Текст книги "Психоаналитические идеи и философские размышления"

Психоанализ и история

I. Психоаналитические идеи и концепции широко используются Западной Европе, США, странах Латинской Америки. Они находят свое отражение в работах ряда философов, социологов, лингвистов и литературоведов, интерес которых к психоанализу наметился еще в 20-х годах XX столетия, когда психоаналитическое движение вышло на международную арену.

Разумеется, далеко не все зарубежные ученые разделяют психоаналитические идеи, выдвинутые австрийским врачом 3. Фрейдом. Некоторые из них критически относятся к тем или иным психоаналитическим представлениям, высказывают сомнения в применимости психоаналитических концепций к различным научным дисциплинам. Наиболее стойкими в этом отношении оказались, пожалуй, истории, негативно отнесшиеся к сомнительным попыткам Фрейда с психоаналитических позиций объяснить историю возникновения и развития первобытного общества.

Лишь после Второй мировой войны психоаналитические идеи стали постепенно проникать в западные исторические исследования. Появились работы, авторы которых использовали психоанализ при изучении причин возникновения фашизма, психологии нацистских лидеров, национализма. Правда, в довоенный период предпринимались попытки исследования исторических событий с психоаналитической точки зрения, как это имело место, например, в работах В. Райха, исследовавшего в 1933 г. психологию масс фашизма. Но это было обращение, скорее, психоаналитиков к истории, нежели историков к психоанализу, тех историков, которые долгое время испытывали недоверие к психоаналитическим идеям.

Перелом произошел в конце 50-начале 60-х годов, когда в ФРГ, Франции и США некоторые историки не только обратили внимание на психоанализ, но и взяли на вооружение психоаналитический метод исследования. В зарубежной исторической науке возникло даже целое направление, получившее название психоаналитической истории. Первоначально не вызвавшая большого восторга у большинства ученых, психоаналитическая история неожиданно завладела воображением части зарубежных теоретиков, став, в частности, в середине 60-х годов «новой модой среди американских историков» (Wehler, 1980, р. 530).

Интерес зарубежных ученых к психоаналитической истории проявляется и поныне. Он свидетельствует о притягательной силе психоаналитических идей, оказавших воздействие на умы части зарубежных теоретиков, в том числе и историков.

Чем же привлекают историков психоаналитические концепции? В чем суть психоаналитической истории? Совместимы ли психоанализ и история как наука?

Ответы на эти вопросы в какой-то степени могли бы пролить свет как на причины «живучести» психоанализа, так и на специфику методов исторического исследования.

II. Первоначально психоанализ рассматривался как метод лечения неврозов. В этом качестве он был развит Фрейдом, предложившим ряд технических приемов и методик исследования причин возникновения болезней психогенного характера, а также соответствующих приемов и способов их лечения. Однако уже на начальной стадии своего развития психоанализ воспринимался Фрейдом как общий метод исследования широкого круга явлений не только медицинского, но и общекультурного характера. Во всяком случае, по мере выдвижения различных психоаналитических гипотез и концептуальных положений, Фрейд предпринял смелую попытку исследования с психоаналитических позиций как художественных произведений, так и исторических явлений, будь то истоки возникновения религии или человеческой культуры в целом.

Наряду с клинической практикой, психоанализ стал вспомогательным средством научного исследования в разнообразных областях духовной жизни. Разъясняя это положение, Фрейд подчеркивал, что каждый специалист должен принять во внимание следующее: «Наша работа имеет только одну цель – побудить его сделать то же самое лучше, применив к хорошо знакомому материалу инструмент, который мы можем дать ему в руки» (Фрейд, 1925, с. 13).

Как известно, в клинической практике Фрейд исходил из того, что аффекты переживания, обусловленные травматическими ситуациями в прошлом, порождают внутренние конфликты. Их разрешение осуществляется путем вытеснения из сознания несовместимых с требованиями и нормами культуры желаний человека в сферу бессознательного. Однако эти желания не исчезают бесследно, а, оставаясь в бессознательном, ждут благоприятной возможности, чтобы вновь заявить о себе в форме симптомов какого-либо психического расстройства.

