Текст книги "Святая Русь. Полководец Дмитрий"

– Ну? – выжидательно выдавил из себя Отто Руденштейн.

– Думаю, Великий магистр, тебе важнее гибель нашего властолюбивого фогта, чем какого-то русского князя. Их на Руси как блох на паршивой собаке.

– Вернер убит?

– Да, Великий магистр.

Бруно решил немного приврать, увидев, как, обливаясь кровью, фогт даже не мог приподняться с земли. Его поволокли за ноги.

Отто Руденштейн оцепенел. Юнота Дмитрий победил несокрушимого рыцаря! Плохой знак. Теперь русские воины ещё больше воодушевлены и с неукротимой злостью накинутся на крестоносцев. И откуда у них столько сил?! Рыцарей становится всё меньше и меньше. О Пресвятая Дева!

Бруно Конрад, глядя в помрачневшее лицо Руденштейна, догадался о его чувствах.

– Я понимаю, о чём ты думаешь, Великий магистр. О пирровой победе[160]160
  Пирр (319–273 до н. э.) – царь Эпира. Воевал на стороне города Тарента с Римом, одержал победы при Гераклее (280) и Аускулуме (279), последнюю ценой огромных потерь (так называемая пиррова победа).


[Закрыть]. Но если бы фогт остался жив, то рыцари не понесли бы таких потерь. Они бы…

– Замолчи, Бруно! – словно змея прошипел Руденштейн.

Живой Вернер, несомненно, стал бы Великим магистром, но это никак не входило в планы главы Ливонского ордена. И хорошо, что фогт погиб. Однако его не устраивала и пиррова победа. Руденштейн всё ещё надеялся на крупный успех рыцарей. Отменно, что лишь немногие крестоносцы видели неудачу командора Валенрода.

Но неблагоприятная удручающая весть вскоре загуляла по всему немецкому войску. А русские (они тоже мало-помалу изведали о блестящем подвиге своего большого воеводы) всё лезли и лезли, словно у крестоносцев и не было численного превосходства.

Сеча продолжалась ещё три часа. Чувствуя, что вот-вот наступит перелом, и рыцари уже готовы к бегству, на поле брани выехал сам Великий магистр и не удержавшийся в шатре, епископ Дерпта Александр. Размахивая золотым нагрудным крестом, владыка закричал:

– Братья! С нами Христос и Пресвятая Мария! Истребим поганых русичей во славу католической веры! Смерть язычникам!

– Смерть! – отозвались крестоносцы, но ответ их был слаб, недружен и вял, будто листья деревьев робко на ветру прошелестели.

Увидев, как в задних рядах немцев заколыхались стяги и хоругви с изображением Христа, князь Дмитрий понял, что Великий магистр и епископ решили вступить в битву. Ну что ж? Пора и ему, большому воеводе, показаться всему войску в своём княжеском облачении.

– Волошка! Доставай корзно!

Вокруг князя сражались десятки молодых, но крепких дружинников. Дмитрий Александрович накинул на широкие плечи своё приметное алое корзно, застегнул на золотую пряжку и привстал на стременах.

– Мои славные и верные други! Мы бьёмся уже целый день. Изрядно бьёмся! Рыцари же сражаются через силу. Они уже почувствовали, что победа выскальзывает из их рук. Нужно одно решающее усилие и враг побежит. Да будет ещё яростней ваш меч. Вперё-ё-ёд, други! За святую Русь!

Русичи отозвались зычными, оголтелыми возгласами:

– Вперее-е-ед! Побьем немца!

– За святую Русь!

И этот удар был настолько яростен и силен, что рыцари дрогнули и побежали.

Васютка и Карлус стояли неподалёку от шатра епископа. Вначале они находились в окружении десятка немцев, но когда дерптский владыка сел на коня и вытянул из ножен меч, то он позвал с собой и кнехтов.

– А рыцарям-то не до нас стало. Лихо же русичи бьются, – повеселевшим голосом сказал Васютка.

– Лихо, – кивнул Карлус.

Еще через некоторое время Васютку и вовсе озарила радостная улыбка.

– Бегут рыцари… Не помочь ли им? Давай к нашим пробиваться.

– Да мы же в одежде кнехтов.

