Текст книги "По ложному следу"

Глава пятнадцатая,

в которой рассказывается о том:

– зачем художники изобрели фотографию;

– в каких случаях прибегают к бутылочной почте;

– как Фуникулерщик уладил международный конфликт;

– сколько труб у Пятитрубного Завода.

Всем известно, что фотографию изобрели художники. Наверное, им было неохота рисовать – вот они взяли и изобрели фотографию. Видимо, кто-то очень важный сказал художникам: «Художники, вы должны нарисовать портрет каждого человека на земле». «Хорошо, нарисуем», – сказали художники. Но потом художникам сказали еще вот что: «Секундочку, вы не дослушали. Каждый портрет должен быть маленьким – шесть на девять сантиметров, и еще один – три на четыре и три на четыре с уголком, в овальчике и без овальчика, а еще на матовой бумаге и на глянцевой бумаге, а еще по шесть экземпляров каждого и еще по шесть на всякий случай». И тогда художники сказали…

Впрочем, это не важно. Главное, что художники изобрели фотографию.

Сначала, правда, не все получалось. Пленка у них была не очень хорошая, и все фотографировалось очень долго[44]44
  На самом деле это была даже не пленка, а стеклянные пластинки. Что процесса все равно не ускоряло.


[Закрыть]. Чуть ли не по часу. Можно было навести фотоаппарат на людную улицу, а на фотографии не получалось ни одного человека – все за час разбежались. Некоторые художники расстроились и взялись обратно за карандаши и кисти. Мы, мол, нарисуем быстрее. А другие – самые упрямые – стали пленку совершенствовать. И до того усовершенствовали, что теперь можно было даже муху на лету фотографировать. И вдруг пришли спортсмены и говорят: «Мы тут наперегонки бегаем. Вы нас сфотографируйте на финише, чтобы ясно было, кто первый прибежал. Раз у вас с мухой получается, то и со спортсменом должно выйти». «Бегите-бегите, – сказали им. – Обязательно сфотографируем». Так бывшие художники с помощью спортсменов изобрели фотофиниш.

– Внимание, внимание! – объявила Дора голосом спортивного комментатора. – Клара и Дора на финише не обнаружены.

Бешеные Бабки сидели на ветке Дерева неподалеку от своего Дупла, изучая через лупу ленту с маленькими пробными фотоснимками.

– От фальшивых документов придется временно отказаться, коллега, – добавила Дора огорченно.

Клара продолжала разглядывать снимок. На нем был хорошо виден берег Разноцветной Реки, облезлые кусты, маслянистые разводы. Только Клары и Доры там все равно не было.

– Шляпа! – вдруг выкрикнула Клара.

– Сама ты шляпа! – обиделась Дора, решившая, что подруга критикует ее талант фотографа, и забрала у нее ленту и лупу.

– Нет, Дора, ты посмотри! Из-за кустов выглядывает чья-то шляпа. Вот она… Вот она… – затараторила Клара, тыча пальцем в снимок.

И правда – через увеличительное стекло у самого края снимка за кустами можно было разглядеть чью-то шляпу. Правда, обладатель ее, увы, хорошо замаскировался в кустах.

Однако Дора не ответила. Она сидела на ветке, держа перед выпученными глазами фото графии и не шевелилась, даже не дышала, хотя рот ее при этом был широко распахнут. Клара очень перепугалась, ей почему-то показалось, что Дора подавилась лентой со снимками, и она решила оказать Доре первую медицинскую помощь. Со всей силы Клара стукнула подругу по спине.

После такой помощи дыхание у Доры, конечно, восстановилось, но удержаться на ветке она уже не могла и кубарем полетела вниз, то и дело задевая за сучья.

– Ты что, с ума сошла? – спросила Дора снизу каким-то странным для такой ситуации задумчивым голосом. Клара мигом спустилась к ней.

