Текст книги "Катастрофа. Бунин. Роковые годы"

Гитлер, обращаясь к Гессу:

– Что за дикарский обычай – поедать трупы животных? Для меня съесть свиную отбивную – это все равно что использовать в еду мягкие части этого самого надзирателя! Брр… Употреблять мясо – это такое же гнусное извращение, как мужеложство.

Взглянув на бедного Гесса, еще преданного извращению есть мясо, Гитлер добродушно расхохотался:

– Хорошо, пусть, кто хочет, мясо пока ест. Наши дети будут глядеть на мясо с отвращением. А кокаинистов, педерастов и прочих выродков мы будем сжигать в крематориях. Жестоко? Только на первый взгляд. Это не более жестоко, чем уничтожать вибрион холеры. Он тоже хочет жить, но мы его уничтожаем, иначе он истребит все человечество. Так и это отребье. Пусть размножаются настоящие, здоровые люди. И тогда земля расцветет, настанет эра всеобщего счастья! Идеи духа и героизм – куда более важны, чем экономика!

– Вы – гений! – Гесс с искренним восхищением смотрел на фюрера.

– Господин Гитлер, кушать подано! И, если вас не затруднит, говорите немножко потише. У господина Геринга, что в соседней камере, болят зубы, и громкие крики его тревожат.

Гитлер, ничего не отвечая, подошел к окну, забранному решеткой, надолго замер, залюбовался майской зеленью, изумрудно игравшей в лучах заходящего солнца. Подумалось: «Какой это ужас – неволя. Страшнее смерти».

Когда начальник тюрьмы попытался объяснить Гитлеру, что он помещен в очень «комфортабельную камеру», то фюрер с презрительной улыбкой ответил:

– Вы попробуйте в своем комфортабельном доме посидеть, не выходя из него, хотя бы месяц, тогда вы узнаете, что такое тюрьма, какой это дьявольский ужас. А мне предстоит здесь провести еще без малого пять лет…

Начальник покровительственно улыбнулся:

– Будем надеяться, что пять лет вам сидеть не придется…

И, как всякий начальник, он окажется прав.

…Двадцатого декабря 1924 года, когда во всех немецких домах начинали украшать рождественские елки, тридцатипятилетний Адольф Гитлер вышел на свободу.

– Я предчувствую, – сказал он своему верному другу Гессу, – нас ждет великое будущее. Это чувство я ношу в груди с детства. Моя жизнь принадлежит не мне. Служение великой Германии – вот для чего Создатель послал меня в этот мир.

Тридцатого января 1933 года он придет к власти.

3

Бывают странные сближенья! Девятого ноября 1933 года Шведская академия примет решение о присуждении Бунину Нобелевской премии.

В этот же день по случаю юбилея – десятилетия со дня «пивного путча» – в Мюнхене пройдет гигантская манифестация. Ее станет приветствовать сам фюрер.

Толпа будет в восторге орать: «Хайль Гитлер!»

Захлебываясь от подобострастия, глава баварского правительства Зиберт сообщит:

– В Мюнхене будет открыт музей великому сыну немецкого народа Адольфу Гитлеру.

Над толпою пронеслось восторженное: «Хайль Гитлер!»

Двумя днями раньше другой любимый вождь, стоя на трибуне Мавзолея Ленина, будет приветствовать праздничную демонстрацию – по случаю шестнадцатилетия Октябрьской революции. Динамики на всю страну разнесут истошные крики трудящихся:

– Братский привет германскому рабочему классу!

– Да здравствует великий вождь и учитель товарищ Сталин!

Ликование будет искренним и всенародным.

* * *

Десятого ноября лишь за одну ночь Германия празднично преобразится. Дома украсятся флагами и цветами. Вдоль площадей и улиц протянутся тщательно выписанные плакаты и транспаранты:

ОДИН НАРОД, ОДИН ВОЖДЬ, ОДНО – ДА!

БОРЬБА ГИТЛЕРА – БОРЬБА ЗА МИР!

С ГИТЛЕРОМ – ПРОТИВ БЕЗУМИЯ ВООРУЖЕНИЯ!

ЗА МИР ВО ВСЕМ МИРЕ!

На дверях ресторанов, кафе, кинематографов – приглашения: «Немец, войди и выслушай речь фюрера! Наш радиоаппарат к твоим услугам!» Бочки с пивом едва успевали открывать – сегодня оно было бесплатным.

