Текст книги "Смерть и золото"

Джейк сперва подумал, что эти два центральных персонажа погружены в планирование стратегических мер по обороне ущелья Сарди, но потом разглядел аккуратные стопки карт, раскиданные по всему золотистому афганскому ковру.

– Боже ты мой! – сказал Джейк. – Он воспользовался моим советом совершенно буквально!

Гарет поднял взгляд от карт, которые держал в правой руке:

– Ну слава Богу! – На его лице было написано явное облегчение. – Жаль, что это не случилось час назад.

– А в чем дело?

– Этот старый ублюдок мухлюет! – ответил Гарет, едва сумев приглушить негодование, клокотавшее в его голосе. – Он меня уже почти на две сотни обчистил! Должен сказать, я совершенно поражен! У них явно нет ничего святого, это совершенно бессовестные люди… – Тут Гарет поглядел на Грегориуса: – Никого не хочу оскорбить. Однако, вынужден признаться, я просто потрясен!

А рас покивал и расплылся в счастливой улыбке. Его глаза триумфально блестели. Он махнул рукой Джейку и Вики, приглашая их садиться и указывая на кучу подушек возле себя.

– Если он мухлюет, не играй с ним, – предложила Вики, и Гарет обиженно на нее посмотрел.

– Ты не понимаешь, старушка. Я так и не просек, как он это делает. Он изобрел какой-то совершенно новый способ, неизвестный в лучших игровых салонах мира, и вполне может быть бессовестным старым негодяем, но он, несомненно, гений своего рода. И мне просто необходимо продолжать игру, пока я не пойму, что у него за система. – Тут горестное выражение на лице Гарета сменилось сияющим. – И тогда – Бог ты мой! – тогда можно отправляться прямо в Монте-Карло!

Он сбросил шестерку пик. Рас тут же набросился на нее с триумфальным квохтанием и начал выкладывать свои карты на стол.

– Ох, Боже мой! – застонал Гарет. – Он опять собрал комбинацию!

Группа советников и старшин племени разразилась радостными воплями и поздравлениями, и рас принимал их восхищенные выкрики с видом победителя. Сияя беззубой улыбкой и всхлипывая от восторга, он наклонился вперед и с воплем «Как поживаете?» игриво ущипнул Гарета за руку. Тот скривился от боли и стал растирать это место.

– Он так делает всякий раз, когда выигрывает. Пунктик у него такой, как у взбесившегося кузнеца. Я уже весь в синяках и кровоподтеках.

– Как поживаете? – снова завопил рас.

Гарет отсчитывал проигранные монеты, а рас и его приближенные наблюдали за ним, затаив дыхание.

– В долг не играем, – пояснил Гарет, двигая деньги к расу. – Деньги на бочку, или тебе ручонки оторвут. Этот старый урод… – Гарет снова глянул в сторону Грегориуса: – Не принимай как оскорбление. Но этот старый урод собственной матери не стал бы доверять, и, вероятно, не без причины. Я совершенно поражен! Я, конечно, не раз встречал удачливых игроков, но этот малый всех переплюнул. – В голосе Гарета звучало глубочайшее восхищение и уважение, которое тут же сменилось тревогой, когда рас собрал карты и приготовился снова сдавать. Тут он повернулся к Грегориусу:

– Пожалуйста, объясни своему дорогому дедушке, что я буду просто счастлив снова составить ему компанию, но в другой раз. А сейчас, я уверен, ему следовало бы сосредоточиться на способах и методах противостояния нашему общему противнику. Итальянские армии уже с нетерпением ждут этого.

Рас неохотно отложил карты в сторону и, выдав короткую речь по-амхарски, открыл заседание военного совета. И тут же повернулся к Джейку Бартону.

– Мой дедушка хочет спросить у вас, в каком состоянии пребывает броневой эскадрон. Эти машины произвели на него очень большое впечатление, и он уверен, что их можно будет использовать с большой пользой для нас.

– Скажи ему, что он повредил и вывел из строя четвертую часть своего броневого эскадрона. На ходу только три машины.

