Текст книги "Сказки летучего мыша"

Погибших подсчитали утром. Оказалось их немногим менее сотни. Но дольше всего – шепотом, на ухо – толковали о странной смерти оберштурмбанфюрера Кранке. Он вышел из дымящихся руин спустя три часа после рассвета. Механически, как заводная игрушка, отшагал по прямой сотню шагов – ничего не замечая, никому не отвечая – упал и застыл неподвижно. Поспешившие на помощь врачи изумились: по их словам, шейные позвонки эсэсовца были сломаны много часов назад, и даже трупное окоченение успело пройти…

Трупы извлекали из завалов три дня. Нескольких человек недосчитались. О судьбе прикомандированного к оберштурмбанфюреру Кранке рядового Хосе Ибароса никто не вспомнил.

Глава 2

16 июня, понедельник, утро, день

1

Кравцов, как когда-то выражалась про него Лариса, ушел в трудоголический запой. Правда, раньше с ним такое случалось при создании собственных художественных текстов – а сейчас он работал с чужими и документальными, скачанными из Сети. Но состояние оказалось тем же, что и на финишном рывке при завершении повести или романа: времени не замечаешь, усталости тоже, сон и аппетит смущенно ретировались, – а прихотливо разрозненные до сего времени нити сюжета стягиваются, ложатся одна к одной, и все яснее, четче виден рисунок финала…

То же самое происходило и сейчас – но вместо финала романа из огромного количества разбросанных там и тут фактов и фактиков перед мысленным взором Кравцова складывался образ графини Юлии Павловны Самойловой.

Образ таинственной женщины, но – в том сомнений не возникало – плотно связанный с загадками «Графской Славянки». Причем с загадками как графского особняка, так и Спасовской церкви св. Екатерины-великомученницы.

Неужели никто не замечал? – недоумевал Кравцов. Неужели всем застилали глаза внешние события жизни графини, действительно на редкость яркой и эффектной? Первая «светская львица» в высшем российском обществе; любовница всемирно известного живописца Карла Брюллова – никак не скрывавшая эту связь; женщина, не побоявшаяся вступить в открытую конфронтацию с императором Николаем Первым – и двадцать лет побеждавшая в своей маленькой фронде… Наконец – для любителей желтых сенсаций – внебрачная дочь итальянского князя, формально считавшегося лишь ее дедом…

За ярким блеском этих фактов ни у кого не дошли руки проанализировать массу совпадений, устилавших жизненный путь графини… Совпадений как хронологических, так и фактологических.

Например: 25 января (по новому стилю 6 февраля) 1825 года Юлия Павловна вышла замуж за графа Николая Александровича Самойлова, флигель-адъютанта великого князя Николая Павловича. В качестве свадебного приданого получила от дедов-Скавронских «Графскую Славянку».

А уже в 1827 году разошлась с мужем, не разводясь. Между прочим, за эти два года произошло немало интересных событий: умер Александр Первый, отрекся от престола брат его Константин – и Николай Павлович неожиданно для всех и для себя самого оказался на престоле… Соответственно, его флигель-адъютант граф Самойлов, стал особой, весьма и весьма приближенной к трону. Никак не стоило с ним открыто и демонстративно расходиться и навлекать на себя длительную неприязнь императора…

Остыли чувства? Так, что графиня видеть не могла больше супруга? Но, извините, это не с опостылевшим мужем жить в однокомнатной «хрущевке». Что городской особняк Самойловых, что загородный, – размеры имели вполне достаточные. Можно было, сохраняя видимость брака, жить абсолютно раздельно – встречаясь раз в месяц на официально проводимых мероприятиях. Практика, широко практикуемая в те годы высшим светом…

Однако – разошлись публично. И в особняке, стоящем ныне в виде руин, граф Николай Самойлов не появлялся – строительство каменного дворца на месте былой деревянной усадьбы было затеяно спустя пару лет…

Вопрос: а зачем тогда Юлия Павловна Самойлова, урожденная фон дер Пален, вообще сходила замуж? Ведь уже не девочка была, двадцать три года (по другим источникам – двадцать пять). Значит, никак она не могла обвенчаться в результате первой девичьей влюбленности. Никаких намеков на добрачную беременность тоже нет…

Кравцов, складывавший в единую мозаику все новые факты, заподозрил: Юлия Павловна нуждалась в «Графской Славянке». И свадьба с графом Самойловым стала единственным способом получить имение от Скавронских, предков ее матери.

