Текст книги "Вне закона"

Глава 8

Окончательно стряхнув с себя остатки сна, Игорь Тумановский с радостью осознал, что и тюрьма, и словесная пикировка с корпусным дядей Лешей – это все кошмарный сон. Слава Богу, он на свободе, слава Богу, он жив и здоров, а призраки прошлого – это всего лишь сон. Игорь встал, быстро привел себя в порядок и, глянув на часы, набрал телефон Нины Борисовны Толмачевой, бывшей одноклассницы, в которую он был в свое время безответно влюблен. Теперь она стала доктором наук, профессором и преподавала в Фармакадемии. Они не виделись много лет. А недавно она позвонила и пригласила на встречу одноклассников. Будучи в школе старостой класса, Нина и сейчас занимала активную жизненную позицию. Бегала, все организовывала, помогала старым учителям, собирала одноклассников на встречи и т. д. В отличие от самого Игоря и многих других ребят и девчонок, Нина почти не изменилась. Осталась такой же красивой и загадочной. Она всегда была загадочной для Игоря.

Нина ответила почти сразу. Они договорились пообедать в «Бухаре». Игорь отметил про себя, что вкус у Нины отменный. «Бухара» – это дорого и престижно.

Купив по дороге одну розу по цене целого английского газона, Игорь удобно устроился, утонув в мягких подушках и восточных запахах. Нина появилась в дверях ресторана в точно назначенное время. Игорь встал навстречу и, чуть склонив голову, преподнес ей цветок. Она улыбнулась, поднесла розу к лицу, то ли вдохнула в себя ее аромат, то ли поцеловала бутон. Игорь так и не понял, но ноги моментально стали чужими, и он повалился в подушки.

– Что, Игорек? Годы берут свое? Ноги уже не держат?

– Да, Нина Борисовна, тюрьма здоровья не прибавляет.

– А ты своими ходками, я смотрю, гордишься, как ветеран боевыми наградами.

– Да не то чтобы горжусь, но и не стыжусь. Это все-таки моя жизнь.

– Ну и что эта жизнь тебе дала? – удобно усаживаясь и беря меню, спросила Нина.

– Все, что дала, мое! – грубо, злясь почему-то на самого себя, ответил Игорь.

– Послушай, Тумановский, я тебя не ругаться в ресторан позвала, а обедать и радоваться жизни. Я и сама не президент Академии наук Украины, хотя кандидатская моя тянула на докторскую, а докторская – на Нобелевскую премию. И что, ты думаешь, оценили?! Черта бритого! А это моя жизнь. И в ней тоже есть и дети, и внуки, да и мужа я люблю не меньше, чем ты свободу. И вот сейчас, Игорь, мы подходим к сути нашей сегодняшней встречи. Скажи мне, только честно, чем ты сейчас занимаешься и доволен ли своей жизнью?!

– На бирже «туда и обратно» получаю пособие по беззаботице. А ты что, хочешь предложить мне работу? Для плейбоя я старый, для альфонса еще не родился, а для провизора малообразован.

– Ты, Игореша, почти угадал. Я хочу предложить тебе работу. Только давай сразу оговорим один момент. То, что я хочу тебе предложить, носит ярко выраженный криминальный окрас. Поэтому, если ты боишься криминала, разговор о работе закончится, так и не начавшись.

– Ты, Нина, на меня не дави. Давай сначала сделаем заказ, а то на нас уже подозрительно смотрят дехкане этого престижного аула.

Тумановский подозвал официантку, облаченную в одеяние наложницы большого гарема, и заказал плов и два шашлыка с лепешкой. Гюльчатай, получив заказ, просияла личиком и растворилась в облаке неподражаемых восточных ароматов.

– Итак, Нина, не интригуй. Если ты не заставишь меня добывать органы для имплантации у случайных доноров, то я согласен на все остальное.

– Не волнуйся, Туман, – как в школе, улыбнулась староста, – добывать почки из удивленно-беззащитных тел бомжей тебе не придется. Ешь плов и слушай не перебивая. Я сделала большое открытие. А поскольку Нобелевская премия в области химии присуждается не всем, я хочу получить ее денежный эквивалент с твоей помощью. Я придумала и готова поставить на конвейер «порошок счастья». Эта штука сильнее кокаина и опаснее амфетамина во много раз. Если тебя интересует данная тема, я готова обговорить подробности нашей дальнейшей совместной работы.

– Интересует! – поперхнувшись куском нежнейшей баранины, громко выдохнул Игорь.

