Текст книги "Хризалида. Стихотворения"

 
Как тихо на Голгофе было[170]170
  «Как тихо на Голгофе было…». Иосиф – Иосиф Аримафейский, в саду которого, в пещере был устроен Гроб Господень. Греческим словом Лифостротон именовалось судейское возвышение или помост. «.. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю. Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа» (Евангелие от Иоанна, 19:12–13).


[Закрыть],
Когда сломали три креста,
Тела разбойников зарыли,
Отдав Иосифу Христа,
 
 
Когда замолкнули рыданья
И стон убитых скорбью жен,
И солнце мертвенным сияньем
Кровавило Лифостротон,
 
 
И вышли мертвые из гроба,
И над расселиной скалы,
Кружа над ними с мрачной злобой,
Слетались горные орлы.
 

22 ноября 1923

Сергиев Посад

 
Я одна в саду Аримафея[171]171
  «Я одна в саду Аримафея…». Гроб Господень был установлен в саду Иосифа Аримафейского (происходившего из палестинского города Аримафеи).


[Закрыть].
Вот пещера – но она пуста.
Говорят – поверить я не смею —
Унесли апостолы Христа.
 
 
Кто унес? Какой надгробный камень
От меня в подземной мгле сокрыл
Тех очей и уст небесный пламень,
Что меня любовью озарил?
 
 
Разобью ненужную амфору,
Миро нá землю бесценное пролью.
Встала рано, шла я шагом скорым —
И пустой гробницу застаю.
 

1 мая 1926

Москва

Лазаре, гряди вон!

 
Зачем в спеленутое тело[172]172
  «Зачем в спеленутое тело…». Эпиграф – Евангелие от Иоанна, 11: 43.


[Закрыть],
Освобожденному, опять
Мне возвратиться повелела
Твоя, Учитель, благодать?
 
 
И снова грани тесных членов,
И чад земных страстей и уз,
И все законы жизни тленной
За что мне снова, Иисус?
 
 
Марии, Марфы слышу клики,
Народ столпился надо мной.
Как страшен мир их многоликий!
Как режет очи свет дневной.
 

31 марта 1928

Сергиево

 
Наливается знойной болью,
Разрывается плоть.
Правит миром единая воля —
Значит – в боли – Господь.
 
 
Этот гвоздь, что мне в кости вбивают, —
Отзвук тайны креста.
И пока в крестной муке жива я,
Славлю волю Христа.
 

25 сентября 1929

 
О затерянных в хладном мире,
О заблудших в безводных степях,
О бездомных, безродных и сирых,
О разбитых сердцах
 
 
К Одигитрии Деве Марии
Припадем с горячей мольбой.
Да прострит на пути их земные
Свой покров голубой.
 

4 января 1930

Хотьково-Перловка (в вагоне)

 
Было ли чудо в Вифании —
Друг мой, не всё ли равно?
Чудное благоухание
Льет в твою душу оно.
 
 
Было из пепла восстание,
Пламя, угаснув, зажглось,
Здесь, как и в древней Вифании,
Смерть побеждает Христос.
 

10 апреля 1930

Томилино

 
Мой путь не прям.
Мой шаг упрям.
Желанья злы,
Глаза тусклы,
Не верен слух,
Иссушен дух,
Но верю я,
Что жизнь моя,
Душа и плоть, —
Твои, Господь.
 

18 июня 1930

Погост

 
Небожитель, ангел мой хранитель,
Грустный лик склоня,
Не спеши в надзвездную обитель,
Не покинь меня.
 
 
Сбереги надежду на спасенье
Гибнущей души.
Будь со мной в земном моем томленье,
Не спеши.
 

