый, не угодно ли вам меня отпустить? – пробормотал Гарет и сбросил руки Грегориуса со своих лацканов. – Да, я знаю про Сару. Однако…

– Оставь его, Грегориус! – закричала Вики из своего люка. – Нам не нужны трусы… – Гарет резко выпрямился, выражение его лица тут же стало мрачным, а глаза вылезли из орбит.

– Меня за мою жизнь по-разному называли, моя милая юная леди. Иногда вполне справедливо. Но никто и никогда не называл меня трусом.

– Ну, все в жизни бывает в первый раз, недоумок, – прокричала Вики. Ее лицо покраснело от гнева и перемазалось грязью, волосы были всклокочены и падали на глаза. Она ткнула дрожащим пальцем в сторону Гарета: – Вот и для тебя настал этот первый раз!

Они уставились друг на друга, но тут вмешался ли Михаэль, вставший между ними. На его лице лежала печать горя, но он явно настроился командовать.

– Майор Суэйлс выполняет мой недвусмысленный приказ, мисс Камберуэлл. А я приказал немедленно отступать, уводить назад и машины, и все войско моего отца.

– Да вы с ума сошли! – Вики перенесла теперь весь свой гнев с Гарета на принца. – Там же ваша дочь лежит!

– Да, – тихо ответил принц. – С одной стороны – моя дочь, с другой – моя страна. И у меня нет никаких сомнений в том, какой выбор следует сделать.

– Чушь вы несете! – грубо вмешался Джейк.

– Я так не думаю. – Принц повернулся к нему, и Джейк увидел подавленную муку в его темных глазах. – Я не могу предпринимать никаких враждебных действий – именно этого ждут от меня итальянцы. Им нужен предлог, чтобы начать полномасштабное наступление. Нам придется подставить вторую щеку, а потом использовать этот мерзкий инцидент, чтобы получить поддержку цивилизованного мира.

– Но Сара!.. – перебила его Вики. – Мы же за одну минуту можем ее оттуда забрать!

– Нет! – Принц резко поднял голову. – Я не хочу показывать врагу, какое у нас есть оружие. Мы будем прятать эти машины, пока не наступит подходящий момент, чтобы нанести ответный удар.

– Но Сара! – вскричал Грегориус. – Как же Сара?..

– Когда машины и новое оружие уже будут на пути к безопасному убежищу в ущелье Сарди, я лично поеду туда, чтобы забрать ее тело, – ответил принц просто и гордо. – Но до того момента все выполняют свой долг. Долг – прежде всего.

– Одну машину, – взмолился Грегориус. – Хотя бы одну машину!

– Нет, я не могу позволить взять даже одну, – ответил принц.

– Зато я могу! – рявкнула Вики, и ее взлохмаченная золотистая головка исчезла в люке водительского отсека. Мотор взревел, и «Мисс Вихляга» рванулась вперед, разгоняя капотом людей и животных, потом описала крутой поворот с заносом вправо и нацеливаясь на выезд из вади.

В одиночку, безоружная, Вики намеревалась выскочить прямо под огонь пулеметов и минометов, и только один человек из всех должным образом успел отреагировать на это безумие.

Джейк отпихнул плечом принца и побежал наперехват описывающей полукруг машине. Он поравнялся с ней за момент до того, как она влетела в узкий проход. Он ухватился за приваренную к крышке капота скобу, и хотя рука чуть не выскочила из плечевого сустава, забросил тело на крыло машины и упал на него животом.

Изо всех сил прижимаясь к подпрыгивающей и рыскающей из стороны в сторону машине, он подтянулся вперед, пока не заглянул в щель водительской прорези.

– Ты что, спятила? – заорал он, и Вики глянула на него и одарила мимолетной ангельской улыбкой.

– Ага. А ты? – Тут машина тяжко подпрыгнула на очередном ухабе, у Джейка от удара на секунду перехватило дыхание, и он не смог ей ответить. Вместо этого он, цепляясь за что попало, взобрался выше, к боевой башне, чуть не лишившись четырех пальцев, когда при очередном толчке болтающаяся незакрепленная крышка люка упала рядом с его ладонью.

Напрягая все силы, Джейк поднял ее и закрепил в замке, прежде чем спуститься вниз, в нутро машины. И очень вовремя, потому что в этот момент Вики, полностью открыв дроссельную заслонку, на бешеной скорости вывела броневик на равнину.

Солнце уже поднялось над горизонтом, и золотистый песок долины перечеркнули длинные тени. Пыль и дым от взрывов мин все еще висели в воздухе неподвижным коричневатым облаком, а тела погибших валялись, разбросанные повсюду по всей голой равнине. Женские одежды выделялись яркими пятнами на однотонном пустынном фоне.