Рас, получив этот выговор, не выказал никакого раскаяния, но повернулся к своим командирам и пустился в длинные и явно приукрашенные описания своих подвигов на поприще водителя, делая при этом широкие жесты, подчеркивавшие скорость и смелость его маневров. Повествование сопровождалось возгласами одобрения и восхищения его командиров, и прошло несколько минут, прежде чем он повернулся обратно к Джейку.

– Мой дедушка говорит, что трех этих чудесных машин будет вполне достаточно, чтобы сбросить итальянцев в море.

– Мне бы его уверенность, – заметил Гарет.

– У нас есть еще одна небольшая проблема, – продолжал Джейк. – Нет экипажей для этих машин – водителей и пулеметчиков. Нам понадобится неделя или две, чтобы подготовить ваших людей.

Рас яростно перебил его, как будто понял его слова, и по рядам его командиров пронесся одобрительный ропот.

– Мой дедушка намерен атаковать позиции итальянцев у Колодцев Чалди. Он хочет атаковать немедленно.

Джейк бросил взгляд на Гарета, который закатил глаза к потолку.

– Ну скажи ему, старичок, во что это выльется.

Но Джейк помотал головой:

– Будет лучше, если ты это скажешь.

Гарет набрал полную грудь воздуха и пустился в длинные объяснения относительно самоубийственной бесполезности лобовой атаки, даже при поддержке бронированных машин, против орудий, закопанных и запрятанных в землю, да еще и расположенных на командных высотах.

– Нужно дождаться, когда итальянцы сами начнут наступать. Вот тогда у нас будет шанс.

Гарету потребовалось все его красноречие, чтобы заставить раса согласиться, хотя и неохотно, подождать, пока противник сам сделает первый шаг, а до тех пор следить за ним силами выдвинутых вперед наблюдателей и разведчиков, чтобы засечь момент, когда итальянцы оставят свои укрепленные позиции над колодцами и выдвинутся на открытое пространство, на поросшую травами равнину, где они будут более уязвимы для атаки.

Только когда рас согласился, хмурясь и недовольно бормоча что-то себе под нос, умерить свой пыл на указанный период, Джейк сменил Гарета и начал излагать тактические решения, которые можно будет применить.

– Скажи, пожалуйста, своему дедушке, что прежде всего нужно заняться нашей основной проблемой – у нас нет подготовленных экипажей для броневиков.

– Я умею водить, – вмешалась Вики Камберуэлл, внезапно поняв, что ее вовсе не принимают в расчет.

Гарет и Джейк снова обменялись взглядами и тут же пришли к молчаливому соглашению, но их общее мнение выразил Гарет.

– Одно дело работать перевозчиком, и совсем другое – идти в бой, моя дорогая. Ты здесь для того, чтобы писать о сражениях, но не вмешиваться в них.

Вики вспыхнула и бросила на него недовольный взгляд, после чего повернулась к Джейку.

– Джейк!.. – начала было она.

– Гарет прав, – перебил тот. – И я с ним согласен, целиком и полностью.

Вики сердито замолкла, подчиняясь и понимая, что сейчас спорить бесполезно. Она отнюдь не согласилась с их высоким решением, но просто хотела выиграть время. И теперь сидела тихо, прислушиваясь к перипетиям их споров и обсуждений. Джейк объяснил, как можно будет использовать броневики и ошеломить противника, прорвав его ряды, чтобы эфиопская конница устремилась в глубь боевых порядков и эффективно атаковала разрозненные и дезориентированные пехотные части.

Хмурая гримаса раса исчезла, и вместо нее появилась гнуснейшая улыбочка. Глаза у него горели как черные угли в сморщенной темной глубине глазниц, и когда он наконец начал отдавать распоряжения, голос его прямо-таки звенел, и в нем звучали повелительные, царственные нотки вождя и воина, не принимающего никаких возражений.

– Мой дедушка распорядился, чтобы первый раз мы атаковали неприятеля, когда итальянцы пройдут район пещер у Колодцев Чалди. Нападение произведут воины и харари и галла, и поведут их два броневика. Пехота, пулеметы «виккерс» и одна машина останутся в резерве здесь, у входа в ущелье Сарди.

