Текст книги "Смерть и золото"

– Вас понял, – улыбнулся Джейк. – Но я-то не солдат.

Но принц отмел в сторону это утверждение.

– Он, вероятно, все же гораздо лучше, чем сам считает, – заметил Джейк, и принц согласно кивнул.

– Его боевая доблесть во Франции впечатляет. Военный крест плюс три раза упоминание в приказе.

– Да-да, вы меня вполне убедили, – пробормотал Джейк. – Вы этого добивались?

– Нет, – признался принц неохотно. – Я надеялся, что вы меня убедите. – И они оба рассмеялись.

– Вы и мое прошлое тоже проверяли? – спросил Джейк.

– Нет, – признался принц. – Я впервые услышал о вас только в Дар-эс-Саламе. А ваши машины стали для меня настоящим сюрпризом. Дополнительным подарком. – Принц снова помолчал, потом заговорил так тихо, что Джейк едва разбирал его слова: – Вероятно, это была самая выгодная часть нашей сделки. – Тут он поднял голову и посмотрел Джейку прямо в глаза. – Вы все еще в ярости. И я вижу, какого рода эта ярость.

И Джейк, к собственному удивлению, должен был признать, что принц прав: ярость по-прежнему клокотала в его душе, – но теперь это были не вспышки пламени, взлетевшие при первом шоке от увиденной жестокости. Те уже давно перегорели и превратились в угли, пылающие в самой глубине его существа, но память о мужчинах и женщинах, попавших под разящий огонь пулеметов и минометов, будет еще долго поддерживать их тление.

– Я думаю, что теперь вы накрепко связаны с нами, – продолжал ли тихо, и Джейк поразился его проницательности. Сам он еще не понял этой связи; впервые с тех пор, как он попал в Африку, им двигало нечто большее, чем собственные устремления. Он уже понял, что теперь точно останется здесь, будет сражаться вместе с ли и его людьми, пока они в нем нуждаются. Он также осознал, чисто интуитивно, что если эти простые люди станут рабами, тогда все человечество – включая и Джейка Бартона – лишится какой-то меры свободы. В памяти всплыла строка, почти забытая, неточно заученная много лет назад и тогда не понятая.

– «Нет человека, который был бы как Остров…», – сказал он, и ли, кивнув, продолжил цитату:

– «…сам по себе… смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством…». Да, мистер Бартон, это Джон Донн[25]25
  Джон Донн (1572—1631) – английский священник и поэт.


[Закрыть]. Думаю, с вами нам здорово повезло. Вы пламень, Гарет Суэйлс – лед. И это сочетание будет работать нам на пользу. Между нами уже возникла связь, союз.

– Связь? – Джейк рассмеялся, коротко и хрипло, но тут же остановил себя и задумался над словами принца. Этот человек обладал даже большей проницательностью, чем Джейк мог предположить. У него был явный дар выворачивать ситуацию наизнанку, дабы открыть доселе не понятую истину.

– Да, связь, – сказал ли. – Лед и пламя. Вот сами увидите. – Некоторое время они молчали, стоя на стальной башне боевой машины, подставив солнцу обнаженные головы и думая каждый о своем.

Потом ли, очнувшись от задумчивости, указал на какую-то точку на горизонте.

– Там сердце Эфиопии, – сказал он. – Горы. – Они оба подняли головы и посмотрели на уходящие ввысь пики и огромные плоские столовые горы, по-местному – амба, характерные для горных районов этой страны.

Каждая такая столовая гора была отделена от другой глубокими провалами с почти вертикальными каменными стенами; они словно рассекали пространство и отсюда казались синеватыми и далекими, как облака, к которым они вроде как устремлялись, а также глубокими темными ущельями, которые, казалось, были вырублены в земле ударами гигантского топора и обрывались и уходили на тысячи и тысячи футов вниз, к стремительным потокам, бурлящим в их глубине.

