Текст книги "Поезд на Солнечный берег"

Сон сорок седьмой

Мышкетерский перехватчик полз над землей, обшаривая фарами закоулки. С тех пор как разладилось искусственное солнце, вернулась Ночь, непроглядная, будоражащая воображение тысячью страшных сказок. Город узнал, что такое мрак, и это открытие перевернуло все его представления о мире, до той поры незыблемом. Многие люди почувствовали, как их охватывает суеверный ужас; многие, наоборот, обрадовались. Мрак дарил им вседозволенность, свободу от всех и вся; густой пеленой он покрывал их самые темные дела и толкал на новые, еще более дерзкие, суля безнаказанность и забвение. В охваченном эпидемией Городе царил хаос, но кто-то еще пытался сохранить видимость порядка, чтобы удержать в узде отчаявшихся людей, – и поэтому перехватчик лениво продвигался вперед, выискивая подозрительные признаки жизни.

Спрятавшись за грудой пустых ящиков, Филипп ждал. Никого не обнаружив, аэромобиль поднялся и медленно двинулся прочь, все так же беспокойно водя фарами.

Филипп перевел дыхание и с трудом поднялся из своего убежища. У его ног струилась вода, сбегая ручейком к решетчатому люку. Впереди и позади него лежала тьма, на соседней улице кричали пьяные голоса. Филипп сунул руки в карманы и пошел вдоль ручья.

Шагов через сто перед ним выросли тени. Первая схватила его за плечи и притиснула к стене, дыша в лицо перегаром.

– Ты кто такой? Чего ты тут бродишь? Убирайся, покуда цел!

Луч света из карманного фонаря ударил ему в лицо. Филипп прикрыл глаза ладонью.

– Я ищу одну девушку. Ее зовут Ада. Вы случайно не знаете ее?

– Гляди-ка, он спятил! – захохотали тени. – Вот славно!

– Так говоришь, ее зовут Ада? – спросила одна из теней. – Пошли с нами!

Тени подхватили его под руки и со свистом и улюлюканьем поволокли за собой. Филипп не сопротивлялся. Мелькнули тяжелые ворота, захламленный пустырь, дом с покосившимися стенами. Тени долго стучали кулаками в дверь, снабженную маленьким окошечком, и переговаривались с кем-то невидимым за ней. Наконец дверь отворилась, и тени увлекли Филиппа внутрь. Гремучая музыкальная волна накрыла его с головой; тесный зал был полон извивающихся в танце женщин. Звероподобные официанты разносили напитки. Тени выхватили из груды тел одну девицу и подвели ее к Филиппу.

– Вот твоя Ада!

Накрашенные глаза в черной кайме обратились на молодого человека.

– Очень приятно, – хрипло промурлыкала девица и взяла его за локоть. Тени гоготали.

– Нет, – сказал Филипп, – это не она.

– Можешь называть меня как хочешь, – шепнула девица, повисая на нем, – я твоя.

Филипп молча и серьезно посмотрел на нее. Неожиданно она отшвырнула его руку и, резко повернувшись, ушла. Филипп тронулся к выходу; вышибалы загородили ему дорогу, потребовав выходную плату. В карманах Фаэтона нашлось несколько сушек, и вскоре он очутился на мостовой. Дверь, рявкнув железом, обрезала несущуюся ему вслед музыкальную волну.

Шаг за шагом он углублялся в ночь, сторонясь освещенных мест и зорко вглядываясь в небо, из которого в любую минуту могла опуститься мышкетерская машина. Филипп никого уже не боялся, но сама мысль, что его схватят прежде, чем он найдет Аду, была ему невыносима. С той поры, как юноша навсегда покинул свой дворец и прежнюю жизнь, он не терял надежды отыскать свою любимую; он выжил только благодаря этой надежде, и лишь она одна поддерживала его, когда больше не на что было надеяться.

Шум, коснувшийся его слуха, заставил его остановиться. У левой стены стояли мусорные баки, в которых кто-то копошился, – в воздух подлетали объедки, тряпье, какие-то обертки. Неожиданно возня прекратилась. Филипп подошел ближе, и громадный субъект выскочил из бака, потрясая новехоньким дыроколом. Шерсть на субъекте стояла дыбом, он бешено вращал глазами.

– Проваливай! – провизжал субъект. – Не возьмешь! Это моя помойка, я ее застолбил за собой. Брысь отседова!

