Текст книги "Ловушка для джентльмена"

– Но ведь я всего один раз к вам подкрался.

– Одного вполне достаточно, милорд.

– Итак, вы даете мне семь с половиной лет, верно?

– Вовсе нет, Маркус. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я даю семь с половиной лет нам обоим.

– О… замечательно. – Он покосился на мраморных дам, возвышавшихся над ними. – Мне кажется, они это одобряют.

– Вот как? Почему?

– Потому что они, вероятно, все это и устроили. – Он кивнул на скульптуры. – Вы знаете, кто они такие?

Гвен ненадолго задумалась.

– Думаю, что музы. Впрочем, нет. Скорее, грации. Я не помню их греческие имена, но это…

Граф усмехнулся и проговорил:

– Это не грации, моя дорогая.

– А кто же они?

– Это дочери богини необходимости. – Он снова кивнул на статуи. – Фигура слева – Клото, она – прядильщица жизни. В середине – Лахезис, она отмеривает жизнь, а вот – Антропос, которая перерезает нить жизни. Иными словами, это судьбы.

– Мне следовало бы знать… – Гвен нахмурилась. – Значит, вы полагаете…

Он утвердительно кивнул:

– Совершенно верно. Я полагаю, что именно они нас свели.

– Маркус, немедленно прекратите… – Их взгляды встретились, и она невольно потупилась. – Вы как собака на сене. Честно говоря, вы просто не хотите… – Гвен внезапно умолкла.

– Не хочу? Чего именно?

Она вдруг пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

– А что еще, по-вашему, они для нас приготовили?

– На будущее? – Он взглянул на ее губы, потом снова посмотрел в глаза. И вдруг подошел к ней так близко, что она могла бы прикоснуться к нему. Так близко, что он мог бы поцеловать ее.

Ей вспомнились советы Колетт и мадам Френо. Вспомнились их рассказы о том, что произойдет в постели.

«Слишком поздно давать задний ход, мисс Таунсенд», – так, кажется, он сказал.

Но это уже не казалось ей безвкусным или неприличным, – напротив, в ней росло томительное желание ощутить его обнаженное тело… Мысль эта была одновременно неприличной и волнующей.

– Наверное, нам следует вернуться в гостиную, – проговорил он вполголоса. – Они будут удивляться, если мы сейчас не появимся. А также…

Он снова взглянул на ее губы, и она чуть подалась вперед – ей хотелось, чтобы Маркус обнял ее. Он сделал глубокий вдох и, немного помедлив, сказал:

– Да, они очень удивятся.

– Вы полагаете? – Она пожала плечами.

Граф взял ее за руку и повел к дому. Потом внезапно остановился и поднес ее руку к губам.

– Я с нетерпением жду этих семи с половиной лет. – Он заглянул ей в глаза, – И также с нетерпением жду ночи.

– Я тоже, – пробормотала она.

Он усмехнулся, и они снова зашагали к дому.

Гвен мысленно улыбалась; ей вспоминались слова мужа о судьбе. Якобы им суждено было обвенчаться. Глупо, конечно, но что, если он прав? Ведь в последние дни случилось столько всего…

И тут она вдруг подумала: «Очень может быть, что этот незнакомый человек – именно тот, кого я всегда искала, хотя и не знала, что ищу…»

Действительно ли это судьба? Она не знала этого.

И не знала, что он почувствует, когда узнает о том, что она хранила в тайне от него.

И не знала, почему это ее так беспокоит.

Глава 8

Мужчина знает ровно столько, сколько позволяет ему узнать женщина.

Хелен Пеннингтон

– Что же мне теперь делать, Реджи? – снова спросил Маркус, нервно расхаживавший по библиотеке.

Виконт был последним гостем, все еще остававшимся в Пеннингтон-Хаусе в конце бесконечного и утомительного дня – гостей было слишком много, и почти все они бросали на молодых супругов слишком любопытные и понимающие взгляды. Увы, ему удалось лишь ненадолго уединиться с женой – они провели в саду минут десять, не более.