В целях терапии психоаналитик стремится преодолеть сопротивление пациента, перевести вытесненный патогенный материал в его сознание и помочь ему разрешить внутренние конфликты путем сознательного овладения своими желаниями. Фрейд полагал, что именно переживания детства, связанные с бессознательными сексуальными влечениями и желаниями, дают ключ к объяснению последующих психических травм. В основе всякого невроза, как считал основатель психоанализа, лежит эдипов комплекс, согласно которому мальчик постоянно испытывает влечение к своей матери и видит в отце соперника, в то время как девочка ориентируется на отца и испытывает чувства ненависти к своей матери. Речь идет о так называемом «позитивном» эдиповом комплексе. В случае же «негативного» эдипова комплекса отношения между ребенком и родителями как бы переворачиваются – мальчик относится негативно к своей матери и позитивно к отцу, девочка – тянется к матери и отвергает отца. В целом эдипов комплекс трактовался Фрейдом как извечно данный, оказывающий решающее воздействие не только на возникновение психических расстройств, но и на становление общества, нравственности, религии, культуры.

Благодаря выдвинутым психоаналитическим идеям Фрейд стремился раскрыть природу бессознательного, а также те символические формы выражения человеческих желаний, которые в иносказательном виде предстают перед сознанием, маскируя побудительные мотивы деятельности и искажая реальную картину мира. Начав с психоаналитического исследования патогенного материала, выявляемого в процессе лечения невротиков, основатель психоанализа перешел к изучению психологии не только нормальных людей, но и культурных явлений, исторических событий. При этом он исходил из того предположения, согласно которому «душевная жизнь отдельного человеческого существа дает при психоаналитическом исследовании те сведения, при помощи которых мы можем разрешить или, по крайней мере, осветить многие загадки из жизни народных масс» (Фрейд, 1923, с. 175).

Подобная психоаналитическая установка открывала определенные перспективы для работы с историческим материалом.

В самом деле, если принять в качестве рабочей гипотезы положение, что история развития человечества является повторением истории развития человека, то нельзя ли использовать методы психоаналитического исследования личности для лучшего понимания исторических событий? Если психоаналитик способен проникнуть по ту сторону сознания человека и вскрыть травмирующие события в его детстве, то не сможет ли опирающийся на психоаналитический метод исследования историк отстраниться от рациональных объяснений и погрузиться в толщу бессознательного прошлого, в «детство» человечества, чтобы тем самым раскрыть подлинную историю?

Именно так и поступали психоаналитики, апеллирующие к историческому материалу. Именно такой подход и привлек внимание некоторых зарубежных историков к психоанализу.

За рациональным обрамлением мыслей и поступков человека психоаналитик усматривает сложное переплетение иррациональных мотивов, связей и отношений, которые ускользают от сознания. Задача психоаналитика – расшифровать язык бессознательного, в символической форме проявляющегося в речи индивида.

С аналогичной ситуацией сталкивается и историк. В его распоряжении имеются исторические тексты, документы. На основе их изучения он должен воссоздать прошлое, составить себе ясное представление о минувших исторических событиях. Однако, пытаясь рационально объяснить прошлое, историк, как считают приверженцы психоаналитической истории, не столько добирается до существа исторических событий, сколько реконструирует их, причем, как правило, в искаженном виде. Все дело в том, что историк не учитывает бессознательный слой истории, скрытую внутреннюю бессознательную работу, составляющую сердцевину исторических событий. Прорваться же к этому историческому бессознательному можно лишь путем расшифровки дошедших до наших дней текстов, интерпретации символического языка, который скрыт за привычным текстуальным изложением исторических событий. Здесь как раз и может помочь психоаналитический метод исследования бессознательного, необходимый, по убеждению сторонников психоаналитической истории, для оживления исторических событий и приближения их к историку, пытающемуся постичь их суть.

