Текст книги "Ключи от седьмого неба"

9

Конюков Вениамин Анатольевич тщетно старался скрыть раздражение. Кажется, я наговорила ему много лишнего. В плане того, что ему было известно самому, но вроде как это результат лично моих изысканий. Вот только выводы из имеющихся сведений у нас с ним разнились. Следствие считало, что две смерти подряд в полетаевском доме результат трагической случайности. Бывают в жизни и не такие совпадения. На момент гибели Валерии дома находился только Дмитрий Николаевич Ефимов, оснований подозревать его в насильственных действиях, вызвавших ее падение с лестницы, нет. Допрос соседа Полетаевых, которому не спалось в ночь, предшествующую смерти Валерии, утверждает, что видел, как он отъехал на машине от дома примерно во втором часу ночи и до четырех часов утра не возвращался. Далее сосед лег спать. На смену ему встали мы с Натальей, что прошло незамеченным для следствия. А заодно и для супругов Полетаевых, затеявших во дворе ссору из-за тюка с мужской одеждой. Следствие благодарно нам за бдительность, но ничего подозрительного оно в этой ссоре не усматривает. Позднее мы самовольно покатили на заправку. Смерть Валерии наступила вскоре после нашего отъезда. Меньше чем через минуту после падения Валерии ее тело было обнаружено проснувшимся от звука падения Ефимовым Дмитрием Николаевичем. Полетаева Станислава Аркадьевича дома уже не было, место и время, когда он покинул свой дом, пока не установлены, но следствие вплотную занимается его розыском. Единственным человеком, который мог сообщить, куда именно он поехал и надолго ли, была Валерия. Но со всей очевидностью его отъезд был запланирован им заранее, поскольку, по сообщению Дмитрия Николаевича, они распрощались еще накануне. Не исключено, что Станислав Аркадьевич вообще не знает о смерти жены. Сбор полетаевской родни под крышей его дома не что иное, как организованный им розыгрыш. Похоже, он вообще большой шутник. Взять хотя бы его заверение о собственном вдовстве при живой жене. Судя по характеристике Полетаева, он обладает своеобразным чувством юмора. Пригласив родственников столь изощренным способом, скорее всего хотел просто попрощаться с ними. Не так давно было завершено юридическое оформление документов, в результате которых господин Полетаев стал единственным и законным наследником господина Штольмана Эрнста Карловича – родного брата Полетаева Аркадия Львовича, то есть отца Станислава Полетаева. Известно, что в ближайшее время Станислав собирался выехать на ПМЖ в Австрию. Что же касается попытки ночного вторжения в его дом, то сегодня в полдень нарядом полиции задержано лицо, признавшееся в ограблении нескольких домовладений и разбойных нападениях на граждан. И это лицо дало признательные показания. К сожалению, уголовной ответственности за свои деяния он избежал, сердце у мужика не выдержало. Расследование пришлось прекратить в связи со смертью подозреваемого.

Все эти сведения обрушились на меня как снег на голову. И с чего это я взяла, что следственно-оперативная группа топчется на месте, а заодно с ней топчемся и мы, бездарно протирая полы в чужом доме? Пытаясь хоть как-то сгладить проявления своей амбициозной самонадеянности, я выразила надежду на возможность немедленного отъезда в Москву. И тут Конюков заговорил весьма замысловато. То есть сначала охотно подтвердил такую возможность, а следом внес поправку: отъезд только после получения заключения судмедэксперта о причине смерти Зинаиды Львовны Полетаевой.

Я сразу воспрянула духом. Не так все просто. Конюков явно наводит маскировочную «тень на плетень». Не иначе как по просьбе Дмитрия Николаевича, которому давно осточертели наши с Наташкой страсти по собственному расследованию. И попробуй докажи, что они не преднамеренные. Просто как-то так получается…

Уже после прощания, следуя на выход, я обернулась и как бы невзначай отметила:

– А у Станислава Аркадьевича совсем с головой плохо. Это ж надо додуматься! Накануне убытия на постоянное место жительства в Австрию пригласить дизайнеров для благоустройства земельного участка. Неудивительно, если бы он надумал от него избавиться. За очень хорошие деньги. Но Валерия сама говорила, что они продали квартиру в Москве, а дачу, как запасной вариант, продавать не намерены, пусть прозябает в консервации. И правильно. Надо же им где-то жить до отъезда в Австрию. Да и после очередного наезда оттуда сюда.