Дора, ни слова не говоря, указала Кларе на один из кадров и дала лупу. Клара взглянула на снимок и оцепенела. Ее челюсть отвисла настолько, что можно было без труда пересчитать все Кларины зубы (в прямом смысле, конечно). В таком состоянии Клара пребывала несколько минут. И это не удивительно, потому что с фотографии на Клару смотрела пропавшая Кинозвезда.

Дора указала подруге на соседний с фото Кинозвезды снимок, на котором теперь уже были девчонки из дуэта «№1!», не менее пропавшие, чем артистка кино.

– Ничего не понимаю! – проговорила Клара. – Это же таинственно исчезнувшие девчонки.

– Кое-что ты все-таки понимаешь, – резонно заметила Дора, – это действительно пропавшие девчонки.

– А почему они за решеткой? – спросила Клара.

– А ты их ожидала увидеть за чашечкой кофе? – съехидничала Дора.

– Я их вообще не ожидала увидеть… А почему они улыбаются?

– Не знаю. Наверное, артистки всегда улыбаются перед фотоаппаратом, – предположила Дора. – Условный рефлекс[45]45
  Условный рефлекс – это своего рода жизненный опыт, приобретаемая с годами привычка не задумываясь реагировать определенным образом на определенные ситуации. Например, артисты, увидев объектив, начинают улыбаться. А автомобили, заметив милиционера, едут медленней.


[Закрыть].

Клара и Дора принялись внимательно изучать остальные фотографии. Но пропавших девушек на других кадрах не было, а было около десятка снимков ненавистных кроликов Пинки на фоне портретов Мэра. И еще около двух десятков снимков кошачьей морды с высунутым языком. И все.

Дора растянула ленту на земле, встала над нею на четвереньки, вооружившись лупой, и принялась рассуждать:

– Единственное, что мне понятно, – задумчиво сказала Дора, – откуда здесь кошачья морда… Кот лизал фотоаппарат, а тот его фотографировал.

С этими словами Дора оторвала от ленты десятка два снимков с кошачьей мордой, скомкала и отбросила их в сторону.

– Но откуда здесь Пинки? Они ведь не лизали фотоаппарат! – сказала Дора, отрывая еще и фотографии с кроликами. Теперь у нее в руках осталась маленькая фотография с берега реки, на которой была запечатлена неизвестная шляпа, а также два снимка с Кинозвездой и Певицами. Дора оторвала фото девушек и снова на них уставилась.

– А я все поняла! А я все поняла! – захлопала в ладоши Клара. – Это же фотоаппарат пропавшей Корреспондентки. Помнишь, она фотографировала кроликов на выборах Мэра?

– Точно! – согласилась Дора. – Как раз перед тем, как исчезнуть!

Тут Клара высказала предположение, что они с Дорой получили «фотоаппаратную почту».

– Какую? – не поняла Дора.

– Фотоаппаратную, – сказала Клара, – это вроде бутылочной почты, только с картинками.

По поводу бутылочной почты известно следующее: давным-давно, когда у морских путешественников еще не было ни телефона, ни телеграфа, ни Интернета, а необитаемых островов как раз водилось в избытке, первые часто попадали на последние (то есть морские путешественники на необитаемые острова). От огорчения они сразу напивались рому (который возили с собой повсюду именно с этой целью), а в пустые ромовые бутылки засовывали записки типового содержания: «Мы там-то и там-то. Спасите наши души![46]46
  По-английски – Save Our Souls. А сокращенно – SOS.


[Закрыть]» Бутылки плотно закупоривали и бросали в океан. Всякий, кто находил потом в океане такие бутылки, мог, во-первых, сдать их в пункт приема стеклотары, а во-вторых, спасти настоящего морского путешественника. Таким образом работала бутылочная почта, а вот что касается фотоаппаратной…

– Конечно, – сказала Клара, – это типичная фотоаппаратная почта. Девчонки хотели послать весточку «мы, мол, в тюрьме. Живы-здоровы. Не волнуйтесь». Сфотографировались на корреспонденткин фотик и бросили его за окошко, а кот нашел.

