Текст книги "«Жажду бури…». Воспоминания, дневник. Том 1"

Он навязал Гайдебурову в качестве редактора некоего Драгомирецкого. Гайдебуров совершенно не знал Драгомирецкого. При таких условиях на подобное требование ни в каком случае соглашаться не следовало и лучше было вовсе отказаться от газеты. Но Гайдебурову очень хотелось иметь свою газету, и, поговорив с Драгомирецким, он столковался с ним на таких условиях: Драгомирецкий за довольно хорошее жалованье будет редактором ответственным; ему предоставляется право veto609609
  запрещения, вето (лат.).


[Закрыть] на статьи, по его мнению, опасные в цензурном отношении, но вмешиваться в редакцию он не будет, и действительным редактором будет Гайдебуров.

Драгомирецкий был галичанин, в Галиции принадлежавший к партии крайних реакционных русофилов610610
  Имеются в виду старорусины, или москвофилы, группировавшиеся вокруг русофильской газеты «Галичанин», которые – в отличие от младорусинов, или украинофилов, шедших на политические компромиссы с австрийским правительством за некоторые совершенно ничтожные, как считал В. В. Водовозов, уступки в пользу малороссийского языка, – отстаивали идею национально-культурного единства славянского населения восточной Галиции с русским народом, апеллируя к официальной России (Водовозов В. Политические выборы в Галиции. С. 220; см. также: Водовозов В. Политические партии Австрии. С. 159; Он же. Радикализм и радикальная партия. С. 74).


[Закрыть] (Наумовича, Маркова). В России он служил по Министерству внутренних дел и, говорят, был близок к Департаменту полиции. Во всяком случае, он был человеком Соловьева и выражал его взгляды.

Удовлетвориться фиктивной ролью в редакции он не мог. С первого же дня или, лучше сказать, ночи он начал появляться в типографии, вычеркивая и, что еще хуже, вставляя в газету свое. При всей неясности политического миросозерцания Гайдебурова он был либерал и прогрессист; Драгомирецкий – консерватор или даже реакционер, но главным образом крайний националист, полонофоб и антисемит. Совершенно естественно, что с самого начала между ними выходили острые конфликты. Первое время дело кончалось компромиссами, и я, следивший за газетой, живя в Киеве, и не знавший всей закулисной стороны дела, хотя далеко не вполне был доволен газетой, но счел себя вправе ехать с корреспондентской карточкой, полученной от нее.

Но когда я ознакомился со своими корреспонденциями в том виде, как они были напечатаны, я был возмущен. Особенно возмутительна была последняя корреспонденция о моем аресте. Не только некоторые места из них были выкинуты, но [и], что гораздо хуже, в них были вставлены целые абзацы, придававшие им не тот смысл, какой они имели в рукописи. Они были усеяны выходками против поляков в самом скверном националистическом тоне, который мне был всегда чужд. Я потребовал, чтобы «Русь» напечатала мое письмо с протестом против искажения моих статей, и, несмотря на нежелание Драгомирецкого, Гайдебуров настоял на его напечатании. Кроме того, я напечатал историю своего ареста в первоначальном виде в журнале «Новое слово» (Струве)611611
  В апрельской книге журнала была опубликована статья В. В. Водовозова «Политические выборы в Галиции. (Впечатления туриста)», но без описания «истории» его ареста, предваряемая авторским примечанием: «В основу предлагаемого очерка положены мои корреспонденции, первоначально напечатанные в газете “Русь”, 1897 г., № 49, 53 и 63. Редакция газеты их сократила, дополнила соображениями, с которыми я решительно не могу согласиться, и отчасти переделала заключавшийся в них фактический материал, пополнив его из других источников сведениями, которые кажутся мне неточными» (Новое слово. 1897. Кн. 7. С. 216).


[Закрыть]. От какого бы то ни было сотрудничества в «Руси» я отказался. Но и «Русь» недолго просуществовала: просадив на нее свой капитал, не имея возможности согласиться с Драгомирецким, Гайдебуров сам прекратил свою газету, не имевшую ни малейшего успеха612612
  История «Руси» изложена в моих «Материалах для характеристики положения печати».


[Закрыть] 613613
  См.: «В “Русь”, возникшую после вторичной приостановки, Соловьев успел навязать своего редактора, г. Драгомирецкого, и в настоящее время либеральный редактор “Недели” Гайдебуров состоит в то же время издателем консервативного органа» ([Водовозов В. В.] Материалы для характеристики положения русской печати. Вып. 1. С. 97).


[Закрыть].

Из Галиции я вернулся в Киев и следующий год прожил там, только раз или два съездив на короткое время в Петербург.

В 1898 г. летом предстояли выборы в германский рейхстаг, а затем – в прусский ландтаг614614
  Ландтаг (нем. Landtag, от Land – земля, страна и Tag – собрание) Пруссии, король которой одновременно являлся с 1871 г. германским императором, состоял из двух палат – верхней (господ), соединявшей в себе элементы наследственности, пожизненного назначения и представительства (крупные землевладельцы, университеты, города), и нижней (депутатов), избираемой по двойной системе выборов.


[Закрыть], и я собирался туда ехать заблаговременно. Отъезд был назначен на конец марта. Но опять-таки предположениям моим не суждено было осуществиться.

В ночь на 12 марта нас разбудил резкий звонок. Я вскочил.

– Кто там?

– Телеграмма.

Я открыл дверь. Вошли жандармы, несколько полицейских.

Обыск тянулся часа два и, следовательно, был довольно поверхностным. Ничего серьезного не нашли615615
  Л. П. Меньщиков, служивший тогда в Московском охранном отделении, перечисляя фамилии арестованных «в ликвидацию 12/III», отмечал, что «были на несколько дней задержаны еще В. В. Водовозов и его жена В. П. Водовозова, пытавшаяся во время обыска сжечь какую-то нелегальщину» (Меньщиков Л. П. Охрана и революция: К истории тайных политических организаций, существовавших во времена самодержавия. М., 1928. Ч. 2, вып. 1. С. 157). Как указывалось в рапорте прокурора Киевской судебной палаты от 1 декабря 1898 г., у В. П. Водовозовой изъяли «1) две тетради, в одной из коих записана речь, произнесенная фон Косцельским в германском рейхстаге по поводу тенденций и агитации партии социал-демократов, а в другой отмечены названия разных книг по юридическим, социальным и политико-экономическим вопросам и фамилии разных лиц, которым книги выдавались. В числе других встречаются фамилии Биска, Полины Гиберман, Николая Бердяева, Павла Тучапского и других, частью привлеченных к дознанию о “Киевском союзе”, частью привлекавшихся ранее к дознаниям о государственных преступлениях, 2) два полулиста писчей бумаги с записанным на них отрывком произнесенной в германском рейхстаге депутатом Бебелем речи о сущности и стремлениях социал-демократии и 3) остатки полусожженной печатной брошюры “Задачи русской рабочей партии”, издание “группы рабочих революционеров” 1898 года. Брошюра представляет собой, как это и отмечено в предисловии, извлечение из труда Геда и Лафарга “Программа рабочей партии”» (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 265).


