Текст книги "Стальные Волки. Надежды на лучший мир"

В этот момент пискнула дверь, сообщая, что за ней кто-то стоит, и Волков мгновенно преобразился, снова став похожим на живого. Слегка обернувшись, он крикнул:

– Входите.

Как только дверь отошла в сторону, на пороге появился адъютант капитана с контейнером в руках и неуверенно произнес:

– Господин капитан первого ранга, тут вам кофе доставили.

⁂

Гиперпространство в окрестностях базы «Ковчег»

– Сэр, мы выходим из гипера.

Я обернулся и увидел молодого матроса, которому было не больше двадцати лет. Почти столько же, сколько и мне, когда одна моя жизнь закончилась и совершенно другая началась. Знал ли я тогда, что заберусь так высоко и буду вот так стоять на мостике инопланетного корабля, мотаться от звезды к звезде в попытке собрать осколки человечества? Пожалуй, нет. Тогда все было намного проще, мир был размером с мою страну, максимум с планету, и я всего лишь хотел служить моему народу и государству. Все было ясно и понятно, сейчас же все как в тумане.

– Спасибо, – кивнул я и уставился в обзорные экраны, скрестив руки за спиной.

Интересно, какие мотивы сейчас движут такими юнцами? Может быть, они тоже считают своим долгом отдать жизнь за свой народ, а может, просто отбывают повинность, потому что все так делают? Возможно, если была бы альтернатива, то все разбежались бы кто куда, наплевав на все эти сражения, бактериальные угрозы и бог знает чего еще, – своя рубашка ближе к телу. Хотелось бы верить, что первое, но события последних месяцев говорит в пользу второго.

Как только исчезла власть центра, тут же в колониях появились местечковые князьки, которые вместо того, чтобы помочь своему же племени на других осколках, тянут одеяло на себя. В колонии «Нунки» командующий эскадрой взбрыкнул так, для проформы, но в звездных системах «Полукс», «Эпсилон Эридана» пришлось напоминать руководству колоний об их долге силой, правда, жертв избежать удалось. Достаточно было продемонстрировать размеры флота, а после сменить то самое руководство. Но удастся ли и дальше избегать жертв среди людей, которых и так осталось на пересчет, – не знаю, потому что уверен, что список таких князьков будет только пополняться.

– Прыжок! – крикнули сзади, и черно-красное марево разошлось в стороны.

Космос – бескрайнее пространство с мириадами звезд и галактик, туманностями причудливых форм, распростертых на тысячи световых лет, неразгаданными тайнами и событиями колоссальных энергий. Настолько же величественный, насколько и пугающий своей пустотой. И где-то там, среди этих звезд, прячутся те, кто все это устроил, те, кто решают, кому жить, а кому умереть, кукловоды галактических масштабов. И пусть меня потом осудят за излишнюю жестокость, но мы затолкаем этих тварей туда, откуда они вылезли.

– Подготовьте челнок, – приказал я, продолжая наблюдать за открывшимися мне пейзажами.

Элемийские корабли полностью автономны и могут действовать одинаково эффективно как с экипажем, так и без. Но благодаря обстоятельствам, нам все чаще приходится использовать именно элемийские технологии и технологическую базу. Не без проблем, конечно, все же разница в некоторых биологических процессах, эргономике, логике мышления, да и возраст некоторых устройств дает о себе знать. И, будь у меня выбор, я бы предпочел земное оборудование, но в данной ситуации это лучшее, что сейчас у нас имеется. И похоже, что в обозримом будущем зависимость от наследия элемийцев будет только нарастать.

Как оказалось… точнее, во всех колониях не оказалось ни одной верфи, способной строить современные боевые корабли. Да, до кризиса туда успели пригнать орбитальные заводы, и это хорошо – они станут неплохим подспорьем, когда удастся подчинить все колонии. А вот о верфях почему-то забыли.