– Да? А валерьянкой они зачем его смазали, интересно знать?

– Ну-у… Чтобы все успокоились, наверное…

– Послушай, Клара! Тебе не кажется странным, что фотоаппарат смазывают валерьянкой и бросают в окошко только затем, чтобы дать понять первому встречному «у нас все хорошо»? Нет, Клара, здесь что-то не так!

И Дора опять принялась изучать фотографии дуэта и Кинозвезды.

Собственно говоря, фотографии были довольно похожими и даже напоминали такие парные картинки, которые обычно публикуются в развлекательных журналах под рубрикой «найди пять различий». На обоих снимках девушки были сфотографированы на фоне серой стены с забранным решеткой окном. За окном виднелся фрагмент городского пейзажа. А далеко за городом, на самом горизонте…

– Смотри, Клара! – возбужденно заговорила Дора. – На этом снимке торчит завод с трубами, а здесь, наоборот, – гора с фуникулером… Я знаю это место! – воскликнула Дора. – Очень хорошо знаю! Давай-ка собираться!

Бабки поднялись в Дупло и начали готовиться в очередной поход.

Доктоp Net был лучшим лыжником города и победителем всех городских соревнований. Это было настолько хорошо известно, что никому не приходило в голову с ним соревноваться. В самом деле, зачем проводить соревнования, если победитель известен заранее? Достаточно изготовить приз и, не тратя времени даром, вручить его самому достойному под аплодисменты и вспышки фотокамер. Понятно, что самым достойным всегда оказывался Мэр. И призов у него скопилось такое количество, что для них пришлось отвести специальную комнату. Здесь были и кубки, и статуэтки, и медали, и грамоты – городские художники уже устали выдумывать новые призы, а Доктор Net все продолжал кататься с Белых Гор.

Вот и сейчас он мчался по своей личной горнолыжной трассе, куда постороннему можно было попасть только по особому разрешению Мэра (или как минимум клоуна Зомби). Занятие лыжами обычно действовало на Мэра очень положительно, так как в высшей степени укрепляло дух, столь необходимый всякому, а особенно высокопоставленному лицу. Этот дух, свежий и морозный, врывался через ноздри Доктора Net и растекался по всему телу.

Обычно было так, но сейчас здоровый дух почему-то не задерживался в теле Мэра. Наоборот, казалось, что с каждым вдохом дух все более покидал Мэра и вылетал вон. Доктор Net пытался настигнуть его жадными ноздрями, но безуспешно. Тревожное чувство охватило Мэра. Он пытался убежать от этой тревоги, однако она не оставляла его, наступала на лыжи, дышала в самый затылок и что-то неразборчиво бормотала. Доктор Net сделал несколько обманных виражей, однако тяжелое дыхание слышалось все ближе и ближе, а к неясному бормотанию добавилось еще и ехидное хихиканье. С отчаяния Доктор Net резко завернул, подняв фонтан снега, и в ужасе увидел, что по его следу бежит гигантский свирепый Дед Мороз. Лицо Деда было перекошено гневом и лютыми морозами, длинная седая борода волочилась по снегу, а руки жадно тянулись к жертве. Одним прыжком Дед Мороз настиг Мэра, свалил его с ног и стал вязать своей бородой. Доктор Net вырвался, освободился от дедморозовской бороды и собственных лыж и, утопая по колено в снегу, помчался к фуникулеру. Сделав руками движение пловца, Доктор Net нырнул в кабину фуникулера и нажал зеленую кнопку. Однако кабинка не двинулась с места, вместо этого ее решетчатые стенки начали медленно и неумолимо сжиматься вокруг несчастного пассажира. Доктор Net принялся давить на все кнопки панели, однако это не помогло. Он врезал по панели кулаком, но лишь больно ушиб руку. Стенки кабины продолжали сдвигаться, уже заключая в жесткие объятия его тело. Доктор Net попытался крикнуть, но решетки сдавили его грудь настолько, что он уже не смог наполнить ее воздухом.