И еще один факт показался интересным в связи с этим браком. Вернее – одна дата. Буквально через день после венчания, 26 января (7 февраля)[10]10
  Далее все даты приводятся по новому стилю.


[Закрыть] 1825 года в Симбирске умер известнейший мистик и мартинист Александр Федорович Лабзин, былой глава «Умирающего Сфинкса». Лабзин, некогда проявлявший большой интерес к Скавронским и «Славянке». Умер относительно молодым, не дожив до пятидесяти девяти лет… Случайное совпадение? Возможно…

Но другое совпадение дат, связанное уже с кончиной самой Юлии Павловны, Кравцов за случайность признать никак не мог. А именно: графиня умерла в 1875 году, в марте. А спустя три месяца церковь св. Екатерины-великомученицы в Графской Славянке была осквернена. В ночь на 19 июня 1875 года… Если допустить, что злоумышленники проникли в храм до полуночи, всё сходится на той же дате: 18 ИЮНЯ.

Из оскверненного храма исчезли две уникальные старинные иконы и большое количество драгоценностей. Подробностями сыска по данному делу официальный сайт Санкт-Петербургской митрополии не порадовал, лишь сообщил; золотую и серебряную утварь из Спасовской церкви – разрезанную и готовую к переплавке – обнаружили у некоего петербуржского серебряника Наума. Он же, Наум, сдал и поставщика: крестьянина Псковской губернии Ивана Гавриловича Передойко. Тот вину не признавал, изворачивался как мог – нашел, дескать, мешок в кустах… Не помогло – многие в Спасовке видели Ивана Передойко накануне вечером. Крестьянин Псковской губернии пошел на каторгу, так и не выдав местонахождение бесследно пропавших икон…

Кравцов откинулся на спинку стула, прикрыл уставшие от вглядывания в дисплей глаза. 18 июня… Опять 18 июня… И опять дело попахивает. Ему приходилось выстраивать достаточно детективных сюжетов, чтобы видеть все нестыковки судебного процесса, приведшего на каторгу Передойко И. Г. Почему для кражи он заявился в такую даль – в Спасовку? Не в город, где чужаку легко затеряться в многотысячном населении… Или в родной Псковской губернии храмы совсем обеднели? Почему выбрал для акции столь странное время – самый разгар белых ночей? В августовскую темень «пойти на дело» куда логичнее…

Возможно, свой срок Передойко и заслужил – в конце концов, потащил драгоценности к скупщику краденого именно он. Но Кравцов предполагал, что отнюдь не псковский крестьянин стал организатором и единственным исполнителем кражи… Кражи, состоявшейся в первое же 18 июня после смерти графини Самойловой.

Кто же вы такая, Юлия Павловна? В какую бесовщину ввязались в «Графской Славянке»? На чьей выступали стороне?

Ответов не было.

Зато у Кравцова появилась догадка о судьбе Спасовской церкви в дни Великой Отечественной. Сомнительную честь уничтожения дворца и штаба франкистов приписывали себе многие – и, судя по всему, действительно имели место несколько авиационных и артиллеристских налетов. А вот разрушение церкви не брал на себя никто: «пострадала в дни войны», и точка. Но, похоже, именно в один из артналетов снаряды как ножом срезали купола красавицы-церкви. Кравцов не сомневался, что произошло это именно в самую первую из названных в разных источниках дат. 18 июня…

…Запиликал мобильник. Кто бы это так поздно? – недоуменно подумал Кравцов. Потянулся за лежавшим на подоконнике телефоном – и понял, что уже совсем не поздно. Более того, уже и не рано. Высоко поднявшееся солнце перевалило через руины графского дворца. Называется – заработался…

2

Звонил Чагин.