[Закрыть], забрали только мою пишущую машинку. Забрано было и довольно много рукописей, которые потом были мне возвращены (месяца через три). Мне и моей жене было заявлено, что мы арестованы.

– А теперь мы пойдем к вашему жильцу.

(В это время из трех комнат нашей квартиры одну мы сдавали студенту Вержбицкому616616
  Один из участников революционного кружка, созданного учащимися 2‐й Киевской гимназии, вспоминал: «Анатолий Вержбицкий, alter ego А. В. Луначарского, давший с последним “Аннибалову клятву” служить революции и рабочему классу, был большим энтузиастом нашей затеи. Оба они (А. В. Луначарский вступил несколько позже в наш кружок) заняли видное положение в организации и были неразлучными друзьями. Оба они вышли впоследствии, благодаря неладам с начальством, из гимназии и уехали в 1894 году в Швейцарию <…> к самому П. Б. Аксельроду на выучку. О первом из них, исключительно восторженном юноше, А. Ф. Вержбицком, преждевременно погибшем от тифа в голодный год (по дороге из Средней Азии на съезд научных работников заразился тифом и умер в Москве, где похоронен в 1922 году), надлежит упомянуть как об очень глубоком, вдумчивом и высокой культуры общественном работнике в дальнейшей его карьере. За деятельность в киевской с[оциал]-д[емократической] организации он был привлечен в марте 1898 г. в числе других членов “Союза борьбы [за освобождение рабочего класса]” и выслан из Киева под надзор полиции. В дальнейшем и до самой смерти А. Ф. Вержбицкий работал в рядах общественной агрономии» (Мошинский И. Н. На путях к 1-му съезду РСДРП: 90‐е годы в Киевском подполье. С. 58).


[Закрыть].)

На двух извозчиках, отдельно друг от друга, в сопровождении городовых мы были увезены. Привезли нас в тюрьму, находившуюся на окраине города в Лукьяновской части.

Было часов 6 утра, светало, и, подъезжая к ней, мы могли увидеть, что наш арест не индивидуальный: навстречу нам возвращались из тюрьмы порожняком извозчик за извозчиком, несколько пустых извозчиков стояло у ворот тюрьмы; в тюремной конторе мы увидели несколько человек, очевидно тоже только что арестованных. После обычного опроса в тюремной конторе нас развели в разные стороны, жену – в женское, меня – в мужское отделение.

На этот раз мы оба попали не в одиночное заключение, хорошо нам знакомое, а в общее, до тех пор мне не известное. В течение дня меня несколько раз переводили из камеры в камеру, я встречался в них все с новыми и новыми людьми и, наконец, часам к 6 вечера очутился в большой камере, где было человек 40 арестантов. Среди них я нашел Николая Бердяева, нашего жильца Вержбицкого, моего соседа Эвенсона, некоторых других знакомых и еще больше незнакомых, с которыми, конечно, тут же познакомился.

Главные причины моего личного ареста сразу объяснились, а другие обстоятельства выяснились потом.