Хрип вырвался из груди Доктора Net. Страшный и протяжный хрип, от которого он вздрогнул и проснулся.

Доктор Net случайно задремал в своем рабочем кабинете. Прежде такого никогда не случалось, ведь рабочие кабинеты предназначены для работы, а для сна – спальни.

Однако приходилось признать, что прежде не случалось многих из нынешних странностей.

Прежде Мэру не снились кошмары. Ни ночью, ни тем более днем. Прежде Мэру никто не угрожал. Ни в устной, ни в письменной форме, ни даже по Интернету. Прежде на уважаемых жителей города, таких как Режиссер и Продюсер, не устраивали покушений. И если со всем этим еще как-то можно было мириться, то Мэр, задремавший в рабочем кабинете, это уже явный перебор. Это, знаете ли, никуда не годится! Это уж совсем ерунда какая-то.

Так рассуждал Доктор Net, раскуривая сигару и желая быть или хотя бы казаться спокойным и рассудительным.

– Что они мне могут? Ничего они мне не могут – у меня решетки везде…

Доктор Net посмотрел на новые решетки в окнах своего кабинета. Однако вид решеток не успокоил Мэра, а только напомнил ему недавний кошмарный сон. Доктор Net зябко поежился и закашлялся, неожиданно поперхнувшись сигарным дымом. Потом со словами «какая гадость эти ваши сигары» брезгливо загасил окурок в огромной хрустальной пепельнице – сегодня Мэру все было немножко отвратительно, включая любимые сигары.

– Зомби! – наклонился Доктор Net к селектору. – План новогодних мероприятий мне в кабинет. Срочно.

Клоун возник рядом с Мэром столь быстро и бесшумно, что тот от неожиданности вскрикнул. Зомби протянул Доктору кожаную папку и тотчас исчез, не менее беззвучно, чем появился. Мэр раскрыл папку и углубился в чтение списка новогодних мероприятий, предполагавших появление на них Мэра Большого Города и Губернатора его Окрестностей.

Доктор Net взял в руку массивную авторучку с золотым пером и принялся вычеркивать мероприятия, участие в которых на его взгляд было небезопасным.

«Чего можно ждать от злоумышленников? – думал Доктор Net. – Чего угодно можно ждать от злоумышленников. Лучше поменьше бывать на людях. Лучше вообще не бывать на людях. Бывать иль не бывать – вот в чем вопрос…[47]47
  Похожий вопрос задавал себе еще один неудачливый правитель – принц Датский.


[Закрыть]»

Мэр вычеркивал из длинного списка мероприятий строчку за строчкой.

– «Конкурс „Снегурочка Года“», – произнес вслух Доктор Net. – Вычеркиваем. Зомби прекрасно справится один[48]48
  Как видите, свой микрофон Шоумен все же не проспорил.


[Закрыть]. «Премьера новогодней песни и презентация клипа» – вычеркиваем. Эти два свежеотмороженных гения – Продюсер с Режиссером – и без меня обойдутся. Это что?.. Тоже вычеркиваем… А это?.. «Съемка новогоднего обращения к гражданам Большого Города». Вычеркиваем. Пусть покажут прошлогоднюю запись… Или даже позапрошлогоднюю…

Список подходил к концу. В нем оставалось всего лишь одно мероприятие. Называлось оно Великий Денежный Залп и заключалось в том, что во время новогоднего боя курантов на балконе Ратуши появлялся Мэр в смокинге, с бокалом шампанского и, сделав дежурные приветственные знаки, палил в воздух из настоящей пушки. Из жерла, точно конфетти из гигантской хлопушки, вырывалось целое облако новеньких денежных купюр, которые, кружась и порхая, сыпались на головы счастливых горожан.

Обычно в такие минуты Мэр чувствовал себя особенно всемогущим, почти Абсолютным Властелином. Великий Денежный Залп был его собственным изобретением, и участвовать в этом мероприятии Мэру всегда нравилось.

