Текст книги "Тёмный лабиринт"

04.50 А.М.

Бал встретил Эрика и Кэти карнавальным шествием. Протяжно ревели рожки, гортанным, диким языком возвещая о приближении вечных врагов, вечных любовников – солнца и луны. Их оловянные лики, обращаемые к гостям то налево, то направо поразили Кэти своей варварской красотой. Пронесли гондолу, на плечах, как в стародавние времена проносили мёртвых и влюблённых, и сидящая в ней пара, увенчанная миртом и тамариском, раскланивалась во все стороны. Медленно, словно марионетки на шарнирах. И если б не живой, по-птичьи быстрый взгляд девушки, искрой блеснувший из-под маски, Кэти могла бы поклясться, что две куклы разыгрывали на глазах гостей странную и волнующую фантасмагорию. Мишурный блеск их нарядов, потёртое, тусклое золото гондолы, волны бледно-голубого, призрачного люстрина, который смеющиеся мальчики-пажи несли на вытянутых руках, обнимая им гондолу, словно клубами тумана, всё это взволновало её воображение. Обоняние дразнили соблазнительные запахи корицы, ванили и чего-то ещё, волнующего, свежего. Кэти заметила у стены фонтанчик, чьи искрящиеся, словно снежные струи извергали золотистое шампанское.

– Я что-то пить хочу.

Но Эрик заметил Генриха, появившегося в тёмном проходе галереи. Кивнув, он поспешил к брату, оставив Кэти наедине с шампанским и превосходными лиможскими устрицами, сервированными на низком мраморном столике рядом с фонтаном. Чему Кэти была несказанно рада.

– Ну и который из них ваш? – негромкий, чуть насмешливый голос вывел Кэти из состояния, пограничного между оргазмом и нирваной – на языке ещё ощущалась бодрящая резкость лимонного сока и гладкий шёлк устрицы. Она в испуге повернулась к Ровенне, стоявшей за её спиной.

– Возлюбленный, кавалер, жених? – пояснила та свой вопрос, поглядев в растерянные, непонимающие глаза Кэти.

Кэти задумалась, потом призналась честно:

– Трудный вопрос. Вообще, официально я помолвлена с Джорджем Мэлвиком…

– Но он же похож на скумбрию на последней стадии туберкулёза!

Кэти мысленно прикинула:

– Пожалуй, сходство есть. Но он истинный джентльмен!

– Вот это и есть самое худшее.

– Почему?!

– Ах, моя милая, если мужчина этого типа вдруг всё же окажется в будуаре, где на постели лежит в соблазнительной позе совершенно обнажённая красавица, он сядет в уголок на самое отдалённое кресло и оттуда виноватым тоном будет интересоваться, какие именно книги она прочитала за последнее время. Но вы сказали «официально». Который из братьев ваш любовник?

На этот, довольно-таки бестактный вопрос Кэти не нашлась, что ответить, но почему-то в испуге быстро взглянула на Генриха, спорившего с двумя внушительного вида джентльменами. Ровенна лукаво посмотрела на Кэти.

– Значит, старший. О нет, я не спрашиваю, кем обладаете вы, – она, улыбнувшись, жестом остановила хотевшую было возразить Кэти, – я имела ввиду – кто обладает вами. Что ж, я понимаю, – она с удовольствием скользнула взглядом по стройному, сильному телу Генриха. – Он – и Эрос и Танатос. Обольстительный, жестокий, властный, способный погубить даже то, что его очаровывает. Но я бы выбрала младшего. Он взрослее.

Кэти попыталась возмутиться, но её вновь остановили властным взмахом руки.

– Генрих – ребёнок. И по-своему невинный. А никто не обладает такой жестокостью, как невинность. Он, как дитя готов на всё, чтобы обладать взволновавшей его воображение игрушкой, но как только он поймёт, каково её устройство – тут же потеряет интерес. Детскость и невинность чисты, неопытны, а оттого безжалостны. Вам же нужен мужчина более понимающий и лояльный.

Кэти вспыхнула, бросила сердитый взгляд на Ровенну, готовая возразить, но тут взгляд её упал на стоявшего неподалеку мистера Дауни. Безучастный к танцам и всеобщему веселью, он стоял у окна, скрестив руки на груди и задумчиво смотрел в ночную темноту. «Интересно, какой у него голос?» неожиданно для себя подумала Кэти и спросила, указав на него Ровенне:

– Слушайте, он у вас вообще разговаривает?