– Долгонько работаете, Леонид Сергеевич, – сказал он после приветствия.

– А вы за окнами наблюдаете? – Подпустить в голос ехидство у Кравцова не получилось. Только сейчас он понял, насколько устал. – Или внутри камеру установили?

– Работа у нас такая… – не стал конкретизировать Чагин. – Но если к вам заявится гость, мои ребята успеют.

Попав «под колпак», возмущаться нечему, подумал Кравцов во второй раз за минувшие сутки. Интересно, что успеют пресловутые ребята, если в гости заявится, скажем, Сашок в мечом в руках? Всего лишь взять убийцу с поличным – над трупом безвинно зарубленного писателя? Не лежат же «ребята» в засаде под пинегинским «траходромом»? Так что расслабляться не стоит. А вот если кто-то постучит в дверь вагончика – отпирать надо с дробовиком в руках.

Не дождавшись ответа на последнюю свою реплику, Чагин продолжил:

– У меня для вас две новости.

– Хорошая и плохая? – снова попытался сыронизировать Кравцов.

– Скорее обе нейтральные. Во-первых, все экспертизы по убийству бизнесмена Ермакова закончены. Завтра тело выдают семье. И завтра же для организации похорон приезжает Наталья Васильевна, из… В общем, оттуда, где она до сих пор находилась. Вместе с детьми. Вы, кажется, хотели с ней увидеться?

– Я этого вам не говорил. Я просил обеспечить их безопасность.

– Подразумевали, Леонид Сергеевич, подразумевали… Так что примите информацию к сведению. Вторая новость: я получил ответ на свой запрос по старым делам Комитета – и всех его предшественников – связанным с «Графской Славянкой». По незакрытым делам. Думаю, приговоры многочисленным разоблаченным в округе троцкистам-вредителям вас не заинтересуют? В сухом остатке, по большому счету, остались две нераспутанных истории.

Оперативно, ничего не скажешь, подумал Кравцов. Две истории… И у бывшего гэбэшника Архивариуса – тоже две. Но тот поведал истории древние, дореволюционные…

– Первое дело, – продолжил Чагин, – это смерть в восемьдесят восьмом году Станислава Пинегина, известного в своем кругу «черного следопыта». За этими людьми традиционно приглядывала не милиция, но Контора – однако его убийство так до сих пор и не раскрыто. Я знаю, некоторые слухи дошли в свое время и до вас, частично вы в курсе дела, – но папочку с копиями кое-каких любопытных документов завезу для ознакомления при оказии. Оставить насовсем, извините, не смогу. И – имена проводивших расследование людей заменены не имеющими отношения к действительности псевдонимами. Даже в тех материалах, что получил я. Вы, надеюсь, понимаете причину…

– Понимаю… А второе дело?

– Вторым занимался еще Отдельный корпус жандармов… Предания старины далекой. Зато все имена – подлинные. Имейте в виду: в печать эта информация никогда не попадала. Если захотите использовать – эксклюзив ваш.

Вот оно что, подумал Кравцов. Похоже, все-таки нашлось пересечение с рассказом Архивариуса.

Он ошибся. Потому что Чагин сказал:

– Дело касается исчезновения жандармского офицера Дибича, который как раз в «Графской Славянке» вел…

– П-повторите еще раз фамилию, – перебил Кравцов, чувствуя, что губы деревенеют, с трудом выговаривают звуки.

– Отдельного корпуса жандармов штабс-ротмистр Иван Ильич Дибич, – с легким удивлением повторил Чагин, явно зачитав по бумаге. – Но известному в те времена графу Дибичу он не приходился родственником…

Он говорил еще и еще: о знаменитом провокаторе Шервуде-Верном, о его доносе на графиню Самойлову, о том, что расследование ни в малейшей мере не подтвердило выдумок доносчика – однако в самом конце его загадочно и бесследно исчез жандармский офицер, занимавшийся делом…

Кравцов слушал вполуха. В голове билось одно: «Штабс-ротмистр Дибич… Штабс-ротмистр Дибич…»

Он сам потом не мог вспомнить, какими словами завершил разговор. Но как-то распрощался с Чагиным… И тут начал лихорадочно манипулировать «мышью», отыскивая файл, написанный минувшей ночью на полном автопилоте. Лишь через несколько секунд сообразил: тьфу, текст же остался на старом компьютере!