Однако соображения безопасности брали верх. Мэр минуту колебался, но решил, что и в этом мероприятии с успехом обойдутся без него. В глубине души он догадывался, что восторженные лица сограждан обращены скорее к мешку с деньгами, нежели к любимому Мэру. Так что никто и не заметит, если на этот раз из пушки пальнет Зомби.

Доктор Net решительно взял авторучку и попытался вычеркнуть последнее из мероприятий.

Однако линия вышла прерывистой и едва заметной – в ручке, как назло, закончились чернила. Доктор Net с силой надавил на нее, но лишь прорвал бумагу и погнул золотое перо. Побагровев, Доктор Net еще два или три раза процарапал листок и, не добившись результата, в ярости швырнул авторучку в стену. Ручка, хотя и не писала, все же, разбившись, оставила на стене уродливую синюю кляксу.

– Какая гадость, – в очередной раз сказал Доктор Net и откинулся на спинку своего кожаного кресла уже совершенно без сил.

Фуникулерщик, поставленный отвечать за исправную работу фуникулера, считал себя Человеком Интересной Судьбы.

Еще недавно он был никому не известным Эскалаторщиком и работал в метро, на станции «Пятитрубный Завод», где отвечал за исправную работу эскалатора. Жизнь Эскалаторщика была словно полотно этой движущейся лестницы – предсказуемой, монотонной и серой. Каждый день ровно в пять утра Эскалаторщик спускался под землю и до поздней ночи тупо разглядывал без устали двигавшиеся ступеньки эскалатора, строго по порядку исчезавшие под полом, и так же дисциплинированно из-под него появлявшиеся с другого конца. Если у обычных людей приступы дежавю[49]49
  Дежавю (от фр. déjâ vu) – ощущение, будто происходящее в данный момент когда-то уже происходило.


[Закрыть] только случаются, то у Эскалаторщика это ощущение растянулось на всю жизнь.

Но однажды судьба улыбнулась Эскалаторщику, и его назначили Фуникулерщиком VIP-фуникулера. Правда, новая работа была далековато от дома и вставать теперь приходилось на час раньше, к тому же сквозняки, которые донимали Эскалаторщика в метро, теперь сменились ледяными ветрами с Белых Гор, но в остальном это был подарок судьбы. За пару дней он перевидал всех знаменитостей Большого Города, которые делали вид, будто вслед за Мэром очень полюбили горные лыжи. Вся эта публика не скупилась на чаевые[50]50
  Чаевые – мелочь, которой дополнительно платят официантам, таксистам и др. за работу, за которую и так уже заплачено. Если бы на все эти деньги их получатели пили чай, они бы давно лопнули.


[Закрыть] – чтобы получше запомниться на хозяйской трассе. Да что там знаменитости! Фуникулерщик успел уже лично подсадить в вагончик самого Доктора Net! Тот, правда, чаевых не дал, но Фуникулерщик о них в данном случае и не подумал. «Прямо какой-то мармелад в шоколаде», – оценивал свою новую судьбу Фуникулерщик, улыбался и, дрожа от счастья, кутался в вязаный шарф.

– Гутенморген, папаша, – прервали мысли Фуникулерщика две неизвестно откуда появившиеся старухи. – Когда ближайший рейс на Монблан?

– Какой я вам папаша? – обиделся Фуникулерщик. – Я – Фуникулерщик фуникулера для важных персон, Человек Интересной Судьбы! А вы кто такие?

Клара и Дора (а это были, конечно, они) сразу поняли, что перед ними человек, знающий себе цену, и тоже решили не дешевить.

– А мы и есть Важные Персоны, – сказала Дора.

– Мы есть быть высокие зарубежные гости, – заговорила Клара на ломаном языке.

– Очень высокие, – подтвердила Дора. – Просто мы от холода сжались.