Крестоносцы, доставившие пленника к шатру епископа, вновь сняли с Васютки его родную одежду и вновь облачили в коричневую куртку кнехта.

– Таков приказ фогта Вернера, – пояснили они. – Здесь, среди немцев, нечего тебе красоваться в русском кафтане. Рыцари злы, могут и копьем проткнуть. А надо бы.

Теперь возле шатра остались лишь три священника, кои неустанно молились за победу Ливонского ордена.

– Вот и добро, что мы в одежде кнехтов, – молвил Васютка и, оглянувших на святых отцов, добавил: – Как до наших доберёмся, куртки сбросим. А оружья на поле хватает. Да и коней без всадников не перечесть.

Ни Великий магистр, ни епископ Александр не смогли остановить крестоносцев. Рыцари не любили умирать. Их обуял страх. Ещё больше они перепугались, когда их владыку, который с мечом попытался отбиться от русских, кто-то из ратников убил увесистым «гасилом».

«Русские сломили немцев и гнали их семь верст вплоть до Раковора».

Удалось повоевать и Васютке с Карлусом. Пленник, очутившись среди русских, нашел на поле брани не только меч и копье, но и доброго коня, на коем и поскакал за рыцарями. Бронированные рыцари и кони убегали тяжело. Их быстро достигали более легкие русские всадники и крушили врага.

– Молодец, Васютка! – закричал скакавший обок Карлус, когда увидел, как его бывший пленник поразил копьем голову рыцаря и тот повалился с коня.

И сам Карлус без удачи не остался…

Всё больше и больше рыцарей с гулким звоном грохались на землю.

«Русская конница не могла пробиться по их трупам».

Победа была уверенная и грандиозная. Западные историки и хронисты назовут битву под Раковором предвестницей Грюнвальда[161]161
  Грюнвальдская битва – 15 июля 1410 года, окружение и разгром войск немецкого Тевтонского ордена польско-литовско-русской армией, которая положила конец продвижению немецких рыцарей на Восток.


[Закрыть], а князя Дмитрия станут именовать лучшим полководцем Европы XIII века.

Послесловие

Битва завершилась в сумерки перед Раковором. Большой воевода сразу же собрал князей: надо было решать вопрос с крепостью. Некоторые княжьи мужи на совет не явились. Одни были убиты, другие тяжело ранены. Среди убитых оказались Ратмир Елизарыч Вешняк и Мелентий Коврига. (Последний трусливо погиб в первые же минуты битвы.) Всего же на поле брани пала пятая часть русского войска. Это была большая и горькая потеря.

На совете единодушно высказались: чтобы не нанести новый урон дружинам, Раковор пока в осаду не брать, но рыцарей ещё больше наказать, дабы они забыли нападать на Северо-Восточную Русь. Такое поручение большой воевода отдал Довмонту, чей полк пострадал меньше всех.

Летописец отметит: «Довмонт с псковичами опустошили Ливонию до самого моря и, возвратившись, наполнили землю свою множеством полона».

Дружины князя Дмитрия вернулись к берегам Кеголы и «три дня стояли на костях (на поле брани) в знак победы, на четвертый тронулись, везя с собою избиенных братий, честно отдавших живот свой».

В первый же день победы состоялась радостная встреча Васютки с отцом и братьями. (Правда, один из них, Егор, оказался серьезно ранен, и его полпути везли на телеге. Недуг его исцелил княжеский лекарь.) Изведав, что Васютку пленил в Переяславле фогт Вернер, Лазута Скитник попросил большого воеводу разрушить на обратном пути замок командора. Дмитрий Александрович охотно согласился:

– Добро, Лазута Егорыч. Не зря же мы тащили осадные орудия такую одаль. Проверим их в деле. Анисима хоть слегка мечом и зацепили, но лекарь мой зело искусный, поправит умельца.

Первый рыцарь Ливонского ордена скончался, когда русское войско стояло на костях. Вернера пожалел… Васютка.

«Странный всё же этот рыцарь, – подумал он. – Храбрый и, кажись, не подлый… Вороны кружат. Очи рыцарю выклюют».

Васютка набрался смелости и пошел к большому воеводе. После его рассказа князь Дмитрий молвил:

– Добрая душа у тебя, Василий. Будь по-твоёму. Похороним рыцаря на его земле. Но замок отдадим на откуп Талалаю.

