Текст книги "Вне закона"

Глава 81

Вова Мамонт, второй «счастливый» обладатель наследства Юры Крымского, умер страшной и мучительной политической смертью. Ему в задницу забили тротиловую шашку и подожгли длинный бикфордов шнур. Пока горела эта дорога смерти, волосяной покров головы Мамонта поменял свой окрас. Когда до самой шашки осталось несколько сантиметров, пламя чихнуло и погасло. Вову нашли и развязали. Не сказав никому ни слова, он исчез, чтобы больше никогда не появиться. Для авторитетного бригадира отчаянных головорезов он пережил слишком много позора и унижений и умер той страшной политической смертью, которой умирают, уходя в небытие, все сменившие окрас неудачники.

На цыганские точки реализации наркоты, расположенные в частном секторе, Бифштекс просто поставил растяжки, и несколько торчков и цыган, подорвавшись на них, намекнули остальной наркобратии, что точки надо либо менять, либо закрывать вовсе. Когда же снаряд, пущенный из базуки, разорвал красивые ворота цыганского барона, он сразу же дал команду переходить на гадание и романсы, а наркобизнес свернуть до лучших времен.

После отдыха Вася входил в режим тяжело, но радостно. Туман просил только об одном: акции должны быть запоминающимися. Туман, сам долгое время просидевший под «вышаком» и много общавшийся с приговоренными, считал, что казнь должна быть показательной. Ведь если бы государство не стыдливо расстреливало своих граждан в подвалах Лукьяновского централа, а делало это публично на площади Независимости, то и убийств было бы меньше. Если бы Родион Раскольников, сидя в одиночке, ночью слышал бы стук топоров, сооружающих для него виселицу, то не задавал бы себе глупых вопросов: «Кто я? Тварь дрожащая или право имею?». Не имеет права! И никто не имеет! Бог один вправе прощать! В каждом человеке, в душе его, в сердце есть Бог. Так, может, грохнуть этого проклятого Тумана и, взяв Васю, самому раствориться в тумане? Нет, Вася! Ведь за туманом ничего не видно. Ведь он все знает. Значит, работает разведка. У него есть исполнители, кроме Васи. Пусть не такие, но есть. Значит, могут потом достать?! Нет! Толстые и Достоевские – это для умных и впечатлительных. А для нас, вырожденцев и терпигорцев, – Акунины и Донцовы. Так что читай, Вася, попсу и импровизируй на работе, может, куда и вывезет тебя твоя кривая и хромая кобыла.

Глава 82

Той памятной ночью в кухне, доказывая простому советскому инженеру Валерию Полянскому, что его Украина – «и житница, и кузница, и здравница», Туман многого не понял. И очень обиделся, когда в наказание за вольнодумство был отправлен в постель. Через много лет ему вспомнился рассказ сына члена Политбюро о том, как, выступая перед ткачихами «Трехгорки», Дмитрий Степанович Полянский принял от них штуку яркого ситца.

– Зачем тебе, отец, этот хлам? – спросил тогда отца Валерий.

– Понимаешь, сынок, сегодня ты член Политбюро, а завтра персональный пенсионер союзного значения. А на пенсии все хорошее в радость, – грустно пошутил Д. С. Полянский.

Только много лет спустя Игорь понял, насколько прав был четвертый человек государства. Система жесткого дефицита, система закрытых спецприемников-распределителей. «Каждому по потребностям, от каждого по возможностям». Двухсотая секция ГУМа. Сеть валютных магазинов «Березка» и так далее, и тому подобное. Все понимали, что завтра коммунизм. Все знали, что завтра будет лучше… Но жить-то хотелось сегодня… Даже члены Политбюро, прорабы коммунистического строительства, думали о завтрашнем дне не через призму тезисов очередного партсъезда, а через яркость и простоту дешевых и доступных отечественных ситцев. Но вся эта житейская мудрость придет к Туману с годами прожитого и пережитого.

Иногда сны не были липким кошмаром, а просто каким-то тревожным моментом. Иногда во сне можно было погурманить и вспомнить хорошее, близкое, родное. Таким родным и близким были воспоминания о Генке Бойко, самом верном, самом преданном друге Тумана. Сын настоящего, истинного героя Украины, очень известного в Крыму винодела, Генка не превратился в избалованного наследного принца. Став, как и отец, виноделом, он пошел своим самостоятельным путем. И всего в этой жизни добился сам. Упрямством, упорным трудом, принципиальной жизненной позицией и верностью идеалам мужской мушкетерской дружбы он снискал себе уважение всех тех, кто знал его близко, и любовь настоящих друзей.