– Бесплатно обычно нет.

– О…

– Милая, он ведь юрист. Они люди весьма практичные и ценят всё, что срывается с их уст. И каждую минуту своего времени оценивают в денежном эквиваленте.

– Как же они, в таком случае, влюбляются?

– Не думаю, что с юристом может случиться подобная неприятность.

– Неприятность?!

– Конечно. Любовь – это худшая из бед, которая может случиться с человеком. Ничто не способно причинить такую боль, как любовь.

На это Кэти могла даже аргументировано возразить:

– Но в библии ведь сказано: «Если владею всеми сокровищами земными (или языками?) но любви не имею, то я кимвал бренчащий и что-то там ещё, не помню, в общем никуда не годное».

– Помните, дитя мое, библию писали старички, давно утратившие всякую мужскую силу.

– Это что за сила такая?

– Да неважно. Раз вы библию упоминаете, я процитирую. «Любовь долготерпит, (это если не слишком жаждет) милосердствует (только не соперникам), любовь не завидует (если удовлетворена, да и то сомнительно), любовь не превозносит (а что же она делает?), не гордится (значит, не ценит), не бесчинствует (да ну?), не ищет своего (а чего же?), не раздражается (неужели?)»…

– Послание к коринфянам цитируете? Похвально, весьма похвально!

По счастью, шум в зале стоял невообразимый и епископ не узрел, так сказать, полной картины. Ровенна не смутилась ничуть, одарила сэра Грегсона сияющей улыбкой, и глядя на эти нежные, такие невинные губы, трудно было поверить, что они только что богохульствовали сверх всякой меры.

– А я к вам, мисс Бранн, с пренеприятной для меня, по крайней мере, миссией. Миссис Мэлвик затевает сеанс общения с духами, в соседней комнате. Прескверная идея, надо сказать. Велела вам прийти, присоединиться. Говорит, сегодня ночь особенная, хоть и не дома, а на контакт выйти нужно. Ох! – и епископ скривился.

Кэти скривилась тоже:

– Ой, как не хочется! Опять это проклятое златокудрое дитя, чтоб ему пусто было. Не знаю, от чьей руки оно погибло в четырнадцатом веке, но я эту руку не только не осуждаю, но и…

– Так не ходите. – Ровенна удивлённо подняла брови.

– Противиться воле леди Мэлвик так же легко, как противостоять каре господней, – епископ понизил голос до шёпота и отчего-то вытер пот со лба. – Она и лорда Рэйберна за стол этот богохульный сесть заставила. Никак в уединении с ним поговорить не могу…

Услышав, что Генрих там, Кэти сдалась и пошла в указанном направлении.

– А знаете, я, пожалуй, с вами, – у Ровенны глаза загорелись. – Поглядеть, как Генрих спиритизмом занимается! Да можно ли упустить такое! – она опустила на глаза маску и теперь только глаза её весело поблёскивали в окружении серого меха.

– А что за дитя такое? – интересовалась Ровенна, пока они шли в сторону кабинета.

– Восьмилетняя девочка в голубом платье, Жюли Бланш. Её вроде бы убили в четырнадцатом веке. Миссис Мэлвик дня без неё прожить не может. И Кэти передразнила: «Надо ли стричь газон, о златокудрое дитя?» «Нет, леди Мэлвик». «О, дитя, тогда я подожду следующей осени».

Ровенна хихикнула.

– Но откуда известно про цвет волос и платье? Неужели леди Флоренс удалось добиться её зрительного образа? – полюбопытствовала она.

– Нет, конечно. Она сама так себя описывает. Дитя, в смысле.

04.10. А.М.

Джеймс тоскливо вглядывался в темноту лабиринта. Туман зловеще курился бледными вихрями, площадку перед гротом почти полностью заволокло и даже малейшие движения тисовых ветвей, отзывавшихся на порывы прохладного воздуха, казались призрачно-жуткими. Деревянная коробка стала странно тяжёлой, он замёрз этой необычно холодной летней ночью, зябко ёжился под намокшей от ночной росы рубашкой. Сказывалась отцовская итальянская кровь – холодно, холодно летними ночами на берегах туманного Альбиона! Неожиданно из клубящегося туманными вихрями тисового коридора возник мужчина. Знакомый длинный нос доктора Чумы.