Это были массовые аресты в одну ночь. Такие аресты довольно часто производились в 70‐е годы, но в это время они вышли из обыкновения. Их идею воскресил киевский жандармский генерал, знаменитый в то время Василий Дементьевич Новицкий. Идея довольно простая: захватить сразу всех людей, сколько-нибудь подозрительных, пощупать их, – наверное, что-нибудь выловится. А там большую часть можно будет выпустить; что за беда, что некоторые посидят недельку совершенно невинно? Если для них, даже в силу каких бы то ни было привходящих обстоятельств, этот арест окажется тяжелой драмой, то чем не пожертвуешь для пользы государства! Тем более что для Новицкого эти аресты драмой ни в каком случае не будут617617
  Ср.: «Человек крайне жалкого образования, грубый, жестокий и неумный, сыщик по страсти, но без всякого сыщицкого таланта, Новицкий современного революционного движения, разумеется, совершенно не понимал. Настолько не понимал, что очень часто и очень многим выражал глубокое и, очевидно, совершенно искреннее удивление по тому поводу, что евреи могут принимать участие в революционной деятельности.
  – Ну, русские, это я понимаю; отчего же им не позабавиться? Но евреи! Ведь действительно же их положение тяжело, и наказываем мы их куда построже, чем русских; чего же они еще лезут? Неужели им этого мало?!
  Для него революционное движение вызывалось, очевидно, не тяжелыми условиями жизни, не социальным неравенством и не политическим гнетом, а, наоборот, тем, что люди с жиру бесятся; если же на его пути встречались люди, революционность которых слишком явно противоречила его теории, то он недоумевал, искренно негодовал на них и столь же искренно мстил им, как за личную ему обиду.
  Совершенно естественно, что разобраться в психологии революционеров он был совершенно не в состоянии, отличить различные течения в их среде – тоже, почему он и мог предъявлять одному и тому же человеку обвинение в одновременной принадлежности к социалистско-революционной и социал-демократической партии.
  Я сказал, что он был сыщиком по страсти, но без сыщицкого таланта. Может быть, еще более он был палачом по страсти. Сыск тонкий, построенный на психологии, его тяжеловесному уму был недоступен. Он понимал физическую силу, угрозу; он рычал, топал ногами на арестованных, особенно на рабочих, угрожал им всяческими карами и иногда у слабых людей вынуждал предательство, но редко. Для большинства его приемы были слишком грубы, слишком примитивны. В этом, и почти только в этом, состояла его система сыска. Опутать арестованного сетью лжи, затронуть его самолюбие, сыграть на его благородстве и этим путем довести до сознания или даже до предательства, как это умел делать Зубатов, Новицкий не мог. Нужно отдать ему справедливость, что и провокацию он не признавал, потому ли, что она требовала большей изворотливости, чем отпущенная ему природой, а может быть, и потому, что она возмущала даже и его покладистую жандармскую совесть» (Водовозов В. В. Д. Новицкий. (Из личных воспоминаний) // Былое. 1917. № 5/6. С. 84–85; см. также о В. Д. Новицком: Водовозов В. По поводу «нового курса» в Одессе // Товарищ. 1907. № 35. 24 авг.).
  С тех пор как я живу сознательною жизнью, я смотрел и смотрю на наше правительство как на самую главную из тех благих сил, которые дали России ее настоящее положение в мире. Эта мысль, которая всегда владела и владеет мною, еще более окрепла под влиянием занятий исторической наукой, которой я предался, – и я не мог и не могу представить себе свою жизнь посвященной чему-либо иному, кроме службы правительству. По окончании университетского курса я был оставлен при университете, получил звание приват-доцента, – и Министерство народного просвещения командировало меня за границу, куда я и должен был отправиться 20 мая сего года. Но 29 апреля произошло событие, разрушившее все мои предположения и создавшее для меня из жизни одну нескончаемую нравственную пытку.
  Одна моя знакомая – Наталия Вержбицкая – пришла ко мне вечером этого дня и предложила идти вместе на реферат о драмах Ибсена, который должен, как она сказала, читаться на квартире князя Андроникова. Мы пошли туда, и там в 11½ ч. вечера все присутствующие были арестованы по распоряжению г. начальника Киевского губернского жандармского управления. Вскоре затем я был освобожден из-под ареста, но привлечен к следствию по этому делу. Как ни велико постигшее меня несчастье, я далек от того, чтобы хотя на минуту упрекать в нем власти: когда пришла полиция, то некоторые из присутствовавших стали вдруг выбрасывать из карманов на пол разные бумажки (оказавшиеся прокламациями) – и этим набросили тень на все собрание. Я горько раскаиваюсь в неосмотрительности и необдуманности своего поступка – прихода на совершенно незнакомую мне квартиру, где из 50 собравшихся всего пять человек были мне известны. Негодные люди, принесшие в своих карманах прокламации и выбросившие их вместо того, чтобы сознаться в имении их при себе, своим гнусным поступком сделали все собрание подозрительным в глазах властей, по крайней мере на первое время, пока еще допросы не обнаружили, что читался действительно только реферат об Ибсене. Мало того: многие из присутствовавших оказались людьми, скомпрометированными в глазах властей, – и это также бросило тень на всех.
  Ваше высокопревосходительство! Меня мучает мысль, что моя неосмотрительность, в которой я горько каюсь, могла заставить причислить меня к разряду людей, к которым я всегда относился и отношусь самым отрицательным образом, людей, действия которых всегда представлялись мне действиями помешанных или преступников. Для меня нравственно непереносима мысль, что те, которые окружают престол моего Государя и блюдут сохранность государственного строя, будут читать мое имя наряду с именами лиц, с которыми я не имел и не хочу иметь ничего общего. Я поклялся себе всею своею жизнью доказать, что только слепой случай мог сделать меня на мгновение человеком подозреваемым в глазах властей и что все мои силы будут посвящены только и исключительно служению нашему правительству – и ему одному. Разрешение вашего высокопревосходительства взять на себя занятия в белостокском коммерческом училище для меня имеет глубоко радостный смысл не только потому, что дает кусок хлеба моей семье, но прежде всего потому, что покажет, что мое искреннее и глубокое раскаяние в неосмотрительном поступке и клятвенное обещание до конца дней служить Государю не оставлены без внимания вашим высокопревосходительством. Евгений Тарле. Город Варшава, Дикая улица, дом № 8» (Там же. Л. 88–89).
  Проведя следующее лето в Петербурге, Тарле защитил 14 октября 1901 г. в Киеве магистерскую диссертацию «Общественные воззрения Томаса Мора в связи с экономическим состоянием Англии его времени», а в 1903 г. занял должность приват-доцента по кафедре всеобщей истории Петербургского университета.


[Закрыть].

В частности, для меня этот арест при всей его кратковременности и с полицейской точки зрения безрезультативности если и не был настоящей драмой, то все же повлек за собой серьезные неприятности.

Я только что взялся вести иностранное обозрение в «Журнале для всех» Миролюбова и почти закончил для него свою первую статью, которая так и не попала в печать, причем Миролюбов, не получая от меня известий и ответа на свои телеграммы, поручил ведение отдела другому лицу; у меня было написано довольно много статей для Энциклопедического словаря, которые я кончил, чтобы отправить сразу. Когда они были мне возвращены, было уже поздно, и непредставление мною заказанных статей вызвало совершенно законное недовольство в Словаре. По моему расчету, я на непредставленных мною законченных или почти законченных статьях потерял свыше 200 рублей гонорара, помимо того, что совершенно потерял работу в «Журнале для всех». А сверх того должен был отложить поездку за границу и ради нее, как сейчас расскажу, совершить в то время ненужную мне поездку в Петербург.

Идея таких массовых арестов теперь была применена в первый раз. Арестовано было свыше 120 человек618618
  12 марта 1898 г. В. Д. Новицкий доложил Департаменту полиции, что «арестовал 100 человек» (см.: Меньщиков Л. П. Указ. соч. С. 24), но, согласно рапорту заведующего Временной канцелярией при Министерстве юстиции по производству особых уголовных дел от 11 апреля 1898 г., одновременно подверглись арестам 105 лиц в Киеве, 43 – в Одессе и не менее 25 – в Екатеринославе, где полиция захватила также подпольную типографию (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 69).


[Закрыть], а кроме того, обыскано (без ареста) еще несколько десятков.

Одним из поводов к арестам, может быть – главным поводом, был состоявшийся незадолго перед тем в Минске первый социал-демократический съезд, на котором была основана социал-демократическая партия619619
  Первый съезд Российской социал-демократической партии (РСДРП), провозгласивший ее учреждение, проходил в Минске с 1 по 3 марта 1898 г.


[Закрыть]. На съезде был шпион, все или почти все участники его были выяснены и прослежены620620
  Неточность: агентов охранки в числе делегатов не было, хотя за некоторыми из них велась слежка, причем 2 февраля 1898 г. один из участников съезда Б. Л. Эйдельман вместе с прибывшим из Вены социал-демократом Л. В. Теслером встретился с приехавшим в Киев машинистом одесского водопровода С. М. Гандером, завербованным охранкой еще в 1894 г. (см.: Меньщиков Л. П. Указ. соч. С. 21).


[Закрыть]. Киевлян на съезде было несколько человек (Теслер, Тучапский, Эйдельман и другие)621621
  Неточность: на съезде присутствовали всего 3 делегата от Киева: П. Л. Тучапский – от местного «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», Б. Л. Эйдельман и Н. А. Вигдорчик – от «Рабочей газеты»; Л. В. Теслер в съезде не участвовал.