– А как насчет экипажей для машин? – спросил Джейк.

– Вы и я будем в одной, в другой майор Суэйлс – водитель, а мой дедушка – пулеметчик.

– Не верю своим ушам, – простонал Гарет. – Нет, это сон, это не со мной происходит… Этот старый урод, он же совершенный безумец, черт его дери. Он и себе шею свернет, и всем остальным, кто окажется в радиусе пятидесяти миль от него.

– Включая итальянцев, – согласился с ним Джейк.

– Это очень мило, даже прекрасно, ты можешь сиять как новенький соверен, но не тебе ведь предстоит быть запертым в одной консервной банке с жутким маньяком. Грегориус, хоть ты ему скажи…

– Нет, майор Суэйлс. – Грегориус покачал головой. Выражение его лица было отстраненным и холодным. – Мой дедушка уже отдал приказ. Я не стану переводить ваши возражения, хотя, если вы настаиваете, все же переведу их ему дословно – все, что вы только что о нем сказали, и как назвали.

– Ну, мой милый друг… – Гарет поднял обе руки, признавая полную капитуляцию. – Я считаю высокой честью, что именно меня избрал твой дедушка… Что до моих замечаний, то это было просто ради красного словца. Уверяю вас, я никого не хотел оскорбить. Так что никаких обид, пожалуйста. – И он с безнадежным видом повернулся к расу, который как раз поднял с ковра колоду карт и начал их сдавать по новой.

– Мне остается только надеяться, что наши милые итальяшки действительно выступят, и скоро. Долго мне тут не продержаться.

Майор Луиджи Кастелани возник в дверном проеме палатки и отдал честь.

– Прибыл по вашему приказанию, мой полковник.

Граф Альдо Белли коротко кивнул ему, отражаясь в высоком зеркале, просто чтобы показать, что заметил его появление, и снова вернулся к изучению своего отражения.

– Джино! – строгим тоном позвал он. – Это что за следы на носке моего левого сапога? – Маленький сержант упал на колени у ног графа и подышал на сапог, затуманив глянцевую поверхность, прежде чем любовно отполировать ее собственным рукавом. Граф поднял взгляд и заметил, что Кастелани все еще мнется у входа. Выражение лица майора было таким мрачным и обеспокоенным, что граф снова почувствовал, как им овладевает гнев.

– От такого выражения лица, Кастелани, любое вино прокиснет.

– Графу хорошо известны мои опасения.

– И впрямь известны! – взорвался граф. – С того момента как я отдал приказ о наступлении, я только и слышу ваши стоны и жалобы!

– Позвольте мне еще раз указать, что этот приказ находится в прямом противоречии…

– Не позволю! Сам дуче Бенито Муссолини лично возложил на меня святую миссию! И я ни за что не подведу его!

– Мой полковник, неприятель…

– Фу ты! – В темных, резко обозначившихся глазах графа мелькнула тень презрения. – Вздор это все! Тоже мне, неприятель! Это же дикари, вот что я вам скажу! Вы говорите: это солдаты, – а я говорю: отребье!

– Как будет угодно полковнику, однако броневик…

– Перестаньте, Кастелани! Это была карета «скорой помощи». – Граф и впрямь уже убедил себя в этом. – Я не допущу, чтобы фортуна прошла мимо меня! Я не желаю стенать и прятаться, как перепуганная старуха! Это вообще мне не свойственно, Кастелани, я человек действия. И предпочитаю действия прямые и немедленные. Таков мой характер – сразу прыгнуть, как прыгает леопард, нацеливаясь на яремную вену врага. Время разговоров прошло, майор. Настало время действовать.

– Как будет угодно полковнику.

– Это не просто мне так угодно, Кастелани. Этого требуют от нас боги войны, и я как истинный воин обязан им повиноваться.

На это у майора, кажется, не нашлось возражений, он просто молча отступил в сторону, когда граф выскочил из палатки и потопал куда-то твердой, уверенной поступью, задрав вверх подбородок.