– Мы приехать в ваша страна с визитом и желать смотреть на ваш город свысока, – продолжала Клара.

Фуникулерщик занервничал, ему не сообщили о приезде высоких зарубежных гостей и не выдали на этот случай никаких инструкций.

– А где ваше разрешение на проезд? – поинтересовался Фуникулерщик.

– Что?! – возмутились высокие зарубежные гости. – Вы есть сомневаться? Как вы сметь?! Вы тем самым нас оскорблять! Это ест быть международный конфликт! Мы сейчас же бомбить бомбами ваш фуникулер. Камня на камне не оставлять! Тебя в Эскалаторщики обратно переводить! На станцию «Пятитрупный Завод»! И там тебе горбатиться до конца твоих дней!

Угроза международного конфликта с перспективой вернуться в метро подействовала мгновенно. Фуникулерщик заулыбался и услужливо распахнул дверцу кабинки фуникулера.

– Хоу! – крикнул он вслед удаляющемуся красному вагончику c Кларой и Дорой, а потом еще долго махал им рукой, пока не превратился в точку и не исчез из вида. Вагончик фуникулера продолжал подниматься выше и выше.

– А куда мы едем? – поинтересовалась у подруги Клара.

– А едем мы, Клара, заглянуть кое-кому в окошко…

С этими словами Дора достала из конверта фотографию и показала Кларе.

– Смотри, – продолжала Дора, – вот фотография дуэта… Вот тюремное окошко с решеткой… А вот и гора с фуникулером, на котором мы с тобой сейчас едем. Понимаешь?

– Понимаю, – ответила Клара, – вот фотография… вот окошко… вот гора… Ну и что?

– Ничего ты не понимаешь, тундра высокогорная! – возмутилась Дора. – Если им в окошко видно гору, значит, мы с горы увидим их окошко!

– Гениально! – восхитилась Клара логикой Доры. – Какая же ты…

Однако Доре не довелось узнать, какая же она, потому что кабинка фуникулера остановилась.

– Приехали! – радостно закричали Клара и Дора и выпрыгнули из кабинки на дощатый помост платформы. Здесь находилась небольшая обзорная площадка. Стояла пара скамеек и огромный щит с картой города (такой подробной, что на ней легко можно было различить даже кусты или, скажем, светофоры).

– Ух ты, – воскликнула Клара. Однако ее восторг относился не к карте, а к самому городу, который лежал теперь перед ней как на ладони и напоминал витрину в магазине игрушек, где до самого горизонта стояли малюсенькие небоскребы, а по крошечным проспектам мчались игрушечные автомобили.

 
Кто придумал поговорку
«Умный в гору не пойдет»,
Тот не умный и не глупый,
А скорее идиот!
 

– Здорово! – заключила Клара, подойдя к краю обзорной площадки.

– Здорово-то здорово, – согласилась Дора, только где тюрьма?

– Здорово! – заключила Клара, подойдя к краю обзорной площадки

Знакомого пирамидального здания тюрьмы с обзорной площадки действительно видно не было. Его скрывал склон Белые Горы, и никакой канатной трассы для фуникулера из тюремного окошка увидеть было бы невозможно.

– Отсюда не видно никакой тюрьмы, – забеспокоилась Клара.

– Вижу, – ответила Дора.

– Где?

– Нигде! Вижу, что не вижу нигде!

– Я тоже вижу нигде и везде не вижу, – подтвердила Клара.

Дора достала фотографию дуэта и, присев на краешек скамейки, принялась внимательно ее разглядывать.

– Ничего не понимаю, – пожимала плечами Дора. – Если из тюрьмы видно гору, то с горы должно быть видно тюрьму. В чем я не права?

Клара присела рядом, заглянула Доре через плечо, и вдруг ее осенило:

– Дора, а кто тебе сказал, что это тюрьма?!

– Никто, – сказала Дора, – сама догадалась. По решеткам на окнах.

