Текст книги "Святая Русь. Полководец Дмитрий"

Ратный человек шёл в Оружейный ряд, охотник – в Колчанный, где торговали луками, стрелами, колчанами, тетивами, силками, железными («хитроумными») капканами.

Чинность и тишина в Иконном, Серебряном, Жемчужном и Монистом[70]70
  Монисто – женское украшение – ожерелье из бус, монет или каких-либо разноцветных камушков.


[Закрыть] рядах.

Отовсюду слышались призывные, бойкие выкрики торговцев, расхваливающих свой товар и сыпавших озорными шутками и прибаутками. Покупателей хватали за полы кафтанов и чуть ли не силой втаскивали в свои лавки.

Продают многие: купцы, ремесленный люд, монахи и сельские мужики.

Красную площадь наводнили пирожники, молочники, яблочники, ягодники, грибники, огуречники, квасники. Все с лукошками, лотками, кадками, лубяными пестерями, рогожными кулями. Пробегают веселые коробейники с коробами на головах. Шныряют в густой толпе воришки, гулящие женки, сводни и нищие. Жмутся к рундукам и лавкам нищие, калики перехожие, бахари-сказители и гусельники.

Васютке захотелось пить. Остановился в Квасном ряду. Тотчас подскочил дюжий молодец в кумачовой рубахе. Через шею перекинут сыромятный ремень с двумя медными ендовами. В руке – железная кружка. Молвил скороговоркой:

– Квас ягодный и хлебный, для живота приятен, не вредный.

Васютка полез было в карман за монеткой, но тут его дернул за рукав тучный монах в чёрном подряснике:

– Испей, сыне, моего медвяного. Зело душу веселит.

Медовый квас в народе любили. Монахи делали его на своих пчельниках. Процеживали сыту, добавляли калача вместо дрожжей, отстаивали некоторое время и сливали сыту в бочку. Получался вкусный медовый квас. В народе его называли «монастырским».

Васютка протянул монетку монаху. Детина с ендовой обидчиво фыркнул и отошел в сторону. А рядом уже стоял другой походячий торговец в синей чуге[71]71
  Чуга – старинный русский кафтан с рукавами до локтя.


[Закрыть], с вяленой ряпушкой на лотке. Весело проговорил:

– Пей квасок – ряпушкой закусывай. На печи вялена, на солнце сушена. Кто ест – беды не знает, сама во рту тает.

Пришлось Васютке достать ещё одну денежку: обычай. Хорош квасок с воблой!

Неподалёку от Монистого ряда мимо проскочил чернобородый цирюльник[72]72
  Цирюльник – парикмахер.


[Закрыть] с приземистым табуретом и парой ножниц за кожаным поясом. Вот он дернул за полу сермяжного азяма длинноволосого, лохматого мужика в лыковых лаптях.

– Погодь, родимый!

Угодливо подставил тубарет, насильно посадил на него мужика и чиркнул ножницами.

Мужик слабо сопротивлялся:

– Не к чему бы…

– Мигом красавцем сделаю. Бородку подрежу, волосья на голове подровняю, – суетился вокруг мужика цирюльник, а сам воровато поглядывал по сторонам: бродячих цирюльников гоняли с площади объезжие люди, назначенные посадом.

Цирюльник расчесал мужику длинную бороду надвое и отхватил ножницами одну половину на два вершка, а вторую укоротить не успел. Он не зря опасался. Перед ним выросла грозная фигура десятского из Съезжего двора.

– Опя-ять!

Цирюльник спихнул мужика наземь, схватил табурет и юрко шмыгнул в толпу. Только его и видели.

Мужик поднялся с земли и растерянно схватился за обезображенную бороду.

– Энта что жа, православныя! А как же я топеря в деревеньке покажусь?

Толпа грянула от дружного смеха.

– Переяславль, милай! Город! – хохоча, ответил рыжеусый мастеровой в кожаном фартуке. И закричал весело, звонко: – Гвозди, подковы – лошадям обновы!

В Монистом ряду Васютка закупил серебряные серёжки, а затем, явно смущаясь, обратился с просьбой к одной из девушек:

– Не откажи в любезности, красна девица. Не примеришь ли сей венец да кокошник с подвесками?

