Текст книги "Жернова. 1918–1953. Книга десятая. Выстоять и победить"

Глава 6

Всю короткую летнюю ночь немцы обстреливали позиции дивизии полковника Каплунова из орудий и минометов, их пехота то в одном месте, то в другом пыталась просочиться в ее тылы; некоторые «тигры», вырвавшиеся вперед, горбились черными глыбами среди минных полей, по ним с разных сторон били наши орудия, «тигры» огрызались; немецкие саперы ползали по минным полям, обезвреживая наши мины, готовя проходы для танков, группы наших автоматчиков схлестывались с прикрывающими их панцергренадерами, и по всему по этому от зари до зари не прекращались стычки по всей линии обороны не только дивизии Каплунова, но и соседних.

Майор Вологжин дважды пытался соснуть, привалясь к бревенчатой стене блиндажа, и оба раза просыпался от близких разрывов мин и снарядов.

– Лютует фриц, мать его… – ругался рядом подполковник Лысогоров. – Пытается взять на измор. Давай, майор, попьем чайку. Хрен тут поспишь при такой немецкой музыке.

Они сидели и пили чай из эмалированных кружек с отбитой там и сям эмалью.

– Мои разведчики только что вернулись из поиска, – говорил между глотками чая Лысогоров. – Приволокли языка, эсэсовца, ефрейтора, а по-ихнему какой-то там хрен-его-знает-фюрер. Говорит, что с утра немцы опять попрут вперед. Там у них целый танковый корпус СС перед нашими позициями толчется. Так что завтрашний денек пострашнее нонешнего будет.

– Уже не завтрашний, а сегодняшний, – поправил Лысогорова Вологжин и, глянув на часы, уточнил: – До рассвета осталось чуть больше часа.

– А здорово вы им врезали! – оживился Лысогоров. – Честное слово! Четыре танка на такую армаду! Если бы своими глазами не видел, не поверил бы.

– Ну, во-первых, не мы одни. Ваши тоже лупили их в хвост и в гриву, – не согласился Вологжин. – Во-вторых, эти танки хоть и называются «тридцатьчетверками», а по существу, совсем другие машины: и броня помощнее, и орудие посильнее. Ну и… в-третьих, опыт, выучка…

– Да-да, разумеется, – согласился Лысогоров. – Но ведь и фрицы не лыком шиты.

Вологжин усмехнулся.

– Будем считать, что нам повезло на этот раз больше, чем им.

И оба уставились в темноту, слабо освещаемую горящим фитилем в снарядной гильзе.

Едва допили чай, как ожили телефоны восстановленной связи. Пришло сообщение, что в первой линии остались лишь редкие очаги обороны, противотанковые узлы либо уничтожены, либо заняты противником; на второй линии практически уничтожена артиллерия и оба танка, прикрывающие проход между двумя узлами обороны.

– Это на правом фланге, – ткнул в карту Лысогоров. – Там, где вчера прорвались немцы и которых вы… Я думаю послать туда взвод пэтээрщиков, пару орудий из резерва, ну и… хотя бы один из ваших танков… было бы весьма кстати.

– Я распоряжусь, – сказал Вологжин и добавил: – И вообще, судя по всему, мне здесь делать больше нечего. Если понадоблюсь, я в своей машине. Связь по рации… Буду действовать по обстановке.

И Вологжин тиснул руку подполковнику, тряхнул за плечо рядового Сотникова, пулеметчика из экипажа своего танка, выполнявшего роль ординарца и связного. Тот вскочил, как очумелый, вытер мокрый рот и уставился на Вологжина испуганными, совсем еще детскими глазами.

– Пошли, – велел Вологжин. – В танке доспишь.

Захватив автоматы, они выбрались из блиндажа в ход сообщения.

Небо уже начало светлеть. На его фоне прорисовывались темные горбы холмов, купы деревьев, изодранных бомбами и снарядами, уродливый контур какого-то одинокого строения. Но в низинах темнота сгустилась еще больше, а от недалекой реки уже наплывала тонкая кисея тумана.

Менее чем в километре слева и справа шел бой. В темноте вспыхивали огненные трассы, пересекались и гасли, короткие зарницы орудийных выстрелов сменялись грохотом разрывов. Впереди же, перед позициями полка Лысогорова, уже с полчаса было тихо – так тихо, будто все вымерло. И это настораживало.

