Текст книги "Психоаналитические идеи и философские размышления"

Психоаналитический подход к исследованию психических процессов, выявлению бессознательного и изучению глубинных структур человеческой деятельности – это своего рода особая этиология, идущая к истокам образования бессознательного психического, специфическая археология с ее скрупулезными и систематическими раскопками древних слоев психики, покрытых напластованиями современных форм функционирования сознания, нетрадиционная лингвистика, имеющая дело с расшифровкой символики языка бессознательного.

Поскольку 3. Фрейд считает, что, подобно физическому, психическое не является в действительности таковым, каким оно только кажется при поверхностном его рассмотрении, то психоаналитический подход ориентирован на освещение глубин человеческой психики, на раскрытие содержания сущностных проявлений бессознательного. И хотя впоследствии основатель психоанализа был вынужден внести коррективы в свое понимание возможностей научного исследования, тем не менее психоаналитический подход к осмыслению психических процессов оставался у 3. Фрейда неизменным независимо от того, использовался ли он при изучении неврозов, освещении вопроса о происхождении первобытной психики или при раскрытии истоков формирования религиозных верований, истории возникновения человеческой культуры.

При осмыслении психических процессов в психоаналитической психологии основной акцент делается на раскрытии их этиологии, выявлении глубинных стоков и внутренних причин, предопределяющих последующий ход развития и функционирования человеческой психики. Психоаналитический подход оказывается обращенным в прошлое: его основная установка – погружение в исторически минувший период жизни человека. Таким прошлым, исторически минувшим периодом жизни является детство как отдельного человека, так и человечества в целом.

Пытаясь раскрыть содержание и направленность протекания психических процессов, главным образом бессознательного характера, 3. Фрейд обращается к изучению и толкованию событий детства, по крупицам собирая информацию о них из разных источников, включая биографические сведения, воспоминания людей. „Не безразлично, – замечает он, – что человеку кажется, что он помнит из своего детства; почти всегда в этих ему самому непонятных отрывках воспоминаний скрываются неоценимые данные для понимания существеннейших черт его душевного развития“ (Фрейд, 1912, с. 37).

Поскольку 3. Фрейд считает, что душевное развитие отдельного человека сокращенно, но в принципе аналогичным образом повторяет ход развития человечества, то тот же психоаналитический подход используется им и при освещении бессознательных процессов не индивидуально-личностного, а общественно-культурного характера, при раскрытии психологии масс. Указывая на эту интенцию психоаналитической психологии, он недвусмысленно заявляет: „В душевной жизни народов должны быть открыты не только подобные же процессы и связи, какие были выявлены при помощи психоанализа у индивида, но должна быть также сделана смелая попытка осветить при помощи сложившихся в психоанализе взглядов то, что осталось темным или сомнительным в психологии народов“ (Фрейд, 1923, с. 13).

Стало быть, психоаналитический подход ориентирован на изучение прошлого, на раскрытие событий детства как отдельного человека, так и человечества, на интерпретацию психических процессов в их историческом ракурсе, на освещение тайников человеческой психики, рассмотренных через призму психоаналитических гипотез о движущих силах и первоначальных детерминантах психической деятельности. В его основе лежат психоаналитические представления 3. Фрейда об этиологии бессознательного психического, об истоках и корнях развития и функционирования человеческой психики. Как не без основания заметил один из приверженцев психоаналитического подхода к изучению разнообразных феноменов жизни К. Абрахам, учение 3. Фрейда – это „этиология психических явлений“ (Абрахам, 1912, с. 114).