[Закрыть]; они, конечно, попали в число захваченных. Но сеть Новицкого была раскинута гораздо шире, и в числе захваченных оказалось множество лиц, совершенно к съезду и даже к социал-демократической партии не причастных. Между прочим, со мной в камере сидел один малоразвитой рабочий, совершенно еще не тронутый никакой пропагандой, сохранивший в полной чистоте девственную веру в царя.

– Скажите, пожалуйста, как царь терпит все это? Неужели никак нельзя довести до его сведения обо всем этом? – с горечью спрашивал он меня.

Конечно, тюрьма оказалась для него не бесполезной школой, хотя дней через десять он был уже выпущен.

Лично мы с женой попали в сеть Новицкого по следующей причине.

Месяца за два до этой роковой ночи в Киеве появился из‐за границы социал-демократ Теслер. Приехал он с задачей организовать социал-демократическую партию. Он был на Минском съезде, – чуть ли даже не по его инициативе этот съезд был созван; в Киеве вел энергичную партийную работу622622
  Б. Л. Эйдельман писал, что «никакого непосредственного участия в переговорах о созыве съезда Теслер не принимал», «ни в Москве, ни в каких-либо других местах переговоров не вел» (цит. по: Первый съезд РСДРП. Март 1898 года: документы и материалы. М., 1958. С. 195).


[Закрыть].

В числе лиц, вовлеченных им в партию, был и наш жилец, студент Вержбицкий623623
  На следствии А. Ф. Вержбицкий показал, что, «слушая в 1895 г. лекции в Цюрихском университете, он познакомился там с Теслером и затем ближе с ним сошелся осенью 1897 года в Вене. Во время пребывания своего в Цюрихе он познакомился также с Ниной Лопатиной, с которой часто встречался в русской читальне, в столовой и на лекциях ботаники; бывал изредка и у нее на квартире. <…> Осенью 1897 г. он вернулся из заграницы в Киев, а в феврале 1898 г. приехал туда же Теслер и, узнав его адрес, изредка стал бывать у него. Раза два и он был у Теслера в квартире Лопатина [отчима Нины]. Одно время он нанимал в Киеве комнату у Василия Водовозова…» (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 12. Л. 114).


[Закрыть].

Я жил тогда в небольшом двухэтажном деревянном домике, стоявшем в глубине громадного, более чем в десятину624624
  Десятина – старая русская единица земельной площади, равная 1,09 гектара.


[Закрыть], совершенно пустого сада625625
  Как вспоминал Б. Л. Эйдельман, одно из последних собраний группы «Рабочей газеты» перед самым съездом происходило у четы Водовозовых в Десятинном переулке (см.: Первый съезд РСДРП. С. 201).


[Закрыть]; в то время такие сады были не очень большой редкостью и даже не удорожали квартир (я за свою квартиру в три комнаты с верандой платил всего 27 рублей в месяц). Квартиру в нижнем этаже занимали мы, а одну комнату у нас снимал Вержбицкий. У нас была прислуга, но она жила в кухне, в отдельном флигеле. Верхний этаж занимала еврейская семья Эвенсон.

Эвенсон был типичный интеллигентный (или даже полуинтеллигентный) киевский еврей. Интеллигентности его хватало на то, чтобы плохо переводить с немецкого то повести, то статьи для издателей дешевых книжонок, плативших за работу гроши; сверх того он занимался самыми разнообразными делами626626
  М. С. Эвенсон был выслан из Петербурга 23 апреля 1891 г. за участие в похоронах Н. В. Шелгунова и, бедствуя с семьей в Режице Витебской губернии, обратился с прошением в Департамент полиции. Заверяя в своей «неизменной приверженности Государю Императору», он умолял простить его «легкомысленный» поступок – желание отдать последний долг своему «работодателю», ибо, пояснял Эвенсон, «последнее собрание сочинений Шелгунова я верстал и читал в корректуре, за что получил хорошую плату и благодарность автора». Поскольку это подтверждалось «свидетельством лица, заслуживающего полного доверия», директор департамента П. Н. Дурново посчитал возможным удовлетворить прошение Эвенсона, который, поселившись в 1894 г. в Киеве, служил корректором в типографии В. С. Кульженко, сотрудничая в местной прессе и житомирской газете «Волынь». В жандармских «Сведениях, полученных при наблюдении с 1‐го января по 1‐е июля 1897 г.» отмечалось, что «в квартире супругов Эвензон проживают поднадзорные супруги Василий Васильев и Вера Петрова Водовозовы», которых «посещают лица, причастные, по-видимому, к делу агитации среди рабочих» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 89. 3 д-во. 1891. Д. 666. Л. 6–8, 33).


[Закрыть]. Жена его тоже сменяла разные профессии; в это время, кажется, служила корректоршей в типографии. У них было множество детей, числа которых я определить не могу, от года до лет 12–13. Прислуги они не держали. Политике оба были чужды, хотя госпожа Эвенсон приходилась не то сестрой, не то кузиной известному революционеру Минору.

И вот в нашей избушке на курьих ножках появился Теслер. Он бывал у Вержбицкого – и только у него. Ни мы с женой, ни тем более Эвенсон не имели о нем никакого представления и не знали его ни по фамилии, ни в лицо. Теслер впоследствии рассказывал, что в нашем саду он несколько раз встречал шпиона и одного будто бы даже поколотил, потому что у него при виде шпиона, по его словам, всегда чесались руки. Я склонен думать, что этот рассказ – простая выдумка, потому что Теслер не был лишен некоторых черт Хлестакова. Привел ли шпиона в наш сад он или у нас был свой собственный, я не знаю; думаю, что первое предположение ближе к истине. Как бы то ни было, Теслера выследили, но наш или его шпион был, очевидно, не на высоте своей задачи и не сумел выяснить даже того, к кому именно в нашем небольшом домике ходит Теслер.

Нетрудно понять, как решил эту задачу Новицкий. С полной логичностью он постановил: арестовать все взрослое население дома. Кухарку Водовозовых не трогать, ибо она живет в отдельном флигеле.

Я уже рассказал, какую цену заплатил за это решение задачи. Эвенсонам далось оно тоже не даром. К ним полиция пришла уже под утро и после ареста забрала обоих.

– А как же дети?

– А нам что за дело?

И вот мать должна была оставить эту свору рыдающих детей на произвол судьбы. На беду, у них в этот день, как, впрочем, почти всегда, не было ни копейки денег, которые они могли бы оставить детям. Дав какие возможно инструкции детям, направив их к каким-то родственникам, они уложили, что было нужно для тюрьмы, и уехали или, точнее, были увезены, как и мы, на двух извозчиках отдельно друг от друга.