Надо сказать, что в ряде случаев исторические работы, осуществленные с позиций психоаналитического исследования, дают весьма интересный материал. Так, например, книга американского ученого Э. Эриксона о молодом Лютере (Erikson, 1962), представляет собой добротное историко-биографическое исследование, в котором с использованием психоаналитического метода исследования прослежена связь между формированием внутреннего мира отдельной личности и исторической эпохой. Не случайно данная работа оказала заметное влияние на ряд зарубежных историков, ранее настороженно или негативно относившихся к психоанализу. Конечно, далеко не все исходные положения и конечные выводы Эриксона являются бесспорными. Некоторые из них свидетельствуют о доминировании психоаналитических установок над исторической действительностью. Тем не менее не следует сбрасывать со счета то обстоятельство, что Эриксону удалось выявить отнюдь не тривиальные явления и процессы, ускользнувшие из поля зрения других историков, изучавших исторические события, связанные с возникновением лютеранства на Западе.

III. Психоаналитические идеи и концепции, неоправданно широкие обобщения и выводы, сделанные на основе психоаналитического метода исследования, неоднократно подвергались критике со стороны различных ученых. В общих чертах эта критика остается отчасти справедливой и по отношению к психоаналитической истории, особенно в том случае, когда речь идет об акцентировании внимания исключительно на эдиповом комплексе, сексуальной подоплеке исторических событий, невротических чертах характера политических лидеров.

Вместе с тем есть смысл непредвзято разобраться в существе тех установок и теоретических положений психоаналитической истории, благодаря которым зарубежным исследователям удается рассмотреть ряд исторических аспектов, недостаточно освещенных в мировой исторической литературе. Во всяком случае, как мне представляется, заслуживает внимания разделяемая некоторыми зарубежными историками установка, согласно которой в историко-биографическом исследовании важно не только вывить характерные особенности исторической личности посредством анализа социально-политического уклада жизни в соответствующую историческую эпоху, но и раскрыть содержание данной эпохи, исходя из соотнесенности ее с внутренним миром изучаемой личности, с теми коллизиями и внутрипсихическими конфликтами, которые разыгрываются в глубинах психики конкретного человека при столкновении его бессознательных влечений и желаний с социокультурными ограничениями, религиозными запретами, нравственными идеалами.

Литература

Фрейд 3. Лекции по введению в психоанализ. Т. I. M., 1923.

Фрейд 3. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. М., 1925.

Erikson E. Young Man Luter. A Study in Psychoanalysis and History. N. Y.-London, 1962.

WehlerH.-U. Psychoanalysis and History // Social Research. 1980. V. 47. № 3.

1983

Психоанализ и социальные науки

Психоаналитические идеи широко используются в зарубежной общественной мысли. Получившие признание и одобрение среди части зарубежных ученых в начале XX столетия, когда психоанализ вышел за пределы сугубо медицинского использования, а психоаналитический метод исследования личности и культуры стал, по сути дела, отправной точкой изучения общественных явлений и процессов в целом ряде исследований, эти идеи в настоящее время не только вторгаются в сферу социологии, политологии, истории, историографии, права, но и приобретают значительное социальное звучание в современном мире. Более того, на основе использования психоаналитических идей в различных социальных науках предпринимаются попытки создания новых дисциплин, будь то психоаналитическая социология, психоаналитическая история или психоаналитическая историография. Словом, теоретические идеи и концепции психоанализа становятся неотъемлемым элементом исследования многих зарубежных работ, посвященных осмыслению взаимосвязи между личностью и обществом, индивидом и культурой.

Психоаналитические идеи находят свое отражение в современной зарубежной социологии. И в этом нет ничего удивительного. Напротив, использование психоаналитических идей рядом зарубежных социологов можно рассматривать как закономерный процесс развертывания скрытой интенции психоанализа от глубинного высвечивания внутреннего мира человека к попыткам объяснения общественных явлений, с одной стороны, и поиску нетрадиционных методов исследования в социологии, способных, по мнению некоторых авторов, оживить социологическую мысль и вывести ее из тупиков объективистского игнорирования психологии, – с другой.