Торопливо включил, загрузил. Забегал глазами по строчкам.

Так и есть… Непонятно как родившийся на грани сна и яви рассказ содержал информацию об исчезновении именно штабс-ротмистра Дибича, и именно в подземельях неподалеку от «Графской Славянки», Об истинных обстоятельствах исчезновения…

Прочитав последнюю строчку текста: «И для Дибича всё закончилось», – Кравцов оказался уже не в силах чему-либо удивляться. Мозг упрямо отвергал возможность любых размышлений на любую тему.

Господин писатель повалился на койку – не раздеваясь, не выключив компьютеры. И немедленно уснул.

3

Чагин не любил откладывать обещанное в долгий ящик. Но еще меньше любил проводить неподготовленные операции.

Подготовка заняла почти сутки. Почти сутки – и днем, и ночью – оснащенные самой суперсовременной техникой люди вели наблюдение за участком Шляпниковых, пытаясь собрать побольше информации о тамошнем подземном обитателе.

Особым успехом их старания не увенчались. Псевдокрот не желал никак себя проявлять. Или затаился, или убрался восвояси…

Впрочем, вторая версия отпала после попытки активной разведки, проведенной сегодня утром. Посланный в пресловутую разведку сотрудник неторопливо прошелся по Шляпниковскому прогону, вдоль самого забора. Постоял у калитки. Вернулся обратно.

И вскоре Чагин, сидя в напичканном аппаратурой микроавтобусе, несколько раз прокрутил пленку, заснятую посредством мощнейшего объектива. «Крот» никуда не делся. Параллельно шагавшему человеку – и с той же скоростью – с другой стороны забора двигался, прирастая, земляной валик. Когда оперативник остановился – тут же прекратилось и движение землеройного существа. Рядом с калиткой стал расти, набухать земляной холмик – и опал, когда разведчик пошагал обратно. Провожать незваного гостя подземный житель не стал. И над поверхностью земли ни единая часть его тела так и не показалась…

Вот и все результаты. Негусто. Но главное было ясно – неведомая зверюшка никуда не делась. И незамедлительно реагирует на попытки вторжения на «свою» территорию. Причем избирательно: на родителей Шляпникова, порой выходивших в огород, – никакой реакции.

Больше ничего о будущем противнике Чагин не знал – хотя успел проконсультироваться с биологами. У него оставалась слабая надежда: может быть, здесь в прямом смысле окопалось нечто, хорошо известное в иных местах, – и непонятно каким образом занесенное в наши широты? Ну скажем, какой-нибудь гигантский и хищный земляной червяк из Экваториальной Африки… Или саблезубая бразильская землеройка, имеющая привычку охотиться на своих жертв при помощи длинного и гибкого хвоста.

Биологи разочаровали. Информации о похожих тварях у них не было… Один из деятелей науки посоветовал обратиться к криптозоологам – но седоголовый не стал терять на тех время. Чудакам, ищущим снежных людей и доживших до наших дней динозавров, Чагин не доверял.

К схватке с неведомым подготовились по всем правилам оперативного искусства. Помимо наблюдения и разведки, провели операцию прикрытия: Шляпниковых-старших с подачи Чагина вновь вызвали на длительный допрос в РУВД, из двух соседних домов и из дома напротив были под благовидными предлогами удалены обитатели. Мало ли что…

Но в остальном операцию Чагин никак не маскировал, – украдкой что-то делающие люди вызывают куда больше подозрений. Наоборот, во всех действиях приехавшей в Спасовку команды просматривалась некая демонстративность. Используемый транспорт был раскрашен в яркие красно-оранжевые цвета и украшен надписями «АВАРИЙНАЯ». Оперативники облачились в не менее яркие оранжевые комбинезоны, лишь седоголовый остался в камуфляже. Для досужих зевак заготовили легенду об обнаруженном подземном источнике радиации. Чагин был уверен, что такая информация немедленно заставит испариться всех любопытствующих. Людям свойственно опасаться радиации, – смертельной и невидимой, – куда больше, чем пожаров, коротких замыканий и взрывов бытового газа.