Когда Эвенсона вели в ту же камеру, где был и я, я был поражен его видом. Он был бледен как мертвец и совершенно пришиблен; почти не мог говорить и ничего не понимал. Его жена очутилась вместе с моей женой и была немного в лучшем состоянии. Ее, впрочем, освободили в тот же день. Эвенсона освободили вместе со мной через 10 дней627627
  Ср.: «Был арестован В[ержбицк]ий, были арестованы мы с женой, были арестованы и Э[венсо]ны, и дети их, из которых старшему было лет десять, брошены на произвол судьбы. Через 6 дней мы четверо (кроме В[ержбицк]ого) выпущены на свободу без всякого допроса» (Водовозов В. По поводу «нового курса» в Одессе). Это подтверждают жандармские «Сведения, полученные при наблюдении с 1 января по 1 июля 1898 г.», сообщающие, что после обыска, произведенного в ночь с 11 на 12 марта в квартире М. Ш. Эвензона, он «до 18 марта был задержан в Киевской тюрьме» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 89. 3 д-во. 1891. Д. 666. Л. 31).


[Закрыть].

В числе арестованных, кроме сидевших в моей камере, были первые деятели социал-демократической партии в России Теслер628628
  Приводя список арестованных 11–12 марта 1898 г. в Киеве, «занявших в этом деле видное место», Л. П. Меньщиков открывал его фамилией Л. В. Теслера, о котором писал: «учился за границей; проживая в Цюрихе (96 г.), принадлежал к Союзу с.-д. [Союзу русских социал-демократов за границей] и был близок с Плехановым; в следующем году находился в Вене, состоял в кружке [П. Ф.] Теплова; прибывши в Киев, сделался деятельнейшим членом Киевского Союза борьбы [за освобождение рабочего класса], руководил рабочими кружками, а также изданием журнала “Вперед” и воззваний; имел сношения с Эйдельманом и [С. В.] Померанец; арестован на собрании рабочих, происходившем 11-III—98 г. у слесаря Р. К. Маевского; по обыску отобран мимеограф, трафаретка 12‐й страницы № 4 журнала “Вперед”, письмо к Плеханову и др. документы» (Меньщиков Л. П. Указ. соч. С. 24).


[Закрыть], Тучапский, Эйдельман, Константин Прокофьевич Василенко629629
  В квартире студента К. П. Василенко полиция обнаружила «значительное количество сожженной печатной бумаги»: перед арестом он пытался уничтожить имевшиеся у него экземпляры киевской нелегальной газеты «Вперед» (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 21). В 1924 г. Василенко, оказавшийся как меньшевик в киевском Доме предварительного заключения, вспоминал, что, так как еще «в начале января 1898 г. была замечена усиленная слежка за многими членами организации», вслед за избранием делегата (П. Л. Тучапского) на I съезд РСДРП, состоялось решение во избежание арестов предоставить наиболее заподозренным эсдекам «продолжительный отпуск», заменив их новыми силами: «Установление преемственной связи между работой старой и новой организации было возложено на недавно прибывшего из Швейцарии секретаря заграничной организации Теслера и на меня». Но обоих постигла общая участь, и, описывая свое пребывание в тюрьме, где был заключен в одиночку, Василенко писал, что в числе сидевших в общих камерах был и В. В. Водовозов, «поддерживавший тесную связь с социалистическими организациями (особенно с.-д.) и оказавший большое влияние на развитие политической мысли революционного Киева», ибо в течение 1897 г. прочитал «ряд нелегальных лекций о государственном строе западноевропейских держав и о политических партиях», и «им же делались доклады о выборах в рейхстаг и о партейтагах германской с.-д., на которых он лично присутствовал» (Василенко К. Четверть века назад. (Странички из воспоминаний) // Былое. 1924. № 27/28. С. 129–130).


[Закрыть] (брат630630
  В рукописи далее зачеркнуто: «известного впоследствии украинского министра».


[Закрыть] Николая Василенко) и другие, но в тюрьме их я не встречал, так как они сидели в одиночных камерах.

Виновником нашего и эвенсоновского ареста, как я уже сказал, был Теслер. Но вина его состояла здесь только в неосторожности и ни для кого не повлекла за собой особенно тяжких последствий. Других он погубил тоже по неосторожности. А в одном случае он принес большой вред человеку, причем вину его нужно квалифицировать словом гораздо более сильным. Это произошло следующим образом.

По приезде в Киев Теслер остановился у Всеволода Лопатина, с дочерью которого Ниной был дружески знаком в Швейцарии. Всеволод Лопатин – брат известного шлиссельбуржца Германа Лопатина, инженер, служивший на Юго-Западной железной дороге631631
  Неточность: коллежский асессор В. А. Лопатин служил младшим ревизором Киевского акцизного управления.


[Закрыть]. Сам он активно в революционном движении не участвовал, но всегда был готов оказать услугу революционерам и потому охотно предложил Теслеру свое гостеприимство. Вскоре после приезда Теслера в Киев Лопатин вместе с дочерью уехал на время в Петербург, а перед отъездом поставил Теслеру одно условие: никакой нелегальщины не держать в других комнатах, кроме своей. Теслер же, оставшись в квартире один, снес прежде всего всю свою нелегальщину в кабинет Лопатина. Там она и была найдена. В результате Лопатин был обыскан в Петербурге, а в Киеве уволен со службы632632
  В. А. Лопатин показал на допросе, что познакомился c Л. В. Теслером в феврале 1898 г. через свою падчерицу Нину, студентку Цюрихского политехникума, с которой тот занимался в химической лаборатории. Лопатин «согласился быть восприемником Теслера при принятии им Св. Крещения», а в середине февраля уехал в Петербург, где, мол, «дня через два или три получил от своей сожительницы [Лидии] Крутицкой письмо с извещением о том, что ввиду стесненного материального положения Теслера она разрешила ему временно поселиться в их квартире» (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 135). Последнее опровергла прислуга Лопатиных, заявившая, что Теслер переехал на жительство к ним еще за пару дней до отъезда хозяина и «поместился в кабинете». Хотя с Лопатина взяли «подписку о неотлучке из места жительства», а Нина была подчинена особому надзору полиции, дознание в отношении обоих прекратили «по недостаточности улик» (Там же. Д. 12. Л. 114, 346).


[Закрыть]. Правда, как очень талантливый инженер, он скоро нашел себе другую службу, в Вильне.

Лопатин говорил, что если бы он не имел самых хороших отзывов о Теслере от заслуживающих доверия людей, то счел бы его за провокатора. И действительно, несмотря на этот поступок Теслера, никто в провокаторстве его не заподозривал и даже какому-нибудь моральному осуждению со стороны партии он не подвергся. Отчасти это объясняется тем, что он мужественно вел себя на допросах, брал все что можно на себя и в конце концов был сослан в Восточную Сибирь. Дальнейшей его судьбы я не знаю.