На всех перекрестках установят громкоговорители.

Ровно в час дня заревут сирены берлинских заводов. Вся Германия подхватит этот рев. Все остановится: станки, автомобили, люди, трамваи, поезда метро. Затем воцарится кладбищенская тишина…

Окруженный шестью телохранителями, на круглую площадку в большом зале динамо-машин завода Сименса – Шуккерта поднялся великий вождь и обожаемый учитель германского народа Адольф Гитлер.

Любимый диктор Гитлера Ганс Фриче объявил: «Внимание, внимание! Работают все радиостанции Германии!»

Жестикулируя четкими и быстрыми взмахами правой руки, делая уместные паузы, то понижая, то возвышая голос, Гитлер выкрикнул:

– Все войны кончаются победой той или иной страны. Но нельзя на вечные времена делить народы на победителей и побежденных.

Германия затаила дыхание: что дальше скажет вождь? Его золотое слово определит на годы судьбу каждого честного немца. И фюрер сказал:

– Германия никакой войны не хочет. В отличие от некоторых государственных деятелей я много лет простым солдатом провел в окопах. Я знаю войну. Только уже поэтому хочу мира. Но, – Гитлер взметнул кулак и сурово свел брови, – но Германия требует ра-вен-ства!

Всякий, кто слушал эту речь, а слушала ее вся Германия, непроизвольно сжал кулаки и повторил:

– Р-р-равенства!!!

– Молодежь Германии! Обращаюсь к тебе. Вы, молодые, должны научиться мыслить и действовать по-германски. Жидовская пропаганда задурачила вас классовым сознанием и прочей демократической чушью. Эту дурь мы выбьем из ваших голов! Я воспитаю молодежь, перед которой содрогнется мир! Вы должны быть властными, активными, неустрашимыми и жестокими. Пусть каждый распрямит плечи и подымет голову. Я хочу видеть в ваших глазах неукротимую гордость и независимость хищного зверя. Вам, молодым, будет принадлежать весь мир. Вы – наша надежда!

Фюрер перевел дух. Его лицо вдруг исказила презрительная гримаса.

– С тонущего корабля первыми бегут крысы. Из новой, возрождающейся Германии сбежали крысы в котелках, с тросточками и солидными банковскими счетами в заграничных банках. Это интернациональное еврейско-коммунистическое отребье опутало сетями наше государство, высасывало из него жизненные соки. Поняв, что близок час расплаты за их преступления, они бежали и теперь осели в Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Там они клевещут на нас, строят против германского народа козни, разжигают пожар войны.

Гитлер вновь энергично разрезал кулаком воздух.

– Это сионистское сообщество трезвонит о каких-то «демократических свободах». Для них эти «свободы» – возможность расхищать государственное имущество и жить за чужой счет. Для нас свобода – возможность честно трудиться на благо Германии, иметь достаток, цель в жизни, отличное бесплатное медицинское обслуживание, желание рожать детей и возможность растить здоровое молодое поколение. Вы слышите меня, женщины Германии? Вы слышите меня, наши славные ветераны? Вы слышите мои слова – моя любовь, моя надежда! – молодость государства? Если «да» – то сделайте правильный выбор двенадцатого ноября. Мир, труд, процветание!

4

Немецкий народ голосовал – за!

Вот сухая статистика: в плебисците участвовало 43 460 529 человек. Ответили «да» – 40 609 243, и еще более 750 тысяч не заполнили бюллетени.

Ради истины добавим, что немецкие газеты с неустанной надоедливостью твердили: «Тот, кто не будет участвовать в плебисците, – государственный изменник».

И все же зарубежные обозреватели, в частности французские, были вынуждены отметить: «Хотя в организованном Гитлером плебисците было немало от фарса, внешняя политика фюрера встречает одобрение подавляющего большинства немецкого народа».

«Последние новости» писали: «Даже злейшие противники режима сочувствуют этой политике».

Ницше когда-то утверждал: «Если воодушевить толпу, то она с радостным безумством понесется к пропасти».