Дело не столько в постройке новых кораблей, а в ремонте и обслуживании уже имеющихся. И пока эта проблема не решится, именно элемийский боевой флот будет основной силовой составляющей. Поэтому я распорядился, чтобы экипажи земных кораблей в ротационном режиме прошли что-то вроде практики для закрепления навыков обращения с инопланетным оборудованием. Да и не в одиночку же мне летать.

Земные корабли тоже можно использовать в автономном режиме, тем более последних поколений, где присутствует живой мозговой центр. Но команда – это скорее дань традиции, да и живучесть корабля с экипажем намного выше.

Пока мой челнок летел к шлюзовому ангару базы, я рассматривал в иллюминатор произошедшие изменения. Когда-то каменная поверхность астероида обзавелась почти полноценным городом. Конечно, основные сооружения находились внутри этого космического скитальца, но и снаружи хватало вздымающих шпилей и переходных коридоров.

Также основной астероид обзавелся тремя собратьями поменьше, которые представляли собой такие же исследовательские элемийские станции, и теперь база «Ковчег» выглядела как трехлучевой клевер. Доставить их сюда не составило труда, а вот состыковать между собой уже сложнее, но благодаря низкой гравитации их удалось контролируемо и мягко сблизить между собой.

Мне даже стало немного смешно при воспоминании об округлившихся глазах Акио Като и Зарубина, когда эти огромные глыбы врезались друг в друга, сопровождая этот процесс брызгами камней в разные стороны и разрушением рельефа до неузнаваемости. В итоге астероиды, как сказал наш астрогеолог, слиплись, как снежки. И такое астроинженерное решение было продиктовано нехваткой места под застройку, а также дефицитом энергии. Теперь же на базе есть четыре элемийских термоядерных реактора планетарного класса, и с наличием поставок из колонии «Нунки» топливного сырья дефицит энергии нам не грозит.

Вопрос же с местом размещения людей остро встал уже через два месяца после блокады Солнечной системы. Нечаев и Климов постарались на славу, и в системе харгов скопилось достаточно народу, продолжающего прибывать и по сей день, но это не единственный источник прироста населения. С подачи адмирала Короткова, на все гиперпространственные трассы, ведущие к Земле, были отправлены группы из двух-трех фрегатов, устроив что-то наподобие паучьей сети, в которую попадали корабли, экипажи которых еще не знали о трагедии. Всех их отправляли сюда, к «Ковчегу».

Подобные действия привели к тому, что пространство базы наводнилось тысячами кораблей различной специализации, – чего тут только не было! В основном, конечно, гражданской принадлежности, малые и большие инженерные суда, танкеры, грузовые и пассажирские транспорты, даже один модуль орбитального терминала, шедший на ремонт силовой установки. Ко всему этому суету наводили и харги, которые, как мне кажется, больше болеют за судьбу человечества, чем сами люди.

Перед заходом челнока в ангар я бросил взгляд на пространство вокруг базы, где среди звезд сверкали множество новых, перемещение которых видно даже невооруженным глазом. Количество кораблей достигло такого предела, при котором приходилось держать на них дежурный экипаж, и раз в секунду хотя бы один из них запускал маневровые для коррекции орбиты. Выглядело это как новогодняя гирлянда на ночном небе.

Конечно, были предложения о переносе основной базы в какую-нибудь из колоний, там проще и с орбитами, и с местом размещения, да и ресурсов в одной из звездных систем хватало. Но я решил, что в свете последних событий межзвездное пространство куда надежнее в плане безопасности, а для решения проблемы столпотворения кораблей астероиды превращались в такого себе ежика с торчащими отовсюду выносными причалами.

Опоры челнока мягко коснулись палубы ангара, и, не дожидаясь завершения процедуры глушения систем, я направился на выход, где меня уже ждал Туров, и первое, что я услышал в гарнитуре шлема, было «Как слетал?».