Наконец день перешел в вечер и в импровизированный свадебный ужин, на котором, конечно же, присутствовали и друзья пожилой графини. Однако гостей оставалось уже не так много, и мать Маркуса, воспользовавшись возможностью, начала давать Гвендолин советы, объясняя ей, какого поведения ждут от молодой графини. Глядя на них, Маркус поначалу ужасно нервничал, но вскоре успокоился. К его величайшему удивлению, обе леди Пеннингтон, казалось, достигли взаимопонимания. Но как это им удалось? Почему они так быстро поладили? На эти вопросы Маркус не мог ответить. Разумеется, граф был рад, что женщины нашли общий язык, но все же он немного беспокоился. Ему казалось, что мать с женой то и дело обменивались многозначительными улыбками, и он не сомневался, что веселятся они на его счет.

После того как они вернулись из сада, граф почти не разговаривал со своей молодой женой – лишь улыбался ей время от времени, и она отвечала на его улыбки. Впрочем, несколько раз им все-таки удалось обменяться шутливыми замечаниями, но всегда – в присутствии посторонних.

Ближе к вечеру граф начал замечать, что Гвен явно успокаивалась; несмотря на годы, проведенные в услужении, она нисколько не робела, проявляла природный ум и непринужденное изящество. Маркус испытывал смешанные чувства. Кажется, он получил гораздо больше, чем ожидал, гораздо больше, чем мог надеяться.

«Но как же разгадать ее намерения?» – думал граф, поглядывая на жену. Действительно, он совершенно ее не понимал. О чем она думает? Каковы ее планы? Каковы ее желания?

– Полагаю, тебе нужно сделать то же самое, что делает всякий мужчина в первую брачную ночь. – Развалившись в своем любимом кресле, Реджи с нескрываемым удовольствием наблюдал за другом.

Маркус тяжко вздохнул.

– Я говорю не о том, и ты это прекрасно понимаешь. Но раз уж ты заговорил об этом… – Маркус снова вздохнул. – У меня никогда еще не было первой брачной ночи. Никогда не было молодой жены. И я, разумеется, никогда еще не…

Реджи рассмеялся:

– Неужели?

Маркус бросил на приятеля испепеляющий взгляд.

– Ты меня не понял. Я хотел сказать, что еще ни разу в жизни не разделял ложе с девушкой, никогда не знавшей мужчину. Черт бы все побрал, Реджи! Я никогда еще не ласкал девственницу.

– Никогда?

– Никогда.

– А в самом начале?

– В самом начале?

– Я имею в виду – в юности.

– Никогда, – заявил Маркуса.

– Ты уверен?

Маркус немного подумал, потом кивнул:

– Да, уверен.

Реджи снова рассмеялся:

– А как насчет твоего… первого раза? Ведь ты помнишь…

Теперь уже Маркус засмеялся:

– Неужели ты забыл, что она была любовницей моего дядюшки? Эта особа могла притворяться девственной по мере надобности. Видишь ли, у моего дядюшки были странности, впрочем совершенно безобидные.

Реджи взглянул на него с удивлением:

– Но ты никогда не говорил мне, что именно она была у тебя первой. Право, я отчетливо помню, что ты сказал…

– Нет, Реджи, я никогда ничего такого не говорил, возможно, намекнул. Но в то время я был просто мальчишкой. Вряд ли меня можно упрекать за ту маленькую ложь. Хотя я действительно не помню, что говорил об этом.

– Зато я помню, – проворчал Реджи. – И еще помню, как я ревновал. Она была весьма…

– Воистину так. – Маркус невольно улыбнулся. – Она была очень… изобретательна.

– Да, необычайно изобретательна. – Реджи издал странный звук – нечто среднее между вздохом и стоном.