Генка был моложе Тумана, но Игорь всегда старался брать с него пример. Генка залазил на самые высокие горы, нырял в самые глубокие морские и океанские впадины. Любил все необычное, экстремальное, экзотическое. А больше всего любил свою жену Любу и сына Даньку – потрясающее и многообещающее чудное существо. Генка был тем, с кем даже молчать было благо. Само сознание того, что Генка был в его жизни, давало Туману уверенность в завтрашнем дне. Он знал, что, если надо, Генка приедет первый и, ни о чем не спрашивая, поможет. А затем, оказав помощь, никогда не попрекнет! И когда память оживляла Генкины черты, Туман улыбался и, просыпаясь, радовался жизни. За Генкой он был готов хоть вверх, хоть вниз. До конца!

Воспоминания о Генке Бойко были не случайны. Память услужливо подсуетила именно Генку. В последнее время хищный волчий инстинкт самосохранения настойчиво подсказывал Туману, что их с Ниной совместной деятельности скоро конец. На бизнес Игорю было плевать, а вот на отношения с Ниной нет. Денег было заработано немало, и следовало уже всерьез подумать о запасном аэродроме. На все намеки Игоря о том, что пора заканчивать, только-только вошедшая во вкус Нина отвечала страшной, так не идущей ей улыбкой.

– Расслабься, климатическое извращение. Прорвемся.

– Нина, что такое климатическое извращение? Это климакс у девственницы?!

– Нет, Игорь, это туман на горизонте. Когда за ним ничего не видно.

– Странно. Как, где и куда ты собираешься прорываться, если сама говоришь, что горизонта не видать?!

– А нам, Туман, горизонт и не нужен. Нам, Туман, темень кромешная нужна. Нам бы небо, затянутое тучами, да так, чтобы не только звезд, а вообще ничего не было видно. Так, чтобы мрак, чтобы неба и вовсе не было…

– Нина, замолчи. Прутья на метле уже от ужаса зашевелились. Мне колдунья нужна, а не ведьма. Колдунья заколдует, закружит, одарит, осчастливит и расколдует. А ведьма погубит…

Нина улыбалась и продолжала из своего философского камня добывать кристаллики «порошка счастья», а Игорь все больше и больше убеждался, что нужно звонить Генке и просить у него политического убежища. На звонок Игоря Генка ответил, что спрячет его так, что не найдут ни геологи, ни археологи, ни саперы. Один за всех…

– Нина, я же бегал за тобой в школе. Почему ты не ответила взаимностью? Все могло бы быть по-другому.

– Ничего не было бы по-другому. Долгие годы я жила во лжи, думая одно, говоря другое и делая третье. За нашу несостоявшуюся восемнадцатилетнюю любовь! За мою прожитую как бы понарошку жизнь. За не рожденных тебе детей, за все, что не случилось и не сбылось… Я сейчас сполна отомщу этому равнодушному и лицемерному миру. Ты думаешь, я не могла придумать кайфа безобиднее?! Да могла бы, черт побери! Могла! Но я хочу, чтобы подсаживались с первой дорожки, с первого куба, с первой затяжки. Хотите, ничтожества, быть счастливыми – будьте! Добрая фея Нина Борисовна сделает вас счастливыми. Способные станут талантливыми. Талантливые – гениальными, а гениальные – бессмертными. А когда закончится доза, все снова станут серыми и безликими, и ничего, кроме следующей дозы, этим зомби своего эго хотеться не будет. И управлять этим стадом сможет тот, у кого эта доза будет.

– Нина! Спустись на землю. Этой теории столько лет, сколько и цивилизации на Земле. Мне нужна только ты и тихая гавань. Когда осень встречаешь в сытости и тепле, зима не страшна, – тихо, но веско, чеканя каждое слово, сказал Игорь. – Твой любимый Конфуций сказал мне как-то после двух дорожек «счастья», что «сильный побеждает других, а могучий – себя». Давай сворачивать бизнес и тихо валить, пока «болты не затянули».