Не собираясь трепаться здесь, на посадочной палубе, я подтолкнул его рукой, увлекая за собой, и ответил:

– Можно сказать, удачно. Еще четыре колонии изъявили желание присоединиться к нам. У вас как тут?

– Коротков и Уильямс вернулись, – коротко заключил Туров.

Это была хорошая новость, но, взглянув на своего товарища по несчастью, я понял, что не все так гладко, как мне кажется.

– Что ж, пойдем послушаем, что расскажут нам адмиралы.

Туров как-то странно посмотрел на меня, но промолчал.

⁂

Дойти к залу совещаний я не успел, так как меня перехватил Зарубин.

– Я все понял! Это просто феноменально! – кричал и размахивал руками главный инженер, перегородив мне путь.

Пока мы с Туровым шли по коридорам станции, я уже успел послать сообщение адмиралам, договорившись встретиться через десять минут. Да и важность этого разговора стояла у меня в приоритете, поэтому я попытался обойти Зарубина, бросив:

– Это не может подождать? У меня важная встреча.

Но Зарубин не сдался и, как заправский вратарь, расставив руки, снова преградил мне путь. Туров тем временем, приложив ребро ладони ко рту, сделал вид, что выдает тайну, и сказал:

– Он уже сутки донимает всех с вопросом, когда ты вернешься.

Услышав Турова, я посмотрел в красные от недосыпа глаза Зарубина и заметил там фанатический огонь. Такое с ним бывало нечасто, как раз в те моменты, когда к нему приходило откровение. И я понял, что если сейчас не пойду с Зарубиным, то нервный срыв тому точно обеспечен. Поэтому положил руку на плече Турову и сказал:

– Костя, займи чем-нибудь наших адмиралов, я немного задержусь.

И, хлопнув того по плечу, направился за пришедшим в восторг инженером. При взгляде на главного инженера невольно возникла ассоциация с псом и хозяином, что вызвало у меня легкую улыбку. Зарубин шел впереди, иногда переходя на бег и периодически оглядывался, проверяя, иду ли я за ним, точь-в-точь как пес одного из студентов на прогулке, еще тогда, когда я был студентом Дальневосточного технологического университета.

Привел Зарубин меня в сердце инженерного отдела – центр разработки и проектирования, где ковалось наше будущее. Пожалуй, это помещение было самым большим, если не считать некоторые научные лаборатории, где оборудование требовало еще больших площадей. Вытянутое, тридцать на сто метров, пространство занимали десять инженерных интерактивных столов, где, например, можно вывести модель крейсера в масштабе один к пятидесяти. По краям шли рабочие ячейки для групп инженеров, которые отвечали за отдельные направления. Куда ни посмотри, везде валялись какие-то агрегаты и их запчасти, что больше походило на хлам.

Здесь круглосуточно, посменно, трудились более пятисот человек, и здесь же Зарубин устроил свое жилище в одной из ячеек. Но инженер не повел меня смотреть, как он тут устроился, а подбежал к одному из интерактивных столов и, проведя какие-то манипуляции, выкрикнул:

– Вот!

Над столом появилось изображение гиперпространства, больше похожее на рельеф местности с цветовой градацией высот, только в объеме. Но среди пузырей высокой плотности виднелась четкая нить, которая искривляясь проходила между участками с наименьшей плотностью поля. Пузыри исчезали, появлялись новые, сливались в один, но нить не исчезала, а извивалась как змея, пытаясь удержаться в участках низкой плотности. И, как гласила надпись на данной схеме, один из концов нити упирался в место нахождения Солнечной системы, где был виден пузырь, поверхность которого очень напоминала газовые течения и вихри в атмосфере Юпитера.

Я подошел ближе, обвел рукой произвольный участок нити и произнес:

– Увеличить.

Зарубин в это время продолжал отыгрывать роль, которую я представил еще в коридоре, и не мог устоять на месте, делая короткие шаги в разных направлениях и обратно. При этом быстро крутил головой, переводя взгляд то на изображение, то на меня, оценивая мою реакцию.

