Текст книги "Вне закона"

Глава 96

Интересная штука память. Ее нельзя отключить, с ней нельзя договориться. В тюрьме она не грела, она пытала и истязала Тумана. Вспоминая, с кем он общался на свободе, с кем дружил и кого любил, что ел и что пил, он начинал медленно сходить с ума. Ему было что вспомнить, ему было о чем жалеть. Поэтому он, сжав зубы, старался жить не прошлым и будущим, а только настоящим. Как можно больше загружать себя черно-серыми буднями зековской жизни и думать только о реально прожитом дне. Странное дело, на свободе, где, казалось бы, и думать о плохом было некогда и незачем, память выдавала на-гора такие перлы, что слабый рассудок уже давно помутился бы…

Этой ночью Туман проснулся в холодном и липком поту от воспоминаний, за счастье забыть которые он, не задумываясь, отдал бы пять лет своей жизни. Но голова не компьютер. И еще нет такой программы, которой можно было бы стереть свое прошлое горе и боль. Игорь вспомнил, как, будучи объявлен во всесоюзный розыск, смог не попасться ментам. Он ходил в форме летчика гражданской авиации. Это было нечто среднее между военным и гражданским. Ни военные, ни милицейские патрули его не останавливали. И только за спиной часто слышал: «Ларису Ивановну хочу». Этой шуткой из «Мимино» весь интерес к нему, как правило, и исчерпывался. А он, пока не уладил свою тему, полгода проходил в синей форме и потом часто пользовался ею, когда решал другие, менее важные вопросы. Форму эту ему подогнал его друг Паша Беленко. Он был командиром грузопассажирского самолета. И в начале 90-х сделал Тумана абсолютно счастливым человеком, каким Игорь чувствовал себя всего несколько раз в жизни. Час самолетного времени тогда стоил восемьсот рублей или что-то в этом роде. Паша предложил Туману вдвоем с любимой слетать в Москву. Туман согласился. Они вылетели в шесть часов утра и где-то через пару часов были в Москве. Походив по магазинам и сходив в театр Сатиры, в двенадцать ночи они уже улетели домой. Именно тогда, в самолете, когда вдвоем с любимой они летели в окружении звезд и в ее огромных от изумления глазах он видел свое отражение в маршальском мундире на голое тело, Игорь чувствовал себя хозяином этой бесконечной ночи. Он помнил это ощущение полного счастья, помнил, как ему хотелось, чтобы этот полет, как и эта ночь, не заканчивались. Туман улыбнулся, вытер пот со лба и перевернулся на другой бок. Чем еще побалует память, будь она трижды благословенна?

Глава 97

Выбор был на самом деле невелик. Либо завалить женщину, которая одним своим запахом открывала Василию целые миры, либо грохнуть Тумана – и конец крепостному праву. Чем больше Вася думал о Тумане, тем привлекательнее для него становилась мысль о том, чтобы одним выстрелом решить все свои проблемы. Денег было заработано достаточно, чтобы купить пару гектаров земли где-нибудь на Рублевке и остаток жизни провести в кресле-качалке под убаюкивающее жужжание трудолюбивых пчел на собственной пасеке.

Если бы Вася был уверен, что Лена примет его предложение и захочет остаться с ним, то Туман уже лежал бы где-нибудь в канаве с простреленной головой. Но у Васи не было уверенности в том, что Лена ответит взаимностью на его порыв. Поэтому он старался сдерживать себя, и это ему пока удавалось. Что же касается Лены, то она переживала момент влюбленности и пыталась растянуть этот кайф, понятный только женщинам.

С одной стороны, Васю тяготила навязчивая опека Тумана, более того, он так и не смог простить ему того страшного подвала, в котором очнулся. К слову, он до сих пор не знал, как оказался там. А с другой стороны, кроме Лениных долгих взглядов и загадочных дурманящих запахов, у Васи не было других доказательств ее к нему расположения.

Вот и сегодня они встретились возле подъезда съемной квартиры, улыбнулись друг другу и зашли в лифт. В лифте от ее запаха Вася чуть не вырубился. Она похлопала его по щекам и с беспокойством спросила: «Вам плохо?» Васе было стыдно и так хорошо, что аж плохо.