Потом от реки возникли звуки движения, шаги множества людей, понукание ездовых, лошадиный храп, тряский перестук колес. И Вологжин догадался, что это выходит на полупогибшую позицию подкрепление, о котором говорил Лысогоров. Он подождал, покуда последнее орудие проследовало мимо, скорым шагом миновал открытое пространство и, ответив на оклик часового паролем, протиснулся в узкий лаз, прикрытый дубовыми ветками с уже увядшей листвой. Тонкий луч фонарика вырвал из мрака зеленую глыбу танка, сапоги спящего под его днищем экипажа.

– Младший лейтенант Самарин! – окликнул Вологжин.

– Я! Я – младший лейтенант Самарин! – откликнулся юношеский голос из-под самого днища, затем засучили ноги в сапогах, и под свет фонарика выбрался из-под танка белобрысый и курносый, в сущности еще мальчишка, поморгал заспанными глазами, приложил руку к шлему, доложил:

– Товарищ майор! Экипаж танка отдыхает. Все на месте, больных и раненых нет.

– Ужинали?

– Так точно, товарищ майор!

– Боеприпасами и соляркой заправились?

– Так точно! Еще вчера вечером.

– Вода, сухпай на три дня…

– Все имеется в полном комплекте, товарищ майор!

– Хорошо. Поднимайте свой экипаж и выходите вот на эту позицию, – показал Вологжин на свой планшет, сквозь целлулоид которого виднелся кусочек карты. – Это чуть левее того места, где мы вчера вели бой с прорвавшимися танками противника. Здесь замените экипажи старших сержантов Прохоренко и Гамаева. Если их машины в укрытии и не способны вести бой, вытащите машины и поставьте в стороне, а сами займите место одной из них. Но если хотя бы один из танков может стрелять… Короче говоря, действуйте по обстоятельствам. Ваша задача – выбивать «тигры» и «пантеры». Остальные оставляйте пэтэа и пехоте. Все ясно?

– Так точно, товарищ майор. А как же взвод?

– Я останусь при взводе, – ответил Вологжин: – Должен же я чем-то командовать: майор все-таки.

– Понятно, товарищ майор. Разрешите выполнять?

– Выполняйте. Чтобы через пятнадцать минут были на позиции… пока еще темно… И запомните: главное – маневр и огонь. Без спешки. Без суеты. Да, и вот еще что: если там есть наши раненые танкисты, посодействуйте, чтобы их отправили в тыл.

– Есть через пятнадцать минут быть на позиции! Есть посодействовать отправке раненых! – громким полушепотом откликнулся младший лейтенант Самарин.

Вологжин, стоя в стороне, смотрел, как выбирающийся из капонира танк смял прикрывающие вход ветки деревьев, развернулся и, на малых оборотах двигателя, едва урча, утонул в жидких сумерках.

Туман еще более сгустился, хотя и укрывал землю тонкой пленкой, так что казалось, будто невысокие холмы, купы деревьев и кустов, развалины какого-то строения висят в воздухе и даже движутся куда-то, но еле-еле, как бы крадучись, точно хотят незаметно уйти от того, что ожидает их с восходом солнца. А солнце все еще покоилось за горизонтом, алая заря пламенела и разрасталась, то есть там, где таились скопившиеся за ночь бронированные полчища немцев, а само небо посветлело настолько, что на нем остались лишь самые крупные звезды, да и те лишь в сумеречной стороне неба.

Отсюда, с вершины холма, в котором были укрыты танки Вологжина, позиции второй и третьей линии обороны пока лишь угадывались. Судя по тому, что стрельба велась справа и слева от позиций полка Лысогорова, немцы будут наступать именно здесь, то есть по следу прорвавшейся вчера в наши тылы немецкой колонны и благополучно здесь погибшей. И место удобное для прорыва, и грунтовая дорога, и впереди никаких естественных препятствий, а небольшая степная речушка поворачивала за спиной у Вологжина на север, следовательно, наступать можно, не форсируя этой речушки, на другой стороне которой располагалась следующая линия нашей обороны.