22 сентября 1930

Москва

ИЗ КНИГИ «ОГНЕННЫЕ СТУПЕНИ»[173]173
  ИЗ КНИГИ «ОГНЕННЫЕ СТУПЕНИ». Книга обращена к М.В. Шику. 23 февраля 1923 г. в «Тетради о твоем отце», обращенной к С.М. Шику, М.-М. признается: «Отец твой приходит два-три раза в месяц, чаще всего перед отъездом в Москву – за какими-нибудь поручениями. Раньше я ему читала в такие вечера свою текущую лирику, но у него был такой мученический вид там, где лирика касалась безысходного огненного круга, в кот<ором> я часто ощущаю себя, что понемногу я разредила, а теперь, кажется, и совсем прекратила эти чтения» (Семейный архив Шиков и Шаховских).


[Закрыть]

 
Минуты как годы, часы как столетья.
О светлом минувшем не стану жалеть я.
 
 
Не стану в грядущем жалеть ни о чем.
Кровавые раны горячим свинцом
 
 
Залью и сожгу до конца мою плоть.
А душу спасет и очистит Господь.
 

Июль 1920

В теплушке Ростов-Москва

 
Так близко, близко я к горнилу[174]174
  «Так близко, близко я к горнилу…». Девы притчи – мудрые и неразумные девы евангельской притчи (Мф., 25: 1-13).


[Закрыть],
Где жизнь расплавится моя.
Но где же воля, где же сила
Принять крещение огня?
 
 
Боюсь ли той последней боли,
Где может дух сгореть, как плоть,
Но верю ль к ней ведущей воле,
Что ею правит сам Господь?
 
 
Иль, тайно плача и тоскуя
О том, кто дан был во плоти,
Его, как встарь, еще люблю я
И всё ищу к нему пути?
 
 
Но нет. Не прежнее мне снится
У запертых его дверей.
О дальнем, дальнем дух томится,
О свете родины своей.
 
 
Как девы притчи, мы [елеем]
Не напоили свет лампад
И в час полуночный не смеем
На брачный пир Христа принять.
 
 
И сердцу горестно и страшно,
Что той же самою рукой
Светильник вечною загашен,
Чьей был зажжен во тьме земной.
 

[1921]

 
Горят мои царства, и веси, и грады,
Последним великим пожаром объяты.
Назавтра уж нечему будет гореть,
Но радостно духу на пламя смотреть.
 
 
Сквозь смерть пролетая, он верит, он знает,
Что в пламени тленное только сгорает,
А крылья его и целы, и легки,
И слышат касание Божьей руки.
 

[1921]

М.В.Ш.

 
Как бело, хмельно и метельно
Металась ночь вокруг меня,
Когда бродила я бесцельно
У освещенного окна.
 
 
Какой зловещею звездою
Сквозь иней твой огонь сиял,
Как будто новою бедою
Моим скитаньям угрожал.
 
 
Но что б могло еще случиться
Страшнее на путях моих,
Чем с этой вьюгой мне кружиться
У запертых дверей твоих?
 

9 декабря 1921

Сергиев Посад

 
Огонь пылал – и догорел.
Любовь цвела – и отцвела.
Болела жизнь – и умерла —
Таков ущербный твой удел
На этом свете – пленный дух.
Покинь же свой сгоревший прах
И на стремительных крылах
Пересеки земной свой круг…
 

25 ноября 1922

Сергиев Посад

 
В круговорот времен, в пределы тварной жизни
Какою силой дух мой вовлечен?
Или своей лишь волею капризной
И жаждой бытия он в мире воплощен?
 
 
И, посвятясь в законы воплощенья
И чуждость их и ужас их познав,
Спешит страданий огненным крещеньем
Вернуть удел своих сыновних прав.
 

[1923]

 
Остудим горячее, злое,
Больное свое житие
И в лоне святого покоя
Обрящем спасенье свое.
 
 
Как в бурных волнах отразиться
Не может небес глубина,
Так сердце не может молиться,
Когда в нем бушует волна,
 
 
И ангельских хоров не слышит,
И звездных не ловит лучей,
И в диком смятеньи колышет
Бездумные лики страстей.
 

