Текст книги "Сказки летучего мыша"

Одновременно:

С жилищем покойного Ворона ничего впечатляющего не происходило. Внимательно наблюдая за старым домом, можно было увидеть, как дерево стен на глазах темнеет, как с удивительной скоростью расползаются по нему осклизлые пятна плесени. Но свидетелей у неимоверно быстрого разрушения не оказалось – в других частях Спасовки происходили более интересные события. Подгнивший конек крыши с треском просел, стропила обваливались одно за одним, побуревший шифер хрустел, ломался… Дом сначала медленно – потом быстрее, быстрее – начал крениться, заваливаться на одну сторону, бревна верхних венцов выскальзывали из обвязок…

Через пару минут от родового гнезда Воронов осталась груда дерева, стремительно превращающегося в рыхлую труху.

Одновременно:

На Чертовой Плешке заметных глазу катаклизмов не случилось. Привязанная на длинной веревке коза прекратила меланхолично щипать траву – пробежавшая по земле легкая дрожь передалась ее копытам. Дрожь не повторилась. Коза вернулась к прерванному занятию.

Одновременно:

Графские развалины находились в геометрическом центре потрясений, прокатившихся по Спасовке и окрестностям. Но сам особняк угодил в «мертвую зону». Ни единого камешка не упало со старых стен.

Вместо этого упал человек.

Чагин.

Шел уверенной поступью в западное крыло, где испуганной кучкой сбились у стены захваченные девчонки, – и рухнул лицом вниз.

Боец, шагавший следом, кинулся помочь начальнику подняться, – но замер на месте. Показалось: от головы седоголового метнулось в сторону что-то длинное, гибкое, извивающееся – но видимое лишь по шевелению густой травы… Метнулось и исчезло.

Парень осторожно приблизился. Чагин лежал неподвижно – ни стона, ни движения. Змея? Укусила? Он бережно перевернул шефа – и с криком отшатнулся от оскаленной гримасы изрядно разложившегося мертвеца.

Подбежавшие рапировцы стояли над трупом молча, оцепенело. Потом, так и не обменявшись ни словом, потянулись в зал с заложницами.

Всё было кончено – но никто не хотел первым сказать об этом. Наконец один на что-то решился. По-прежнему молча пробежался внимательным взглядом по школьницам – те вздрагивали, сжимались. Выбрал одну, ухватил за рукав. Девчонка заверещала, когда он начал сдирать с нее белую блузку, но не сопротивлялась. Оттолкнув ее сторону, боец привязал блузку к стволу автомата, просунул оружие в оконный проем, замахал вправо-влево…

9

Алекс повернул эбонитовую рукоять. Она пошла туго, затем внутри коробки раздался металлический щелчок… Готово! Сейчас, сейчас…

Он ждал страшного удара, испепеляющей вспышки – но они не приходили. Секунда, другая, третья… Ничего.

Аделина засмеялась. Золотой диск сорвался с ее пальца и полетел к Алексу. Он не заметил полет – склонившись к металлической коробке, в отчаянии тряс ее, снова и снова поворачивал рукоять…

Что-то ослепительно сверкнуло перед глазами Алекса, закрыв взрывное устройство. Мир вокруг закувыркался, он увидел летящий в лицо каменный пол, потом темноту пещеры, потом Аделину, выхваченную из мрака лучом фонаря, потом снова камень – гораздо ближе, потом – скосив глаза, боковым зрением – нелепую, неправильную фигуру с металлической коробкой в руках, потом камень ударил Алекса в лицо, совсем не больно, и всё завертелось вовсе уж быстро: камень – мрак, камень – мрак, камень ударял по голове всё чаще, она откликалась неприятным хрустящим звуком.

Потом мелькание прекратилось, и открылась бездонная чернота, и Алекс падал туда очень долго.

10

Наверное, от удара она потеряла сознание. По крайней мере, в ходе событий образовался провал: только что Женька чувствует необычайную легкость во всем теле и видит несущуюся на нее поверхность болота – и вот уже холодная жижа лезет ей в рот и нос.

Она забилась, разбрасывая по сторонам тяжелые торфяные брызги. С трудом выпрастала из вязкого плена одну руку. Ухватиться не за что… Плавала Женька плохо, но в трясине и самому искусному пловцу не помогли бы его умения.

