Текст книги "50 знаменитых прорицателей и ясновидящих"

Жители Кронштадта были недовольны только одним: в связи с наплывом страждущих и хронической нехваткой времени отец Иоанн вынужден был отказаться от преподавания в местном городском училище и классической гимназии, где в течение более двадцати пяти лет вел Закон Божий. Дело в том, что лучшего педагога-законоучителя отыскать было невозможным. Иоанн Кронштадтский никогда не прибегал к стандартным методам учителей: он не проявлял чрезмерной строгости, не поощрял оценками и не устрашал наказаниями. И уж, понятно, отец Иоанн ни разу в жизни не унизил неспособных к учебе… Тем не менее успехи учеников чудотворца впечатляли. Видимо, секрет заключался в том, что этот педагог очень тепло, душевно относился к своему делу и к слушателям. Так что уроков Иоанна Кронштадтского ждали, считали их удовольствием, отдыхом, а не тяжкой повинностью или скучной работой. Присутствующие обычно ловили каждое слово учителя, воспринимали его пояснения как живую беседу, увлекательный рассказ, запечатлевавшийся в памяти на всю жизнь. Неоднократно случалось, что отец Иоанн вступался за ленивого ученика, которого собирались исключить, и сам принимался за его обучение.

Но, даже отказавшись от работы педагога, Иоанн Кронштадтский не имел времени на отдых. Вставал он ежедневно в три часа ночи и начинал готовиться к литургии. Служил Сергиев, кстати, как никто из священников, становясь во время молитвы истинным посредником между людьми и Богом. Говорил он практически всегда экспромтом, избегая красивых слов и оригинальных выражений; тем не менее, его проповеди отличались необыкновенной силой и глубиной мысли, оставаясь доступными пониманию любого слушателя. Может, поэтому недоверчивые или просто любопытные посетители собора, побывав на службе Иоанна Кронштадтского, поистине перерождались. В четыре часа Сергиев уже отправлялся в собор к заутрене, где встречался с толпами паломников, пришедших за благословением. Там же батюшку ожидали и нищие, которым он раздавал милостыню. На заутрене священник всегда сам читал канон, а перед началом литургии проводил исповедь. Правда, из-за громадного числа желавших исповедаться именно у чудотворца он был вынужден ввести общую исповедь. Она, к слову, производила на всех присутствовавших совершенно необычное впечатление.

Андреевский собор мог вместить до пяти тысяч человек. В то время, когда в храме служил отец Иоанн, в нем всегда собиралось столько народу, что яблоку упасть было негде, так что причащение шло долго и литургия раньше двенадцати часов дня не оканчивалась. Обычно на престоле ставилось несколько больших чаш, из которых несколько священников одновременно причащали присутствующих. И все равно только на это уходило более двух часов!

После службы батюшка отправлялся в Петербург – по вызовам к больным. Редко когда он возвращался домой раньше полуночи. Часто священник вообще не успевал выделить ночью хоть немного времени для сна. Кроме того, чудотворцу по просьбе верующих приходилось предпринимать поездки и в другие города России. В местах, куда прибывал Иоанн Кронштадтский, собирались десятки тысяч людей. Например, в имении Рыжковка под Харьковом, где во время посещения города разместили батюшку, толпа… вытоптала все клумбы и газоны; тысячи людей разбили лагерь у Рыжковки и проводили в нем дни и ночи. А 15 июля 1890 года Харьковский собор, в котором Иоанн Кронштадтский вел службу, не смог вместить всех желающих. И не только храм, вся площадь около собора и прилегающие к нему улицы оказались забиты людьми! А певчих прихожане вообще оттеснили в алтарь… В тот день все железные решетки оказались сломанными – металл не выдержал создавшейся давки. Двадцатого июня чудотворец совершил молебен прямо на Соборной площади, в присутствии более чем 60 000 человек. Такие же картины можно было наблюдать и в поволжских городах – Самаре, Казани, Нижнем Новгороде, Саратове.