1 декабря 1923

 
Как серный дождь на гибнущий Содом,
На сердце сходят злые предвещанья,
И вкруг всё дышит похотью и злом,
И меркнут прошлого святые упованья.
 
 
Как риза ветхая, добро едва-едва
Истлевший труп лукаво прикрывает.
Звонят колокола. Звучат еще слова,
Но жизнь, живая жизнь, во прахе истлевает.
 

23 декабря 1923

Сергиев Посад

 
Я молча руки простираю
К Тебе в подземной темноте.
Приди, хоть я Тебя не знаю,
Забыла в грешной суете.
 
 
Приди, да будет Твоя воля,
Каким Ты ни придешь путем —
Небесной радости лучом
Или огнем предсмертной боли.
 

1 апреля 1926

Москва

 
Узел, узел, узелок,
Мне тебя не развязать.
Но я знаю, может рок
Меч булатный взять.
 
 
Размахнется с высоты
Сталью острия,
И разрублен будешь ты,
А с тобой и я.
 

[1928]

Се жених грядет во полунощи.

 
Шире, шире, сердце, раздавайся,
Глубже ройся в грудь мою, недуг,
По крутым ступеням подымайся,
Не скудея верой, слабый дух.
 
 
Ведь еще вместить немало надо
Жгучих токов мирового зла.
Не по всем кругам земного ада
Ты в путях своих, душа, прошла.
 
 
Не спеши на отдых. Черной тенью
Мук твоих не искупить греха,
Не взойти на верхние ступени,
У дверей не встретить жениха.
 

15 декабря 1928

Сергиев Посад

 
Совмещать несовместимое[175]175
  «Совмещать несовместимое…». 16 января 1949 г. записано в дневнике с измененной 2-й строкой: «Побеждать непобедимое» и заменой одного слова в 3-й строке («сделать сказом несказанное»). 4 октября 1950 г. – с тою же заменой с 3-й строке и пояснением: «Эти случайно вынутые из глубин Леониллина комода “гадательные” стихи мои тех лет, когда я заготовляла их для молодежи перед наступлением святок сотнями». 28 апреля 1950 г.: с той же заменой и другими глаголами первых строк: «постигать», «достигать». Здесь оно вспоминается как «роднящее» М.-М. с Хлебниковым.


[Закрыть],
Претворять непретворимое,
Слить потоки неслиянные,
Сделать словом несказанное —
Вот задача неотложная…
Стань возможным, невозможное!
 

14 апреля 1929

Москва

 
Тяжело росток придавлен
Тяжким камнем к борозде.
Но к спасенью путь оставлен
Свет взыскующим – везде.
 
 
Вправо, влево, вкось и прямо,
Вдоль по камню, поперек —
Жизни крепкой и упрямой
К солнцу путь в земле широк.
 
 
Пробирайся, наливайся
Вешней силою живой,
Юный стебель, не сдавайся
Камню – крышке гробовой.
 

14 мая 1929

 
Дева, роза Назарета,
Матерь Света,
В радужных твоих садах
Серафимами воспета,
Оживи мой дольний прах,
Прах души моей сожженной,
Беззаконной —
Вероникой голубою,
Да взрастет всегда склоненной
В славословье пред Тобою.
 

10 апреля 1930

Томилино

 
Как жадно страждущее поле
Впивает горных вод струи,
Так жажду я в земной юдоли
Причастия Твоей любви.
 
 
Но в сухоте окамененья
Моя бесплодная душа
Не в силах внять словам спасенья
И жизнью новою дышать.
 
 
О Ты, из камня источавший
Поток животворящих вод,
Души, как жесткий камень ставшей,
Коснись – да смертью не умрет!
 

15 июня 1930

Погост

Огонь принес я на землю,

И как я томлюсь, пока он разгорится.

Евангелие

 
Крещеньем огненным креститься[176]176
  «Крещеньем огненным креститься...». Эпиграф – неточная цитата из Евангелия от Луки: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк. 12: 49, 50).