Свои исследования в сфере человеческой психики основатель психоаналитической психологии сравнивал с работой археологов, чьи открытия требовали повседневного, тяжелого труда, связанного с ведением раскопок. И действительно, психоаналитический подход к изучению психических процессов и выявлению содержания бессознательного является своеобразной „археологией психики“, находки и открытия которой зависят от способности исследователя проникнуть в глубинные слои исторического прошлого и извлечь из груды психологического материала то ценное, что может оказаться полезным для объяснения мотивов поведения и форм самовыражения человека в условиях современной жизни. Причем если в дофрейдовской психологии внимание исследователей акцентировалось главным образом на бросающиеся в глаза факты и ярко выраженные психические процессы, то фрейдовская археологическая работа связана с отысканием незначительных на первый взгляд проявлений человеческой психики, с раскопками в груде, казалось бы, второстепенных мелочей жизни, с выявлением каких-то до сих пор неизвестных деталей, затерявшихся в „отбросах сознания“, с обнаружением тех неприятных, порой мучительных для воспоминания человека и „постыдных случайностей“, которые преднамеренно изгоняются в сферу бессознательного для того, чтобы они не отравляли человеческое существование. Как замечает 3. Фрейд, в психической жизни нет ничего мелкого, произвольного и случайного» (Фрейд, 1980, с. 171).

Учет мелочей жизни, скрупулезное их осмысление, отмывание от грязи психических «отбросов сознания», которых, как правило, стыдится человек, и, наконец, доведение до его сознания информации о том, что отвергнутые, намеренно забытые, но незримо и мучительно терзающие душу «случайности», некогда имевшие место в реальности, являются не чем иным, как закономерным проявлением бессознательного, свойственным всем людям, – все это входит в задачу психоаналитической психологии, составляет главный предмет ее теории и практики.

Рассматривая бессознательные процессы, 3. Фрейд акцентирует внимание на оговорках, обмолвках, описках, случайных действиях, провалах памяти, нарушениях хода мысли, наглядно проявляющихся в забывании, например, собственных имен и иностранных слов, т. е. на тех «мелочах жизни», которые не попадают, как правило, в поле зрения исследователей. Одна из его ранних работ «Психопатология обыденной жизни» (1901) специально посвящена объяснению механизмов действия бессознательного в повседневном бытии людей (Фрейд, 1923).

Различные аспекты функционирования бессознательного разбираются 3. Фрейдом и на таком материале, как остроумие, различного рода шутки, каламбуры, двусмысленности произносимых слов. Это находит свое отражение в его работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905), где 3. Фрейд попытался показать, что «мысль, которая погружается в бессознательное с целью образования остроты, отыскивает там только старый уголок бывшей некогда игры словами» (Фрейд, 1925, с. 228).

Но наиболее тщательные раскопки в «отбросах сознания» ведутся на материале сновидений, толкование которых давало обильную пищу для размышлений над природой бессознательного. Высказанное 3. Фрейдом в «Проекте» соображение, что сновидения представляют собой вполне определенные желания, становится одним из психоаналитических постулатов, лежащих в основе фрейдовского раскрытия «работы сна» и толкования скрытого смысла сновидений. В последующих своих исследованиях он исходит из того, что все сновидения являются замаскированными исполнениями вытесненных бессознательных желаний и, следовательно, на материале их изучения можно лучше понять сущностную природу бессознательного, поскольку во время сна многие психические процессы выходят из-под контроля сознания и предстают перед исследователем, так сказать, в девственной форме. Другое дело, что и эта девственная форма в действительности оказывается символически окрашенной и поэтому для понимания подлинной природы бессознательного требуется искусное толкование, направленное на «замену сновидения скрытыми в нем мыслями, т. е. распутывание того, что соткано работой сна» (Фрейд, 1924, с. 82).

Во всех этих «отбросах сознания», в своеобразном хламе «мелочей жизни» можно обнаружить, по убеждению 3. Фрейда, функциональную деятельность бессознательного психического, раскрытие которой оказывается возможным лишь средствами психоаналитической психологии, благодаря психоаналитическому подходу к осмыслению человеческой психики.