Он открыл квартиру и бегом влетел в ванную, чтобы умыться. Брызнув себе в лицо холодной воды, он неожиданно услышал сзади какой-то шорох. Вася застыл, словно парализованный. Если это смерть, то какой же смерти можно желать себе, кроме такой? Если это кайф, так пусть он придет сам. И кайф пришел. Лена подкралась сзади. И это было только начало. Совершенно голая, она с разгону прижалась своим горячим телом к Васиной спине. Вася боялся пошевелиться. Ему казалось, что он видит сон. Но Лена неожиданно сильными руками развернула его к себе и стала быстро расстегивать брюки. Вася стоял дрожа, с закрытыми глазами и не верил самому себе. Она быстро нашла все, что искала. А Вася, перед тем как потерять сознание, сделал свой выбор.

Глава 98

Чем ближе было к развязке, тем страшнее и кошмарнее становились сны. Да и не сны это были вовсе, а скорее бред. Спальня Тумана превратилась в комнату страха. Видения обычно начинались под утро и, придя, уже не уходили. Снились тюрьмы, лагеря, этапы. Снился голод и холод, побои, пытки и унижения. Снились все прелести советской и постсоветской пенитенциарной системы. Игорь боялся умереть в таком сне. Ведь во сне из жизни уходят только праведники. А Туман был жутким грешником. И поэтому страшно боялся умереть в кошмарном сне, попав из ада в ад! В разговорах с Ниной Игорь пытался убедить свою партнершу остановить их совместный бизнес. Бросить все к черту и уехать за бугор. Но Нина только вошла во вкус. Она смеялась над страхами Тумана и говорила, что нельзя обратно вернуть уже один раз проданную дьяволу душу.

– Дай мне, Игорек, всласть налетаться на метле. А безопасность нашего дела – это твои проблемы. Вот и занимайся ими. Я же буду наращивать производство «плебейской радости и лоховского счастья».

Игорь не переставал удивляться переменам, которые произошли с этой женщиной за последнее время. Дома она была прекрасной матерью и нежной бабушкой. На работе – строгой начальницей и известным ученым, а с ним – полублатной, полушухерной козой с повадками бывалой «ковырялки». Изменились ее речь, походка, улыбка. Это было незаконнорожденное дитя порока. Она пугала его и радовала. Радовала жадностью в любви, в работе, в наживе. Пугала тем же.

– Нина, а почему наш первый секс был оральным? – спросил сытый и счастливый Туман, когда объятия наконец разомкнулись и оба, тяжело дыша, долго лежали, думая каждый о своем.

– Потому что, во-первых, мне было нельзя, а во-вторых, я – великая грешница.

– Как Магдалина?

– Нет. Магдалина – раскаявшаяся грешница, а значит, вновь прибывшая праведница. А я грешу с тобой и не каюсь, костенею в грехе. Меня мой грех, наоборот, делает сильной и крылатой, – хрипло рассмеялась ведьма. – Ты помнишь, как в «Энеиде» брехунов, попавших в ад, черти заставляли языками облизывать раскаленные сковородки? А я бы лизать сковородки заставляла любителей орального секса.

– Добрая ты, Нина, и заботливая, ну прямо как власть перед выборами.

– А ты, Туман, как нормальный совковый абориген, по инертности своего мышления все продолжаешь верить в хорошую и заботливую власть?! Окстись! Власть – это инструмент подавления и держания в повиновении меньшинством большинства. Власть – это умные над дураками, сильные над слабыми, здоровые над больными и так далее. Власть так же заботится о народе, как детище дядюшки Гильотена о перхоти. Власть так же переживает о народе, как оральный секс о кислотно-щелочном балансе в оскверненном рту. Власть так же помогает народу, как анальный секс при хроническом запоре. Я могу продолжать примеры заботы власти о народе.

– Нина, ты королева цинизма, – сказал Туман, обнимая свою любимую.

Она была маленькой, хрупкой, покорной…

Своим выжженным волчьим нутром Туман понимал, что все летит в пропасть. Он чувствовал, что конец их блестящей комбинации близок. Но остановить или изменить что-либо у него не хватало сил. Такое с ним было впервые. Обычно он всегда контролировал ситуацию, а в этот раз не смог. Потому что из-под контроля вышла не ситуация, а ее участники во главе с самим Туманом. Любовь, делающая слабых людей сильными, с ним поступила наоборот. Он из жесткого и сильного стал задумчивым и сентиментальным. Избави Бог нас от задумчивости и сентиментальности в делах наших.