[Закрыть],
Душа убогая, тебе ль?
Твой путь – бичи и власяница,
А не избрания купель.
 
 
Когда великим испытаньем
Господь тебя благословил,
Ты приняла Его деянье,
Но дух твой мрачен и уныл.
 
 
Сойти не может горний пламень
В непросветленные сердца,
Прими же вместо хлеба камень,
Прославив правый суд Отца.
 

28 июня 1930

Погост

 
Я у подножья эшафота.
И будет суд. И будет казнь.
Зачем же сердце беззаботно
И так чужда ему боязнь.
 
 
И нет молений о спасеньи,
И нету мыслей о суде.
Скользят крылатые мгновенья,
Как брызги солнца по воде.
 
 
И не осилить мне беспечность,
Не убояться мне суда…
И Бог, и мир, и я, и вечность, —
Всё нераздельно навсегда.
 

10 июля 1930

Верея

 
Приготовьтесь к шествию в пустыне,
Путники усталые. Пора.
Научитесь, путники, отныне
В пламени гореть и не сгорать.
 
 
На пути источника не будет.
Не прострет над вами пальма тень,
Помолитесь, путники, о чуде,
Чтоб не стал последним этот день.
 

20 августа 1930

Томилино

 
Бессилью моему дай право стать усильем,
Моей душе, приникнувшей к земле,
Расправить дай поникнувшие крылья
И луч зари дай уловить во мгле.
 
 
Да вознесусь к Твоим селеньям горним,
Как к облакам возносится туман,
В бескрайние лазурные просторы,
В неизмеримый звездный океан.
 

7 октября 1930

Томилино

Дух дышит где хочет и голос его слышишь, а не знаешь – откуда при– ходит и куда уходит.

Иоанн 3, 8

 
Когда в Еноне у Салима[177]177
  «Когда в Еноне у Салима…». В Енонеу Салима / Крестил водою Иоанн – После крещения Иисуса «Иоанн также крестил в Еноне, близ Салима, потому что там было много воды; и приходили [туда] и крестились» (Иоанн, 3: 23).


[Закрыть]
Крестил водою Иоанн,
Богоисканием томимый,
И я пришел на Иордан.
 
 
Но был мне голос: в Иордане
Тебе креститься не дано.
Томимых жаждою познанья
Крещу я огненным вином.
 
 
Пожди еще. Минуют сроки,
Предел восполнится времен —
И будешь в огненном потоке
Испепелен и возрожден.
 

6–19 января 1931

Москва

 
Неизглаголанной печали
Полна ушедшая любовь,
Но сердце чтит ее скрижали,
Их перечитывая вновь.
 
 
И совесть, страж неутомимый,
Не даст душе вперед шагнуть,
Пока ты, некогда любимый,
В былом мне заграждаешь путь.
 
 
Пока тебе я не простила
Разлуки смертную вину
И до конца не обвинила
Себя одну.
 

21 февраля 1931

Москва, Красные ворота

ИЗ КНИГИ «О ПРЕХОДЯЩЕМ И ВЕЧНОМ»

 
Остановись, прохожий, на мгновенье
Во имя ночи той, что я была с тобой.
Ты не узнал меня. Спина моя согбенна,
И седы волосы, и взор померкнул мой.
 
 
Но это я – Роав. Тебя из всех прохожих
Я одного возлюбленным звала.
С тобой одним на всем доступном ложе
Невестой чистою и любящей была.
 
 
С вершин [Фавора] ветер налетает,
Взметает прах всех четырех дорог
И, злобствуя над нами, раскрывает
Шатра убогий кров.
 
 
В Вефиле у тебя есть крепкая храмина
И мать твоих детей, любимая жена,
Но мы одни под звездами пустыни,
Что ты вошел ко мне, не будет знать она.
 