– Слава Богу, сэр! Вы нашли грот, вот ваш приз! – с огромным облегчением Джеймс протянул коробку победителю.

Тот принял, поблагодарил приятным голосом, но едва он отступил в сумрак тисовой галереи, как на площадку вышла девушка. Даже в слабом лунном свете Джеймс мгновенно её узнал, но секундное восхищение её нарядом сменилось удивлением. Почему она так одета? Он обладал острым умом и прекрасной памятью. И в памяти этой всплыл очень странный эпизод сегодняшнего вечера и совсем другая женщина, затянутая в такой же серый шёлк. Однако, подумать как следует над этим ему не дали.

– Джеймс! Мистер Генрих просил ключ от грота, дашь? – девушка протянула ладонь в пепельной перчатке.

– Нет уж, – Джеймс нахмурился. – Хозяин мне его дал и никаких инструкций на твой счёт. Ему и верну.

– Что ж… Если тебе хочется лишний раз бегать по всему замку… Так я пойду.

Но вместо этого девушка подошла ближе и неожиданно обняла, приникла к его губам поцелуем.

– Джеймс… Спасибо тебе за сегодняшнюю помощь. Ты мне всегда нравился, знаешь? – её руки прошлись по талии, скользнули к груди.

Но Джеймс тут же с отвращением отстранился.

– Я не по этой части, милая. Меня девушки не интересуют, поняла? И чего это ты вырядилась, словно гостья?

– Хотела тебе понравится, – её голосок дрогнул, она снова попробовала обнять его, но Джеймс с раздражением отбросил девичьи руки.

– И не смей больше… – договорить Джеймс не успел. Бесшумно выросший сзади коренастый мужчина, закутанный в тёмный плащ, нанёс короткий, но сильный удар по его затылку и юноша рухнул на землю как подкошенный.

– Мы так не договаривались. – Девушка ошеломлённо смотрела на камень в руке мужчины. – Нельзя было убивать!

– Да не будет с ним ничего, – доктор Чума толкнул носком ботинка не подававшее признаков жизни тело Джеймса. – Через десять минут очнётся. Поторопись, – обратился он к мужчине, который выбросил камень в кусты и наклонился над бездыханным юношей.

Мужчина обшарил карманы своей жертвы и достал маленький ключ. Он быстро вскинул взгляд на доктора Чуму.

– Идём, – доктор Чума коснулся локтя девушки, и та послушно пошла в тёмную тисовую галерею. Затем повернулся к мужчине. – Она слишком много видела.

Тот коротко кивнул и через несколько секунд только лежавший без сознания Джеймс остался на площадке.

04.56 A.M.

Небольшой квадратный кабинет, весь обшитый тёмным дубом, освещали лампы в красных абажурах, заливавших всю комнату зловещим багровым светом. От этого лица присутствовавших казались существами из страшного, потустороннего мира, а высокие пальмы по углам не только не оживляли картину, напротив, смешение красного и зелёного породило жуткий чёрно-лиловый. Так что пальмы казались нежитью, слегка шевелящейся по вине сквозняка. Их длинные, чернильные пальцы тянулись из неосвещённых углов, судорожно вздрагивая и дёргаясь, когда входивший в кабинет поневоле вносил с собой порцию свежего воздуха. Словом, обстановка была на славу. О собравшейся компании тоже ничего плохого сказать было нельзя. Кэти с весёлым изумлением увидела, что за столом помимо Леди Флоренс и Генриха присутствует немало знакомых ей лиц включая полковника Кроу, Эрика и Рэя. Последовавший за ними мистер Дауни, сидел, попыхивая сигарой, на обитом чёрным бархатом диване и наблюдал за компанией. Лицо его, как обычно, ничего не выражало.

Очевидно, без Кэти не начинали, поскольку присутствующие вели светскую беседу, пили чай и занимались вещами вполне обыденными. Рэй любезно беседовал с женщиной в костюме венецианской дамы, Генрих скучал, а леди Мэлвик с чашечкой чая слушала полковника Кроу, который как раз рассказывал о рождении своей шестой дочери.

– Как мило! – гудела басом леди Мэлвик. – На вас похожа?