Действительно, по мере того, как психоанализ стал претендовать не только на раскрытие внутренних дисгармоний, выявление бессознательных мотивов деятельности человека и объяснение причин болезненного расщепления психики, но и на осмысление общественных явлений, рассмотренных по аналогии с явлениями индивидуально-личностного характера, сами психоаналитики предприняли попытки психоаналитического изучения общества. Так, уже основатель психоанализа 3. Фрейд попытался рассматривать культурные и социальные институты человечества через призму созданной им психоаналитической модели личности, что нашло свое отражение, в частности, в его работе «Психология масс и анализ человеческого „Я“ (1921). Другие психоаналитики заявили о необходимости совмещения психоанализа с марксизмом, чтобы тем самым открыть перспективу исследования широкой панорамы общественных явлений и политических движений. К их числу относится В. Райх, в 20-х годах предпринявший попытку „привести в гармонию“ психоаналитические идеи Фрейда с социально-экономическим учением К. Маркса и на этой основе создать „новое учение“, способствующее анализу общественных процессов.

Подобные тенденции сохранили свою значимость и в настоящее время. Во всяком случае, в зарубежной литературе из года в год появляются работы, авторы которых претендуют на социологизацию психоанализа, считая, подобно Г. Маркузе, что классическому психоанализу присуща „социологическая субстанция“ и что фрейдовское психоаналитическое учение „с необходимостью включает в себя теорию общества“ (Marcuse, 1956, р. 27).

Что касается второй тенденции, т. е. обращения социологов к психоаналитическим идеям, то она отчетливо проявляется в последние годы в зарубежной социологической мысли, хотя история ее возникновения насчитывает десятилетия. Пожалуй, особый интерес зарубежных социологов к психоаналитическим концепциям наметился после опубликования известным американским социологом Т. Парсонсом статьи „Психоанализ и социальная структура“ (1950), в которой отстаивалась мысль о том, что психоаналитическая и социологическая теории находятся в процессе развития „нового типа анализа“ динамики социальной структуры, получившего название теории „социального действия“. И хотя еще в 40-х годах Т. Парсонс освещал некоторые сюжеты, связанные с медицинской практикой и институциональной ролью психоаналитиков в обществе, тем не менее именно в статье „Психоанализ и социальная структура“ было подробно раскрыто значение психоаналитических идей для развития социологического знания.

В данной статье подчеркивалось, что наиболее значительным вкладом психоаналитической теории в эмпирическое понимание человека является теория мотивации индивида в контексте структуры личности. Эта теория, по мнению Т. Парсонса, может быть использована социологами в своих целях, в частности при изучении социальной структуры общества. Если на протяжении длительного времени социология стремилась быть „чистой социологией“, очищенной от психологических наслоений, точно так же как психология отстранялась от социологических факторов, то настал период, когда подобные тенденции должны быть пересмотрены во имя плодотворного сотрудничества между социологией и психологией. Во всяком случае, есть смысл подумать о развитии того, что может быть названо, по выражению Т. Парсонса, „психологически (психоаналитически) ориентированной социологией“ (Parsons, 1964, р. 341).

Рассматривая возможности применения психоаналитических концепций в социологических целях, известный американский социолог попытался не только показать преимущества психоаналитически ориентированной социологии в исследовании социальной структуры общества, но и раскрыть специфику такой социологии. Согласно его представлениям, психоаналитическая социология не должна быть непосредственным заимствованием и приложением клинического опыта к общественной жизни, импликацией психоаналитической терминологии, распространенной на социальные факторы. Она должна основываться на использовании „технической социологической теории“, пригодной для анализа социальной структуры и включающей в себя позитивные достижения психоанализа. Психоаналитическая теория, по словам Т. Парсонса, может внести значительный вклад в осмысление социологических проблем. „Однако этот вклад будет наиболее плодотворным в том случае, если он будет сделан в форме адаптации психоаналитических концепций и анализа мотивации к техническим потребностям социологической теории в рамках проблем, поставленных в терминологических терминах“ (Parsons, 1964, р. 346).

