Текст книги "Герои. Новая реальность (сборник)"

Фабио летел по Якорной улице, едва касаясь земли. Низкие окошки первых этажей с одинаковыми геранями и котами на подоконниках проплывали мимо него бесконечными дорожками карт из тетушкиного пасьянса. Солдатские сапоги бухали по мостовой прямо за его спиной. Крики «Стой!» мячиками прыгали между стенами домов. Прохожие оборачивались на стук и крик и стремительно отскакивали в сторону с перекошенными лицами и округлившимися глазами. Еще бы им не отскакивать – ведь прямо на них бежала целая рота солдат с ружьями наперевес, подбадривая себя диким ревом!

Посреди улицы топтались пятеро граждан с синими лентами на куртках и с ружьями – дневной патруль Секции. Фабио подумал, что окружен. Он уже хотел броситься в сторону, но патрульные, видимо, узнали в нем своего и расступились. Фабио крикнул «Спасибо!», проскочил между ними и помчался дальше. Зато уж перед солдатами патруль, наоборот, сомкнулся. Ведь он затем и был поставлен Секцией, чтобы останавливать и проверять подозрительных граждан. Гражданин Фабио был свой, патрульные его знали и ни в чем не подозревали. А вот бегущие за ним солдаты как раз показались им очень подозрительными. Во-первых, они зачем-то преследовали благонадежного гражданина. Во-вторых, они были солдатами. Дело в том, друзья мои, что моряки вообще не любят солдат. И уж тем более они не любят, когда солдаты целыми ротами гоняются по улицам портовых кварталов за племянниками их товарищей.

По шуму и треску за спиной Фабио понял, что его преследователи на полной скорости столкнулись с патрулем. Фабио этого не видел. Но мы можем заверить читателя, что кутерьма получилась отменная. Передние солдаты упали вместе с патрульными, сзади на них навалились другие, и посередине улицы мгновенно выросла куча-мала из отчаянно ругающихся людей. Хорошо еще, что ни у кого к ружьям не были примкнуты штыки, так что все упавшие отделались только синяками и шишками.

Фабио подумал, что это, пожалуй, замедлило, а может, и остановило солдат. Он осмелился оглянуться. Увы! Несколько людей в синих мундирах проникли через преграду и продолжали за ним гнаться. Правда, они бежали уже не так близко к Фабио. Они кричали: «Остановись! Именем Республики! Приказ Маршала!» Фабио даже показалось, что кто-то из них выкрикивал: «Не бойся!» Но такое было совершенно невероятно, так что мальчишка тут же забыл эти слова, точнее, эту слуховую галлюцинацию.

Вдруг Фабио так и подскочил на бегу: «А что, если они увидят, что отстают, и начнут стрелять!» Он даже пригнулся от страха и наподдал побыстрей. Но ни выстрелов, ни свиста пуль он не услышал и от этого немного приободрился. По крайней мере, застрелить его, кажется, пока никто не собирался.

Крики преследователей стали совсем редкими, но грохот сапог и не думал затихать. Фабио подумал: «А куда я, собственно, бегу?» Он как раз приближался к высокому островерхому дому из красного кирпича, который стоял в конце Якорной улицы. Его называли Дом Секции. В нем размещались Председатель и комитеты Секции Гавани и заседал Трибунал Секции. Можно было, конечно, заскочить прямо туда и попросить защиты, но Фабио сам слышал, что у солдат был официальный приказ об аресте. Он решил, что как раз в Трибунале от приказа его могут и не защитить: «Ну, может, найдут мне адвоката, только мне ведь нужна свобода, а не адвокат».

Фабио было некогда подумать об этом дальше. А между тем, если бы у него было время, он бы додумался до таких вещей, которые ему бы, скорее всего, не понравились. Дело в том, уважаемый читатель, что как-то так выходило, что Революционные Трибуналы, когда они судили обвиненных в преступлениях против народа, почти никого и никогда не оправдывали. Они даже не очень внимательно выслушивали оправдания обвиняемых и их защитников. Пока Фабио был зрителем таких процессов, ему это, конечно, нравилось – ведь получалось, что ни один враг народа не уйдет от возмездия и не сможет своими хитрыми уловками запутать справедливый и строгий Суд Народа. Теперь же, когда он стал жертвой несправедливого обвинения врагов Революции, ему бы совсем не показалось правильным, что никто в Трибунале не станет слушать его оправдания. Но мы возвращаемся к Фабио, который приближался к двум расходящимся улицам.