Впрочем, это всего лишь его, майора Вологжина, предположения, а на самом деле он ничего не знает о конкретных планах противника, кроме одного: немецкие танковые корпуса рвутся к Курску с севера и юга-востока, чтобы окружить и уничтожить войска Центрального и Воронежского фронтов и всё, что стоит ему в затылок. А у него, майора Вологжина, и тех немногих танков его батальона, что зарыты в землю в пределах видимости, одна задача – способствовать тому, чтобы немцы не прорвались сквозь порядки полка подполковника Лысогорова. Если же учесть, что немцы вчера прорвались через многие позиции других полков и дивизий, пройдя почти без задержки более десяти километров минных полей и оборонительных рубежей, что вряд ли они утратили свою пробивную силу, то выстоять дивизия полковника Каплунова под их таранным ударом не сможет. Но ослабить этот удар обязана, не считаясь ни с какими потерями живой силы и техники.

Вологжин глянул на светящийся циферблат швейцарских часов, снятых с убитого немецкого офицера еще в августе сорок первого. Часы показывали три часа десять минут. И почти тотчас же вершины холмов с их меловыми выступами вспыхнули ярким солнечным светом, а вдали, со стороны немцев, замерцали сполохи выстрелов артиллерийских орудий. И Вологжин поспешил вниз по крутому скату холма, а сзади его уже догонял слитный и тяжелый гул первых разрывов немецких снарядов.

Артподготовка еще не закончилась, когда в воздухе появились «юнкерсы» и начали утюжить минные поля, которые за ночь успели восстановить наши саперы и на которых уже подорвалось несколько немецких танков. Другие самолеты бомбили узлы обороны, сосредоточенные в основном на скатах холмов и возвышенностей.

Затем пошли танки.

Отрывистые выстрелы наших противотанковых пушек слились с выстрелами немецких танков и самоходок, издалека заговорила наша же дальнобойная артиллерия, «катюши» в течение нескольких минут выплескивали в небо дымные струи огня, в небе гудели наши и немецкие самолеты, окрестности затягивало дымом и бурой пылью – и весь этот грохот, то усиливаясь, то на некоторое время ослабевая, топтался на одном месте, протягивая свои пыльные лапы в ближайшие наши и немецкие тылы.

Через два часа ожесточенного боя немецкие танки прорвали вторую линию обороны полка Лысогорова как раз в том месте, где вчера четыре танка Вологжина вели свой первый и вполне успешный бой. Возникла угроза, что они могут прорвать и третью линию и уж во всяком случае выйти на тылы второй.

– Товарищ майор! – окликнул Вологжина, снова наблюдавшего за полем боя с вершины холма, старший сержант Семенков. – Вас вызывает «Семнадцатый».

Вологжин и сам успел оценить прорыв немецких танков и мотопехоты через порядки второй линии обороны, поэтому, сбегая с холма, крикнул сержанту:

– По машинам! Командиров танков ко мне! – и, достигнув своего танка, взял из рук радиста шлемофон и прижал к уху.

– «Восемнадцатый» слушает.

– Майор! Фрицы опять прорвались там же, где и вчера. Нужна твоя помощь, – услыхал Вологжин взволнованный голос подполковника Лысогорова.

– Понял. Выступаю.

И посмотрел на командиров своих танков, стоящих рядом.

– Идем с интервалом в тридцать метров вдоль оврага. После рощи выходим на скат вон той высоты и там становимся в засаду. Как только немцы подойдут на триста-четыреста метров, расстреливать в первую очередь «тигры» и «пантеры». Далее по обстоятельствам. В случае моей гибели командование взводом берет на себя старший сержант Семенков. Всё. По машинам.

Глава 7

Это место на склоне гряды, образованной когда-то движением ледника, Вологжин присмотрел давно. Здесь дожди, талая вода и ветры прорыли неглубокую щель, в которую танк помещался по самую башню. Правда, было одно неудобство: если танк поднять повыше, ему приходилось стоять в наклоненном положении, что сужало сектор обстрела, но если немного расчистить площадку от камней, подровнять ее, то лучшего места для засады не найти. И Вологжин велел еще недели две назад такие площадки подготовить. Однако подготовили лишь одну: подготовить больше помешали другие заботы. Вологжин сам въезжал на своем танке на эту площадку и примеривался, как отсюда, с высоты метров, примерно, в тридцать, вести огонь вниз, по дороге, если на ней окажутся танки противника. Выяснилось, что надо немного опустить нос, тогда будет в самый раз: сверху даже «тигра» можно раздолбать любым снарядом. А им снизу ничего не светит, потому что с дороги видны лишь ствол орудия и часть башни – он сам проверял.