– До свидания, Ирина Александровна, – с нажимом попрощался Конюков. – Будьте здоровы.

– Я постараюсь, – весьма серьезно заверила его я и… выпала во внезапно открывшуюся дверь. Подслушивавшая с той стороны Наташка постаралась ускорить мое освобождение. Ускорение удалось в полной мере, правда, на сей раз не по моей вине. Да и тяжелых последствий не было – муж своевременно оказался на подхвате, а сил у него еще, слава богу, хватает. И главное, в холле никого, кроме него и Натальи, не было. По-моему, Димка светился радостью от того, что я повисла на его шее. Или счел себя обязанным быть таковым?

Конюков, выскочивший следом за мной из-за стола не иначе как с намерением принести мне свои неискренние соболезнования, был явно разочарован. Поздравив меня с удачным прилетом, кисло улыбнулся и направился на собеседование с Джульеттой. С учетом ее болезненного состояния, сразу же решил оставить визит к ней «на потом». Но долго он у нее не задержался. Вышел буквально через пару минут и, обращаясь к Димке, смущенно попросил кого-нибудь убрать за Джульеттой. Она, видите ли, из уважения к чину следователя попыталась сесть и едва этот самый «чин» своим извержением не осквернила. Вовремя отскочил. Опрашивать Джульетту не имеет смысла, поскольку она со вчерашнего вечера вообще не покидала свое ложе, а предыдущие и последующие события ему известны.

Непонятно откуда появилась шустрая Надежда с ведром и тряпкой и отправилась на устранение безобразия.

Наташка лучилась, словно северное сияние. Холодными, но горделиво-торжественными переливами. По какой причине, не понятно. Неужели с голоду? У меня самой время от времени в глазах искрились какие-то кривые линии, похожие на неслышные вспышки молнии, а самое ужасное, что началась и постепенно нарастала головная боль. Неужели тоже от голода?

Конюков с господином Ефимовым поднялись наверх, где, по-видимому, еще работала оперативная группа, а мы с Наташкой рванули на кухню. Было немного не по себе от того, что в такой момент наворачиваем лапшу быстрого приготовления. Причем не свою, но, может быть, Ткачуки не будут пересчитывать приобретенные пакеты. М-да. Только-только вынесли еще не успевшее остыть тело Зинаиды, а мы с подругой сразу задумались о хлебе насущном. И быстро нашли оправдание – эти, как их называет Наташка, «бич-пакеты» очень вредны для здоровья. Вывод – Зинаиде Львовне хуже уже не будет, а мы как раз и делаем себе только хуже.

Впрочем, желание заняться самоуничтожением выразили не только мы. Не успели вымыть посуду, как в кухню заявились хозяева лапши и, не пересчитывая пакеты, приготовили себе очередные ее порции. При этом Психея слезно жаловалась на Конюкова, который не разрешил им сегодня же уехать домой. Учитывая порядочное поведение супругов в отношении количества упаковок, мы их горячо поддержали. Сами в таком же положении. Едва мы закончили взаимные сожаления, как появилось пополнение в лице Юрия Васильевича и Константина. На напряженных физиономиях мужчин застыли следы раздражения, если не злости. Вне сомнения, они между собой поссорились. Но при этом вели себя странно – ходили друг за другом буквально по пятам. Костик, хлопнув себя по лбу, как будто что-то вспомнил, выскочил в холл, дедуля за ним. В окно кухни было видно, как Костик прошел к мини-бассейну и застыл у края в позе мыслителя, Юрий Васильевич мгновенно оказался рядом. Затем последний повторно заявился на кухню и полез в стол за «бич-пакетом», Костик, не отставая, продублировал его действия.

