Текст книги "Начало России"
Автор книги: Валерий Шамбаров
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 48 страниц)
29. Крест с неба
Возле рубленой церквушки собралось население окрестных деревень. День был воскресным, мужики пришли в чистых расшитых сорочках, с распушившимися после вчерашней бани кудрями, расчесанными бородами, бабы щеголяли красочными сарафанами и платками. Но сейчас никто не обращал внимания на их наряды, да и сами они даже не оглядывались на окружающих. Затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово, слушали пастухов. А те, перебивая друг друга, рассказывали – опять повторилось знамение, которую ночь одно и то же: над болотом яркий свет и крест. Священник в скромном подряснике задумчиво помалкивал, взвешивал каждое слово. Но кивал, подтверждая: да, прошлой ночью он сам был с пастухами и видел. Сомнений нет, крест. Надо посылать выборных к владыке в Ростов. Крестьяне перешептывались: к чему бы это?…
На Руси жили иначе, чем на Западе. «Лишних» богатств тут не было, выбрасывать их на роскошь и празднества выглядело бы просто дико. Казна пополнялась немалыми суммами, но всегда находилось, куда их истратить. А в народе вырабатывалось своеобразное отношение к богатству. Появились деньги – истрать на что-то полезное. Твое богатство – семья, хозяйство, богатство – твое собственное мастерство и мастерство детей. Копить сокровища было нелепым. Накопишь, а завтра налетят татары или литовцы. Или грянет пожар. На Руси в самом прямом смысле ощущали справедливость евангельской истины – копить надо там, где вор не украдет и моль не сожрет. На Небе. Суровые условия и постоянные опасности приучали бережно относиться к вере. Слишком часто приходилось осознавать: без Бога человек – ничто. Вера оберегала и поддерживала, но она же становилась смыслом всей жизни. А общий для каждого смысл сплачивал народ, государство.
За рубежом тоже осознавали, насколько важным стержнем является для русских Православие. Если папы силились втянуть в унию византийских императоров и патриархов, то Витовт и Ягайло с поляками действовали в меньшем масштабе. Подчинить православную церковь католикам хотя бы у себя, в Литве. Пускай остается по форме православной, привычной для русских, а по сути будет следовать указаниям латинских епископов. Для начала требовалось оторвать литовскую церковь от Московской митрополии. После смерти Киприана великий князь Василий три года не мог добиться назначения нового митрополита – патриархию осаждали посланцы Витовта, сыпали золотом, требовали, чтобы им назначили отдельного предстоятеля. У них имелись и кандидаты, из тех, кого считали склонным к унии.
Кандидатов с немалой мздой присылала и Москва. Патриархии пришлось решать сложную задачу. С одной стороны, замыслы литовских католиков были достаточно прозрачными. Поставишь им митрополита, а он со всей митрополией перейдет к Риму. С другой – не хотелось ссориться с литовцами, лишаться их денег. Но и московских тоже. В Константинополе попытались выкрутиться. Как бы забыли собственное обязательство ставить митрополитов только по согласованию с московским государем. Под благовидными предлогами отвергли кандидатов как одной, так и другой стороны, и в 1409 г. назначили грека Фотия. Фигура вроде бы нейтральная. Глядишь, удовлетворит тех и других.
Получилось иначе. Василий Дмитриевич и русское духовенство приняли митрополита прохладно. Рассчитывали на своего предстоятеля, а византийцы навязали чужака. Фотий плохо знал страну, а принял престол в очень непростое время. Русь только что пережила нашествие Едигея, надо было с ходу засучивать рукава, браться за восстановление порушенных монастырей, церквей, подбирать священников на места погибших. А в Пскове опять обнаружилась ересь стригольников.
Но и литовцев не удовлетворило назначение Фотия. Он был убежденным противником унии. Когда митрополит надумал поехать в Литву, Витовт его не пустил. Созвал епископов подвластных епархий и приказал состряпать жалобу на Фотия. Они не противились, уже знали, что перечить государю опасно для здоровья. Митрополита обвинили именно в том, что он пренебрегает своими обязанностями, не окормляет литовскую паству. Его наместников выгнали, а митрополичьи земли и села Витовт с большим удовольствием хапнул себе. Епископам он повелел избрать предстоятелем церкви племянника покойного Киприана, болгарина Григория Цамблака.
