Текст книги "Начало России"

30. Великий князь Василий II

Зимой 1425 г. великий князь совсем расхворался и в ночь на 28 февраля отошел в мир иной. Во главе государства оказался ребенок – Василий II, а наставниками при нем – мать и митрополит. В народе их не любили. Оба были иноземцами, а Софья Витовтовна прославилась своими аппетитами. Успела сколотить и накупить обширные владения, ее и муж не забыл, завещал «многие волости». И сразу оправдались самые худшие опасения. Старший из дядей девятилетнего государя, Юрий Звенигородский и Галичский, отказался приехать в Москву и присягать племяннику.

При жизни Василия Дмитриевича он помалкивал, мятеж Константина не поддержал. Считал преждевременным ломать копья. В конце концов, было неизвестно, кто помрет раньше, великий князь или его отпрыск. Ну а теперь заявил о своих правах. На его стороне была древняя традиция: переход престола от брата к брату. Мало того, он поднял завещание Дмитрия Донского. Там указывалось: если не станет Василия, великое княжение переходит к Юрию. Правда, Донской составлял свою духовную грамоту, когда его сыновья были в юном возрасте, и собственных детей не имели даже в проектах. Но попробуй-ка опровергнуть!

Звенигородский князь был совсем не плохим человеком. Эдакий былинный богатырь, победитель татар и камских болгар. Умел повоевать, лелеял христианскую веру, строил святые храмы, любил и пображничать от души, чтобы столы ломились, веселье плескалось, а боевые соратники и гости нахваливали радушного хозяина. Нет, Юрий был на престоле далеко не худшей кандидатурой. Может, даже лучшей из имевшихся. Он не понимал только одного. Бросая вызов мальчишке-наследнику, он рушил сложившийся государственный порядок. Он рассуждал по-своему. Зачем нужен такой порядок, если в отношении его, Юрия, он получается несправедливым?

Но ведь в очереди за ним шли Петр Дмитровский, Андрей Можайский и Белозерский, Константин Угличский. А у самого Юрия выросли три сына, очень не похожих друг на друга. Дмитрий Красный – честный, смирный, очень благочтестивый, а Василий Косой и Дмитрий Шемяка – буйные и бессовестные. И их-то не устраивала никакая законность, ни новая, ни старая. Зачем им было наследование от брата к брату? Впереди их оказывались три дяди и тот же двоюродный братишка Василий. Косой и Шемяка смотрели на дело иначе. Отцу надо просто захватить престол, и пусть кто-нибудь попробует отнять! К Юрию и его сыновьям потянулись всякого рода искатели удачи: если звенигородские князья возьмут верх, то и их сторонникам немало обломится.

Однако Софья Витовтовна была дамой крутой, умной, и ее сторону приняло московское боярство. Любило оно или не любило регентшу, а со своим положением расставаться не спешило. Звенигородского князя не поддержали даже братья. Константин припомнил, как Юрий проигнорировал его мятеж. Да и Петр с Андреем, с дмитровскими и можайскими боярами, не видели причин надрываться ради возвышения Юрия, звенигородских и галичских бояр. Софья вела с ними переговоры, выражала готовность вознаградить за верность. Срочно снеслась и с Витовтом…

Юрий спохватился. Его Звенигород был зажат между Москвой и Литвой – запросто прихлопнут с двух сторон. Но князь не сдался. Вскочил в седло, поднял дружину, двинулся в свой второй удел, в Галич. К нему тоже презжали посланцы Софьи Витовтовны, условились не драться, соблюдать перемирие до Петрова дня. Но Юрий наметил за это время подготовить войско. На восточных границах Руси он пользовался большим авторитетом, защищал здешних жителей от болгар, его уважали не только в Галиче, но и в Вятке, Нижнем Новгороде. Принялся скликать и вооружать ополчение. В Москве узнали и рассудили, что действия князя не слишком похожи на перемирие. Предоставлять ему время наращивать силы сочли глупым. Подняли полки, и пока еще не растаял снег, не затопил дороги распутицей, воины выступили к Костроме. Руководить походом Софья поручила другому дяде государя, Константину Угличскому. С одной стороны, польстила, высокую честь оказала. С другой, надеялась поссорить братьев.