– Еще немножко, еще чуточку, Туманчик, и я буду самой послушной в мире домашней рабыней. Дай мне еще немного покайфовать, ощутить свою власть над этим стадом. Ну, милый, еще чуть-чуть.

И Игорь сдавался, закрывая глаза и поддаваясь этому хищному и любимому существу.

Глава 83

Великая Марлен Дитрих на предложение доктора Геббельса примкнуть к национал-социализму просто ответила: «Я не ношу коричневое». Валерия восхищалась этой великой актрисой. Ей нравилась ее утонченная красота. Именно она, Марлен Дитрих, своей любовью к другой, не менее потрясающей женщине, Эдит Пиаф, пробуждала в Лере эротические фантазии с розовой лесбийской подоплекой. Она сама для себя поняла, почему Марлен отказала Геббельсу. Во-первых, что общего великая актриса могла иметь с человеком, который при слове «культура» тянулся к кобуре? А во-вторых, в идеологических догмах национал-социализма не было места свободному полету сексуальной мечты. Там все было просто. Викинги воюют, бабы рожают. Кирка, киндер и кухня. Все до примитива просто. Обсуждая с Андреем свои фантазии, Лера испугалась, увидев, с каким кроличьим восторгом воспринял Андрей ее желание попробовать секс втроем с девочкой. Когда на следующий раз она спросила его о том же, но только с мальчиком, Андрей аж подпрыгнул от негодования, сказав, что грохнет и ее, и мальчика, и долго потом с ней не разговаривал. Лера поняла, что здесь она правду не найдет, и позвонила Лене. Они договорились о встрече этим же вечером.

В последнее время они очень часто встречались и вчетвером, и вдвоем, если нужно было походить по магазинам. Мужики крепко сдружились, так как один был обязан жизнью другому. А женщины? Женщины ждали. И вот сегодня, сидя друг против друга в кафе, они долго болтали ни о чем, пока Лера наконец не решилась заговорить с Леной о сексе. Она начала издалека. О Марлен Дитрих, об Эдит Пиаф, о Фаине Раневской. Лена перебила Леру, взяла ее руку в свою, нежно погладила и, глядя в глаза, произнесла:

– Послушай, девочка. Я узнала однополую любовь в детском доме. Может, это и хорошо, я не знаю и не осуждаю. Только у нас девки прижимались друг к другу по ночам от холода и от чувства одиночества, подсознательно чувствуя, что это безопасно. Никто никуда ничего не засунет. А нежности и ласки, хоть и неумелой, подсмотренной и подслушанной, будет море. Нас, совсем еще маленьких, взрослые насиловали и извращали. А мы, лишенные родительской ласки и тепла, искали их по ночам друг у друга и, находя, думали, что это и есть любовь. Для нас, голодных и холодных сирот, после издевательств грубых взрослых извращенцев любое проявление теплоты, внимания, ласки уже было Любовью! Мне, девочка, и мужская любовь после детдома долго казалась наказанием. Меня Антон к жизни вернул. И любить научил. Дал тебе Бог мужа любящего – цени. Дал тебе Бог любимого мужчину – цени. Береги свое двойное счастье. Оберегай их друг от друга. Не обижай. Они любят тебя. И только от тебя одной будет зависеть, как долго продлится это твое двойное счастье.

– Ну хорошо, Лена, бог с ними, с Дитрих и Пиаф. Они далеко. А как же Раневская с Павлой Вульф? Как же Литвинова с Земфирой? – упиралась Лера.

– Ну, насчет Литвиновой и Земфиры – это, по-моему, рекламный трюк, а вот про Раневскую великую могу свое мнение тебе высказать, – спокойно поглаживая нервно дрожащую руку Леры, говорила Лена. – Фаина Георгиевна росла умным, но некрасивым, в отличие от своей сестры, ребенком. Сестра была красавицей, а Фаина – гадким утенком. На первом своем свидании с гимназистом она застала на лавочке другую девочку, которая тоже ждала ее принца в великолепной фуражке с необыкновенной красоты кокардой. Фаина камнями и кулаками отбивала свое право на это сокровище. Уступив на поле боя, потеряв гимназиста, но не потеряв себя, она прокричала пророчески: «Вас Бог накажет!». И, будучи взрослой, влюбилась в одного провинциального актера, который сказал, что придет вечером к ней в гости. Она сделала прическу, накрыла стол, надела лучшее платье, а он пришел пьяный с другой женщиной и попросил посидеть на лестнице, пока он в ее квартире проведет время со своей подругой. Я не знаю, Лера, была ли Раневская лесбиянкой, но если и была, то родилось в ней это чувство на холодных ступеньках той лестничной площадки, где любимица Качалова и Ахматовой горько рыдала о своей женской доле.