– Успокойтесь, – сказал Филипп. – Я не хотел…

– Мое, никому не отдам! Проваливай, проваливай! – субъект наступал на него, трясясь как в лихорадке.

– Амадей? – несмело спросил Филипп.

Кот (ибо это был именно он) опустил дырокол и молча разглядывал Филиппа.

– Ваша физиономия мне знакома, – наконец изрек он. – Не исключено, что мы с вами встречались в прошлой жизни. Не припомню только, в какой именно.

– Мы жили в хрустальном дворце, – напомнил Филипп. – Вы еще спасались у меня от… стрижки.

– Весьма возможно, – согласился Амадей. – Я и впрямь жил в каком-то фантастическом жилище, но теперь, увы, все переменилось. Постойте! Филипп?

– Он самый.

– Сколько лет, сколько зим! – расчувствовался кот. Он заткнул дырокол за пояс и церемонно обнял Филиппа, дважды прижав его к груди – сначала к левой стороне, а затем к правой. – Послушайте, вы и впрямь не претендуете на мою помойку?

– Нет.

– Тогда я вас угощаю. Садитесь. Посмотрите, что я нашел: целую банку акульей тушенки, почти непочатую. Не хотите?

– Нет.

– Зря, – задумчиво обронил кот. – Так что с вами стало?

– Я ищу Аду, – сказал Филипп. – Ту девушку, о которой я вам рассказывал, помните?

– Ах да! Любовь и прочая дребедень. Премного благодарен. Сыт этим по горло.

– Ее зовут Ада. Вообще-то она цветок, но, знаете, Амадей, мне кажется, я… я не могу без нее жить.

Кот состроил кислую гримасу и выудил из кучи какую-то бутылку.

– Я тоже не могу жить без моей помойки, – признался он. – Она меня кормит, и поит, и одевает с тех пор, как в убогий небоскреб, который вы из чувства врожденной деликатности именуете дворцом, заявился этот грязный негодяй – ваш приятель, кажется, – и я оказался на улице. Хозяйку мою забрали мышкетеры, потому что она грозилась выцарапать глаза кому-то, кто этого явно не хотел. А впрочем, все это неинтересно, мышиная возня. Фортуна – капризная богиня. Таким образом, я оказался здесь, и ни на что не жалуюсь. Если вы на мели, могу по старой дружбе свести кое с кем. Войдете в гильдию нищих и будете жить припеваючи. Ваше здоровье! – Кот сделал большой глоток из бутылки, поперхнулся и закашлялся. – Черт, опять уксус попался!

– Вы очень добры, – сказал Филипп, – но мне нужна только Ада.

– Мечтатель! – изрек кот. – Учитесь довольствоваться малым, и вы увидите, что это не так уж мало. Я всегда к вам хорошо относился, Филипп. Вы не очень похожи на других двуногих, голокожих, никчемных зверей, лишенных хвоста, грации, изящества и здравого смысла. На кой черт вам эта Ада? Завтра она увянет, поблекнет, постареет, и то же самое будет с вашими чувствами к ней. То, что называют любовью, – величайший обман. Вы ищете второго себя, но находите другого или другую. Старая история, короче говоря. Любите самого себя – этот предмет никогда вас не разочарует. Уж поверьте мне, Филипп, я хорошо знаю жизнь.

– Я вам верю, – кивнул молодой человек. – Но я должен найти Аду. – Он поднялся. – Так вы, получается, довольны?

– Вполне, – кивнул кот. – Не жизнь, а малина! Помойка – моя родина, и я не собираюсь с ней расставаться. Если бы кто-то предложил мне вернуться к прежней жизни, я бы послал его… очень далеко.

– Я рад за вас, – улыбнулся Филипп. – Однако мне пора.

– Мне тоже. Эй, а что сказать главе нищих?

– Ничего, – сказал Филипп, – благодарю вас.

– Гордец! – проворчал кот и нырнул в ящик. – Сообщите мне, если передумаете. – Он бешено засвистел. – Эй, куда вы?! Там тупик!

Но шаги Филиппа уже стихли в отдалении.

– Ну и ладно, мне-то какое дело! – проворчал кот, и в воздух снова полетели тряпки, объедки, труха.