Как я и приказал, изображение приблизилось достаточно, чтобы можно было рассмотреть структуру этой нити, и спустя секунд десять я повернулся к Зарубину:

– Это то, что я думаю?

– Да! – взорвался инженер и снова кинулся к столу.

Через мгновение рядом появилось изображение закрученной гиперпространственной структуры, которое я скидывал Зарубину сразу после кризиса с блокадой.

– Меня тогда очень заинтересовало это явление, – продолжил Зарубин, – но шанс исследовать данную аномалию у меня представился только два месяца назад, когда мы окончательно разобрались с работой ИскИнов кораблей элемийцев. Я распорядился снарядить один из их корветов для автономной исследовательской миссии и загрузил в него данные, полученные от вас.

Возбужденный голос главного инженера привлек остальных инженеров, трудившихся в центре, и они начали оставлять свои рабочие места, подходя ближе к источнику возмущения. А Зарубин только распалялся:

– Корабль должен был проследовать в место возникновения аномалии и просканировать пространство на предмет остаточных возмущений. Но каково было мое удивление, когда он обнаружил действующую аномалию, которая была стабильной и не развеивалась!

Я посмотрел на изображение и снова на Зарубина, после чего спокойно спросил:

– И что все это значит?

Главный инженер поднял палец вверх, и, как профессор перед студентами, заявил:

– В этом кроется главная загадка. Я считаю, что через этот канал от одного небесного тела к другому проникает их взаимная гравитация и создается эффект, как будто эти два тела находятся в одной точке. Этим и объясняется расширение беспрыжковой зоны у Солнца, а барьер тем, что канал искривляется и пульсирует, создавая безумное возмущение в гиперпространстве на входе и выходе канала.

Заметив мой взгляд, Зарубин тут же поднял руки и заявил:

– Не спрашивайте меня, как это возможно. Только теоретические расчеты показывают, что для пробития и поддержания такого канала требуется просто фантастическое количество энергии. – Неожиданно Зарубин смутился. – Я показывал это нашим астрофизикам, и они говорят, что это вообще невозможно.

Меня не интересовало, возможно это или нет. Выйдя за пределы своей колыбели, человечество столкнулось с таким количеством чудес, что, похоже, в этом мире возможно все. Поэтому главный вопрос у меня был совсем другой:

– Виктор Степанович, если один конец этого канала упирается в Солнечную систему, то где находится второй?

– О-о-о! – протянул Зарубин и поводил руками над консолью стола. – Это еще одно феноменальное открытие. Корабль проследовал вдоль канала – и вот что обнаружил…

Изображение начало двигаться и остановилось, когда показался точно такой же пузырь возмущения гиперпространства, что и в координатах Солнечной системы. Затем изображение сменилось на кадры выхода из гипера, снятые с обзорных камер. Корабль вышел в обычное пространство и начал осматривать его на предмет опорных звезд и пульсаров. Все это сопровождалось подписями возле ярких точек и темных участков, после чего появлялись линии, соединяющие эти маяки, вырисовывая в конечном счете сетку координат. И, наконец, искомый объект был определен, и над самой яркой звездой загорелась надпись: «Элем».

– Что это? – послышался голос адмирала Короткова позади меня.

Похоже, адмиралы устали ждать и выведали у Турова, где меня искать, о чем свидетельствовал виноватый вид Кости, но, как говорится, все, что не происходит, все к лучшему. Поэтому я сделал пару шагов навстречу появившейся делегации, указал пальцем в изображение звезды и так, чтобы меня было слышно всем, произнес:

– Это, господа, та цель, которой вам не хватало! Все наши беды, катастрофы, войны лишь путь, а там – квинтэссенция нашей борьбы! – Сделав небольшую паузу, я окинул взглядом всех, кто меня слушал. – В этой звездной системе находится враг не только человечества, но и всего живого! И если у кого-то остались сомнения насчет того, чем мы тут занимаемся, отбросьте их или уходите! Потому что пока мы не оставим там камня на камне, нам не будет покоя, никому не будет покоя!

