Текст книги "Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена"

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

 
…Прекрасный пол меня лишь бесит,
Амур – без перьев – нетопырь.
 

(Г. Р. Державин, 14)

Если мужчина не развращен вовсе, то к презрительной женщине долго привязан быть не может.

(Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

Обыкновенно цена здоровья ощущается после болезни; равномерно несогласия любящих делают примирение приятнейшим.

(Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

 
Природу одолеть превыше наших сил:
Смиримся же пред ней, не умствуя нимало.
«Зачем ты льнешь?» – Магнит Железу говорил.
«Зачем влечешь меня?» – Железо отвечало.
 

(И. И. Дмитриев, 3)

 
Ты б лучше быть могла; но лучше так, как есть.
 

(И. И. Дмитриев, 14)

 
…В любви разлука нам опаснее всего!
 

(В. Л. Пушкин, 2)

 
Я правду говорю: любимой нежно быть
Здесь средство лишь одно – умей сама любить!
 

(В. Л. Пушкин, 7)

…Пригожая женщина всякую ложь может сделать истиной…

(И. А. Крылов, 1, 36)

В нынешнем просвещенном веке вкус во всем доходит до совершенства, и женщина большого света сравнена с голландским сыром, который только тогда хорош, когда он подпорчен.

(И. А. Крылов, 4)

Женщине очень приятно видеть, когда мужчина лет под сорок рассуждает так забавно, как пятнадцатилетняя девушка, и такою прекрасною уловкою скрадывает у себя лет двадцать. Скажите мне, друзья мои, не первая ли должность мужчины нравиться женщине?

(И. А. Крылов, 4)

 
…Чтоб женщине любезным быть,
Ты знаешь, нам не книги нужны.
 

(И. А. Крылов, 6)

Наглость, готовая, как говорится, на нож и огонь, часто цепенеет пред одним взором целомудренной женщины.

(Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Никто не лишал тебя способности усыплять сердце свое посредством сладостных мечтаний. Спи же, любовник, спи от вечера до утра, от утра до вечера, и – к наказанию твоей каменной Лауры – ты, верно, когда-нибудь проснешься с прежним спокойствием, с прежним равнодушием, ибо сон, успокаивая страсти, истребляет даже их вредное начало.

(К. Н. Батюшков, 15)

 
Черт как ни черт, но все едва ли
Хитрей он женской головы.
 

(П. А. Вяземский, 39)

 
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям…
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвой след…
 

(А. С. Пушкин, 5, 8, 29)

Часто удивлялся я тупости понятия или нечистоте воображения дам, впрочем очень любезных. Часто самую тонкую шутку, самое поэтическое приветствие они принимают или за нахальную эпиграмму или неблагопристойную плоскость. В таком случае холодный вид, ими принимаемый, так убийственно отвратителен, что самая пылкая любовь против него не устоит.

(А. С. Пушкин, 7)

Пожилой женщине позволяется многое знать и многого опасаться, но невинность есть лучшее украшение молодости.

(А. С. Пушкин, 9)

Браните мужчин вообще, разбирайте все их пороки, ни один не вздумает заступиться. Но дотроньтесь сатирически до прекрасного пола – все женщины восстанут на вас единодушно – они составляют один народ, одну секту.

(А. С. Пушкин, 19)

…Поддельная любовь составляет весьма важную статью внутренней торговли, хотя и не показывается в статистических таблицах.

(О. И. Сенковский, 5)

Как бы то ни было, я очень сожалею, что не родился девушкою. И, наблюдая со вниманием неземную красоту женской души, я не понимаю даже, как можно в нашем просвещенном веке согласиться быть мужчиною; как все люди давно уже не переродились в женщин; как вся природа не оборотилась, например, молодою, прекрасною, чувствительною графинею?.. Как тогда было бы весело на свете! Мы не знали б ни пушек, ни сражений, ни революций. Вся земля была бы одною огромною модною лавкою, вся наша солнечная планетная система – одним необъятным английским магазином.