* * *

Второго ноября Гитлер посетил дом Ницше в Веймаре. Как сообщили газеты, «канцлера принимала сестра знаменитого философа госпожа Ферстер-Ницше. На память о посещении она подарила Гитлеру трость Ницше. Канцлер затем ознакомился с мемуарами мужа Ферстер, известного в свое время антисемитского агитатора. Мемуары его автор адресовал Бисмарку в 1879 году. В нем говорится о необходимости принять меры против „вторжения еврейского духа в германскую культуру“».

Того же 2 ноября «Последние новости» опубликовали заметку «Юбилей комсомола»:

«Советские газеты от 29 октября печатают статьи и приветствия комсомолу по случаю его 15-летнего юбилея. Сталин в обращении на имя секретаря ЦК комсомола Косырева желает комсомолу успеха в деле воспитания нашей молодежи в духе ленинизма, в духе непримиримой борьбы с врагами рабочего класса…» Фюреры всегда неустанно призывают к борьбе.

* * *

Проявлял заботу о молодежи и Гитлер. Вожди наций уделяют внимание тем, кому предстоит вскоре взять оружие. Фюрер, впадая в транс и сокрушая кулаком воздух, бросал фразы в наэлектризованную толпу юнцов:

– Вы – надежда великой Германии! Нас окружают враги. Вы должны закалить свое тело, свой дух, чтобы разбить всех врагов! Молодежь, ваш долг – научиться мыслить и действовать по-германски. Классовое сознание – это дурь, которую выдумали жиды и коммунисты. Мы выбьем ее из ваших голов.

Толпа с радостной готовностью выдыхала:

– Хайль Гитлер!

– Перед вами содрогнется мир! Какими вы обязаны быть? Уверен, что каждый из тех, кто стоит на этой площади, чьи горящие глаза я вижу, ответит: активными, неустрашимыми, властными, жестокими!

– Хайль! – Счастливый вопль вздымается к голубому небу.

– Ты, ты, ты, – фюрер рукой, словно штыком, страстно пронзал воздух, – замечательные сыны Германии, каждый из вас – великая надежда великой нашей родины.

«Молодые люди лавиной хлынули к фюреру. К ним присоединились миллионы восторженных женщин… Многие вполне искренне радовались уничтожению демократических свобод… С приходом нацизма трудящиеся Германии обрели устойчивые рабочие места и отличное медицинское обслуживание. Если свобода означает иногда голод и неопределенность, то не лучше ли, когда государство берет на себя заботу об основных нуждах?.. Нацизм дал многим людям цель и смысл жизни, наделил их чувством принадлежности к чему-то высшему, надличному – экстаз самоотречения» (Пруссаков В. Оккультный мессия и его Рейх. М., 1992).

5

Днем раньше эмигрантские газеты поместили интервью французского журналиста Анри Массиса с Муссолини. Дуче говорил о немецком национал-социализме и большевистском социализме:

«Что означает сочетание этих слов – национализм и социализм? Социализм не становится менее опасным от того, что к нему присоединяют эпитет „национальный“. С социализмом разговор один: его надо уничтожить. Национал-социализм рискует создать противоречия и путаницу.

Что касается большевизма, то в духовном отношении это движение – величайшая опасность для нашей цивилизации. В практическом отношении большевизм потерпел поражение. Пятилетний план обанкротился. Государство, сосредоточив в своих руках и индустрию, и сельское хозяйство, не справилось с ними. В результате – обнищание государства и полная неуверенность населения в завтрашнем дне. Пятилетний план не удался, но как доктрина большевизм остается инфекцией, с которой Запад должен бороться всеми силами».

Вожди воодушевляли народы на путь, в конце которого была пропасть. Наступила кровавая эпоха тиранов.

Газеты больше не писали о скором свержении большевиков. Народы до самозабвения любили своих фюреров.

Бесовский праздник

1

Большевики сидели в России прочно – Сталин в Кремле, вредители и оппозиционеры – в тюрьмах и концлагерях, которые изобрел Троцкий. Сам изобретатель и смутьян – ненавистный Лев Троцкий – был лишен гражданства и выдворен из пределов Страны Советов. Миллионы россиян вздохнули с облегчением, испытав чувство благодарности к Сталину: Троцкий ненавидел Россию, народ отвечал ему ненавистью еще большей.

Вся страна напоминала гигантскую стройку. Тракторные заводы в Харькове и Сталинграде, автомобильные в Нижнем Новгороде и Москве, грандиозные сталелитейные в Магнитогорске и Кузнецке, машиностроительные и химические комбинаты на Урале – все это поражало воображение тех, кто следил за «социалистическим чудом» со стороны.