Филипп взобрался на стену и замер, прикидывая, как с нее спрыгнуть, не сломав себе шеи. Под стеной тихо переговаривались трое или четверо нищих. Огни с подвесного моста бросали на их лица неверные отсветы.

– Они от нас отстали?

– Похоже, да.

– Порядком струхнули.

– Да, пришлось побегать.

– Как ты, приятель?

– В полном шоколаде.

– Здорово мы их, а?

– Покажи руку. Э, да тебя здорово царапнуло.

– По барабану, – ответил тот же юный, ломающийся голос.

Филипп соскочил со стены. Его появление произвело совершенно неожиданный эффект: нищие бросились врассыпную. В темноте Филипп поймал одного из убегавших и получил от него такой удар, что зашатался и выпустил его. Второй удар швырнул его на мостовую. Блеснуло дуло дырокола.

– Орландо, стойте! Это я, Филипп!

Выстрела не последовала. Нищий стоял неподвижно, Филипп слышал его хриплое дыхание.

– Вы ошиблись, – сказал нищий. – Я не тот, за кого вы меня принимаете. Орландо Оливье умер. Его больше нет.

Филипп похолодел. Этого он никак не ожидал.

– Неправда, – прошептал он.

– Правда, – возразил нищий. – Все знают: его убили цветы. Мне… мне надо идти.

Филипп вскочил на ноги. Возле него уже никого не было.

– Орландо! – крикнул Филипп.

Никого. Ничего. Даже эхо не откликнулось ему. Филипп сделал несколько неверных шагов и увидел Орландо. Он стоял, прижавшись лицом к столбу и уронив руки вдоль тела. Плечи его дрожали.

Сон сорок восьмой

Зачем вы здесь? – спросил Орландо.

– Я ищу Аду, – ответил Филипп.

– Зачем? – резко спросил бывший актер.

– Я люблю ее.

– Вранье, – скривился Орландо. – У вас нет ничего общего с нами.

– С нами… – повторил Филипп. – То есть… и вы тоже?

– Да, я тоже, – проговорил Орландо с вызовом, вскинув голову. – Вас это не устраивает?

– Мне все равно.

– Мы никому не делали зла, – заявил Оливье. – Это вы захотели, чтобы мы были вашими врагами. Вы умеете только ненавидеть. А любить…

– Я люблю ее.

– Вы на это не способны. Люди вообще не умеют любить, вам этого не дано. Все, на что вы способны, – убивать, ранить, причинять боль. Здесь вы мастера.

– А как же вы? – горячо спросил Филипп, схватив его за руку. – Зачем же вы пришли к нам? Чтобы научиться убивать? Чтобы стать такими же, как мы?

Орландо отвернулся.

– Мы для вас чужие.

– Мне жаль, – промолвил Филипп, – что так получилось.

– Мне тоже, – сказал Орландо, сверкнув глазами. – Прощайте.

Филипп бросился за ним вдогонку. Начал накрапывать дождь. Орландо петлял и шел зигзагами, постоянно меняя направление. Он перескакивал через лужи, нырял в какие-то щели, ускользая с непостижимой скоростью. Филиппу с трудом удалось приблизиться к нему.

– Орландо!

Оливье обернулся.

– У цветов нет ничего общего с людьми, Филипп!

Огромный экран зажегся над его головой. На экране возникла трехмерная толпа, которая все прибывала. Голос диктора возвестил:

– Сегодня мы прощаемся с нашим Орландо Оливье.

Экс-звезда отпрянул и застонал. Толпа на экране выла и улюлюкала. Филипп, ничего не понимая, подошел ближе.

– В этот скорбный день…

– Что это? – спросил Филипп.

Орландо трясло, он стучал зубами. Филипп подхватил его и повлек за собой. Их вынесло на наземный бульвар, кишащий разношерстной толпой. Рука Орландо превратилась в зеленый лист. Филипп снял с себя ветхий плащ и закутал своего спутника. Экран грохотал высоко в небе:

– Наш Орландо… Наш дивный талант, погубленный смертоносными цветами…

– Нет, нет, – шептал цветок. – Пустите! Пустите меня! Я пойду туда, я больше не могу… Как они мучают меня! За что? Что я им сделал?

Люди оборачивались на них.

– Молчите, – шепнул Филипп, – молчите… Идите за мной. Клянусь, я не выдам вас.

– Нет, – сказал Орландо, – довольно. Бросьте меня! Я болен, Филипп. Бросьте меня и уходите. Все равно, – добавил он с горькой усмешкой, – все равно я уже мертв.