Самозваный собор епископов исполнил и это, Цамблака направили для поставления в Константинополь. Тут уж, разумеется, Василий Дмитриевич вступился за Фотия. Протестовали, возмущались, а император Мануилу II и патриархия никак не могли себе позволить доводить до разрыва с Москвой. Цамблаку отказали. Тем не менее Витовт не унялся. В Новогрудке-Литовском он снова созвал епископов. Сделал то, на что не решился в свое время Дмитрий Донской: распорядился, чтобы иерархи собором, по Апостольскому правилу, посвятили Цамблака в митрополиты. Они дисциплинированно выполнили это требование. Обвинили уже не только Фотия, но и императора. Составили грамоту, что нынче не патриарх, а «греческий царь дает митрополитов, торгуя первосвятительским саном». «Рассудив, что не подобает царю-мирянину ставить митрополитов за деньги, мы избрали достойного первосвятителя».
Русская Церковь разделилась. Цамблака с делегацией панов Витовт тут же отправил на Констанцский собор и в Рим, договариваться о соединении своей митрополии с католиками. Но… литовский повелитель крупно ошибся с болгарином. Цамблак высказывался, что он не против унии, это и понравилось. Однако на унию он соглашался чисто теоретически, если бы ее удалось достичь без ущерба для Православия. Он даже написал «Слово, како держат веру немцы», разбирая огрехи латинян. Признавать себя неправыми и подстраиваться к православным, католики, ясное дело, не собирались. А Цамблак не собирался уступать. В 1419 г. он умер. Вопрос об унии и сама литовская митрополия повисли в воздухе.
Ну а Московская Русь проявляла себя все более весомой силой. Не считаться с нею уже было нельзя ни Витовту, ни немцам, ни византийцам, ни татарам. Василий I не вел ни одной большой войны, не выиграл ни одного крупного сражения, но его государство значительно выросло. Он обеспечил подданным несколько десятилетий мира и порядка, прерванных только набегом Едигея. А мир и порядок были величайшим благом, столь редким в XV в.! Русские люди были умными, руки у них – умелыми и трудолюбивыми. Страна быстро развивалась, расцветала, украшалась.
И блестящих талантов на Руси в эту эпоху проявилось ничуть не меньше, чем в итальянском «возрождении»! Св. Епифаний Премудрый, Софроний Рязанец, преподобный Андрей Рублев, Феофан Грек, Симеон Черный, старец Прохор, Даниил Городецкий, преподобный Кирилл Белозерский… Хотя выражались их таланты по-своему, по-русски. Европейские художники озаботились всего лишь примитивным подражанием естеству. Вдохновлялись телами девиц или юношей, с которыми обычно сожительствовали, старались поближе к натуре передать изображение их прелестей. А заказчики как раз и ценили, чтобы было похоже, чтоб приятно щекотало глаза. Молиться на их мадонн невозможно, они для молитв не предназначались.
Русские мастера писали не картины, а иконы. Это куда более сложное искусство. Создавали символы, помогающие человеку настроиться для молитвы и раскрыть душу перед Господом. Иконописец отрешался от всего земного. Подолгу постился, молился, искал вдохновения не в земных соблазнах, а свыше. Св. Андрей Рублев не мог жить без икон. В праздники и по воскресеньям трудиться не полагалось, но он все равно приходил в мастерскую и смотрел на них. Даже незавершенные работы воспринимал не как произведение собственных рук, а именно как иконы, обращался к ним с мысленной молитвой. А в результате рождались боговдохновенные «Спас», «Апостол Павел», «Архангел Михаил», знаменитая Троица. Рождались росписи соборов, возникала новая, московская школа иконописания.
Русские писатели не сочиняли вычурных стихов в честь любимых женщин, напыщенных восхвалений правителей, не блистали фривольными «декамеронами» и еретическими «божественными комедиями». Пожалуй, для них было бы и непонятным растрачивать способности на столь мелкие цели. Они тоже стремились к фундаментальному, вечному. Из-под их перьев появлялись «Житие св. Сергия Радонежского», «Житие св. Стефана Пермского», «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», «Задонщина» и целый цикл сказаний о Мамаевом побоище, «Повесть о нашествии Арапши», «Повесть о московском разорении» Тоштамышем, «Повесть о нашествии Едигея на Москву», «Слово похвальное» инока Фомы.