Ткачуки молча переглянулись и предложили нам с Наташкой тоже присоединиться к трапезе. Забыли, наверное, что Наташка еще вчера клеймила позором пакетную лапшу. Кажется, я покраснела. Во всяком случае, мне стало жарко. Бочком выбравшись из-за стола, объяснила свой уход ностальгией по свежему воздуху. За мной, рассыпаясь в благодарностях Ткачукам, следовала Наташка. Бессознательно мы с ней отправились к лавочке, на которой днем пытались разговорить дедулю. Однако сидеть там было невозможно. Солнце успело сделать полукруг и теперь старательно накаляло обстановку с этой стороны дома. Пришлось перемещаться на другую.

– Что-то лавка потяжелела, – пожаловалась Наташка. – Распарилась, окаянная. А знаешь, почему поссорилась мужская часть полетаевцев?

– Все! Дальше не пойдем, опускаю свою половину. – Лавка грохнулась на отмостку дома, и я с удовольствием плюхнулась на сиденье, Наташка следом. Оглянувшись по сторонам, я продолжила: – Скорее всего, оба подозревают друг друга в убийстве Зинаиды. Помнишь, как сбежал от нас Юр Вас? Вот что я думаю: мы его на участке искали, а он на своих больных ногах понесся прямиком к Зинаиде. Проверять ее самочувствие. Утром после инцидента с бриллиантами он заявился к Зинаиде, намереваясь что-то у нее выяснить, и наверняка застал у двери комнаты Костика. Тот, в свою очередь, тоже прибыл с расспросами. Вот они и расплевались.

– Ну, раз ты такая знахарка, скажи, что они хотели выяснить?

По самодовольному тону подруги я поняла, что ответ она знает, о чем ей прямо и заявила. Зачем темнить? Дурак догадается: обоих интересовало место нахождения денег, вырученных Полетаевыми за продажу московской квартиры. Станислав собирался постепенно конвертировать всю сумму в валюту и, скорее всего, держал их дома. Искал более-менее выгодный курс и из осторожности менял не очень большими суммами. Я уже отмечала: все родственнички врали, когда заверяли, что длительное время не общались со Стасом. В таком разе откуда узнали о сделке с квартирой?

– Ты подслушивала словесную драчку дедули и Костика?

– Все очень просто, хотя и… не просто. О продаже квартиры мы слышали от Валерии. Предполагаю, что неизвестная баба, пригласившая сюда всех полетаевцев, каким-то образом об этом узнала, а посему использовала в качестве приманки и этот денежный довод. Разумеется, каждый из родственничков держал его в тайне. До поры до времени. Вспомни, какие ощетинившиеся они были при встрече, какое активное участием принимал Юрий Васильевич в поисках фотографии Валерии. К вящему неудовольствию Зинаиды. И у всех нашелся повод задержаться в доме Полетаевых. Не исключено, что впоследствии они пришли к консенсусу: найденная кем-либо из них сумма в равных долях подлежит разделу между всеми поисковиками.

– Так вот почему Джульетта наотрез отказалась лечь в больницу! Больше смерти боялась и продолжает бояться, что ее с деньгами надуют! – громко ахнула Наташка.

Пришлось подругу одернуть и призвать сдерживать эмоции. Она негодующе фыркнула, но уже сдержанно добавила: теперь все трое будут подозревать друг друга в устранении конкурентов. Скорее всего, не безосновательно. Тоска! Зеленая. Глядишь, и привыкнем к покойникам, бояться не будем. Со временем можно и похоронную фирму организовать. Не липовую.

