Текст книги "Герои. Новая реальность (сборник)"

– Я… Я вполне трезв, Холмс.

– Не сомневаюсь.

– Но я действительно трезв. А вот вы, Холмс, не пили почти ничего. Ни вы, ни остальные. – Сейчас я осознал, что стаканы, кроме моего, оказались лишь пригубленными.

– Отдаю должное вашей наблюдательности, Ватсон.

– Тогда почему мы ушли?

– Потому что с нами попрощался хозяин.

– Ах да. Водопроводчики, верно?

Мы успели дойти до нашего пристанища, когда Холмс наконец отпустил мою руку.

В холле нас встретил слуга. На странном французском он объяснил, что предоставлен в наше распоряжение и не будет ли чего угодно. Холмс отправил его отдыхать, и слуга ушел, оставив колокольчик: только позвоните, и он тут как тут. Очень удобно.

Мы сели в кресла около столика, Людовик Шестнадцатый.

– Наши хозяева заботливы. – Холмс указал на бутылку. – Столь любезный вашему вкусу портвейн. Желаете?

– Нет. – Хмель потихоньку таял, искушение росло, но я удержался.

– Отлично. – Он вернул бутылку на стол. – Ну, каково ваше впечатление, Ватсон?

– Просто загадка. Сейф с шифром, а драгоценности исчезли. Невообразимо!

– Да. – Холмс грустно улыбнулся.

– Вы… У вас есть гипотеза?

– Полагаю, мне известно, кто взял драгоценности.

– Неужели?

– Полагаю, это известно и принцу Петру.

– Тогда зачем…

– Полагаю, и похититель знает, что я знаю и что знает принц Петр.

– Погодите, Холмс, погодите. Он знает, что вы знаете, что знает… Нет, это чересчур запутанно. Зачем вообще было звать вас, если всем все известно?

– Грязная работа, Ватсон. Грязная работа. Вы тоже способны мыть полы в приемной после визитов больных, но держите для этого санитарку, не так ли?

– Держал. – Я вздохнул. – Держал, когда практиковал. Но все же…

– Семья Ольдбургских может себе позволить пригласить экспертов из Англии. Это богатая семья, Ватсон, очень богатая.

– Кто же похититель?

– Завтра, Ватсон, все завтра. Вы ведь помните – самым деликатным образом. И переведите часы, или лучше дайте их мне. Вот, Ватсон, теперь вы окончательно в России.

Мы разошлись по спальням. Кровать была расстелена, пахло свежестью, толстая ночная свеча едва горела, но мне хватало света и из окна, от луны.

Я выглянул наружу. Окна моей комнаты выходили на парк. Кроме луны, нигде не виднелось ни огонька. И тишина, полная, почти абсолютная тишина.

Безмятежный, убаюканный покоем, я засыпал с мыслью, что более легкого и приятного дела я не знал за все годы знакомства с Холмсом.

Как человек может ошибаться!

*

Стук в дверь разбудил меня, стук и настойчивый зов:

– Ватсон, Ватсон, просыпайтесь!

– Холмс, это вы? – Я посмотрел на часы. Господи, даже здесь четверть шестого, а в Лондоне?

– Быстрее одевайтесь, Ватсон, я жду вас.

Если Холмс будит так рано, значит, не без оснований. Я пренебрег бритьем, ограничась умыванием. В холл я спустился через десять минут, но Холмс уже ушел – на столе лежала записка: «Идите к левому крылу замка». Видно, дело не терпело отлагательств. Странно. Я-то думал, что Холмсу осталось положить руку на плечо похитителя и сказать: верните драгоценности! – а это совсем не обязательно делать столь рано.

Росы не было, и туфли мои оставались сухими после шагов по высокой траве. Холмса я нашел сразу, Холмса и еще несколько человек – принца Петра, полковника Гаусгоффера и Константина.

– Доктор, взгляните. Может быть…

Принц выглядел растерянным, смятенным. Подойдя ближе, я понял причину волнения: за кустами в траве лежала мисс Лиза, воспитанница старого принца. Восковая бледность ее лица настораживала, а когда я попытался отыскать пульс, холод тела подтвердил – девушка мертва. Рука ее вывернулась под немыслимым углом, а приподняв туловище, я понял окончательно – сломана шея.