Впоследствии эти идеи Т. Парсонса были подхвачены рядом зарубежных социологов, использовавших различные психоаналитические концептуальные схемы в процессе социологических исследований как теоретического, так и прикладного характера. Выдвинутая им теория „социального действия“ нередко вызывала критические возражения среди части социологов. Особенно отчетливо эта тенденция проявилась в 70-х годах в рамках так называемой „критической социологии“. Однако интенция к совмещению психоанализа с социологией оказалась весьма устойчивой. Она нашла поддержку у многих зарубежных социологов, независимо от их приятия или неприятия парсоновской теории „социального действия“. Что касается заслуг Т. Парсонса в деле развития психоаналитической социологии, то, по замечанию социолога Калифорнийского университета Дж. Рейбау, у Парсонса наблюдались „серьезные и длительные усилия интегрировать психоанализ с социологией“, в результате которых он, фактически, „пересмотрел структурную перспективу Фрейда“ (Rabow, 1981, р. 121).

Отталкиваясь от идей Т. Парсонса, ряд зарубежных ученых предприняли попытки по обоснованию необходимости развития психоаналитической социологии как особой дисциплины, способствующей лучшему пониманию социологических данных и особенностей коллективного поведения людей. Среди них – историк Ф. Уайстайн и социолог Дж. Плэтт, опубликовавшие в 1973 г. работу „Психоаналитическая социология“, в которой были изложены взгляды на теорию социального изменения, основанную на различных психоаналитических гипотезах и положениях нормативной социологии. Считая, что „социологическая сторона психоаналитических проблем“, авторы настаивали на „социологической импликации психоанализа“ (Weinstein, Piatt, 1973, p. 34, 56). Как и Т. Парсон, они призывают к интеграции психоаналитической и социологической теорий, указывая на то, что психоаналитический и социологические подходы тесно связаны между собой. Социология и психоанализ дополняют друг друга, их интеграция плодотворно сказывается на исследовании общественных явлений и процессов. „Без социологического измерения, – подчеркивают Ф. Уайнстайн и Дж. Плэтт, – очень трудно объяснить социальное изменение, а без психоаналитической теории невозможно объяснить исчерпывающим образом разнообразие ответов человека на социальное изменение“ (Weinstein, Piatt, 1973, p. 60).

Следует отметить, что далеко не все зарубежные ученые, обращающиеся к исследованию общественных проблем и использующие в своих работах психоаналитические концепции, являются приверженцами психоаналитической социологии. Некоторые из них не настаивают на создании особой дисциплины, не используют в своих работах термин „психоаналитическая социология“. Вместе с тем многие зарубежные ученые считают, что знакомство с психоаналитической литературой, усвоение психоаналитических идей и их использование в процессе раскрытия организационных структур общества, политических движений, социологических проблем труда и досуга, семьи и брака, мотивов антисоциального поведения личности – все это способствует изучению общественных явлений.

Одни ученые полагают, что психоанализ и психоаналитические представления о бессознательном открывают перспективу понимания того, „как личности лидеров оказывают влияние на конфликты, обусловленные существованием власти“ (Zaleznik, 1975, р. 6). Другие исходят из того, что открытие Фрейдом бессознательного является потенциально революционным, поскольку способствует осознанию людьми социальной реальности, в которой они живут, и в ряде случаев может привести к „изменению ее в соответствии с интересами и желаниями большинства“ (Fromm, 1980, р. 134). По убеждению третьих, „ценность психоаналитического подхода в социальном исследовании особенно очевидная тогда, когда изучаются люди, не являющиеся пациентами“ (Hendin, 1975, p. xiv-xv). Согласно четвертым, „социологи должны продолжить чтение классической и современной психоаналитической литературы“, поскольку знакомство с этой литературой „позволит открыть теоретическое богатство, на основе которого можно перейти к эмпирической работе“ (Rabow, 1981, р. 125).

В современной зарубежной социологии психоаналитические идеи используются при исследовании значительного спектра проблем, будь то анализ взаимоотношений между людьми в различных организациях (Board, 1978), выявление причин возникновения войн и вооруженных конфликтов (Fornari, 1974), раскрытие существа вопросов, связанных с половым созреванием, семейными отношениями, брачными союзами (Chodorow, 1978) или осмыслением истоков радикализации сознания отдельных слоев общества (Hendin, 1975).