(О. И. Сенковский, 6)

Ах, клянусь, ежели когда-либо оборочусь я красавицею, ни за какое благо – хоть бы меня повесили на самой высокой мужской шее – не стану целоваться с мужчинами, чтоб только не подвергнуться преследованию со стороны других любительниц поцелуев!

(О. И. Сенковский, 6)

 
Ее жестоко осуждают:
Она проста, она пуста;
Но эти перси и уста, —
Чего ж они не заменяют?
 

(Н. М. Языков, 11)

 
…Для тела моего ты велика чрезмерно,
А для души моей ты несколько мала.
 

(Н. М. Языков, 13)

И что любовь? Одна волна

Большого жизненного моря!

(Н. М. Языков, 14)

 
Как сон души благочестивой,
Беседа женская тиха,
Когда без чувства, без греха
Язык болтает неленивый;
Но речи смелые летят,
Они решительны и громки,
Когда от сердца говорят
Ребра Адамова потомки.
 

(Н. М. Языков, 28, 2)

Кто не испытал этого чудного чувства прозелитизма, которое тревожит юную душу, полную жизни и деятельности? всем бы поделился, все бы передал, что есть науме и на сердце; простолюдин дарит своей любезной свою последнюю драгоценность; художник отдает ей познание, которое поразило его вчера, чувство, которое вчера его встревожило, – все то, что вчера загорелось в нем и что потому ему кажется целию человеческой жизни. Холодные или устарелые люди смеются над этим прозелитизмом, не замечая того, что и в них он существовал и претворился в охоту рассказывать новости, давать советы встречному и поперечному, – что в них выпарилось все прекрасное и святое этого побуждения, а остался один его холодный себялюбивый осадок.

(В. Ф. Одоевский, 4)

Эгоизм старух-девиц ужасен: он хочет выместить на всем окружающем пробелы, оставшиеся в их вымороженном сердце.

(А. И. Герцен, 1, 1, 2)

Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно, имел большую практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой любви, которая бывает один раз в жизни.

(А. И. Герцен, 1, 1, 4)

Сильной натуре, не занятой ничем особенно, почти невозможно оборониться от влияния энергичной женщины; надобно быть или очень ограниченным, или… совершенно бесхарактерным, чтоб тупо отстоять свою независимость перед нравственной властью, являющейся в прекрасном образе юной женщины, – правда, что пылкой от природы, увлекающейся от непривычки к самообузданию…

(А. И. Герцен, 1, 2, 4)

Неужели из вас никому не случалось отдаваться безотчетно и бесцельно обаятельному влиянию женщины, вовсе не близкой, долго смотреть на нее, долго ее слушать, встречаться взглядом, привыкнуть к ее улыбке и так вжиться в эту летучую симпатию, что вы потом сами удивляетесь ее силе, когда эта женщина исчезает; и вы себя чувствуете как-то оставленным, одиноким; какая-то горечь наполняет душу…

(А. И. Герцен, 2)

Много дурного надобно испытать, чтоб уметь вынести женские слезы, чтоб уметь сомневаться, пока они, еще теплые, текут по воспаленной щеке.

(А. И. Герцен, 9, 3, 21)

На сколько ладов и как давно люди знают и твердят, что «жизни май цветет один раз и не больше», а все же июнь совершеннолетия, с своей страдной работой, с своим щебнем на дороге берет человека врасплох. Юность невнимательно несется в какой-то алгебре идей, чувств и стремлений, частное мало занимает, мало бьет, а тут – любовь, найдено – неизвестное, все свелось на одно лицо, прошло через него, им становится всеобщее дорого, им изящное красиво; постороннее и тут не бьет, они даны друг другу – кругом хоть трава не расти! А она растет себе с крапивой и репейником и рано или поздно начинает жечь и цепляться.