На Руси трудились и выдающиеся мыслители. Одним из них стал митрополит Фотий, он твердо отстаивал чистоту христианского учения, создал несколько сочинений против ереси стригольников. А преподобный Кирилл Белозерский обосновывал смысл государственной власти и всего Русского государства: сбережение веры Христовой. В посланиях Василию I он доказывал, что служение государя даже выше церковного [81]. Ведь государь призван отстаивать и защищать всю Церковь, все православное Отечество, сохранять для Господа оплот христианства. Значит, и власть великого князя священна, она должна быть самодержавной.
Такая направленность русской культуры была близкой и понятной тогдашним людям, полностью соответствовала их образу жизни. Земное не мыслилось без Небесного, а Небесное виделось светлым и совершенным продолжением земного. Два мира не отрывались друг от друга, они были близко, постоянно и тесно соприкасались. Русские ощущали это и стремились туда, к вечному идеалу. Лучшим украшением городов были храмы. Ансамбль Кремля дополнился Благовещенским собором. В Троице-Сергиевом монастыре возводился каменный Троицкий собор. Их расписывали непревзойденные мастера – Андрей Рублев, Феофан Грек, Прохор, Даниил. Брат великого князя Юрий Звенигородский основал Саввино-Сторожевский монастырь с белокаменным храмом Рождества Богородицы, игуменом стал ученик св. Сергия Радонежского преподобный Савва Сторожевский.
Вдова Дмитрия Донского Евдокия была очень богатой женщиной. Любая европейская дама на ее месте могла жить припеваючи, да и русские законы позволяли второй раз выходить замуж. Законы позволяли, но совесть и психология княгини не позволили. Евдокия умерла для житейских удовольствий вместе с мужем, изнуряла себя тяжелыми постами, проводила время в молитвах. Свои немалые доходы она тратила на помощь бедным и увечным, на церковное строительство, заложила храм Рождества Пресвятой Богородицы, а потом Вознесенский монастырь. В нем постриглась и она сама, приняв имя Евфимии, в скором времени ее признали святой. А монастырь стал усыпальницей русских государынь (уничтожен в 1929 г.)
Еще один сподвижник и родственник св. Дмитрия Донского, славный Дмитрий Боброк-Волынский строил Бобренев монастырь. А под конец жизни вместе с женой ушел в монахи. Но даже представители высшей знати постригались не только в старости. Были и такие, кто по призванию, с юных лет жертвовал себя Господу. Среди них был один из сыновей Боброка Волынского, по материнской линии – племянник Дмитрия Донского! Двоюродный брат Василия I! Но он предпочел отречься от земных благ, удалился из столицы в новгородские обители и прославился как весьма почитаемый святой, Михаил Клопский.
Наверное, вы уже обратили внимание, как часто в этой главе встречаются слова святой, преподобный – Андрей Рублев, Епифаний Премудрый, Кирилл Белозерский, Евфимия Московская, Савва Сторожевский, Михаил Клопский… А ведь названа лишь небольшая часть! В начале XV в. Господь благословил вдруг Русскую землю чрезвычайно щедро. В ней стали проявлять себя десятки святых! Пафнутий Боровский, Григорий Пельшемский, Максим Московский, Ферапонт, Дмитрий Прилуцкий, Савва Стромынский, Варлаам Шенкурский, Исидор Московский, преподобные Герман, Савватий и Зосима Соловецкие… Это было совершенно необычным. Подобное отмечалось лишь в первые века христианства. Явно и зримо подтверждалось, из перегноя умерших и умирающих княжеств рождается нечто новое. Святая Русь!
Хотя современники об этом не задумывались, да и не придавали какого-то особенного значения. Для них-то действительность, окружавшая их, была обычной. Если становилось известным о подвигах и чудесах праведников в одном, другом, третьем городах, это считалось нормальным. На то они и праведники. Но разве их заслуги дают повод возгордиться и возомнить о себе их грешным землякам?… Большое можно разглядеть только на расстоянии. Очень большое – на значительном расстоянии, из последующих веков. А перед тогдашними людьми на первом плане стояли насущные заботы. Они были важными, поглощали все мысли и усилия.