Не гневи Бога, девочка. Живи в радости от сознания, что ты любишь и любима. Дорожи своим счастьем и борись за него. Не дай тебе Бог идти к своему счастью так, как шла я. И Господь наградит тебя долголетием и покоем. Счастье – это как можно дольше и спокойнее прожить с тем, кого любишь и кто любит тебя. А эротические изыски – это все чушь. Если любишь, то оргазм уже от сознания этого. – Лена улыбнулась и спросила: – Вот скажи, я все это время гладила твою руку. Что ты при этом ощущала?

– Не знаю. Было как-то спокойно, – медленно, с расстановкой ответила Лера.

– Вот видишь, мое прикосновение не возбуждает тебя, а успокаивает. А если бы тебя гладил твой Андрей?

– У меня б по ногам текло, – опустив глаза, ответила Лера. И вдруг обе громко рассмеялись.

– Я не могу быть истиной в последней инстанции. Ты мне тоже с первой встречи очень понравилась. Но я слишком дорого заплатила за свое сегодняшнее счастье и не хочу им рисковать. И тебе, пока мы дружим, такого шанса не дам! – закончила Лена.

Девчонки крепко, по-мужски, пожали друг другу руки, и Лера почувствовала такую легкость, что закружилась голова.

Глава 84

Андрей договорился с Антоном о встрече, и она состоялась в офисе Антона. Потапов, в кабинете которого проходило совещание, глядя на Андрея, грустно сказал:

– Знал я твоего отца, Андрей. Хороший опер был. Погиб по-глупому. Ты, если из конторы попрут, давай к нам.

Андрей, Антон и Лена почему-то громко рассмеялись.

– Чего ржете? – беззлобно поинтересовался Потапов.

– Да мы недавно ему уже от вашего имени делали такое предложение.

Неловкую паузу своим появлением разрядила Лера:

– Простите за опоздание. Пробки.

– Познакомьтесь, Валерий Иванович, это Валерия Черноротова. Независимый адвокат. И наша недавняя заказчица.

– Постой, а Эдуарда Игоревича Черноротова не родственница будешь? – спросил Потапов, глядя почему-то на Андрея.

– Первой линии родня, – тоже глядя на Андрея, ответила Лера.

– Однако мне пора, – заторопился Потапов. – Надеюсь, в делах своих сами разберетесь, – без всякой надежды в голосе пробурчал он на прощание. – До встречи.

Все попрощались, и Антон, проводив бывшего шефа до двери и закрыв за ним входную дверь на ключ, сразу же начал совещание.

– Я так понял, что ваша профессорша опять начала грядки свои расчищать и кровью поливать обильно? – спросил Антон.

– Да, Антон Януарьевич, менты за последнюю неделю с ног сбились, из министерства комиссию прислать обещали. А это, как известно, оргвыводы и кадровая ротация. А все только пригрелись. Думали, хоть до Нового года спокойно доработаем, – заговорил Андрей. – Самое худшее в этой ситуации, что в мою версию о том, что порошок изготовляют у нас, никто не верит и во внимание не принимает. Отправляют дурацкие запросы по всему пути следования поезда, где наркоту обнаружили, а это уйма городов. Неделями ждут отчетов, чтобы отписаться потом о проделанной работе. Все только и делают, что создают видимость активной работы, а на самом деле «катают» генерала. Терминатор два раза ничего не повторяет, он мужик жесткий. А в это время кровавая Мери, как мы между собой назвали Нину Борисовну, работает в три смены. – Андрей вздохнул.

– У тебя, Андрей, есть какие-то идеи. Я ведь понимаю, что ты не советоваться с нами пришел, а за практической помощью, – сказал Антон.

– Абсолютно верно, – встряла до того молчавшая Лера. – Мы хотим поездить за нашими фигурантами и отследить всех членов этой организации.