Вся ударная сила Кастелани была готова к выступлению уже на заре. Пятьдесят тяжелых грузовиков выстроились в одну колонну, а он провел большую часть ночи, обдумывая порядок движения.

К утру он пришел к окончательному решению оставить полную роту под командованием одного из молодых капитанов на укрепленной позиции над Колодцами Чалди. Все остальные подразделения свели в летучий отряд, который должен был нанести решающий удар по входу в ущелье, захватить все подступы к нему и пробиться дальше в горы.

В авангард майор поставил пять грузовиков, битком набитых стрелками, а сразу за ними должны были двигаться отделения пулеметчиков, готовых, он был уверен, вступить в бой практически в любой момент. Еще двадцать грузовиков с пехотой следовали в некотором отдалении за авангардом, и последние десять шли в арьергарде. Полевую артиллерию он оставил под собственным командованием.

В случае, если колонна натолкнется на сильное сопротивление противника, он полагал, что пехота даст ему возможность выиграть драгоценное время, необходимое для установки и наведения гаубиц. Он был почти убежден, что под их прикрытием ему удастся вывести колонну из любой засады, из любого неприятного положения, в которое может ее завести вновь обретенное графом мужество и неуемная жажда славы.

Возле каждого грузовика уже курили водители и пехотинцы, рассевшись на песке с обнаженными головами и в расстегнутых мундирах. Кастелани откинул назад голову, набрал в грудь побольше воздуху и испустил громогласный вопль, который, казалось, эхом отразился от высокого неба над пустыней.

– Становись! – рявкнул он, и разомлевшие под солнцем фигуры зашевелились и задвигались, вмиг переходя от ленивого состояния к бешеной активности, хватая оружие, приводя в порядок мундиры и строясь в неровные ряды возле каждого грузовика.

– Дети мои! – провозгласил Альдо Белли, расхаживая вдоль выстроившихся рядов. – Мои храбрые ребята! – И он посмотрел на них, не особенно замечая расстегнутые воротники, щетину, покрывавшую их щеки, торопливо притушенные окурки, сунутые за уши. Его взгляд туманили высокие чувства, в своем воображении он уже обрядил этих солдат в сияющие доспехи и шлемы, украшенные пышными плюмажами.

– Жаждете крови? – спросил полковник и, откинув назад голову, беспечно засмеялся. – Скоро у вас будут моря крови, – заявил он. – Зальетесь по самые уши!

Те, до кого долетали его слова, зашевелились, переступая с ноги на ногу и неуверенно поглядывая друг на друга. Они явно предпочли бы кьянти.

Граф остановился перед тощим стрелком, явно еще не достигшим двадцати лет, с черными растрепанными волосами, торчащими из-под шлема.

– Bambino! – провозгласил граф, юноша повесил голову и слабо, болезненно улыбнулся. – Мы сегодня сделаем из тебя настоящего воина. – Он обнял солдатика, потом отстранил на расстояние вытянутой руки и изучающее посмотрел в лицо. – Италия послала сюда самых лучших своих сыновей. И никто из нас не слишком молод и не слишком благороден, чтобы не быть принесенным в жертву на алтарь войны! – Благодарная улыбка юноши тут же сменилась выражением ужаса.

– Пой, bambino, пой! – воскликнул граф и сам затянул «Ла Джовинеццу» своим ревущим баритоном, а юноша неуверенно задергался у него в руках. Граф пошел дальше, и как раз достиг головы колонны, когда песня кончилась. Он кивнул Кастелани, не в силах сказать ни слова, поскольку задохнулся от быстрой ходьбы, и майор выкрикнул следующий приказ:

– По машинам!

Ряды чернорубашечников смешались и сбились в группы, все старались побыстрее добраться до огромных грузовиков и залезть в кузов.

«Роллс-ройс» стоял на почетном месте во главе колонны, Джузеппе наготове сидел за рулем, Джино – рядом с ним с фотокамерой на коленях.

Мотор тихо рокотал, широкое заднее сиденье было завалено личными вещами графа: спортивная винтовка, дробовик, дорожные одеяла, корзина для пикника, соломенная корзинка для вина, бинокль и парадный плащ.