Мониторинговые программы эмоций пробежались по лицам некоторых присутствующих и подтвердили, что цель моей речи достигнута, но в качестве большего эффекта я сразу же скинул в сеть запись с внутренних камер. После чего опустил руку и спокойно подошел к адмиралу Короткову и Уильямсу, уже зная, что они мне скажут.

Прошло много времени, но адмиралы все никак не могли определиться, что же им делать, поэтому они решили слетать, так сказать, к крупнейшему оплоту человечества вне Солнечной системы – планете Оршу.

В инженерном центре еще стояла гробовая тишина, и я практически шепотом сказал:

– Судя по тому, что вы вернулись, господа, могу предположить, что вам не понравилось услышанное от генерала Уолтерса.

Адмиралы переглянулись, и Коротков сказал:

– Командующий силами Оршу не получал никаких приказов и не собирается что-либо предпринимать до получения таковых. А показанную запись оценил, как возможную дезинформацию противника. На вопрос о приеме наших флотов ответил, что в данный момент для этого нет ресурсов.

Я улыбнулся и как можно дружелюбнее сказал:

– Добро пожаловать в команду, господа. А генералу Уолтерсу придется напомнить о его долге, но чуть позже.

Глава 8

Блок содержания элемийцев. База «Ковчег»

Карий выглядел таким, каким я его и запомнил, – странное, с точки зрения человека, худощавое существо с тремя парами глаз. Хотя для них люди тоже наверняка выглядят странно. Интересно, какую эволюционную борьбу прошли элемийцы, чтобы стать такими?

Для самого же старшего координатора не прошло и минуты с тех пор, как он снова лег в анабиозную камеру. Но с последнего пробуждения обстановка вокруг изменилась, и в его поведении угадывалось любопытство. Элемиец поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь определить, где он.

– Садитесь, Карий, – предложил я, указав на стул у противоположной стороны стола.

Старший координатор сфокусировался на мне и после недолгой паузы последовал моему предложению, но все равно продолжил рассматривать все вокруг. И я его понимал: помещение, в котором мы сейчас находились, было выполнено в элемийской архитектуре. Здесь все было устроено для нужд и потребностей данной расы, начиная от консолей управления и заканчивая санузлом, даже пару их кроватей притащили. Ну и, конечно, как бельмо среди этого праздника элемийской жизни, в углу выделялась оборудованная земная медицинская лаборатория.

– Вам любопытно, где мы? – решил уточнить причину такой неусидчивости.

– Да, – ответил Карий, продолжая свое занятие.

– Это, – я обвел рукой помещение, – лаборатория, специально оборудована для исследования вашего вида. Именно здесь предполагалось изучить то, что поразило вашу расу, и, возможно, помочь. И мы все еще на вашей исследовательской станции.

– Я сразу понял, что над интерьером поработали не элемийцы, такое впечатление, что сюда снесли все, что плохо лежало. А это, – он указал в угол помещения у меня за спиной, – ваше оборудование?

Хоть и знал, куда он указывает, но все равно машинально обернулся. В глаза сразу бросилась койка, над которой висели манипуляторы робота-хирурга с различными установленными инструментами, больше похожими на орудия пыток.

– Да, Карий, это медицинский блок.

– Что вы со мной будете делать? – Элемиец, как мне показалось, натужно выдавил слова и начал втягивать голову в плечи.

– Не волнуйтесь, – поспешил его успокоить, надеясь, что я правильно расценил его реакцию. – Я ничего не буду с вами делать, всего лишь разговор. Давайте я вам кое-что покажу.