– Больше всего нас интересует «здоровенный дебил». Это, наверное, и есть исполнитель. Ни сама Нина Борисовна, ни ее подручный Тумановский под это описание не подходят, – закончила Лена.

– Ну, раз все могут высказаться, – чуть обиженно произнесла Лера, – то я так скажу. Лене и Антону, поскольку они не государевы слуги, нужно установить наблюдение за Ниной Борисовной и Тумановским. А дальше действовать по ситуации. Как по мне, то необходимо выследить исполнителя, взять в плен и допросить с пристрастием.

– А потом? – дрожащим голосом спросила Лена.

– Пес с котом! – после до неприличия затянувшейся паузы подытожил Антон. – Разберемся.

Глава 85

После очередного Васиного «фестиваля» наркобарыги попрятались или исчезли, став лекторами общества «Знание», ибо посчитали, что лучше умереть естественной смертью, чем с тротиловой шашкой в заднице. Быстро восстановив свои сети распространения, Вася опять заскучал. Он засыпал днем в президиумах торжественных собраний, а ночью не спал от минометных разрывов и запаха свежевыжженной земли. Вася ходила к бабкам, готовила отвары из нескольких трав, после которых Вася засыпал без слов, но, проснувшись, долго пустыми глазами шарил вокруг себя, не понимая, кто он и где находится. Лучше бы и не было этого дурного перерыва. Он выбил Васю из колеи.

Туман как-то долго смотрел на Васю, а потом сказал то, о чем скоро пожалел:

– Может, это твоя постоянная телка делает из тебя дебила?!

– А в чем дебилизм? – не понял Вася.

– Да у тебя, когда ты задумаешься, рот, как у дауна, открыт и в каждом глазу вспышки от разрывов полыхают! Пока ты драл блядей, ты был злым, но собранным. А теперь ты одной ногой здесь, а другой «за речкой».

– Нет, Туман. Вася здесь ни при чем. Она готовит, стирает, переживает. Она мне как добрая сестренка. – Вася уперся совсем недобрым взглядом в такой же тяжелый взгляд.

– Да мне на твою личную жизнь, в общем-то, параллельно. Лишь бы работе не мешала. Пока я и мои партнеры довольны, заведи хоть гарем жопастых сестренок. – И Туман, не прощаясь, вышел на улицу.

Если бы он резко повернулся, то прочитал бы в глазах партнера свой приговор…

Но Игорь не оглянулся и тем спас себе жизнь, так как Вася уже принял решение.

Вернувшись домой, он, лежа в постели с Васей, вспоминал Ташкент. Центральный госпиталь. Сестричку Машу, которая была такой доброй, что все ее любили и жалели. Она была только после медучилища, детдомовка, сирота. Весь день бегала, щебетала, всех утешала, всем помогала.

Вася уже выписывался, когда однажды ночью, выйдя покурить, услышал чей-то сдавленный крик. Он доносился из кочегарки. Осторожно подкравшись к двери, Вася увидел двух пьяных кочегаров, которые насиловали бедную медсестру. Она была без сознания. Из головы, чуть ниже левого виска, сочилась кровь. Вася лопатой провалил головы обоим кочегарам и бросил их двоих в топку. Потом все убрал, дождался, пока они догорят дотла. Привел в чувство Машу, как мог ее успокоил. Она спросила, а где те двое, и он сказал, что убежали, испугавшись его. И, наверное, дезертируют. Она умоляла его никому ничего не говоритть. Оказывается, у нее воевал парень и она хотела дождаться его. Дожидаются не целок, дожидаются живых, пошутил Вася, но Маша снова заплакала и попросила его молчать.

Вася ушел в палату спать, а через несколько дней она перевелась в другой госпиталь, не сказав даже спасибо Василию за то, что он ее спас. Странные они… верные…

Глава 86

Бифштекса вычислила Лена. Она, узнав о его художествах, заочно в него влюбилась.

Ей нравились его неформальные изыски. Его необычные методы и творческий подход к делу. Ей, конечно, нравился и Тумановский. Но Тумановского она представляла себе только в качестве собеседника, а вот Васю она в разных позах примеряла к своей подушке. У них с Антоном все было хорошо. В семье – полное взаимопонимание. После смерти отца и брата Антон унаследовал серьезное состояние, и работали они практически для души. Их секс был окрашен в радужное многоцветие. Они были счастливы. Вот только результаты анализов показали, что детей у Антона не будет. А они оба страшно хотели детей. И как-то раз, лежа в постели, Антон попросил Лену об измене.