Психоаналитический подход является не только этиологией психических явлений и «археологией психики», но своего рода нетрадиционной лингвистикой, так как исследование бессознательного требует расшифровки скрытого языка, вещающего в такой иносказательной форме, что сознание с его рационалистическим мышлением воспринимает лишь внешнее обрамление, принимая его за суть, в то время как в действительности за этой иносказательной формой скрывается подлинное содержание бессознательных процессов. Действуя по своим собственным законам, бессознательное, по мнению 3. Фрейда, говорит на символическом языке, непонятном для простого смертного до тех пор, пока он не научится правильно толковать бессознательную символику.

Своеобразие языка бессознательного наглядно проявляется как в фантазиях невротиков, так и в сновидениях здоровых людей. Поэтому, чтобы понять подлинную природу бессознательного, необходимо не только провести археологические раскопки в сфере психики, отыскать внутренние истоки и корни функционирования неосознаваемых психических процессов, но и расшифровать записи далекого прошлого, раскрыть иносказательную, за которой скрывается реальная направленность человеческих желаний и стремлений.

Важно учесть, как считают приверженцы психоаналитического подхода к исследованию человеческой психики, что «символика является бессознательным осадком излишних и ставших ненужными примитивных средств приспособления к реальности, архивной кладовой культуры, в которую взрослый человек охотно спасается бегством в состоянии пониженной способности приспособления, чтобы снова вытащить на свет Божий свои старые, давно забытые детские игрушки» (Ранк, Закс, 1913, с. 27).

Раскрытие этой символики как раз и становится одной из важных задач психоаналитической психологии, с необходимостью включающей в себя арсенал смыслозначимых толкований языка бессознательного, в соответствии с которым за теми или иными символами непременно отыскиваются вполне определенные содержания, предопределяющие направленность протекания психических процессов.

Таким образом, психоаналитический подход к исследованию бессознательного и человеческой психологии в целом действительно характеризуется рядом особенностей, несвойственных для предшествующей психологии. С его помощью 3. Фрейду удалось осветить те аспекты бессознательного психического, которые или вообще не попадали в поле зрения многих психологов, или оказывались недостаточно изученными.

Вместе с тем сам по себе психоаналитический подход не являлся столь уж продуктивным, как это первоначально представлялось 3. Фрейду и его последователям. Открывая перспективы для изучения новых аспектов проявления бессознательного и показывая важность учета буквально всех сфер повседневного бытия человека, он в то же время оказался внутри себя замкнутым, целиком и полностью ориентированным на психоаналитические гипотезы и предположения, которые сами нуждались в обосновании и проверке.

Дело вовсе не в том, что этиология психических явлений не заслуживает внимания, «археология психики» представляется не нужной, а расшифровка языка бессознательного излишней. Напротив, все это имеет несомненную ценность и значимость для понимания структур человеческой психики и механизмов функционирования психических процессов. Однако для того, чтобы эта ценность и значимость могла получить свое реальное звучание, необходим психоанализ иного типа, существенно отличного от фрейдовского. Как справедливо отмечал в свое время отечественный психолог С. Л. Рубенштейн, реальную перспективу может иметь только такой психоанализ, который «раскрывает свойства и значение вещей и явлений в жизни человека, их смысл для него, осуществляет расшифровку их значений, но значений, взятых не самих по себе, а по отношению к человеку, ко всему объективному процессу его жизни» (Рубинштейн, 1976, с. 363).

Фрейдовский же психоаналитический подход к изучению человеческой психики оказывается в плену исходных методологических установок, свойственных психоаналитической психологии. В самом деле, вся тщательная, скрупулезная и в ряде случаев добротная работа этиологического, археологического и лингвистического плана оказывается у 3. Фрейда обесцененной в силу сведения ее к первоосновам психоаналитического толкования психической реальности. Тот, собственно говоря, исторический подход к исследованию человеческой психики, который имеет место в психоаналитической психологии, оказывается весьма ограниченным. Он обращен лишь в прошлое, нацелен на выявление событий детства человека и человечества и в то же время совершенно закрыт для рассмотрения закономерностей возможного будущего развития. Но ведь человек живет не только прошлым и настоящим, но и будущим. Протекание психических процессов в значительной степени зависит от его целеполагающей деятельности. Эта деятельность человека оказывает влияние на психическую реальность, которая открыта не только к прошлому, но и к будущему. Поэтому фрейдовский психоаналитический подход с присущей ему тенденцией все сводить к прошлому и все выводить из него, является односторонним, ограниченным, не учитывающим важные процессы целеполагания, имеющие существенное значение для человеческой деятельности.