Глава 99

Добившись желаемого результата, Лена тут же утратила к Васе всякий интерес и стала аккуратно сворачивать отношения, мотивируя свое нежелание встречаться занятостью в написании книги. Вася, наоборот, всласть распробовав «комиссарского тела», хотел еще и еще. Это становилось опасным и требовало от Лены принятия трудного решения. И она его приняла.

После одного из очень настойчивых Васиных звонков она согласилась встретиться и съездить на природу, проводить «бабье лето». Она села в машину и забрала Васю в районе окружной, а затем, весело болтая, повезла его вглубь лесного массива. Вася набрал с собой полную сумку еды и питья и даже – впервые в жизни! – купил большой букет красивых белых роз. Туман как-то рассказывал Васе, что Маяковский в Париже купил своей любимой корзинку белых роз и, увидев слезы умиления в ее глазах, вернулся в магазин. После чего каждое воскресенье, вплоть до оккупации немцами Франции в сороковом году, ей приносили корзинку белых роз.

Вот так, с огромной базарной клетчатой сумкой, набитой продуктами, и большим юбилейным, нелепо смотрящимся в Васиных руках букетом белых роз он и отправился на свое последнее свидание.

Они въехали на хорошо знакомую Лене полянку, где она своей нежной рукой отправила на вечный дембель двух дезертиров. Вася тут же стал суетиться по хозяйству. Он быстро заставил разными вкусностями большую клеенчатую скатерть, откупорил себе водку, а Лене шампанское. Все это время Лена задумчиво курила и смотрела на него грустными глазами, видимо, вспоминая что-то печальное.

– Прошу к столу! – радостно пригласил Вася, закончив свое священнодействие.

– Во-первых, жизнь одна, и она слишком коротка, чтобы есть из разовой посуды и пить из пластмассовых стаканчиков. Во-вторых, сбегай к речке и принеси воды для этих прекрасных, ни в чем не повинных цветов, – так же грустно и как-то необычно медленно, возвращаясь из самой себя, сказала Лена.

Вася быстро принес банку речной воды, нагнулся за букетом и, не услышав выстрела, почувствовал, как обожгло спину. У него еще хватило сил повернуться, чтобы увидеть в руках у любимой пистолет, который стрелял беспрерывно. «Пойми этих женщин», – мог бы подумать Вася, если бы успел.

Питерский друг Тумана Игорь Пономарев был человеком известным в ночном городе. Близко зная легендарного Кумарина, прототипа не менее легендарного Виктора Палыча Говорова (он же Антибиотик), он тем не менее ни под кем не ходил, а напротив, был независим и самостоятелен. Дерзкий, смелый, наделенный мощным мужским умом, Игорь крепко стоял на ногах и жил ради единственного сына Виктора, которого ему удалось еще при советской власти отсудить у первой жены, что в условиях развитого социализма было практически невозможно (смотри фильм «Экипаж»). Игорь Пономарев был верным и преданным в дружбе, надежным и обязательным в работе. Туман про себя называл Игоря солью земли. Его долгое время гнобила одна спившаяся комсомольская подстилка. Гнобила, гнобила, да не сгнобила. Игорь сохранил и свое лицо, и свою репутацию. Вот к этому своему другу Туман и собрался ехать, если их альянс с Ниной Борисовной распадется. Он предложил Васе Бишекову должность водителя и питерскую регистрацию. Это был его «запасной аэродром» на случай внезапного и быстрого свала. Об Игоре Пономареве никто из окружения Тумана не знал. А у него можно было пересидеть на матрасах и перележать в шезлонгах, не напрягаясь и ничем не заморачиваясь, сколько хочешь. Руку в карман никто все равно засунуть не даст. У Игоря в Питере и у Генки в Крыму Туман жил, как секретарь обкома партии по идеологии при коммунизме. Каждому по потребностям, от каждого по ситуации. Наличие таких людей, как Гена и Игорь, всегда, при любой жизненной ситуации позволяло оставаться на плаву.

Глава 100

Нарушая все принятые нормы и субординацию, взяв напрямую у генерала «добро» на реализацию своего плана, Андрей двинулся брать Нину и Тумана. Два микроавтобуса со спецназом и машина Андрея с Намучеряном, Антоном, Дятловым и Лисицыным остановились в лесу, чтобы из одиноко стоящего дома их не было видно. Андрей поставил задачу командиру спецназа, и отряд приступил к выполнению задания. Все понимали, что задание непростое, и, выслушав наставления командира, бросились к дому.