…Три громоздкие и неуклюжие фигуры неторопливо расхаживали по участку. Этих трех бойцов защищали спецкостюмы, используемые специалистами по разминированию, – и позволяющие выжить в непосредственной близости от взорвавшегося устройства изрядного тротилового эквивалента. Более совершенных индивидуальных средств защиты на сегодняшний день не существовало.

Чагин надеялся, что и неведомой твари они станут не по зубам. Или не по щупальцам…

Остальные бойцы расположились по периметру участка. Опустились на одно колено – дабы с улицы не было видно оружие – и чутко фиксировали взглядами и стволами помповушек любое движение почвы. Вернее, пытались фиксировать. Ибо подземный житель никак себя не проявлял.

Через полчаса стало ясно – приманка не сработала. Выманить тварь на поверхность и изрешетить картечью не удается.

Седоголовый, собственно, и не ожидал быстрой победы. В конце концов, и к нему, и к писателю «крот» приближался, когда они пребывали в одиночестве. Короткий приказ по рации – и двое оперативников, напоминающих в своей амуниции не то водолазов, не то космонавтов, покинули участок. Но и на оставшегося никто не спешил покуситься…

Возможно, тварь чуяла подвох, определяя по шагам слишком большую для человека массу пришельца. Проверить эту версию можно было одним способом…

Доброволец нашелся быстро – подобная самоотверженность в «Рапире» вознаграждалась щедро. Налегке, походкой балерины пересек по диагонали участок, – настороженно поводя пистолетным стволом по сторонам. Потом прошелся еще раз, еще… Никакого результата.

Седоголовый нахмурился. Но в рукаве у него еще оставалась пара тузов.

Подкатили смонтированный на прицепе мощный дизельный генератор. На противоположных концах огорода глубоко вколотили в землю два здоровенных медных электрода. Протянули к ним толстые кабеля. Всё под прикрытием стволов, разумеется.

Мрачный электрик посоветовал Чагину:

– Скажите своим, чтоб ноги широко не расставляли. Вместе чтоб держали…

Седоголовый не понял. Оказалось: чем шире шаг, тем больше разность потенциалов между ступнями. И к валяющимся на земле проводам высоковольток стоит приближаться, прыгая на одной ножке, – если, конечно, на то имеется веская причина. Но лучше обходить такие места десятой дорогой…

Информацию довели до бойцов. Дизель затрещал. Электрик долго колдовал над тумблерами и кнопками пульта. Наконец дернул вниз рубильник.

Седоголовый почувствовал, как по его ногам – сдвинутым вместе, согласно инструкции – прокатилась легкая щекочущая дрожь. Прокатилась, несмотря на толстые изолирующие подошвы… Чагин представил, что творится там, под землей, куда направлена главная мощь их электроатаки – и поежился.

И тут послышались изумленные крики бойцов. Через секунду седоголовый увидел сам: в середине огорода набухает, растет – выше и выше – холмик. Рявкнул в микрофон:

– Покажется – стрелять немедленно!!

Впрочем, бойцы и без его команды были готовы выполнить заранее полученные приказания.

Холм продолжал набухать – высотой он был уже по плечи человеку, ширина основания превышала десяток метров. Землю раскалывали трещины. Любовно ухоженные грядки корежились. Пленка парничка, зацепленного растущим холмом, с треском лопнула. По над землей ничто живое пока не показалось…

Чагин закусил губу. Тварь была велика, куда больше, чем ему представлялось… Картечь может оказаться бессильной… Короткая команда – и еще один козырь лег на стол. Тройка бойцов, па ходу раздвигая «мухи», торопливо (но мелкими, коротенькими шажками) выдвинулась на удобную для стрельбы позицию. Будь там зверь хоть со слона размером – с кумулятивной гранатой не потягается.