Кроме того, даже та добротная этиологическая, археологическая и лингвистическая работа 3. Фрейда с материалами «отбросов сознания», которая им осуществлялась в процессе осмысления бессознательного психического, низводится, фактически, до уровня отыскания первопричин и движущих сил развития человеческой психики, заранее предопределенных самой психоаналитической психологией, вернее ее исходными постулатами и гипотезами, в соответствии с которыми раскопки психики и расшифровка символического языка бессознательного всегда завершаются одним и тем же результатом – обнаружением сексуальности как первоосновы всего сущего.

Подобная внутри себя замкнутость, когда сперва выдвигаются определенные гипотезы, а затем неизменно отыскиваются их подтверждения путем искусного и заранее предопределенного толкования самых различных явлений жизни, не может не порождать противоречия. Причем возникающие таким образом противоречия получают, как правило, свое разрешение благодаря искусству исследователя приводить в соответствие первоначальные теоретические конструкции и разнообразные факты, не выходя за рамки основных постулатов и ограничиваясь лишь корректировкой некоторых из них. Именно это и наблюдается во фрейдовской психоаналитической психологии.

Но подобное разрешение противоречий оказывается всего лишь видимостью, за которой скрываются реальные коллизии, рано или поздно дающие знать о себе. История развития психоаналитического движения на Западе является ярким примером того: она отмечена печатью острых идейных разногласий среди последователей 3. Фрейда, использующих психоаналитический подход к исследованию человеческой психики и одновременно вносящих свои коррективы в различные фрейдовские концептуальные построения.

Этиологическая, археологическая и лингвистическая работа 3. Фрейда в сфере изучения бессознательного импонирует многим зарубежным исследователям психоаналитической ориентации. Однако некоторые из них вполне осознают отдельные ограничения и предвзятые трактовки, имевшие место во фрейдовской психоаналитической психологии. Особые сомнения, а подчас и резкие возражения вызвали те идеи 3. Фрейда, согласно которым все психические процессы рассматривались с точки зрения обращения их в прошлое.

Так, например, А. Адлер критически отнесся к фрейдовскому толкованию сновидений, бессознательного и человеческой психики, когда содержание психических явлений выводилось из причинно обусловленных фактов, относящихся к детству человека и человечества. Это не означает, что он не признавал ценности психоаналитического подхода с его «археологией психики». Напротив, ему вовсе не был чужд подход к исследованию психического посредством обращения к прошлому. А. Адлер даже выдвинул концепцию «стиля жизни», формирующегося в детстве и представляющего собой творческую силу, благодаря которой человек осознает мир и действует в нем соответствующим образом. Но одновременно он исходил из того, что причинная обусловленность психического не может служить объясняющим принципом при рассмотрении направленности психической деятельности человека.

Согласно убеждениям А. Адлера, для того, чтобы понять существо протекания психических процессов, необходимо знать конечную цель его устремлений, поскольку «психическая жизнь человека детерминирована его целью», предопределена финальностью его деяний, а человеческое поведение в целом «основывается на стремлении к цели» (Adler, 1928, р. 19, 82). С этих позиций он и критикует 3. Фрейда, акцентируя свое внимание на рассмотрении бессознательный целевых связей и конечной цели человека. И хотя адлеровское понимание цели и целенаправленности психической жизни вылилось, в конечном счете, в фикционалистскую телеологию, тем не менее критическое отношение А. Адлера к фрейдовским постулатам о причинных детерминантах психических процессов, замыкающихся исключительно на прошлом, обнажало односторонность психоаналитической психологии.