Подруга задумалась, подскочила на месте и испуганно перекрестилась. Я напомнила, что помимо реальных денег, вырученных за продажу квартиры, есть еще и наследственный фактор, в смысле наследство австрийского дядюшки Стаса. Наталья кивнула, но особого значения наследству не придала. Слушая мой пересказ откровений Конюкова, заметила: на этот лакомый кусок наследства родственничкам разевать рот рановато. Не исключено, что Станислав Аркадьевич Полетаев жив и с минуты на минуту «на радость» родным людям заявится домой. Если квартирные денежки можно изъять и перепрятать, гордо отрицая свою причастность к их исчезновению, то наследство просто так голыми руками не возьмешь.

– Но за него можно побороться, и во всеоружии, – пробормотала я, одержимая любопытством. Уж очень заинтересовала история получения Стасом наследства. Проснулась интуиция, требующая ясности в этом вопросе. – Берем быка за рога! – решительно заявила я и встала.

– Берем, – не вставая, поддержала Наташка. – А кто у нас бык-то?

– Юрий Васильевич, конечно.

– Ты ему льстишь. На мой взгляд, он старый козел. Всю жизнь взбрыкивал и не замечал, как годики в архив списываются. А результат? Ни жены, ни детей. Одни рога и остались. Вот за них его и возьмем. Только… на фига ж нам это надо? Обвинить его в устранении Зинаиды? Да ни в коем разе. Ефимов прав, не следует отбивать хлеб у Конюкова и лезть с разборками в змеепитомник. Между собою обсудить можем, а ловить убийц – ни-ни.

– Эк тебя Конюков зомбировал! А мы и не будем лезть, но необходимо знать, чего и кого опасаться. В конце концов, просто интересно, каким образом Стасу удалось обрести богатого дядюшку за границей… Родного, но с нерусскими позывными. О! Оперативники уезжают.

Было хорошо слышно, как бодрые, я бы даже сказала веселые, голоса оперативников постепенно удаляются в сторону ворот участка. Короткие взрывы смеха казались кощунственными. Неужели и вправду ко всему привыкаешь? В то же время попробуй не свихнуться на такой работе, если все принимать близко к сердцу. Определенный цинизм попросту является своеобразным защитным барьером.

– Возвращаемся? – нахмурившись, поинтересовалась Наташка. Я кивнула. Подруга тяжело вздохнула и уныло произнесла: – Ща как поотшибаем рога изобилия Юрию Василичу.

– Да они у него скоро сами отвалятся, будем действовать мудро. Не интересуясь размером наследства, просто выразим возмущение тем, что оно досталось не всем Полетаевым.

Холл и кухня пустовали. Из комнаты, где лежала Джульетта, слышался громкий голос Константина, рассказывавшего ей о результатах нашествия оперативников. Наташка сделала вывод, что таким образом Костик психологически воздействует на больную голову сводной тетушки – верный способ ухудшить состояние здоровья конкурентки. Решили же пока ей ничего не говорить о смерти Зинаиды. Я выразила особое мнение по этому поводу, правда, мысленно. Костик вполне мог распинаться именно по просьбе Джульетты. Мол, слышала какой-то странный шум… Не знаешь ли, в чем дело?.. В таком случае она сама себе враг.

Решив, что Юр Вас после пережитого потрясения непременно должен отдохнуть, сразу направились в кабинет, но там его не обнаружили. Он находился по соседству – в комнате, ранее занимаемой Зинаидой. И не один. Дверь в комнату была плотно прикрыта. Разобрать, о чем перешептываюся между собой наш «старый козел» и Надежда было невозможно. Временами, когда тон разговора повышался, пробивались отдельные слова и выражения, вызывавшие такой ужас, что волосы на голове шевелились. Краткий их перечень: «задушить», «молотком», «закопать», «концы в воду»…

Вместо того чтобы попытаться вернуть Конюкова, мы буквально приросли к полу по обе стороны от двери. Она неожиданно распахнулась, но мы даже не пошевелились, зато у Надежды выпало из рук ведро с водой. Часть ее щедро выплеснулась на пол. Она охнула и принялась собирать воду шваброй, попутно объясняя, что после выноса покойника непременно следует вымыть пол. А чтобы не являлся назад. Держа за спинки два стула, ей со знанием дела поддакивал Юрий Васильевич. Это дало возможность немного опомниться. Наташка, взъерошив себе волосы, почему-то пригладила мои и кокетливо пояснила, что Ирина Санна хочет пообщаться с Юрием Васильевичем, но очень стесняется. Грохот выпавших из рук «старого козла» стульев свидетельствовал о крайней степени его удивления.