Граф с достоинством забрался в машину, уселся на мягких кожаных подушках и посмотрел на Кастелани.

– Помните, майор, суть моей стратегии – это скорость, захватить врага врасплох. Удар молнии, быстрый и безжалостный, нанесенный железной рукой прямо в сердце врагу.

Майор Кастелани, сидя рядом с водителем последнего в колонне грузовика, дыша пылью, поднятой идущими впереди сорока девятью другими машинами и уже вспотев в похожей на раскаленную духовку кабине, посмотрел на часы.

– Матерь Божья! – прорычал он. – Уже больше одиннадцати! Нам надо бы двигаться побыстрее, если хотим…

В этот момент водитель выругался и резко затормозил, и прежде чем грузовик остановился, Кастелани выскочил наружу, на подножку и тут же забрался на крышу кабины.

– Что там стряслось? – крикнул он вниз водителю.

– Не знаю, майор, – прокричал в ответ тот.

Впереди них вся колонна встала как вкопанная, и Кастелани уже приготовился услышать звуки стрельбы – он был уверен, что они попали в засаду. Водители и солдаты между тем обменивались громкими вопросами и предположениями, многие вылезали на дорогу и вглядывались вперед.

Кастелани навел на фокус свой бинокль, и в эту секунду до него донеслись звуки ружейной стрельбы, ясные и четкие, несмотря на расстояние. На языке у майора уже вертелся приказ развернуть полевые пушки, но тут в его объектив попал «роллс-ройс».

Огромный лимузин вылетел далеко в сторону от левого фланга колонны, и сейчас несся через поросшую травой равнину, а на его заднем сиденье стоял, едва удерживаясь на ногах, граф Белли, сжимая в руках дробовик и держа его над головой водителя. В этот момент прямо из-под летящего на полной скорости «роллса», из густой травы вырвалась стайка жирных коричневых турачей. Они круто взмыли вверх, рассекая воздух широкими крыльями.

Из дула ружья вырвались два длинных языка синеватого дыма, и две птицы разлетелись в клочья, рассыпая вокруг тучи коричневых перьев, а оставшиеся в целости птицы стремительно унеслись прочь. «Роллс» остановился, подняв тучу пыли.

Кастелани увидел, как Джино, маленький сержант, выскочил из машины и бросился за подстреленными птицами.

– Проклятие! – взревел майор, наблюдая, как граф позирует перед камерой, по-прежнему стоя на заднем сиденье «роллса», держа на весу раскачивающиеся трупики птиц и горделиво улыбаясь в объектив.

* * *

В армии раса нарастали уныние и тревога. С середины утра и целый день потом, изнывая от безделья и скуки на иссушающей жаре, люди занимались только тем, что ждали.

Разведчики донесли, что итальянцы начали продвижение вперед в десять часов утра, и войско раса немедленно выдвинулось вперед и заняло тщательно подготовленные позиции.

Гарет Суэйлс потратил несколько дней, выбирая наилучшее место, где они могли бы встретить первый удар итальянцев, и все части дикой эфиопской конницы прошли курс изнурительной муштры, получив четкие инструкции, в каком порядке должны развиваться действия засевшей в засаде армии, и предупреждение о соблюдении строжайшей дисциплины.

Выбранное для боя поле было расположено между горными отрогами, образующими устье прохода, пробитого водами реки Сарди. Очевидно, что это единственный проход, открытый для итальянцев, и он был почти двенадцать миль в ширину.

Атакующие должны были продвигаться вдоль южного отрога, где на горном склоне установлены пулеметы «виккерс» и где небольшой побочный водный поток вроде ручья прорубил себе путь на равнину. Его высохшее русло извивалось между камнями и, выходя на равнину, тянулось еще на пять миль, прежде чем исчезнуть в земле, но было глубоким и достаточно широким, чтобы скрыть всадников харари и галла.