В это же русло были направлены критические соображения, высказанные К. Г. Юнгом по поводу фрейдовского толкования сновидений и психической реальности как таковой. Если фрейдовская этиология психических явлений сводилась к отысканию причинных факторов, лежащих в их основе, то К. Г. Юнг считал, что психическое следует рассматривать с двух точек зрения, а именно: с каузальной и финальной, причинной и целевой. Причем он специально указывал на то, что используемое им понятие «финальное» служит для обозначения имманентного устремления психических процессов, выявление которого должно составить одну из важнейших задач психологической науки. В понимании К. Г. Юнга все психические процессы ориентированы не только на причину, но и на цель, т. е. являются в некотором смысле «телеологическими, поскольку служат определенной цели» (Jung, 1978, р. 317), и, следовательно, необходимо изучать их «феноменологию, этиологию и телеологию» (Jung, 1973, р. 70).

Правда, как показывает анализ работ К. Г. Юнга, его изучение телеологии психических процессов имело религиозный подтекст и было связано с поиском ценностей жизни, имеющих мистическую окраску. Но это другой вопрос, требующий специального изучения и серьезного анализа, выходящего за рамки рассматриваемого материала. В данном контексте важно подчеркнуть то, что фрейдовский психоаналитический подход с его однонаправленной тенденцией к объяснению психических процессов исключительно через призму обращения к прошлому вызвал желание и потребность пересмотреть отдельные концептуальные построения 3. Фрейда даже среди тех зарубежных исследователей, которые одобрительно относились к отдельным психоаналитическим идеям.

В рамках психоаналитического подхода к осмыслению природы человеческой психики некоторые зарубежные исследователи высказали свои критические соображения, относящиеся к толкованию 3. Фрейдом символики языка бессознательного. Если согласно основателю психоанализа, данная символика является, прежде всего, продуктом работы бессознательного, требующим соответствующей расшифровки, то в понимании К. Г. Юнга символическая деятельность – это важное достояние всей человеческой психики, которая сама имеет символическую природу. Поэтому исследование и обработка продуктов бессознательного, выявляемых при анализе сновидений и фантазий, осуществляются швейцарским психологом и психиатром с учетом того, что символические выражения как бы в порядке предвосхищения указывают на возможность дальнейшего психического развития. Изучение бессознательного должно происходить, по его мнению, не под знаком сведения его к воспоминаниям детства, что имело место у 3. Фрейда, а с точки зрения раскрытия общей направленности протекания бессознательных процессов, устремленной в будущее. В представлении К. Г. Юнга, символический язык бессознательного вещает не столько о прошлом, сколько о будущем.

Фрейдовское понимание языка бессознательного и его символики нашло свое переосмысление в работах зарубежных исследователей, работающих в русле психоаналитической традиции. Ж. Лакан, например, призывая к «новому прочтению Фрейда», выделил такие регистры человеческой психики, как воображаемое, символическое и реальное. Протекание психических процессов рассматривалось им в рамках перехода их с одного регистра на другой. Причем символическое выступает у Ж. Лакана в качестве некой упорядоченности языка вообще, а не специфического проявления языка бессознательного, что было характерно для фрейдовской психоаналитической психологии.

3. Фрейд пытался расшифровать проявления бессознательного в контексте прошлого конкретного индивида, где символика выступает в форме индивидуально-личностного опыта, приобретенного на ранних стадиях детства. Для Ж. Лакана же индивидуальная история человека находит свое отражение на уровне воображаемого, в то время как символическое – это не только достояние языка как такового, но и его особая структурированность, упорядоченность, организованность, где бессознательное не столько проявляется в каких-то своих конкретных формах, сколько органически входит в ткань языка, составляет его сущностное ядро. Отсюда одна из основных максим лакановского психоаналитического учения, согласно которой «бессознательное структурировано как язык» (Lacan, 1979, р. 20).