10

История с наследством господина Штольмана Эрнста Карловича, без утайки рассказанная Юрием Васильевичем, оказалась совсем не радужной, ибо своими корнями уходила в трагическое прошлое. Уяснив, что это не шантаж и не очередной допрос, а простое проявление нашей любознательности, Юрий Васильевич охотно поделился своими знаниями. Чувствовалось, что он вплотную занимался изучением отдельных фактов Второй мировой войны. Даже заглянувший в кабинет Димка, услышав, что разговор идет о страницах мало известных, удовлетворенно улыбнулся и присел послушать. После рассказа Юрия Васильевича мы с Натальей очень его зауважали, чистосердечно раскаявшись в присвоении ему нелестной клички. Само собой, в душе. Вслух же звание «козла» не озвучивали, значит, и извиняться не надо. В этот момент совершенно забылся странный разговор между ним и Надеждой, состоявшийся в комнате Зинаиды.

В 1934 году, то есть еще до войны, в Германии была создана организация «Мать и дитя». Цель – поощрять рождение детей матерями-одиночками. В то время как в нашей стране рождение ребенка без мужа считалось позорным фактом для женщины и в лучшем случае вызывало косые взгляды окружающих, германские матери-одиночки получали моральную и материальную поддержку от государства. По желанию детей можно было определить в приют.

К организации «Мать и дитя» имел прямое отношение спецпроект Генриха Гиммлера «Лебенсборн», или в переводе «Источник жизни». В ранг официальной государственной была возведена нацистская демографическая политика – создание особо чистой нордической расы путем селекции. Однако для пополнения «чистой нордической расы» почему-то отбирались дети с оккупированных территорий. Основными признаками арийской внешности считались светлые волосы и голубые глаза.

«Селекционный отбор» начался с Польши. За годы войны из нее вывезли порядка двухсот тысяч детей. Список пополнился Словенией – только в июле 1942 года оттуда в Германию было отправлено около шестисот детей в возрасте от шести до 12 лет. Далее источником пополнения «чисто нордической расы» стали светловолосые и голубоглазые славяне Белоруссии, Украины и, конечно, России. Даже во время своего отступления в 1944 году эсэсовцы в ходе карательных операций искали годных к вывозу малышей. Очередная черная страница в мировой истории.

Юрию Васильевичу не удалось определить даже приблизительное количество детей, насильно вывезенных из России. Вначале их помещали в специальные лагеря или приюты, где давали новые имена, а даты рождения ставились произвольно. Затем за детьми тщательно наблюдали. Изучение велось на предмет соответствия нордической расовой чистоте. Страшно подумать, куда отправлялась «выбраковка», не прошедшая контрольных испытаний.

Из приютов онемеченные дети передавались либо в немецкие семьи, либо направлялись работать на военные заводы Германии. В основном никто из них не помнил прошлого, либо память хранила только отдельные его фрагменты. Во всяком случае, выяснить, кто они и откуда, удалось только единицам. Истинные масштабы трагедии сломанных человеческих судеб уже не установить…

Сашенька был третьим и самым красивым ребенком Полетаевых. Отец – Лев Борисович – военный офицер накануне войны был направлен в район белорусско-польской границы. Его жена – Ольга Дмитриевна, проживавшая с детьми у своих родителей под Смоленском, в ожидании вызова от мужа потихоньку собиралась в дорогу. Старший сын – Аркаша десяти лет от роду с удовольствием участвовал в сборах, тайком распихивая по коробкам и чемоданам свои личные ценности, легальный вывоз которых ему бы не разрешили. Его шестилетней сестре Зиночке, любимице дедушки и бабушки, имевшей кучу подружек, уезжать не хотелось. Время от времени она хныкала, упрашивая мать оставить ее с бабулей и дедулей. Возможно, Зиночка и добилась бы отсрочки переезда, но роль решающего фактора сыграла необходимость поступления в первый класс. Ольга Дмитриевна не надеялась на здоровье, а также строгость и требовательность родителей в вопросе обучения внучки. Младшенькому Сашеньке переезд к новому месту жительства был «по барабану». Кстати, детский барабан являлся самой любимой игрушкой четырехлетнего малыша. Без него он не засыпал, и окружающие со смехом пророчили Сашеньке карьеру музыканта. Однажды игрушка сослужила своему обладателю очень плохую службу.