Да и как не поглощать, если от них напрямую зависели судьбы Москвы и великого княжения? Василий Дмитриевич был уже не молод. А долголетием не отличался ни один русский государь. Нервные нагрузки, ответственность подтачивали их рано. Василий относился к смерти по-православному. Господь призовет, когда сочтет нужным, в любой день. К этому надо быть готовым. Софья Витовтовна родила ему четверых сыновей. Юрий и Даниил преставились в детском возрасте. Иван уже возмужал, ему исполнился 21 год. Четвертый, Василий был младенцем, важно надувал щечки в кроватке, радовал мать и отца неуверенными шажочками по дворцовым покоям.
Великий князь с женой и боярами неоднократно беседовали о будущем. Дмитрий Донской сумел передать власть не брату, а сыну. У него имелись весомые обоснования: единственный брат был двоюродным, не имел прав на престол. Но ведь формально древнюю систему наследования от брата к брату никто не упразднял. Она приводила к склокам между дядями и племянниками, она диктовала не единение страны, а расчленение – всем дядям и племянникам, ожидающим своей очереди, требовались личные владения. Кроме того, только система от отца к сыну обеспечивала прочное и стабильное управление. При наследнике оставались советники и чиновники его отца. А другой князь привел бы во дворец собственное окружение.
Василий Дмитриевич готовился окончательно отбросить отживший свой век обычай. Разумеется, его горячо поддерживала супруга, поддерживали московские бояре. У великого князя здравствовали четверо родных братьев, Юрий Звенигородский, Константин Угличский, Петр Дмитровский, Андрей Можайский. Но он обозначил преемником сына Ивана. На церемониях и торжествах сын появлялся вместе с отцом, стал его ближайшим помощником во всех делах. К этому привыкали. Братья, вроде бы, смирялись. Но в 1417 г. Иван разболелся и умер. У государя остался единственный сын, несмышленыш Василий!
В 1420 г., дождавшись, когда ребенку исполнится хотя бы пять лет, и он по традиции перейдет с «женской» половины дворца на «мужскую», от «мамок» будет передан на воспитание «дядьке», Василий Дмитриевич решил официально провозгласить его наследником. Потребовал принести ему присягу. Однако братья встали на дыбы. С какой стати они, заслуженные князья, должны повиноваться молокососу? Подключился митрополит, троих братьев кое-как уговорил. Но младший, Константин Угличский, наотрез отказался. Ему была поручена оборона северо-западных границ, он проявил себя признанным военачальником, водил полки на немцев, занимал должность наместника в Пскове и Новгороде. Засуетились и угличские бояре. Настраивали своего князя не уступать. Глядишь, и другие братья опомнятся. Подучивали, что надо отстоять старую систему передачи власти. Тогда и им самим со временем откроется дорога в Москву, ко двору великого князя Константина.
Государь требовал, настаивал на присяге. Нет, брат уперся намертво. Василий Дмитриевич разгневался. За неповиновение отобрал у него удел, а бояр, которые его подзуживали, взял под арест. Но Константин оскорбился, вспылил и укатил в Новгород. А для «золотых поясов» ссора в великокняжеском семействе стала настоящим подарком! Можно было Москве кукиш показать, а при этом как бы и не противопоставлять себя Руси. Наоборот, выступить в роли защитников справедливости. В любом случае, посклочничать представлялось очень выгодным. Обиженного Константина с ходу избрали своим князем, вместо отнятого удела господин Великий Новгород отвалил ему полдюжины городов.
Василий Дмитриевич и его правительство крайне встревожились. Опираясь на средства и ресурсы новгородцев, Константин мог натворить таких бед, что всем тошно станет. А как поведут себя в случае смуты другие братья, литовцы, Орден? Великий князь срочно принялся выправлять положение. Отправил послов к Константину, вернул ему Углич, освободил крамольных бояр. Старался удовлетворить и новгородцев, подтверждал обещания не претендовать на их права и земли. Но и противникам Василия I было не с руки враждовать всерьез. По Новгороду и Пскову только что погуляла чума, занесенная из Ливонии. Потом по Центральной и Западной Руси случился неурожай, люди умирали от голода. А Константин в здешних делах был не новичком, знал, насколько ненадежны вечевики: сегодня надумали так, завтра передумают. Роль их игрушки была не слишком приятной.