Женька вывернула шею, пытаясь сзади углядеть хоть что-то, способное принести спасение – кустик, болотную кочку… От резкого движения ушла в топь еще глубже, жижа опять полезла в рот, но – о, чудо! – рядом оказался их пенопластовый плотик!

Рядом – но Женьке не хватило считанных сантиметров, чтобы зацепиться за край. Она отчаянно работала руками, ногами, всем телом, пытаясь выиграть эти сантиметры. Тщетно… Рука бессильно упала на чавкнувшую поверхность. Медленно погружающиеся пальцы коснулись чего-то твердого.

Палочкой-выручалочкой оказался обломок одной из досок, которыми Борюсик соединил два пенопластовых листа. Женька этого не знала, но вцепилась в доску, не почувствовав боли от вонзившегося в ладонь гвоздя. Потянула, подтащила не то себя к плотику, не то плотик к себе, схватилась уже двумя руками…

Трясина отпускала несостоявшуюся жертву медленно и неохотно – но в конце концов отпустила. Женька бессильно вытянулась на плотике. Коричневые струйки стекали с намокшей одежды, расползались по пенопласту.

А остальные? Борюсик? Алька? – пришла вдруг мысль. Радость от собственного спасения мгновенно улетучилась. Женька начала было приподниматься – оглядеться, позвать ребят – и тут плотик резко качнулся. Она обернулась и увидела перемазанные пальцы, соскользнувшие с дальнего края плота. Потом рука снова появилась и снова схватилась за пенопласт – пальцы глубоко вдавились в мягкую крошащуюся поверхность.

Женька аккуратно, чтобы не нарушить шаткое равновесие, проползла к тому краю – протянуть руку, помочь – и встретилась взглядом с Гномом.

Она завизжала, изо всех сила ударила кулаком по его запястью, и делала что-то еще – потом Женька не могла вспомнить, что именно, да и не старалась – отдирала ли его пальцы по одному, или попросту запустила в них зубы, или…

Рука Гнома исчезла, но Женька била и била по краю плотика. И визжала. Истошно визжала.

Замолкла она, когда пузыри перестали медленно протискиваться сквозь ил в том месте, где топь сомкнулась над Андреем Гносеевым.

– Борька! Альзира! – крикнула она спустя минуту, или спустя долгие часы – время остановилось и солнце навеки повисло в зените.

Она кричала. Ответа не было.

11

Кравцов почти не обратил внимания на голову Алекса, покатившуюся куда-то в темноту. И не удивился, что обезглавленное тело продолжает стоять на ногах.

Потому что именно в этот момент из Аделины словно выдернули внутренний стержень. Или словно невидимый кукловод вынул руку из не нужной больше куклы-перчатки. Девушка оплыла на камень – Кравцов, метнувшийся было к автомату, едва успел ее подхватить.

С другой стороны подбежал Даня, потряс сестру за плечо.

– Адка!? Ты как?! Что за… Да очнись ты!! Адка…

– Бесполезно… – сказал Кравцов после пары минут, наполненных бесплодными усилиями.

Сердце Аделины билось – редко-редко. Она дышала – еще реже. Никаких иных признаков жизни не подавала…

– Зачем он в нее влез? – сказал Даня, бережно опустив сестру на камень. – Чтобы мы гранаты не кинули? Так вот же они лежат – бери да кидай…

«Или чтобы обезглавить Алекса Шляпникова», – подумал Кравцов. Но спросил о другом:

– А где, собственно, твой друг?

Даня поднялся на ноги. Луч его фонаря заметался по сторонам.

– Васька-а-а-а!

Ответило лишь эхо. Пещерник исчез.

12

– Возвращается, – прислушался Даня. – Не утерпел, исследовать полез… Одно слово – Пещерник.

Он ошибся. Из туннеля в пещеру вышел не Васёк – подполковник Мельничук и его спецназовцы.

– Что с Чагиным? – тут же спросил писатель.

– Не пройти. Что-то вроде бронестекла поперек пути, не разбить, не прострелить… А за стеклом – исторический ужастик с эсэсовцами.

Мельничук начал было описывать увиденное ими ритуальное убийство парня и девушки, но осекся – заметил безголовое тело Алекса и распростертую на камне Аду.