Некоторые зарубежные исследователи считают, что необходимо не только заново переосмыслить фрейдовское понимание языка бессознательного, но и создать новый язык, с помощью которого можно было бы придать психоаналитической психологии особое звучание, соответствующее духу современности. Так, профессор психологии Корнельского и Колумбийского университетов Р. Шафер исходит из того, что претензия 3. Фрейда на формирование психоанализа как естественной науки обернулась использованием им при исследовании психических явлений такого языка, который отмечен печатью механицизма, биологизма и энергетизма. Поскольку же, как полагает он, психоанализ является интерпретационной дисциплиной, а не естественной наукой, то и язык психоаналитической теории должен быть иным, отличным от языка фрейдовской психоаналитической психологии. Как интерпретационная дисциплина, психоаналитическое исследование должно быть ориентировано на «изучение целенаправленных событий» (Schafer, 1978, р. 195), а психоаналитический язык – вбирать в себя понятия теории деятельности. По мнению Р. Шафера, 3. Фрейд не обратил внимания на деятельную сторону человеческого существа и, соответственно, не мог использовать язык деятельности. Современная же психоаналитическая теория рассматривает все психические процессы как процессы деятельности. Поэтому ее языком должен быть язык деятельности, имеющий дело с бессознательным психическим, но, в отличие, скажем, от бихевиористского языка, являющийся человечным, поскольку «мы должны говорить о людях более откровенно» (Schafer, 1976, р. 10).

Как видим, фрейдовский психоаналитический подход к исследованию бессознательного и человеческой психики в целом вызвал определенные возражения со стороны зарубежных теоретиков, разделяющих психоаналитический образ мышления. Однако они касались лишь частностей, безусловно, важных с точки зрения преодоления односторонностей фрейдовского изучения и понимания психической реальности, но не затрагивающих глубинных основ психоаналитической психологии. Переосмысление природы сновидений, направленности психической деятельности, символики бессознательного и даже языка психоаналитической теории не выходило за рамки самого психоаналитического подхода. Многих зарубежных исследователей в нем не устраивало лишь то, что не вписывалось в их собственные представления о некоторых аспектах развития и протекания психических процессов. Основополагающие же методологические принципы изучения бессознательного и человеческой психики оставались неизменными. Поэтому свойственные психоаналитической психологии внутренние противоречия в той или иной форме оказались воспроизведенными в различных модифицированных психоаналитических учениях.

Та замкнутость на собственные методологические установки, которая столь характерна для фрейдовского психоаналитического подхода к психической реальности, сохранилась и в новых теориях с той лишь разницей, что она включила в себя несколько измененные постулаты. Но «правила игры» теоретического хождения по кругу, когда объяснение психической реальности осуществляется на основе ранее заданных методологических ориентиров, вытекающих из психоаналитических допущений, которые сами нуждаются в надежном обосновании, а на деле подкрепляются теми же психоаналитическими средствами интерпретации, совершенно не изменились. Не случайно психоаналитическое хождение по кругу породило лишь незначительные волны, вызвавшие не бурю в море психоаналитического движения, а становление множества школ и направлений, вокруг которых объединились психоаналитики, бесконечно ведущие между собой идейные споры, а подчас и недостойные дрязги, приводящие к исключению из международной психоаналитической ассоциации отступников, как это произошло, например, с В. Райхом, Ж. Лаканом, К. Хорни.

Какие бы аспекты психических процессов ни освещались исследователем, в конечном счете, перед ним встает вопрос о том, что является побудительным мотивом их развития, какие движущие силы лежат в основе их функционирования, чем предопределена организация человеческой психики.