 
Не просит ласк дряхлеющее тело,
И поздно мне дитя твое зачать.
Я в эту ночь, припав к тебе, хотела,
Как встарь, на звезды поглядеть опять.
 
 
Ты вдаль уйдешь, но станет ночь теплее,
И я во сне услышу, как тогда:
«Роав, Роав, ты мне всех жен милее,
Ты мне сестра, голубка и звезда».
 

5 января 1921

 
У колодца ведра плескались[179]179
  «У колодца ведра плескались…». Переложение евангельского сюжета о Самарянке и Спасителе (Иоанн, 4: 5-29).


[Закрыть],
И всю воду я разлила
Оттого, что мысли мешались
И душа как в аду жила.
 
 
Вдруг подходит ко мне прохожий,
Не священник и не левит,
Но по виду служитель Божий,
И смиренно мне говорит:
«Дай мне пить, жена-самарянка».
«Нашел у кого просить!
У колодца я спозаранку
И воды не могу наносить.
Я в колодец ведро уронила
И разбила два кувшина,
Ты не знаешь, что со мной было».
Он сказал: «Ты блудница, жена,
И сегодня горишь в геенне,
И в сердце твоем нож
И своей, и чужой измены.
И всегда ты жаждешь и пьешь,
Угасить напрасно желая
Негасимую муку твою.
У меня же вода есть такая,
Коей жажду навек утолю».
 
 
Я молчала у ног пророка,
Но с груди моей камень упал.
А над нами высоко-высоко
Белый голубь летал.
 

[1921]

 
Гляжу с вниманием прилежным
В полуоткрытое окно:
По синим пажитям неспешно
Влача пушистое руно,
 
 
Волнисто-снежными стадами
Плывут и тают облака,
А там, вдали за облаками,
Весь мир держащая Рука
 
 
И надо мною, и над ними
Незримо чертит письмена.
И не стереть ничье в них имя,
Ни одного виденья сна.
 

25 апреля 1922

Сергиев Посад

 
Шел Иуда полями.
Трава под его ногой
Свивалась в черное пламя,
И камень стонал немой.
 
 
В страхе бежал с дороги
Пред ним скорпион и змей.
И русло менял в тревоге
Бегущий мимо ручей.
 
 
Смерти искал Иуда,
Но тщетно звучал призыв.
Свершилось новое чудо
Под кущею белых олив.
 
 
Ветви обвиться не дали
Проклятой петле вокруг,
И роща вся задрожала,
Как будто пронесся дух.
 
 
Пал Иуда на землю,
Как зверь, завыл, скорбя,
И услышал голос: «Я внемлю.
Я здесь. Я простил тебя».
 

21 ноября 1921

Сергиев Посад

 
Смуглая и стройная рабыня[180]180
  «Смуглая и стройная рабыня...». Сюжет стихотворения – из Библии (Бытие. Гл. 16), однако характеристика Агари, от лица которой написано стихотворение, как «рабыни с Моавитских гор», ошибочна: Агарь была египтянкой, а Моав была родиной другой библейской героини – Руфи.


[Закрыть]
С Моавитских гор,
Я любила в розовой пустыне
Авраама царственный шатер.
 
 
Зачала я сына Аврааму.
Чрево, плод несущее, – алтарь!
Неужели покоряться станет
Госпоже неплодной – мать-Агарь?
 
 
Но страшна жены бездетной ярость.
И молил, и плакал Измаил.
Обрекла его изгнанью Сара.
Господин меня не защитил.
 
 
Я и отрок в розовой пустыне
От рассвета горького утра
Целый день под небом жгуче-синим
Вдаль идем от милого шатра.
 
 
Не слышна мне жажда и усталость,
Не палит меня палящий зной.
Только страшно, что в пустыне алой
Первенец погибнет мой.
 

17 мая 1922

Сергиев Посад

 
Горних высей высота,
Дольних мыслей суета,
Чад сгоревшего огня
Ждут ответа от меня.
 