– Она мертва, – сообщил я присутствующим очевидное.

Холмс кивнул.

– Ее нашел садовник – вот его следы. Садовник сообщил мажордому, тот – принцу Петру, а затем подошла и моя очередь. Какова, по вашему, причина смерти, Ватсон?

– Ну… Необходим детальный осмотр тела.

– Но первое впечатление?

– Возможно, падение с высоты.

Я задрал голову вверх, и все остальные – тоже. Там, наверху, на высоте пятидесяти футов, виднелось открытое окно башни.

– Выпала оттуда, – предположил полковник.

– Ваше высочество, вы, я думаю, должны сообщить о случившемся властям? – Холмс вопросительно посмотрел на принца.

– Да. Я телеграфирую в город. В замке есть связь с железнодорожной станцией, а уж оттуда…

– Мы можем перенести тело в более подходящее место?

– Я пошлю человека в больницу. Это совсем рядом.

– Хорошо. Ватсон, я попрошу вас провести подробный осмотр.

Больница действительно находилась рядом. Через четверть часа к замку подъехала телега, пара санитаров осторожно переложили на нее тело бедной девушки. Пришел и доктор. К сожалению, он не знал английского, а Константин был настолько потрясен, что использовать его в качестве переводчика, да еще в столь специфическом деле, не представлялось возможным.

Пришлось объясняться на дурном французском и скверной латыни.

Секционный зал в больнице отсутствовал; осмотр велся в хирургическом кабинете.

Я опущу подробности – в работе врача хватает малопривлекательных моментов. Окончив обследование, мы передали тело санитарам обряжать в одежды, доставленные из замка. Доктора поджидали пациенты, около дюжины окрестных крестьян. Пожелав успехов коллеге, я направился по пыльной дороге назад, к замку. Вернулась жара, тянуло дымом, опять, наверное, горел лес. Гуси, одуревшие от зноя, провожали меня змеиным шипом, хозяйка в живописной рванине заголосила «тега-тега», и тогда птицы, потеряв интерес к незнакомцу, с гоготом кинулись на зов. Кормежка. Я вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего ужина. И не хотелось.

Холмс был в «Уютном», в холле, успев выкурить несколько (судя по плотности табачного дыма) трубок. В кресле напротив Холмса сидел Константин.

– Располагайтесь, Ватсон. Сейчас нам принесут бутерброды. Или желаете чего-нибудь поосновательнее?

– Нет. – Я и бутербродов не хотел.

– Итак, Константин, вы виделись с мисс Лизой после ужина?

– Да, мистер Холмс. Недолго. Она… Она должна была помочь принцу Александру в приготовлениях к какому-то эксперименту.

– Ночью?

– Да. Что-то связанное с лунным затмением. У принца Александра разносторонние интересы, а к этому затмению он готовился особенно тщательно. Лиза говорила, что принц очень волнуется и поэтому она должна немедленно идти в лабораторию.

– Лабораторию?

– В замке под нее отведено несколько комнат, в башне и в нижних этажах. Химические и оптические опыты, фотография… Точно не знаю.

– И мисс Лиза помогала ему?

– Иногда. Это было знаком особого расположения принца Александра.

– Должен ли был еще кто-либо присутствовать при этом эксперименте?

– Нет, кажется. Лиза об этом ничего не говорила.

– Спасибо, Константин. Ваша помощь ценна для нас.

Студент что-то пробормотал и, задевая по дороге мебель, вышел.

– Ну, Ватсон, что скажете вы?

– Смерть девушки наступила после падения с высоты. Определяются переломы костей, вероятны разрывы органов.

– Вероятны?

– Мы не проводили вскрытия. Это не принято здесь по религиозным мотивам. Я исхожу из того, что грудь и шея девушки имели значительные раны – она упала на куст, сучки, а крови, как вы сами видели, возле тела практически не было. Следовательно, кровотечение происходило вовнутрь.

– Спасибо, Ватсон.

– Холмс, – я откусил-таки бутерброд, – а что говорит старый принц?

– Его не могут найти.

– Принца?

– Принца Александра.

– Он исчез?

– Вы совершенно точно охарактеризовали ситуацию.

– Но почему вы сидите здесь?