С этими словами я поднялся с места и направился к одной из стен. Карий после небольшой заминки тоже поднялся и подошел, встав рядом. Я провел рукой перед стеной, и она тут же стала прозрачной. Нашему взору открылся огромный ангар, где во всю длину, в несколько рядов, стояли стеллажи, упиравшиеся в потолок. От каждого из них тянулось множество кабелей, свисающих с полок и падающих на пол, где они были аккуратно собраны в большие жгуты. А на полках лежали хорошо узнаваемые анабиозные камеры.

– Их здесь тысячи, Карий. Тысячи представителей вашего народа, и их будет становиться все больше. Все легли в эти камеры в надежде, что их спасут, как и вы, Карий. – Я обернулся к элемийцу, который не шевелясь рассматривал открывшейся ему вид. – Но этим планам не суждено сбыться, или, по крайней мере, они откладываются на неопределенный срок.

Карий медленно приложил руку к стеклу и после непродолжительной паузы сказал:

– Мы принесли много бед как другим цивилизациям, так и себе. Я понимаю. Может, позволите нам всем прожить последние дни в сознании?

Глядя на эту сцену, я хмыкнул:

– Похвально, Карий, что вы осознаете свою вину и готовы за нее платить, но причина другая. Мой народ поразила та же беда, что и ваш.

Элемиец вдруг отдернул руку и обернулся ко мне:

– Эомер?

– Да. То, что поразило вас, теперь убивает людей в нашей родной звездной системе, и те, кто остался снаружи, пытаются это предотвратить.

– Но как, как вы собираетесь бороться с этим чудовищем, если даже мы не смогли его одолеть?

Перевод речи элемийца звучал сухо, но по изменившемуся тону произнесенных звуков мне показалось, что сейчас это было сказано на эмоциях. Я просто указал на стол и направился в ту сторону, на ходу проговаривая:

– С вашей помощью, Карий, с вашей помощью.

Разговор со старшим координатором вышел долгим и больше похожим на допрос. В основном меня интересовала более подробная информация об элемийских ИскИнах, а также местоположение всех баз и станций. Конечно, он не мог знать, да и помнить, что где находится, но подробно разъяснил, где искать. Меня интересовали не сами базы, а функционирующий флот, который мы сможем прибрать к рукам.

Также меня интересовало все, что связано с попытками побороть заразу, от чего Карий открестился, сославшись на то, что только получал сводки о таких попытках. Но неожиданно он встрепенулся и произнес:

– Но вы можете найти упоминания об этом на наших узловых планетарных базах.

– Вы имеете в виду планеты-заводы?

В принципе, подобные догадки у меня и у моей команды были. Где еще могли пытаться это сделать в условиях, когда столичная система оккупирована? Правда, меня смущала одна деталь, а именно отсутствие таких работ на Оршу. Хотя мы могли и проглядеть.

– Да. На таких планетах представлены все касты, только там и могли что-то предпринять.

Подтверждение догадок, – это, конечно, хорошо, но для проверки потребуется как-то уговорить командующего силами Оршу. А остальные планеты базы я даже не рассматриваю, так как для подчинения планетарного ИскИна нужен кто-то постарше, а это ИскИн метрополии. Или придется убить о них весь флот, чего очень не хочется. Хотя и этот вариант нельзя отбрасывать.

Карий замолчал и повернулся к стене, где все еще виднелись стеллажи с его сородичами.

– Если бы только мы могли помочь? Там наверняка есть те, у кого больше полномочий, чем у меня, возможно инженеры и военные.

А это неплохая мысль, дополнительные ресурсы нам не помешают, тем более хорошо замотивированные ресурсы, вот только как это реализовать? Неожиданно пришедшая мысль полностью захватила мое сознание, что я уже не мог усидеть. Но для ее реализации придется вскрывать каждую капсулу, на что уйдет куча времени. Но возможно, есть и другой путь.

– Скажите, Карий, а определить принадлежность лежащего в анабиозной камере, не вскрывая ее, возможно? – спросил я, затаив дыхание.

– Да. Эти данные автоматически заносятся в журнал камеры, чтобы медики смогли определить приоритетность.