Все они ждали целый день, воины сидели возле своих коней на сахарно-белом песке. Племена разместились на дипломатическом расстоянии друг от друга. Харари встали в самом устье приготовленной ловушки, ближе к каменистому склону горы, где на их фланге укрылись пулеметчики с «виккерсами», засевшие в укрепленных окопах среди камней. Галла под командованием своего геразмаха в синей шамма сгруппировались чуть дальше, на открытом месте, где ручей резко сворачивал вбок и уходил в сторону сухой травянистой равнины.

Здесь, у этого поворота, склоны были особенно крутые, чтобы скрыть пятнадцать сотен всадников. Этот контингент вместе с почти тремя тысячами конников самого раса Голама являл собой великолепную и мощную атакующую силу, особенно если ее неожиданно бросить на сбитого с толку и дезорганизованного противника. Настроение эфиопов, всегда достаточно кровожадное, еще более усиливалось долгими часами вынужденной бездеятельности, торчания под палящим солнцем на белом песке русла, которое отражало его лучи подобно зеркалу. Кони были в угнетенном состоянии от жары и отсутствия воды, что же до людей, то они просто жаждали крови.

Гарет Суэйлс придумал отличную ловушку, пользуясь естественным широким изгибом ручья, и рассчитывал заманить в нее итальянскую колонну. В двух милях от башни «Горбатая Генриетта», в неглубокой впадине скрывались две небольшие группы всадников, которые выступят как застрельщики, в качестве наживки. Они сидели и ждали там с того момента, когда разведчики рано утром в первый раз сообщили о движении итальянцев. Подобно всем остальным они извелись от скуки и нетерпения и пребывали в самом паршивом настроении. Гарету оставалось только гадать, каким образом этой огромной и аморфной массе недисциплинированных, своенравных и независимых людей удавалось до сих пор сохранять единство. Его нисколько не удивило бы, если бы к настоящему моменту половина их уже потеряла всякий интерес к войне и отправилась по домам.

Единственным человеком, у которого всегда находились дела, что, кажется, вполне его устраивало, был только Джейк Бартон. Гарет опустил бинокль и с раздражением поглядел на то, что было доступно глазу. Верхняя половина туловища этого джентльмена полностью скрылась в моторном отсеке «Свиньи Присциллы», снаружи оставались ноги и задница. Непрерывно доносившийся оттуда приглушенный мотив «Тайгер рэг» только усиливал раздражение Гарета.

– Как у тебя там дела? – окликнул он партнера, желая всего лишь остановить эту надоевшую мелодию, и из-под капота появилась взъерошенная голова Джейка. Одна щека была вымазана черным отработанным маслом.

– Кажется, я понял, в чем дело, – довольно заявил он. – Карбюратор засорился, комок какой-то дряни попал. – И он вытер руки тряпкой, которую ему подал Грегориус. – А что там итальяшки поделывают?

– Кажется, у нас небольшая проблема, старина, – тихонько сообщил ему Гарет, отворачиваясь и возобновляя наблюдение. Выражение его лица вновь стало серьезным и озабоченным. – Должен признать, что я слишком полагался на обычное для этих латинян чванство и самоуверенность, именно эти качества должны были заставить их броситься вперед, невзирая ни на что.

Джейк отошел от своей машины и взобрался туда, где сидел Гарет. Две бронированные машины стояли в самом дальнем конце круто поворачивающего русла ручья, там, где он терялся в бесконечном море поросшей травой равнины и низких песчаных холмов. Здесь его берега были не слишком высоки, однако все-таки закрывали корпуса двух машин, правда боевые башни частично виднелись. Их слегка прикрыли ветками колючего кустарника, после чего они стали вовсе незаметны, но вполне могли служить наблюдательными постами.

Гарет передал Джейку бинокль.

– Думаю, нам попался хитрый командир. Идет себе потихоньку вперед, не торопится. – Гарет озабоченно помотал головой. – И мне это совершенно не нравится.

– Вон он, опять остановился, – сказал Джейк, наблюдая за поднимавшимся вдали облаком пыли, обозначавшим положение итальянской колонны. Облако постепенно съеживалось и опадало.