Мышкетер из дорожного патруля, паривший над толпой в своем аэромобиле, заметил Филиппа.

– Эй, вы двое там! Стоять!

– Все кончено, – горько усмехнулся Орландо.

– Нет, – возразил Филипп, – все еще только начинается.

Фаэтон знал: что бы ни случилось, он не бросит Орландо, и Орландо внезапно тоже понял это. Он низко наклонил голову, чтобы его не узнали. Машина зависла перед Филиппом.

– Кто такой? – грозно спросил мышкетер.

– Преданный слуга синьора Ляпсуса, зятя синьора Вуглускра, – сказал Филипп в порыве вдохновенной дерзости. – А это мой брат. Он, кажется, смертельно болен, и я веду его к врачу.

– Тьфу ты, пропасть! – выругался бравый мышкетер и тотчас поднялся на высоту в десять тысяч метров, дабы не подхватить ненароком смертоносную заразу.

– Он был нашей надеждой, нашей юностью, нашей весной, – продолжал разглагольствовать диктор.

Филипп выпрямился. Что-то ослепительно вспыхнуло в вышине, и ярчайшая молния ударила в экран, сопровождаемая ревом обезумевшего грома. Люди кинулись кто куда. Площадь опустела.

– Дождь, – блаженно пробормотал Орландо и затих.

Филипп бережно усадил его около стены. Струйки воды текли по лицу человека-цветка. Золотистые пряди на его голове слиплись и стали похожи на золотые лепестки. Филипп протянул к ним руку, чтобы потрогать, но передумал и сел рядом с Орландо. Дождь шелестел, и вдоль тротуаров бежали потоки воды. Филипп подтянул колени к груди и обхватил их руками. Тонкая шея Орландо дрогнула, веки медленно разлепились.

– Вам лучше? – спросил Филипп.

– Да, – сказал Орландо. – Этот дождь… Правда, я больше люблю солнце. – Он улыбнулся. – Я ведь подсолнух.

– А она? – быстро спросил Филипп. – Она тоже любит солнце?

– Не знаю, – сказал Орландо. – Наверное. Вообще-то она орхидея.

Филипп встал.

– Куда вы? – спросил Орландо ему вслед.

Филипп остановился в середине площади, лицом к востоку, и закрыл глаза. Вода струилась по его одежде, но он не чувствовал ее. Мысленно он представил себе восход солнца, как оно выскальзывает из-за горизонта, лаская лучами лицо. Он увидел гаснущие звезды и луну, тающую в небе, которое все светлеет и светлеет, из бархатно-синего становясь голубым, а затем прозрачным. Он увидел, как расходятся облака, как они отступают и образуют прекрасные картины, прежде чем раствориться в голубой вышине. И когда он представил себе все это, он открыл глаза.

Ночь ушла. Не было больше ни дождя, ни сумрака, ни смерти. Солнце сияло в небе, солнце стояло над блестящими аэробульварами, которые Филипп забыл погасить, солнце смотрело на город, и весь город смотрел на солнце, зачарованный, потрясенный. Под веками Филиппа стояло дрожащее белое марево. А он – он тоже стоял и ждал, когда оно пройдет. Но марево все не проходило, более того – в нем вырисовывалось чье-то лицо. То, о котором Филипп мечтал все эти дни. Слеза скатилась по его щеке; Ада подошла и взяла его за обе руки.

Сон сорок девятый

Время остановилось. Куда бы оно ни шло – вперед, назад, отмеряя четверть шестого до шести или после, – больше не имело значения. Они замерли, взявшись за руки, посреди желтой, глупой, безнадежной площади, ставшей для них площадью счастья. Ни один не нарушал молчания – слова не вмещали всего, что они чувствовали. Но глаза их сказали друг другу:

«Ты любишь меня?»

«Люблю».

«Обещай мне никогда не покидать меня».

«Я никогда тебя не покину».

– Ты обо мне думала? – спросил Филипп. – Ты знала… Прости меня.

– И ты тоже должен меня простить.

Они улыбнулись. Они засмеялись. «Ты здесь, и я здесь. Как это хорошо!» – говорили их сияющие взгляды. И Орландо, смотревший на них с грустью, закашлялся и стал глядеть на солнце.