Он издавал этот звук всякий раз, когда они, вспоминая юность, заговаривали именно на эту тему. Причем с течением времени вышеупомянутая леди становилась в их юспоминаниях все более изобретательной. Реджи довольно долго молчал, потом сказал:

– А может, ты помнишь хорошенькую белокурую горничную. Это было перед тем, как мы уехали в школу. Разве она не…

– Поскольку она соблазнила меня с умением, которое совершенно не соответствовало ее возрасту, вряд ли это так.

– Тогда, старина, тебе придется сделать все, что в гвоих силах, – сказал Реджи. – Все было бы проще, если бы твоя мисс Таунсенд была опытна. Но полагаю, тебе бы это тоже не понравилось.

– Ясное дело… – пробормотал Маркус – Считаетс;я, что девушки должны быть…

– Всем тем, чем не являемся мы. – Реджи криво усмехнулся. – Я бы не стал этого менять, но все равно обидно за них.

– Мне тоже. Но так уж создан мир. Не мы придумываем правила, но мы должны их придерживаться. Мисс Таунсенд неукоснительно следовала этим правилам. За немногими исключениями, связанными с драматическими событиями ее жизни. Я ничуть не сомневаюсь в ее добродетели, – продолжал Маркус, отогнав беспокойную мысль о том, что он, возможно, и ошибается. Нет, если он в чем-то и уверен в отношении Гвен, так это в ее невинности. – Она считает: поскольку мы хотим иметь двоих сыновей, у нас должно быть всего две ночи любви.

– Действительно, похоже на девственницу. Придется тебе самому проделать всю работу.

– Ну да. Просто мне не хочется, чтобы она… то есть… – Маркус поморщился. – В общем, не важно.

Реджи расхохотался:

– Мне кажется, я в жизни не видел зрелища забавнее, чем ты в данный момент.

– А вот мне не до смеха.

– Послушай, Маркус, это ведь обольщение – такое же, как и всякое другое. Может быть, немного более медленное… с учетом ее ранимости. Но я уверен, что у тебя все получится.

– Твоя уверенность потрясает. Однако я был бы весьма признателен, если бы мы оставили сей предмет.

– Как хочешь. – Реджи помолчал, потом на его губах заиграла плутовская усмешка. – Две ночи, говоришь?

– Хватит!

Реджи рассмеялся. Маркус же, нахмурившись, проговорил:

– Как бы это ни было забавно, но ее отношение к детям меня очень беспокоит.

– Да?

– Она постоянно говорит о сыновьях, о наследниках.

– Тебе действительно нужен наследник.

– Разумеется. Но мне кажется крайне странным, что она так пренебрегает дочерьми.

– Не забывай, в какое положение она попала. Потеряла все из-за того, что она – женщина и не может быть наследницей. Так что вполне логично, что дочери ее не интересуют.

– А я как-то не думал об этом. Да, пожалуй, ты прав.

– И она, наверное, не понимает, что ты склонен иметь дочерей. Ты ведь склонен?

Маркус молча пожал плечами.

Реджи ухмыльнулся и вновь заговорил:

– Уверяю тебя, приятель, ты надолго запомнишь эту ночь.

– Воистину, – кивнул Маркус, сейчас он снова думал о своей молодой жене.

«Разумеется, она девственница, – говорил себе Маркус. – Но неужели только это меня смущает? Нет, конечно же, нет. Меня беспокоит… нечто более важное».

Взглянув на друга, граф пробормотал:

– Понимаешь, она… замечательная.

– Вот как? – с ласковой улыбкой спросил Реджи. – Но что именно ты имеешь в виду? Может быть, внешность?

– Да, она хорошенькая, – кивнул Маркус. – Но хорошеньких не так уж мало. Нет, я говорю о другом.

– О чем же? – Реджи с любопытством взглянул на друга.

– Видишь ли, она взяла свою судьбу в собственные руки – отказалась стать бедной родственницей и жить подачками. Уверяю тебя, уехать из Англии, чтобы наняться в гувернантки, не самый благоразумный поступок. У нее явно есть склонность к необдуманным поступкам, когда ее загоняют в угол.