Улица, идущая направо от Дома Секции, вела прямо в Гавань. В Гавани, конечно, можно было легко спрятаться среди складов и сложенных на пристанях грузов. А Фабио, надо вам сказать, очень любил играть с друзьями в прятки, и именно в Гавани. Он совсем было собрался повернуть направо. Однако тут ему пришло в голову, что прятки выйдут не вполне честными. Одно дело, когда все ребята прячутся, а водящий их ищет. И совсем другое, когда прятаться будет один Фабио, а искать его – целых сто человек. Так можно было и проиграть.

Фабио решил, что он, конечно, спрячется, но перед этим нужно оторваться от погони. Он свернул налево и оказался на улице Павших Моряков, бывшей Сельдевой. Пахла она так, как будто и теперь была Сельдевой, и вела к Рыбному рынку. Прохожих здесь было много больше. Фабио рассчитывал добежать до рынка и затеряться в толпе покупателей. Но случай скрыться от преследователей представился ему уже на улице. Среди женщин в серых платьях и цветных косынках, идущих с рынка с корзинами рыбы, как-то оказался невысокий черноволосый гражданин в шляпе с бело-синей кокардой Комиссариата Порядка. Гражданин шел, опираясь на трость. Он заметно хромал. Это-то и было нужно Фабио. Он не успел придумать ничего другого, как еще раз, уже, как сказал бы гражданин Хорес, предумышленно, устроить то, что на Якорной улице вышло само собой. Он немного притормозил, чтобы преследователям показалось, что они его вот-вот поймают, и побежал прямо на хромающего гражданина. Женщины вокруг того взвизгнули и прыснули в стороны, а гражданин остался на месте. Он удивленно посмотрел мальчишке прямо в лицо, указал на него тростью и вскрикнул: «Гражданин Фабио! Немедленно…»

В этот момент Фабио метнулся вправо и тут же влево, как бегущий от охотников заяц. Он обогнул человека с тростью, так что тот оказался точно между ним и первым из преследователей. Тот бы, наверное, смог остановиться, если б ему под ногу не подвернулась плоская желтая камбала, которая выпала из корзинки одной из бежавших гражданок. Камбала под солдатским сапогом выпучила глаза и отчаянно пискнула. А солдат поехал на рыбе, как по льду, и въехал прямо в объятия хромого. Вместе они секунды две как будто исполняли какой-то иностранный танец, а потом наконец стали падать. Фабио крутанулся на пятках, выбрал место, где широкие юбки отскочивших на тротуар женщин колыхались сплошным серым занавесом, и отчаянно бросился прямо сквозь занавес, как опоздавший актер, пробежавший прямо через зал перед самым началом спектакля. Он вынырнул уже в сумрачном переулке, уводящем в сторону от улицы, свернул в другой, потемнее, в третий, где вовсе была еще ночь, – и наконец не услышал топота сапог за спиной. Тогда Фабио нашел под мышкой свой зеленый колпак, нахлобучил его посильней на глаза и зашагал дальше спокойно.

Между тем погода начала портиться. С моря пришел ветер. Ветер вытолкал с улиц летнюю жару и наполнил их свежестью и холодом. Фабио пришлось развернуть старую отцовскую штормовку и набросить ее на голову и плечи. Остальную одежду он переложил за пазуху.

Но ветер не унимался. На его свист из-за горизонта примчались любопытные облачка. Вслед за ними к Столице потянулись и осторожные серые тучки. Воздух стал набухать и сочиться по краям первыми каплями дождя.

Фабио тем временем шел по улицам и думал: «Значит, Маршал Просперо, вождь „умеренных“, – вот кто враг! Он как-то узнал, что Тибул оставил Фабио свой главный секрет, и теперь хочет завладеть им. А может… может, это он и убил Тибула! Тогда он точно ни перед чем не остановится».

Одна осмелевшая синяя туча как раз залепила солнце. От этого на улице сразу потемнело. Фабио вздрогнул и поплотнее закутался в штормовку.

«Но почему же тогда солдаты Просперо в меня не стреляли? Зачем-то они хотят меня именно схватить. Ага! Наверное, Просперо нужно знать, не рассказал ли я секрет кому-то еще. Да я бы и рассказал, только как понять, кому можно верить, если даже герой Республики, первый друг народа, сам Железный Маршал оказался врагом».