Для меня началась тюремная жизнь, к счастью продолжавшаяся недолго. Первый день остался особенно в памяти не только в силу естественного обилия новых впечатлений, но и вследствие сильного голода, который я чувствовал. Увезли нас из дому, почему-то не позволив нам напиться чаю, и весь первый день переводили из камеры в камеру, не давая ни обеда, ни чая. Только под самый вечер, устроив нас окончательно в определенной камере, нам принесли громадный, давно не луженный котел с трубой для угольев, долженствовавший служить нам самоваром, и мы могли напиться чаю с хлебом, а с едой мы устроились только на следующий день. То же самое было и на женской половине.

Как я уже сказал, в нашей камере я встретил хорошего знакомого – Н. А. Бердяева633633
  Прокурор Киевской судебной палаты А. А. Чернявский доложил 11 апреля 1898 г., что в квартире студента Николая Бердяева полицией изъяты: «а) несколько рукописных статей, направленных против существующих в России государственного и экономического строя и основ общественной жизни, составленных частью самим Бердяевым, а частью переведенных им с немецкого и французского языков, б) письма за подписью Мукалова, в которых сообщается о распространении их автором статей Бердяева и нелегальной литературы, в) письма за подписью Л. Гладина, в которых говорится о том же, г) письмо без подписи, в котором неизвестный автор доказывает Бердяеву и некоему Михайле бесполезность их намерения вести пропаганду в деревне и советует им посвятить свою деятельность городу, и д) три письма из Цюриха за подписью Нина, в которых сообщается об исполнении автором порученного через Этингер поручения из Киева к Грозовскому о каком-то содействии и о каких-то книгах и выражается опасение, что в случае приезда Бердяева в Цюрих автору письма придется мало его видеть, так как его, Бердяева, будут, вероятно, посещать все проживающие в Цюрихе русские и, может быть, также посетит его “и сам Павел Борисович” (эмигрант Аксельрод)» (Там же. Д. 11. Л. 22). На допросе Бердяев показал, что «обнаруженные у него рукописи были написаны им для себя, что они им не распространялись, за исключением, впрочем, рукописи “О морали долга”, которую он давал читать некоторым своим знакомым. Оказавшиеся у него письма писаны окончившей Киевскую женскую гимназию Людмилой Гладиной, штурманом Николаем Мукаловым и проживавшей одно время в Цюрихе Ниной Всеволодовной Лопатиной, дочерью того Лопатина, в квартире которого проживал в Киеве совершенно ему, Бердяеву, неизвестный Теслер. К этому Бердяев добавил, что за давностью времени он не может объяснить содержания означенных писем» (Там же. Л. 26). В «Списке лиц, арестованных, привлеченных и предполагаемых к привлечению по делу о преступном сообществе “Киевский союз борьбы за освобождение рабочего класса”» от 24 марта, который включает 96 лиц, говорится: «43. Николай Бердяев, студент. – Сношения с Гиберман, Э[й]дельманом, Крыжановской и другими. – По обыску ничего не найдено. Зависит от дальнейшего хода дознания. Содержится под стражей» (Там же. Л. 80).


[Закрыть]. Первые его слова ко мне были:

– Представьте, со мной какое несчастье: я не захватил своего зеркальца. Совсем не знаю, как мне быть.

Дружный веселый хохот был ответом на это трагическое сообщение, в камере зеркальце у кого-то нашлось, и оно было подарено Бердяеву, за что Бердяев был очень благодарен.

В литературе считается более или менее общепринятым, что одиночное заключение тяжелее общего634634
  См., например: Дорошевич В. М. Одиночное заключение // Дорошевич В. М. Собр. соч. М., 1907. Т. 9. С. 76.


[Закрыть]. И не только в литературе; таким его считает и законодательство. Но это мнение совершенно неправильно, или, по крайней мере, к нему нужно внести известные поправки.

В первые дни заключения, особенно когда не знаешь, чем объясняется арест, одиночество действительно очень тягостно. Напротив, в общем заключении обыкновенно очень быстро получаешь информацию, которая уясняет и причины ареста, и степень его серьезности, и угрожающие последствия. Но если даже информироваться не удается или если результаты информации неутешительны, то все же общение с товарищами по несчастью поддерживает бодрость духа, дает возможность пользоваться их советами и опытностью, сообща вырабатывать приемы самозащиты и борьбы с тюремным начальством за скромные права и льготы заключенного.

В первое же утро, когда из тюремной конторы меня вели в тюремную камеру, со мной вели еще какого-то очень юного студентика. Мое настроение было тяжелое, но студентик был совершенно пришиблен. И я, постаравшись взять себя в руки, сказал ему:

– Молодой человек, что это вы нос повесили? Как вам не стыдно! С кем этого не случалось, – тюремную повинность надо же отбыть.

И молодой человек быстро выпрямился.

– Нет, я что же, я ничего.

И явно приободрился. Но и на меня самого мои собственные слова подействовали ободряющим образом. Так действует общение с товарищами в тюрьме в первые дни. Но очень скоро начинаешь чувствовать ужас положения: вечно на людях, ни одной минуты не остаешься один, вне контроля других людей. Вечный шум, не дающий возможности углубиться в чтение. А если при этом хоть кого-нибудь подозреваешь в шпионстве или хотя бы в недостатке мужества и способности по слабости разболтать на допросе, то общее заключение делается ужасным и об одиночном начинаешь мечтать чуть не как о высшем счастье. Довольный в первые дни общением с товарищами, я уже с пятого или шестого дня стал томиться им и подумывал проситься в одиночку.

Много времени спустя, в темную декабрьскую ночь 1915 г., я был арестован в Петербурге635635
  Ср.: «В ночь на 29 декабря истекшего года меня разбудили непрошеные гости в полицейских мундирах. Причина этого неожиданного и весьма мало приятного визита тогда была для меня совершенно неизвестна и остается таковою же и поныне. Ночные гости произвели осмотр моих бумаг, взяли с собой значительную их кипу и препроводили меня сперва в участок, потом в охранное отделение, а затем поздно вечером того же дня в Дом предварительного заключения на Шпалерной улице. И был вечер, было утро, день первый. За ним последовал день второй. На третий вечер я собрался уже встречать невеселый Новый год, печально думая о предстоящей перспективе проведения в этом не особенно приятном учреждении неопределенно долгого времени, как вдруг отворилась дверь, и я услышал возглас: “на свободу”. Свобода была для меня так же неожиданна и так же непонятна, как и арест. Последний и до сих пор остается таким же: допросу я не был подвергнут, и в чем я виновен или в чем меня подозревали, я не знаю. Да и первая также: почему, напр., Мякотин, столь же виновный или столь же невиновный, как и я, просидел две недели, тогда как я отделался всего двумя днями?» (Водовозов В. Четверть века назад и теперь // Северные записки. 1916. № 3. С. 205).