Но Юрий был опытным командиром. Московская рать значительно превосходила галичские отряды, встречать ее лицом к лицу было не с руки. А если пустить ее в собственное княжество, разорит. Юрий решил увести противников в другую сторону. Покинул Галич и направился к Нижнему. Хитрость удалась, правительство приказало полкам повернуть в погоню. Но и в Нижнем Новгороде Юрий не стал дожидаться, ушел за Суру, в мордовские леса. А Константин не испытывал ни малейшего желания драться с братом. Преследовал его какое-то время и повернул назад. Доложил, что не догнал. Московские полки без толку промесили сотни верст весенней грязи и были распущены по домам. А Юрий проследил, когда они удалятся, и возвратился в Галич.

Софья и ее бояре убедились – справиться с бунтом не так-то просто. Убедились и в том, насколько ненадежны остальные братья покойного государя. Возобновили переговоры. Увещевать Юрия поехал сам митрополит. При этом князь вознамерился пустить пыль в глаза, попугать Москву многочисленным воинством. Велел собрать галичских крестьян, ремесленников, раздал им оружие, построил возле города. Но Фотий раскусил уловку и поддел его: «Сыне Юрий! Никогда я не видел столько серьмяжников». Хотя найти общий язык оказалось невозможно. «Сыне Юрий» уперся, примирение с племянником отвергал. Слово за слово распалился, выплеснулись оскорбления на митрополита. Тот собрался и уехал, не благословив Галич.

Однако в городе обнаружилась смертоносная черная оспа. Юрий переполошился, воспринял ее как явный знак Божьего гнева. Догнал Фотия, просил прощения. Беседу-то продолжили, но Божий гнев князь относил только к собственной грубости. Претензии на власть по-прежнему считал законными и не уступал. Условились лишь о том, чтобы не воевать и не лить христианскую кровь. Москва обязалась не трогать Юрия, а он обещал не предпринимать попыток захватить престол силой, но оставлял за собой право судиться в Орде.

Что ж, Софья Витовтовна и московские бояре согласились. Подобный выход тоже выглядел законным, в духе старых традиций. На деле же в ближайшем будущем ни о каком суде не могло быть речи. Татарские ханы все еще резались между собой и выясняли, кто из них настоящий. А на Руси всколыхнувшуюся было усобицу заслонили свалившиеся на нее бедствия. Какая там усобица, какая борьба за власть! Вспышка оспы в Галиче была не единичной. Стали вымирать целые улицы в Переславле, Ярославле, Твери, Дмитрове. Люди пытались защищаться крестными ходами, горьким дымом можжевельника, перекрывали дороги, не пуская приезжих в свои города. Снова заговорили, что наступает конец света. Вроде, все признаки были налицо – глады, моры… Не заставили себя ждать и нашествия иноплеменных.

Витовт выступал любезным другом до тех пор, пока его зять твердой рукой был способен и осадить литовцев, и помочь им. Теперь в Москве сидели ребенок и его мать, престол под ними шатался. А Витовт стал официальным опекуном великого князя! От него зависело, удержится ли внук в кремлевском дворце! В общем, пустили козла в огород. Литовский государь сразу отбросил клятвы и договоры с Василием I. Обстоятельства переменились, зачем же их соблюдать? Эх, с каким удовольствием он вспомнил молодость, возбудился давними, уже похороненными надеждами!

Псковичам он предъявил обвинение, что они 9 лет назад помирились с крестоносцами, его врагами. Правда, Витовт и сам успел с ними помириться, но какая разница? Армию он собрал огромную – кроме литовцев, позвал союзную татарскую орду хана Улу-Мухаммеда, валахов, отряды чехов, в 1326 г. эта лавина ворвалась на Псковщину. Но на пути врагов встала крепость Опочка, крошечная, с деревянными стенами. Защитники придумали ловушку, перекинули через ров ложный мост на веревках, а под ним набили острые колья. На стенах людей не было, ворота открыты. Литовцы сочли, что крепость брошена, хлынули к ней. Тут-то горожане подрезали веревки. Воины посыпались вниз, напарывались, умирали в муках. Некоторых неприятелей захватили в плен, и тут же, на стенах предавали смерти.