Потом они шли рядом, и Филипп обнял Аду за плечи. Люди, испуганные появлением солнца в ночи, попрятались по домам: все были уверены, что это испытывают какое-то новое оружие.

– Знаешь, – говорил Филипп, – когда я тебя увидел там, на вечере, у меня было предчувствие…

– Какое?

– Не знаю. Просто предчувствие. Наверное, оттого, что я ждал тебя всю свою жизнь. Искал тебя, а находил других, и все они были как твои тени в мутной воде. Я не лгу. А ты? Что было с тобой?

– Со мной? Я просто жила, как вы, люди. Однажды на улице я нашла приглашение на праздник, которое кто-то потерял. А потом появился ты… Знаешь, я тогда подумала, что некоторые люди красивы, как цветы.

– Как цветы?

– Как ты.

– Значит, я красивый?

Ада остановилась, глядя на него.

– Да. Но такой… бледный. Филипп, что с тобой произошло?

– Нет, ничего особенного, – улыбнулся он. – Просто я был болен.

Ада вздрогнула и уткнулась лицом в его плечо.

– Филипп, я боюсь.

– Чего? – он осторожно гладил ее по волосам.

– Не знаю. Мне иногда бывает так страшно, Филипп.

Лицо его омрачилось.

– Ничего не бойся. Обещаю тебе, мы уедем отсюда, и все будет хорошо. Ты мне веришь?

Ада подняла на него глаза, полные слез.

– Верю.

– Хочешь, солнце зайдет? – предложил он.

– Нет, – она улыбнулась, – пусть светит.

Орландо, старясь не навязываться влюбленным, ушел вперед, но неожиданно налетел на что-то и чертыхнулся. «Что-то» зашевелилось, и Орландо в испуге отскочил.

– Филипп!!! Филипп и Ада подбежали к нему.

– Что случилось? Это был всего лишь старый, грязный нищий с черной дырой вместо глаза, весь покрытый струпьями и замотанный в жуткие обноски. Филипп лихорадочно стал шарить по карманам, выискивая мелочь.

– Граждане, подайте несчастному, у которого даже не хватает сил, чтобы петь, – проскрипел нищий ржавым, противным голосом. – Подайте несчастному, который даже не может навести на вас ствол дырокола, чтобы возбудить к себе жалость и сочувствие. – Неожиданно он умолк и вгляделся в Аду. – Какая красавица! Какая красавица! Не хочешь обнять старого кактуса? Старого больного кактуса? – Он переменил тон и сварливо спросил у Филиппа: – Ну? Где мои деньги?

– У нас ничего нет, – ответил Орландо.

– Извините нас, – добавила Ада мягко.

– Извинить, извинить, – забормотал нищий. – Но как же так, ведь кактусу надо на что-то жить, надо жить, иначе он умрет. Ведь так? А?

Нищий весь трясся.

– Филипп, пойдемте отсюда, – шепнул Орландо. – Я не могу на него смотреть, у меня сердце разрывается. Вы же видите, он совсем болен.

Нищий заволновался.

– Как? Как? Как вы назвали его? Филипп? Это и вправду Филипп? Филипп Фаэтон?

– Да, это я, – подтвердил Филипп, испытывая мучительную неловкость.

– Вы не узнали меня? – жалобно спросил нищий.

– А должен?

– Сильвер. Сильвер Прюс!

Орландо ударил себя рукой по лбу:

– Сильвер Прюс! О-о!

– Бедный Сильвер Прюс, несчастный Кактус Шипелли! Берегитесь их, Филипп. Берегитесь! Клянусь, я не знал, зачем им нужен. Я должен был выдать проклятый подсолнух, который всеми верховодил. Они ненавидят цветы, вы знаете. Они и меня едва терпели, хотя какой из кактуса цветок, Филипп? О да, я цвел раз в двести лет, но я толстый, колючий, противный! Меня не полюбит ни одна орхидея. И я продался. Чертов Орландо швырнул в меня рояль, а ваш друг – забыл, как его звали, – скрутил в бараний рог. И вот я здесь, Филипп. Не надо меня жалеть. Вуглускр всегда мечтал избавиться от цветов, он и треклятый доктор выдумали вирус, но что-то не сработало. Теперь погибнут все, и люди, и цветы. Как жаль, Филипп, как жаль! Бедный Орландо, он умер, а какой он был веселый! Правда, я сам мечтал его убить, но это неважно. Все обречены. Города больше нет!