– Горы защищают нас. На сотни миль в каждую сторону они встают барьером, который не преодолеть никакому врагу. – Принц раскинул руки в стороны, словно пытаясь обнять синеватую каменную стену, которая, растворяясь в воздухе, уходила на север и на юг, превращаясь в закрытую дымкой даль и сливаясь с более бледной и более яркой синевой неба.

– Но там же есть ущелье Сарди, – сказал Джейк, заметив провал в этой каменной стене, глубокий тоннель, рассекающий камень и уходящий в его глубины, возможно, миль пятнадцати в ширину в самом широком месте, но потом резко сужающийся и круто взбегающий вверх, к отдаленным вершинам.

– Ущелье Сарди, – повторил принц. – Копье, нацеленное в открытый фланг Льва Иудеи. – Он покачал головой. Лицо его снова омрачила тревога, а в глазах появилось затравленное, загнанное выражение. – Император, негус Хайле Селассие, собрал свои армии на севере. Сто пятьдесят тысяч человек готовы встретить главный удар итальянцев, которые собираются обрушиться на нас с севера, из Эритреи, через Адуа. Фланги армии императора прикрыты горами, если не считать это ущелье. Тут единственный проход, через который современная механизированная армия может проникнуть наверх, в горы. Дорога, проложенная по ущелью, крутая и очень ухабистая, но итальянцы – мастера саперного дела. Дороги они прокладывать умеют, этим мастерством они овладели еще во времена римских цезарей. Если они захватят вход в ущелье, то за неделю перебросят в горные районы тысяч пятьдесят своих солдат. – Он ткнул кулаком вверх, в сторону дальних синих вершин. – И те окажутся в тылу императорской армии, между ним и его столицей, Аддис-Абебой, и дорога на нее будет для них полностью открыта. И тогда придет нам конец, и итальянцам это прекрасно известно. Доказательство тому – их появление здесь, у Колодцев Чалди. Те, с кем мы сегодня столкнулись, лишь передовой отряд, разведка перед тем, как неприятель атакует нас через ущелье Сарди.

– Да, – согласился с ним Джейк. – Видимо, так оно и есть.

– Император поручил мне защищать ущелье Сарди, – тихо продолжал принц. – Но при этом приказал перебросить большую часть моих людей ему, в состав его армии, которую он сейчас собирает на берегах озера Тана. Это в двухстах милях к западу отсюда. Нам будет не хватать людей, у нас их будет так мало, что без ваших машин и новых пулеметов, что вы привезли, эта задача вообще была бы невыполнима.

– Это будет отнюдь не слабосильная команда, даже с такими старыми раздолбанными броневиками.

– Я знаю, мистер Бартон, и делаю все, что в моих силах, чтобы как-то изменить ситуацию в нашу пользу. Я даже заключил договор с традиционными врагами харари, племенем из провинции Галла, чтобы организовать общий фронт против неприятеля. Я стараюсь забыть старинную вражду и убедить раса племени галла присоединиться к нам и вместе оборонять ущелье. Этот человек – обычный разбойник, вор и грабитель, сущий подонок, а его люди – сплошь шифта, горные бандиты, но они хорошо умеют сражаться, а сейчас мне дорого каждое копье, которое можно направить против врага.

Джейк хорошо понимал, насколько доверяет ему принц и какие возлагает на него надежды; он относился к нему как к особо доверенному командиру. Это еще больше укрепило его чувство связи с этими людьми.

– Друг, которому не доверяешь, хуже любого врага, – заметил он.

– Не помню, откуда эта цитата, – признался принц.

– Из Джейка Бартона, механика. – Джейк улыбнулся. – Получается так, что от нас требуется некоторая работенка. Чего я хотел бы прежде всего, так это чтобы вы дали мне нескольких ваших ребят со светлыми головами. Таких, которых я смог бы научить водить машину. Или таких, из которых Гарет смог бы сделать пулеметчиков.

– Да. Я уже обсуждал это с майором Суэйлсом. Он предложил то же самое. Я лично отберу для вас самых лучших.

– Молодых, – уточнил Джейк. – Таких, которые быстро учатся.