Уехать к мужу Ольга Дмитриевна с детьми так и не успела. Лев Борисович погиб в первые дни войны, только она об этом так и не узнала. Потом тяжело заболела мать, да и отец не вылезал из больницы. Измотанная Ольга была вынуждена срочно отправить старших детей к сестре в Москву. Как думалось, временно. Сердобольная Марина сама приехала за племянниками вместе со своим маленьким сынишкой Юрочкой. Сашенька остался с мамой. Судьба подписала им свой приговор. Меньше чем через месяц после начала войны, 16 июля, Смоленск был оккупирован немцами…

Жизнь Ольги оборвала автоматная очередь равнодушного эсэсовца. Во время проведения немцами карательной операции она как раз возвращалась из соседней деревни с пяточком приобретенных для Сашеньки яиц и случайно попала под облаву. На свою беду пыталась сбежать. Дома находился маленький Сашенька с парализованным отцом. Мать к тому времени она похоронила.

Послушный ребенок помнил строгий наказ матери не открывать никому дверь. Когда в нее с силой заколотили, он со страху спрятался под кровать, на которой лежал дед. От мощных ударов крючок сломался, дверь с силой распахнулась, раздались грубые мужские голоса, топот сапог и короткая автоматная очередь. Сашенька так и не понял, что деда у него тоже больше нет.

Он немного выждал. Было тихо, но вылезать из-под кровати малыш пока не решался. Чтобы унять страх, начал стучать по барабану. Сначала потихоньку, потом все громче и громче…

Вытащили его из тайника, как котенка, за шиворот. Он испугался до такой степени, что даже не плакал. Съежившись, сидел на полу вместе со своим барабаном и дрожал, не решаясь смотреть на весело гогочущих чужаков. Потом перед его носом оказалась плитка шоколада. Сашенька понял, что ее надо взять, иначе эти страшные дядьки рассердятся…

Его долго куда-то везли вместе с другими детьми. Сначала на машине, потом на поезде, потом опять на машине. Многие плакали и звали маму. Он тоже, но быстро понял, что мама больше не придет, и перестал плакать, ибо за слезы у него обещали отнять барабан.

В приюте он стал Эрнстом. Ему повезло. Ангельски красивый малыш со светлыми кудряшками и большими голубыми глазами вызывал умиление даже у строгих воспитательниц. А вскоре его усыновила бездетная семья немцев. Пятидесятилетний Карл фон Штольман, владелец нескольких небольших фабрик мануфактуры, не мог устоять перед мольбами своей красавицы жены Хельги, которая мечтала выполнить волю фюрера и воспитать для Германии достойного арийца. Хотя бы из чужого ребенка. Все эти мечты вылетели из головы фрау, как только в шеренге представленных ей на выбор воспитанников она увидела Эрнста. Шестилетний малыш со слезами бросился к ней на шею, едва она только подошла. Он принял ее за маму и испугался, что она его не заметит. Сентиментальный фон Штольман был растроган, не говоря уже о самой Хельге.