Первая растяжка сработала, как только один из камуфляжных гоблинов, лихо перемахнув через забор, попробовал сделать первый шаг по направлению к дому. Его подбросило в воздух, и на землю он уже падал частями. Остальные, оглушенные неожиданным взрывом, залегли в ожидании новых команд. Опера, спрятавшись в подсолнухах, недалеко от забора, недоуменно смотрели на Андрея, тоже не зная, что делать.

…Андрей, понимая, что блицкрига уже не получится, достал мегафон и как можно спокойнее и жестче заорал:

– Тумановский! Дом окружен! Тебе не уйти! Если хочешь жить, выходи с поднятыми руками. Если нет, сдохнешь сам и бабу свою ученую погубишь. У нас уже есть потери, так что, если не выйдешь, пеняй на себя. Срок ультиматума – десять минут. Время пошло.

– Кто это там такой страшный меня подпугивает?! – раздался голос Тумана.

– Тебя не подпугивает, а пытается спасти Андрей Волков, – уже без мегафона ответил опер.

– Слышишь, ты, спасатель проездом из Малибу, я вас не боюсь. Раз мента уже разорвало, до камеры не доеду, все движимое и недвижимое по дороге отобьете. А взять меня не так-то просто, все подходы к дому заминированы. Да и стреляю я неплохо. – И Туман выстрелил, попав в мегафон, который держал Андрей. Кусок отлетевшей пластмассы больно оцарапал щеку Андрея, и он злобно выругался.

Быстро взяв себя в руки, Андрей сместился немного влево и закричал уже не так злобно и категорично:

– Послушай, Туман! То, что пацана убило, – это его работа. Они каждый день на войне. Плюс я, как руководитель операции, должен был, зная тебя, это предусмотреть. Так что будем считать эту жертву случайной. Я обещаю, что тебя пальцем до суда никто не тронет. Поэтому смело сдавайся, и закончим этот цирк.

– Слышь, опер, а ты сам-то понял, что сказал? Смело можно сопротивляться. А как можно смело сдаваться? Давай подождем до утра. Утро вечера мудренее. Целее будем.

– Ну, как знаешь. Я уже вызвал саперов и подкрепление. А с ними приедет и большое начальство. Тогда я уже операцией руководить не буду, соответственно и гарантий никаких дать тебе не смогу.

– Ладно, опер, мы друг друга услышали. Пусть каждый поступает как хочет, и будь что будет, – подытожил Туман.

– Что делать? – спросил растерянный командир спецназа. – Я своих на растяжки посылать не буду.

– Да я и не заставляю. Рассредоточьтесь, чтобы он не уполз ночью из дома. Окружите его плотным кольцом, и будем ждать утра, – твердо ответил Андрей, хорошо понимая, что, как бы ни закончился штурм, это его последняя операция в органах и, скорее всего, надо будет начинать все заново, но уже на гражданке.

– Ну, вот и все, Нина, – сказал Игорь, прижимая к себе дрожащую женщину. – Не бойся, это не больно.

– А я и не боюсь, – ответила Нина каким-то странным, загадочным голосом.

Игорь отстранился и посмотрел ей в глаза. Она действительно не боялась.

– Я хочу тебя, – прошептала Нина. И снова прижалась к нему. Дрожь ее желания моментально передалась ему. И, перевернув длинный стол с кипящими и фыркающими пробирками и ретортами, они упали на матрасы, жадно срывая с себя одежду. Кувыркаясь на душистых, набитых свежим сеном матрасах, Игорь и Нина, перетекая друг в друга, не заметили, как загорелся дом. Им было так хорошо, что пожар и близкая смерть казались сущими мелочами. Впервые в жизни Нина познала, что такое оргазм. Они кончили в одно время, и оба заорали, завыли по-звериному. И страшно прекрасным был этот вой. И, наверное, от него, а не от огня обрушилась крыша, накрыв собой эту последнюю ужасно-восхитительную оргию.

Глава 101

Тест на беременность дал положительный результат. Антон был грустный и счастливый. Он не задавал Лене вопросов о том, кто же на самом деле был отцом ребенка, и эта тайна еще больше тянула его к ней. Их секс окрасился в новые загадочные полутона какой-то недосказанности, полутайны, что ли. Они, словно два заговорщика, понимающие друг друга с полуслова, были наполнены до краев своим новым счастьем – родительством. И все остальное по сравнению с этим было мало и ничтожно. Будучи беременной, Лена почувствовала свое предназначение, свое особенное место на земле. Быть матерью – это быть живым ежесекундным чудом. Зарождая в радости, тайне и грехе новую жизнь, ты становишься носителем великой миссии. От тебя, и только от тебя, женщины, зависит все сущее на земле. И если у Творца на руках были мозоли, то это от того, что ему пришлось серьезно повозиться, добывая из ребра Адама Еву. Но оно того стоило! Загадочно-непостижимое творение Бога – Женщина – и сегодня никем не разгадано до конца.