Выстрелы так и не прозвучали.

Холм прекратил прирастать, застыл на долю секунды… И рухнул обратно! Казалось, на том же месте появилось его зеркальное отражение – воронка примерно тех же размеров.

Дизель продолжал работать, генератор исправно терзал почву электроимпульсами. Не происходило ничего. Или тварь отступила в глубины, или все-таки сдохла…

– Добавить можешь? – спросил седоголовый у электрика спустя несколько минут.

Тот покачал головой:

– Предел. Вот если б вылить тут тонну-другую водички, круто посоленной, – тогда сильнее тряхнет. В разы сильнее…

Любая предусмотрительность имеет свои пределы. Прихватить с собой цистерну соленой воды Чагин не догадался.

– Выключай, – махнул он рукой.

Бойцы, окончательно приводя в негодность близлежащие грядки, придвинулись к воронке. Поначалу держались настороже, потом чуть расслабились, – но все равно оружие держали наготове. Вполголоса переговаривались, удивлялись… Надо сказать, до сих пор часть задействованных в операции – в основном те, кому не довелось побывать в Саблинских пещерах и в подлетающем к острову вертолете – относилась с изрядным скепсисом к тому, что им приходилось делать. Охота на неведомого подземного зверя? Мда-а-а…

Теперь их скепсис поубавился. Почти исчез.

Подошли Чагин с электриком. Последний горячо убеждал начальника:

– Ничегошеньки тут живого нет. Все кроты с червяками изжарились. И что покрупнее – тоже. Тут ведь фишка в чем: чем больше объект, тем больше дозу получает! Разность потенциалов! Тут даже вся морковка-капуста к завтрему завянет! Ничего живого – зуб даю!

Чагин осмотрел воронку, обвел взглядом покривившиеся смородиновые кусты и две оказавшихся поблизости от эпицентра яблоньки. Пожалуй, электрик прав. Можно подгонять экскаватор и попытаться раскопать труп… Но сначала стоит поставить финальную точку. Сделать контрольный выстрел. Точнее говоря, контрольный взрыв.

Он отправил бойцов, столпившихся у воронки, на исходные позиции. И подозвал еще одного специалиста, до сих пор непосредственно не участвовавшего в операции. Бурильщика.

– Вот здесь, – показал седоголовый на ровный участок почвы рядом с воронкой. – До упора, до твердых пород. Если геологи не врут – до окаменевшей кембрийской глины метров двадцать, двадцать пять… Действуй.

В скважину предстояло опустить заряд. Эквивалентом этак в четверть тонны тротила – скупердяйничать в таком деле не стоило. Чагин предпочитал пересолить, чем недосолить. Ничего, при такой глубокой закладке огромная воронка не получится – скорее шахта около метра диаметре. Но никого живого в глубине не останется уж точно… С полной гарантией.

Бурильщик пошагал к машине, на которой была смонтирована его установка. Чагин остался один, сделал еще несколько шагов в сторону, непонятно зачем аккуратно обходя незатоптанную пока грядку… После электроатаки и мощного подземного взрыва урожай на огородике вырастет нескоро. Зато у них теперь одним противником меньше, и можно будет плотно заняться…

Он не закончил мысль. Земля мягко начала подаваться под ногами.

Рефлексы у Чагина до сих пор оставались безупречные – он немедленно попытался отскочить в сторону. Но достаточной опоры для прыжка уже не было. Вместе с верхним тонким слоем почвы седоголовый рухнул вниз. Под землю.

Полет оказался недолгим. А приземление – мягким. Упал Чагин на нечто упруго колыхнувшееся. На живое …

Свет, сочащийся сквозь пробитое отверстие в своде, не достигал дна каверны. Но он не усомнился: она! Тварь!