– Аль на твою невесту похожа? – улыбнулась краешками губ девушка.

– Похожа.

– Такому красавцу грех отказать, – залюбовавшись парнем, согласилась девушка и поочередно примерила на своей голове с пушистой косой, обвитой голубыми лентами, венец и кокошник.

– Ну, чисто лебедушка! Как на тебя деланы, – расплываясь в широкой улыбке, проговорил купец с бойкими, рысьими глазами.

Приобрел Васютка и красивый, цветастый убрус, в кой завернул свои покупки. Теперь осталось расспросить про Палашкину избу. Ноги невольно понесли его к питейной избе, где (и в те времена) можно было встретить гулящую жёнку.

Васютке повезло. На крыльце сидела растрёпанная баба лет сорока, с помятым лицом и осовелыми глазами.

– Местная?

– Всю жизть тут обитаюсь, – подняла мутные глаза на Васюту женка. – А чё те от меня надо?.. Ух, пригожий. Пойдем в сарай за избу.

– В другой раз, женка. Не скажешь ли мне, где стоит изба покойной Палашки?

– Палашки Гулёны?.. Пошто те покойница, коль перед тобой живая баба сидит, – пьяно раскачиваясь всем оплывшим, нескладным телом, произнесла жёнка – и опять за своё. – Пригож, ох, пригож. Айда в сарай, я тя приласкаю. У-ух, любить буду!

Васютка покраснел.

– В другой раз, сказываю, жёнка. Я тебе денег дам, а ты мне о Палашкиной избе скажи.

– Тогда завсегда.

Жёнка стиснула в кулаке серебряную монетку и словоохотливо пояснила:

– Ступай в посад. Спросишь там Никольскую слободу. Там и стоит Палашкина изба. О-ох, пригожий!

Глава 5. Нужны новины на Руси

Дмитрий с нетерпением поджидал возвращения послов из далёкой Литвы. Княгиня Мария на свой страх и риск (пользуясь случаем, что великий князь Ярослав отъехал к хану Менгу-Тимуру) договорилась со всеми удельными князьями Ростово-Суздальской земли, чтобы они также послали своих послов к королю Воишелку. И каждый поехал с грамотой князя, в коих говорилось, что в связи с угрозой Ливонского ордена Русь намерена заключить военный союз с Литвой, дабы противостоять вторжению крестоносцев.

Посольство возглавил видный политик Неждан Иванович Корзун. Его имя поддержал каждый удельный князь, ведая об остром, незаурядном и государственном уме ростовского боярина.

«С чем же он приедет? Король Воишелк очень коварный человек, с ним на сей раз будет трудно договориться. Посольство не имеет полномочий от великого князя. Корзуну придется приложить немало усилий, чтобы склонить Воишелка на свою сторону. Господи, помоги же ему! Надо сходить в собор и усердно помолиться».

Князь Дмитрий уважал своего владыку за его мудрые, образные проповеди. Некоторые его изречения настолько были выразительны, что они запомнятся на всю жизнь: «Как дождь растит семя, так и церковь влечет душу на добрые дела». «Совершенство состоит не в том, чтобы быть славимому ото всех, но в том, чтоб исправить житие свое и сохранить себя в чистоте». Чудесно сказано!

На проповеди епископа собиралось бесчисленное множество прихожан. И насколько важны были его слова относительно нравов и обычаев русского человека:

«Не погански ли мы поступаем? Если кто встретит монаха или монахиню, свинью или коня лысого, то возвращается. Суеверию по дьявольскому наущению предаются! Другие чиханью веруют, будто бывает на здравие главе. Дьявол прельщает и отвлекает его от Бога волхвованием, чародейством, блудом, запойством, клеветою, скоморохами, гуслями, сопелями, всякими играми и делами неподобными. Видим и другие злые дела: все падки к пьянству, блуду и злым играм. А когда стоим в церкви, то как смеем смеяться или шептаться?.. На праздники больших пиров не должно затевать, пьянства надобно бегать. Горе пребывающим в пьянстве! Пьянством ангела-хранителя отклоняем от себя, злого беса привлекаем к себе: дух святый от пьянства далёк, ад близок…