Кое-как примирились, угличский князь все-таки целовал крест служить наследнику Василию Васильевичу. Но здоровье Василия I ухудшалось. Он чувствовал, что властвовать ему остается не так уж долго. А насчет братьев государь и его жена не обольщались. Присягали, пока великий князь способен приструнить их. А потом? Было легче легкого объявить, что целовали крест по принуждению, и присяга недействительна. Василий Дмитриевич и Софья долго размышляли и взвешивали, каким образом избежать угрозы, и придумали неожиданный ход: обратиться к… Витовту.
Положение двух стран значительно изменилось. Литва получила несколько жестоких уроков, поляки втравили ее в тяжелые войны с Тевтонским орденом. О прежних замыслах поглотить Русь Витовту приходилось забыть. Но неужели он не был заинтересован, чтобы на востоке правили его друзья и родственники? А маленький Василий, как-никак, был его внуком. Литовский государь охотно согласился. Правда, со своей точки зрения. Навязанное ему главенство Ягайлы и засилье поляков давно тяготили Витовта. Альянс с русскими позволял вести себя самостоятельно. Что же касается дружбы, то старый хитрец относился к ней чисто прагматически. Пока выгоднее дружить, будет дружба, а дальше он сам определит.
Василий I составил завещание, поручив супругу и сына под опеку литовского властителя. В свою очередь, Витовт поклялся «именем Божьим» оберегать и защищать их. На закате правления Василия Дмитриевича стал воплощаться тот самый союз, о котором он мечтал в юности! Великий князь отнесся к нему серьезно, честно выполнял обязательства. Даже оказал тестю военную помощь в борьбе с крестоносцами. В 1422 г. прислал московскую и тверскую дружины, они участвовали в осаде Кульма, и немцы отметили высокую выучку и отличное вооружение «великих русских», то бишь воинов Великой Руси. Именно так начали называть Московское государство, отличая от Литовской Руси.
Витовт тоже шел на серьезные уступки. Он уже наметил преемника митрополиту Цамблаку, смоленского епископа Герасима. Этот иерарх был менее принципиальным, чем покойный, готов был договариваться с католиками. Но теперь поставление Герасима Витовт спустил на тормозах. Признал московского Фотия «общим» митрополитом Руси и Литвы. Впрочем, задевать православных в Литве и начинать эксперименты с унией стало слишком опасно. Рядом полыхала Чехия, и к гуситам уже отправился большой отряд литовцев и русских. Католики были в ужасе, как бы оттуда не перекинулось восстание. А возвращение под Московскую митрополию всех удовлетворило.
Ко всему прочему, кампания по внедрению унии в Литве утратила смысл. Как раз в это время византийский император Иоанн VIII подписал с папой Мартином V договоренность о соединении церквей. Греческая патриархия перейдет в унию, и автоматически перейдут все народы, кого она окормляет. Но тогда же, в 1423–1424 гг. на Руси произошло событие, замеченное далеко не всеми и разгаданное далеко не сразу. Под Ярославлем, недалеко от села Годеново пастухи увидели в небе светящийся крест. Он являлся каждую ночь в одном и том же месте, а потом как будто начал спускаться. Организовали поиски и обнаружили крест – деревянный, но живой! Теплый! Наполненный чудесной неземной силой…
Невзирая на пакости Второго Рима, Господь не один и не два раза щадил его. Давал возможность покаяться, преодолеть накопившиеся грехи. Но Византия очередной раз сделала выбор. Сделала окончательно, отбросила дарованную ей благодать. Что ж, отброшенное было отнято у нее. Благодать переходила к Третьему Риму… Разве не на это указывало явление Небесного Животворящего Креста? Но крест означал не только высочайшую честь для Руси. Крест – это еще и тяжесть, страдания, ответственность. Нести их дальше великому князю Василию Дмитриевичу было уже не дано…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.