Глава 9

Если театр начинается с вешалки, если порядок начинается с диктатуры, а диктатура с виселицы, то ад райотдела начинается с чистилища. То есть с дежурки. Дежурка – это начало и конец всего сущего. Здесь ты становишься либо тихим философом-созерцателем, либо буйным дегенератом. Дежурка сильных делает слабыми, а слабых превращает в ничтожеств. Человек, даже очень далекий от преступного мира, проведя одну ночь в дежурке, взрослеет, матереет, подгнивает и больше никогда уже не хочет вдыхать «аромат» потных, немытых тел сокамерников. Здесь даже утренняя отрыжка дежурного сержанта, вся сотканная из чесночно-лукового запаха, воровато перебивающего густой смрад паленой сивухи, кажется номерной Шанелью. Боже, какие узкие и неудобные лавки тянутся вдоль холодных и серых стен райотделовских камер! На них могут сидеть только неваляшки, а спать – йоги. А всю ночь слушать простуженный хрип рации: «”Волна”, “Волна”, я “Прибой” – прием»? А непрекращающиеся звонки телефонов? А новые сокамерники без шнурков и поясов, как без кожи и скальпов, появляющиеся в этой беспрерывной череде реальных кошмаров самой ужасной и длинной ночи в твоей жизни? Господи, пронеси чашу сию мимо невинных и дай испить ее до дна тем, кто этого заслужил.

Андрей старался без надобности в дежурку не заглядывать, но после того, как его включили в группу по поимке серийного маньяка, убивающего коммерсантов, он каждое утро брал в дежурке журнал происшествий и с замиранием сердца искал следы своего барсеточника. Сегодняшняя ночь прошла на удивление спокойно. Два бытовых трупа, одно изнасилование, два гоп-стопа и несколько бакланок.

Практически тихая украинская ночь. Гоголь умиленно курит, подумывая, наверное, о том, а не заказать ли на десерт вторую порцию «Мертвых душ»?

– Волков, ты что там, комиксы листаешь? – раздался утренний голос начальника отдела Зайцева.

Почему утренний? Потому что самый противный из всех утренних звуков. Ну, как примерно калоша об калошу.

– Никак нет. Если бы комиксы, я бы смеялся, – как можно миролюбивее ответил Андрей.

– Бегом марш в отдел. Сейчас доложишь о своих успехах, а затем вместе порадуемся и посмеемся, – ответил Зайцев.

Андрей вернул журнал дежурному, ускорился и по правому первому ряду, обойдя Зайцева, первым заскочил в дверь кабинета начальника отдела, дурным голосом заорав из дверей:

– Товарищи офицеры!

Сонные и злые опера вскочили с мест, молчаливо приветствуя начальника.

Глава 10

Дорога на танковый полигон имела очень скверную славу. Это было место постоянных разборок городских преступных группировок. По обе стороны дороги густела лесопосадка, в которой каждой весной, когда таял снег, находили «кровавые подснежники». Так местные опера называли конечный продукт криминальных разборок – трупы. Вот и сегодня «важняк» из прокуратуры Игорь Иванович Леонидовский, заканчивая осмотр поляны, усыпанной семью трупами, отчетливо понимал, что Ессентуки накрылись даже не медным, а деревянным тазом, в простонародье именуемым шайкой.

Все планы съездить в отпуск и попить живой лечебной воды, попринимать радоновые ванны, душ Шарко и серьезно позаниматься кустотерапией рухнули или в лучшем случае перенеслись на неопределенное время. Маньяк-барсеточник может передохнуть. Семь трупов в один присест переварить сможет не каждый начальник УВД и даже прокурор города.

Сладковато-приторный трупный запах смешался с угарным зловонием кадровых оргвыводов. Министра внутренних дел не зря любовно называли «Терминатор». Его выездные коллегии и методы воспитательной работы напоминали ковровые бомбардировки времен вьетнамской войны.

Как будто прочитав невеселые мысли «важняка», старший оперуполномоченный Волков произнес:

– Генерал убыл – да здравствует генерал.

– Ты думаешь, поменяет? – спросил Леонидовский.

– Можешь даже не сомневаться, – ответил Волков.

– Жаль, толковый мужик, – после короткой паузы констатировал Леонидовский.

– Очень плохо, что вашим ведомством управляет политик, а не профессионал.