Фабио стиснул зубы. «Ничего, – пообещал он себе, – я во всем разберусь. Тибул, я тебя не подведу».

Летний день наконец не выдержал тяжести принесенных ветром туч. День лопнул с таким треском, с каким дождь бьет по крышам. Вместо воздуха вокруг оказались капли, струи и потоки воды.

На другом конце Столицы, перед Дворцом Народного Собрания, гражданин Эквиа как раз произносил речь на похоронах Тибула. Он прервал речь, поднял голову и разрешил дождю намочить ему щеки.

– Смотрите, – сказал он, – сама природа оплакивает вместе с нами великого друга народа!

Маршал Просперо стоял напротив трибуны и, набычившись, глядел прямо на гражданина Эквиа. Когда Просперо услышал последние слова о природе, его глаза яростно заблестели. Казалось, он сейчас запрокинет голову и разразится тем самым громовым хохотом, от которого, как говорили солдаты, во втором сражении под Бренном остановилась атака вражеской конницы, а скакавшая впереди полка лошадь сбросила гессенского гусарского полковника прямо под ноги Железному Маршалу.

Гражданка Эквиа стояла рядом с братом. Она поймала взгляд Просперо и отвела глаза. Ее щеки были мокрыми, как у брата, хотя капюшон и закрывал их от дождевых капель.

«Алле!» – чуть слышно прошептала Суок.

Но вернемся к Фабио. Он решил найти укрытие от ливня. Оказалось, что, пока он размышлял, ноги сами принесли его на Четырнадцатый рынок, на место вчерашнего представления. Балаганчик дядюшки Бризака уже успел сложить и убрать подмостки и перегородки, но еще не уехал. Теперь все артисты попрятались от непогоды в вагончики. Фабио устремился к ближайшему вагончику, постучался, был узнан и приглашен внутрь.

Фабио дружил со многими из артистов. Тетя Аглая не ошибалась, когда говорила, что Фабио хотел стать циркачом. Некоторое время назад он проводил в балаганчике дядюшки Бризака целые дни, а иногда и ночевать оставался в цирке. Акробаты уже считали его своим новым учеником. Фабио и сейчас не передумал. Но после сражений за Столицу год назад он отложил карьеру артиста до того времени, когда Республика победит врагов. А пока он собирался, как только ему исполнится двенадцать лет, пойти юнгой в Народный Флот, чтобы воевать с англичанами. Вернее, так он говорил всем, но мы можем вам рассказать по секрету, что на самом деле он был намерен незаметно пробраться на военный корабль уже в навигацию этого года. Только нужно было выбрать корабль Народного Флота, который пойдет в дальний поход, чтобы Фабио не смогли сразу высадить на берег. Ну а дальше он бы сумел доказать, что достоин быть моряком уже сейчас. Пока, к сожалению, про дальний поход ничего не было слышно.

– Малыш Фабио, здорово! Давно не виделись! А мы тебя вчера ждали не дождались, думали, ты и попрощаться не придешь, – обратился к Фабио длинный человек с горбатым носом, который открыл дверь мальчику. Это был Сильвио, знаменитый наездник и акробат. Другие артисты весело поприветствовали Фабио, а ученый пес Пирожок положил ему лапы на плечи и облизал лоб.

– Здорово, Сильвио! Здорово, ребята! Привет, Пирожище! Прости, ничего тебе не принес, – радостно отвечал Фабио. Он почувствовал себя даже лучше, чем дома. Все здесь были ему рады. Он вдруг подумал, что нашел наконец место, где можно спрятаться.

Циркачи сидели вокруг стола. Их стульями были бочки акробатов и барабаны оркестра. Столом им служил большой ящик фокусника, в котором на представлении то исчезали, то появлялись его помощники. Ящик был обит черным бархатом с серебряными блестками. Среди блесток лежали хлеб и овощи и стояли оловянные стаканы. Артисты собирались перекусить, пока идет дождь. Но поскольку люди они были все веселые и почти все молодые, то вместо обеда у них вышло веселье. Жонглер Помпей снял со стены гитару, сестры-танцовщицы Ана и Мария стали петь новые куплеты, а другие хлопали в такт и подхватывали хором последние слова.

Акробат усадил Фабио за стол рядом с собой.

– Как дела? – спросил он.