Возможно, моя улыбка показалась элемийцу жутким оскалом, но я не смог удержаться. В это время в помещение вошли вызванные мною медики и обступили старшего координатора. Тот, видимо не понимая, что происходит, начал вертеть головой, рассматривая новых действующих лиц.

– Старший координатор, – решил я обратиться по званию, – сейчас вас снова введут в сон, но вскоре вы понадобитесь для беседы с другими элемийцами. И возможно, ваш народ все же сможет принять непосредственное участие, но это будет зависеть только от вас.

⁂

Сразу же после разговора с Карием я направился в инженерный центр, по пути размышляя о насущном. Мы здесь торчим уже полгода, но ни на шаг не приблизились к решению проблемы. Никаких подвижек в борьбе с агрессивными бактериями. Как сказали мне медики, «это гадание на кофейной гуще», и они правы. Получить образцы мутировавших бактерий мы не можем, да и опасно это, поэтому приходится работать либо с неактивными, которые имеются у нас в изобилии, либо с элемийским вариантом, что не одно и то же. И это тупик.

Та же история с преодолением гиперпространственного барьера, – у инженеров и ученых голова пухнет от всяких гипотез и экспериментов, толку чуть. Можно, конечно, попытаться долететь от границы барьера на максимальной скорости, но расчеты показали, что мы можем достичь максимум трех процентов скорости света. И это при том, что корабль будет состоять из баков и двигателя и ничего дополнительно на борт не возьмешь. Но даже при такой скорости корабль будет добираться семь лет, а у людей внутри Солнечной системы остался год-полтора. И здесь тупик.

Преодолев сотни метров коридоров, я все же добрался до инженерного центра, где увидел уже знакомую мне картину. Вокруг стола теснились человек двадцать и, глядя на графики, столбцы и формулы, обсуждали очередной эксперимент. Но раньше это выглядело энергичнее, у каждого была своя идея, и люди пытались доказать, что именно ее и нужно проверить. Но когда проверили их все, потом еще столько же, вся эта дискуссия превратилась в немые гляделки с редкими репликами.

– Виктор Степанович! – позвал я главного инженера.

Зарубин смотрел на данные, прикрыв рот рукой и подперев ту под локоть другой. Услышав, что его зовут, он обернулся и выдал вопросительное:

– Ум-м? – Но, узнав меня, добавил уже более осмысленное: – А, Михаил Валерьевич, какими судьбами?

Это была своего рода игра, я каждый день заходил сюда, иногда по несколько раз, и интересовался их успехами, а Зарубин всегда делал вид, что не ожидал моего появления. И я не стал нарушать сложившиеся традиции, поэтому спросил, когда тот приблизился:

– Как ваши успехи?

– Никак, – буркнул Зарубин. – Попытались облучить барьер теми же частицами, что мы используем при открытии гипера, но придали им на порядок больше энергии.

– И как? – искренне заинтересовавшись, спросил у Зарубина.

– Никак, – махнул тот рукой. – Чуть корабль не потеряли. Такая турбулентность пошла, что еле унесли ноги. Вот сейчас, – он обернулся и указал на изображение с данными, – пытаемся понять, что произошло, но ни черта не понятно! – закончил он эмоционально и погрузился в себя, видимо продолжая думать об эксперименте.

– Виктор Степанович! – позвал я его.

– Ум-м?

– Я вот по какому вопросу зашел. – Когда убедился, что Зарубин слушает меня внимательно, продолжил: – Я бы хотел, чтобы вы посмотрели анабиозные камеры элемийцев и выяснили, можно ли изменить режим их работы.

– А конкретнее? – почуяв интересную задачу, сделал стойку Зарубин.

– Нужно погружать элемийцев в анабиоз, но до такой стадии, чтобы мозг все еще нормально функционировал.

Зарубин непонимающе выгнул бровь.