– О да, просто копия! – рокотал в ответ полковник.

Кэти успела от души посочувствовать несчастной малютке, но тут её, наконец, заметили.

– А, Кэтрин! – леди Флоренс покровительственно взмахнула рукой. – Садитесь же наконец. Надеюсь, вы не питаете иллюзий, на предмет того, что мы ждали именно вас по причине вашего обаяния или других достоинств?

– Да не то что бы…

– Просто скверне неизвестной я предпочитаю скверну знакомую, хоть в какой-то мере. – Леди Мэлвик взглянула на неё через лорнет, как учёный биолог смотрит на особенно зловредную бактерию.

Кэти послушно села между Генрихом и полковником. Рука Генриха тут же легла на её колено, слегка сжала, и Кэти подумала, что сегодняшний сеанс вызова духов она перенесёт сравнительно легко. Леди Флоренс меж тем приняла внушительный и немного трагический вид, и скомандовала:

– А теперь соедините руки.

Все послушались, и левая ручка Кэти буквально утонула в мясистой руке полковника. Ровенна положила ладонь на руку Эрика, и от взгляда Кэти не укрылось, как на мгновение его бесстрастное лицо исказилось. «Надо же так ненавидеть!» поразилась она. Леди Мэлвик между тем возложила руки на фарфоровое блюдце и возопила:

– Приди, о златокудрое дитя!

Пара минут прошли в тягостном молчании, Кэти изо всех сил старалась не зевать, хотя очень хотелось. От нечего делать она рассматривала мрачного Эрика и Рэя, пребывавшего в превосходном настроении, рассеянно скользя взглядом от одного к другому. И тут ей в глаза бросилось что-то неправильное. Странное беспокойство кольнуло и осталось тупой иглой в сердце.

– Дитя, ты здесь? – вернул её к жизни голос леди Флоренс, обращённый к мёртвым.

Блюдце дёрнулось, и нарисованная восковым карандашом стрелка передвинулась на слово «да». Леди Флоренс возликовала. А вот лица присутствующих реагировали по-разному. У Генриха на лице отобразилось насмешливая гримаса, а вот Ровенна была скорее удивлена. После обычных реверансов: «Ты ли это, о Жюли Бланш» и «настроена ли ты общаться с нами», леди Флоренс спросила:

– Есть ли иные жители мира мёртвых среди нас?

Стрелка тут же метнулась, к удивлению засыпавшей уже было Кэти, указала на Генриха, потом на Эрика, затем как-то несмело, кривовато передвинулась к Ровенне. Та насмешливо вздёрнула брови.

– Не советую сегодня лгать, дитя. Ты же знаешь, со мной шутки плохи. Этим вечером для разнообразия, ты будешь говорить только правду.

Эрик фыркнул:

– Похоже, леди Флоренс, сегодняшний вечер вам предстоит провести в компании мертвецов.

Все рассмеялись, и громче всех Кэти, знавшая, что это не шутка. Блюдце замерло. Леди Флоренс бросила на Ровенну заинтересованный взгляд. Затем пробасила обычное:

– Задавайте вопросы.

– Какое будущее ждёт моих шестерых дочерей? – поинтересовался полковник.

– Ваших двух дочерей, – уточнил дух.

– Но у меня их шесть! – возмутился полковник.

– С чего вы взяли, что все они ваши? – нагло ответило блюдце.

– Быть может, вы изволите рассказать мне… – взревел полковник, совершенно забывая, что беседует с предметом домашнего обихода, а не с офицером на плацу.

Блюдце изволило. Оно живо заскользило по столу, и Кэти, у которой сон как рукой сняло, впилась глазами в бумагу.

– Разумеется. Джон Мэйсон, регулярно посещающий ваш дом в качестве вашего друга…

– Что?! Джон?!

– … является отцом Розмари. Отцом Эмили – Эштон Коул, Маргарет – Дэвид Роуан, Лили – Дональд Фромм.

Полковник взвыл, как голодный койот, у которого из-под носа отняли пьяного ковбоя.

– …но вас интересовало их будущее, – продолжало меж тем никем не останавливаемое блюдце. – Эмили, как и её отец, ваш лакей, будет весьма неразборчива в интимных связях, и так же не взыскательна….

– Довольно! – взревел побагровевший полковник.