Веруйте воскресению, жизни вечной, муке грешникам вечной. Не ленитесь в церковь ходить – к заутрене, и к обедне, и к вечерне; и в своей клети прежде Богу поклонись, а потом уже спать ложись. В церкви стойте со страхом Божиим, не разговаривайте, не думайте ни о чём другом, но молите Бога всею мыслию, да отдаст Он вам грехи. Любовь имейте со всяким человеком и больше с братьею, и не будь у вас одно на сердце, а другое на устах; не рой брату яму, чтоб тебя Бог не ввергнул в худшую. Терпите обиды, не платите злом за зло; друг друга хвалите, и Бог вас похвалит. Не ссорь других, чтобы тебя не называли сыном дьявола, помири, да будешь сын Богу. Не осуждай брата и мысленно, поминай свои грехи, да и тебя Бог не осудит. Помните и милуйте странных, убогих, заключенных в темницы и к своим рабам будьте милостивы. Игрищ бесовских вам, братия, нелепо творить, также говорить срамные слова, сердиться ежедневно; не призирай других, не смейся никому, а напасти терпи, имея упование на Бога. Не будьте буйны, горды, помните, что, может быть, завтра будете в смраде, гное, червях. Будьте смиренны и кротки: у гордого в сердце дьявол сидит, и Божие слово не прильнет к нему. Почитайте старого человека и родителей своих, не клянитесь Божиим именем и другого не заклинайте и не проклинайте. Судите по правде, взяток не берите, денег в рост[73]73
  В рост – под проценты.


[Закрыть] не давайте. Не убий, не укради, не лги, лживым свидетелем не будь, не враждуй, не завидуй, не клевещи; блуда не твори не с рабою, ни с кем другим, не пей не вовремя, и всегда пейте с умеренностью, а не до пьянства; не будь гневлив, дерзок, с радующимися радуйся, с печальными будь печален, не ешьте нечистого, святые дни чтите. Бог же мира со всеми вами, аминь!»

Многое было по душе в словах владыки, но кое с чем князь смириться не мог. «Терпите обиды, не платите злом за зло». Вот здесь как быть? Разве можно терпеть обиды, когда враг топчет твою землю, жжет города и веси, убивает беззащитных стариков и детей. Такое снести невозможно, только злом можно ответить на зло. Конечно, владыка может ответить, что его миротворческие слова не относятся к недругам Отечества, а касаются они лишь членов Христовой паствы. Но и в таком случае трудно с собой совладать, когда твой родной дядя, православный человек Ярослав Ярославич, творит такие злодеяния, что пройти мимо их невозможно. Смириться – не только погубить своё доброе имя, но и принести немыслимые страдания всей Руси…

Прости, Господи, но Твои святые отцы говорят иногда такие слова, кои далеки от истины. В своих проповедях они призывают к добру, милосердию и всеобщей братской любви. Всё это так. Но пока мир очень жесток, и все благие намерения отцов превращаются в утопию. Да и сама православная церковь нуждается в совершенстве. Справедливо ли, когда над русскими христианами стоят иноземные патриархи и митрополиты?

Князя Дмитрия брала досада, что русская церковь полностью зависела от Константинопольского патриарха, кой поставлял для неё митрополитов, произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не было обжалований. Греческий митрополит чувствовал себя всесильным и во все пятнадцать русских епархий[74]74
  Новгородская, Ростовская, Владимирская, Волынская, Белгородская, Черниговская, Юрьевская, Переяславская, Холмская, Полоцкая, Туровская, Смоленская, Перемышльская, Галицкая, Рязанская.


[Закрыть] назначал греческих епископов. И как могли такое допустить великие князья?! Иноземный святитель никогда не будет истинным патриотом земли Русской. Взять того же переяславского владыку. Да, он умен, глубоко образован, его проповеди собирают много прихожан, и всё же натура его чуждая, она не русская, а значит, не может понять всю глубину души русского человека. И сие худо: от духовного пастыря очень многое зависит, особенно в лихую годину.