[Закрыть]. В конторе Дома предварительного заключения я встретился с В. А. Мякотиным, Л. М. Брамсоном и другими, арестованными в ту же ночь. Мест в одиночных камерах не хватало, и нас рассаживали попарно. Я помню то негодование и почти ужас, с каким Мякотин тут же сказал: «Нас, кажется, будут сажать не по одиночке!» В ту минуту я этого ужаса и негодования еще не испытывал.

Как я уже сказал, нас было человек 40. Камера, хотя и большая, для такой оравы была тесна; на нарах места хватило только половине, а другая половина должна была спать на полу, на соломенных мешках; я с Бердяевым, приведенные в камеру позже других, принадлежали к этой второй половине. Но на следующий же день два рабочих любезно предложили нам свои места на нарах. Кормили нас плохо, но можно было приобрести продукты на свой счет. Выпускали на прогулку в тюремном дворе тоже сообща. Было несколько книг, взятых разными лицами с собой и пропущенных в камеру, но читать было трудно вследствие шума. Иногда, впрочем, устраивались чтения вслух.

На 8‐й или 9‐й день к нам заявился тогдашний киевский генерал-губернатор Драгомиров в сопровождении Новицкого. Тюремное начальство разделило нас на интеллигентов и рабочих и расставило двумя отрядами. Драгомиров подходил по очереди к каждому, сперва – к интеллигентам, потом – к рабочим, и задавал формальные вопросы: фамилия, занятие, происхождение; у евреев спрашивал:

– Еврей?

К интеллигентам обращался на «вы», к рабочим – на «ты». И рабочие это вынесли без протеста, который, конечно, был бы поддержан нами.

Иногда Новицкий делал свои дополнения в таком роде: «уже много раз попадался» и тому подобные. Мне Новицкий сказал:

– Нам с вами, господин Водовозов, надо выйти из дела.

Хотя фраза и не совсем ясная, но и я, и мои товарищи истолковали ее (и, как оказалось, правильно) в смысле скорого освобождения.

Действительно, через день или два, в общем – на десятый день заключения, явился в камеру кто-то из начальства и заявил:

– Водовозов, Эвенсон, такие-то и такие-то, – всего человек 6 или 7, – собирайте вещи. На свободу.

То же самое было и в женской камере. Моя жена тоже попала в число освобожденных, и мы встретились в тюремной конторе. Ни она, ни я ни разу не были допрошены. Освобождение наше и Эвенсона без допроса объяснялось тем, что Теслер по соглашению с Вержбицким (которое было заключено по внутренней тюремной почте) на первом же допросе заявил, что ходил к Вержбицкому, а других жильцов дома не знал, что было совершенной правдой. Мы были освобождены без всяких последствий, как это называется на полицейском языке636636
  Неточность: жена В. В. Водовозова, содержавшаяся под стражей с 12 по 17 марта 1898 г., была, в отличие от него, привлечена в качестве обвиняемой к дознанию по делу «Киевского союза борьбы за освобождение рабочего класса», но оставлена на свободе с учреждением за ней особого надзора полиции. Не признав себя виновной, В. П. Водовозова показала на допросе, что найденные у нее рукописи с переводом речей, произнесенных в германском рейхстаге, «вероятно, приняты от кого-нибудь ее мужем для редактирования», а в изъятой тетради «ею самой и ее мужем делались отметки о выдаче книг разным лицам, в том числе их знакомым: Полине Гиберман, Николаю Бердяеву и другим». Что же касается полусожженной брошюры о задачах русской рабочей партии, то «таковая принадлежит одной ей, и ее муж о брошюре этой ничего не знал», причем якобы «получила она ее накануне обыска с вечерней почтой в простом письме, кажется, с московским штемпелем и хотела ее уничтожить, для чего зажгла и остатки бросила в умывальное ведро, где их потом и нашли» (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 265–269). Дознание, к которому привлекли 142 человека, из которых 12 оставались под стражей, было завершено 7 мая 1899 г., и согласно приговору, последовавшему лишь 22 марта 1900 г., В. П. Водовозову подчинили гласному надзору полиции на один год в избранном ею месте жительства (Там же. Д. 12. Л. 34–45, 336).


[Закрыть]. Такие последствия, как потеря работы, в счет не идут. Не идет в счет и то, что у меня была забрана пишущая машинка и возвращена моей жене, несмотря на мою просьбу, обращенную к Новицкому, и потом жалобу к Драгомирову637637
  См.: «Ответ на жалобу получил от Новицкого: он меня призвал и с чрезвычайным чувством собственного достоинства заявил мне, что никаких жалоб он не боится, что он имеет связи в высших сферах и что машину и бумаги он мне не отдаст или отдаст тогда, когда сам захочет, а что если я буду и дальше жаловаться, так мне же достанется» (Водовозов В. В. В. Д. Новицкий. (Из личных воспоминаний). С. 83).


[Закрыть], только через 6–7 месяцев, когда меня уже не было в Киеве.

Другие заключенные сидели дольше: кто два-три месяца, как Бердяев638638
  Неточность: Н. А. Бердяев, освобожденный под залог в 5000 рублей, содержался под стражей около трех недель, с 12 марта по 1 апреля 1898 г. (ГАРФ. Ф. 124. Оп. 5. Д. 11. Л. 233).


[Закрыть], кто месяцев шесть, как Вержбицкий639639
  А. Ф. Вержбицкий, освобожденный из-под стражи 18 августа 1898 г. (в предварительном заключении он провел 5 мес. и 6 дней) под залог в 600 рублей (позже сумма увеличилась до 1000 рублей), согласно приговору, был подчинен гласному надзору полиции на два года (Там же. Л. 197; Д. 12. Л. 336).


[Закрыть], а некоторые и гораздо больше. Некоторые, несмотря на продолжительность заключения, были выпущены тоже без последствий, другие были приговорены к высылке из Киева или к ссылке в разные места, причем некоторые из них более или менее долгий промежуток между освобождением и ссылкой могли провести на свободе в Киеве. Некоторые, как Теслер, Эйдельман и другие, прямо из тюрьмы были отправлены в Восточную Сибирь640640
  22 марта 1900 г. по докладу министра юстиции император Николай II соизволил «выслать под гласный надзор полиции: а) в Восточную Сибирь – Бориса Эйдельмана и Льва Теслера на 8 лет <…> и б) в Вологодскую губернию – <…> Павла Тучапского на 4 года, Николая Бердяева, <…> Веру Крыжановскую, ныне по мужу Тучапскую, Николая Мукалова <…> на 3 года <…>» (Там же. Л. 334).