Сейчас готовить площадки для других танков не было времени, и он приказал старшим сержантам Арапникову и Семенкову оставаться внизу, в промоинах же, укрыться от авиации маскировочными сетями и действовать из-под них короткими наскоками: выскочил, пару выстрелов, откатил назад, сменил позицию, снова вперед – и так до полной победы.

Он так им и сказал: «До полной победы». А что он еще мог им сказать? Не маленькие, сами поймут, до какой черты им стоять на этом месте.

А сам повел свой танк наверх. И неожиданно встретил там, на подготовленной площадке, артиллерийских корректировщиков. Впрочем, сразу и не разобрались, кто такие: трое, в нашей форме, один офицер. Может, немцы. Может, перекинувшиеся на их сторону казаки, о чем ходили самые разные слухи, может, власовцы. Всякое может быть.

Офицер вскочил, замахал руками, заорал:

– Куда претесь, черти! Не видите, что ли, занято?

– А ну дай очередь над их головами, – приказал Вологжин пулеметчику. – Пониже, пониже. Вот так, пусть землю понюхают. – И, откинув крышку люка, высунул автомат и крикнул: – Кто такие?

Офицер поднял голову от земли, ответил:

– Старший лейтенант Клецков из сто седьмого артполка. Ведем корректировку огня своих батарей.

– Документы! – приказал Вологжин, не отводя автомата от прижавшихся к каменному днищу сухого русла людей. – И своему механику-водителю: – Прутников! Возьми у них документы.

Офицер встал, протянул свое удостоверение.

– Вы за это ответите, – сказал он. – У меня приказ командования. Я должен корректировать огонь: вон они прут как, а вы – документы! Какие к черту документы, – все более накалялся его крик. – Под трибунал захотели?

Вологжин соскочил с брони, подошел к старшему лейтенанту.

– Не ори! Эту площадку мы давно подготовили для танка. Так что придется потесниться, товарищ старший лейтенант Клецков, – и Вологжин вернул удостоверение офицеру.

– Но вы же стрелять будете – и вас сразу же засекут. А наше дело тихое.

– Ничего, подниметесь повыше – дальше виднее будет. А там бой рассудит. И поторопитесь: мне машину надо установить.

– Ладно, так и быть, – сдался старлей. – Пойдем ребята наверх. А то нас тут прихлопнут вместе с этим утюгом.

И корректировщики, пригибаясь, чтобы не было видно со стороны, полезли выше со своей рацией, а экипаж, поставив танк на место и натянув над ним сеть, приготовился к бою.

Едва заняли позиции – вот и немцы. Впереди мотоциклисты, за ними бронетранспортеры – разведка. А уж за ними… в пыли и дымной пене разрывов наших снарядов надвигалось целое полчище «тигров», «пантер», средних танков, самоходок, а среди них выделялись огромные «фердинанды», восьмидесятитонные чудовища с толстенной броней и мощной пушкой.

С противоположного холма открыли огонь противотанковые орудия. С бронетранспортеров посыпались панцергренадеры. Многие из них кинулись туда, где скрывались танки Вологжина: промоина была заметна с дороги, она обозначалась кустиками терна, крупными валунами и грудами камней, которые когда-то стаскивали с полей, расчищая пашню.

Противопехотные мины, которыми была напичкана лощина, и короткие злые очереди из танковых пулеметов отбросили немцев назад.

Вологжин медлил открывать огонь. Вот когда немец подставит свои борта, тогда уж наверняка, тогда только успевай заряжать. К тому же немецкая разведка прошла по дороге, даже колесные бронетранспортеры прошли и прошли они над минами, вернее, там, где мины стоять должны. Может, там стоят какие-то особые мины, рассчитанные на тяжелые танки. Как бы там ни было, а надо ждать.

Наша полковая артиллерия почему-то перестала стрелять, дым и пыль отнесло в сторону, и открылось жуткое и одновременно величественное зрелище: танки, танки и танки, докуда хватал глаз. Впереди «тигры» и «пантеры», за ними «фердинанды», далее все остальное.