Сердце владений Валенродов, замок представлял собой грозное зрелище. Всего сто лет назад прадед Вернера с воинами и домочадцами в случае опасности укрывался в деревянной башне, обнесённой частоколом. Ныне же вместо этого на высоком холме в излучине реки были возведены могучие стены толщиной в четверть сажени (5 метров) и высотой почти в полторы сажени (15 метров) и несколько башен. В одной из них были тяжелые ворота из крепкого дуба, сверху окованные железом. Замок окружал ров, через него к воротам вёл бревенчатый мост, который при нападении врага можно было легко и быстро разобрать. Сзади ворот оскалились острыми зубьями две подъёмные решётки. Стоило опустить их, и тот, кому удалось прорваться за ворота, оказывался в ловушке, не успев попасть во двор.

Двор замка делила на две части высокая (выше внешних) стена. Широкое пространство перед ней занимали разные службы: здесь жили воины и слуги, располагались конюшни. Во внутреннем дворе, по ту сторону стены, высилась башня гораздо выше и надежнее всех остальных, с редкими узкими окошками-бойницами – донжон (дом хозяина замка). Внутри донжона были три зала один над другим, разделённые каменными сводами, расписанными орнаментом, несколько комнат, кухня и оружейная. Но главными были не роскошные покои, а надёжные ворота и стены.

В подвалах замка хранилось много запасов, воду для питья брали здесь же, в колодце. На случай войны выручали и тайные подземные ходы.

Войско и осадные орудия обложили замок Вернера 3 марта. Немногочисленные слуги, выйдя на стены, едва ума не лишились. Как же так? Они со дня на день поджидали возвращения отряда фогта с победной вестью, а тут их окружило огромное войско русских. Да как такое могло случиться?!

Ко рву подъехал на своём Автандиле князь Дмитрий в окружении лучников, и громко произнес на довольно приличном немецком языке: за иноземные языки его с восьми лет посадил отец, Александр Невский.

– Ливонский орден разбит. Мы привезли тело вашего хозяина Вернера. Примите его и похороните на своём погосте. Сами же укройтесь. Мы не хотим вашей смерти. Но замок сей мы разрушим.

Метательные орудия сбили ворота в первый же час, а вот с мощными стенами пришлось повозиться.

– Не подведи, Анисим, – озабоченно молвил князь Дмитрий.

– Орудия слажены надёжно, хватило бы глыб, воевода, – отвечал Талалай.

– Велик ли запас?

– На два дня.

– Крепость мощна, спору нет. Но крепость мы должны непременно разбить. Чую, нам с врагом ещё не раз придётся биться. Подтяни поближе осадные орудия.

Десятки ратников навалились на метательные «махины», приблизили их к замку, и вновь полетели на крепость тяжелые каменные глыбы. Ещё через два часа по стене побежали извилистые трещины, а затем огромной дырой обозначился и первый пролом. К вечеру крепость была разбита. Аниську ждала новая княжеская награда…

Васютка привёз в родной дом из Переяславля радостную Марийку. Ликованию Олеси Васильевны не было предела. Любимый сын не только оказался жив, но и приехал в Ростов Великий с красавицей женой, кои прожили долгую и счастливую жизнь.

В Марийкином доме остались жить Гришка Малыга и Авдотья.

Сергуня Шибан после битвы под Раковором перешел на службу к князю Дмитрию Александровичу и пребывал в дружине до конца его жизни, показывая в новых сражениях примеры необычайной удали.

Ростовский князь Борис Василькович скончался в 1277 году, а его боярин Лазута Егорыч Скитник, дожив до 86 лет, умер в 1288-м. Супруга, Олеся Васильевна, окруженная внуками и правнуками, пережила своего мужа на один год.

* * *

Блестящая победа князя Дмитрия разрушила все радужные планы великого хана Золотой Орды Менгу-Тимура. Он не только отказался от «завоевания всего мира», но и не решился послать свои тумены на Русь. Да, Ливонский орден разгромлен, и можно бы начать покорение Европы, но для этого не обойтись без войск хана Ногая. Ещё в княжение Александра Невского начались в Золотой Орде раздоры. Ногай, «надменный могуществом», не захотел повиноваться хану и сделался в окрестностях Чёрного моря независимым владетелем.