– Ватсон, мы с вами находимся в России, стране со своими законами и обычаями. Я не могу действовать без ведома властей. Кража драгоценностей – частное дело. Смерть – нет. С минуты на минуту ожидают следователя из губернского города.

Я посмотрел на часы. Ого! с момента пробуждения минуло три часа.

Слуга на своем странном французском передал, что нас просят в замок.

– Идемте, Ватсон. – Холмс поднялся чуть медленнее, чуть тяжелее прежнего.

Ставшая привычной дорога мимо фонтана; гулкая прохлада замкового холла, паркет, массивные двери – все воспринималось мной ясно и резко, отпечатываясь в памяти высококлассным дагерротипом.

В кабинете нас ждали принц Петр и незнакомец – мужчина средних лет в свободном чесучевом костюме, с усами и бородой.

– Мистер Холмс, доктор Ватсон, – Свиридов Олег Юрьевич, следователь. – Принц прибавил какой-то сложный и длинный чин.

– Весьма, весьма рад! – усердно затряс руку Холмса следователь. Похоже, в России все говорят по-английски. Необычайно удобно. Или семья Ольдбургских жалует англоманов. – Какое же дело привело вас в наши палестины, мистер Холмс?

– Мне поручено отыскать некую… пропажу.

– Пропажу? – Следователь был невысок и, скорее, тщедушен, но голос, басовитый, глубокий, невольно заставлял относиться к его владельцу со всей серьезностью. – Ох уж эти пропажи. Мой совет, если не побрезгуете, – ищите среди прислуги. Девяносто шансов из ста. Девяносто девять. В романах, конечно, прислуга вне подозрений, все как один верны и преданны, но в жизни часто наоборот. По крайней мере, в России.

– Я приму ваш совет к сведению.

– Осмотрим место происшествия, господа! – Следователь энергично повел нас наружу. Ничего не оставалось, как идти за ним.

– Значит, тело обнаружили здесь? Вы, мистер Холмс, вероятно, все тщательно обследовали?

– Да. – И Холмс подробно рассказал об утренних событиях, а я – о результатах осмотра тела.

– Падение с высоты, да… Бывает. Кто последним видел мисс Лизу?

– Вероятно, отец. – Принц Петр выглядел наиболее уставшим из нас, хотя был тщательно выбрит, причесан и одет.

– Принц Александр? Тогда мне нужно переговорить с ним.

– Его… Его нет.

– Нет? Он что, в отъезде?

– Все лошади в конюшне, а на станции он не появлялся.

– У него в привычке вот так… уходить?

– Нет.

– И вы не знаете, где бы он мог находиться?

– Нет. Не знаю. – С каждым «нет» принц старел на несколько лет.

– Тогда, быть может, вам известно, чем именно собирались заняться ваш отец и мисс Лиза?

– Лиза ассистировала.. помогала отцу в его опытах. Один из них отец собирался провести этой ночью – сфотографировать лунное затмение каким-то совершенно новым способом.

– Где же проводился этот опыт?

– В лаборатории. Я покажу.

Мы вернулись в замок боковым, неглавным ходом и поднялись в башню.

– Это верхняя лаборатория, – проговорил принц, открывая дверь.

Мы вошли. Следователь сразу направился к полураскрытому окну.

– Ага! – Он выглянул, посмотрел вниз. – Понятненько. Из этого окна и выпала мисс Лиза. – Он начал изучать подоконник.

Комната напоминала мастерскую оптика – зеркала, линзы, призмы были аккуратно разложены на столе.

– Любопытно. – Холмс обратил внимание на большую, футовую линзу, закрепленную на массивном штативе.

– Осторожно! Бога ради, не сдвиньте! Здесь очень чувствительный часовой механизм, – шагнул к Холмсу принц Петр.

Холмс встал перед линзой, заглянул в нее.

– Луч из окна, пройдя сквозь линзу, попадает сюда. – Он указал на призму, укрепленную в нише стены. – Судя по всему, дальше сфокусированный луч преломится и пойдет вниз. Видите?

Действительно, в нише под призмой начиналась небольшая, около квадратного фута, шахта.

– А это что?

Прямо под призмой, еще на одном штативе было закреплено серебряное кольцо. Похоже, в кольцо вставлялась маленькая линзочка, нечто вроде окуляра.