– Вы, Леонид Сергеевич, в своем репертуаре: стоило мне на пару минут отлучиться – у вас тут два свежих трупа образовалось.

– Один не слишком свежий, – откликнулся Кравцов, успевший осмотреть Алекса Шляпникова. – А другая еще не… Как на пару минут? – неожиданно закончил он. Мельничук отсутствовал больше часа.

– Ладно, не на пару, – согласился подполковник, включив подсветку часов. – На восемь с половиной…

Кравцов взглянул на свои «Командирские», затем бесцеремонно ухватил запястье подполковника… Часы они сверили перед походом в подземелье. Сейчас хронометр подполковника отставал на полтора часа.

– Который час? – быстро спросил Кравцов у Дани.

Но гонконгская электронная штамповка Дани показала нечто вовсе уж невразумительное: восемьдесят четыре часа и семь минут. Причем календарь часов утверждал, что на дворе стоит сорок шестое сентября шестьдесят девятого года.

– Когда вы спустились под землю? – продолжал расспрашивать мальчика Кравцов.

– Почти в полдень. Без трех минут вроде бы…

«За полчаса до нас…» – понял Кравцов.

– И сколько тут бродили?

– Не знаю… Часа четыре, может пять. Дважды привал делали, бутерброды все подъели…

Даня слегка преуменьшил. Часики Ады засвидетельствовали: она с мальчишками провела под землей семь с лишним часов. Получасовая фора увеличилась восьмикратно.

13

Пещерник появился – едва волочащий ноги от усталости. И с ног до головы мокрый.

– Хорошо, что вы еще тут … – пробормотал он, опускаясь на камень. – Я уж думал, ушли давно…

Кравцов и Мельничук переглянулись. Похоже, и для Васька время текло по-иному…

– Испугался я здорово, как она за автомат схватилась… – смущенно пояснил Пещерник. – Чуть отвернулась – я тихонько обратно в туннель шмыгнул. Да перепутал, видать, все они тут похожие…

Выяснилось: после долгих хождений Васёк выбрался к озеру-провалу. Не наружу, на берег, а в самую глубину. Вода должна была непременно залить пещеру, по которой добрался до водоема Вася – но не заливала. И оказалась более чем странной.

– Стоит, как стена, понимаете! Воронка – а не вращается, замерла! И не мокрая совсем… Твердая. Да нет, не лед! Ну как, как… Как пластилин на ощупь примерно…

Пораженный этаким дивом Пещерник отковырял от застывшего водоворота здоровенный кус воды-пластилина, взвалил на плечо и пошагал обратно, искать другой путь наверх. Но донести уникальный трофей не удалось – на половине дороги вода стала самой обычной, жидкой и мокрой. Процесс перехода оказался мгновенным, устроив Ваську незапланированный душ.

Кравцов кивнул на взрывную машинку.

– Алекс говорил, что у него за спиной груда снарядов. Или блефовал…

– Не блефовал, – перебил Мельничук. – Тут действительно в войну пропали тысячи тонн боеприпасов. Сколько ни искали, так и не нашли.

– Значит, электроимпульс до сих пор ползет по проводу – и никак не может доползти до детонатора. И только поэтому мы до сих пор живы…

– Хватит с нас чертовщины! – заявил один из собровцев. – Наверх надо сгонять, взять заряды и разнести стекло. Пока вы тут часы сравниваете, наверху, может, заложников режут…

Мельничук вопросительно взглянул на Кравцова. Тот покачал головой:

– Не выйдет… Едва мы выйдем наружу – рванут снаряды. Или озеро прорвется к раскаленной магме, и рванет еще сильнее. Если что-то можно успеть сделать, – то здесь, внизу.

Ничего сделать они не успели.

– Сзади!!! – Кто крикнул, Кравцов не разобрал. Обернулся – и понял, что наконец-то столкнулся с врагом. Не в кошмарном сне, не в бесплотном путешествии по неведомым глубинам, не в надиктованной Летучем Мышем сказке…

Из шахты выросла толстенная неровная колонна – верхний конец ее исчезал в темноте под самым сводом купола. Она складывалась из множества отростков меньшей толщины, между ними сновали, извивались, скручивались спиралями и распрямлялись совсем тонкие щупальца.