– Тибул умер, – печально ответил Фабио.

– Да, – вздохнул Сильвио. – Мы слышали. Говорят, враги убили его прямо в кабинете. Жаль Неподкупного, конечно, но, может, для нас оно и к лучшему.

– Как к лучшему? – Фабио был поражен.

– А ты знаешь, отчего балаганчик уезжает из Столицы, а может, и из страны? – спросил в ответ Сильвио.

Фабио помотал головой.

– Все из-за Песенки двух мышат. Или из-за Клуба Худых, это как посмотреть.

Фабио все равно ничего не понимал и попросил объяснить.

И Сильвио рассказал ему. На представлении две недели назад был показан новый номер. Ана и Мария пели песенку о двух мышатах. Один мышонок жил в доме простого гражданина. Гражданин честно исполнял Шестой Декрет Собрания против обжор и не держал в доме запасов еды. Даже его кот сбежал из дома от такой жизни. Но бедному мышонку от этого было ничуть не легче, ведь и ему не доставалось ни единой крошки. Уж лучше бы кот его съел. Мышонок готовился к смерти, но его спас второй мышонок. Он жил в доме не у кого-нибудь, а у самого гражданина Четвертого Помощника Уполномоченного Секции по надзору за исполнением Декрета против обжор. Уж здесь-то еды всегда было сколько угодно!

Фабио не очень понравилось, что был задет уполномоченный Секции. Но он не мог не признать, что песенка славная и очень веселая.

А Сильвио продолжал рассказ. Один гражданин из Клуба Худых услышал песенку, и она ему совсем не понравилась. На следующий день в балаганчик явилось много «черных». Они свистели, бросили на сцену дохлую кошку и хотели сорвать представление. Другие зрители вступились за циркачей, вышла драка, и Худых прогнали. На всякий случай песенку больше не пели, но было поздно.

Статьи против балаганчика дядюшки Бризака появились в «Друге Народа», главной газете Клуба Худых. «Друг Народа» писал, что артисты – лентяи, потому что не отрабатывают трудовой налог ни в одной из Секций. Мало того, они еще и скрытые контрреволюционеры, так как во время всего их представления ни разу не играют революционные песни, зато старорежимных – сколько угодно. А кличка одного из цирковых коней – Бонавентура, в честь командующего гвардией Трех Толстяков. Это, говорилось в статье, и в пояснениях не нуждается.

Десять рабочих Секций запретили выступления балаганчика на своих рынках. Вокруг цирка днем и ночью стали околачиваться загадочные граждане. Некоторые из них, правда, забывали спрятать бело-синие кокарды сыщиков, что несколько вредило их таинственности, зато серьезно обеспокоило артистов. Попасть под Трибунал, а потом в Табакерку никто не хотел.

Дядюшка Бризак бросился за помощью к гражданке Эквиа. Он напомнил ей, как перед Восстанием они вместе скрывались от гвардейцев, как потом она была лучшей актрисой балаганчика уже в Первый год Республики. Но Суок строго ответила, что она что-то не припомнит, чтобы в то время цирк выступал на стороне обжор, против народа и его избранников. Если давние товарищи Суок хотят, прикрываясь старыми заслугами и дружбой, насмехаться над Революцией и нападать на Республику, в таком деле гражданка Эквиа им решительно ничем не может помочь. В этот миг дядюшке Бризаку показалось, что голос бывшей актрисы дрогнул. Но тут же с ним холодно распрощались.

Тогда дядюшка Бризак отправился к самому Неподкупному. Но и здесь его ждала неудача. Тибул был рад увидеть старого друга. Однако он сказал, что ничего не может сделать. Худые были слишком сильны в Столице, многие граждане были на их стороне, и даже Председатель Бюро не мог открыто спорить с ними из-за циркачей. Пока не мог. Тибул посоветовал подождать.

– А чего нам ждать, Фабио? – говорил Сильвио, – Когда Черная Карета приедет? Тибул вон и сам дождался… уж не от «черных» ли? Он хоть немного им мешал, а теперь они совсем осмелеют. Всех захотят в черное нарядить. Они хотят, чтобы люди пели только революционные марши, а смеялись над тем, как других арестовывают и судят. А кто не с ними смеется – тот тоже для них враг народа, в Табакерку его. Ты знаешь, что на прошлой неделе написали Эквиа в «Друге Народа»?