 
Растроилась жизнь моя:
Дух – в заоблачных краях.
«Я» души – в земном бреду.
Сердце – в огненном аду.
 
 
Что в ответ могу сказать?
Буду завтра бресть опять
В трех мирах тройным путем,
Всё тоскуя об Одном.
 

24 июля 1922

Сергиев Посад

 
Тревожно, грустно и светло
Над сердцем облако прошло,
Блеснули алые края —
Мечта закатная моя.
 
 
Пробилось золото лучей —
Отсвет далеких светлых дней,
И снова сумрак предночной,
Угрюмо сизый и немой.
 

15 ноября 1922

Сергиев Посад

 
Пролетит и не вернется птица,
Проблестит и канет в ночь зарница.
Это облако ты видишь только раз,
Не зажжется пламень, что погас.
 
 
У сухих цветов ожить нет силы.
Мертвецы не встанут из могилы.
Только сердце свой пройденный путь,
Глупое, всё думает вернуть.
 

25 января 1923

Сергиев Посад

 
Глухой и слепой,
Горбатый и старенький,
С клюкой и сумой
Сижу на завалинке.
 
 
Теплеет апрель
Теплынью богатою.
Весенняя прель
Просырила заплаты.
 
 
Кружит по руке
Мурашка залетная.
Кружит налегке,
Сестра беззаботная.
 
 
Клюкой бы не смять
Траву подорожную.
Жизнь и ей благодать —
Дыхание Божие.
 

19 апреля 1923

Москва

 
Однодневка в золотом уборе
Залетела в комнату мою.
Поискала солнца и простора,
И цветов, что сладкий сок дают.
 
 
И устав от поисков напрасных,
Крылышки сложила и легла
На кругу моей коробки красной
И без лишних жалоб умерла.
 

29 апреля 1923

Сергиев Посад

 
Стонет зверь в лесном капкане,
В мышеловке бьется мышь,
Тонет судно в океане.
Ты, уснувший, мирно спишь,
 
 
Упоен вином покоя,
И не слышишь, как вдали
Твари в смертной муке воют,
Тонут в море корабли.
 

1 мая 1923

Сергиев Посад

 
Шелесты. Нежные лепеты[181]181
  «Шелесты. Нежные лепеты…». Тимхово – деревня в Тверской области.


[Закрыть].
Теплые капли в листах.
Шорохи. Росные трепеты
В розовой кашки лугах.
 
 
Тень мимолетного облака.
Легкий серебряный дым.
Матово-белое, доброе
Мягкое солнце за ним.
 

22 июня 1923

Тимхово

 
Если мир лежит во зле —
Отчего так ясны звезды
И цветов осенних гроздья
В золотой лампадной мгле
 
 
Так торжественно прекрасны?
И чиста любовь моя
И из чаши бытия
Смерть, как жизнь, принять согласна.
 

27 октября 1923

 
Окончив речь свою, прославил[182]182
  «Окончив речь свою, прославил…». Сюжет стихотворения – переосмысленный эпизод из Деяния апостолов (XVII, 34) об обращении ко Христу святым апостолом Павлом афинянки Дамари. Танатос (др. – греч.) – смерть. Стихотворение зачеркнуто.


[Закрыть]
Христа и к небу взор поднял,
Безмолвствуя, апостол Павел.
И весь ареопаг молчал.
 
 
Потом слова зашелестели
То тут, то там, – и вспыхнул смех:
«Чьи кости мертвые истлели,
Он оживить мечтает тех.
Презреть слова его пустые!
Танатос жертв не отдает.
Пойдемте пить и есть, живые,
А мертвый в гробе пусть гниет».
 
 
И только женщина рыдала
Одна, по имени Дамарь,
И сквозь рыдания шептала:
«Услышь, мой друг, мой брат, мой царь!
В Аида черную обитель
Ты заключен не навсегда,
Сойдет к нам Эрос-воскреситель
И воскресит нас в день Суда».
 