– Толку с того, что в вашем одни профессионалы. Хуже, чем при коммунистах. При тех было только одно право – телефонное. А теперь и телефонное, и телеграфное, и компьютерное, и черт его знает какое. Ну а кумовское и сватовское право, так это святое. Генпрокуратура превратилась в закрытый политический клуб, куда вход разрешен только его членам. Поэтому еще неизвестно, что хуже, наш бардак или ваш порядок, – подытожил Волков.

– Ладно, Андрей, брек. Невзирая на межведомственные свары, нам, коренным и пристяжным меринам правопорядка, придется тянуть эту телегу. Так что давай, впрягайся. Вон эксперты уже шарят в мозгу. Идем, послушаем.

Олег Тягнизад, пожилой, опытный эксперт, имел одну ярко выраженную странность. После распада СССР он тоже распался, правда, на две составляющие. Одна – хороший эксперт, другая – ярый националист. Даже свое нижнее белье он украсил национальными вышивками. Ну а вышиванка под халатом – это как погоны на кителе, обязательный атрибут. Кроме того, во всех бедах, от плохого урожая до игры «Металлиста», он винил клятых москалей.

Волков и Леонидовский вплотную подошли к Тягнизаду и молча стали ждать результаты первичного осмотра.

– Ну что, Олег Иванович, снова рука Кремля?! – не выдержал Леонидовский.

– А что вы смеетесь, хлопцы? Все умерли почти одновременно и от одного и того же способа – расстрела. Это не разборка. Их просто казнили. Все убиты одной длинной очередью из автомата АКМ. Москальского гения смерти Калашникова, который жив и здоров до сих пор. И умрет он не от своего детища. А от передозировки пургена и касторового масла. В своей постели, окруженный многочисленной родней. Это я вам как эксперт официально заявляю.

– Уж не завидуешь ли ты старику Калашникову? – спросил Волков.

– Да было бы чему завидовать. Благодаря его изобретению народонаселение планеты уменьшается каждую минуту.

– А благодаря нашей качественной контрацепции искусственно увеличивается, – вмешалась в разговор младший судмедэксперт Скалкина Елена Сергеевна.

– Ты бы, Леночка, не курила на месте происшествия, – попросил Олег Иванович.

– Во-первых, не происшествия, а преступления, а во-вторых, я курю дорогие сигареты. Так что их трудно спутать с преступными.

– В-третьих, преступление – это классификация, а происшествие – это предположение. И пока суд не назвал это по-другому, я предлагаю называть это событие происшествием, – заявил Тягнизад.

– Леночкины сигареты называются «Собрание», у меня тоже есть предложение: наше торжественное собрание, посвященное началу трупного сезона, считать открытым. И на повестке дня пока два вопроса. Первый: кто эти бывшие люди, и второй: когда они стали бывшими? – уже без улыбки на лице произнес Леонидовский.

– Судя по рисункам на мускулистых телах, их пальчики являются украшением нашей картотеки.

– А смерть всех семерых, судя по некоторым признакам, наступила несколько часов назад!.. Точнее скажу после вскрытия, – пообещал Тягнизад.

Глава 11

Самая страшная тишина – это тишина в камере смертников. Она накрывает и укутывает приговоренного плотным саваном непроницаемого тревожного ожидания. Сон после приговора превращается в липкий и потный кошмар. Каждый шаг в коридоре гулко отдается в сердце, перемежаясь с его неровными ударами. Каждый посторонний звук возвращает к реальности, а это страшно. Приговоренный ждет две вещи – либо ответ на свои мольбы, либо спецэтап. Когда простого зека заказывают на этап, на выводку, на зону, на больничку и т. д., то ему дают время на сборы. А «вышаков» забирают всегда неожиданно и быстро. И даже не потому, что боятся побега. Куда ты убежишь с поста усиленного наблюдения?! А скорее всего, по двум причинам. Во-первых, для администрации СИЗО самое страшное – это если «вышак» совершит суицид. Наша гуманная пенитенциарная система не прощает, если приговоренный сам исполняет приговор. Нет. Жизнь твою должна отнять у тебя родина. Так, будто она тебе ее давала. А во-вторых, система этим этапом ломает последнюю волю приговоренного. Она всеми своими действиями говорит ему: «Смирись. Будь покорным…»

Происходит это всегда ночью и всегда одинаково. Двери камеры резко открываются, зека вытаскивают в коридор, быстро валят на пол, в рот вставляют резиновый кляп, надевают ручные и ножные наручники. После этого объявляют, что он поступает в распоряжение начспецконвоя, и, в отличие от обычного заклинания типа «Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте – попытка побега, конвой стреляет без предупреждения», «вышаку» говорят, что если он будет хорошо себя вести, то доедет до конечной точки без приключений. К высшей мере человека приговаривает областной суд. И от момента приговора до момента вечной истины может пройти год, а то и два, и три. Пока кассационные жалобы и просьбы о помиловании проходят бюрократические инстанции, приговоренный ждет и надеется. И черт с ним, если он и вправду отнял чью-то жизнь, «око за око, зуб за зуб». А если он не виновен?!