А ведь были времена (при Ярославе Мудром), когда православное духовенство не зависело от Константинополя[75]75
  Константинополь (Царьград) – столица Византийской империи. Основан великим римским императором Константином I в 324–330 годах на месте города Византии. В 1204 году стал столицей Латинской империи крестоносцев. Отвоеван византийцами в 1261 году.


[Закрыть]. Русский митрополит Кирилл избирался в Киеве русскими епископами, он же рукополагал их на епархии.

Период поставления русских митрополитов повторился в 1147 году, когда великий киевский князь Изяслав Мстиславич поставил митрополитом Климента Смолятича, родом из Смоленска, книжника и философа, «какого, – по выражению летописца, – не бывало в Русской земле»[76]76
  Климент Смолятич – Киевский митрополит в 1147–1154 годах, выдающийся древнерусский писатель, широкообразованный мыслитель, знаток Гомера, Аристотеля и Платона. Боролся за независимость Русской православной церкви от Византии. Рядом с ним можно поставить епископа Кирилла из Турова – знаменитого оратора, прозванного «русским Златоустом».


[Закрыть]. Но решению великого князя воспротивились собравшиеся в Киеве епископы. Они потребовали, чтобы Климент Смолятич взял благословение у Константинопольского патриарха. «Нет того в законе, – заявили они, – дабы ставить епископа митрополитом без патриарха, а ставит патриарх митрополита. Не будем мы тебе, Климент, кланяться, не станем служить с тобою, потому что ты не взял благословения у Святой Софии и от патриарха. Если же исправишься, благословишься от патриарха, тогда и мы тебе поклонимся».

И всё же князю Изяславу Мстиславичу удалось с помощью Черниговского епископа Онуфрия уговорить архипастырей. Один только новгородский Нифонт упорствовал до конца, за что терпел гонения от великого князя.

После кончины Изяслава старшинство получил Юрий Долгорукий. Вот он-то и согласился вновь отдать русскую церковь Константинопольскому патриарху, не подумав о том, какую непростительную ошибку делает. Климент Смолятич был неотложно свергнут, и на его место был прислан из Царьграда митрополит Константин Первый.

Грубейшую оплошность Юрия Долгорукого попытался исправить Андрей Боголюбский. Он направил грамоту в Киев великому князю Мстиславу Изяславичу, в коей писал, что надобно свергнуть греческого митрополита, выбрать русским епископам нового и потом рассмотреть дело бескорыстно на соборе, представляя, что зависимость от патриарха Константинопольского тяжела и пагубна для святой Руси.

Но великий князь Мстислав, ведая о неприязненном отношении к нему некоторых князей и боясь, с другой стороны, раздражения епископов, оставил дело без последствий. Русское духовенство так и осталось под каблуком чужеземного патриарха, что не делает чести ни великим, ни удельным князьям. Русской пастве – русский патриарх! Другого не должно быть… Но неужели и эту тяжелейшую ношу придется взвалить ему, Дмитрию, на свои плечи?!

Но ныне не до этого. Впереди – грандиозная задумка. Лишь бы князья не подвели, лишь бы не кинулись в междоусобицы. А им несть числа! Летописцы подсчитали, что только за последние два века усобицы происходили почти через год. Враждебное войско брало в плен самих жителей – в этом состояла главная добыча, – било стариков, жгло жилища. (По тогдашним понятиям, воевать – значило опустошать, жечь, грабить, брать в плен.) А ведь князья нередко заявляли, что они идут наказать не народ, а своего супротивника-князя, чем-то ему насолившего. Чудовищная ложь! В летописях отображены сотни случаев, когда князья брали себе в помощь половецкое войско. Властители воевали друг с другом, а жестокие степняки воевали против народа, потому что другого образа ведения войны не понимали.

Олег Святославич много лет добивался Черниговского княжества, но, добившись его, позволил половцам опустошить всю Черниговскую землю. В 1160 году половцы, приведенные Изяславом Давыдовичем на Смоленскую волость, вывели оттуда десять тысяч пленных.

Поход Изяслава Мстиславича на Ростовское княжество в 1149 году стоил последнему свыше семи тысяч жителей.