Фабио, конечно, знал, но покачал головой. «Что творится! – подумал он. – Циркачи читают газеты». Год назад газеты в цирке были только у старого конюха Изгара, он делал из них самокрутки.

– Они написали, – ответил сам себе Сильвио, – что для полной победы Революции, чтобы настало всеобщее равенство, нужно найти и казнить еще двести тысяч тайных врагов народа. Двести тысяч человек, малыш, ты только представь себе! И так в Табакерке каждый день сгорают люди, а эти сумасшедшие хотят перебить целый большой город! И только за то, что эти несчастные с ними не согласны. «Черные» хотят, чтобы все опять стали бедные и злые, как до Революции. А мы, малыш, не хотим, и не одни мы такие. Мы уже достаточно поголодали и намучались при Толстяках. И только нам, циркачам, жить стало хоть немного получше, так опять они хотят все отобрать. – Тут Сильвио вздохнул. – Теперь одна надежда – на Просперо и умеренных. Только они стоят за свободу. Тибул все чего-то боялся, осторожничал, хотел всех примирить. А наш Маршал Просперо никого не боится! Хорошо, что он привел в Столицу солдат. Уж они устроят «черным» такое равенство! Так что видишь, может, нам и не придется надолго покидать город. Мы пока отъедем недалеко, в предместье, и там подождем. Поехали с нами, а то сейчас в Столице будет опасно. А как только представится случай – поможем Просперо!

Когда Фабио услышал про сыщиков вокруг цирка и про «нашего Маршала Просперо», то чуть не расхохотался. Как же он ошибся! Хуже места, чтобы спрятаться от железной руки Маршала, нельзя было и придумать! «Придется соврать», – решил Фабио. Конечно, врать друзьям – последнее дело, но он вынужден был это сделать для спасения Республики. Он пообещал себе, что, когда все кончится, он обязательно первым делом придет в балаганчик и все-все объяснит.

Фабио сказал, что не сможет поехать с балаганчиком. На него из-за одной недавней истории в Гавани тоже очень злы «черные». Они везде ищут его. Хорошо еще, что из-за дождя сыщики, наверное, не заметили, что он вошел в цирковой вагон, а то бы уже точно ломились в дверь. Балаганчик и так окружен сыщиками, да еще его при выезде обязательно обыщут на заставе. Так что лучше Фабио уйдет, чтобы не подвергать друзей опасности – ведь его имени нет в утвержденном Комиссариатом Искусств и Отдыха списке артистов балаганчика.

– Только помогите мне изменить вид, чтобы скрыться от «черных», – попросил Фабио.

К этому времени их разговор с Сильвио уже слушали все артисты. Конечно, они были готовы помочь.

Дождь все не утихал. Все покупатели разбежались с Четырнадцатого рынка по домам, а вслед за ним попрятались и продавцы. На рынке остались одни сыщики, следившие за балаганчиком дядюшки Бризака. Они торчали среди пустых прилавков и закрытых палаток, как забытые огородные пугала. Теперь им было очень трудно принять вид обычных граждан, смешаться с толпой и вести незаметное наблюдение за объектом, как требовал Устав Сыскной Службы. К тому же все они промокли насквозь. Сыщики собрались и стали совещаться. При этом они отчаянно чихали и дрожали от холода. Они единогласно решили, что в такую погоду балаганчик ни за что не сдвинется с места. Так же единогласно было решено, что наилучшим для интересов Революции действием в таких обстоятельствах будет срочное перемещение всех агентов в ближайший трактир для согревания и сохранения здоровья означенных ценных агентов, крайне необходимого для службы Республике. Решение было исполнено незамедлительно.

Сыщики уселись за стол в таверне «Права человека и гражданина» и именем Республики потребовали по кружке пива. Именно в эту минуту дверь циркового вагона открылась и выпустила Фабио на улицу. Он помахал артистам рукой и побежал к выходу с рынка.

Но это только нам с вами известно, что из вагона вышел Фабио. Любой другой человек увидел бы, что по улице Столицы идет, прячась в штормовку от проливного дождя, рыжеусый гражданин маленького роста, с загорелым лицом, в синих штанах и полосатой матросской блузе. В ухе у него была серьга, на руке – татуировка в виде якоря. В общем, по всем приметам это был моряк.

Наконец-то Фабио мог вздохнуть спокойно. Хоть он и не нашел пока укрытия, но все-таки спрятался.