Блюдце замерло. Присутствующие за столом безмолвствовали так же. Наконец, леди Мэлвик смогла взять себя в руки и постаралась разрядить обстановку:

– Расскажи, о златокудрое дитя, о моих будущих внуках.

Кэти, слышавшая эту сагу уже немалое количество раз, снова заскучала и собралась вздремнуть, как вдруг…

– Их не будет. – Литеры собрались в эту неожиданную фразу.

– Но ты же много раз рассказывала мне! Про Джона и Ричарда, – гнев леди Мэлвик вполне мог конкурировать с негодованием полковника, который если и молчал до сих пор, то только от того, что временно по независящим от него обстоятельствам утратил природный дар речи.

– Это была ложь, – вычертив эту фразу, блюдце нахально развернуло стрелку в сторону вопрошавшей. И тут же ожило снова. – А сегодня мне не позволяют лгать.

– Пять лет! —возопили полковник и леди Мэлвик, и Кэти подивилась слаженности их дуэта.

– Пять лет? – глаза Ровенны озорно заблистали. – Пять лет он над вами издевался?

– Он? – леди Флоренс непонимающе уставилась на Ровенну. – Но почему…

– Вы ведь хотели, так сказать, «увидеть зрительный облик»? Извольте. – Ровенна едва сдерживала смех. Она протянула руки к центру стола и сделала странное движение – будто накрыла блюдце невидимым куполом. И вдруг словно бы воздух в этом месте начал плавится, ломаясь и растекаясь, и в центре возникла, густея и плотнея, голова и плечи лысоватого мужчины. Практически голый череп украшали, если уместно так выразиться, клочки жидких волос, маленькие глазки лукаво поглядывали из-под кустистых бровей, а мясистые губы кривились в глумливой улыбке.

– Что!? Кто это? – пролепетала леди Мэлвик, с отвращением разглядывая лысого господина.

– Рекомендую – Гастон Лезье, ростовщик с Примавере руэ. Это он пять лет общался с вами под видом златокудрого дитя.

– Но… Оно говорило о девочке! – изумление леди Флоренс постепенно перерастало в гнев.

– Девочки, безусловно, представляли для него главный интерес в его жизни, – Ровенна неприязненно взглянула на призрак. – Именно поэтому родители троих из них и удавили его шестнадцатого октября в собственной квартире. Ах, какой дождь лил тогда в Париже! – Ровенна усмехнулась каким-то своим воспоминаниям, затем перевела взгляд на умильно улыбавшегося Гастона.

– Посмеешь ещё раз дурачить наивных людей, я тебя в такие места упрячу, что сам дьявол будет тебе сочувствовать. Исчезни. – Она взмахнула рукой, и мерзкий ростовщик пропал, будто его тут и не было. Возникла пауза, правда, не долгая. В глазах Генриха блеснул лукавый огонек, он обвёл весёлым взглядом присутствовавших и предложил:

– Ну а теперь, когда мошенник и шарлатан изгнан, не попросить ли нам приступить к делу настоящего профессионала?

Ровенна очень заинтересовалась.

– Это кто же?

– Вы.

Она явно не ожидала. Изумлённо распахнула глаза, даже слегка вздрогнула.

– Но я не умею предсказывать будущее!

– Это мы уже знаем – Генрих, явно преследуя какую-то тайную цель смотрел на неё в упор и добавил, негромко, но уверенно. – Но вы же прекрасный медиум. Станете отрицать?

– Нет, – медленно ответила она, уже взяв себя в руки. – Не пожалеете? А то мёртвые не всегда ведут себя достаточно смирно, как хотелось бы живым. И не всегда достаточно скромно, – она бросила лукавый взгляд на Эрика.

– Как много слов и оправданий. Берите пример с мистера Дауни – вот он знает цену словам.

– Я бы даже сказал – он скуповат, – весело ввернул Рэй, оглянувшись на стряпчего.

Тот обсуждение его личности презрел и углубился в газету. Ровенна же положила руки на стол и опустила голову. И вдруг словно бы самый воздух в комнате изменился. Дохнуло холодом, и шевельнулись листья пальм, как тёмные пальцы мертвецов, что-то пробежало с лёгким, еле слышным потрескиванием по стене за спиной у Кэти и странное беспокойство, не страх, о нет, а именно тревога засела осколком где-то в сердце.