7 февраля 1924

Сергиев Посад

 
Ковчег над бурным океаном
И малый остров – Арарат.
А мир под ними бездыханный
Грехов, борьбы, надежд, утрат.
 
 
И будет радуга лишь Ною,
И с ним в завет Господь войдет.
Но кто же тех, кто под водою,
Кто их услышит, кто спасет?
 

8 февраля 1924

Сергиев Посад

 
На мяльцах мяли[183]183
  «На мяльцах мяли...». При производстве льна его мнут на мяльцах, удаляют костру – жесткую кожицу или деревянистые волокна, остающиеся как отброс после трепания и чесания (мыканья).


[Закрыть],
Искали кострички,
Мыкали, чесали,
Связывали в мычки.
 
 
Прялкой вили, вили,
Тоньше стали вить
И перетоньшили —
Разорвали нить.
 

18 февраля 1924

Сергиев Посад

 
Забрели ко мне под вечер
Волшебные солнца лучи.
Пыльный воздух дрожит, просвечен,
Как мерцанье вербной свечи.
 
 
На зеленом лугу обоев
От окна зажглось окно.
Там – пустое, здесь – золотое,
И плывет по стене оно.
 
 
Доплывет до окна и угаснет,
Возвращая ночи приход.
Звезды, звезды, счастье несчастных,
Письмена благодатных высот.
 

14 марта 1924

Сергиев Посад

 
Как примириться сердцу
С огнем мировых страданий?
Как принять избиение младенцев
И ужас, когда тонул Титаник?
Тоску в каземате
На смерть осужденного,
Казнь боярина,
На кол посаженного,
Еретика, на костре сожженного,
И Христа, Христа в тюрьме под стражею.
Или всё, что у нас считается
Ужасом, мукою, кровью —
Там, в небесах, называется
Господней любовью?
 

23 ноября 1924

Сергиев Посад

 
Я – революция. Я пламень мировой[184]184
  «Я – революция. Я пламень мировой…». 7 ноября 1947 г. стихотворение записано в дневник и рассказаны обстоятельства его появления: «Его должна была читать Танечка С. на костюмированном балу 8 ноября, в красном платье и во фригийской шапке». В этом варианте конец 2-й строки «дыму»; 3-й: «влеку я за собой»; в 4: «разрушено»; в 8: «не видно».


[Закрыть].
Нет нужды мне, что вы боитесь дыма,
Что вопли жертв влекутся вслед за мной,
И всё разрушилось, что было нерушимо.
 
 
Звериное мое страшит вас естество.
Вы ярости моей трепещете, народы.
И сквозь пожары гнева моего
Не видите за мной дитя мое – Свободу.
 
 
Не вечно знамя красное мое.
Над ним развеется зелено-голубое,
Когда на плуг перекуют копье
И станет мир единою семьею.
 
 
Победный день тот близок иль далек,
Не мне судить. Я только меч возмездья.
Меня послал неумолимый рок.
Мне ворожат счастливые созвездья.
 

10 декабря 1924

Москва

 
Стану ль завидовать птице крылатой,
Разве не птица душа у меня?
Разве в просторы небес необъятных
Вечности дали ее не манят?
 
 
Разве не носится ласточкой вольной
В царстве лазури она?
Разве ей доли земной не довольно,
Той же, что птице дана?
 

30 мая 1925

Сергиев Посад

 
Бледно-зеленым океаном
Лежит закатных туч гряда.
За ними берег осиянный
И пальм огнистых череда.
 
 
А дальше – город златоглавый,
Где, многоцветны и легки,
Слетелись славить Божью славу
Несчетных ангелов полки.
 

13 июня 1925

Сергиев Посад

 
К огню чужого камелька
Позвали греться старика.
Старик недвижимо сидел
И молча на огонь глядел.
 