(А. И. Герцен, 9, 4, 25)

Вообще женское развитие – тайна: все ничего, наряды да танцы, шаловливое злословие и чтение романов, глазки и слезы – и вдруг является гигантская воля, зрелая мысль, колоссальный ум.

(А. И. Герцен, 9, 4, 25)

У него в доме явилась женщина, или, вернее, у него явился дом, потому что в нем была женщина.

(А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

Связи, легко, ветрено начатые, редко подымаются выше спальной и кухни.

(А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

Радикально уничтожить ревность значит уничтожить любовь к лицу, заменяя ее любовью к женщине или к мужчине, вообще – любовью к полу. Но именно только личное, индивидуальное и нравится, оно-то и дает колорит, tonus, страстность всей нашей жизни. Наш лиризм – личный, наше счастье и несчастье – личное счастье и несчастье… Ни слез о потере, ни слез ревности вытереть нельзя и не должно, но можно и должно достигнуть, чтоб они лились человечески… и чтоб в них равно не было ни монашеского яда, ни дикости зверя, ни вопля уязвленного собственника.

(А. И. Герцен, 9, 5, 41, Раздумье по поводу затронутых вопросов, 1)

Свести отношения мужчины и женщины на случайную половую встречу так же невозможно, как поднять и свинтить их до гробовой доски в неразрывном браке. И то и другое может встретиться на закраинах половых и брачных отношений как частный случай, как исключение, но не как общее правило.

(А. И. Герцен, 9, 5, 41, Раздумье по поводу затронутых вопросов, 2)

Пословицу: «Кто на море не бывал, тот Богу не молился» можно так переделать: женщина, у которой детей не бывало, не знает бескорыстной преданности, и это особенно относится к замужним женщинам; бездетность у них развивает почти всегда грубый эгоизм, разумеется, если по дороге не спасет какой-нибудь общий интерес. Старая дева имеет какие-то поседевшие стремления, мягчащие ее, она все еще ищет и все надеется; но женщина без детей и с мужем – в гавани, она благополучно приехала, сначала инстинктивно погрустила о том, что детей нет, потом успокоилась и живет в свое удовольствие, а если и оно не удается, в свое горе или в чье-нибудь неудовольствие, в чье-нибудь горе – хоть горничной. Рождение ребенка может ее спасти. Ребенок приучает мать к жертве, к подчинению воли, к страстной трате времени не на себя и отучает от всякой внешней награды, признания, спасиба. Мать с ребенком не считается, она ничего не требует от него – кроме здоровья, аппетита, сна и – и его улыбки. Ребенок, не выводя женщины из дому, превращает ее в гражданское лицо.

Совсем не то, когда бездетной женщине в дом попадется почему бы то ни было чужой ребенок, да еще по какой-нибудь необходимости. Она будет, пожалуй, наряжать его, играть с ним, но когда ей хочется; она будет баловать его, но по-своему, во всех других случаях ребенок будет напрасно стучаться в окоченелое или ожиревшее сердце. Словом, ребенок может наверное рассчитывать на все льготы и холенья, которые делают шпицу, канарейке, – но не больше.

(А. И. Герцен, 9, Русские тени, 2)

Быть красавицей – несчастие, красавица – жертва своей наружности, на нее смотрят как на художественное произведение, в ней ничего не ищут далее наружности.

(А. И. Герцен, 11, 3)

ТАИНЫ СЕМЕЙНЫЕ

…Жены более имеют склонности к самовластию, нежели мужчины…

(М. М. Щербатов, 4)

Соединяющая в такой союз природа супругов сама предписывает собственные каждому должности и открывает им происходящую от наблюдения оных пользу, приятность и услаждение. На такой конец, когда она мужа сотворила приобретателем и искателем вне дому благ, жену хранительницею оных сделала внутреннею дома.

(С. Е. Десницкий, 2)

У нас такое поверье: которая корова умерла, так та и к удою была добра. Как Сидоровна была жива, так отец твой бивал ее, как свинью, а как умерла, так плачет, как будто по любимой лошади.