Рас сидел сгорбившись, как старый стервятник, в тени машины Гарета, «Горбатой Генриетты». Глаза его были прищурены, словно он целился в кого-то, он что-то бормотал себе под нос, в возбуждении нес какую-то околесицу. Когда Грегориус протянул к нему руку и попытался открыть карты, которые рас прижимал к животу, стараясь, чтобы их никто не увидел, рас сердито шлепнул его по пальцам и оттолкнул, выдав недовольную тираду по-амхарски. Грегориуса это, естественно, вывело из равновесия, поскольку, в конце концов, именно он служил деду переводчиком. Он пожаловался Гарету, который сидел скрестив ноги напротив раса и тоже аккуратно держал свои карты поближе к лацканам пиджака.

– Он больше не хочет, чтобы я ему помогал, – недовольно сказал Грегориус. – Говорит, что теперь хорошо понимает, как надо играть.

– Скажи ему, что у него природный дар. – Гарет прищурился от дыма, поднимавшегося вверх от его сигарки, зажатой в углу рта. – Скажи, что он прямо сейчас может идти играть в любом игорном доме Монте-Карло.

Рас улыбнулся в ответ на такой комплимент и радостно закивал, но затем нахмурился и сосредоточился, ожидая, когда Гарет откроет свои карты.

– Есть здесь дамские угодники? – невинно осведомился Гарет, выкладывая на перевернутый патронный ящик, что стоял между ними, даму червей, и рас закудахтал от удовольствия и тут же схватил эту карту. Потом стукнул по ящику, как аукционер, и начал выкладывать свои карты.

– Боже ты мой, он меня всухую сделал! – Лицо Гарета сморщилось в весьма убедительной гримасе полного уныния, а рас закивал, подмигнул и что-то забормотал.

– Как поживаете? – тоном триумфатора осведомился он, а Гарет решил, что рождественская индейка уже набрала достаточно жира и пришла пора ее потрошить.

– Спроси своего уважаемого дедушку, не желает ли он сыграть на интерес, по маленькой. Предлагаю Марию Терезию в качестве ставки. – И Гарет показал большую серебряную монету, зажав ее между большим и указательным пальцами.

Ответ раса был положительным и весьма обнадеживающим. Он позвал одного из телохранителей, который вытащил из своей пышной шамма огромную суму из львиной шкуры и открыл ее.

– Аллилуйя! – выдохнул Гарет, увидев в глубинах сумы сверкание золотых соверенов. – Вам сдавать, старина!

Сдержанное достоинство аристократа, с которым граф держался, было скопировано с обычного поведения самого дуче – этакая величественная осанка человека, рожденного повелевать. Его темные глаза метали молнии, голос звенел так, что его самого пробирали по спине мурашки.

– Вы крестьянин, плебей, рожденный в уличной канаве! Меня поражает, что подобная личность сумела подняться до такого чина, как майор! Личность, подобная вам, – и правая рука графа взлетела в обвинительном жесте с указательным пальцем, выпрямленным и выставленным как дуло пистолета, – ничтожество, выскочка! Я сам виноват, что оказался столь мягкосердечным и доверил вам такой пост. Я полагал, что могу вам доверять. Да, я сам виноват. Именно по этой причине я до сего времени смотрел сквозь пальцы на ваше наглое поведение и назойливость. Но сегодня вы перегнули палку, Кастелани. Вы отказались исполнять прямой приказ вашего полковника перед лицом неприятеля. Этот факт я игнорировать не могу! – Граф сделал паузу, и тень сожаления мимолетно скользнула в его взгляде. – Я вполне способен на сочувствие, Кастелани, но я солдат! И не могу, хотя бы из уважения к славному мундиру, который ношу, не обращать внимания на ваше возмутительное поведение. – Он снова помолчал, задрал подбородок, и в его глазах замелькали искры ярости. – За такое полагается расстрел, Кастелани! И так оно и будет. Пусть ваша смерть послужит примером для остальных. Нынче же вечером, перед самым закатом, вас выведут перед построенным в каре батальоном, сорвут с вас награды и знаки различия, все благородные знаки вашего чина, после чего вы получите то, что заслужили, – встанете перед стволами расстрельной команды.