Но именно жестокость смутила Витовта. Псковичи показывали, что не рассчитывают на пощаду, будут драться до конца. А за Опочкой литовцев ждало еще много крепостей, куда более сильных. Литовский государь понял, что завязнет здесь, и победы обойдутся слишком дорого. Он приказал снять осаду. Но захватчики не смогли даже спокойно уйти. Разразилась буря, да такая страшная, что матерые бойцы, прошедшие огонь и воду, рыдали как дети, бросали оружие, разбегались. Сам Витовт, обхватив столб шатра, в ужасе вопил: «Господи, помилуй!» Армия откатилась в полном беспорядке. Но… оживились те самые немцы, мир с которыми стал поводом для нападения Витовта. «Король Московский и император Русский», заставивший их заключить мир, умер. Почему бы не испробовать соседей на прочность? На Псковщине появились шайки крестоносцев, запылали деревни, заголосили бабы и дети, попавшие в плен.

Новгородские «золотые пояса» по-своему оценили перемены в Москве. Напрочь отбились от рук, и к призывам псковичей остались равнодушны – дескать, выкручивайтесь как знаете. Не было и подмоги от великого князя. Разве он мог спорить с Витовтом, опекуном и покровителем? Софье с сыном приходилось озираться на все стороны. Дядя Юрий сидел в Галиче, и соратники, поднимая чары за его здоровье, льстиво именовали его великим князем. Регентша вынуждена была заигрывать и с другими дядями. Попечением великой княгини Софьи был составлен новый судебник, удельным князьям предоставляли куда большие права и власть, чем они имели раньше [73].

Но и верность московских бояр была относительной. Правительница нуждалась в них, и на этом можно было урвать пожалования, награды. А на первое место среди бояр выдвинулся Иван Всеволожский. По знатности он ничуть не уступал самому государю, происходил из Рюриковичей, из смоленских князей, перешедших на московскую службу. Взамен утраченного удельчика накопились немалые вотчины, да и женился Всеволожский очень выгодно – на внучке казненного изменника Ивана Вельяминова. Стал одним из самых богатых людей в Москве. От тестя, Микулы Вельяминова, боярин приобрел полезные связи в Орде, среди генуэзских купцов, и в правительстве слыл самым ловким дипломатом. А в сложившемся противостоянии он нашел чудесную комбинацию. Выдал дочку за Василия Косого, старшего сына Юрия Звенигородского. Кто бы ни победил, боярин сохранял при нем свои позиции.

Каково было Софье гадать, предадут ее такие помощники или не предадут? Оставалось цепляться за Витовта. Зимой 1426/27 г. регентша собрала сына в дорогу, укутала потеплее, чтобы не застудился, повезла в Вильно. Пускай дедушка посмотрит на внука, умилится… О, Витовт оценил подобный жест. К нему на поклон прибыл русский великий князь! Постарался получше принять дорогих гостей. Хотя умиляться и баловать внука старый волк не спешил. В его лапы приплыла роскошная добыча! На приемах и пирах Софью с Василием сажали ниже Витовта. Спорить им было не время, терпели. Литовец милостиво заверял, что не даст их в обиду. Но за это предложил договор: чтобы Василий II обязался не вступаться в псковские и новгородские дела. По сути, требовал отказаться от северо-западных и северных владений! Мальчик подписал, куда было деваться?

Разумеется, псковичей не обрадовало, что на Москву им отныне нечего надеяться. Они отдавали себе отчет, в одиночку между Литвой и Орденом им долго не продержаться. Попросили Витовта замириться, готовы были заплатить выкуп. С деньгами в Пскове было не густо, наскребли 1450 руб. Но литовский государь согласился. Для него важен был прецедент – Псков платил ему дань, получался его подданным. Важно было и то, что Москва отреклась от помощи русским землям! Это надо было срочно использовать, ковать железо, пока горячо. Витовт написал в Тверь и Рязань, указал, что надо бы вступить в союз. Могли ли они противиться при подобном раскладе? Заключили. А текст договоров навязал Витовт. И тверской, и рязанский князья признавали «старшим братом» уже не московского, а литовского государя. Московский проглотил, смолчал.