Кроме постоянных княжеских усобиц, половцы и сами по себе нередко опустошали русские земли. Летописи указывают на десятки половецких нападений только за одно минувшее столетие. Кочевники дерзко вторгались на русские земли не потому, что были сильны, а потому, что князья, враждовавшие между собой, позволяли половцам разорять неугодные им уделы.

Только единение князей способно превратить Русь в сильную державу. И слава Богу, что за последние годы междоусобные войны прекратились, да и половцы, убедившись, что Русь сплачивается, перестали набегать на русские земли. Ныне, почитай, все ростово-суздальские князья (исключение – Ярослав) готовы не только отразить любое неприятельское войско, но и сами пойти на врага. И это в условиях ордынского ига! Ныне самый опасный враг – Ливонский орден. Лишь бы удалось боярину Корзуну уговорить коварного Воишелка, и тогда можно смело двигаться на крестоносцев. Народ готов пойти в ополчение.

Недавно князь Дмитрий встречался с игуменом Никитского монастыря, кой посулил, в случае необходимости, послать в ополчение своих монастырских трудников[77]77
  Монастырские трудники – крестьяне, работающие на монастырских землях.


[Закрыть]. У Дмитрия было особенное расположение и уважение к монашеству, и уважение это приобрели многие русские иноки своими подвигами. Он видел, как в том же Никитском монастыре, где православие проповедовалось не только словами, но и делом, иноки не давали разгул своим грубым страстям. Один ест через день одну просвиру, носит власяницу[78]78
  Власяница – одежда, сделанная из волос, вроде вериг, на голом теле – для «умерщвления плоти».


[Закрыть], никогда не ляжет спать, но вздремнет иногда сидя, не выходит на свет из темницы. Другой не ест по целым неделям, надел вериги[79]79
  Вериги – кандалы, цепи, оковы; разного рода железные цепи, полосы, кольца, носимые на голом теле; железная шляпа, железные подошвы, медная икона на груди с цепями.


[Закрыть] и закопался по плечи в землю, дабы убить в себе похоть плотскую. Третий поставил у себя в пещере жернова, брал из закромов зерновой хлеб и ночью молол его, чтобы заглушить в себе корыстолюбивые помыслы, и достиг наконец того, что стал считать золото и серебро совсем ненужными для человека.

«Эти люди, – раздумывал князь Дмитрий, – чисты, истово преданы Христу и сильны духом. Случись нападение врага на их обитель, они будут биться так, как не бьётся самый лихой дружинник. Вот с кого надо брать пример. Не случайно многие разумные князья превращают обители в неприступные крепости. И они ещё скажут свое слово!»

Князь Дмитрий был очень благодарен игумену Никитского монастыря. Это он направил шестилетнему княжичу, по просьбе Александра Невского, первоклассного ученого монаха Власия, кой научил юноту не только грамоте, но и свободно говорить на пяти иноземных языках, в том числе на греческом и латинском. В свои малые годы Дмитрий хотел походить на дядю отца, ростовского князя Константина Всеволодовича, кой всех умудрил духовными и светскими беседами, поелику[80]80
  Поелику – поскольку, так как, потому что.


[Закрыть] часто и прилежно читал книги, держал при себе людей ученых, закупил множество старинных греческих и латинских книг и велел переводить их на русский язык. Константин Всеволодович понуждал духовенство всемерно учить мирян и определял монахов учителями в духовные училища. Он был самым образованным князем своего времени.

Ученый монах Никитской обители не раз говаривал священникам:

– Если властители мира сего и люди, занятые заботами житейскими, обнаруживают сильную охоту к чтению, то тем больше нужно учиться нам и всем сердцем искать сведения в слове Божием, писанном о спасении наших душ.

И надо признаться, думал Дмитрий, что ученые иноки много сделали для борьбы с невежеством русских князей. Польза от знания языков великая, особенно тогда, когда Русь окружена недружественными странами.

– Чтобы хорошо познать врага, надо отменно знать его язык, – не раз высказывал князь Дмитрий.

Когда он ходил с дружинами в Ливонию и воевал Дерпт, то не раз беседовал на языке крестоносцев с местными жителями и пленными немцами, через которых изведал не только быт и нравы враждебной страны, сам дух народа, но и некоторые тайны крепости, что позволило ему одолеть неприступную твердыню.