Одному же Менгу-Тимуру идти на захват Европы расхотелось. Да и Русью теперь особо не поживишься. Она, после грандиозной победы князя Дмитрия над ливонскими рыцарями, заметно окрепла. Князья уверовали в свои силы и всё больше склоняются к единению. Сын Александра Невского, находясь в ореоле славы, и не подумает теперь жениться на ханской дочери. Его ждёт владимирский стол и невеста какого-нибудь именитого русского князя.

Ярослав же Ярославич не оправдал никаких надежд, и это больше всего удручало Менгу-Тимура. «Великий князь Ярослав, следуя примеру отца, старался всеми способами угождать хану и подобно ему (был отравлен) кончал жизнь свою на обратном пути из Орды в 1272 году, куда он ездил с братом Василием. Тело его было отвезено для погребения в Тверь. Ярослав не умел ни довольствоваться ограниченной властью, ни утвердить самовластия смелой решительностью; обижал народ и винился, как преступник; не отличался ратным духом, ибо не хотел сам предводительствовать войском, когда оно сражалось с немцами; не мог назваться и другом Отечества, ибо вооружал татар против Руси».

После смерти печально известного Ярослава Ярославича, на владимирский престол (с помощью Менгу-Тимура) был возведён младший брат Александра Невского – Василий Ярославич. Но и он оставил в народе самые худшие воспоминания. В его княжение татары вновь провели вторичную перепись русского населения для платежа дани, «и народ терпеливо сносил своё унижение».

Большую часть времени великий князь проводил в Орде и скончался в Костроме по возвращении из Сарай-Бату, на сороковом году от рождения.

Народ вздохнул, когда в 1276 году на владимирский престол сел знатный муж – сын Александра Невского князь Дмитрий. Его правление было долгим – 18 лет. За эти годы Дмитрий Александрович немало сделал для укрепления могущества Руси. Благодаря дальновидной политике и умело используя вражду между ханами Золотой Орды и Ногаем, ему вновь удалось решить самый главный вопрос с ордынскими баскаками, которые, со своими многочисленными отрядами, перестали приезжать в русские города за данью. Дань, как и после восстания Ростово-Суздальской Руси в 1262 году, стали собирать удельные князья, что в какой-то мере облегчило и без того многострадальную жизнь народа.

Немало сделал великий князь Дмитрий и для осуществления своей давнишней мечты по укреплению русского православия.

Еще до своего великого княжения Дмитрий Александрович встретился с митрополитом Кириллом и посвятил беседам с владыкой несколько дней. Митрополит прислушался к советам прославленного князя и дал слово, что будет проводить независимую политику от Константинополя. Больше того, пообещал постепенно заменить греческих епископов на русских пастырей во всех пятнадцати епархиях.

Князю Дмитрию повезло. Кирилл многие годы вёл себя так, как будто и не был рукоположен чужеземным патриархом. Его полюбили и князья, и миряне. Особенно по душе пришлись ему речи князя Дмитрия, обеспокоенного нелицеприятными делами в некоторых храмах.

Кирилл, «знаменитый миротворец князей и друг Отечества», сведав о многих беспорядках в делах церковных, ревностно желал их исправить.

В 1274 году митрополит приехал из Киева во Владимир с архимандритом Печерской лавры Серапионом, чтобы посвятить его там в епископы. Во Владимир же он созвал епископов Далмата Новгородского, Игнатия Ростовского, Феогнота Переяславского, или Сарского, Симеона Полоцкого и, рассуждая с ними, издал церковные правила.

«Доныне, – напишет Кирилл, – уставы церковные были омрачены облаком еллинской мудрости; ныне же предлагаются ясно, и неведение да не будет извинением. Уклонялся от истинных правил христианства, какое мы видели следствие? Не рассеял ли нас Бог по лицу земли? Не взяты ли грады наши? Не истреблены ли князи острием меча? Не отведены ли в плен семейства? Не опустошены ли церкви? Не томимся ли ежедневно от ига безбожных и нечестивых врагов? Се казнь за нарушение уставов церкви!»