Император Александр III, проводивший последние дни своей жизни в Ливадийском дворце, после очередного ухудшения своего состояния 12 октября 1894 года вдруг увидел в своих покоях Иоанна Кронштадтского; сам царь… не смел приглашать этого священника! Тем не менее, появлению чудотворца самодержец очень обрадовался и попросил молиться за него.

Александр III и его гость отправили из комнаты всех и наедине совершили совместную коленопреклоненную молитву. После этого состояние больного значительно улучшилось, и врачи заговорили о возможности его полного выздоровления. Однако спустя пять дней, 17 октября, государю снова стало плохо. Он просил, чтобы отец Иоанн не покидал его, а в последние часы жизни сказал: «Вы – святой человек. Вы – праведник. Вот почему вас любит русский народ». Иоанн Кронштадтский совершил все необходимые таинства, подготавливая Александра к уходу из мира. А затем умирающий попросил, чтобы священник не снимал своих рук с его головы: когда руки чудотворца касались царя, боль отступала. Батюшка не оставлял его до того момента, пока Александр не испустил последний вздох.

За свою жизнь Иоанн Кронштадтский сделал множество предостережений относительно будущего своей страны и ее населения. Насколько чудотворец оказался прав в своих грозных пророчествах, стало понятно только со временем… Но в конце XIX – начале XX века в то, что страну ждет ад мировой войны и революция, что великое государство будет разрушено, миллионы людей погибнут, а сотни тысяч окажутся оторванными от родины, верили лишь немногие простые крестьяне.

В последние годы жизни священнику приходилось бороться не только с хронической нехваткой времени, но и с мучительной болезнью. Однако, несмотря на боли, батюшка старался никому не жаловаться. А когда знаменитые врачи предписали ему отказаться от изнуряющего поста и поддержать свой организм скоромной пищей, он отверг этот совет.

10 декабря 1908 года Иоанн Кронштадтский, чудовищным усилием воли собрав остаток сил, в последний раз лично отслужил литургию в Андреевском соборе. Затем он, сообщив, что уйдет из жизни 20 декабря (2 января), покинул храм. В указанный день в 7 часов 40 минут утра отца Иоанна не стало… В последний путь священника провожали десятки тысяч людей. Плачущие толпы запрудили пространство от Кронштадта до Ораниенбаума и от петербургского Балтийского вокзала до Иоанновского монастыря на Карповке. А по дороге следствия печального кортежа шпалерами выстроились войска. Отпевал чудотворца санкт-петербургский митрополит Антоний во главе большого числа епископов и духовенства. Тогда было отмечено, что рука покойного почему-то оставалась теплой и избежала окоченения, а у гроба Иоанна Кронштадтского ощущалось присутствие необъяснимой силы.

В усыпальнице священника, в подвальном этаже монастыря до сих пор фиксируются необъяснимые случаи исцеления людей… Так, известна история Валентины Николаевны Красавцевой. Пятого декабря 1990 года ее доставили в больницу с приступом желчнокаменной болезни. Однако при операции в печени пациентки обнаружили раковую опухоль в очень запущенном состоянии. Предварительный диагноз звучал страшно – цирроз печени и аденома поджелудочной железы 4-й степени. После обследования женщины в НИИ онкологии, 16 апреля 1991 года, врачи вынесли окончательный вердикт – раковая опухоль забрюшинного пространства, множественные метастазы печени. И далее, с пометкой «на руки больной не давать!», – заключение: «Размеры и распространение опухоли не позволяют выполнить радикальное оперативное вмешательство, по своей гистологической структуре опухоль не может быть подвергнута лучевой терапии. Больная выписана под наблюдение онколога». Это значит, что Валентину Николаевну отпустили домой умирать… Женщине было всего сорок шесть лет, она воспитывала двоих детей, младшему из которых исполнилось только восемь. У больной на момент выписки был сильный токсикоз, головокружение, она не могла передвигаться самостоятельно, ее донимали сильные боли. Получив назначение на курс химиотерапии, Красавина все же выпытала все у врачей, и те сказали, что ей осталось жить не более полугода… Это известие поразило женщину, и она, вернувшись в палату, не удержалась от рыданий. И тут соседка по палате сказала ей: «Что кричишь? У вас же на Карповке монастырь Иоанна Кронштадтского. Сходи туда!»