[Закрыть].

Тотчас после освобождения я счел нужным обойти родственников тех из моих товарищей по заключению, с которыми я был ближе знаком или которые об этом просили.

Пошел я к отцу Бердяева. Нужно заметить, что Н. Бердяев бывал у меня очень часто, но я у него никогда не бывал и родителей его совершенно не знал.

Я позвонил и спросил у горничной, дома ли Александр Михайлович Бердяев.

Отец был почти совершенно глух. Ему сказали в ухо, что кто-то хочет его видеть. Он вскочил с кресла, вбежал в прихожую и, смотря по сторонам невидящими глазами, в каком-то ужасе спрашивал:

– Кому я нужен, что такое, в чем дело?

За ним выбежала его жена и находившийся у них их родственник, и мы все вместе не без труда его успокоили. В семье Н. Бердяева на него и отец, и мать чуть не молились, считали его гением, и арест его произвел ошеломляющее впечатление. Все 10 дней бедняга отец не мог успокоиться и прийти в себя. Мое посещение принесло ему некоторую пользу. Он узнал, что живет его сын не очень уж дурно, что нас не подвергают пытке, что на допросе он пока еще не был и что можно надеяться на более или менее скорое освобождение.

В семье другого моего товарища по заключению, Ал[ександра] Биска641641
  Неточность: имеется в виду не Александр Биск, а его брат Исаак; в «Списке лиц, арестованных, привлеченных и предполагаемых к привлечению по делу о преступном сообществе “Киевский союз борьбы за освобождение рабочего класса”» от 24 марта 1898 г. говорится: «Биск Исаак, бывший студент. – По обыску ничего не найдено. Был в постоянных сношениях с Теслером. Брат его [Иона] арестован и привлечен в Москве. – Подлежит привлечению. Содержится в порядке Охраны» (Там же. Д. 11. Л. 80). Прокурор Киевской судебной палаты пояснял 12 мая, что «сын купца Исаак Биск, проживавший одно время в Швейцарии, находился в постоянных сношениях с Львом Теслером и семейством чиновника Киевского акцизного управления Всеволода Лопатина» (Там же. Л. 134). В списке обвиняемых по делу сказано, что Биск «содержался под стражей с 12 марта по 25 апреля 1898 года. Ныне находится под надзором полиции» (Там же. Л. 300). Биск, согласно приговору от 22 марта 1900 г., был отдан под гласный надзор полиции в черте еврейской оседлости на один год в избранном им месте жительства (Там же. Д. 12. Л. 335).


[Закрыть], встреча была в другом роде, но не лучше. Отец, довольно богатый, но малокультурный еврей, домовладелец, был не столько удручен, сколько озлоблен на своего сына. Он уже побывал у всякого начальства, там ему насказали, будто сын замешан в страшном сообществе и ему грозит каторга и будто он ведет себя на допросах очень дерзко. Отец всему верил, а когда я говорил, что это все ложь и что сын его не мог вести себя на допросах дерзко, потому что он ни разу еще на допросе не был, то отец явно не верил мне. Кое-что я опровергал, ссылаясь на слова его сына, сказанные мне. Свое озлобление на сына и недоверие ко мне Биск-отец выразил так грубо, что мне стало противно. Я сказал:

– Вы, очевидно, всякому жандарму верите больше, чем вашему сыну; что же – это ваше право. – И ушел.

Но тут была жена Александра Биска; на следующий же день она прибежала ко мне и, извиняясь за свекра, просила рассказать все, что я знал. Затем она бывала у меня часто.

Нужно заметить, что ни Бердяев, ни Биск не просили меня о посещении их родных, может быть, предвидя подобную встречу, и я его предпринял по собственной инициативе. Напротив, от К. Василенко, сидевшего в одиночной камере642642
  К. П. Василенко был освобожден 11 июня 1898 г. «на поруки с денежной ответственностью в 3000 рублей» и отдан под особый надзор учебного начальства на один год (Там же. Л. 300, 337).


[Закрыть], но узнавшего о словах Новицкого, я по внутренней почте получил поручение к его брату, от соседа по камере Вержбицкого – к его матери, от многих других – к родным, и нигде больше ничего подобного только что описанным эпизодам не встречал.

Приведя в порядок по возможности свои дела, приведенные в расстройство неожиданным арестом, я подал прошение о заграничном паспорте. Обыкновенно такие прошения удовлетворяются в один день, на этот раз я ходил в полицию недели три и все время получал в ответ:

– Не готов.

– Да в чем же дело?

– Из того учреждения, куда мы обратились с запросом, можно ли выдать свидетельство о неимении препятствий к выезду, нам не дают ответа.

– Когда же он будет?

– Не знаем.

Таинственного учреждения мне не называли, но догадаться о нем было нетрудно643643
  22 марта 1898 г. начальник Киевского губернского жандармского управления генерал-майор В. Д. Новицкий доложил в Петербург, что «состоящий под негласным надзором полиции дворянин Василий Васильевич Водовозов ходатайствует о выдаче ему удостоверения на беспрепятственный выезд за границу». В заключении от 27 марта, составленном делопроизводителем Департамента полиции П. Н. Лемтюжниковым, говорилось: «Принимая во внимание, что Василий Водовозов по последней ликвидации в Киеве был обыскан (ничего не найдено), заключен под стражу, а затем 17 марта освобожден, а равно имея в виду, что жена названного Водовозова, Вера, при обыске ее пыталась сжечь преступное издание, – полагал бы, что по ходу дознания может представиться необходимым привлечь Водовозова к возникшему дознанию, а потому полагал бы выдачу ему удостоверения для беспрепятственного выезда за границу пока отложить». 30 марта Департамент полиции уведомил Новицкого, что ходатаю «может быть выдан заграничный паспорт, если в нем, Водовозове, не встречается надобности при производстве возникшего дознания» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 91. 3 д-во. 1893. Д. 140. Л. 229–231).


[Закрыть]. Что было делать? Я уехал в Петербург, прожил там у матери 4 или 5 дней и подал прошение. Немедленно же получил свидетельство и вслед за ним паспорт. Была середина мая старого стиля644644
  По паспорту, выданному столичным градоначальником 16 мая 1898 г., В. В. Водовозов выехал за границу 23 мая (см.: Там же. Л. 232).


[Закрыть], а выборы предстояли в середине июня по новому стилю. Опять у меня было мало времени.