(Н. И Новиков, 2, 1772 г., 24)

Так мне и жаль стало… Тебя, матушка: ты так устала, колотя батюшку.

(Д. И. Фонвизин, 5, 1, 4)

Добродетель жены не в том состоит, чтоб быть на страже у своего мужа, а в том, чтоб быть соучастницею судьбы его, и добродетельная жена должна сносить терпеливо безумие мужа своего.

(Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

Кротость, верность, старание о доме, горячность к детям, уважение к друзьям мужа своего – вот уловки честной женщины.

(Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

 
…Диковинка ль всегда в упряжке быть одной,
А розно жить душой?
 

(И. И. Дмитриев, 5)

 
Хранитель ангел мой! Спаси мою жену!
Не дай упасть ей в искушенье!
А ежели уж я… не дай про то мне знать!
А если знаю я, то дай мне не видать!
А если вижу я, даруй ты мне терпенье!
 

(И. И. Дмитриев, 16)

 
Счастлив тот, чей дом украшен
Скромной верностью жены!
Жены алчут новизны:
Постоянный мир им страшен.
 

(В. А. Жуковский, 7)

Посади в мешок девяносто девять змей и одного угря; опусти потом туда руку и – как ты думаешь, кого захватишь – змею или угря? Такова-то и женитьба!..

(Ф. Н. Глинка, 6, 2, 3)

Но сколь благоприятна рождению, столь пагубна воспитанию детей крайняя бедность.

(Ф. Н. Глинка, 6, 2, 3)

Но любовь полагает часто верх благополучия только в первых минутах брака, а благоразумие всегда смотрит далее: оно заботится об устроении не минутного, но пожизненного потомственного счастия тех, которые верят и следуют советам его.

(Ф. Н. Глинка, 6, 2, 3)

Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства.

(А. С. Пушкин, 38)

Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности… невозможно: каторга не в пример лучше.

(А. С. Пушкин, 39)

Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас.

(А. С. Пушкин, 40)

Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую.

(А. С. Пушкин, 41)

Я хорошо знаю, что красивая внешность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство всегда в конце концов производят некоторое впечатление на сердце молодой женщины и что тогда муж, если только он не дурак, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения.

(А. С. Пушкин, 44)

Она его любила, но любила только мысленно. Прежде любила она его всею душою и всем телом. Но когда тела утратили в туманной атмосфере супружества весь запас того чудесного летучего вещества, которое заставляет даже два куска холодного железа привлекать друг друга и так сильно сплачивать их между собою, тогда одно только воображение связывало супругов, и они принимали за любовь призрак любви, носившийся в их уме. Он имел все формы и весь цвет действительности. Эти призраки любви можно назвать супружескими сновидениями, и они обманчивы, как все сновидения.

(О. И. Сенковский, 5)

Теория супружеской жизни основана вся на противоположностях: когда муж вспыльчив, жена должна быть кротка, и обратно; когда муж мот, жена должна быть скупа, и обратно; когда муж проигрывает в карты, жена должна выигрывать, причем позволяется ей даже немножко плутовать, и так далее. В этом состоит домашнее счастие.

(О. И. Сенковский, 6)

Во-первых, мы никогда не спорим. Когда я вздумаю спорить, то иду играть в бостон с приятелями; когда она почувствует в себе припадок сварливости, то бежит в Гостиный двор торговаться.

(О. И. Сенковский, 11, Моя жена)

То, что прежде именовалось нежною страстью, теперь именуется сметливостью сердца, и супружеское счастье так же подвержено четырем действиям арифметики, как и обороты пенькою и салом.

(О. И. Сенковский, 11, Арифметика)

Я принадлежу к партии людей благонамеренных и не люблю революций в спальнях, какие теперь происходят во многих государствах.

(О. И. Сенковский, 12, 3)

Муж, от которого жена сбежала с любовником во время падения кометы на Землю, во сто раз несчастнее всех астрономов.