– Вы считаете, эта оптическая, хм, система имеет отношение к случившемуся? – Русский следователь скептически смотрел на Холмса. Вот, мол, за какие турусы на колесах получают некоторые гонорары.

– Я просто пытаюсь понять, что происходило здесь ночью. Каково ваше мнение?

Следователь встал на низкий, около полуярда от пола, подоконник.

– Я без труда достаю верхнюю задвижку, но мисс Лизе пришлось бы подняться на цыпочках.

– Зачем? Зачем ей подниматься на цыпочках? – Меня задел отход Холмса на задний план.

– Чтобы запереть окно. Думаю, когда принц Александр закончил фотографировать небесные светила, он ушел, а мисс Лиза привела в порядок свои записи, или что она там вела, захотела закрыть окно, потеряла равновесие и вывалилась наружу. Кто-нибудь слышал крик? Надо порасспрашивать людей.

Тут я вспомнил:

– В три часа ночи я просыпался. Что-то, не знаю точно что, меня разбудило, знаете, как это бывает со сна. Не исключено, что это был крик или шум падения.

– В три пятнадцать, Ватсон. – Холмс встал рядом со мной.

– Возможно. Я лишь мельком взглянул на часы.

– И вы слышали крик, мистер Холмс?

– Нет. Как и доктор Ватсон, я не могу сказать точно, что именно меня разбудило.

– Подобное пробуждение было и у меня, – признался принц. – Я ночевал здесь, а не в Ольгино.

– Понятно. Значит, время нам известно. – Следователь походил на ученика, успешно решившего у доски первое действие сложной задачи.

– Ваше высочество, – обратился к принцу Холмс, – вы упомянули, что это – верхняя лаборатория. Мне думается, стоит осмотреть и нижнюю. Ведь она есть, нижняя лаборатория?

– Да, – нехотя признал принц. – Наверное, мы обязаны ее осмотреть. Отец категорически возражает против проникновения в нее посторонних, но в сложившейся ситуации… – Он подошел к стене. – Причуда архитектора. – Принц утопил декоративный выступ, и часть стены превратилась в невысокую узенькую дверь. – Прошу, господа. Осторожно, винтовая лестница.

Ступени круто уходили вниз, ход едва освещался откуда-то сверху. Становилось все темнее, все глуше.

– Сколько, Ватсон? – спросил Холмс, когда мы остановились на площадке в самом низу.

– Сто шестьдесят четыре ступени. – С давних пор у меня вошло в привычку измерять лестницы.

– Совершенно верно. Следовательно, мы ниже уровня почвы, в подземелье.

В сгустившемся мраке с шипением разгорелась спичка.

Принц Петр взял с подставки трехсвечный канделябр.

– Сейчас, господа.

Подземелье меня не удивляло. Если человек, богатый человек, построил в канун двадцатого века средневековый замок, значит, он романтик, и в замке обязательно будут и «норка священника», и подземелье, и потайные ходы, словом, все, о чем мечталось в детстве.

Тяжелая дверь раскрылась бесшумно. Строили хорошо, воздух свеж и сух.

Мы оказались в зале: высокий, футов пятнадцать, свод поддерживался колоннами, толстыми и грубыми.

– Нижняя лаборатория, господа.

Принц зажег еще несколько свечей, расставленных в пристенных подсвечниках, и они отразились многократно: большую часть стен зала занимали огромные зеркала, создавая иллюзию бесконечного пространства. Зал оказался не столь уж велик: пятиугольной формы (еще одна прихоть архитектора?), он в поперечнике составлял не более двадцати футов. И он был пуст, лишь в центре стояло возвышение, постамент, формой повторяющий зал.

– Поверхность серебряная.

Холмс склонился над постаментом. Я присмотрелся. Выглядит, действительно, как серебро. А в центре возвышения виднелась небольшая, около дюйма, выемка.

– Похоже, и сюда вставлялась маленькая линзочка. Или что-то еще.

– Какое это имеет значение? – Следователь, дюжинами повторенный в зеркалах, не мог скрыть раздражения.

– Возможно, никакого.

– Темна вода во облацех, – пробурчал следователь.

– Отец разрабатывает способ многомерной фотографии и не хочет преждевременной огласки.

– Скажите, есть здесь другой выход, прямо наружу? – Следователя охватила новая идея.