Среди части зарубежных социологов весьма распространен также психоаналитический подход к исследованию молодежных бунтов и протестов, имевших место в странах Западной Европы и США в 60-х годах. Собственно говоря, использование такого подхода было намечено Т. Парсонсом, который в упомянутой выше статье „Психоанализ и социальная структура“ высказал соображения о необходимости соответствующей интерпретации „психологической динамики американской молодежной культуры“ (Parsons, 1964, р. 345). Некоторые социологи взяли на вооружение аналогичные идеи, попытавшись с помощью психоаналитических концепций объяснить истоки недовольства молодежи и их протест против истеблишмента. В частности, молодежные движения протеста стали рассматриваться через призму описанного Фрейдом эдипова комплекса, как это имело место в книге Л. Фойера „Конфликт поколений“ (Feuer, 1969).

В более поздних исследованиях, посвященных молодежной проблематике, нередко высказывались критические соображения по поводу использования представлений об эдиповом комплексе как объяснительной концептуальной схеме в том виде, как она нашла свое отражение в работе Л. Фойера. Так, американский исследователь Л. Либерт показал ошибочность высказанных Л. Фойером соображений об эдипове комплексе, приведших к смешению психодинамики и психопатологии и необоснованному приложению фрейдовской концепции к объяснению психопатологического группового поведения. Это не означает, однако, что Л. Либерт выступил против правомерности использования психоаналитической концепции эдипова комплекса как таковой. Напротив, он ратует за адекватную интерпретацию эдипова комплекса и конфликтов, возникающих на этой почве, считая, что данный комплекс оказывает определенное влияние на поведение человека, но вовсе не определяет невротический и деструктивный характер его действий, на чем акцентировал внимание Л. Фойер. Поэтому, критикуя взгляды Л. Фойера на существо конфликта поколений, Л. Либерт попытался совместить психоаналитические идеи с социологическими концепциями, чтобы тем самым дать адекватное, по его мнению, объяснение причин, характера и специфики студенческого движения протеста против существующих ценностей жизни. Согласно его представлениям, причины возникновения „строптивого духа“ студентов не могут быть целиком и полностью сведены к конфликту поколений. „Отношение студента к системе ценностей своих родителей, – замечает Л. Либерт, – является общим фактором, но он находится в динамическом балансе со структурой характера студента, его психодинамикой и внешней социально-политической ситуацией, детерминирующих идеологию студента и его причастность к общественной жизни“ (Liebert, 1971, р. 135).

Таким образом, идея конфликта поколений не отвергается Л. Либертом: она используется, но уже с учетом социально-политического контекста современного общества. Не отвергается она и другими исследователями, тяготеющими к психоаналитическому изучению молодежных движений протеста. Так, рассматривая причины „политического насилия“ студентов в США, директор психосоциальной программы американского Центра политических исследований Г. Хендин указывает на наличие „деструкции чувств между родителями и детьми“ и приходит к выводу, согласно которому в настоящее время идет дальнейшая политизация чувств и объективация гнева в продолжительную социальную драму», а в имеющей место «войне за безличность» даже революционные выступления против социальной несправедливости скрывают похороны человеческого «Я» (Hendin, 1975, р. 305, 324).

Психоаналитические идеи используются также при объяснении различного рода конфликтов и войн. Как известно, основатель психоанализа обращался к осмыслению не только внутриличностных конфликтов, но и феноменов агрессивности и деструктивности, проявляющихся в том числе и в развязывании войн. При этом он исходил из предположения, согласно которому амбивалентность и бессознательная враждебность ребенка по отношению к родителям может служить основой для возникновения и проявления агрессивности и насилия взрослого человека. Отсюда – постоянные источники конфликтных ситуаций между людьми и соответствующая почва для развязывания войн, ибо, согласно Фрейду, склонность к агрессии является не чем иным, как инстинктом любого человеческого существа, а человеческая цивилизация – ареной неустранимой борьбы между Эросом и Танатосом, влечением к жизни и влечением к смерти. Непосредственно или опосредованно эти фрейдовские идеи вошли в арсенал современных социологических концепций, авторы которых с психоаналитических позиций подошли к изучению конфликтов и войн.