– Духи! Они здесь! – с неприличным восторгом прохрипела леди Мэлвик свистящим шёпотом.

Говорить негромко для неё было делом, конечно же непривычным, но очевидно Ровенне удалось неслыханное – заслужить уважение леди Флоренс. А у Кэти голова шла кругом. Как же это удивительно, наверное, открывать врата между миром мёртвых и миром живых! И можно услышать покойных родственников, может, даже удастся узнать, как оно там, на том свете? Неужели правда есть все эти котлы с кипящим маслом и сковородки, всё, что она видела на картинах фламандцев и слышала от падре Брауна? Вот она сегодня с поэтом познакомилась, а Генрих его папу знал, а сейчас этот папа умер, и если он был генералом, то, наверное, был толстым, как все генералы, и попал в рай. Кэти попыталась представить себе корпулентного генерала в коротенькой тунике и с крыльями, а также с лирой под мышкой, позолоченной. Ну не могут же они там всем раздавать лиры из чистого золота?

Генрих внимательно следивший за Ровенной, расслабленно откинулся на спинку стула и произнёс:

– Вызываю дух покойного…

И тут, как это бывает иногда во время детской игры в прятки, когда напряжение всё нарастает и чем ближе ищущий, тем больше хочется выбежать или что-нибудь крикнуть. И Кэти неожиданно для себя выпалила:

– Генерала Родерика Клейтона! – и тут же в ужасе зажала себе рот руками. Сидящие за столом изумлённо раскрыли глаза, и более всех почему-то леди Флоренс. Но Ровенна не дала удивлению гостей развиться до критической степени. Она заговорила, но не своим высоким и нежным, а густым и низким голосом:

– Я здесь.

Нет, с леди Флоренс положительно что-то не то. Впервые в глазах Кэти она обрела некоторое сходство с сыном – побледнела и даже немножечко задрожала. Генрих, заметно раздосадованный (он явно планировал другую кандидатуру) тяжкую поступь рока принял с философической стойкостью истинного конфуцианца, и спросил:

– Лорд Клейтон, вы согласны ответить на наши вопросы?

– Нет, это пусть она ответит на МОИ вопросы!

– Кто!?

– Моя жена, разумеется. Флоренс! – рявкнула Ровенна голосом, который повергал в своё время в трепет не одного юнгу. – Объясни, что ты творишь с нашими сыновьями!? Старшего ты упекла за границу, где он окончательно спятил под влиянием этих проклятых итальяшек, а младший собственной тени боится, и даже не подозревает о том, что у него есть брат!

– Но что я могла, дорогой? – елейным (Кэти ушам своим не верила) робким голосом пролепетала миссис Мэлвик. – Наш старший сын опозорил семью, что я ни делала, чтобы воспитать из него достойного мужчину! Но всё было тщетно, и я позволила ему жить той ужасной жизнью, которую он так жаждал. Родерик… – она запнулась. – Перси стал… поэтом!

– Что ж, – шепнул Генрих, наклоняясь к Кэти, – и поэтов создал Бог.

– Знаю, – рявкнул её покойный супруг. – Строчит дурацкие вирши – любовь, соловьи, а сам ещё ни одну бабу не потрогал! И я виню в этом тебя!

Ситуация за столом царила примерно такая – Рэй и Эрик давились со смеху, полковник блаженствовал, слушая голос старого боевого друга, Генирх смотрел на леди Флоренс без тени сострадания, сама же леди Флоренс своим видом напоминала готовящееся гаспаччо – была красного цвета и слабо побулькивала. Кэти прикипела к стулу.

– Миссис Мэлвик была дважды замужем? – шепнула она Генриху.

Тот в ответ качнул головой:

– Нет, после смерти мужа, генерала Клейтона она вернула себе девичью фамилию.

– Так что же это получается – Перси и Джордж родные братья?!

Неизвестно к чему дальше привёл бы весь этот хаос, но мистер Дауни незаметно поднялся, подошёл к Ровенне и слегка встряхнул её за плечи. Она вздрогнула, обвела сидящих за столом непонимающим взглядом. Быстро взглянув на Рэя, ответившего ей успокаивающим движением – мол, ничего плохого не случилось, Ровенна поднялась из-за стола.