– Да, – после секундной заминки ответил принц. – Им почти не пользуются.

– Все-таки позвольте его осмотреть.

– Пожалуйста, – согласился не без досады принц. Лаборатория производила вид прихоти чудака, сумасброда, и демонстрировать ее посторонним вряд ли нравилось его высочеству. Их высочествам.

Рядом с одним из зеркал оказалась еще одна дверь. Принц толкнул ее.

– Не заперто. Странно.

– Позвольте! – Следователь взял канделябр из рук принца и, наклонясь, шагнул в темный проем.

– Берегите голову!

Холмс поспешил за ним. Я вынул из подсвечника свечу и тоже прошел в дверь. Сзади, в арьергарде, слышались шаги принца. Ход оказался низким – приходилось пригибаться – туннелем, выложенным известняком. Прихотливый архитектор, да уж. Футов через двести ход заканчивался другой дверью, тоже массивной, прочной и тоже незапертой. Дверь открывалась в каменное пустое помещение.

Холмс со следователем поджидали нас.

– Эту дверь обычно не оставляют открытой? – спросил следователь.

– Да. Это амбар. Мы его давно держим пустым.

Следователь пошел к выходу из амбара.

– Третья дверь, и опять только притворена. – Он распахнул ее, и солнечный свет загасил свечи. – Смотрите, мистер Холмс! Это, несомненно, следы! – Следователь не скрывал торжества.

Я заглянул через плечо Холмса. Перед нами была река. Амбар располагался на высоком склоне, к реке вел каменный спуск, но между спуском и дверью оставалось несколько футов земли, поросшей сорной травой.

– Поломанные стебли указывают на то, что здесь кто-то проходил.

На спуске след терялся, зато у реки, на песке…

– Какие четкие следы! Прямо со страниц учебника!

На песке виднелись две бороздки. Неглубокие, они тянулись параллельно друг другу.

– Здесь явно волокли тело. По характеру следов ясно, что направление движения – к реке.

– Смелое предположение, – холодно сказал Холмс.

– Это очевидно, мистер Холмс. Некто дотащил тело до данного места, затем достал лодку, подогнал сюда, погрузил в нее свою ношу, отплыл, вероятно, ниже по течению и утопил в каком-нибудь омуте.

– Чье тело вы имеете в виду? – так же холодно спросил Холмс.

Следователь замялся.

– Учитывая, что следы ведут от лаборатории и принца Александра никто не видел со вчерашнего вечера, можно сделать определенные выводы. Впрочем, давайте пройдем к причалу.

Ярдах в ста выше по течению на воде качалось несколько лодок; крестьяне возились вокруг одной, вытащенной на сушу, верно, конопатили.

Мы подошли. Мужики, оторвавшись от дела, поклонились, ломая картузы. Следователь о чем-то спросил. Один из мужиков, бородатый старик, степенно ответил.

– Он говорит, что действительно пропала лодка, Фрола Щеглеватых. Сроду не бывало такого. Разве из озорства?

– А весла? Уключины? – Холмсу, похоже, не нравилась версия следователя.

– В шалаше, рядышком, шест был. Без присмотра. Фрол – мужик легкомысленный. Да и не думал, что на его лодку кто позарится. Дрянь лодчонка, если честно. Коли по глупости угнали, озоруя, то найдется. Куда ей деться.

Следователь кончил переводить, поговорил с мужиком еще, затем повернулся к нам.

– Я распорядился, чтобы они прошли вниз по реке. Может быть, и отыщут лодку. Тело-то вряд ли. Наверное, притопили, придется прочесывать реку баграми, – и, спохватясь, добавил: – А ваше мнение, мистер Холмс?

– Я восхищен вашей энергией, – сухо ответил мой друг.

Мы вернулись к амбару.

– Ищите женщину, говорят французы. Женщина у нас есть. Был ли у нее друг сердца?

– Она находилась в определенных, впрочем, вполне невинных отношениях с Константином Фадеевым, моим крестником.

Принц Петр устал. Все мы устали – за исключением следователя. А тот бодро продолжил:

– Когда его видели в последний раз?

– Утром. Утром у тела. Потом он пошел к себе. Константин тяжело переживает случившееся. – Принц, которому было лет сорок, теперь выглядел старше своего отца.