В настоящее время за рубежом опубликовано значительное число работ, посвященных изучению природы «военных неврозов», психологических реакций на те или иные военные действия, специфике характера и образа жизни служащих в армии людей. Разделяя фрейдовские представления о врожденной склонности человека к агрессии, многие из современных зарубежных исследователей рассматривают войны как типичное выражение бессознательного варварства человеческого существа.

Это не означает, что все исследователи, придерживающиеся психоаналитической ориентации, разделяют убеждение, согласно которому войны неизбежны в силу неустранимости деструктивного начала в человеке. Часть из них не соглашается с подобной точкой зрения, основанной на абсолютизации психоаналитических идей о врожденной агрессивности людей и их влечении к смерти. Одни считают, что следует пересмотреть соответствующие концепции Фрейда, поскольку они не отвечают требованиям науки и являются, по сути дела, ошибочными, не подтвержденными человеческим опытом. Другие полагают, что многие последователи основоположника психоанализа превратно истолковали его идеи о бессознательных мотивах человеческой деятельности, предопределяющих будто бы причины возникновения войн и делающих их неустранимыми в процессе развития человеческой цивилизации.

Как бы там ни было, но, опираясь на психоаналитический подход к исследованию феноменов агрессии, деструктивности и войн, некоторые зарубежные теоретики приходят к выводу о том, что агрессивность отнюдь не врожденное свойство человеческого существа и что войны не являются извечным состоянием человечества, их можно предотвратить. Так, известный социальный философ, социолог и психоаналитик Э. Фромм, специально посвятивший одну из своих работ изучению природы человеческой деструктивности, недвусмысленно пишет по этому поводу: «деструктивность и жестокость – не инстинктивные влечения, а страсти, коренящиеся в условиях человеческого существования»; «агрессивность должна быть понята как часть социального характера, а не как изолированная поведенческая черта» (Fromm, 1973, р. 73, 167). В свою очередь, директор Института психологии при Миланском университете Ф. Форнари, размышляющий о «термоядерной эре», условиях мирного сосуществования противоположных социальных систем и говорящий о военных мифах как возрождении «примитивных фантазий в современной войне», особо подчеркивает, что, «показывая бессознательные мотивы войны, психоанализ может внести вклад в изучение общечеловеческого опыта, делающего возможным сосуществование» (Fornari, 1974, р. 69, 251).

Кстати, размышляя о деструкции человека, влечении к смерти и судьбе человечества и говоря о природной склонности человеческого существа к агрессии, Фрейд в то же время подчеркивал, что, хотя мы не можем изменить человеческую природу, тем не менее, есть возможность направить агрессию индивида в такое русло, которое не приводило бы к возникновению войн. При этом он возлагал надежду на возможность лучшего будущего, поскольку такие две «небесные силы», как Эрос и влечение к разрушению, не имеют самостоятельного значения, а слиты воедино и, следовательно, в значительной степени уравновешивают друг друга (Freud, 1975).

Исследование конфликтов всегда было одной из важных тем в западной социологии. Однако, несмотря на наличие значительного числа работ, посвященных осмыслению данной проблематики, западным социологам далеко не всегда удается вскрыть истинные причины возникновения конфликтов, которые соотносятся, как правило, с природой человека. По мнению некоторых авторов, неудачи западных социологов в адекватном рассмотрении существа конфликтов объясняются тем, что многие исследователи исходят из традиционно сложившегося в их представлении образа человека. Этот образ человека возник в дофрейдовской научной мысли, когда, по сути дела, не учитывались бессознательные мотивы человеческой деятельности. В свете же современных достижений психоанализа данный образ человека следует рассматривать как неверный, превратно истолковывающий содержание и смысл человеческого бытия, поведения личности. Но им-то как раз и руководствуются многие социологи в своих исследованиях. «Конфликты в социологии, – замечает по этому поводу директор Нью-Йоркского центра психоаналитического обучения Р. Файн, – возникают главным образом от неправильного образа человека, на котором основывается так много исследований» (Fine, 1981, р. 215).