– Всё это было очень занимательно, – она лениво потянулась, как молодая пантера, – однако я вас, пожалуй, покину. – С этими словами она поднялась и вышла. С минуту присутствовавшие молчали, потом разом заговорили. Рэй развернулся к Эрику, видимо, хотел что-то спросить, и тут Кэти как громом поразило. Тот же нос, такой же излом губ, даже вот эта манера улыбаться одними глазами. Да ведь они похожи, и даже больше, чем Генрих с Эриком. Что происходит!? Но все расходились, мимо прошествовала леди Мэлвик под руку с полковником, что-то сердито бормоча. Ни дать, ни взять – один разгневанный морж делится мыслями с другим разгневанным моржом.

– Идём, – Кэти не поняла, кто это произнёс, но Эрик и Генрих практически одновременно подали ей руку. Кэти немного растерялась, но Эрик тут же уступил небрежным жестом, поселив некоторую досаду в сердце Кэти. В холле было людно и шумно. Стайка гостей громко обсуждала довольно рискованную картину, полностью занимавшую нишу между ореховым шкафом и арочным проходом. Полотно было очень смелым – изображённый на нём святой Себастьян был не умыт, его лицо было искажено более чем натуралистичным страданием, а поза его тела была весьма, скажем так, неизящной. Генрих не стал ввязываться в жаркую баталию между сторонниками правды жизни и обитателями Парнаса, тем более, что в споре принимали участие дамы, а значит, был риск применения физической силы.

– Всё же не понятно, отчего сама мисс Блекхилл не принимает участие в ей же предложенной игре? – задумчиво пробормотала Кэти.

– Насколько я знаю эту женщину, – промолвил Генрих, – она сначала подождёт, пока мы выполним всю грязную работу, чтобы потом присвоить себе плоды. Кстати. Куда опять подевался этот бездельник?

– Да вон же он, в шахматы с Стоуном играет. – Кэти не надо было объяснять, о ком идёт речь. Она указала в сторону большой пальмы, в чьей раскидистой тени расположились за шахматным столиком Эрик и камердинер. Подошли поближе. Битва была в самом разгаре, противники были так увлечены, что Кэти и Генриха заметили не сразу.

– Эрик, дорогой, а ты другое время для партии найти никак не мог? – Генрих был, кажется, немного рассержен.

– Я обещал Стоуну взять реванш. И не поднимусь из-за этого стола, пока не одержу победу.

– О, ну в таком случае ты пропустишь не только сегодняшний завтрак, но и рождественские праздники. Стоун, не могли бы вы ему как-нибудь проиграть? Вряд ли вам улыбается перспектива провести свои лучшие годы за этим шатким столиком.

– Это весьма затруднительно сделать, милорд, – ответил камердинер, пряча улыбку.

– Хм. Эрик, а если ты выиграешь, ты обещаешь встать и пойти, наконец, с нами?

– Конечно, – ответил Эрик, мрачно глядя на доску, – хотя положение в этой конкретной партии, на мой взгляд, безнадёжное…

– Ох, ну в таком случае конь на Е 3. Шах и мат, Стоун. Вставай же, ты обещал.

– Часто они так? – улыбаясь, тихонько спросила Кэти.

– Едва ли не каждый вечер. Иногда по часу. Я тогда сам варю им кофе. У Стоуна, надо сказать, талант.

Эрик послушно поднялся, зачарованно глядя на доску.

– Скажи, Генри, где изобрели шахматы?

– Предположительно в Индии.

– Надо бы съездить.

Генрих поморщился.

– Хватит уже твоей поездки в Аргентину. Что ты там делал четыре месяца?

Эрик пожал плечами.

– Мне нравится простая и дикая жизнь, а там как раз такие места. И люди.

– Чего же тогда вернулся? В местных барах вся выпивка кончилась? – не без ехидства поинтересовался Генрих, пристально вглядываясь в толпу.

Эрик усмехнулся и тут же перевёл тему:

– На что это ты смотришь?

– Да меня в какой-то мере восхищает самообладание Ровенны. – Генрих с любопытством взглянул на мирно стоявшую у коктейльного столика волчицу. – Интересно, где её жуткая парочка?