Бесконечно долгое мгновение не происходило ничего. Люди стояли, оцепенев, не в силах оторвать взгляды от завораживающего зрелища.

– Мамочка моя… – прошептал кто-то. Кравцов услышал лязг передернутого затвора и сам снял с предохранителя «Бекас», не обращая внимания на боль в раненных пальцах.

А потом живая колонна рухнула.

На них.

Рухнула и рассыпалась на десятки мечущихся по залу щупальцев.

Автоматные очереди рвут тишину на части. Желтые вспышки выстрелов – справа, слева, со всех сторон. «Бекас» дергается в руках. Громадный хлыст бьет по ногам. Кравцов падает – и стреляет в упор. Чей-то вопль – пронзительный и недолгий. В лицо хлещут струи черной жидкости, летят ошметки плоти. Он вскакивает, снова стреляет. Еще удар – по голове, каска выдерживает, но фонарь разбит. Длинные тени извиваются, мечутся во мраке. Выстрел, выстрел – по угадываемым в темноте стремительным силуэтам… Сухой щелчок – патроны кончились. Перезаряжать некогда. Охотничий нож в руке. И – в ближайшее щупальце, глубоко, до упора… Жидкость, хлещущая из ран, холодна как лед. Стрельба вокруг слабеет. Взрыв гранаты. Ударная волна сбивает с ног, но осколки не зацепляют, вязнут в извивающихся сплетениях. Ярким ядовито-красным светом вспыхивает не то осветительная ракета, не то фальшфейер. Снова крик, рядом, – на этот раз он узнает: Аделина! Рвется туда сквозь бестолково мечущиеся отростки. Видит голову и плечи девушки – тело оплетено, завернуто в кокон из щупальцев. И всё это ползет к зеву шахты… Он полосует кокон – податливый, скользкий, рукоять ножа выскальзывает из пальцев, Кравцов разрывает щупальца руками, что-то кричит, сам не слыша своего крика. Снова удар по голове – гораздо сильнее.

Кравцов слышит, как трещит, ломается пластик каски. Потом – еще громче – хрустит его череп. А потом он умирает…

14

Вот она какая, матушка-смерть… Никаких прощальных взглядов сверху на свой труп, никаких полетов по темному тоннелю со сверкающим светом в конце… Черное НИЧТО – на которое можно лишь смотреть, ибо от собственного тела осталось только это – бессмысленный взгляд из ниоткуда в никуда. Смотреть и ничего не видеть…

– Не расслабляйся, родственник! – пропищал знакомый голос. И в темноте возник Летучий Мыш, разнообразия ради зависший головой вверх. По крайней мере, так показалось Кравцову – хотя никаких ориентиров, позволяющих определить «верх» и «низ», не осталось. Даже сила тяжести куда-то подевалась.

– Теперь я тоже часть тебя? – попробовал спросить Кравцов, неуверенный, что сможет издать хоть единый звук. Но фраза прозвучала, как и было задумано – словно легкие, гортань, язык и губы не остались далеко-далеко, в другом мире.

– Часть меня?! – изумился Летучий Мыш. – Еще чего! Живых не принимаем!

– Так я…

– Живой, живой… Скоро очухаешься.

– Едва ли… Алгуэррос добьет всех. Он нас долго терпел, но сейчас взялся за дело всерьез.

– Алгуэррос?! Хи-и-и-и-и-и… – засвиристел нетопырь. – Уморил. Алгуэррос старый дурак, погоревший сегодня точно так же, как и многие его предшественники. Думаешь, он только что пытался вас уничтожить? Как бы не так. Снизу стало припекать, и он попытался смыться, прихватив кое-что… Хотел слепить себе новое тело из ошметков старого и начать всё сначала. Ему не привыкать… Но и этот план у старого дурака не выгорел.

– Подожди, подожди… – Кравцов ничего не понял. – А как же его договор с…

Он замялся, потом продолжил:

– …с тем существом, что я называл Тварью?

– Я, когда был Дибичем, тоже звал ЭТО тварью. А в бытность инквизитором называл демоном огня, но не в названиях дело. Суть в том, что никакие сделки между человеком и демонами огня невозможны. Никакие. Никогда. Слишком разные уровни организации материи.