Перед окончанием войны, предчувствуя тяжелые для Германии времена, фон Штольманы перебрались в Австрию. Эрнст чувствовал себя вполне счастливым. Он преданно любил своих родителей, в свою очередь не чаявших в нем души. Странное дело, но со временем ребенок все больше становился похож на фрау Хельгу. У окружающих не возникало сомнений, что Эрнст родной сын фон Штольманов. Лишь иногда память подсказывала мальчику туманные картинки прошлого. Милую женщину с полурасплетенной русой косой, склоняющуюся над ним, чтобы поцеловать на ночь, сердитую девочку, отнимающую у него барабан, большого и доброго босоногого мальчика, разрешающего ему трогать маленьких серебристых рыбок в ведре, маленького лягушонка, смешно прыгающего в мокрой траве прямо ему под ноги. И лишь от одного видения, бросавшего его в холодный пот, он тщетно пытался избавиться всю жизнь: три огромных безликих монстра в военной форме и с автоматами, перед которыми он со своим барабаном, замирая от страха, сидит на крашеном дощатом полу…

Эрнст был женат дважды и оба раза неудачно, что несказанно расстраивало родителей. Решив, что в третий раз ему непременно повезет, он со всей ответственностью подошел к выбору невесты. Но ни одна не затронула душу и сердце. Особо не переживал, надеясь, что всегда успеет обзавестись семьей. Скучать было некогда. Все время отнимала работа. Отец уже не мог заниматься бизнесом в полной мере, руководство производством фактически перешло в руки Эрнста.

Спустя значительное время после смерти фрау Хельги (отец умер пятью годами раньше) Эрнст наконец заставил себя заняться разбором многочисленных бумаг, оставшихся после родителей. И здесь его поджидал сногсшибательный сюрприз. Выяснилось, что он не родной, случайно потерявшийся и вновь обретенный в приюте сын, а приемный. Просто усыновленный ребенок. Разум отказывался это воспринимать. Пережив пренеприятное известие, Эрнст созрел к решению о поисках настоящих родителей. При этом руководствовался благими намерениями: оказать им посильную материальную помощь, если они в ней нуждаются. Почему-то ему казалось, что родные отец с матерью вынуждены были сдать его в приют именно из-за трудных условий жизни, вызванных безденежьем. И это было для них тяжелым решением. Впрочем, он допускал, что его родная семья могла погибнуть во время войны. Лишь одно не подвергалось сомнению: он, как частенько говорила ему фрау Хельга, чистокровный немец и должен этим гордиться. Эрнст и гордился.

Поиск длился долгие годы. Эрнст начал с приюта, но сразу возникли осложнения. Приют, как таковой, давным-давно перестал существовать. Бесконечные запросы по инстанциям приносили один и тот же результат: поиски архивных документов приюта успехом не увенчались. Эрнст уже перестал надеяться на успех, да и подкравшаяся незаметно болезнь подтачивала последние силы. Он так и не обзавелся семьей и теперь с грустью думал об упущенной возможности обрести наследника. Именно в этот момент судьба и преподнесла ему подарок. Юрист, занимавшийся вопросом усыновления Штольмана, получил обнадеживающее сообщение от добровольной организации, оказывающей содействие в розыске родственников бывших граждан, интернированных во время войны в Германию.

Эрнст не верил своим глазам. Мир перевернулся. То, что всегда казалось незыблемым, вначале дало трещину, а потом в одночасье рухнуло. Всю свою сознательную жизнь он прожил чужим сыном чужих родителей и в чужой стране. Проверка полученных сведений подтвердила их правильность. Он не просто славянин, он русский, и гордиться этим Эрнст не мог. Где-то в далекой России жили своей жизнью его родственники. По существу, тоже ему чужие.

Какое-то время Эрнст ничего не предпринимал, однако вплотную занялся историей Второй мировой войны. Толчок к дальнейшим действиям дал… барабан – любимая детская игрушка, которую фрау Хельга не решилась выбросить. Так и лежал он в мансарде, венчая гору игрушек, сложенных в огромную коробку.