– Как у лисы?

Маркус проигнорировал вопрос и продолжал:

– Но у нее замечательный характер. Я все больше и больше в этом убеждаюсь.

– Неужели?

– Она волевая и решительная…

– А ткже упрямая и самоуверенная?

– Возможно. Но она очень смелая, хотя и очень ранимая. Пока что я видел… только отблески разнообразных свойств ее натуры. Все это сбивает с толку, но опьяняет.

– Опьяняет?

– Ну, наверное, я выбрал не то слово, – солгал Маркус, потому что «опьяняет» казалось ему вполне подходящим словом. – Наверное, лучше сказать интригует.

– Забавно… Ведь все эти ее замечательные качества ты еще совсем недавно считал недостатками.

– Не может быть! – Маркус покачал головой. – Ты уверен?

Реджи с улыбкой кивнул:

– Совершенно уверен.

Маркус задумался… Конечно же, у Гвен очень непростой характер, и ее трудно понять. Более того, он даже представить не мог, что ей придет в голову через минуту. К тому же ему не давала покоя мысль о том, что она скрывает от него нечто очень важное. И все же Гвендолин нравилась ему все больше, и он не мог не восхищаться ею.

Реджи внезапно поднялся на ноги.

– Мне давно пора идти, – заявил он. – Я благодарен тебе за гостеприимство, но сейчас у меня неотложные дела. Полагаю, у тебя тоже.

– Да, конечно, – пробормотал Маркус. И тут же снова подумал о Гвен, Она, наверное, уже поднялась к себе. Ее комната соединялась с его комнатой. Ждет ли она его? Задается вопросом, каково это будет, когда он наконец-то заключит ее в объятия? Волнуется ли она? Боится? Пылает?

– Должен заметить, Маркус, что сегодня вечером ты окончательно развеял мои иллюзии. Я никак не ожидал увидеть тебя в таком состоянии.

– В каком состоянии? – Маркус нахмурился. – О чем ты говоришь?

– О тебе. Ты сам не свой. Ты рассеян. Озабочен. Твои мысли витают где угодно, только не здесь. Ты ведешь себя так, словно тебя мучают прежде неизвестные тебе чувства. – Реджи покачал головой и вздохнул с излишне драматическим видом, – Если бы я не был уверен в том, что это невозможно, я бы сказал, что ты влюбился. – Он попытался скрыть усмешку, но не сумел.

Маркус пожал плечами.

– Очень хорошо, что ты в этом уверен.

Реджи внимательно посмотрел на друга и пробормотал:

– Знаешь, я уверен, но не совсем. Наверняка я знаю только одно: ты всегда был излишне осторожен. Я часто спрашивал себя, действительно ли такова твоя натура, или это просто потому, что у тебя всегда имелся выбор, когда ты сталкивался с вероятностью, что твои чувства будут задеты. Бегство – вот что это на самом деле. Но теперь у тебя нет возможности сбежать. Теперь у тебя есть жена.

Маркус фыркнул:

– Вздор.

– Возможно. Просто я поделился своими соображениями. Можешь отнестись к ним как тебе угодно. – Реджи пожал плечами и направился к двери. Потом вдруг остановился и, обернувшись, добавил: – Ты сказал, что мой пример научил тебя, что любви следует избегать во что бы то ни стало. Если так, я сослужил тебе плохую службу.

– Реджи…

– Однако я могу дать тебе совет, который может тебе сейчас пригодиться.

– Ты никогда еще не давал мне советов.

– Я никогда еще не оказывался в таком странном положении. То есть никогда еще не знал больше, чем ты, о каком-то… определенном предмете. – Реджи бросил на друга иронический взгляд. – Так вот, слушай… Закрой глаза, не обращай внимания на голос рассудка, который звенит у тебя в голове, и прыгни в эту пропасть. – Он усмехнулся. – Падение великолепно.