– Но ведь все эти годы, даже века…

– Все эти годы и века Алгуэрроса банально использовали. Точно так же люди используют дрожжевые бактерии, чтобы поднялось тесто – а потом ставят пирог в духовку, не задумываясь о судьбе дрожжей. А ведь бактерии тоже форма высокоорганизованной материи…

– Да что же ему нужно, твоему демону? Какой пирог он задумал испечь?

– Ему нужно именно то, что предложил Алгуэррос. Свобода. Но не для того, понятно, чтобы исполнились планы мести выжившего из ума старика. Ты бы стал вмешиваться в междусобойные разборки бактерий? Он хочет отправиться домой, только и всего. И мы должны ему помочь.

– Зачем??

– Чтобы не объявился новый Алгуэррос. Да и у этого есть еще шанс. Но старик – приверженец архаичных способов. Зарежет сотню-другую девственниц, отыскивая эмпирическим путем тех, чьи гены способны войти в резонанс со структурой плазмы демона. Ну еще перебьет всех, способных помешать его планам, – и всё. Представь другое – что будет, если способным жить при звездных температурах существом заинтересуется нынешняя наука.

– Боюсь, у высоколобых не найдется подходящего вивария для этакой морской свинки.

– Найдется… Единственный «виварий», где сможет нормально существовать демон огня – эпицентр ядерного взрыва. Причем демон будет способен передвигаться и продлять время ядерной реакции на любой срок. Представь себе ядерный гриб – одушевленный, движущийся и способный оказаться хоть в будущем, хоть в прошлом… Вернее, существующий и в прошлом, и в настоящем, и в будущем одновременно…

Кравцов попытался представить – и не смог. Зато не составило труда представить людей, пытающихся любой ценой прибрать к рукам такое оружие… Он спросил:

– Тварь… то есть демон – умеет управлять временем? Все хроноаномалии в подземелье – его работа?

– Умеет – не совсем верно сказано. Это способ его существования. Плазма способна сохранять постоянную структуру в течение наносекунд, не более… Захочешь жить – поневоле научишься дублировать себя и в прошлое, и в будущее… В нынешней временной реальности демона вообще нет. И во времена Вангорского не было. Слишком остыла планета, чтобы могли выжить плазмоиды, даже среди раскаленной магмы. Алгуэррос проковырял шахту не единственно в земную глубь, но и в глубины времени. И вокруг нее возникают темпоральные возмущения – время ускоряется и замедляется, закручивается в спирали. А сейчас демон поднимается, тянется к нам – причем и в пространстве, и во времени. И возмущения усилились стократно. В общем, всё очень просто.

– Где ты научился таким мудреным словам, родственничек? Плазмоиды, гены, наносекунды… – подозрительно спросил Кравцов. – У иезуитов? В Корпусе жандармов? Или в церковноприходской школе?

– Хи-и-и-и-и-и… Почерпнул в твоем словарном запасе. Не нравится – могу перейти на старые термины: флогистон, корпускулы…

– Не надо… – машинально ответил Кравцов. – А восемнадцатое июня? Чем огненному существу памятна эта дата?

– Я думал, ты догадаешься… Видишь ли, любое перемещение во времени требует коррекции в пространстве. Иначе хронопутешественник повиснет в пустоте – в той точке, где в момент его старта находилась планета. Но система координат в пространственно-временных перемещениях демонов связана не с планетами – с Солнцем. Раз в год планета попадала в нужную точку орбиты и Алгуэррос получал новую порцию силы…

Кравцов попытался свести воедино последние события, участники которых действовали в разных потоках времени. Наверху прошли секунды после того, как последняя капля крови – капля-запал, капля-детонатор – упала на пентагонон и привела всё в движение. У них, возле шахты, прошли часы – для кого-то больше, для кого-то меньше, но порядок один. А в глубине, в логове того, кто был когда-то Алгуэрросом? Дни? Недели? Годы? Бывший маг и бывший человек успел – почти мгновенно для них – перейти от полной уверенности в осуществлении задуманного к паническому бегству и агонии. В промежутке наверняка были и попытки получить контроль над рвущимся на волю демоном, и неудачи этих попыток, и понимание, что демон изначально не принимал его за равноправного игрока, и беспросветное отчаяние, и лихорадочные поиски выхода… А для зрителей картинка сменилась мгновенно: только что Алгуэррос небрежно, как от докучливой мухи, отмахивается от их дилетантской попытки помешать гранатами мигу великого торжества – и вот уже груда распадающейся псевдо-плоти ищет спасение в слепом, не рассуждающем бегстве… Неужели старый интриган не предусмотрел неудачный исход попытки? Не оставил для себя лазейку?