– А на окнах вагончика, в котором мы ехали, тоже были решетки… – хитро прищурилась Клара.

– Ты хочешь сказать, что эти снимки сделаны в вагончике фуникулера? – недоверчиво спросила Дора.

– Я хочу сказать: Не все тюрьма, где на окнах решетки… – по привычке уложив простую мысль в поэтический размер, сказала Клара и продолжила в прозе: – Другими словами – девчонки не в тюрьме, потому что тюрьму с этой горы не видно, а значит, и гору с фуникулером из тюрьмы тоже не видно.

Дора была потрясена этим открытием, а Клара продолжала:

– Девчонки не находятся в тюрьме. А где же они тогда находятся? Они находятся не в тюрьме! Вот где они находятся.

– А где находится нетюрьма? – спросила Дора мрачно.

На этот вопрос ответа у Клары не было. Не было его и у Доры, но зато у Доры была еще одна фотография.

– У меня же есть еще одна фотография, – спохватилась Дора и достала из конверта второй снимок.

– Здесь вообще Белых Гор не видно, – разочарованно сказала Клара, разглядывая на снимке пейзаж за окном. – Здесь завод какой-то.

– Да вот же он! Небо коптит, – указала Дора своей клюшкой в сторону Пятитрубного Завода.

Надо сказать, что громада Пятитрубного Завода выглядела с высоты Белых Гор не такой уж и внушительной, зато был хорошо видно, как внушительный шлейф дыма из пяти его труб тянется до самого горизонта.

– Ишь, пятерню в небо запустил, – сказала Дора, кивая в сторону Пятитрубного Завода.

– Какую пятерню? – не поняла Клара.

– Труб своих пятерню, – пояснила Дора.

Клара пересчитала трубы, и у нее тоже вышло ровно пять.

– Пять труб, – проговорила она.

– Конечно пять – это же Пятитрубный Завод, – подтвердила Дора.

– А на снимке только одна…

Дора уставилась на снимок – действительно, на снимке была видна только одна труба.

– Бежим к карте, – крикнула Дора, – посмотрим, нет ли в городе еще одного завода – Однотрубного.

Клара с Дорой подбежали к щиту с картой города и принялись ее внимательно изучать. После того, как вся карта была исследована сантиметр за сантиметром, стало ясно, что другого завода в городе нет.

– Здесь нет никакого Однотрубного Завода, – огорченно сказала Клара. – Что это может означать?

– Это может означать лишь одно – на снимке сфотографирован Пятитрубный Завод, но вместо пятерни его труб мы почему-то видим одну-единственную, – озадаченная Дора принялась вертеть и разглядывать свою собственную ладонь с оттопыренными пятью пальцами.

– Все ясно! – воскликнула Дора. – Трубы завода расположены в ряд как гребенка, и если смотреть на эту гребенку с торца, то видно всегда лишь одну трубу, которая загораживает остальные четыре.

– Значит, дом, где находятся девчонки, стоит на одной линии с трубами завода, и из окна этого дома пять труб Пятитрубного Завода видны как одна! – продолжила ее мысль Клара и, подскочив к карте, положила свою трость в ряд с нарисованными заводскими трубами.

– Этот дом находится на линии моей клюшки! – закричала Клара. Чувствовалось, как она горда тем, что дом находится на линии именно ее клюшки.

Однако у Доры тоже была клюшка, и она не замедлила ею воспользоваться.

– А из другого окна этого дома видна гора с фуникулером! – воскликнула Дора и приложила свою клюшку к карте вдоль изображенной канатной трассы фуникулера.

Клюшки легли на карту крест-накрест. Теперь стало ясно, что здание, в котором были сделаны обе фотографии таинственно исчезнувших девушек, находится именно в месте пересечения клюшек Клары и Доры.

Клара с Дорой убрали клюшки с карты и уставились в точку, где те только что пересекались. На этом месте стояла Ратуша.

Бабки переглянулись и, ни слова не говоря, поспешили к вагончику фуникулера.