– Я должен видеть его.

– Господа… Господа, вы проводите? Мне требуется побыть одному.

– Разумеется, – кивнул Холмс.

Принц остался у входа в подземелье, мы же, не сговариваясь, предпочли идти верхом. Тропа привела нас к широкой гранитной лестнице, поднимавшейся прямо к замку, водяной каскад освежал путь, но я заливался потом, и следователь непрерывно утирался огромным клетчатым платком. Один Холмс бесстрастно поднимался выше и выше.

На середине подъема мы остановились перевести дух.

– Константин живет в свитских номерах. Я разговаривал с ним незадолго до вашего приезда. Он утверждает, что виделся с мисс Лизой вечером, коротко, всего несколько минут. И все.

– Ну, мистер Холмс, люди иногда говорят правду, а иногда и лгут, – сказал следователь, когда к нему вернулся голос. – Он живет один? Я имею в виду, кто-нибудь может подтвердить, что он ночью не покидал своей комнаты?

– Там же живет и полковник Гаусгоффер. Здание довольно велико, рассчитано на десяток гостей.

Из вежливости следователь не торопил нас, но видно было его нетерпение. Он походил на фокстерьера у норы, охваченного ожиданием предстоящей схватки.

Мы одолели оставшиеся ступени – признаться, на сей раз я пренебрег счетом – и, обогнув замок, подошли к «номерам».

У входа нас нагнал полковник.

– Я только что разговаривал с ее императорским высочеством Евгенией Максимиллиановной, исключительно волевая женщина.

– Знакомьтесь. – Я представил следователя полковнику.

– О принце Александре нет известий? – Следователь стремительно вцепился в Гаусгоффера.

– Нет, и это тревожит.

– Вы ночью… не слышали ничего необычного?

– Нет. Я сплю крепко. Вернее… Сквозь сон… Нет, ничего не могу сказать наверное.

– А Константин Фадеев? Он всю ночь провел в доме?

– Вероятно. Пришел он минут через двадцать после меня, мы выпили по бокалу вина в гостиной, а потом разошлись.

– Вы слышали, он лег спать?

– Помилуйте, каким образом? Даже если Константин печатал на машинке, стоило ему плотно прикрыть дверь, как треск проклятого механизма пропадал напрочь. Это отлично построенный дом, превосходно!

– Печатал на машинке?

– Ну да. Он признался, что пробует себя в литературе, но много времени отнимает учеба, предстоит написать рефераты… Хочет побыстрее с ними разделаться, чтобы потом целиком отдаться сочинительству. Мы с ним вчера немного поговорили, перед сном.

– Замечательно. – Нетерпение следователя гнало его дальше. – Вы не покажете комнату господина Фадеева?

По лестнице, покрытой ковровой дорожкой – не такой добротной, как в «Уютном», – мы поднялись на второй этаж.

– Пожалуйста. Это комната Константина.

Следователь постучал – громче, громче и громче.

– Не отвечает.

– Дверь не заперта. – Холмс потянул ее на себя. – Проходите.

Можете назвать это предчувствием, можете – дедуктивным выводом, но то, что я увидел, меня не удивило. Похоже, каждый был к этому готов, кроме, быть может, полковника Гаусгоффера.

Пока я поддерживал тело за ноги, следователь поставил опрокинутый стул, влез на него и ножом перерезал веревку у крюка люстры.

Я ослабил петлю и освободил шею. Тело было теплым, но это уже было именно тело, а не Константин.

– Доктор, можно что-нибудь сделать? – без надежды спросил следователь.

Я покачал головой.

– Он мертв не менее получаса. Скажем, так: от двадцати минут до получаса.

Дежавю. Все это уже было. Совсем недавно.

– Самоубийство?

– Борозда удавления показывает, что он был жив, когда затягивалась петля. Но… – Я колебался.

– Но, Ватсон? – Глаза Холмса блестели, старая ищейка чуяла горячий след.

Я потрогал голову Константина.

– Определенно, имел место ушиб. Он ударился – или его ударили – довольно основательно. Череп не проломили, но оглушить могли.

– Но не обязательно? – Следователь тоже едва не дрожал от возбуждения.

– Наверное сказать невозможно. Удар был сильным – и только.