Это была длинная речь, но граф обладал тренированным голосом, и закончил он ее, широко раскинув руки в весьма драматическом жесте. Он так и стоял в этой позе, завершив свои разглагольствования, и любовался собой, с чувством глубокого удовлетворения глядя на свое отражение в огромном зеркале, установленном прямо перед ним. Он был один в палатке, но ощущал себя так, словно стоял перед бешено аплодирующей аудиторией. Потом резко повернулся, направился к выходу и отдернул полог палатки.

Часовые вытянулись в струну, и граф рявкнул:

– Немедленно вызовите сюда майора Кастелани!

– Слушаюсь, мой полковник! – ответил один из часовых, и граф опустил полог.

Кастелани явился минут через десять и четко отдал честь, встав у входа в палатку.

– Вы меня вызывали, полковник?

– Мой дорогой Кастелани! – Граф встал из-за стола; снежно-белые зубы при улыбке резко контрастировали с загорелой, темно-оливковой с золотистым отливом, кожей лица, а он, демонстрируя искреннее радушие, направился к майору, чтобы пожать ему руку. – Стакан вина, мой дорогой?

Альдо Белли был в достаточной мере реалистом, чтобы понимать, что без Кастелани с его профессионализмом и огромным опытом командования батальоном вся эта масса вооруженных людей просто развалится на части как плохо приготовленное суфле или, что еще более вероятно, как взорванная скала обрушится прямо ему на голову. Вынеся майору «смертный приговор», граф испытал некоторое облегчение, и теперь был настроен по отношению к нему вполне благожелательно.

– Присаживайтесь, – сказал он, указывая на складной стул возле стола. – Вон там сигары, в коробке с увлажнителем. – Он по-отечески улыбнулся. – Я просил бы вас прочитать этот рапорт и подписать его – вон там, внизу, я оставил для вас место.

Кастелани взял со стола пачку бумаг и стал читать, хмурясь как бульдог и беззвучно шевеля губами. Через несколько минут он поднял на Альдо Белли удивленный взгляд.

– Мой полковник, я сомневаюсь, что там было сорок тысяч дикарей, которые на нас напали.

– Ну, это смотря на чей взгляд… Было темно. Никто никогда и не узнает, сколько точно их там было. – Граф отмел это возражение с ласковой улыбкой на губах. – Это неофициальная прикидка. Читайте дальше. Увидите, как высоко я оценил ваше поведение в этой схватке.

Майор продолжил чтение и начал бледнеть.

– Полковник, противник потерял сто двадцать шесть человек убитыми, а вовсе не двенадцать тысяч шестьсот…

– Ах, это я просто ошибся, майор. Я исправлю цифры, прежде чем отсылать рапорт в штаб.

– Полковник, вы даже не упомянули о том, что у противника имеется бронированная машина.

И граф нахмурился – впервые с начала этого разговора.

– Бронированная машина? Кастелани, вы, наверное, имеете в виду санитарную машину?

Встречу с этим странным броневиком граф предпочел бы вообще забыть, решив, что так оно будет лучше. Столкновение не принесло лавров никому, и ему самому в особенности. Упоминание о нем внесет лишь раздражающий диссонанс в его роскошный рапорт.

– Это вполне нормально, что у противника имеется какой-то медицинский транспорт. Не стоит об этом упоминать. Читайте дальше! Caro mio, там увидите, что я представил вас к награде!