Вологжин глянул вверх по распадку, но корректировщиков там не увидел: то ли это действительно не наши, то ли еще не устроились на новом месте. Черт их разберет! И он связался с полком, чтобы выяснить, должны тут быть наши или не должны.

Долго не отвечали, наконец сказали: должны. Ну и слава богу, а то как-то тревожно и не знаешь, что делать.

Немцы встали, едва первый «тигр» нарвался на мину. И сразу же по замершим танкам с двух сторон открыли огонь наши противотанковые орудия и минометы. Вновь заговорила дивизионная артиллерия, расположенная километрах в трех-четырех от линии фронта. Немецкие танки открыли огонь по высотам, танки полегче пошли в атаку на позиции полка подполковника Лысогорова, за ними бронетранспортеры с пехотой. Загромыхала немецкая артиллерия. Появились бомбардировщики. Вновь все затянуло пылью и дымом.

Вологжину вести огонь по танкам противника было не с руки: расстояние больше километра, попасть, конечно, можно, но лучше поберечь снаряды для ближнего боя. В ожидании, когда авиация проложит путь через минные поля, немецкие танки стали маневрировать, то подвигаясь вперед, то назад, лишь бы не стоять на месте. Даже «тигры» – и те вынуждены были шевелиться, чтобы не стать неподвижной мишенью, потому что, хотя снаряды советских семидесятишестимиллиметровых противотанковых орудий в лоб их стамиллиметровую броню не брали, однако корму, менее защищенную, продырявить могли вполне.

Но вот немецкая авиация мелкими бомбами проутюжила узкую полосу в минном поле, танки двинулись вперед и через несколько минут головные тигры вошли в зону, наиболее удобную для стрельбы с той позиции, которую занимал танк Вологжина. До ближайших целей было не более четырехсот метров, до дальних семьсот-восемьсот. Но все немецкие танки вынуждены втягиваться в узкую горловину, пробитую в минном поле авиацией, а это лишало их маневра.

«Тигры» ползли еле-еле. Они и по хорошей-то дороге могли развить скорость не более тридцати километров в час, а по местности, изрытой воронками от снарядов и бомб, едва вытягивали пятнадцать.

– Спокойно, Андрюша, – говорил Вологжин своему наводчику, двадцатидвухлетнему парню из Ижевска. – Он только по названию тигр, а на самом деле шакал, да и только.

Орудие дернулось, отскочило назад. Взрыв порохового заряда менее чем в метре от головы, это… это и сравнить не с чем. Особенно первый выстрел. Затем наступает некоторое привыкание: ты будто бы глохнешь, в голове стон и гул, да и во всем теле не лучше, но деваться из этой тесной коробки все равно некуда, так что терпи и делай свое дело.

После выстрела на какое-то мгновение Вологжин не только оглох, но и ослеп. Вернее, глаза его сами собой закрылись, веки плотно сжались, и тело сжалось, но длилось это недолго. Он открыл глаза и увидел, что «тигр» горит.

– Молодец, Соболев! – похвалил он наводчика. – Теперь давай второго.

Второй в это время медленно объезжал своего горящего собрата. И объезжал не с той, а с этой стороны, явно не представляя, откуда пришла смерть головному танку. За ним тянулись остальные, нюхая воздух длинными стволами своих орудий, увенчанных хищными ноздрями дульных тормозов.

– Дай ему продвинуться еще метров тридцать, – говорил Вологжин, следя из командирской башенки за полем боя. – Это ничего, что их много, – продолжал он, чувствуя необоримое желание говорить и говорить, точно в этом заключалось их спасение. – Чем их больше, тем легче выбирать. Тем им труднее ориентироваться. Как говорится, у семи нянек дитя без глазу… А вот теперь влепи ему под башню…

И опять ударило по голове и по всему телу взрывом порохового заряда, оглушив и ослепив на мгновение, и Вологжин подумал об увеличенном калибре орудия, и уже не впервой: всего-то на девять миллиметров больше, чем в обычной «тридцатьчетверке», а снаряд на шесть кило тяжелее и выстрел чуть ли ни вдвое сильнее.