– Ага, ага… – Следователь отчаянно теребил бороду. – Ага. – Он прошелся по комнате.

– Ну, конечно. Это все решает. – Казалось, следователь разочарован. – Признание студента.

– Признание? – Полковник Гаусгоффер оправился от неожиданности.

Мы подошли к следователю. На письменном столе стояли рядышком два «ремингтона», один с обычным шрифтом, другой, похоже, с кириллицей. Рядом с пишущими машинками лежала стопка бумаги.

Следователь вытащил лист из машинки.

– «Мистер Холмс, – напечатано было на нем, – я совершил непоправимое. Узнав о связи принца Александра и Лизы, я убил обоих. Сейчас, когда гнев оставил меня, я понял безумие поступка. Жить с этим невозможно. Прощайте».

– Какой ужас! – Полковник, военный человек, был потрясен.

– Все указывало на это. – Следователь обращался прежде всего к Холмсу. – Молодой человек, студент, возвращается после длительной отлучки и узнает, что девушка ему неверна – соответствует это действительности или нет, не имеет значения. В припадке гнева он убивает ее, выбрасывает из окна башни – дело происходит ночью во время опытов принца. Затем безумный ревнивец спускается в нижнюю лабораторию, и та же участь постигает принца Александра. В борьбе с ним убийца получает удар по голове, но это, увы, его не останавливает. Потайным ходом он выносит тело и топит в реке, украв для этого лодку, в надежде запутать следствие, после чего возвращается к себе. Утром состояние аффекта проходит, он видит убитую им девушку, страх и раскаяние охватывают его, и студент вешается. Вы согласны с такой версией, мистер Холмс?

– Звучит убедительно, – смиренно согласился Холмс.

Следователь полистал другие бумаги.

– Литературные опусы. О! Мистер Холмс, доктор Ватсон, он писал о вас. – С этими словами следователь поднял один из листков. Что-то скатилось с него и со стуком упало на паркет.

– Недурно. – Следователь поднял предмет. – Такой бриллиантище у студента? Скорее… – Он замолк, но сдержаться не смог. – Скорее, это подарок принца девушке. Залог, знаете ли, благорасположения. Надо будет спросить Петра Александровича, не знаком ли ему сей перстень.

Мы с Холмсом переглянулись. Пропажа драгоценностей!

– Мне предстоит тяжелая обязанность – уведомить о случившемся семью принца. Мистер Холмс, вы не составите компанию?

– Заслуга в столь скором и энергичном расследовании принадлежит исключительно вам, – поклонился Холмс. – Я вынужден воздержаться.

– Я пойду с вами, – вызвался полковник.

Из окна мы видели, как они шли к замку.

– Быстро, Ватсон, быстро. Зарядите в машинку чистый лист.

– Зачем, Холмс?

– Быстрее!

Я повиновался.

– Печатайте! – Он продиктовал текст, несколько строк. – А теперь дайте сюда! – Он сложил лист вчетверо и спрятал в карман.

– Вернемся в «Уютное».

В недоумении я шел за Холмсом.

– Задайте себе вопрос, Ватсон, почему письмо написано не от руки, а на «ремингтоне», причем по-английски, а не на родном Константину языке?

– Потому что адресовано вам.

– Именно, Ватсон, именно! Адресовано мне! Вы уловили суть!

Трапезничали мы в «Уютном» – происшедшие события отменили общий обед. Холмс не переставая курил, а я отдыхал в удобном кресле, положив ноги на пуф. Дремы лениво навещали меня, кружили рядом, заглядывали в лицо; из открытого окна вплетались шумы летнего дня – птицы прилетели к фонтану попить, негромко переговаривались работники, вдали орали павлины. Так прошел не один час.

Следователь заскочил поделиться новостями, покрасоваться.

– Видите, мистер Холмс, и мы в нашей глухомани иногда не лаптем щи хлебаем. Кое-что умеем. Но какой удар семье! Полковник Гаусгоффер готовится к отъезду. Родным нужен покой.

– Он уезжает? Когда?

– Прямо сейчас. Уже переносит багаж в коляску.

Холмс достал из кармана лист бумаги.

– Вот что я нашел под дверью своей комнаты. Послание Константина.