В полдень генерал де Боно созвал офицеров своего штаба на совещание с целью обсудить готовность экспедиционной армии к началу вторжения в горные районы Эфиопии. Такие совещания он проводил каждую неделю, и офицерам штаба не понадобилось много времени, чтобы понять, что в обмен на действительно роскошный обед (а шеф-повар генерала имел высокую международную репутацию) от них требовалось представить генералу веские причины, которые он, в свою очередь, мог бы представить дуче, в силу которых начало наступления следовало отложить. Штабные офицеры давно уже прониклись духом этой игры, и некоторые их предложения были поистине вдохновляющими. Однако даже их богатое воображение начинало давать сбои и впустую сотрясать воздух. Генеральный инспектор медслужбы армии в порядке эксперимента отметил наличие одного явного случая гонореи, полученной каким-то пехотинцем, осторожно назвав его «подозрением на оспу», и написал очень хороший и пугающий рапорт о возможном возникновении эпидемии, однако генерал не был уверен, можно ли использовать этот сомнительный предлог. Им требовалось нечто более внушительное. Именно это они и обсуждали за сигарами и ликером, когда дверь в обеденный зал распахнулась и к столу быстро направился капитан Креспи. Лицо его пылало, глаза дико вращались, сам он был настолько возбужден, что над столом тут же воцарилось напряженное молчание, заставив замолчать всех самых старших офицеров армии, на тот момент слегка пьяных.

Креспи вручил генералу сообщение, но был настолько возбужден, что слова, которые он намеревался произнести шепотом, вылетели у него как придушенный негодующий вопль.

– Этот клоун! – возопил он. – Этот клоун добился своего!

Генерал, встревоженный столь непонятным заявлением, схватил сообщение и забегал глазами по строчкам, прежде чем передать его сидевшему рядом офицеру, после чего закрыл лицо ладонями.

– Идиот! – простонал он, а сообщение тем временем быстро переходило из рук в руки, сопровождаемое растущим шумом голосов.

– Наконец-то, ваше превосходительство! – провозгласил командующий пехотой. – Большая победа! – И внезапно настроение в обеденном зале кардинально переменилось.

– У меня все планы уже готовы, мой генерал. Мы ждем только команды, чтобы начать осуществление вашего прекрасного стратегического плана, – воскликнул командир подразделения итальянской королевской авиации, вскакивая на ноги. Генерал отнял ладони от лица и уставился на него немного смущенно.

– Поздравляю, мой генерал, – высказался начальник артиллерии и неуверенно поднялся на ноги, расплескивая портвейн себе на мундир. – Отличная победа!

– О Господи! – пробормотал де Боно. – Боже ты мой!

– «Неспровоцированное нападение орды дикарей, – забрав сообщение, Креспи начал зачитывать вслух памятные слова графа Альдо Белли, – решительно отраженное мужеством и стойкостью цвета итальянского войска».

– Ох, Боже мой! – произнес де Боно несколько громче и снова закрыл лицо руками.

– Противник потерял почти пятнадцать тысяч убитыми! – провозгласил кто-то.

– Атака шестидесятитысячной армии отбита всего лишь горсточкой настоящих фашистов! Это знак свыше и залог будущего успеха!

– Вперед, к решительной победе!

– Выступаем! Выступаем!

Генерал снова открыл лицо.

– Да, – сказал он жалобно. – Да-да, – с несчастным видом согласился он. – Полагаю, теперь придется начинать.

Третий батальон чернорубашечников из полка «Африка» парадным маршем и в полном боевом порядке двигался по песчаной равнине перед Колодцами Чалди. Вся территория была аккуратно и тщательно размечена ровными рядами светлых брезентовых палаток и прямыми линиями, выложенными из белых камней. Всего за двадцать четыре часа под бдительным руководством майора Кастелани лагерь приобрел совершенно ухоженный и обжитой вид. Если бы у майора в распоряжении был еще день или два, здесь также появились бы дороги и здания.

Граф Альдо Белли стоял в задней части своего «роллса», который, несмотря на все усилия водителя Джузеппе, по-прежнему имел следы ударов и повреждений. Однако Джузеппе поставил его так, чтобы марширующим частям не была видна побитая сторона машины, а также успел отполировать неповрежденный бок раствором воска в метиловым спирте, так что теперь он сиял на солнце; расколотое ветровое стекло и разбитую фару он заменил.