– О Господи! – застонал Гарет и схватил бинокль. – Этот ублюдок что-то задумал, я уверен! Уже седьмой раз он останавливает свою колонну. И, кажется, без каких-либо на то причин. Разведчики никак не могут понять, в чем там дело, да и я тоже. У меня есть гнусное ощущение, что нам попался какой-то военный гений, современный Наполеон, и это меня чертовски нервирует!

Джейк улыбнулся и философским тоном предложил:

– Что тебе сейчас необходимо, так это успокаивающая партия в джин-рамми. Рас тебя уже ждет. – И, словно по подсказке суфлера, рас поднял взгляд и выжидательно улыбнулся – он сидел в тени кузова на ящике с патронами, выложив на крышку очередную комбинацию карт, и внимательно ее изучал. Его телохранители толпились позади. У них тоже был выжидательный вид.

– Меня окружили, – застонал Гарет. – И я даже не знаю, кто более опасен: этот старый урод здесь, под нами, или тот, что приближается.

Он снова поднял к глазам бинокль и обозрел всю линию горизонта и подножие гор. Там больше не было видно никакой пыли.

– Какого черта, что это он там задумал?!

На самом же деле седьмая остановка, объявленная графом Альдо Белли, оказалась самой короткой за весь день, но самой необходимой.

Это было дело чрезвычайной важности и спешности, и пока с грузовика, на котором везли его личные вещи, стаскивали походный стульчак, он весь извертелся на заднем сиденье «роллса», изнывая от нетерпения. Джино, верный оруженосец, пытался его утешить.

– Это все вода из колодцев, ваша светлость, – с умным видом говорил он и беспрестанно кивал.

Как только туалет сняли и установили, чтобы можно было любоваться отличным видом на дальние горы, открывавшимся со стульчака, над ним натянули небольшую брезентовую палатку, дабы скрыть его от любопытных глаз пяти сотен пехотинцев.

Как только эта работа была завершена и вся колонна погрузилась в уважительное и выжидательное молчание, граф очень осторожно вылез из «роллса», а потом прямо как олимпийский бегун рванул к маленькому и одинокому брезентовому сооружению, в котором и исчез. Молчание и ожидание длилось почти пятнадцать минут. И было прервано наконец воплями графа из палатки.

– Доктора позовите!

Пятьсот человек ждали в настоящем напряжении, и в грузовиках слышались пересуды, предположения и догадки, которые наконец докатились до майора Кастелани. И даже он, человек, уверенный, что уже повидал все на свете, не сразу поверил в причину новой задержки и направился в голову колонны, чтобы все выяснить лично.

Он прибыл к походному сортиру и обнаружил там графа и медицинский консилиум, собравшийся вокруг палатки и живо обсуждающий ее содержимое. Граф был бледен, но держался гордо, словно новоявленная мамаша, чей новорожденный младенец находится в центре внимания собравшихся. Он посмотрел на Кастелани, возникшего в дверном проеме, и майор даже чуть подался назад, поскольку на какой-то момент ему показалось, что граф и его пригласит принять участие в консилиуме. Он быстро отдал честь и сделал еще шаг назад.

– У вас есть для меня приказания, полковник?

– Я заболел, Кастелани, – горько заявил граф, принимая скорбную позу, сутулясь и слабо мотая головой. Потом медленно поднял плечи и задрал вверх подбородок. На губах появилась слабая, но храбрая улыбка, растянувшая ему рот. – Но это не в счет. Мы идем вперед, Кастелани. Вперед! Сообщите солдатам, что я в полном порядке. Правду им не говорите. Если они узнают о моей болезни, то могут утратить боевой дух. И даже запаниковать.

Кастелани снова отдал честь:

– Слушаюсь, мой полковник!

– Помогите мне сесть в машину, Кастелани, – приказал граф, и майор неохотно взял его под руку. Граф тяжело оперся на нее, и они пошли к «роллсу», однако граф сумел улыбнуться солдатам и даже помахать стоявшим близко.

– Бедные мои храбрые ребята, – пробормотал он. – Им не следует об этом знать. И я их не подведу.

– Что за чертовщина там творится? – кипел Гарет Суэйлс, недовольно и нетерпеливо поглядывая на Джейка, который стоял на башне выше его.