Валентина Николаевна жила буквально рядом с обителью, но, будучи неверующей, ни разу в жизни там не была. В конце апреля женщина, поддерживаемая матерью, добралась до монастыря. Священник сделал ей замечание, мол, креститься не умеешь. На это Красавина ответила: «Я умираю» – и рассказала о своем горе. Батюшка посоветовал больной причаститься и покаяться. Затем в течение полутора месяцев Валентина Николаевна несколько раз приходила в усыпальницу чудотворца, просила и плакала… А 13 июня 1991 года в ее медицинской карточке появилась запись: «По данным УЗИ, объемных образований под печенью в настоящее время отчетливо не выявляется». Повторные исследования, проведенные 12 августа и 26 сентября, подтвердили: в печени злокачественные образования отсутствуют! Третьего октября того же года онколог сделал в карточке Красавиной необычно для такого рода документов эмоциональную запись: «На данный момент, если ориентироваться на УЗИ (а именно эхография объективировала опухолевое поражение), больная излечена от опухоли. От какой? За счет чего произошла регрессия опухоли?» Врач, добросовестно перебрав все возможные причины исцеления пациентки, так и не признал какую-либо из них удовлетворительной… Таким же непостижимым образом исчезла (без операции!) опухоль мозга у десятилетнего мальчика, сына военного музыканта.

Медикам известны случаи излечения людей, просивших помощи у Иоанна Кронштадтского, от рака, тяжелого артрита, астмы, экземы, страшных, не совместимых с жизнью ожогов и обморожений, паралича, заражения крови, язвенной болезни желудка, воспаления легких, бесплодия и других недугов. Да что там болезни! Иногда даже смерть отступала перед заступничеством святого. Так, 27 июня 1993 года во время операции на грудной клетке скончалась Наталия Макарова. Врач-реаниматолог оказался бессильным и констатировал смерть пациентки. И вдруг… женщина снова начала дышать! Оказалось, что в это время ее сестра отправилась к гробу Иоанна Кронштадтского, чтобы помолиться о здравии больной. All ноября 1996 года беда случилась с мальчиком, которому было всего два года и семь месяцев: ребенок добрался до аптечки и успел наглотаться сердечных средств… Доза, принятая малышом, оказалась смертельной, и реаниматологи не надеялись на спасение ребенка. И тогда мать мальчика отправилась на Карповку, к усыпальнице Иоанна Кронштадтского, поговорила со священником. Тот, узнав о состоянии малыша, отслужил молебен и сказал, что теперь можно надеяться на то, что все будет хорошо. И действительно, уже на следующий день Ваня бегал как ни в чем не бывало.

И еще одно чудо. Не так давно, в начале 90-х годов, в обители произошло необъяснимое обновление сильно потемневшего образа Богоматери, простирающей над землей свой Покров. Икона, требовавшая реставрации, непонятным образом обновилась. Тогда же на обороте холста обнаружилась надпись, согласно которой образ писался в 1901 году в Лесне. Тут следует сказать, что Леснянский монастырь, расположенный на территории Польши, находился под покровительством Иоанна Кронштадтского. А когда сооружался монастырь на Карповке, чудотворец вдруг сказал, что пристройку жилого корпуса следует сделать больше – мол, необходимы помещения для Леснянских монашек… Священника тогда не поняли, но пристройку увеличили. Во время же Первой мировой войны, когда Иоанна Кронштадтского уже не было в живых, западный край, где находился Леснянский монастырь, эвакуировали; сорок монашек тогда нашли приют именно в Карповке…

Святой Иоанн Кронштадтский был канонизирован совсем недавно, на Поместном Соборе Русской Православной церкви, состоявшемся 7 и 8 июня 1990 года. Его память отмечается дважды в году: в день рождения чудотворца и в день его кончины.