 
А после встал и в ночь ушел,
И нищ, и стар, и бос, и гол.
И не хватились старика
Его друзья у камелька.
 

7 января 1926

Сергиев Посад

 
Под мерный стук колес уснули пассажиры.
В окно чуть брезжит мутный серый свет.
Окрестности, задумчивы и сиры,
В окошко белый шлют привет.
 
 
Деревья голые безрадостно и четко
Ветвистые раскинули рога.
Бегут у станции какие-то решетки.
Тускнеют к таянью готовые снега.
 
 
И пассажирам тоже, верно, снятся
Неяркие, нерадостные сны.
Не про «свободу, равенство и братство»,
Не про святыню горней стороны.
 
 
Вот этот видит чад попойки пьяной
Иль черный хлеб и душный ряд забот.
. . . . . . . . .
 
 
А поезд жизни мерно, неустанно
К великой Бездне всех несет.
 

 
Окутанный февральскими туманами,
Покинутый печальный монастырь.
И снежные вокруг него поляны,
И смутная лесов далеких ширь.
 
 
Под ветхим кровом станции убогой
Сермяги серые навьюченных людей,
И царственная ель торжественно и строго
Стоит на страже у путей.
 

 
Жесткий ветер колет, режет,
Бьет и жжет лицо.
Заунывный ели скрежет
Над моим крыльцом.
 
 
Что стоять? Бегут минуты,
Вьюг не переждешь,
Выходи, лицо укутав —
Не в раю живешь.
 

22 февраля 1926

Хотьково-Пушкино

 
Ах, какими тешит сказками
Нянька старая меня.
С их завязками, развязками
Не заметила я дня.
 
 
Вот и вечер. В печке прыгает,
Догорая, огонек.
Отложив, закрыла книгу я,
Позабыла про урок.
 
 
Льются россказни певучие
О железных башмаках.
Унесла в леса дремучие
Патрикевна петушка.
 
 
Спит на дне речном Аленушка,
Вся опутана травой.
Блеет серенький козленочек
Над потопленной сестрой.
. . . . . . .
 
 
А жар-птица огнецветная
В полуночные края
Ждет царевича заветного.
И царевич этот – я.
 

1 апреля 1926

Москва

 
Утихнули ночные шумы[185]185
  «Утихнули ночные шумы…». Военный суд – Арбат, 37. Здесь с 1921 г. в городской усадьбе В.А. Хованского (конец XVIII – начало XIX) размещался Революционный военный трибунал Московского военного округа. Кино – кинотеатр «Арбатский АРС» (Арбат, 51). Зигфрид и Фафнер – герои фильма немецкого режиссера Фрица Ланга «Нибелунги» (1924). В дневнике М.-М. вспоминает, как «Даниил “водил” нас с Ан<ной> Вас<ильевной> Романовой на Зигфрида» (это был любимый фильм Д. Андреева, который он смотрел десятки раз). Церковь Николая чудотворца на Арбате снесена в 1931 г. Предположительно, описан вид на Арбат из квартиры родителей М.В. Шика.


[Закрыть].
Трамвай последний прожужжал.
Арбат, усталый и угрюмый,
Тяжелой дремой задремал.
 
 
Безумно жутким бредом полон
Военный суд передо мной
О тех, кто спит уже безмолвно
В земле с пробитой головой.
 
 
И тут же рядом Зигфрид снится
Стенам облупленным Кино.
С драконом Фафнером сразиться
Во сне опять ему дано.
 
 
На почте письма сном тревожным,
В конвертах затаившись, спят —
И дел, и помыслов ничтожных
Завороженный маскарад.
 
 
На скучных полках Гос-мед-торга
Стрихнин, и йод, и хлороформ,
Полны виденьем всяких хворей,
Забылись беспокойным сном.
 
 
Подальше – церковь Николая.
Угодникам не нужно спать.
Бессонный, он не прекращает
Арбат крестом благословлять.
 

1 апреля 1926

Москва