– Да ничего, – уверил его Джейк. – Вообще никакого движения.

– Мне это не нравится, – злобно буркнул Гарет. Выражение его лица почти не изменилось, когда рас издал очередной триумфальный вопль и начал выкладывать свои карты.

– И это мне тоже не нравится, – снова сказал он и полез за бумажником прежде, чем рас напомнил ему. Пока старец тасовал и снова раздавал карты, Гарет продолжал разговор с Джейком.

– А как там Вики? Оттуда тоже никакой информации?

– Ни звука, – уверил его Джейк.

– Это еще одно, что мне страшно не нравится. Слишком спокойно она это восприняла. Откровенно говоря, я ожидал, что она давно уже появится здесь, несмотря на все мои приказы.

– Не появится, – уверил его Джейк, поднимая бинокль и обследуя пустой горизонт.

– Мне бы твою уверенность, – пробормотал Гарет, беря свои карты. – Это не в ее стиле – сидеть в лагере и бездельничать, когда тут начинается действие. Она ж из тех, кто всегда лезет в первые ряды, она такая. Любит оказаться там, где что-то происходит.

– Да знаю я, – кивнул Джейк. – У нее так хитро блестели глаза, когда она согласилась оставаться в ущелье… Так что я принял меры, чтобы она не смогла воспользоваться «Мисс Вихлягой»: вынул из распределителя графитовый контактный стержень.

Гарет заулыбался.

– Это единственная отрадная новость за весь сегодняшний день. У меня уже было видение, как Вики Камберуэлл приезжает прямо на поле боя в самый разгар схватки.

– Проклятые итальяшки! – мрачно заметил Джейк, и они оба рассмеялись.

– Ты меня иногда удивляешь, тебе это известно? – спросил Гарет, достал из нагрудного кармана сигарку и кинул ее Джейку. – Спасибо, что присматриваешь за тем, что принадлежит мне. Я высоко это ценю.

Джейк откусил кончик сигарки и загадочно уставился на приятеля, чиркнув спичкой по шершавой стальной поверхности боевой башни и прикрывая пламя сложенными ковшиком ладонями, дожидаясь, пока прогорит сера головки.

– Они все неуправляемые, как дикие лошадки, пока кто-то их не обкатает и не поставит на них свое клеймо. Таков закон всех скотоводов, старина, – ответил он и прикурил сигарку.

Вики Камберуэлл выбрала пятерых взрослых мужчин из числа телохранителей раса, вручила каждому по серебряному талеру Марии Терезии и довела всех пятерых до крайней степени изнеможения. Один за другим они хватались за заводную ручку «Мисс Вихляги» и крутили ее прямо как осатаневшие шарманщики, а Вики всячески подбадривала их криками и угрозами, высовываясь из водительского люка. Глаза у нее сверкали, щеки раскраснелись от досады и огорчения.

После часа бесплодных усилий она наконец уверилась, что с машиной что-то сделали, чтобы удержать ее в безопасном месте и чтоб она не путалась под ногами, и занялась проверкой внутренних органов «Мисс Вихляги». Вики принадлежала к не совсем обычной категории женщин, которым нравится знать, как что работает, и в течение всей своей жизни она вечно надоедала всяким механикам, приятелям и инструкторам, донимая их вопросами. Она заставила себя стать отличным водителем и пилотом, а в процессе обучения получила еще и четкое представление о работе двигателя внутреннего сгорания.

– Ну хорошо, мистер Бартон, – мрачно бормотала она. – А теперь попробуем выяснить, что вы тут натворили. – Начтем с системы питания.

Она закатала рукава блузки и плотно завязала волосы шарфом. Пятеро ее здоровенных помощников в благоговейном ужасе наблюдали, как она открыла моторный отсек, подняв крышку капота, а потом собрались группой рядом, чтобы получше видеть и помочь советом. Ей пришлось отогнать их, прежде чем начать работу, но потом она так погрузилась в свои исследования, что за полчаса проверила всю топливную систему и уверилась, что бензин свободно поступает в карбюратор и в цилиндры и что насос работает безупречно.