Обнаружив его, Эрнст сначала замер, потом осторожно протянул к барабану руку. Старая веревочка оборвалась в его руках, и игрушка с глухим стуком упала на пол. И тут у него словно что-то вспыхнуло в голове, все тело обдало жаром, он пошатнулся и закрыл глаза. Чтобы не упасть, оперся о стену. Из далекого прошлого через года пробился отчаянный женский крик: «Сашенька!!!» Эрнст был уверен, что кричит та самая русоволосая женщина с косой, которая являлась к нему в детских и юношеских воспоминаниях. Та, которую он всегда неосознанно любил. С этой минуты Эрнст фон Штольман знал, что делать дальше.

Поездка в Россию была короткой – всего неделя. Большего ему в свои семьдесят пять лет не позволяло состояние здоровья. Самое странное впечатление, которое он вынес из этой поездки, – страна не показалась ему чужой. Этим открытием он и поделился со своим двоюродным братом. Одногодок Юра вызывал у него больше симпатии, чем семидесятивосьмилетняя родная сестра Зинаида. Старший брат Аркадий, тот самый, который позволял ему гладить пойманных им рыбок, к сожалению, так и не узнал о найденном братишке. Умер за полтора года до этой встречи. Однако был жив и находился в добром здравии его сын – Станислав. Эрнст не мог нарадоваться на племянника: умный и весьма способный молодой человек. Совладелец фирмы, занимающейся насосами, хорошо владеющий несколькими языками, в том числе немецким.

Юрий Васильевич заверил нас, что никто из родственников долгое время не знал о материальном достатке Сашеньки. Удовлетворяя любопытство Зинаиды, брат скромно пояснил: «На жизнь хватает».

Через месяц от Эрнста-Сашеньки пришел вызов в Австрию Стасику. Вернувшись домой, племянник сообщил, что дядюшка принял решение завещать ему все свое имущество.

Новость не удивила ни Юрия Васильевича, ни Зинаиду, встретили ее с пониманием. Сколько там его у брата! Небось на всем экономил. Да и кому ж еще завещать это имущество? Юрий Васильевич стар, Зинаида тоже, а ее непутевый сынок, на которого Зинаида имела глупость пожаловаться заграничному братику, рассчитывая на сочувствие и денежную поддержку, гроша ломаного не стоил. Джульетта – сводная сестра Стаса не является родной дочерью Аркаши, мало того, связалась с плохой компанией и вообще куда-то пропала. Больше трех лет о ней ничего не слышно. А тут еще у Стаса обнаружился взрослый внебрачный сын, наличие которого несказанно обрадовало Сашеньку. Последний даже просил, чтобы Стас привез его познакомиться с дядюшкой. Но сделать это Стасу не позволила загруженность на работе. Знакомство и последующее общение проходило только по скайпу.

Зинаида наследству Стасика радовалась неспроста. Если Юрий Васильевич мечтал хоть разок съездить за границу с племянником, то Зинаида была намерена обосноваться там с ним капитально – до конца жизни. Учитывая ее почтенный возраст, старушке можно было простить ее нелепые планы.

Год назад Эрнст фон Штольман скончался, заблаговременно оформив все документы, связанные с наследством. По настоянию юриста даже была проведена медико-генетическая экспертиза, по результатам которой исчезли последние сомнения в том, что он и его племянник Станислав Аркадьевич Полетаев, так сказать, «одного поля ягоды». Стас вступил в наследственные права и постепенно готовился к переезду в Австрию. Надолго или нет, не знал. Как получится.

Встречаться племяннику и его двоюродному дядюшке Юрию Васильевичу более не пришлось. Стас ссылался на загруженность, а вскоре вообще перестал отвечать на звонки. А у Юрия Васильевича наступили трудные времена, вызванные страстной, неконтролируемой любовью к алкоголю. Задолжав баснословную сумму за коммунальные услуги, он был на грани переселения из своей однокомнатной квартиры в убогую коммуналку. Снова и снова пытался обратиться за денежным вливанием к племяннику, но тот упорно не желал с ним общаться. Юрий Васильевич обиделся и… перестал пить. Сумму задолженности потихоньку гасит из пенсии. Выяснилось, что Юрий Васильевич даже не знал об автомобильной аварии, в которую попал племянник.