Уверенный, что нравственность мирян во многом зависит от нравов духовенства, Кирилл повелевает дать священный сан единственно людям непорочным, коих жизнь и дела известны от самого детства; соседи и знакомые должны засвидетельствовать их честность, трезвость и добрые склонности. Житель иного удела (следственно, неизвестный в той епархии), раб неосвобожденный, гражданин, не платящий дани, господин жестокий, лжесвидетель, убийца, мздоимец, безграмотный человек, незаконно женатый отчуждаются от сего сана. Иерею надлежит иметь 30 лет от рождения, дьякону – 29.

Епископам строго запрещается брать с них деньги за поставление, кроме определенных митрополитом семи гривен для клирошан. Всякая мзда, так называемая посошная и другие, отменены.

Далее сказано: «Мы сведали, что некоторые иереи в волостях новогородских от Пасхи до всех святых празднуют только и веселятся, не крестят никого и не отправляют службы божественной: такие да исправятся или да будут извержены! Известно нам также, что многие люди держатся древних языческих обыкновений, сходятся в святые праздники на какие-то бесовские игрища, криком и свистом сзывают подобных себе пьяниц и бьются дрекольем до самой смерти, снимая с убитых одежду: отныне кто не перестанет тешить дьявола такими гнусными забавами, да будет отлучен от церквей Божиих; да не приемлют от него никаких приношений, то есть ни просфор, ни кутьи, ни свеч; когда же умрет, да не отправляют по нём божественной службы, и тело его да лежит далеко от святых храмов!»

В числе многих обыкновений, противных уставам церковным, Кирилл осуждает обливание при крещении, говоря, что оно беззаконно и что крестный должен быть всегда погружен в сосуде особенном.

Таким образом, приписывая государственное бедствие разврату народа и заблуждениям духовенства, сей митрополит хотел искоренить их мерами, согласными с образом мыслей своего века.

Князь Дмитрий Александрович всецело поддерживал новые уставы митрополита, тем самым способствуя укреплению не только православной церкви, но и самого русского государства.

Но была у князя Дмитрия ещё одна повседневная забота: защита Руси от ордынских набегов, разорений и поборов. Но ему многие годы противоборствовал его меньшой брат, Андрей Александрович, князь Городца Волжского, кой вздумал завладеть великим княжением вопреки древнему обычаю, по коему старший в роде заступал место отца.

Лестью и дарами задобрив нового хана Золотой Орды, брата умершего Менгу-Тимура, Тудан-Мангу, Андрей получил от него ярлык на великое княжение. Но не тут-то было! Андрею не удалось овладеть владимирским столом, и тогда он вновь помчался в Сарай-Бату[162]162
  Сарай-Бату – так стала называться столица Золотой Орды.


[Закрыть], дабы оклеветать брата: Дмитрий не хочет ханскому слову покориться и сойти с великого княжения по слову Тудан-Мангу…

Великий хан был разъярён: вот уже десятки лет ни один русский князь не смел перечить повелению хана Золотой Орды. Менгу-Тимур не решился послать войска на победителя Ливонского ордена, но это сделает он, хан Тудан.

Чтобы посадить князя Андрея во Владимире, ордынским военачальникам пришлось кинуть на Русь несколько карательных туменов, но как только монголо-татарская рать возвратилась в Орду, «князь великий Дмитрий Александрович пришёл в Переяславль-Залесский и начал рать собирать, и град крепить, и отовсюду начали к нему собираться люди многие».

И опять князю Андрею пришлось ехать за ордынской помощью и жаловаться на Дмитрия Александровича, что тот хану повиноваться не хочет и дань платить.

Тудан-Мангу послал на непокорного князя «рать многую», под началом царевичей Тураитемира и Алына. Великий князь Дмитрий, собрав значительное войско, двинулся на врагов и наголову их разбил. Царевичам, с жалкими остатками воинов, едва удалось убежать в Орду.

После установления иноземного ига это было первое большое сражение, закончившееся изгнанием монголо-татар за пределы русских земель. И произошло это в 1285 году, почти за сто лет до сражения Дмитрия Донского, потомка князя Дмитрия Александровича.

Великое княжение Дмитрия продолжалось ещё девять лет. Он скончался в 1294 году и был погребён в своём родном Переяславле.

Слава о великом полководце должна жить вечно.