И второй «тигр» выдохнул из себя густое облако дыма, вспыхнул и тут же подпрыгнул на месте от взрыва боекомплекта, и круглая башня его, похожая на бочку, взлетела вверх, перевернулась, упала стволом вниз, несколько мгновений стояла на стволе как бы в раздумье, затем рухнула, взметнув бурую пыль, и Вологжину показалось, будто сама земля в испуге попыталась защититься от нее невидимыми руками.

– Молодец, Соболев! – прохрипел Вологжин и закашлялся, задохнувшись пороховыми газами, вырвавшимися из казенной части орудия.

Звякнула упавшая вниз гильза, а в казенник уже досылался третий снаряд, гудел вентилятор очистки воздуха…

– Не спеши, – продолжал командовать Вологжин. – Они нас все еще не обнаружили. И у них, судя по всему, приказ: идти вперед и не останавливаться ни при каких обстоятельствах. Пусть идут. Возьми-ка на прицел вон ту «пантеру», что идет почти впритык следом за «тигром». Да нет, не эту, а правее! Видать, боится, пытается прикрыться своим полосатым собратом, – нервно хохотнул Вологжин и даже сам подивился этому своему хохотку. «С чего бы это вдруг?» – подумал он, следя за стволом орудия, медленно ползущим вслед за выбранной жертвой. – Мы, чего доброго, сегодня можем рекорд поставить, – продолжал он говорить, внешне спокойно и даже насмешливо, а внутри у него все звенело от напряжения, каждая жилочка, каждый нерв. И не от страха, нет. Какой тут страх! А оттого, что ему в модифицированной «тридцатьчетверке» отведена роль наблюдателя. Когда сам ведешь огонь, совсем другое дело. Тогда все внимание сосредоточено на цели, а тут… – Я слыхал, – звучал в наушниках членов экипажа его внешне спокойный и даже насмешливый голос, – …слыхал, что на Ленинградском фронте одна «тридцатьчетверка» из засады расстреляла восемь «тигров». Еще в сентябре сорок первого. Говорили, что в одном из них сидела какая-то крупная немецкая шишка. А у нас уже два. «Пантеру» вполне можно приравнять к «тигру». Так что давай, Андрюша. «Звездочку» ты уже заработал. Жми на «Красное Знамя»!

Выстрел, откат, жалобный звон опорожненной гильзы, захлебывающийся вой вентилятора…

На этот раз Вологжин выдержал выстрел, не закрыв глаза: ко всему привыкаешь – и увидел, как дернулась «пантера», будто живое существо, а затем рванула, захлебнувшись огнем и дымом. Но он заметил и другое: стволы многих танков стали поворачиваться и задираться в их сторону. Он даже разглядел черные дыры этих стволов. Засекли, сволочи!

– Теперь давай «тигра»! – скомандовал он.

Но немцы опередили: вокруг рвануло сразу с полдюжины снарядов, затем еще и еще. Но ни один не задел танк, а лишь камни посыпались сверху, поднятые взрывами, загрохотали по танковой броне, и на минуту все заволокло дымом и белой известковой пылью.

– Вот сволочи, Гитлера их мать! – выругался Вологжин. И подумал: «Эдак они нас ослепят, и нам останется только хлопать глазами. Хоть бы ветер подул…»

И он переключился на внешнюю связь:

– Двухсотые! Я – «Восемнадцатый». Как там у вас?

– Нормально, «Восемнадцатый».

– Нас засекли, пыль, дым, ни черта не видно. Но вы не спешите. Пусть подойдут поближе. И заранее распределите цели, чтобы не палить в упор по одному и тому же танку.

– Уже распределили, «Восемнадцатый».

– Все. До связи.

Дым все-таки отнесло, пыль тоже. Немцы больше не стреляли. Они выжимали из своих танков все, что могли, и ревом их моторов заглушило все звуки.

– Андрюша, как видимость?

– Нормальная, товарищ майор.

– Давай по головному.

– Есть по головному.

Выстрел, откат, звон упавшей вниз гильзы…

– Четвертый, – произнес Соболев, не дождавшийся, чтобы командир как-то откликнулся на этот выстрел.

– Хорошо, – не сразу откликнулся Вологжин своим обычным спокойным голосом; у него вдруг пропало желание говорить.

– Давай пятого – и будет по одному на брата! – послышался голос механика-водителя сержанта Прутникова.

И тут рвануло.

Острая боль охватила все тело Вологжина, и он провалился в бездну.