Жаль, что многие князья ленятся постигать чужеземные языки. Научаться читать и писать на родном языке – и на том учебе конец. И как учители ни усердствуют, княжичи руками и ногами отбиваются: довольно с нас и своего языка, а чтобы с татарами али с греками говорить – на то толмачи водятся.

«Эх, был бы я великим князем, то насильно каждого удельного властителя заставил бы выучить хотя бы один иноземный язык. От того польза великая. Они даже в свои книги не заглядывают. А сколь можно взять из них поучительного! Хотя бы о той же латинской вере, кою норовят обрушить на Русь крестоносцы, дабы уничтожить православие».

Князь Дмитрий поднялся из кресла и подошел к поставцам, заполненным рукописными книгами. Взял одну из них в руки и отыскал нужную страницу. То была книга святого Феодосия Печерского. На вопрос великого князя Изяслава о вере латинской или варяжской Феодосий отвечал: «Вера их зла, и закон их не чист: они икон не целуют, в пост мясо едят, на опресках[81]81
  Опрески – лепешки из неквашеного теста.


[Закрыть] служат; христианам не следует отдавать за них дочерей и брать их дочерей за себя замуж, не должно ни брататься с ними, ни кумиться, ни есть, ни пить из одного сосуда. Но если они попросят у вас есть, то дайте им пищу в их сосудах, если же у них сосудов не будет, то дайте в своих, только потом вымойте эти сосуды и молитву над ними прочтите. Латины Евангелие и Апостол имеют, иконы святые и в церковь ходят, но вера их и закон не чисты, множество ересей они своих всю землю обесчестили, поелику по всей земле живут варяги. Нет жизни вечной живущим в вере латинской, армянской, сарацинской. Не следует их веры хвалить, свою веру беспрестанно хвали и подвизайся в ней добрыми делами. Будь милостив не только к своим домочадцам, но и к чужим: еретика и латынина помилуй и от беды избавь, и мзды от Бога не лишишься. Если встретишь иноверников, спорящих с верными, то помогай правоверным на зловерных. А если кто скажет: и ту и эту веру Бог дал, то отвечай: по-твоему, Бог двоеверный? Разве ты не слыхал, что написано: един Бог, едина вера и едино крещение».

Какую умную книгу написал святой Феодосий Печерский! Как была бы она полезна некоторым князьям, кои должны ведать не только о существовании крестоносцев, но и об их латинской вере. А ведь кое-кто из властителей не различает большой разницы. Вот и в этом деле нужны новины. Надо непременно встретиться с митрополитом. Пусть он соберет не ахти образованных князей и прочитает им проповедь о латинской вере. А знать её крайне надобно, дабы не пить вина из одного сосуда. Казалось бы, мелочь, но от малого большое зарождается. От православной же веры нельзя отступаться и на вершок. Сила Руси не только в единстве князей, но и в крепкой, никем не расшатанной религии. Вот почему для этого и нужен русский митрополит. Но мало кто из князей об этом задумывается. Все они из Рюрикова рода и тем горды, ведая, что звание князей всем им принадлежит по праву происхождения и не отнимается ни у кого ни в каком случае. Звание князя, приобретаемое только рождением от Рюриковой крови, неотъемлемое, не зависящее ни от каких других условий, равняет между собою всех Рюриковичей, они прежде всего братья. По княжескому уговору князь даже за самое тяжкое преступление не мог быть лишен жизни, как боярин, а наказывался только отнятием волости. Вот и в этом вопросе слишком недоступен для праведного суда любой властитель. Ну разве можно прощать князьям, кои ради своих корыстных целей наводят на Русь злейших врагов?! Нельзя! Выжигаются города и веси, гибнут тысячи русичей. Да такого князя не только надо отлучить от церкви, но и казнить всенародно. Но чтобы это произошло, надо собрать на съезд всех властителей и составить специальный договор, скрепленный клятвенным крестоцелованием. Однако трудное это дело, чтобы князья пошли на новины.

…В покои вошел дворецкий и доложил:

– Прибыл гонец от хана Менгу-Тимура.