В таком случае пусть источник его силы убирается подальше, в свое родное пекло, решил Кравцов и спросил:

– Чем мы можем помочь Твари? Или она справится сама?

– Не справится… Надо привести в действие всё, что тут старательно заготовил Алгуэррос. Тысячи тонн взрывчатки и несколько кубических километров воды.

– Что?? Устроить тут Хиросиму?

– Именно. Тут. Но не сейчас. Всё должно взорваться очень давно – когда плазмоид угодил в ловушку. Когда пытался вырваться – и ему совсем чуть-чуть не хватило энергии. С этой добавкой должно хватить.

– Но как же нам перебросить воду и снаряды на миллионы лет назад?

– На миллиарды, родственник, на миллиарды…

– Как??

– Очень просто. Ты очнешься и увидишь человека, у которого есть Ключ. И он знает, как им воспользоваться – мы с ним долго беседовали на эту тему. Но в одиночку он не справится и ты поможешь ему.

В разговоре повисла пауза. Кравцов не знал, что еще спросить. Вернее, вопросов было множество, но он чувствовал, что разговор заканчивается, и хотел спросить главное и важное…

– Да, кстати… – сказал Летучий Мыш со странной гримасой на усатой мордочке. – Забыл предупредить: вы оба умрете. Мгновенно испаритесь в раскаленном мире за миллиарды лет до собственного рождения… Впрочем, выбора нет. Если ты откажешься, умрешь на несколько минут позже, когда озеро доберется до шахты. Правда, не один, в большой компании…

Умирать не хотелось. Тем более ради чужих пирогов… И не врет ли Летучий Мыш? Доселе он прямой дезинформацией не занимался, лишь умалчивал до поры кое о чем – но это не повод, чтобы всё принимать не веру….

– Решай сам, родственник… – хмыкнул Мыш, наглядно демонстрируя дар телепатии. – Убеждать тебя нет времени. Так уж получилось, что я и Алгуэррос связаны воедино, как сиамские близнецы. Ненавидящие друг друга близнецы… Некромасса, питавшая нас, распадается. То, что ты посчитал за атаку – агония, судороги. Старик еще пытается что-то придумать, а я… Я ухожу. Дибич верил в рай и ад, дон Пабло – в абсолютное небытие… Посмотрим, кто прав. В любом случае, хуже не…

Мыш не договорил. На протяжении последней тирады голос его звучал всё тише, неразборчивей. Темнота вокруг подернулась красными прожилками, они росли, набухали, сливались воедино, нетопырь медленно исчезал, растворялся в красном сплетении…

– Откуда ты всё знаешь про демона? Ты – это ОН? Хотя бы отчасти? – крикнул Кравцов. И не услышал ответа.

Не стало ничего, кроме надвинувшейся, сдавившей со всех сторон красноты. Потом появилась боль – далекая, но стремительно приближавшаяся. Потом Кравцов услышал голос, чей-то знакомый голос, но чей – не понять, и смысл слов тоже ускользал, тонул в багровом тумане…

15

Щупальце – не самое еще большое, с телеграфный столб размером – медлительными толчками вползло в туннель. Кончик тыкнулся туда-сюда и замер. Дрожь пробегала по некогда грозному орудию Алгуэрроса. Затем псевдокожа пошла трещинами, стала лопаться, расползаться. Черная жидкость сочилась наружу тягуче, вязко…

– Подыхает, – констатировал Архивариус.

– Вы – тот самый «человек с ключом»? – уточнил Кравцов, не обращая внимания на агонию.

– Да – если верить привидению, принявшему облик огромной летучей мыши… Но я бы назвал это отмычкой. Ключами двери открывают хозяева.