Бог! Только он один дает человеку жизнь, и только он один ее забирает. Государство может быть тюремщиком. Но быть палачом оно не может! «Тумановский, на выход. Без вещей», – подытожил эти невеселые мысли голос контролера, и кормушка закрылась.

Глава 12

Сегодняшняя «рыбалка» обещала быть интересной. Заядлый рыбак, Бишеков называл свою работу рыбалкой, а не охотой. Сегодня на удочку должен был клюнуть очень большой «карась». Мужик примерно его возраста, который, видно, уже давно вступил в неравный бой с зеленым удавом. Мужик очень понравился Василию. Чертами своего яркого характера. Самой основной чертой, естественно, была барсетка. Кроме того, огромная цепь, казалось, тянула своего хозяина к земле и заставляла сутулиться. Браслет на правой руке из того же металла, что и цепь на шее, подсказывал Василию, что он на верном пути и надо идти до конца. А когда в туалете ресторана «Бухара», где сегодня «рыбачил» Василий, он случайно увидел рыжий «ролекс» на левой руке своего пресноводного визави, то понимание того, что жизнь прошла не напрасно, уже не покидало его до самого конца «рыбалки».

Рассчитавшись с официантом, на бейджике которого он так и не смог прочитать загадочное восточное имя, Вася, выйдя из «Бухары», спрятался за павильоном и стал ждать «клева». На лавочке в парке, возле памятника легендарному революционеру Скрыпнику, бесстыже, забыв обо всем на свете, целовалась влюбленная парочка. «Как все-таки странно устроен мир, – подумал Вася. – Вот, к примеру, у этих все впереди, а у моего “карася” все уже сзади». И от сознания собственного величия, от мысли, что это он, Вася Бишеков, решает, кому жить, а кому нет, он начал медленно надуваться. Там, «за речкой», он много пострелял и порезал. Его личное кладбище еще на первом году службы перевалило за сотню духов и духовок. Но такого кайфа, как здесь, когда он убивал жирных коммерсов, там ему испытывать не доводилось.

Из дверей выплыл его жирный и пьяный «карась». Вася дал ему зайти за павильон и, улыбнувшись про себя, пошел следом. Сразу видно земляка. Только у нас человек весь вечер бухает в кабаке, а отлить выходит на улицу, зайдя за тот же кабак. А поскольку в таком состоянии роза ветров отчаянно врет, то и делает он это, как правило, против ветра. «Что это я расчувствовался», – ругнул себя мысленно Вася.

– Здесь ссать нельзя. С тебя, фраер, штраф, – сказал Вася, подходя к своей жертве.

И это последнее, что он запомнил, перед тем как в голове у него кто-то открыл одновременно ящик теплого, взболтанного шампанского.

Глава 13

Перед тем как идти к экспертам, Волков купил в магазине известный сорокаградусный бренд, которым, если верить рекламе, давились синяки пятидесяти двух стран, плюс большую плитку ужасного шоколада. Водка была с перцем, а шоколад с орехами. Если бы жил на одну зарплату, денег бы хватало только на ночную ряженку и «восточные сладости». «Не дай Бог», – мысленно перекрестился Андрей, привидится же такое!

У экспертов, как всегда, были творческий бардак и полная неразбериха. Никто никого не видел, и, тем более, никто ничего не знал. Андрей не стал скандалить и угрожать рапортами, как другие молодые сотрудники, а набрал мобильный Скалкиной и бархатным голосом попросил о встрече. Она появилась внезапно, как сложная химическая реакция, буквально из ниоткуда. Схватила Андрея за руку и потащила в какую-то невидимую дверь. Там, за дверью, находилась маленькая, но уютная комнатка с одним столом и тремя стульями.

– Посиди пять минут, я сейчас приведу нашего атамана.

– Леночка, я твой должник.

– Послушай, Волков, если бы за долги сажали в долговые ямы, в моей ты бы умер от глубокой старости.

Андрей не успел выкурить сигарету, как вернулась Лена с Тягнизадом.

– Олег Иванович, я, собственно, за любой информацией о семи трупах в посадке, – сказал Андрей, доставая бутылочку «перцовки».