ИРИНАРХ, ЗАТВОРНИК РОСТОВСКИЙ

(род. в 1547 г. – ум. в 1616 г.)

Имя преподобного Иринарха хорошо известно как православным христианам, так и любителям истории. Именно он благословил ополчение князя Дмитрия Михайловича Пожарского в поход на Москву. Он единственный раз в жизни вышел из затвора, чтобы сообщить Василию Шуйскому о грядущей опасности… Фигура Иринарха – одна из самых колоритных в сонме святых русской земли. Он в буквальном смысле нес на себе тяжесть человеческих грехов – после смерти старца осталось 142 медных креста, семь наплечных вериг, цепь в 20 сажен, которую он не снимал с шеи, железные ножные путы, восемнадцать ручных оков, «связни», которые он носил на поясе, весом в пуд, и железная палка, которой он избивал свое тело и прогонял бесов.

Будущий святой и провидец преподобный Иринарх-затворник родился в неспокойное время. В год его появления на свет на трон взошел Иван IV, которого потомки называли Иваном Грозным. Москва полыхала пожарами, по дорогам «шалили» разбойники, а богобоязненные люди потихоньку перешептывались о грядущем конце света… Но маленький Илья (такое имя дали ребенку родители при крещении) долгое время оставался в стороне от этих событий. Ведь он жил не в Москве и даже не в Казани, а в селе Кондаково. И мать, и отец его были крестьянами, их жизнь текла размеренно, по раз и навсегда определенному графику: от сева до жатвы. Впрочем, на обычного сельского мальчишку Илья не был похож – тихий, скромный, ласковый… И в то же время – не по-детски серьезный.

В житии преподобного Иринарха упоминается о том, как впервые проснулся его пророческий дар. Когда мальчику было шесть лет, он однажды сказал матери: «Как вырасту, так постригусь и стану монахом; буду носить на себе железа и трудиться ради Бога, и буду учителем всем людям». Едва ли шестилетний ребенок мог произнести такую фразу, скорее всего, эти слова были вложены в уста святого теми, кто описывал его подвиг. Но тяга к монашеской жизни проявилась у Иринарха очень рано. Особенно сильное впечатление на него произвел рассказ сельского священника, отца Василия, о Калязинском чудотворце Макарии. Преподобный Макарий казался Илье недосягаемым идеалом, а его жизнь – полной смысла и служения Богу и людям. Заслушавшись, он произнес: «И я буду таким же монахом». Это было первое взрослое решение Ильи, но до его воплощения в жизнь прошли годы.

Жития святых пишутся по определенному канону. Трудно, пожалуй, найти святого, который бы с детства не отличался особой религиозностью, усердием в молитве, доброжелательностью. И родители, как правило, благословляли своих детей на подвиг иночества «с радостью», поскольку считали такую участь благой и высокой… Но ведь жития создавались как поучительное чтение, как образец для подражания, и реальным материнским слезам или детским шалостям там просто не было места…

До восемнадцати лет Илья жил вместе с родителями (их звали Акиндин и Ирина) и двумя братьями – Андреем и Давидом. Когда в 1567 году в округе начался голод, он отправился на заработки в Нижний Новгород – уже мог сам заработать себе пропитание и не хотел сидеть на шее у родных. Два года о нем не было ничего слышно. В конце концов родители забеспокоились: обычный срок найма составлял год, и сын должен был прийти домой – повидаться. На поиски Ильи отправились его братья и вскоре нашли его в селе неподалеку от Нижнего Новгорода, где он работал у зажиточного крестьянина. Работы было много, и братья решили какое-то время поработать у того же хозяина. В один из вечеров, сидя в комнате вместе с другими работниками, Илья вдруг залился слезами. Все удивились и стали спрашивать – что произошло? Илья ответил: «Вижу преставление своего отца; несут родителя моего светлые юноши на погребение». Никто не знал – и не мог знать, – что именно в это время, в Успенский пост, Акиндин действительно скончался. Эту печальную новость братья узнали уже после того, как вернулись домой, – и сразу вспомнили видение Ильи…