– Ты пойми, все, что выйдет из тебя, – мое! Всему твоему я буду рад. Единственная просьба – сделай это так, чтобы, во-первых, я ничего не заметил. Во-вторых, и это главное – чтобы я никогда не узнал, от кого ты забеременела. Потому что, если узнаю, пойду и спрошу у него, что он чувствовал, лежа на моей жене?!

– Тогда, может, лучше через банк спермы?! – робко спросила Лена.

– Ты у меня не инкубатор! Сделай все по уму, и мы оба будем счастливы. И давай об этом больше не говорить. Мы же когда-то договорились, что ты – синий чулок, а я такого же цвета борода. И если кто захочет влезть в нашу постель, тот, получив удовольствие, получит и билет к счастью, но в один конец, – закончил Антон.

И сейчас, глядя на этого большого, медлительного, задумчивого урода с грациозной, пружинистой походкой готового к рывку ягуара, Лена еле сдерживалась, чтобы не остановить машину, откинуться на сиденье, отпустить воображение и дать волю рукам!

«Спокойно, девочка, – успокаивала она сама себя. – Спокойно. Никуда этот зверь не денется. Будет в клетке, в капкане, в загоне! Будет, тварь кровавая, на задних лапах стоять! Будет! А пока только отслеживание маршрутов передвижения и место дислокаций этого желанного урода!»

За несколько дней слежки Лена одна, без посторонней помощи, узнала о Василии многое. И где живет, и где бывает, и чем легально занимается. Больше всего ее беспокоила Вася. С первого взгляда она поняла, что девка полностью не при делах, а значит, и не должна пострадать. Вычислив в селе Давыдовка, что под Черновцами, ее родителей, она убедила их в том, что над дочерью нависла смертельная угроза. При помощи отца заманив Васю в свой офис, она рассказала ей кое-что о Васе. Вася рыдала, каталась по полу, но правда была суровой, и, успокоившись, девушка позволила отцу увезти себя и спрятать.

Перед тем как уехать, Вася оставила Василию записку, что больше так жить не может и поэтому уезжает к родителям. Попросила не судить ее строго и не держать зла.

Три дня Вася пил не просыхая. Он даже не думал, что эта маленькая чужая душа будет так много для него значить.

– Вот потому, Вася, – спокойным голосом то ли с неба, то ли из преисподней чревовещал Туман, – вот потому раньше, если человек полностью хотел посвятить себя монашескому служению или воровскому делу, ему запрещалось иметь жену, семью, детей. Монах не должен был думать о мирском, а вор на свободе человек временный. Его дом – тюрьма, а семья – это то, чем менты могли бы его шантажировать. А так ни семьи, ни имущества – ничего, что бы связывало вора со свободой. Не грусти, Вася, а радуйся, что так легко отделался от бабы, которая могла бы стать гирей на твоих ногах.

– Тебе легко говорить, Туман! Ты один.

– Потому, что один, потому и неуязвим. А в нашем деле лучше быть одиноким волком на свободе, чем в стаде баранов за колючкой.

– Волк, хоть и голодный, зато свободный.

– А баран всегда сытый, но даже сытый не для себя. Ведь жирный баран лучше худого!.. – закончил вещать Туман. На четвертый день он отвез Васю в баню. Отдал в руки массажистам и парильщикам. Крепкий русский пар с эвкалиптом, тяжелый профессиональный массаж и медово-соляные маски-втирания на фоне контрастного душа сыграли свою положительную роль. Вместе с тяжестью сердечной боли из Васи ушла и тяжесть всех последних переживаний и эмоций. Голова стала легче, мысли спокойнее.

В который уже раз в своей беспутной жизни Вася убедил себя, что платные услуги гораздо лучше бесплатных. Заплатил, получил и пользуйся согласно прейскуранту. Все честно! А любовь, дружба, отношения – это для тех, кто книжки читает и длинными семейными вечерами друг у друга угри выдавливает. Дай ему Бог здоровья, этому Туману, и будь он проклят!