– А приземление?

– О, приземление может убить тебя. Но риск – дело стоящее. Как и все ценное в нашей жизни.

– Значит, я могу и полететь?

– Можешь, – кивнул Реджи. – Даже короткий полет великолепен. А если тебе особенно повезет, ты, возможно, вообще не опустишься на землю. Должен сказать, я ужасно тебе сейчас завидую. – Реджи внезапно помрачнел. – Видишь ли, я-то всегда опускался на землю.

Молча кивнув на прощание, Реджи вышел в коридор и осторожно закрыл за собой дверь.

Маркус в задумчивости прошелся по комнате.

Была ли какая-то доля истины в словах Реджи? Конечно, нет. То, что представлялось виконту долгожданной встречей с любовью, было, без сомнения, всего-навсего попыткой разобраться в сложной натуре Гвендолин. Его эмоциональное состояние было всего лишь замешательством, которое испытывает мужчина, пытаясь понять любую женщину. А ведь Гвен – не любая женщина; она действительно необычная. И она – его жена.

Ах, ну конечно, Гвендолин ему нравится. Очень даже нравится. Она – это тайна, которую очень хочется разгадать. Он всегда имел склонность к Тайнам, а Гвен – достойная цель. Женщина, смущающая и сбивающая с толку. Но чем же он все-таки увлечен? Женщиной? Или тайной?

Во всяком случае, было очевидно: семи с половиной лет может оказаться совершенно недостаточно.

Глава 9

Мужчина никогда не бывает столь очарователен, как ему кажется, но мы заставляем его поверить, что он неотразим.

Колетт де Шабо

Гвен не очень-то понимала, чгго ей делать в данной ситуации. Действительно, чего именно от нее ждут? И ждут ли чего-либо?

Она подошла к окну и раздвинула занавеси. Уже давно стемнело, и не было видно ни души. Гвен тяжко вздохнула – ее одолевали дурные предчувствия. Еще ни разу в жизни у нее не было так тревожно на душе.

Где сейчас Маркус? Вообще-то это не имело значения. Они с Беркли могли просидеть в библиотеке хоть всю ночь – ей все равно. Все было бы гораздо проще, если бы он не стал настаивать на своих – она судорожно сглотнула – супружеских правах сегодня ночью.

Конечно, дело не в том, что ей не хотелось уступать его настояниям. Это ее долг и серьезная часть их договора. По крайней мере, на последующие семь с половиной лет.

Гвен задернула занавеси и осмотрелась. Комната была просторная и прекрасно обставленная. Сейчас здесь тепло и уютно, а при свете дня станет еще лучше. Гвен очень понравилась спальня, однако она решила, что со временем кое-что в ней изменит в соответствии со своим собственным вкусом. Теперь она леди Пеннингтон и может делать все, что пожелает.

Леди Пеннингтон?

Гвен покачала головой. Неужели она действительно леди Пеннингтон? Неужели прошла всего неделя с тех пор, как она вернулась в Англию по вызову мистера Уайтинга? Да, прошла всего лишь неделя, но этого оказалось достаточно, чтобы жизнь ее изменилась. Она больше не одинока. Она взяла на себя ответственность за племянниц, и, о Господи, ей приходится прятать их от своего мужа, Маркус – ее муж, и он может войти сюда в любой момент. И он захочет… вернее, потребует…

Нет! Она вдруг почувствовала, что ей хочется выбежать за дверь, хочется убежать из дома, и покинуть Лондон. Впрочем, нет, убегать было бы глупо. Ведь Маркус – человек разумный. И, судя по всему, он будет очень заботливым мужем. Даже затеяв нелепый спор о том, как долго они будут жить вместе, Маркус думал о ней, о ее благополучии. А ведь он вполне мог бы не считаться с ее желаниями…

Кроме того, она все больше убеждалась в том, что ее муж – очень порядочный человек. Скорее всего, он женился на ней только ради тех, кто зависит от него. Он принял все ее требования и просил взамен лишь одного – верности и преданности. И она была абсолютно уверена: Маркус никогда не обидит ее и не станет насильно навязывать ей свою волю.