А дальше пришел черед Новгорода. Предлог для войны Витовт взял первый попавшийся – кто-то из бояр на вече назвал его изменником и пьяницей. Этого оказалось достаточно. Литовец решил очередной раз ошеломить русских бесчисленной армией. Мобилизовал 9 тыс. одних лишь мужиков с топорами, прокладывать дорогу в лесах, наводить мосты и гати. Везли орудия, самую большую пушку «Галка» тащили 60 лошадей. В 1428 г. его воинство подступило к Порхову. Правда, при первом же выстреле «Галку» разорвало на куски, перебило множество литовцев, а заодно и создателя орудия, немецкого мастера Николая. Дело грозило обернуться так же печально, как под Опочкой. Но новгородцы были настроены совсем иначе, чем псковичи.

В Порхове начальствовал давний друг Литвы Исаак Борецкий. Он объявил, что отстоять город невозможно и с ходу предложил Витовту 5 тыс. рублей дани. А в Новгороде его единомышленники уже протаскивали на вече решение – сдаваться. Делегаты во главе с врагом Москвы, архиепископом Евфимием, помчались во вражеский стан. А литовский государь, видя такую сговорчивость, не преминул взвинтить цены. Кроме 5 тыс. с Порхова назначил еще 10 тыс. с Новгорода и тысячу за выкуп пленных. Такой дани новгородцы никогда не платили ни татарам, ни московским государям. Но «золотые пояса» согласились. Утешали себя, что сбываются их давние чаяния, они наконец-то выскальзывали из-под власти великого князя. Что же касается денег, то не особо огорчились, нажали на простонародье, на северные области, ввели новые поборы.

На Русь раскатали губы не только литовцы. Крупная банда татар нагрянула на Рязанщину, но князь Федор перехватил ее, отбил добычу и пленных. А царевич Махмут-Хозя с камскими болгарами решил захватить Галич. Юрий-то с Москвой в разладе, великий князь выручать его не станет. В конце 1428 г. татарская и болгарская конница по речному льду ворвалась в его владения. Но Галич был отлично укреплен, князь умело организовал оборону. Махмут-Хозя месяц осаждал город и ничегошеньки не достиг. Повернул куда полегче, погромил окрестности Костромы, Нижнего Новгорода.

Софья Витовтовна и Василий II выслали рать под командованием дядей, Андрея и Константина. Однако они опять не проявили ни малейшего усердия, не догнали врагов. Их подчиненные, князь Стародубский-Пестрый и Федор Добрынский, доказывали, что догнать-то можно. С собственными дружинами отделились от начальников, понеслись во весь опор, налетели на арьергарды Махмут-Хози, порубили и раскидали неприятелей. Но правительство не могло себе позволить портить отношения с дядями государя. Не поставишь их командовать – обидишь, о наказании и подавно не могло быть речи. Халатность Андрея и Константина осталась без последствий.

Словом, не сладкой стала жизнь на Руси. Эпидемия оспы то шла на убыль, то вновь расплескивала смерть и отчаяние. В Твери она за один год унесла троих князей, Ивана, его сына Александра, внука Юрия, престол перешел ко второму внуку Борису. В Москве схоронили почти все потомство Владимира Храброго, троих его сыновей. Умер и дядя великого князя Петр Дмитровский. Детей у него не было. По-семейному, следовало бы поделить его удел между родственниками, по-государственному – взять в казну. Вскинулись Юрий, Константин, Андрей, рассчитывая на прибавку владений. Были уверены, что отказать им не посмеют.

Но покровительство Витовта все же что-нибудь значило. Литовский государь дал понять, что поддержит дочку и внука. Этого вполне хватило. Дмитровский удел перешел к государю. Мало того, Софья и московские бояре добились, чтобы дяди заключили новые соглашения с Василием П. На этот раз заключил даже Юрий. Скрепя сердце, признал племянника «старшим братом». Правда, снова оставил лазейку, оговорил за собой право апеллировать в Сарай. Хотя в данный момент это выглядело бесполезным. В ордынских драках брал верх Улу-Мухаммед, союзник Витовта, ходивший с ним на Псковщину…

Ну а сам Витовт пребывал на седьмом небе. Самые смелые его мечты сбывались! Русь поползла по швам, стягивалась под его руку: Псков, Новгород, Тверь, Рязань! А Москва крепенько зависела от него. Постепенно их будут поджимать, пережевывать, как случилось со Смоленском, Брянском, Черниговом. В Орде воцарится дружественный хан. Чего же еще желать? О, Витовту было чего желать. Оторваться от ненавистной Польши, строить великую державу не для Ягайлы, а для себя! Но и эта мечта оказалась вдруг близкой к исполнению.