(О. И. Сенковский, 12, 3)

Родство по плоти не имеет никаких прав на связи в отношениях духовных, – разве сделается этого достойным, породнившись о Господе духом.

(Игнатий, 7, 92)

…Нагляделся я на семейные картины; стыдиться-то тут некого, люди тут нараспашку, без церемонии… зверь, самый дикий, в своей берлоге кроток, а человек в берлоге-то своей и делается хуже зверя.

(А. И. Герцен, 1, 1, 4)

Да кроме безумных, кто ж не эгоист? Только одни просто, а другие, знаете, по пословице: та же щука, да под хреном. А на то пошло, так нет уже и ограниченнее эгоизма, как семейный.

(А. И. Герцен, 1, 2, 2)

Очень часто людей, живших лет двадцать вместе, в гроб кладут чужими, а иногда они и любят друг друга, да не знают…

(А. И. Герцен, 1, 2, 6)

У них от розовых цепей брачных осталась одна, которая обыкновенно бывает крепче прочих, – ревность…

(А. И. Герцен, 3, 2)

Частная жизнь, не знающая ничего за порогом своего дома, как бы она ни устроилась, бедна; она похожа на обработанный сад, благоухающий цветами, вычищенный и прибранный… Таким хрупким счастием человек не может быть счастлив; ему надобен бесконечный океан, который волнуется ураганами, но чрез несколько мгновений бывает гладок и светел, как прежде. Судьба всего исключительно личного, не выступающего из себя, незавидна; отрицать личные несчастия нелепо; вся индивидуальная сторона человека погружена в темный лабиринт случайностей, пересекающихся, вплетающихся друг в друга; дикие физические силы, непросветленные влечения, встречи имеют голос, и из них может составиться согласный хор, но могут выйти и раздирающие душу диссонансы. В эту темную кузницу судеб свет никогда не проникает; слепые работники бьют зря молотом налево и направо, не отвечая за последствия.

(А. И. Герцен, 7, 1)

Дети вообще проницательнее, нежели думают, они быстро рассеиваются, на время забывают, что их поразило, но упорно возвращаются, особенно ко всему таинственному или страшному, и допытываются с удивительной настойчивостью и ловкостью до истины.

(А. И. Герцен, 9, 1, 2)

Толпа чужих на брачном пире мне всегда казалась чем-то грубым, неприличным, почти циническим; к чему это преждевременное снятие покрывала с любви, это посвящение людей посторонних, хладнокровных – в семейную тайну. Как должны оскорблять бедную девушку, выставленную всенародно в качестве невесты, все эти битые приветствия, тертые пошлости, тупые намеки…

(А. И. Герцен, 9, 3, 23)

Иметь влияние на симпатический круг гораздо легче, чем иметь влияние на одну женщину. Проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры гораздо легче, чем воспитывать одного ребенка.

(А. И. Герцен, 9, 4, 25)

Мы прежде близки, потом знакомимся. У людей, у которых жизнь не подтасована, не приведена к одной мысли, уровень устанавливается легко; у них все случайно, вполовину уступает он, вполовину она; да если и не уступают – беды нет. С ужасом открывает, напротив, человек, преданный своей идее, что она чужда существу, так близко поставленному. Он принимается наскоро будить женщину, по большей части только пугает или путает ее…

Талант воспитания, талант терпеливой любви, полной преданности, преданности хронической, реже встречается, чем все другие. Его не может заменить ни одна страстная любовь матери, ни одна сильная доводами диалектика.

Уж не оттого ли люди истязают детей, а иногда и больших, что их так трудно воспитывать – а сечь так легко? Не мстим ли мы наказанием за нашу неспособность?

(А. И. Герцен, 9, 4, 25)

Воспитание делит судьбу медицины и философии: все на свете имеют об них определенные и резкие мнения, кроме тех, которые серьезно и долго ими занимались.