– Оце добре, оце добре, – сказал, подкручивая жидковатый ус, Тягнизад. – Весь день бігаєш, бігаєш, як бик по загону, і ніякої тобі благодарності.

– А есть за что? – спросил явно заинтригованный Андрей.

– Есть, есть, – переходя на двуязычный суржик, заблажил Тягнизад. – По-перше, группировка «Абрека». А подруге, не обійшлось тут без клятих москалів. Это залетные, из России, що им поставляли шмурдяк. Слава Україні!

– Экспертам слава! – ответил Андрей, выпивая свои пятьдесят граммов.

Глава 14

Генерал-лейтенант Заднепровский был человеком умным и амбициозным. Будучи от природы ниже среднего роста, он по этому поводу не комплексовал. Синдромом Наполеона не страдал и по три стелечки в ряд себе под подошву не подкладывал. И каблуки неуставные не носил. В общем, был обычным мужиком со всеми человеческими слабостями и достоинствами. На должность начальника УВД был назначен с определенной целью: для того, чтобы помочь областному руководству справиться с городским. Но, будучи человеком мудрым, а царедворцем опытным, он старался глубоко в свары и дрязги не влезать, а всегда находиться над схваткой, умело балансируя между жадностью одних и недальновидностью других. И хоть был он родом из прапорщиков ГАИ, фору мог дать любому выпускнику ВПША. Начальниками силовых структур Заднепровский старался делать людей, с одной стороны, очень профессиональных, а с другой, разноклановых. Людям из разных кланов всегда трудно договориться, и генералу часто приходилось быть арбитром, а не соучастником. А это, согласитесь, более почетно и безопасно.

Отдел подполковника Зайцева был у генерала Заднепровского элитным. Каждого опера он курировал лично и звонил им сам – напрямую и в любое время суток. Андрей был фаворитом, ему многие завидовали. И только сам Андрей знал цену царской милости. Когда генерал узнал (интересно, откуда?) о том, что в жизни Андрея появилась Лера, он даже поскандалил с Андреем. Но упорство Андрея и фанатизм, с которым он отстаивал свои с Лерой отношения, заставили генерала отступить.

– Только ты, влюбленный маньяк, бронежилет даже в постели не снимай. Черноротов узнает и превратит твою оперскую задницу в бэушное решето.

Андрей не обижался, так как понимал, что это не зависть, а забота. Но царская любовь и царская опала были родными сестрами. Он всегда помнил об этом.

Глава 15

Каждый раз, когда Андрей опаздывал, Лера сходила с ума. Она была умной женщиной и поэтому сходить с ума могла часто и надолго. Ей было с чего сходить и было куда возвращаться. До Андрея она флиртовала со многими мужчинами, но ничего лишнего себе не позволяла. И не потому, что боялась мужа. Замуж она шла против своей воли, но выполняя волю родителей.

– Что за пещерные понятия?! – ругалась она с мамой. – Он мне совсем не нравится.

– Тебе никто не нравится, – резонно успокаивала ее мать. – Ну и что, что старше? Зато прокурор. А они, как известно, не каждый день женятся. Обеспеченный. Перспективный. А уж как любит тебя, так и не передать.

– Это он, мама, вас с отцом любит. И, действуя через вас, как через дрессированных троянских коней, ведет осаду неприступной для него крепости, – беззлобно, но устало комментировала Лера эту вялотекущую шизофреническую любовь.

– Лера, замуж – не на войну. Супружеский долг – не интернациональный. Его можно и не отдавать вовсе или отдавать с процентами. Все будет зависеть только от тебя, – увещевала мудрая мать.

Лера уступила. И странное дело, она ни разу не пожалела о своем решении. Эдуард Игоревич был человеком умным, волевым и перспективным. За пять лет брака они ни разу не поссорились. Он быстро продвигался по карьерной лестнице. Она быстро становилась светской львицей. И тут появился Андрей! Вначале Лера просто поддалась его обаянию и напору. Потом усилием воли оборвала эту связь, и не столько из-за боязни перед мужем, сколько из-за нежелания причинять ему боль, а себе разочарование… Потом позвонила сама и сказала, чтобы этот чертов опер срочно приехал… так как жить без него не может! А дальше… Дальше все по накатанной классической дорожке. «Нет повести печальнее на свете…», «Все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная несчастлива по-своему…» и т. д. «Ну, где же этот чертов опер?! Вечно опаздывает. Надо с этим кончать!»