– А мне Рэй показался довольно симпатичным, – ляпнула Кэти и тут же осеклась. Но Генрих и внимания не обратил, он с возрастающим интересом наблюдал разыгравшуюся сценку – неуклюжий толстяк в облике китайского мандарина толкнул Ровенну, в результате содержимое её бокала оказалось частично на серебристом бархате платья, большей же частью на его костюме. Женщина всплеснула руками и тут же попыталась привести в порядок одежду незадачливого гостя.

– Эрик, – тихо позвал Генрих, но тот видел и понял.

– Мисс Блэкхилл! – мощный голос Эрика легко перекрыл музыку и шум толпы.

Волчица вздрогнула, резко повернулась на его окрик и вдруг бросилась бежать.

– Куда же вы?

Лавируя меж прогуливающихся гостей, как леопард, который в тесно засаженном тропическом лесу преследующий аппетитную лань, Эрик в мгновение ока преодолел немалых размеров зал и бросился в погоню за беглянкой. Кэти и Генрих последовали за ними. Бежать за Эриком оказалось весьма комфортабельно – в толпе после него оставался внушительный проход, как после Моисея в море огненном. Погоня привела их в тёмную галерею этажом выше. Все двери были закрыты кроме одной, в самом конце коридора. Генрих на ходу пояснял:

– Она вела себя странно. Ты обратила внимание? Нетипично для леди.

Нет, не обратила. И вообще ничего не поняла.

Кэти и Генрих почти одновременно вбежали в комнату. Ночной ветерок беззаботно играл с тонкой шёлковой шторкой, которая подобно мотыльку то влетала, то вылетала из распахнутого балконного окна. Романтический ночной пейзаж загораживала от их взора широкая спина Эрика, который перевесившись через балконную ограду, рассматривал что-то внизу. Девушки в комнате не было видно и Кэти стало не по себе. Гораздо медленнее, чем следовало, она вышла на балкон и посмотрела вниз. Под окном была разбита клумба, ещё недавно покрытая цветущими левкоями, виолами и пурпурными загадочными цветами, которые Кэти видеть прежде не доводилось. А сейчас на их душистом ковре лежала, разметав руки, подобно бабочке, сломавшей крылья, женщина в костюме волчицы. Кэти охнула, зажав себе ладонями рот.

– Зачем? – Генрих сурово посмотрел Эрику в лицо.

Эрик отшатнулся.

– Ты подумал, что это я? Нет.

– Эрик, я понимаю, ты не хотел…

– Клянусь жизнью, я этого не делал, – неожиданно взволнованным голосом ответил тот.

– Её у тебя нет.

– Ну, тогда своей совестью.

– Её у тебя нет тем более.

– Это не он, – неожиданно вмешалась Кэти.

– Почему? – Генрих взглянул на неё с любопытством.

– Ну, то есть, теоретически Эрик мог убить девушку. Но толкать сзади в спину, что бы она упала? Никогда. Он бы задушил её голыми руками.

Генрих очень внимательно посмотрел на Кэти, потом медленно кивнул и повернулся к Эрику.

– Расскажи, что ты видел.

Тот пожал плечами.

– Когда я вошёл в комнату, она была пуста, а окно распахнуто. С чего ты вообще решил, что её убили?

– Потому, что это так, – медленно промолвил Генрих. – Взгляни. Столик в комнате опрокинут, разбита ваза, оборвана портьера, очевидно, она пыталась схватиться за неё, когда её тащили к окну.

– Но кто мог желать смерти мисс Блекхилл? – Кэти, конечно, к ней особенно дружеских чувств не испытывала, но что бы такой ужасный конец….

– Это не она, – хором возразили Генрих и Эрик.

– Откуда вы знаете?! – Кэти озадаченно рассматривала тело женщины в карнавальном костюме и маске.

– Не её тело, особенно ноги. Кстати о ногах. Ничего не замечаешь?

Кэти посмотрела и ахнула. При падении юбка задралась и на смятом белом шёлке даже в ночном сумраке были отчётливо видны тонкие ножки, затянутые в красно-зелёно-золотое домино.

– Осталось выяснить, кем же является наша таинственная незнакомка. – Эрик бесшумно спрыгнул вниз. Генрих последовал его примеру. Затем, подойдя поближе к балкону, раскинул руки.

– Прыгай! Я поймаю.

– С ума сошёл? – Кэти попятилась. – Ни за что.

– А вдруг убийца все ещё прячется в комнате?