(А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

В худшем из всех неравенств – в неравенстве развития – одно спасение и есть: воспитание одного лица другим; но для этого надобно два редкие дара: надобно, чтоб один умел воспитывать, а другой умел воспитываться, чтоб один вел, другой шел. Гораздо чаще неразвитая личность, сведенная на мелочь частной жизни, без других захватывающих душу интересов, одолевает; человека возьмет одурь, усталь; он незаметно мельчает, суживается и, чувствуя неловкость, все же успокоивается, запутанный нитками и тесемками. Бывает и то, что ни та, ни другая личность не сдаются, и тогда сожитие превращается в консолидированную войну, в вечное единоборство, в котором лица крепнут и остаются на веки веков в бесплодных усилиях, с одной стороны, поднять и, с другой – стянуть, то есть отстоять свое место. При равных силах этот бой поглощает жизнь, и самые крепкие натуры истощаются и падают обессиленными середь дороги. Падает прежде всего натура развитая; ее эстетическое чувство глубоко оскорблено двойным строем…

(А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

Сожитие под одной крышей само по себе вещь страшная, на которой рушилась половина браков. Живя тесно вместе, люди слишком близко подходят друг к другу, видят друг друга слишком подробно, слишком нараспашку и незаметно срывают по лепестку все цветы венка, окружающего поэзией и грацией личность.

(А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

СВЯЗЬ ПОКОЛЕНИЙ

 
О родители, чадам не вручайте
Всех богатств ваших, сами обладайте!
 

(Симеон, 1)

Млад конь безтруднее образовается и всадника приемлет, нежели нерадивый. И малолетен вол свой удобнее ярем на выи носити приучается, нежели в праздности состарившийся.

(Симеон, 2)

 
Знаю, что неправедно забыта бывает
Дедов служба, когда внук в нравах успевает…
 

(А. Д. Кантемир, 1, 2)

Предки тебе трудами своими расчистили ключ воды чистой, сиречь дорогу к чинам, к богатству, к славе; вольно тебе пользоваться их трудом, но нельзя пользоваться, буде не станешь черпать чистою чашею, то есть буде сам ты не очистишь себя от злонравия, буде не приложишь собственный труд.

(А. Д. Кантемир, 1, 2)

Ибо все то, что множеством народа принято и повсеместно наблюдается чрез множество веков, весьма трудно отменить. Народ за то обыкновенно везде негодует на правление и, в противном случае возъярясь и взбесясь, до крайностей великих доходит и стоит за свои заблуждения, не щадя ни души, ни тела.

(Д. С. Аничков, 1, 3)

Уважение и покорность, которую отдают великой премудрости, есть началом и источником той тиранской власти, которая у непросвещенных и варварских народов старым над своими детьми попущается… За неимением рукописания и печати и за неимением никакого другого удобного средства к замечанию достопамятных дел собственная всякого человека долговременная жизнь и довольная в свете упражнением есть только источник всей премудрости и всего знания, и те только у таких народов превосходными в знании слывут, которые пожили довольное время в свете.

(С. Е. Десницкий, 1)

Полезно знать нравы, обычаи и обряды древних чужеземных народов; но гораздо полезнее иметь сведения о своих предках; похвально любить и отдавать справедливость достоинствам иностранных, но стыдно презирать своих соотечественников, а еще паче и гнушаться оными.

(Н. И. Новиков, 3)

 
Читатель согласится сам,
Что в старости не ум – а сердце нужно нам.
 

(В. Л. Пушкин, 3)

…Деды твои только для того думали, чтобы доставить твоей голове право ничего не думать.

(И. А. Крылов, 4)

 
Потомство раздает венцы и посрамленья:
Дерзнем свой мавзолей в алтарь преобразить!
О слава, сердца восхищенье!
О жребий сладостный – в любви потомства жить!
 

(В. А. Жуковский, 3)

 
Пускай правдивый суд потомством раздается,
Ему внимать наш прах во гробе не проснется,
Не прикоснется он к бесчувственным костям!
Потомство говорит, мой друг, одним гробам;
Хвалы ж его в гробах почиющим невнятны!
 