Забывали даже о том, что труд этот чаще всего был каторжным.

Седьмого января 1933 года Сталин выступал с докладом «Итоги первой пятилетки» (которая была выполнена, конечно, за четыре года). Не скрывая удовольствия, вождь много цитировал буржуазные газеты:

– Вот отзыв известной буржуазной газеты во Франции «Тан»: «Достижения пятилетнего плана представляют собой изумительное явление… Коммунизм гигантскими темпами завершает реконструкцию… В состязании с нами большевики оказались победителями». Отзыв английского буржуазного журнала «Раунд тейбл»: «Достижения пятилетнего плана представляют собой изумительное явление…» Отзыв английской «Файнэншл таймс»: «Успехи, достигнутые в машиностроительной промышленности, не подлежат никаким сомнениям. Восхваления этих успехов в печати и в речах отнюдь не являются необоснованными…» Отзыв американского буржуазного журнала «Нейшн»: «Четыре года пятилетнего плана принесли с собой поистине замечательные достижения…»

Отзывов и восхвалений было столько, что сквозь их грохот не доносились ни стоны уничтожаемой интеллигенции, ни гибельные голоса коченевших на Севере «ссыльнопоселенцев» – вчерашних трудолюбивых мужиков, названных «кулаками», ни умиравших от голода крестьян.

Восторг был всеобщим, любовь к диктаторам безграничной – как обожание фараонов египетскими рабами.

2

Марк Алданов в книге «Современники» (Париж, 1928), признавая некоторые «недостатки» вождя, писал о Сталине:

«Это человек выдающийся во всей Ленинской гвардии. Сталин… Свойства редкой силы воли и бесстрашия отрицать в нем не могу. Для Сталина не только чужая жизнь копейка, но и его собственная, – этим он резко отличается от многих других большевиков… Во время войны Сталин находился в ссылке. Он прибыл в Петербург после революции и сразу оказался ближайшим помощником Ленина. Роль Сталина была не показной. Показную роль играли вначале Зиновьев, а потом Троцкий.

У Троцкого идей никогда не было и не будет… Он на глазах у всего цивилизованного мира разыграл Брестское представление, закончив спектакль коленцем, правда не вполне удавшимся, зато с сотворения мира невиданным: „Войну прекращаем, мира не заключаем…“ Он ездил в царском поезде с вагоном-типографией, возил на фронт Демьяна Бедного и даже орден ему пожаловал, – „отважному кавалеристу слова…“».

* * *

Кто после смерти Ленина захватит власть в России? Этот вопрос для эмиграции не был праздным. Возможно, от этого зависела судьба их возвращения домой. Но кто окажется «лучше» или, точнее сказать, хуже? Этого пока никто не знал. Неслучайно Алданов в «Современниках», сравнивая Сталина с Троцким, писал: «Я не знаю, кто из них будет смеяться последним».

А пока что Кремль покидали самые «верные и преданные». Их путь лежал на Запад. Тут они, вчерашние коммунисты, писали мемуары, где вновь и вновь на весах собственной шаткой морали сравнивали достоинства и недостатки двух «гениев мировой революции».

Отбросив смиренные нотки, сразу ставший величественным и словно побронзовевшим, Сталин провозглашал непререкаемые истины на XVI съезде партии в июне 1930 года:

– Говорят, что камнем преткновения налаживания нормальных отношений с буржуазными странами является наш советский строй, коллективизация, борьба с кулачеством, антирелигиозная пропаганда, борьба с вредителями, изгнание Беседовских, Соломонов, Дмитриевских и т. п. Но это уж становится совсем забавным. Им, оказывается, не нравится советский строй. (Смех. Аплодисменты.) …Кто не хочет считаться с нашей Конституцией – может проходить дальше, на все четыре стороны. Что касается Беседовских, Соломонов, Дмитриевских, то мы и впредь будем выкидывать таких людей, как бракованный товар, ненужный и вредный для революции. Жернова нашей революции работают хорошо.

Сталин дважды повторил эти имена – запоминайте, дескать, крепче. Изменников надо знать поименно.