Архивариус поднялся на ноги, небрежно перешагнул щупальце, склонился над Аделиной. Кравцов следил за ним с подозрительным вниманием, все высматривал какой-то подвох, какой-то признак того, что перед ним фантом, наваждение, морок…

Высматривал и не видел. Архивариус казался самым обычным человеком – разве что выглядел лет на двадцать моложе, чем при первой их встрече. И располагал полным комплектом конечностей. Вроде бы мелочь на фоне всех прочих сегодняшних гадких чудес, но…

– Что с остальными? – хрипло спросил Кравцов. Он очнулся пару минут назад – здесь, в туннеле, рядом с Аделиной и Архивариусом. И не знал, чем завершилась схватка со щупальцами, для него оборвавшаяся после сокрушительного удара по голове.

– Не знаю, – быстро ответил Архивариус. Чересчур, по мнению Кравцова, быстро. – Там (кивок в сторону зала) я никого не нашел, только вас двоих… Наверное, отступили в другие туннели.

Кравцов попробовал встать. Получилось, хоть голова и норовила разлететься на тысячу отчаянно болевших кусков. Поднес руку к волосам – корка запекшейся крови. Разбитые пальцы правой руки откликались мучительной болью на любую попытку шевельнуть ими. Ладно, эта боль ненадолго… Теперь всё у него ненадолго…

Аделина лежала на боку, в позе эмбриона. Прижимала руки к низу живота. Девушка приподняла голову, взглянула на Кравцова. И ничего не сказала.

– Ушибы, ссадины… – шепнул Архивариус Кравцову. – И, похоже, сотрясение мозга. Не сильное, опасности нет. Но ей надо оставаться на месте, ждать помощи…

Опять в словах экс-гэбэшника и бывшего инвалида почудилась фальшь. Не придёт сюда никакая помощь… Успокаивает? Утешает? Чтобы Кравцов не выкинул нечто непредсказуемое?

И насчет отсутствующей опасности врет. Стиснувший Аду кокон из щупальцев мог серьезно повредить внутренние органы. Мог раздробить кости…

– У меня всё в порядке, – тихонько сказала девушка, словно подслушав мысли Кравцова. – Ничего не сломано, не раздавлено. По-моему, эта мерзость просто пыталась меня изнасиловать. Не успела – доблестный рыцарь своим верным мечом отстоял честь принцессы…

Ироничная по форме фраза прозвучала мрачно. Но Кравцов обрадовался – похоже, Алгуэррос окончательно убрался из мозга Ады. И, покидая его, ничего не разрушил… Может, действительно есть надежда. Если они с Архивариусом ликвидируют угрозу взрыва и затопления, спасатели здесь рано или поздно появятся. Если…

– Нам пора, Леонид Сергеевич. А вы полежите, не делайте резких движений, мы скоро вернемся.

– Я могу идти и не останусь одна, – сказала Ада.

– Но там… – Кравцов так и не смог выговорить: «Там верная смерть!», сказал слабо, неубедительно: – Там очень опасно…

– За мной долг, Кравцов. За всё, что я… что мною сегодня делали… Я иду с вами.

16

– Как только появится вода, я раскрою Дверь, – сказал Архивариус. – И тогда надо взорвать снаряды. Именно в тот момент, не раньше и не позже.

– А нельзя как-нибудь… дистанционно… – спросил Кравцов со слабой надеждой.

– Чем?

Действительно, нечем… Свет факела – единственного оставшегося у них источника света – освещал картину, вовсе не похожую на ту, что открылась Алексу Шляпникову. Эсэсовцы уже не сидели, напоминая персонажей музея восковых фигур, – лежали под ногами кучками побелевших костей и истлевшего тряпья. Ящики прогнили, многие развалилась. Ржавые снаряды грудами загромождали проход. Аккумуляторы давно вышли из строя, изоляция отваливалась от кабелей при малейшем прикосновении.

Использовать подрывную машинку нечего и думать. Бикфордова шнура нет, а время горения какого-нибудь самодельного фитиля рассчитать можно более чем приблизительно.

– Умирать не хочется… – честно признался Кравцов.