На Сильвера было страшно смотреть. Он рыдал, и его лицо двухсотлетнего старца линяло на глазах, кашей растекаясь по одежде.

– Я знаю, – сказал Филипп, стараясь говорить возможно мягче. – Успокойтесь, Сильвер. Вы знаете, как отсюда выбраться?

– Есть какой-то поезд, – прошептал Сильвер. – Он выходит завтра утром с разрушенного вокзала. Поезд. Я говорю вам об этом, потому что вы единственный всегда были добры ко мне. Уходите и оставьте меня… оставьте. Пожалуйста! – Он закрыл лицо обрубком руки. – Я не хочу, чтобы вы смотрели на меня!

Друзья отошли от того, что было Сильвером, с тяжелым сердцем.

– Если он сказал правду… – начал Орландо.

– Мы уедем поездом, – сказал Филипп. Орландо схватил его за рукав:

– Филипп…

– Что?

– За нами следят. Действительно, в небе над улицей зависла мышкетерская машина, словно кого-то ожидая.

– У меня есть оружие… – начал Орландо.

– Не надо. Быть может, это не за нами. Главное – сохранять спокойствие, – быстро ответил Филипп.

Ада прижалась к любимому. Все трое медленно шли по улице. Когда они вновь посмотрели в небо, машины там не было.

– Я же говорил! – воскликнул Филипп. Вздох облегчения вырвался у него из груди. Они прибавили шагу, радуясь, что больше им ничего не грозит, но тут Ада вскрикнула и указала куда-то вперед. Машина, покачиваясь в воздухе, опускалась в каком-нибудь десятке шагов перед ними. Орландо сунул руку в карман. Дверца машины отъехала в сторону.

– Не желаете ли прокатиться? – осведомился чей-то голос, гнусавый до безобразия.

– Он! Это он! – воскликнул Филипп.

Однако вместо Человека без лица на землю спустился подтянутый мышкетер с прямым пробором, в защитном комбинезоне без единой складочки.

– Так ты ее нашел? – поинтересовался офицер, гнусавя. – Прошу. – И он широким жестом указал на машину.

– У тебя друзья среди мышкетеров? – недоверчиво спросил Орландо.

– Это не мышкетер, это Человек без лица! – воскликнула Ада и расцеловала безликого в обе щеки.

– Гм, – сказал Человек без лица. – Подождали бы лучше, когда я скину это тело. А то все поцелуи достались неизвестно кому. Это Орландо? Я так и думал, что ты цел и невредим. Прыгайте в машину.

Друзья втиснулись в истребитель и взлетели.

– Куда едем? – спросил Филипп.

– Понятия не имею, – ухмыльнулся Человек без лица. – Кстати, хорошо, что ты тогда ушел. У меня были гости.

– И? – тактично осведомился Филипп.

– Что «и»? Так, поговорили немного… – пожал плечами Человек без лица. – Слушай, ты не мог бы куда-нибудь задвинуть это солнце? – А то глаза слепит…

– И что с ними стало?

– Я думаю, – сказал Человек без лица, – они умерли от страха.

– Я бы не сказала, что вы такой страшный, – заметила Ада.

– Я бы тоже так не сказал, – согласился Человек без лица. – Напротив, я бы сказал, что я самый симпатичный человек на свете. Ну так то я… А у вас что нового?

– Мы видели Сильвера, – возбужденно заговорил Орландо, – оказывается, он кактус и доносчик. Он очень болен. Говорил, что эпидемия началась из-за Вуглускра, что тот заказал Пробиркину какой-то вирус для уничтожения цветов, а вирус не вышел.

– Машина двести сорок семь, отзовитесь! – заверещало радио.

– Не хочу, – благодушно ответил Человек без лица. Потом покосился на Аду и уточнил: – Машину я, разумеется, угнал, но хозяева не в претензии, так что отзываться незачем.

– Шындырквекс, отзовись! – надрывалась рация. – Твою жену насмерть затоптали на похоронах Оливье. Отзовись, черт возьми!

– Каждый умирает за то, что любит, – буркнул Человек без лица. – И зачем он полез в мою машину для измельчения бумаги? – добавил он, перехватив возмущенный взгляд Филиппа. – Не полез, так ничего бы не было.

Сзади донесся вой сирен.