3

Сталин отлично понимал, что Троцкий – опасный и сильный враг. Такой сильный, что – невероятное дело! – Сталин первый и последний раз в жизни дрогнул – не рискнул сразу же уничтожить его физически.

Зато началась хитрейшая игра – «беглецы-мемуаристы».

Спасшиеся от «советского ада» и «бежавшие» на Запад высокопоставленные чиновники-партийцы стали почти одновременно печатать воспоминания, написанные явно талантливой рукой и как по шаблону: «Сталин, может, и азиат, да любит народ, и тот платит ему взаимностью. Троцкий – подлец и чуждый людям тип».

Впрочем, вернемся к «забракованному» Сталиным «товару». Первым вождь в своем списке помянул Григория Зиновьевича Беседовского. В парижском издательстве «Мишень» он выпустил книгу «На путях к термидору. Из воспоминаний бывшего советского дипломата» (1931) – в двух объемистых томах.

Он писал «о новой вспышке левого фразерства Троцкого, угрожающего снова крестьянству своими неоаракчеевскими бреднями. Надо надеяться, что в результате борьбы с троцкизмом вырастет в партии правильное понимание интересов крестьянства. Это понимание уже прорывается наружу. Оно сквозит в некоторых выступлениях Бухарина, Рыкова, Калинина».

Великий вождь, любивший точность и конкретность, на этот раз несколько погрешил против истины (не умышленно ли?). Г. Беседовский и С. Дмитриевский не были «выкинуты» из пределов социалистического отечества. Они, дипломаты и торговые работники, по своей инициативе остались на Западе. И – как сговорившись (чудное совпадение!) – напечатали там мемуары. (Утверждать, что «написали там», – рука не поднимется, факт этот автором не установлен.)

Годом прежде в том же издательстве появилась книга другого беглеца, Георгия Соломона, «Среди красных вождей. Лично пережитое и виденное на советской службе».

Соломон, по его словам, был близким другом Льва Красина, работавшего торгпредом в Англии, а с 1921 года ставшего наркомом внешней торговли. Именно от него Соломон узнавал различные пикантности большевистского бомонда.

Красин говорил Соломону:

– И знаешь, у кого особенно шея чешется и кто здорово празднует труса, – это сам наш «фельдмаршал» Троцкий. И если бы около него не было Сталина, человека хотя и не хватающего звезд с неба, но смелого и мужественного и к тому же бескорыстного, он давно задал бы тягу… Но Сталин держит его в руках, и, в сущности, все дело защиты Советской России ведет он, не выступая на первый план и предоставляя Троцкому все внешние аксессуары власти главнокомандующего… А Троцкий говорит зажигательные речи, отдает крикливые приказы, продиктованные ему Сталиным, и воображает себя Наполеоном, расстреливает…

Ощущение такое, что все это было сочинено в идеологическом отделе ЦК ВКП(б).

* * *

Теперь о другом деятеле, которого вдруг потянуло к мемуарному жанру.

С. Дмитриевский работал в самом аппарате Центрального Комитета, многое знал лично, а не понаслышке, да и литератор он весьма способный. В стокгольмском издательстве «Стрела» у него вышли две любопытные книги – «Судьба России» (1930) и «Сталин» (1931).

Тон книг серьезный и грустный.

«Если мы приходим к твердому убеждению, что дело не в маленьких недостатках механизма, не в отдельных уклонах и ошибках, но во всей политике власти, в системе, в идеологии, – если мы вдруг после мучительных наблюдений открываем, что вместо новой постройки нам преподносят выкрашенный крикливой краской дряхлый и гнилой азиатский балаган, – что мы должны делать тогда? Мы должны твердо сказать: пусть негодные строители убираются и уступят место другим, которые лучше знают и понимают подлинные нужды народные. А если нам замыкают рот, если за малейшую попытку протеста мы должны делать прогулки во внутренние и иные тюрьмы, в Нарым, в Туруханск, то мы должны найти возможности и пути для организации борьбы с режимом».

Впрочем, Бунин, купивший в доме 13 по рю Бонапарт в книжном магазине Якова Поволоцкого «Судьбу России», подчеркнул толстым красным карандашом другое место, на страницах 202–207:

«Подведем итоги. Расставим по полочкам наших вождей. Это многое уяснит.