– Думаешь, мне хочется? – вздохнул Архивариус (незаметно они перешли на «ты»). – Ты не представляешь, каково прожить пятнадцать лет калекой – потом снова почувствовать себя человеком, и…

– Хоть бы ее отсюда как-то вытащить…

Архивариус взглянул на Аду, бессильно привалившуюся к стене. Девушка вновь впала в забытье – как впадала несколько раз за время их путешествия вдоль проложенного Алексом кабеля. Большую часть пути ее пришлось нести на руках.

– Даже если был бы короткий путь наверх – не успела бы, не дошла… Я ведь ей соврал там, в туннеле, – чтобы не мучилась, смерть ожидая. Чтобы раз – и всё. Так что пусть уж слит… Давай-ка всё еще раз проверим. Как я понимаю, время тут раскачивается на манер маятника – и амплитуда его все шире и шире. Доберется до озера – и счет пойдет на минуты, если не на секунды.

Проверили. Всё в порядке, всё на месте – наименее пострадавшие от ржавчины детонаторы и снаряд от 75-миллиметровой пушки, предназначенный на роль кувалды. Сработает, как надо.

Архивариус в сотый раз изучал свой «ключ» – запаянную в пластик записку Лабзина.

– И все-таки, – сказал Кравцов, – мне не понять: как произнесение нескольких слов может открывать дыру во времени?

– Тебе это так важно? А как одно движение пальца, лежащего на красной кнопке, может стереть до основания города на другой стороне шарика? Или, например, как… Тихо! Началось…

Архивариус ошибся. Слабый звук, донесшийся до них, не был далеким шумом воды, катящейся по подземелью. Источник его находился гораздо ближе, здесь, в заваленной боеприпасами пещере. Кравцов подхватил факел, замер, прислушиваясь. Звук повторился – негромкий, металлический, словно кто-то задел невзначай один из бесчисленных снарядов.

Они быстро двинулись в ту сторону. Между рассыпавшимися штабелями ящиков что-то смутно белело. Кравцов поднес факел поближе.

– Вы, кажется, не хотели умирать? – спросил Пашка-Козырь. – Есть возможность выйти отсюда живыми.

17

– Так вот о каком твоем шансе говорил Мыш… – догадался Кравцов. – Решил смыться? А зачем скопировал Пашкину голову? Чтобы сразу не прикончили?

Сжавшееся между ящиков нечто страха не вызывало. Лишь брезгливость. Лицо Козыря – бледное, покрытое бисеринками пота – и тщедушное тельце в виде бесформенного клубка щупалец. Отдаленно существо напоминало тварь, в которую превратился Хосе Ибарос, – но не более, чем левретка напоминает сенбернара.

– Нечего с ним разговаривать. Бей! – сказал Архивариус, протягивая Кравцову саперную лопатку – тронутую ржавчиной, но достаточно крепкую. Иного оружия у них не осталось.

– Убери эту железку! – крикнуло существо точь-в-точь Пашкиным голосом. – Я пришел вас спасти. Показать выход наружу.

– Не смеши, Алгуэррос, – сказал Кравцов. – Если тут и вправду есть выход, то уж нам-то ты не собирался его показывать. Сам хотел смыться, да нашумел невзначай.

И Кравцов сделал вид, что примеривается, как дотянуться лопаткой до головы существа, не подставляясь под щупальца. Хотя внутри затрепетала надежда: если не врет, можно спасти хотя бы Аду!

– Алгуэрроса больше нет, – сказал не-Пашка. – Я – не он.

– А кто? Покойная графиня Самойлова?

– Я и сам не знаю… Помню всё, что происходило со мной, пока мы с Наташкой не заблудились на Чертовой Плешке, а потом… Потом ничего не было, только сны, страшные сны…

Якобы Козырь говорил медленно, печально, и Кравцов – странное дело – ему почти поверил. Но лишь почти…

– Допустим… И что ты хочешь за то, чтобы вывести одного из нас наружу?

– Ничего не хочу. А вывести не могу, там мне не прожить и минуты… Могу открыть дорогу. Но почему одного? Уходите втроем.

– Втроем не получится… Открывай, если не врешь.

Выход оказался рядом – дальняя стена раздалась, расступилась – и по глазам ударил яркий солнечный свет. Синело небо, зеленела трава, внизу поблескивала ленточка Славянки – выход открылся из обрывистого берега у подножия Поповой горы. Пейзаж казался знакомым… Точно. Она. Чертова Плешка.