К пистолету его рука потянулась еще в падении. Но выдернуть «беретту» из кобуры не удалось. Тугая, невидимая петля обхватила, притиснула руки к туловищу. Вторая сдавила горло.

«Конец!» – подумал Чагин. Оставшиеся наверху ничего не успеют… Он понял, что сейчас услышит последний звук в жизни – треск собственных ломающихся шейных позвонков…

Вместо этого он почувствовал, как что-то с силой вдавилось в его губы, раздвигая и их, и зубы, – что-то твердое, остроконечное, – но тоже живое. Вдавилось и проникло через глотку дальше, глубже, еще глубже… Внутренности пронзила резкая боль. Чагина словно насадили на кол нетрадиционным способом. Он попытался закричать. И не смог. Ни звука не вырвалось из плотно заполненной глотки.

4

Иммиграционная политика правительства Нидерландов имела слабое отношение к происходившим в Спасовке и окрестностях событиям. Однако – имела.

Вкратце история вопроса такова.

Как известно, в конце Средневековья свободолюбивые Нидерланды много десятилетий с оружием в руках отстаивали свою независимость от алчных австро-испанских Габсбургов. И отстояли. Однако вскоре «Их Светлости Генеральные Штаты Голландии» обнаружили, что свобода и независимость хороши лишь в личном употреблении – и успешно занялись приобретением заморских владений, быстро превратившись в колониальную империю.

И жемчужиной в короне той империи стала, конечно же, Индонезия. Чем только не были знамениты благословенные острова! Но речь сейчас не о чудесах тропической природы или древней культуры… Речь об индонезийских женщинах, славившихся своей красотой. На фоне прекрасногрудых, с осиной талией балийских женщин пухлые и слегка бесформенные голландки смотрелись не слишком выигрышно.

И процесс пошел.

А Борнео или Ява – это не Тасмания, где белые колонисты без труда частью истребили, частью ассимилировали немногочисленных аборигенов. Численность индонезийцев на пару порядков превосходила численность их завоевателей. И ассимиляция получилась своеобразная…

Возвращаясь со службы в Индонезии, редкий голландский колониальный чиновник или военный не привозил в качестве домоправительницы-метрессы стройную смугляночку. И отпрысков-метисов привозили – старались дать образование, пристроить в метрополии… В колонии нравы были попроще, там индонезийские красавицы порой становились и законными супругами приехавших на постоянное жительство голландцев.

Процесс развивался подспудно – но в 60-е годы двадцатого века произошел форменный обвал. Именно тогда индонезийцы решили, что как-нибудь проживут и без бледнолицых братьев – и выдали колонизаторам смачного пинка. Начался обратный, в Голландию, исход белых поселенцев – белыми считавшихся уже с большой натяжкой.

Те, кто думает, что весь сей исторический экскурс за уши притянут к Спасовке – потерпите еще немного. Мы почти у цели.

Итак, спустя двадцать с лишним лет после репатриации индонезийских голландцев ученые на их исторической родине забили тревогу: мол, жителей Нидерландов никак уже не отнести к нордической расе! И средний рост стал на семь сантиметров ниже, и смуглость кожи повысилась, и превалирующий цвет волос – темный… Не белокурые бестии, одним словом.

Правительство к ученым прислушалось и решило подправить генофонд. А как? У собратьев-европейцев встали те же проблемы, и к ним валом валила темнокожая братия из бывших колоний. Надежда, как всегда, оставалась одна – на Россию. Благо тамошние девушки, устав от перестройки и прочих реформ, отнюдь не прочь были поискать семейного счастья в стране тюльпанов…

А чтобы подтолкнуть флегматичных сограждан, правительство Нидерландов издало закон о больших налоговых льготах для вновь созданных семей – созданных с участием уроженок славянских республик бывшего Союза… И сработало! Денежку голландские бюргеры всегда считать умели.

Именно так – в свете официально благословленной властями компании – Света Сенькина, родившаяся в Спасовке, стала женой Роберта ван Хельста.