(В. А. Жуковский, 6)

Пусть критик угадает, отыщет в настоящем то, что подтвердит в нем и потомство, и тогда, оказав услугу современникам, получит он право на признательность тех, кои после нас его читать будут…

(А. И. Тургенев, 3, 1)

Одна История торжествует над тленностью и разрушением. Поникает величие держав; меркнет блеск славы; молва звучит и затихает. Роды и поколения людей проходят, как тени, по краткому пути жизни. Что ж остается за ними в мире? – Дела! Кто хранит их для позднейших поколений? – История!

(Ф. Н. Глинка, 6, 1, 1)

Деяния современные взвешиваются потомством. Современник, невольно покоренный собственным и чужим страстям, колеблясь между страхом и надеждой, не может быть беспристрастным судиею… Нет человека без слабостей, а слабости, обнаруженные прежде времени, возбуждают слишком громкий ропот страстей и вопли предрассудков. Одному только позднему потомству может вверить историк тайные наблюдения свои над современными ему людьми, и потомство приведет уже в истинную меру достоинства и заслуги тех, которые, окружены будучи блеском богатств и честей и шумом льстивой молвы, никогда не являются в настоящем виде толпе предубежденных. Так ведайте все гордо стоящие на высотах общественных отличий! Ведайте, что прилежный взор невидимого, безвестного вам наблюдателя стережет все малейшие поступки ваши.

(Ф. Н. Глинка, 6, 1, 1)

О, если бы благие нравы и добродетели так же верно переходили от отцов к детям, как тяжебные дела и фамильные ссоры!..

(Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Сердце наше любит принимать живое участие в судьбе мертвых, в поколениях и народах, существовавших задолго прежде нас. Все человечество, бывшее, настоящее и будущее, есть одно великое семейство, для которого обитаемая наша планета была и будет родиною, колыбелью и могилою! Новое поколение с таким же любопытством наведывается о предшествовавших, как молодой наследник о нравах и обычаях предка своего, завещавшего ему сокровище.

(Ф. Н. Глинка, 7)

Воспоминание о знаменитых предках служит укором недостойным потомкам, которые гордятся чужими заслугами.

(Ф. В. Булгарин, 3)

 
…Пусть наша память, светлой тенью
Мерцая на небе живых,
Не будет чуждой поколенью
Грядущих путников земных.
 

(П. А. Вяземский, 22)

…Любопытно и приятно видеть, как дарование судит себя и, так сказать, начинает быть для самого себя беспристрастным и хладнокровным потомством.

(П. А. Вяземский, 31)

Мы так привыкли к чинам, что и в поколениях наших идет служебное производство. Молодежь ставит себя выше отцов, потому что она попала в высший разряд. Нет сомнения, что новое поколение пользуется выгодами и преимуществами, до которых отцы не дослужились. Сии преимущества, сии завоевания и победы времени, конечно, обращаются ему в пользу, но они не могут быть признаны достоинствами каждого лица в отдельности. Благодарите за них Провидение, но не гордитесь ими в унижение предков.

(П. А. Вяземский, 36)

 
…К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
 

(А. С. Пушкин, 5, 1, 25)

Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утвержденный демократической завистию некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма. Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?

(А. С. Пушкин, 9)

Уважение к именам, освященным славою, не есть подлость (как осмелился кто-то напечатать), но первый признак ума просвещенного. Позорить их дозволяется токмо ветреному невежеству, как некогда… одним хиосским жителям дозволено было пакостить всенародно.

(А. С. Пушкин, 10)

Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, то есть историей отечества. И это ставите ему в достоинство! Конечно, есть достоинства выше знатности рода, именно: достоинство личное… Имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные. Но неужто потомкам их смешно было бы гордиться сими именами?

(А. С. Пушкин, 21)

Если век может идти себе вперед, науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, – то поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель ее одна, средства те же… Произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны.