– У меня в руках сообщение, которое я получил час назад, – прокричал граф. – Сейчас я вам его прочту. – Весь батальон замер. – Это личное послание от дуче Бенито Муссолини.

– Дуче! Дуче! – в унисон вскричал весь батальон, словно хорошо подготовленный оркестр, и граф поднял руку, унимая шум голосов, и начал читать.

– «Мое сердце переполняется гордостью при мысли о славных подвигах с оружием в руках, совершенных храбрыми сынами Италии, детьми фашистской революции!» – У графа даже слегка перехватило дыхание.

Когда он закончил, солдаты разразились радостными криками, подбрасывая в воздух шлемы. Граф вышел из машины и пошел по их рядам, плача, обнимая то одного, то другого, целуя их, пожимая руки направо и налево, а потом, стиснув поднятые над головой руки, как победитель спортивного состязания, начал кричать: «Победа будет за нами!» и «Лучше смерть, чем бесчестье!», пока совершенно не охрип, после чего двое офицеров увели его в палатку.

Однако стакан граппы помог ему прийти в себя, и он даже сумел напустить на себя озабоченный вид, читая приказ генерала де Боно, который пришел вместе с поздравительным панегириком от дуче.

Де Боно был обеспокоен и глубоко огорчен, обнаружив, что офицер, которого он считал бесполезным пустозвоном, на самом деле оказался зачинщиком крупной драки. Памятуя о личном послании дуче графу Белли, он был не в состоянии, не обрекая себя на политическую смерть, приказать полковнику вернуться назад, в штаб-квартиру и под его присмотр, где его можно было бы приструнить и удержать от дальнейших опасных выходок.

Граф, по сути дела, обеспечил себе независимое командование. Муссолини неоднократно упрекал де Боно в бездействии и неспособности начать наступление, и теперь ставил ему в пример действия благородного графа как образец выполнения воинского долга и преданности родине. Он напрямую приказал генералу поддержать продвижение графа к ущелью Сарди и дальше и при необходимости усилить его отряд.

В ответ на это де Боно направил графу радиограмму, настаивая на осторожности и умоляя придержать наступление до подхода подкрепления и проведения глубокой разведки, а также только после того, как будет обеспечена безопасность флангов и тыла.

Если бы он прислал свои рекомендации на сорок восемь часов раньше, они были бы с огромным энтузиазмом встречены и восприняты графом Альдо Белли. Но теперь, после победы при Колодцах Чалди и получения поздравительного послания от дуче, граф стал другим человеком. Он уже вкусил сладость боевых почестей и понял, насколько легко их можно заполучить. Теперь он знал, что против него выступает всего лишь племя примитивных черных людишек, способных лишь бежать и с обнадеживающей быстротой валиться на землю, стоит его солдатам открыть огонь.

– Господа, – обратился он к офицерам. – Я получил сегодня кодированное сообщение от генерала де Боно. Итальянские армии уже на марше. Сегодня, ровно в двенадцать часов, – тут он посмотрел на свои наручные часы, – то есть ровно через двенадцать минут передовые отряды переправятся через реку Мареб и начнут наступление на столицу этих дикарей, Аддис-Абебу. Мы теперь представляем собой острие шпаги, направляемой самой судьбой. В горах, что открываются перед нами, нас ждет слава, и я как ваш командир решил, что третий батальон непременно будет там. – Офицеры батальона вставляли при этом вежливые, хотя и осторожные междометия. Их уже начинали беспокоить перемены, произошедшие с их полковником. Оставалось только надеяться, что все это лишь риторика, а вовсе не реальные намерения.

– Наш уважаемый командующий приказывает мне предпринять все меры осторожности при наступлении через ущелье Сарди. – Тут все офицеры заулыбались и яростно закивали, но граф драматически нахмурился и его голос зазвенел еще громче. – Я не стану сидеть здесь в бездействии, чтобы вся слава прошла мимо и досталась другим! – Толпа офицеров зашевелилась и содрогнулась, уже с неудовольствием предвкушая грядущее, словно лес, на который налетели первые порывы зимнего ветра. Они, конечно, присоединились к всеобщему ликованию и энтузиазму, но весьма нерешительно. А граф уже запел «Ла Джовинеццу».