В дофрейдовской психологии при ответе на этот вопрос существовали различные точки зрения, но наиболее типичными были две крайние позиции. Согласно одной из их, развитие психических процессов детерминировано извне, поскольку человеческая психика способна реагировать лишь на внешние раздражители. В соответствии с другой, психические явления внутренне детерминированы, развиваются благодаря скрытым движущим силам, представляющим собой особую жизненную энергию, бессознательный порыв, слепую волю. Первая позиция разделялась, как правило, представителями естественных наук, в частности большинством физиологов. Вторая – рядом философов, строящих свои теоретические системы на иррационалистических началах.

Предпринимая попытки построения «новой психологии» как естественной науки, 3. Фрейд должен был примкнуть к тем ученым, которые рассматривали психические процессы с точки зрения их детерминации внешними условиями. Однако, выявляя причины возникновения неврозов, он отверг физиологические схемы объяснения и выдвинул предположение, в соответствии с которым психические заболевания являются патогенными и, следовательно, их детерминацию следует искать внутри человеческой психики. Это же соображение легло в основу фрейдовской «новой психологии», когда были сформулированы психоаналитические гипотезы в развитии и функционировании психических процессов нормального, а не болезненного, отклоняющегося от принятых стандартов состояния. Исходным понятием психоаналитической психологии стало представление о желаниях или влечениях, внутренне присущих каждому человеку и предопределяющих течение психических процессов, ибо, как полагал 3. Фрейд, «именно они, влечения, а не внешние раздражения, являются настоящим двигателем прогресса» (Фрейд, 1923, с. 106).

Признавая влечение в качестве первоосновы развития человеческой психики, 3. Фрейд тем самым примкнул к иррационалистической традиции, имеющей место в философии XIX столетия. И это действительно так, поскольку он говорит не просто о влечениях человека, а именно о его бессознательных влечениях как скрытой пружине развития всех психических процессов, что ставило фрейдовские представления о движущих силах психического развития в один ряд с философскими идеями А. Шопенгауэра, Ф. Ницше и А. Бергсона о «бессознательной воле» и «жизненном порыве», лежащих в основе всей человеческой деятельности.

Вместе с тем 3. Фрейда не удовлетворяли абстрактные философские размышления о первоначалах психического. Он испытывал потребность в раскрытии природы бессознательных влечений, чтобы тем самым нагляднее показать, каковы те конкретные носители, которые детерминируют психические процессы. В этом, безусловно, сказалась ориентация 3. Фрейда на психологию как естественную науку. Ориентация, в соответствии с которой объяснение психического путем глубинного проникновения в его недра должно сопровождаться отысканием внутрипсихических детерминант, имеющих конкретную, материальную природу.

Пытаясь выявить внутренние детерминанты человеческой психики и раскрыть природу бессознательных влечений человека, 3. Фрейд столкнулся с реальными трудностями, поскольку в предшествующей психологии эта проблематика оставалась неразработанной. В лучшем случае у психологов имелись смутные представления об энергетических движущих силах, как правило, ассоциирующиеся с философскими идеями о духе, жизненном порыве или спонтанном самодвижении.

3. Фрейд оказался в довольно затруднительном положении. С одной стороны, он считал, что влечения человека являются чрезвычайно важными для понимания развития и функционирования его психики. С другой стороны, он вынужден был признать, что они составляют наиболее трудный предмет познания в психологии. «Никакое знание, – подчеркивал 3. Фрейд, – не было столь важным для обоснования научной психологии, как приблизительное понимание общей природы и некоторых особенностей влечений, но ни в одной из областей психологии мы не действовали до такой степени в потемках» (Фрейд, 1925, с. 93).

Однако, независимо от того, насколько психологические исследования продвинулись в области раскрытия сущностной природы влечений или, быть может, еще и близко не подошли к их изучению, необходимо было начинать с каких-то исходных понятий, чтобы затем перейти к построению соответствующей психологической теории. В качестве исходного 3. Фрейд как раз и выбрал понятие влечения. «Таким условным, – замечает он, – пока еще довольно темным, но в психологии незаменимым, основным понятием является влечение» (Фрейд, 1923, с. 104).