Пристально следя за изменениями фигуры, капризничая и издеваясь над Антоном в постели, Лена была абсолютно счастлива. Антон, боявшийся лишний раз дохнуть в ее сторону, казался ей недалеким и смешным. Она изгалялась и камасутрила до одури. Придумывала новые позы и доводила секс чуть ли не до акробатических этюдов. Боясь повредить беременности, Антон был осторожен и предупредителен. Но сорвавшуюся с цепей дозволенного ведьму это только забавляло и раззадоривало. Каждый день окрашивался новым головокружительным капризом. И странное дело, беременность протекала правильно и спокойно. Лена даже не ложилась на сохранение. Беспокоило Лену только одно обстоятельство. Ни в одной сводке о преступлениях и происшествиях в городе не фигурировала фамилия Бишеков. Человек пропал, будто и не было его вовсе. Афганцы разводили руками, чернобыльцы вообще ничего не знали. По месту жительства не появлялся. Странный был этот Вася Бишеков. Уехал, наверное, куда-то!

Глава 102

В огромном и уютном зале бани «Запорожец», где было пафосно и престижно, где было все, что нужно для здорового отдыха, удобно развалились в креслах Антон и Андрей, завернутые в простыни, как римские патриции в тоги. Их женщины парились в русской бане, а они лениво потягивали пиво со свежесваренными раками и креветками.

– А ты помнишь те времена, когда говорили, что в «Запорожце» стояли камеры и «жучки», и одни просто боялись, а другие парились в галстуках?! – смеясь, спросил Андрей.

– Да. Я еще тогда спросил у хозяина, правда ли это? На что он, посмотрев на меня как на инопланетянина, сказал: «Антон, принеси мне хоть одну кассету, и я куплю ее у тебя за любые бабки. Пойми, это бизнес. Я из советского банно-прачечного комбината годами вложенного труда, нервов и средств сделал любимое горожанами место для отдыха. И все это потерять в один миг из-за какого-то маньяка и социопата?! Нет, Антон, отдыхай смело. Твои гениталии не украсят обложки “Плейбоя”». До сих пор стыдно, как вспомню этот разговор, – закончил Антон.

– Да ладно, Антон, не парься! – попробовал успокоить его Андрей.

– Ты сам-то понял, что сказал?! Ты сейчас в сауне предложил мне не париться, – подытожил свою мысль Антон, и оба громко рассмеялись.

В это время из сауны выпорхнули две белоснежно-краснотелые нимфы.

– А что, пиво и моллюски только для секс-меньшинств? – смешно подбоченившись, спросила Лена.

– Ну и язык у твоей жены! – скрипнув зубами, без улыбки сказал Андрей.

– Ты на самом деле знаешь, какой он? – тут же с вызовом поинтересовалась Лера.

– Я в смысле колебания воздуха и связанных с этим оскорбух, – опустив глаза, пресно промямлил Андрей.

– Тебя задел термин? Так он не об ориентации, а о статистике, «потому что на десять девчонок по статистике девять ребят»! – весело пропела близкая родственница Игнатия Лойолы. И все скорее облегченно, чем радостно рассмеялись.

– Ребята, ребята, давайте праздновать и веселиться, – захлопала в ладоши Лера. – Мой муж в командировке, наркохимики уничтожены. В городе тишь, гладь и Божья благодать, – молитвенно подняв глаза к небу, ангельским голосом пропела великая грешница.

Девочки сели, каждая возле своего мужчины, и тоже принялись за пиво и раков с креветками.

– Кому праздник, а кому неполное соответствие, – равнодушно произнес Андрей.

– Да ты же все раскрыл, все сам сделал. Они бы до сих пор маршруты наркотрафика от Питера до Севастополя отслеживали, – разрывая огромного рака, возмущенно сказала Лера.