Ли Михаэль согласился с предложением отправить одну из бронированных машин, чтобы отвезти Сару через ущелье в город Сарди, где была католическая миссия, которой руководил врач-немец. Пулевое ранение в ноге девушки явно загноилось, чему способствовала жара, оно опухло и из него выделялась водянистая жидковатая субстанция, что вызывало у Вики большую озабоченность.

Горючее для машин доставили из Аддис-Абебы по узкоколейке, тянувшейся до самого городка Сарди, а потом перевезли на верблюдах и мулах через самую узкую и труднопроходимую часть ущелья. И теперь оно ожидало их у входа, где река Сарди пробивается сквозь заросли акаций в треугольную долину, которая, в свою очередь, расширяется до пятнадцати миль, прежде чем перейти в голую, открытую пустыню. В самом начале долины река уходит в песок и начинает оттуда длинный подземный путь туда, где в конечном итоге ее воды выходят на поверхность в Колодцах Чалди.

Сам ли тоже намеревался ехать в Сарди в машине Вики, потому что договорился встретиться там с расом племени галла и попытаться скоординировать с ним действия обоих племен против итальянских агрессоров, а потом из Аддис-Абебы за ним вышлют самолет, чтобы доставить на берег озера Тана, где император собирает срочное совещание.

Еще до отъезда он успел в приватном порядке переговорить с Джейком и Гаретом, немного прогулявшись с ними по разбитой, ухабистой дороге, круто взбиравшейся вверх, в ущелье, следуя изгибам каменистого русла реки Сарди.

Теперь они вместе стояли, глядя вверх, вдоль дороги туда, где она делала первый крутой поворот и уходила еще выше, а рядом с грохотом неслась и падала вниз вода реки, образуя высокий водопад, весь в белой пене, от которого во все стороны расходился мощный туман, питавший темно-зеленый мох на огромных валунах.

– Острых камней тут полно, прямо настоящая крокодилья спина, – заметил Джейк. – Сумеет Вики взобраться на машине?

– Я направил туда тысячу человек – разравнивать и готовить дорогу, как только узнал, что вы привезете нам эти машины, – сообщил ему ли. – Дорога, несомненно, ужасная, но, я думаю, она окажется проходимой.

– Я тоже на это надеюсь, черт побери, – пробормотал Гарет. – К тому же это единственный выход из этой симпатичной ловушки, в которую мы сами себя загнали. Как только итальяшки перекроют вход в долину… – Он обернулся и обвел рукой открывавшуюся перед ними панораму: и равнину, и горы, что лежали внизу под ними, – а потом улыбнулся принцу. – Нас тут сейчас только трое, Тоффи, старина. Давай-ка выкладывай. Чего именно ты от нас ждешь? Какие цели перед нами ставишь? Может, ты думаешь, что мы разобьем всю итальянскую армию, прежде чем ты расплатишься с нами?

– Нет, майор Суэйлс. – Принц покачал головой. – Я думал, что уже достаточно четко определил вашу роль. Мы здесь должны прикрывать тыл и фланг армии императора. Нам следует ожидать, что в конце концов итальянцы с боем прорвутся через ущелье и доберутся до плато и до дороги на Десси и Аддис-Абебу, – мы не в силах их остановить. Но мы должны задержать их по меньшей мере до того времени, когда решится судьба основных сражений на севере. Если императору улыбнется удача, итальянцы отступят и здесь. Если же он проиграет, тогда нам уже ничего не нужно будет делать.

– Сколько времени пройдет, прежде чем император вступит в бой?

– Кто знает?

Джейк помотал головой, а Гарет вынул изо рта окурок сигары и мрачно обследовал ее кончик.

– Я начинаю думать, что нам недоплачивают, – заявил он.

Но принц его, кажется, не слышал и продолжил свою речь, тихо, но напористо, тоном, к которому нельзя было не прислушаться.