– Есть идея запихнуть элемийцев в виртуал, что позволит с ними общаться, не тратя времени в реале и не подвергая их опасности.

– Интересно. Но сразу скажу, если даже это и удастся, то из моих скудных знаний медицины могу сделать вывод, что работать их мозги будут очень медленно-о-о. – Зарубин нарочно протянул букву о, чтобы показать, насколько медленно. – Да и наше оборудование им точно не подойдет.

– За это не беспокойтесь. Уверен, что среди замороженных тушек найдется хотя бы один медик и он поможет нам разобраться с их нервной системой, а там дело техники подобрать оборудование.

– Может, и сработает, – пожал плечами Зарубин. – Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.

– Только не затягивайте, это важно, – положив ему руку на плечо, сказал я. – И спасибо, буду ждать результатов.

Дальше не стал задерживаться и покинул инженерный центр, будучи уверенным, что Зарубин справится. Снова двигаясь по коридорам, я вернулся к прерванным было размышлениям.

Все сходятся во мнении, что если уничтожить Эомера, то и барьер исчезнет, но атаковать сейчас теми силами, что есть, – просто безнадежное дело. Даже если бы мы на это решились, то смогли бы совершить подобное только через пятьдесят лет, так как там тоже барьер, который придется преодолевать обычным способом. Как ни крути, везде тупик.

То, что мы застопорились в решении проблемы, знают все, и я стал замечать в глазах людей какую-то отрешенность и смирение – возможно, мысленно они уже похоронили всех тех, кто остался там.

Так, размышляя, я дошел до входа в свой жилой блок, где нос к носу столкнулся с Туровым, который выскочил оттуда и, ничего не говоря, дернул дальше по коридору. Правда, когда я непонимающе смотрел ему в спину, он обернулся и подмигнул, что вообще ввергло меня в ступор.

– Не понял. – Произнеся это себе под нос, я зашел внутрь.

Вероника сидела за столом в гостиной и читала что-то в планшете, но, услышав мои шаги, оторвалась от занятия и улыбнулась.

– Привет, Миша. – Она вскочила и, приблизившись, обняла меня за шею и чмокнула в губы, после чего отстранилась и побежала к пищевому блоку, спросив на ходу: – Кофе будешь?

Озираясь по сторонам, как будто находился здесь впервые, я нашел небольшой диванчик и, глядя на Веронику, медленно на него присел. Она же, введя запрос в пищеблок, сказала:

– Тут Костя заходил…

– Вот именно, чего это он сюда заходил? – с возмущением перебил ее, не дав договорить.

Вероника повернулось, и на ее лице было написано все, что она обо мне сейчас думает, и самое безобидное – это то, что я придурок. У меня как от сердца отлегло. А Вероника взяла чашку, поставила передо мной и села боком к столу, облокотившись на него.

– Он беспокоится о тебе, – сказала она как раз тогда, когда я уже пригубил напиток, что чуть не закончилось фонтаном из носа. – Все о тебе беспокоятся, и я тоже. Ты практически не спишь. – И, прежде чем я возразил, она добавила: – Знаю, что ты и так не спишь, но телу нужно отдыхать. А еще, кроме себя, ты уже загнал людей, они видят, что ты везде и одновременно, и пытаются соответствовать. Ты статистику видел по недомоганию и нервным срывам на работе?

Я отставил в сторону чашку и, откинувшись назад, отвел взгляд в сторону.

– Да знаю, что все устали, но какие у нас варианты? Мы уже полгода бьемся как о стену – и никакого толку. – Поддавшись чувствам, я что есть силы сжал кулак и стукнул им по колену. – Но выход должен быть, я в этом уверен.

Я замолчал, а Вероника пересела рядом, положила голову мне на плечо и спросила:

– Ты же понимаешь, что рано или поздно придется признать, что мы бессильны?

– Не хочется об этом даже думать. Но если все же это произойдет, то брошу все – и вместе с сыном улетим к харгам. Построим там дом и будем жить до старости.