После смерти отца семья переехала в Ростов – братья решили попробовать свои силы в торговле. Это начинание оказалось удачным, и они зажили в новом доме вполне благополучно. Вот только Илья не оставил своей давней мечты о монастыре. Он часто ходил в церковь, а в свободное время встречался с купцом Агафоником, у которого была небольшая библиотека духовных книг. Вероятно, именно эти встречи окончательно убедили юношу, что его место – не в миру, а в обители. Через какое-то время Илья попрощался с матерью и отправился в монастырь Бориса и Глеба.

Игумен монастыря встретил Илью с радостью. Он почувствовал, что юноша не ищет праздной (как казалось многим) жизни в монастыре, не пытается забыть несчастную любовь, а пришел именно потому, что чувствует в себе призвание. После недолгого периода послушания Илья принял постриг, а вместе с ним новое имя – Иринарх. Узнав об этом, в монастырь пришел Агафоник и некоторое время жил там. Сам купец не мог принять постриг – он был связан множеством обязательств в миру, но зато мог искренне порадоваться за своего друга. В конце концов он стал собираться в обратный путь, а Иринарх пошел проводить его. На обратном пути он размышлял, в какой обители он достигнет спасения. Самыми известными в то время были Кириллов Белозерский и Соловецкий монастыри. Но тут ему послышался голос: «Не ходи ни в Кириллов, ни на Соловки, здесь спасешься!» Иринарх начал сомневаться – а не послышалось ли ему, и тот же голос еще дважды повторил: «Здесь спасешься!» Тогда он понял, что ему было откровение свыше, и больше уже не помышлял о других обителях.

Дни и ночи Иринарха проходили в посте, молитвах и трудах. Сначала игумен назначил ему послушание в пекарне, позже – в пономарской службе. Молодой монах старался исполнить любую работу как можно лучше, но главной своей задачей считал молитву. Он всегда выстаивал службу до конца, не присаживаясь, и не пропускал ни одного богослужения. Вскоре он достиг состояния непрерывной молитвы. И удостоился нового чуда. Как-то раз Иринарх шел по своим делам и увидел босого странника. Он сжалился над ним и обратился к Богу с молитвой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, сотворивший небо и землю и первого человека, прародителя нашего Адама, по образу Своему, и почтивший его теплотою в святом рае, да будет воля Твоя святая со мною, рабом Твоим: дай, Господи, теплоту ногам моим, чтобы я мог помиловать сего странника и дать с себя сапоги на ноги его!». Об этом удивительном феномене упоминали многие подвижники: кожа становится нечувствительной к морозу, и человек сколь угодно долгое время может ходить босиком по снегу или ледяной воде без ущерба для здоровья. Отдав сапоги нищему, Иринарх почувствовал это тепло и с тех пор стал ходить без обуви. Игумен же воспринял это как проявление гордыни и стал приучать молодого монаха к смирению. То он велел ему молиться на улице, напротив оконца кельи, то отправлял подолгу звонить на колокольне. В принципе, это была обычная практика: монах должен был целиком и полностью избавиться от проявлений своей собственной воли, чтобы получить возможность вершить волю Божию. Однако долгие молитвы на морозе и дополнительные послушания не вразумили Иринарха. Он кротко, без единого слова шел выполнять очередное распоряжение игумена, но отказался обувать новые сапоги… Как последнее средство игумен испробовал голод: три дня Иринарх провел в заключении без воды и пищи, но остался тверд в своем решении. Тогда ему было позволено вернуться к обычным послушаниям. Так и ходил он зимой и летом без обуви, вызывая недоумение прихожан и раздражение игумена. Только раз он обморозил ноги – когда услышал, что в Ростове осудили невиновного, и босиком в лютый мороз поспешил ему на помощь. После этого Иринарх три года мучился от ран на ногах, но потом получил чудесное исцеление. Игумен, видя упорство Иринарха, все-таки нашел для него метод вразумления: отправил на работы вне монастыря. Теперь молодой подвижник был лишен возможности бывать в церкви так часто, как ему хотелось, и решил все же оставить обитель.