Более того, он не просто порядочный человек, он замечательный. Маркус заставлял ее смеяться, даже когда ей этого не хотелось, и он… очень мило улыбался. К тому же он постоянно смущался, хотя и старался это скрыть.

А когда он ее целовал, или когда его рука прикасалась к се руке, или когда взгляды их встречались, – в эти мгновения у нее перехватывало дыхание, и она ощущала дрожь во всем теле.

А вдруг он вообще не придет? А вдруг решит не вступать в брачные отношения? Что ж, ей нет до этого никакого дела, ей все равно…

Но уже в следующее мгновение Гвен поняла, что ей не все равно. Совсем не все равно.

А может, он ждет, что она придет к нему?

Гвен направилась к дальней двери. Молоденькая горничная, которая помогла ей переодеться, сказала, что эта дверь ведет в туалетную комнату, разделяющую ее комнату и комнату мужа. И еще девушка с улыбкой добавила, что Маркус отпустил своего камердинера на всю ночь.

Что ж, ничего страшного, если она заглянет в комнату мужа. Если же он…

Тут дверь вдруг растянулась, и ее пропорции исказились, словно отражение в кривом зеркале. Дверь стала необыкновенно высокой и узкой и, казалось, нависла над ней, страшная и угрожающая…

На самом же деле то была лишь игра ее воображения.

Дверь была деревянная, обитая медью по краям, – дверь как дверь. Так что бояться нечего.

Гвен расправила плечи и крепко ухватилась за дверную ручку. Мадам Френо, а также Колетт хорошо подготовили ее к тому, что произойдет сегодня ночью. Конечно, она волновалась, но в этом не было ничего удивительного. Бояться ей нечего. Ведь Маркус – ее муж.

Гвен вошла в туалетную комнату и обнаружила, что дверь, ведущая в комнату Маркуса, чуть приоткрыта.

– Маркус! – Она немного подождала, потом осторожно открыла дверь.

Комната была больше, чем у нее, но не намного. На столе, между двумя удобными креслами, стоявшими перед камином, горела лампа, бросавшая на стены мягкий свет. У одной из стен стоял шкаф, у противоположной – комод. Вся мебель была темная, массивная, и она блестела даже при неярком свете лампы. Ей показалось, что в комнате мужа пахнет чем-то знакомым, но чем именно, она не могла определить.

Наконец ее взгляд переместился к кровати. К месту ее падения. Ее гибели.

Вздор. Это просто кровать, как дверь – просто дверь. К тому же необычайно старая кровать. Возможно, ей лет сто или даже больше. Но в этой кровати нет ничего страшного.

«Интересно, сколько девушек лишились здесь девственности?» – подумала Гвен.

Она решительно отогнала эту мысль и направилась к кровати, необыкновенно массивной и крепкой, с четырьмя столбиками, поднимавшимися к резной деревянной раме, и с тяжелыми бархатными драпировками, спускавшимися к полу.

В какой-то момент ей вдруг показалось, что эта кровать – живое существо, и Гвен на несколько секунд остановилась. Когда же она наконец-то подошла к ней, все ее страхи развеялись. Она провела ладонью по шелковому покрывалу и невольно улыбнулась – ничего устрашающего. Более того, теперь ей казалось, что это очень даже удобная кровать и гостеприимная.

Гвен вдруг пришло в голову, что если уж ей предстоит потерять свою невинность, то гораздо лучше, чтобы это произошло в комфортных условиях.

Она посмотрела на дверь. Если бы Маркус собирался прийти, он, конечно, уже был бы здесь. Ее вдруг охватило негодование. Как он смеет так с ней обращаться?