Следователь развернул лист и начал читать вслух:

– «Мистер Холмс! Пытаясь отвести от себя подозрения и запутать следствие, я спрятал драгоценности среди вещей полковника Гаусгоффера. Сейчас, когда я решил, что не стоит жить после содеянного, мне бы не хотелось бросать тень на честного человека. Константин».

Он перечитал во второй раз, молча, затем обратился к Холмсу:

– И вы только сейчас показываете это письмо?

– Я поднялся в свою комнату буквально десять минут назад. Нашел письмо. Решил подумать.

– Нужно торопиться.

Следователь не серчал. Англичане! Опять мы шли к свитским номерам, бесконечное дежавю. У порога кучер хлопотал около коляски. В дверях показался слуга. Следователь что-то ему сказал, и тот остановился, поставив чемодан на крыльцо.

– Вы ко мне? – окликнул сверху полковник.

– На минуту.

Мы поднялись.

– Открылись новые обстоятельства. – Следователь подал полковнику письмо. – Прочтите.

Полковник, сдерживая нетерпение спешащего человека, начал читать, держа лист в вытянутой – дальнозоркость! – руке.

– Чушь! В моих вещах ничего нет.

– Видите ли, полковник, – мягко, сочувственно проговорил Холмс, – камушки настолько малы, что их легко проглядеть.

– Но я все укладывал лично и очень тщательно.

– Тем не менее бедняга сознался, что подбросил драгоценности вам. К чему ему лгать перед смертью?

– Неслыханно!

– Совершенно с вами согласен! – Следователь осмотрел комнату. – Один чемодан внизу и два здесь. Это все?

– Все.

– Придется искать.

– Позвольте нессесер. – Холмс снял нессесер со стола, раскрыл его, начал выкладывать флакончики и коробочки. Одну, квадратную, серебряную, он предпочел другим.

– Что в ней?

– Порошок для чистки зубов. Осторожно, не рассыпьте, он маркий.

– Постараюсь. – Холмс поднял крышечку. – В самом деле, маркий. – Он запустил в порошок пальцы и через мгновение извлек нечто вроде карамельки. – Вот один! – Он обтер карамельку платком, и мы увидели, что это красный прозрачный камень. Рубин. – А вот и второй!

– Замечательно. – Следователь даже прищелкнул языком.

– Как вы догадались, что именно сюда студент спрятал драгоценности?

– Психология преступника. Будь у меня талант доктора Ватсона, я бы написал совершенно новый учебник криминалистики.

– Про дедуктивную методу?

– Не только. Побудительные мотивы преступления, страх преступника перед разоблачением или, наоборот, чувство неуязвимости… Видите, полковник, мы вас задержали ненадолго. – Холмс вернул вещицы в нессесер.

– Благодарю, – поклонился Холмсу полковник, поклонился строго и чопорно. – Я едва не увез краденую вещь. Теперь я ваш должник.

– Поскольку заявления о пропаже драгоценностей не было, они не будет фигурировать в деле. Это самое малое, что можно сделать для семьи. Потому – никаких протоколов! – Следователь затем прокричал что-то вниз, и слуга вернулся за чемоданами.

– Я могу отправляться?

– Конечно, Herr Oberst.

Через несколько минут экипаж выехал за ворота, увозя полковника Гаусгоффера и его багаж. Но без рубинов.

Расставшись со следователем: «Мне над рапортом вечер коротать. Писанина. Не люблю, страсть», – мы направились в замок.

– Я доложу его высочеству. – Лакей оставил нас в холле, прохладном даже в этот душный вечер. – Его высочество ждет вас в кабинете.

Ждет – сказано слишком сильно. Принц едва шевельнулся в кресле.

– Узнали что-нибудь?

Холмс пересек комнату и положил на стол камни.

– Это они?

– Где? Где они были?

Никогда не думал, что пара рубинов может так взволновать.

– В нессесере полковника Гаусгоффера. В серебряной коробочке среди зубного порошка.

Принц кивнул, словно ожидая услышать нечто подобное.

– Но полковник намеревался уехать.

– Он и уехал.

– Пусть так. Пусть так. – Принц осторожно, нежно поместил камни в маленькую полированную шкатулку; глаза его блестели, он суетился, потирал руки, ходил по кабинету из угла в угол. Наконец он остановился перед нами.