Новым пристанищем Иринарха стал Авраамиев Богоявленский монастырь, находившийся в Ростове. Там ему понравилось больше: братия встретила радостно, архимандрит благословил стать келарем, теперь он мог посещать все службы… Одно только смущало Иринарха: монахи и служители буквально истощали монастырское достояние, каждый брал то, что считал нужным. Выросший в крестьянской семье Иринарх только вздыхал: «Преподобный Авраамий, не я твоему монастырю разоритель!» Как-то во сне ему явился сам преподобный Авраамий и утешил его. Он сказал, что по его молитве монастырские запасы не оскудевают, а Иринарху посоветовал давать всем припасы без ограничения. Было у него и еще одно видение: стоя на литургии, он, как и много лет назад, внезапно заплакал. Не стало Ирины… После похорон матери Иринарх вновь решил сменить обитель. На сей раз причиной его ухода были не гонения, а чрезмерный почет – ему казалось, что келарь – слишком высокая должность, ему хотелось послушания, которое больше способствовало бы смирению.

Иринарх перешел в ростовский монастырь святого Лазаря. Три с половиной года он провел в уединенной келье, смиряя плоть. Иногда он ничего не ел по нескольку дней и постоянно молился. Единственным его посетителем был преподобный Иоанн юродивый, с которым Иринарх вел духовные беседы. В затворе он вспоминал монастырь Бориса и Глеба и с горечью говорил: «Святые страстотерпцы Борис и Глеб и вся монастырская братия! Есть у вас в монастыре много места, а мне грешному места нет». Во сне явились ему эти святые и велели возвратиться в монастырь. Проснувшись, Иринарх узнал, что за ним пришел старец из Борисо-Глебского монастыря с наказанием от нового настоятеля Варлаама вернуться в обитель.

Поначалу не обошлось без наветов: Варлаама «поставили в известность» о якобы строптивом характере Иринарха, но он отнесся к наветам философски, благословил возвращенного монаха на затвор в отдельной келье и не стал ему мешать. Иринарх сковал себе железную цепь в три сажени длины и приковался к деревянному стулу. Все движение его ограничивалось только длиной этой цепи. Он наложил на себя и другие железные тяжести и трудился в них в поте лица. За этот подвиг ему пришлось выслушать от братии немало насмешек, но он лишь грустно улыбался в ответ. Что значат людские слова, если он решил достичь Царствия Небесного! Вскоре у него появился ученик, который стал жить вместе со старцем в келье и под его началом молиться. А потом случилась и еще одна радость: зашел в гости давний его друг, юродивый Иоанн по прозванию Большой Колпак. Он посоветовал Иринарху сделать сто крестов весом по «полугривенке» и носить их. Иринарх было отказался, сославшись на бедность, но юродивый только усмехнулся: Бог поможет… И еще многое было сказано тогда в уединенной келье монастыря, в том числе – знаменитая фраза о грядущих испытаниях, ожидающих святого: «Не дивись тому, что так будет с тобою; устами человеческими невозможно выразить или исписать всего. Бог даст тебе коня, и на том от Бога данном коне никто, кроме тебя, не сможет ездить и сесть на твоем месте после тебя». И еще одно пророчество Иоанна запомнилось Иринарху: за беспробудное пьянство на русскую землю будут посланы полчища иноземцев.