Не без труда она забралась на кровать. Кровать была необычайно высокая, а Гвен не хотелось искать ступени. Впрочем, Маркус при его росте, конечно, в них не нуждался. Она растянулась на матрасе и пролежала так с минуту. Потом села и расправила подол своей ночной сорочки. Эту сорочку ей подарила Колетт, и она очень нравилась Гвен. А вот платье, которое на ней было сегодня, она надела безо всякого удовольствия. Что ж, теперь у нее появились деньги, и она непременно побалует себя покупками.

Гвен оглядела комнату и усмехнулась. Ей необходимо привыкать к тому, что она – богатая графиня. И также придется привыкнуть к этой кровати. Она улеглась на спину и уставилась на полог. Ей никогда еще не доводилось лежать на таких удобных кроватях. Наверное, это самая удобная кровать на свете. Замечательная кровать.

Но она была бы еще лучше, если бы рядом лежал Маркус.

Эта мысль не была такой пугающей, как сознание того, что она на самом деле охотно разделит ложе с Маркусом. Да, благодаря своим старшим подругам и натуре человека, которого она только начала узнавать, Гвен ждала этого с нетерпением. Пусть и с небольшим.

Гвен попробовала сесть, но скорее опустилась, чем поднялась. А пуховая постель угрожала поглотить ее и затянуть в свои глубины, как море поглощает утопающего. Она рассердилась. Очевидно, эта кровать должна была удерживать свои жертвы как можно дольше. Выбраться из нее так же трудно, как и забраться. Гвен удалось подкатиться к краю матраса и перекинуть через край свои ножки в домашних туфлях. Хотя она знала, что до пола не так уж далеко, ей не хотелось падать с кровати.

– О, какой приятный сюрприз! – раздался голос Маркуса, стоявшего в дверях.

Гвен встрепенулась и соскользнула с кровати. Она схватилась за покрывало, чтобы остановить свое падение, но вместо этого утащила покрывало за собой. И «приземлилась» с глухим стуком. Шелковое покрывало при этом накрыло ее с головой.

– С вами ничего не случилось? – Теперь голос Маркуса слышался ближе.

– Ничего. – На самом деле очень даже случилось – она довольно больно ударилась и, что гораздо хуже, была унижена. Что он подумал, увидев ее в своей комнате? В своей постели?

– Вам помочь? – Она по-прежнему не видела его, но чувствовала, что он улыбается.

– Нет, благодарю вас, – ответила она с достоинством. – Хотя вы очень любезны…

Гвен не требовалась его помощь, и у нее не было никакого желания стаскивать с головы покрывало; ей ужасно не хотелось оказаться лицом к лицу с Маркусом. Лучше уж она будет сидеть так и делать вид, что ничего особенного не случилось. Кроме того, он, наверное, думает всякие ужасные вещи о ее характере и о ее недостатках. И уж конечно, начнет спрашивать, почему она оказалась в его комнате. На этот замечательный вопрос у нее, в сущности, не было ответа.

Гвен высвободила одну руку из складок ткани и пробормотала:

– Не чувствуйте себя обязанным оставаться здесь из-за меня. Вы можете заниматься своими делами. Можете уйти, если хотите.

– Я никуда не собираюсь уходить. – Он рассмеялся. – В конце концов, это ведь моя комната.

Мгновение – и она почувствовала, что он уселся на пол рядом с ней. Положение становилось все более нелепым. Требовалось что-то предпринять.

У нее было только два варианта – стащить с себя покрывало и придумать какое-нибудь объяснение или же сделать вид, что она вовсе не сидит на полу под покрывалом, высунув наружу руку.

– Итак, – весело заговорила Гвен, решив, что иллюзия лучше честности (она опрометчиво выпростала руку и теперь не знала, что с ней делать – разве что небрежно ею помахивать). – Итак, как поживает ваш друг, лорд Беркли? – Гвен прекрасно понимала, что выглядит довольно странно, но у нее не было выхода.