Надо сказать, со Светой пресловутое правительство явно угодило пальцем в небо – улучшить ветшающий генофонд она едва ли могла. Роста была ниже среднего, фигурку имела весьма объемную, а светлый цвет волос поддерживала исключительно химическими красителями. Да и происходила не из славян – по отцу из финнов-ингерманландцев, аборигенов приневского края; по матеры – из родственного народа коми. Но Роберт в нее без шуток влюбился – а это, согласитесь, все-таки главное.

Ну, влюбился-женился-увез. Или влюбился-увез-женился, не суть важно. А важно то, что за три года семейной жизни в стране тюльпанов и ветряных мельниц Светлана затосковала. Работать по специальности – преподавателем английского языка – не могла, не имея сертификата; снова в студентки – вроде бы поздно… Благотворительные программы – любимый досуг голландских домохозяек – как-то не вдохновляли…

Короче, от скуки Света Сенькина начала совершенствоваться в искусстве, хорошо известном русским женщинам: стала пилить мужа. Проедать плешь. Капать на мозги. На тему тоски по родным просторам и необъятности русского рынка для молодого и предприимчивого бизнесмена из Нидерландов… И за полтора года добилась-таки своего!

Молодая чета приехала в Россию – не отказываясь, впрочем, от голландского гражданства. Мало ли что. Отгрохали коттедж в соседней со Спасовкой деревне Гамболово (по голландским меркам – средненький, по нашим – буржуйский). Взяли в длительную аренду несколько сотен гектаров в АО «Славянка», пришедшем на смену загнувшемуся совхозу. Завели фермерское хозяйство. Конкретнее – животноводческую ферму чисто мясного направления: никакого молока, никакого забоя переставших доиться буренок и продажи жилистой говядины… Элитное мясо для новой русской элиты.

Местные сельхозбоссы (сбагрившие Роберту самые бесполезные неудобия) злорадно усмехались, глядя, как нанятые им рабочие стараются превратить суглинок в тучные пастбища: привозная земля, выписанные из Голландии семена лучших кормовых трав. Предрекали, что конечный продукт станет по карману лишь Чубайсу с Абрамовичем – вот пусть они и ездят к голландцу на шашлыки. Он от такой жизни разорится и сбежит – а облагороженная землица и суперсовременные коровники останутся и пригодятся.

Боссы ошиблись. Роберт ван Хельст сумел-таки врасти в российский рынок. Вопреки азам рыночного ремесла торговал, напирая не на дешевизну продукта – но на дороговизну. А это уже высший пилотаж…

По Питеру и по его дальним и ближним окрестностям разъезжали коммерческие агенты и демонстрировали яркие красочные буклеты: посмотрите, вот это коровки кушают – ни грамма комбикормов или, упаси господи, гормональных ускорителей роста; а это у них ежедневный моцион – не просто так, а под музыку Моцарта; а это гвоздь программы – ежедневный массаж нежных филейных частей.

И покупатели находились! В тех местах, разумеется, где обедают очень богатые люди… Следом за агентами с буклетами бойко раскатывали малолитражки-рефрижераторы с охлажденным (никакой глубокой заморозки!) мясом.

В последнее время даже в Москву два-три раза в неделю стали гонять привезенные из Голландии микроавтобусы с надписью «Мясо Ван Хельста» – после пары восторженных передач по ЦТ торговая марка стала престижной …

Но если честно…

Если честно, Светка Ван Хельст и ее импортный муж никакого отношения к рассказываемой истории не имеют. Почти никакого… Но именно за рулем принадлежавшего им мини-рефрижератора, едущего в Москву, должен был сидеть Колян Прохоров. Однако – сидел он в другом месте, наблюдая сквозь густо тонированные стекла одолженной у дружка машины за собственным спасовским домом.

Служебные неприятности, как надеялся Колян, ему не грозили – если вдруг не успеет наверстать опоздание за счет лихой езды туда-обратно, надежные люди должны подтвердить поломку машины в Солнечногорске и задержку на несколько часов…