Некоторое время спустя пророчество юродивого исполнилось: к Иринарху пришли двое его посадских знакомых, и один из них принес большой крест, а другой – железную палицу. Из креста подвижник отлил сто крестиков, а палицу присоединил к многочисленным своим «трудам» (так называли вериги). Вскоре его посетил старец Леонтий, один из почитателей Иринарха, который также сковал себя железами и носил на себе тридцать три медных креста. Старец испросил благословение идти в пустынь и решил пока оставить кресты у Иринарха. Но Иринарху было видение, что Леонтия убьют разбойники и он уже никогда не вернется в родную обитель. Как ни отговаривал подвижник Леонтия, тот был непреклонен. В Переяславском уезде его убили разбойники, а кресты его Иринарх стал носить вместе со своими – так завещал ему старец перед уходом. Прослышав о необычайном подвиге Иринарха, из Углича ему прислали еще одну цепь – в три сажени. И с этим, все возраставшим, грузом Иринарх провел в молитвах двенадцать лет. Затем к двум цепям прибавилась третья – ее передал преподобному старец Феодорит… Исследователи подсчитали, что Иринарх провел в цепях в общей сложности двадцать пять лет!

Но его ожидало новое испытание. Дело в том, что подвижник нередко обличал монахов, требовал от них тяжких подвигов, а они вовсе не стремились дни и ночи проводить в трудах и молитвах – гораздо удобнее было придерживаться общего устава и не изнурять себя. Да и само пребывание в монастыре подвижника служило им укором. В конце концов они пришли к игумену с жалобой: Иринарх ставит свои труды выше всех остальных деяний, он не велит братии заниматься монастырскими работами, а вместо этого советует больше внимания уделять молитвам. Настоятель изгнал Иринарха из монастыря, правда, ненадолго – прошло чуть больше года с момента, как подвижник перебрался в монастырь святого Лазаря, и настоятель покаялся перед братией и смиренно попросил его вернуться обратно.

Жизнь потекла прежним чередом: Иринарх молился в своей келье, вязал волосяные свитки, клобуки, делал одежду для нищих. Он молился Богу за всех живущих и стремился помочь каждому, кто к нему обращался. Спал он теперь всего два-три часа в сутки, а во время молитвы бил себя железной палицей. Когда же от невероятного напряжения старец заболевал, то радовался этому и благодарил Бога.

И было ему видение: Москва разорена Литвою (так называли тогда всех подданных Польско-Литовского княжества), все Российское царство пленено и выжжено. Проснувшись, Иринарх стал плакать, скорбя о неминуемой беде, и тут его озарил свет и послышался голос: «Поди к Москве и поведай, что все так будет». Он осенил себя крестным знамением и сотворил молитву. Послышался вторично тот же голос: «Так будет!» Старец вторично перекрестился и стал молиться: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй меня грешного от искушения: я – раб Отца и Сына и Святого Духа и не желаю ничего на свете сем видеть». Но голос и в третий раз приказал ему отправляться в Москву. Иринарх позвал игумена, рассказал ему обо всем и стал собираться в путь.

В Москву старца сопровождал его ученик Александр. Они приехали в столицу за час до рассвета. Иван Васильевич Шуйский, узнав о приезде Иринарха, обрадовался и назначил ему встречу в Благовещенском соборе. Подвижник благословил Шуйского своим крестом, рассказал ему о своем сне – и немедленно покинул Москву.