– А спецназовец погиб. А с руководством не согласовал. А через голову непосредственного начальства прыгнул. А источники оперативной информации не слил. А родственники за границей. А жили на территории, оккупированной войсками вермахта. А присутствие на Майдане. А грязные домогательства бабы Параски… И так далее, и тому подобное, – перечислил Андрей.

– Поразки? – пошутил Антон.

– Параски! – поправил Андрей.

– Ну и что дальше? – поинтересовалась Лена.

«А дальше тишина», – подумал Антон, но промолчал. Пауза затянулась, все сосредоточенно ели.

– Если не выгонят, уйду сам. К вам уйду. Если предложение еще в силе, – после некоторого замешательства сказал Андрей.

– В силе, в силе! – в один голос закричали Лена и Антон.

И атмосфера сразу же стала спокойной и невесомой. Ушли все напряги и волнения. Они были молоды, любимы, счастливы. По телевизору шел КВН.

«Заштампованность хуже загазованности», – подумал Антон, глядя на известную всему юмористическому миру улыбку Дориана Грея-старшего. Нет, «Кривое зеркало» и «Аншлаг» – это, конечно, куда страшнее. Это геноцид, поголовное истребление мыслящего народа. «Кривое зеркало» и «Аншлаг» вслед за дешевой водкой и вонючим табаком должны уничтожить оболваненный народ. С этим все ясно. Но как умница и гигант может увольнять несчастного оператора, случайно снявшего его плешивый затылок?! Сколько можно заставлять повторять команды как заклинание слово «дружба»?! Сколько можно тиражировать штамп «Приезжайте к нам»? Куда приезжайте?! К кому?! Ладно, когда это заклинание произносит команда из Сочи, а если якуты?! Почему, видя, что природа умерла, не приходя в сознание, на сыне, не отдать этот бизнес Ивану Урганту или любому другому более-менее живому кавээнщику? Иван Грозный тоже любил своего сына. Да и Петр Первый, но их любовь не была так жестока ни по отношению к самому сыну, ни по отношению к нам, зрителям. Да Бог с ним, с КВНом! Почему кофе стал «оно»?! Кофе всегда был «он». Горький, как мужская слеза, горячий, как мужская любовь, крепкий, как мужская дружба, загадочный и ни на что не похожий, как взгляд любимой, ароматный, как утренний запах ее волос. Кофе всегда был «он», а теперь – «оно»…

– Антон, ты чего скривился? – спросила Лена.

– Да вот, подумал, как затрахали эти «штампы». Когда загазовано, форточку открыл и спасен, а когда заштамповано, можно с ума сойти.

– Что ты имеешь в виду и какое это имеет отношение к нам и нашей ситуации? – Голос Леры прозвучал немного встревоженно.

– Да самое прямое! – завелся Антон. – Великий пророк земли русской, Александр Исаевич Солженицын, призывал нас «жить не по лжи». И что же? Вокруг сплошная ложь, а штампы – ее верные слуги. Ну почему, к примеру, во всех фильмах больным друзьям и родственникам в больницу приносят апельсины? Ну, это ладно. Но почему при этом во всех книгах и фильмах, да и, наверное, уже и в жизни, все, независимо от возраста и социального положения, веры и секс-ориентации, говорят одну и ту же фразу: «Я тебе витаминчиков принес»? Витаминчиками называются пилюли, а не яблоки с апельсинами. Почему везде, на всех праздниках, во всех фильмах и в быту, когда какой-то ловкий мужик (душа компании) открывает бутылку шампанского, все женщины рядом пищат от страха и восторга? Он же не фугас разряжает! Он открывает вино. Так чего же надрывно, фальшиво верещать?!

– Антон! Ты что? Умом слаб?! У нас такой праздник, столько радостных новостей. Ты скоро будешь отцом, а ты все про «Кривое зеркало» и КВН. Если бы не было Петросянов, то мы бы не знали и Мартиросянов. Если бы не КВН, не было бы и «Камеди клаба» и так далее. Дальше будет только лучше! – успокоила Антона Лена.

– Пока на Первом канале будет крутиться это чертово, в худшем смысле слова, колесо и престарелый сатир дурным голосом будет кричать «Рекламная пауза», мы будем ходить по кругу, как зашоренные цирковые лошади, – не унимался Антон.

– Да пошел ты… в баню, – вдруг улыбнулась Лена и невольно погладила живот.

Антон вскочил, подхватил ее на руки и унес в сауну…

Если бы они, молодые, любимые и счастливые, могли знать, что их ждет завтра, то пар не показался бы им таким легким.