И Ленин был диктатором. Без диктатора не обходилась ни одна большая революция… Но диктатор диктатору рознь. Ленин сумел стать вождем нации. Ленин шел к либерализму…

Троцкий – типичный вождь мирового люмпен-пролетариата, босяцкий мессия, без родины, без корней в какой бы то ни было организованной общественной среде. Он одинаково далек и чужд и организованному промышленному пролетариату, и крестьянству. Подлинной жизни масс он вообще не знает. Всю свою жизнь он занимался строительством из воображаемых «кирпичей» будущего. В слишком большой отвлеченности, в неумеренном эгоцентризме, в отсутствии общественных и национальных корней причина всех его неудач.

Сталин – убежденная, но тупая сила. В его натуре много сходства с Робеспьером – с той только разницей, что тот был европеец, а Сталин – азиат. Он натянул вожжи диктатуры до крайности – и сам себя запутал в них. Он обезличил все в стране, уничтожил самостоятельность классов, все отдал в руки аппарата, состоящего из деклассированных и общественно нечестных людей. Стал, сам того, может быть, не желая, вождем и мессией русского люмпен-пролетариата, и в русской мировой революции видящего только месть прежним господам жизни…»

И все же Сталин – свой, от него веет народным духом, он умеет говорить на понятном любому мужику языке. Иное дело – Троцкий.

В «Сталине» Дмитриевский утверждает: «Вся система идей Троцкого, как и люди, ее отстаивавшие, были глубоко чужды и глубоко враждебны русскому народному сознанию… Лишь самые незначительные группки молодежи, по преимуществу не русской, продолжали пережевывать его идеи. Так Троцкий был отброшен от власти».

…И Красин, и Зиновьев, и Луначарский, и Губерман (известный как Ем. Ярославский. – В. Л.), и тысячи других служили режиму Октябрьской революции. Они налипли на тело новой государственности, как мухи налипают на сладкий пирог. Не верили, ненавидели – и все-таки служили. Ибо ненавистная революция ненавистного народа дала им жирные куски, почетные места.

…Когда некоторые из них – Зиновьев, Луначарский – попробовали появиться в народной среде, им свистели, выгоняли вон. Если народ возмущался Троцким, то этих гиен революции он презирал и ненавидел… Они сидели поэтому, замкнувшись, в комфортабельных квартирах и кабинетах, среди наворованных ценностей, среди своры продажных лакеев с Горьким во главе; покачивая свои ожиревшие тела на мягких рессорах дорогих автомобилей и салон-вагонов, наслаждались, как могли, среди общей нищеты и разрухи жизнью и властью…

– Все из народа, все для себя!..

Революция для них постепенно стала очень выгодным делом, партия была для них вначале орудием, которым они укрепляли свою власть, потом, когда их разбили, публичным домом, где они продавались сильнейшему.

Все это, разумеется, верно. И все эти обличения, на взгляд автора, были хорошо спланированной чекистами операцией. Пороча врагов Сталина, они тем самым подымали на щит самого вождя.

…В новогоднюю ночь, печальную и нищенскую, Бунин, словно подводя итог прожитым годам, сказал за столом:

– То, что сейчас пишут большевики Дмитриевский и Соломон, я, человек непризванный, далекий от всякой политики, то же самое говорил в восемнадцатом году в Москве или потом в Одессе. Ведь уже тогда было ясно, что кучка прохвостов ищет собственной корысти, страстно желает упиться властью. И только по этой причине выродки, дорвавшиеся до трона, заливают кровью Россию. Россия им не только чужда. Она им глубоко ненавистна! – Он перевел срывающееся дыхание, потянул на шее галстук. – И все это сделала русская интеллигенция! Жидкие козлиные бородки, блестящие лысины, пенсне, кривые ножки, – безграничная самоуверенность – все эти литераторы, присяжные поверенные, социал-демократы, болтуны и бездельники. Господи, как они мне отвратны! Нигде в мире нет такого класса, нет такого бешеного, такого проклятого и отрешенного от жизни резонерства! И патологическое рабское холопство перед «простым народом» – стыд! А кощунственное разрушение храмов, разгром православной церкви? Нет, это не просто борьба против религии. Это гораздо серьезнее. Ведь это откровенное глумление над русским человеком!

Бунин поспешно вышел из комнаты: у него на глазах блеснули слезы.

* * *

Бесовский праздник продолжался – от берегов Рейна до стен Кремля.