(А. С. Пушкин, 22)

…Не могу представить себе ничего глупее, напыщеннее и невежественнее вашего беспристрастного потомства!..

(О. И. Сенковский, 7)

 
Друзья, странна мне юность наша:
У ней все было наобум!
 

(Н. М. Языков, 23)

Надобно пройти долгую, долгую жизнь, мятежную, полную страстей и мечтаний, горьких опытов и долгой думы, чтоб понять это ощущение, которое производит вид старого дома, где каждая комната, стул, зеркало напоминают нам происшествия детства. Это явление объяснить трудно, но оно действительно существует, и всякий испытал его на себе. Может быть, в детстве мы больше мыслим и чувствуем, нежели сколько обыкновенно полагают; только этих мыслей, этих чувств мы не в состоянии обозначить словами, и оттого забываем их. Может быть, эти происшествия внутренней жизни остаются прикованными к вещественным предметам, которые окружали нас в детстве и которые служат для нас такими же знаками мыслей, какими слова в обыкновенной жизни.

(В. Ф. Одоевский, 1)

…Новое поколение родилось после старого и… оно в общем счете жизни человечества старее старого, и потому раньше старого стало жить и чувствовать.

(В. Ф. Одоевский, 4)

 
…И слава дедов перешла
В уста правдивые потомков.
 

(Д. В. Веневитинов, 4)

Два венца ожидают нас: один за наши собственные скорби, другой за детей наших.

(Игнатий, 7, 39)

Человек должен целую жизнь воспитываться, но есть эпоха, после которой его не должно воспитывать.

(А. И. Герцен, 1, 1, 6)

Кто не знает старинной приметы, что дети, слишком много обещающие, редко много исполняют. Отчего это? Неужели силы у человека развиваются в таком определенном количестве, что если они потребятся в молодости, так к совершеннолетию ничего не останется?

(А. И. Герцен, 1, 1, 7)

Старые мозги труднее двигать, чем города и народы, – новый ум на них не действует. Особенно трудно двигать нравственных людей, знающих, что они нравственны и честны.

(А. И. Герцен, 5, 1)

Никто не может стать настолько выше своего века, чтобы совершенно выйти из него…

(А. И. Герцен, 6, 3)

Человек настоящего времени стоит на горе и разом обнимает обширный вид, но проложившему дорогу на гору вид этот раскрывался мало-помалу… Юное поколение, легко взнесшееся на раменах гениального мыслителя, не имеет уже к горе ни той любви, ни того уважения: для него она прошедшее.

(А. И. Герцен, 6, 3)

В истории поздно приходящим – не кости, а сочные плоды.

(А. И. Герцен, 6, 4)

Бедные промежуточные поколения – они погибают на полдороге обыкновенно, изнуряясь лихорадочным состоянием; поколения выморочные, не принадлежащие ни к тому, ни к другому миру, они несут всю тягость зла прошедшего и отлучены от всех благ будущего. Новый мир забудет их, как забывает радостный путник, приехавший в свою семью, верблюда, который нес все достояние его и пал на пути.

(А. И. Герцен, 8, 4)

…Старость не меньше юности протаптывает свои следы на всем окружающем.

(А. И. Герцен, 9, 4, 26)

Наследство имеет в себе сторону глубоко безнравственную: оно искажает законную печаль о потере близкого лица введением во владение его вещами.

(А. И. Герцен, 9, 4, 31)

Мне ужасно хотелось бы спасти молодое поколение от исторической неблагодарности и даже от исторической ошибки. Пора отцам Сатурнам не закусывать своими детьми, но пора и детям не брать примера с тех камчадалов, которые убивали стариков.

(А. И. Герцен, 9, Русские тени, 1)

…Спасибо тем, которые после нас своим авторитетом утверждают сказанное нами и своим талантом ясно и мощно передают слабо выраженное нами.

(А. И. Герцен, 9, 6, 3, Прибавление)

Благовоспитанный человек становится старше, но никогда не стареет!