Германский император Сигизмунд попал в крайне тяжелое положение. Он никак не мог сладить с гуситами, а Венгрии угрожали турки. Папа и византийский император Иоанн VIII звали в крестовый поход на Балканы, он сулил чрезвычайно богатые перспективы. Но какими силами? Сигизмунд уже удирал от османов, испытал, насколько они серьезный противник. Однако вызревали серьезные проблемы и с немецкими феодалами. Они возмущались, что гуситы опустошают их земли. Возникла идея позвать на престол сына Ягайлы. Глядишь, польский король защитит их лучше венгерского. В свою очередь, богатым чешским панам надоела смута. Думали, как прекратить ее. Но о немцах слышать не желали, тоже завели интриги с Ягайлой, не даст ли сына на чешский трон?

Витовт списался с Сигизмундом, в январе 1429 г. сам император пожаловал в Луцк, они встретились. Общих тем для разговора у них нашлось предостаточно. Литовский государь предлагал себя в союзники, выражал готовность оказать любые услуги. Пожалуйста, он наберет сколько угодно русских, пошлет их умирать хоть на Балканы, хоть в чешскую мясорубку. А за это император должен всего лишь сделать Витовта королем Литвы и Руси. Таким образом, они утрут нос и Ягайле. Он останется с одной Польшей, не сможет соперничать с Сигизмундом. Императору идея понравилась.

Но об их договоренности прознали польские паны и взбудоражились. Литва силилась отделиться от них! Подняли на ноги своих епископов, засыпали Рим доносами. Доказывали, что литовцы без Польши отпадут от католической церкви, православные возьмут верх. Папа встревожился, предупреждал Витовта, чтобы не смел помышлять о королевской короне под угрозой проклятия. Тем не менее, литовец не отступил. Его дипломаты знали дорогу в Рим не хуже польских, а денег у новгородцев добыли предостаточно. Везли золото и серебро возами, сыпали в закрома всей папской курии. В Ватикане развили бурную деятельность люди Сигизмунда. Уж его-то трудно было заподозрить в приверженности к православию. Спорить с ним первосвященнику было трудно, императорская армия оставалась главной опорой Рима. Вместе уломали. Мартин V переменил мнение, благословил новое королевство. А Ягайлу Витовт поставил перед выбором: согласие или война. Польскому королю пришлось смириться.

В 1430 г. в Вильно был организован невиданный съезд. От папы и Сигизмунда к 80-летнему Витовту везли вожделенную корону, и он хотел, чтобы все видели его триумф. Собрал правителей соседних стран. Прибыли Ягайло, магистр Тевтонского и ландмаршал Ливонского орденов, даже послы византийского императора. Для количества приехали один из татарских ханов и изгнанный господарь Валахии. Позвали и русских князей: московского, тверского, рязанского, Одоевского. Никто не посмел ослушаться, 15-летний Василий II приехал с митрополитом Фотием. Им предстояло постоять в толпе приглашенных, поздравить – так же, как раньше поздравляли ордынских царей. Хозяин позаботился, чтобы его гости не скучали. Рыцарские турниры сменялись охотами, накрывались столы для умопомрачительных пиров. Каждый день для этого отпускалось 700 бочек меда, на кухню привозили 700 быков, 1400 баранов, по сотне зубров, лосей и кабанов. Обжирались семь недель…

Но посланцев с драгоценным грузом все не было. Как выяснилось, польские паны решили все-таки помешать Витовту. Ягайло изображал, будто развлекается вместе со всеми, ждет коронации, а дороги тайно были перекрыты польскими заставами. Они выследили делегацию, захватили корону и увезли в неизвестном направлении. Передали условный знак своему королю – операция удалась, и Ягайло ночью сбежал от двоюродного брата. А для старика Витовта удар оказался чудовищным. Казалось, что корона уже была на его голове – а она испарилась. С толпой высокопоставленных гостей литовец только осрамился на всю Европу. Он свалился больным, отпустил князей. Погуляли за его счет и поехали по домам, развозя его позор. Оправиться Витовт уже не сумел. Впал в депрессию, и вслед за гостями понеслась весть о его смерти.