– О-о, – протянул Человек без лица, – вот это мне не нравится.

– Машина двести сорок семь! Шындырквекс! Отзовись!!! – вопило радио.

Человек без лица сбросил скорость. Орландо вытащил дырокол.

– Это еще что за игрушки? – строго спросил Человек без лица. – Немедленно убрать!

Машина замерла в воздухе. Второй мышкетерский перехватчик остановился рядом. Незнакомый мышкетер откинул дверцу и заорал:

– Эй, Шындырквекс, ты что, оглох?

– Он не оглох, он умер, – с достоинством парировал Человек без лица. – Что вам угодно?

– А где Шындырквекс? – спросил опешивший мышкетер.

– Там же, где скоро будешь и ты, – отрезал Человек без лица и дал ракетный залп, после чего расстрелял из лазерного пулемета обломки машины, пока те падали на землю.

Филипп вздохнул и развел руками. Человек без лица развернул машину и полетел над городом.

– Я вот что думаю, – начал он. – Мне нужно чем-то завершить свою карьеру. Я ухожу на пенсию, и все, что мне требуется теперь, – это какое-нибудь громкое дело, чтобы история не краснела при упоминании моего имени. Как ты думаешь, Филипп?

– Уж не собираешься ли ты ограбить банк Вуглускра? – поддразнил его Орландо. – Чем не дело!

– Нет, – сказал Человек без лица серьезно, – моя беда в том, что я совершенно бескорыстен.

– Мне кажется, – несмело заметила Ада, – там сзади кто-то есть.

– А! – воскликнул Человек без лица. – Я совсем про него забыл.

Машина приземлилась на пустыре. Филипп прислушался и расслышал какие-то стуки в арестантском фургоне. Человек без лица распахнул дверцы, и Лаэрт вырвался на волю.

– Филипп! – завизжал он. – Какое счастье! Я тебя нашел! Скорее бежим! Меня арестовали, пытали, но я им ничего не сказал. Скорее! Там такой страшный мышкетер, ох, как я его боюсь! А-а-а! – завизжал он, увидев Человека без лица, одетого в тело мышкетера.

– Это же Человек без лица! – вмешался Орландо.

– Он? – завопил Лаэрт.

Человек без лица расстегнул молнию на комбинезоне, снял его вместе с телом и предстал перед друзьями в своем первозданном виде.

– Этот болван даже не узнал меня, когда я пришел на аэродром, – объяснил он.

– Узнаешь тебя, как же! – проворчал Лаэрт, оскорбленный до глубины вампирской души.

– Филипп, – сказал Человек без лица, – вы нашли свою девушку. Что вы будете делать дальше?

Фаэтон вкратце рассказал о своих замыслах.

– Это хорошо, – одобрил бывший киллер. – Я не терял времени даром. В машине у меня для вас пара тел, и, кроме того, я сделал вам новые удостоверения личности. Теперь вы господин и госпожа Стерлинг, – он протянул им карточки с пестрой голограммой. – Правда вот его, – он кивнул на Орландо, – я как-то не предусмотрел. Что до Лаэрта, то он не доставит вам хлопот. Вы с легкостью унесете его с собой в кармане, если пожелаете.

– А вы? – спросил Филипп.

Улыбка тронула губы Человека без лица, вытаскивавшего запасные тела.

– Я знаю, что мне не гулять по радуге. Каждому свое.

– Но как же он? – Филипп указал на Орландо. – Ему тоже надо бежать.

– Нет, – вмешался подсолнух, – я остаюсь. Все, что я могу сделать, это проводить вас на вокзал, но с вами я не поеду. – Он закашлялся.

– Тогда простимся, – сказал Человек без лица. – Желаю вам здоровья, денег и пожизненного счастья. Ты, – обратился он к Лаэрту, – отвечаешь мне за них.

Лаэрт выпятил грудь:

– Я вампир со стажем, как-нибудь справлюсь.

– Можно вас поцеловать? – спросил Человек без лица Аду.

Она утвердительно кивнула. Безликий расцеловал ее в обе щеки и, не сказав ни слова, стал стремительно удаляться. У Филиппа стоял ком в горле, он сглотнул его, но ком не уходил. Друзья подошли к краю поля, глядя на уходящего Человека без лица. Машина за их спиной оглушительно взорвалась и распалась на куски, но почему-то никто не испугался. Над городом стояла ночь.