– Мы используем броневики здесь, на открытом месте перед входом в ущелье, где это даст наилучшие результаты. Войска моего отца нас поддержат. – Он помолчал, и они разом посмотрели вниз, на широко раскинувшийся посреди акаций лагерь армии раса. Отставшие все еще подходили, тянулись цепочками верблюды и группы всадников, окруженные беспорядочными толпами пеших солдат. – Если племя галла присоединится к нам, они могут выставить еще пять тысяч воинов, и тогда у нас будет двенадцать тысяч или около того. Я послал разведчиков осмотреть лагерь итальянцев, и они сообщают, что их там меньше тысячи. Даже учитывая их вооружение, мы сможем их здесь сдерживать в течение многих дней…

– Если им не пришлют подкрепление, а они его непременно пришлют, и если они не пустят в ход броню, что они тоже наверняка сделают, – заметил Гарет.

– Тогда мы отступим в ущелье, разрушая по пути дорогу и обороняясь в каждом удобном месте. Там мы не сможем снова использовать броневики, пока не достигнем Сарди – этот городок лежит в своего рода чаше среди гор, на том большом открытом пространстве есть место для маневра. Кроме того, это последняя точка, где мы сможем эффективно сдерживать наступление итальянцев. – Они снова замолчали, и до них донесся рокот автомобильного мотора. Они наблюдали, как бронированные машины подъехали к началу подъема в устье ущелья и начали, рыча и задирая носы, взбираться со скоростью пешехода наверх за исключением тех мест, где им приходилось резко тормозить и сдавать назад для разгона, чтобы преодолеть крутые повороты дороги. Потом ли пошевелился и тяжело вздохнул, устало и почти безнадежно.

– И еще одно я хотел бы вам сказать, джентльмены. Мой отец – воин старой закалки. Он не знает, что такое страх, он не может себе представить, насколько эффективно современное оружие, особенно пулеметы, против масс пехоты. Я надеюсь, вы сумеете укротить его буйный темперамент.

Джейк вспомнил мертвые тела, повисшие как грязное белье на колючей проволоке во Франции, и почувствовал, как по спине стекает струйка холодного пота. Потом они снова долго молчали, пока броневик, все еще с ярко-красными крестами на бортах, добрался до возвышенности, на которой они стояли, и чуть спустились вниз, на берег потока, чтобы встретить его.

В люке показалась головка Вики. Она, видимо, выкроила время, чтобы вымыться, потому что волосы у нее блестели чистотой и были собраны на затылке, стянутые шелковой лентой. Солнце почти обесцветило их до слабо-золотистого оттенка, а ее персиковую кожу позолотило до цвета темного меда. Джейк и Гарет тут же двинулись вперед, не доверяя друг другу и не позволяя ни на секунду оставаться наедине с нею.

Она же, однако, разговаривала довольно резко, потому что была озабочена только раненой девушкой, которая лежала на полу машины на наскоро собранной постели из нескольких одеял и звериных шкур. Попрощалась она очень коротко и небрежно, а ли тем временем забрался внутрь через заднюю дверь, и Вики вновь двинула броневик вверх по крутому подъему, а за ней последовал эскадрон личных телохранителей принца, которые смотрелись как банда головорезов на своих мохнатых горных пони, все увешанные патронташами, винтовками и мечами. Стук многочисленных копыт удалился вслед за машиной, и Джейк провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду. Ему было здорово не по себе оттого, что эта девушка скоро окажется одна в горах, где неоткуда ждать помощи, да и сам он ничем уже не сможет ей помочь. Так он и стоял, глядя вслед машине.

– Собери-ка свои мысли в кучку, – посоветовал ему Гарет. – Они тебе очень скоро понадобятся против итальяшек.

От входа в ущелье до горной котловины, в которой располагался город Сарди, было несколько десятков миль, но дорога взбиралась на высоту пяти тысяч футов, так что Вики потребовалось шесть часов труда и усилий, чтобы преодолеть это расстояние.