Сон Иринарха стал явью: Лжедмитрий с войском пошел на Москву, по пути разоряя храмы и грабя города и селения. Множество людей погибло, другие в страхе бежали. Война докатилась и до Борисо-Глебского монастыря. В 1609 году, после разорения Ростова, в обитель прибыл польский воевода Микулинский. Он успел уже узнать о знаменитом монахе, который на себе носит неподъемное бремя, и пришел к нему в келью. Иринарх остался верен себе и своему отечеству. Когда поляки спросили его, кого он признает царем, старец ответил: Василия Иоанновича. Он не побоялся угроз врагов и даже пригрозил им небесной карой за убийство невинных и разорение храмов. Так же смело держался он, когда под самыми стенами монастыря расположилось войско князя Сапеги, который хотел сжечь обитель. Но старец, утешив бывших с ним монахов, продолжил молитву, и его мужество так поразило врагов, что они отступили прочь, не тронув монастыря. Самому же Сапеге старец предсказал скорую гибель, если тот не вернется домой.

Русские войска тем временем стали одерживать одну победу за другой. После освобождения Калязина князь Михаил Шуйский, который возглавил русское войско, попросил у Иринарха благословения – сам он в то время находился в Переяславле. Иринарх послал ему просфорку и крест. Вскоре Михаил Скопин-Шуйский торжественно въехал в освобожденную Москву. После победы крест был возвращен в Борисо-Глебский монастырь, в келью Иринарха, и на краткое время в обители стало спокойно.

Враги склонились перед Иринархом, но в родной обители вскоре появился человек, который притеснял подвижника гораздо сильнее, чем захватчики. В монастырь прибыл новый игумен – Симеон, отличавшийся крутым нравом и невоздержанностью. Он приказал Иринарху посещать церковь, отнял у него все, что нашел в келье, а под конец пришел с несколькими монахами и силой выволок старца из кельи. Его железную цепь несли пять человек – так она была тяжела! Во время этой безобразной сцены Иринарху, как сказано в житии, «выломили руку», а потом бросили на землю у входа в церковь. Девять часов пробыл подвижник в том же положении, молясь, чтобы Господь простил его обидчиков… В полузабытьи он увидел юношу в светлых ризах, который сказал, что молитва его услышана и любая его просьба будет исполнена. Невозможно точно установить, что происходило в этот момент в душе святого. Но, судя по его праведной жизни и великому терпению, он ничего не попросил для себя…

Вскоре Иринарх был помилован и смог вернуться в келью. А Симеона удалили из монастыря.

Но на этом испытания Иринарха еще не закончились. Началось Смутное время. Москва была захвачена «литвой», многие города были разорены. Впрочем, пророчество Иринарха сбылось: Сапега погиб в бою – Борисо-Глебский монастырь и сам Ростов избежали общей участи. Но Иринарха волновала судьба всей России, и он отправил Дмитрию Михайловичу Пожарскому просфорку и свое благословение – идти на Москву. Авторитет преподобного был настолько велик, что Пожарский стал готовиться к походу, хотя и сомневался поначалу в собственных силах. Когда войска Минина и Пожарского отправились в Москву, они специально остановились в Ростове, чтобы люди могли увидеть Иринарха и получить его благословение. Старец вручил князю свой поклонный крест – тот самый, который он некогда передал Михаилу Скопину-Шуйскому. Его напутствие было кратким: «Дерзайте! Не страшитесь ничего! Бог вам в помощь!»

Как мы знаем, Минин и Пожарский одержали блистательную победу. Русская земля вздохнула свободно. Не об этом ли попросил Бога преподобный Иринарх, когда ему явился юноша в светлых одеждах? Во всяком случае, 13 января 1616 года преподобный оставил этот свет, как будто выполнив возложенную на него миссию…

Свою смерть Иринарх предвидел, заранее составил завещание, по которому гроб с его телом положили в им же самим подготовленной пещере. А его «труды», общий вес которых к концу жизни святого составлял 161 кг – десять с лишним пудов! – долгие годы хранились в монастыре. Больные и бесноватые, прикасаясь к ним, получали облегчение. В 1840 году часть вериг и крестов передали церкви села Кондаково – родины Иринарха. Оттуда они были перевезены лишь в 1931 году, после того как церковь сгорела. На некоторое время след Иринарховых «трудов» затерялся, и лишь сравнительно недавно они были возвращены в монастырь Бориса и Глеба.