– О… Превосходно поживает, – ответил граф. – Могу я задать вам вопрос?

– Нет.

– Нет?

– Совершенно исключено.

– Понятно… – протянул Маркус, и Гвен поняла, что он усмехается. – Мы с вами весьма необычная супружеская пара, вам не кажется?

– Не понимаю почему. Граф рассмеялся:

– Знаете, моя дорогая, это просто восхитительно. Вот уж никак не думал, что проведу свою брачную ночь, сидя на полу возле груды постельного белья и руки, отделенной от тела. Эту необыкновенную историю я буду рассказывать нашим детям.

– Вы не расскажете об этом ни одной живой душе, Маркус, – выпалила Гвен. – Иначе я…

– Иначе вы – что? – Он схватил ее за руку и прижался к ней губами.

Она тихонько вздохнула и проговорила:

– Вы не собираетесь облегчить мое положение?

– Если облегчить, будет не так забавно. – Гвен показалось, что муж старается подавить смех. – Знаете, я вдруг вспомнил, как вы опьянели от бренди. Тоже довольно забавно.

– Никогда больше не буду пить бренди. – Она стащила с себя покрывало и состроила гримаску. – И я буду очень признательна, если вы проследите, чтобы я его не пила.

– Наверное, это стоило бы включить в наши брачные обеты.

Она улыбнулась:

– Да, пожалуй.

Маркус рассмеялся и прикоснулся губами к ее губам. Потом встал на ноги, взял Гвен за руки и помог ей подняться. Покрывало упало на пол, и Маркус окинул жену восхищенным взглядом. Гвен невольно вздрогнула. Ночная сорочка полностью закрывала ее тело – от шеи до кончиков пальцев на ногах, – но она до сих пор не понимала, насколько прозрачна ткань этого одеяния. Судя же по взгляду мужа, он должным образом оценил ее сорочку.

– Вы замерзли? – Маркус прикоснулся к ее плечу, и Гвен показалось, что его прикосновение обожгло ее.

– Нет-нет, напротив, мне даже жарко. – Тут взгляды их встретились, и она затаила дыхание. Неужели он ее сейчас поцелует? Гвен знала, что он этого хочет. Она видела это по его глазам. Интересно, а что он видит в ее глазах?

Какое-то время Маркус пристально смотрел на нее. Потом вдруг развернул спиной к себе и прижал к груди.

– Что вы делаете? – в испуге прошептала Гвен.

– Считайте, что это – научный эксперимент, – проговорил он, крепко обнимая ее. – Суть научных экспериментов – в повторении. Я повторяю эксперимент, начатый сегодня. Продолжаю тот, который мы начали днем.

– А я и не знала, что вас интересует наука.

– Я человек с разносторонними интересами. – Гвен почувствовала, как Маркус уткнулся подбородком в ее макушку и еще крепче прижал к себе. Это было приятно, очень приятно… – Я пытаюсь определить, действительно ли разговаривать с человеком иногда бывает легче, если не смотреть на него. Вы не возражаете?

– Нет, пожалуй… – ответила она осторожно. – А о чем вы хотите поговорить?

– Реджи думает, что я влюблен. Гвен затаила дыхание.

– Неужели?

– Я еще никогда не был влюблен, хотя два раза подходил к этому. В обоих случаях леди, о которых идет речь, охладели ко мне.

– Понятно. – Гвен сделала глубокий вдох. Если он может быть честным, то и она тоже. По крайней мере… насчет этого. – Все, кого я любила, ушли… Некоторые умерли. Кроме мадам Френо и мадам де Шабо, разумеется.

Он долго молчал, потом проговорил:

– Вам, наверное, нелегко пришлось.

– Мне пришлось бы гораздо легче, если бы я была… ну, мудрее, что ли. – Она расслабилась, прижавшись к нему. Действительно, как это легко – говорить откровенно, когда не смотришь друг на друга. Особенно когда мужские руки так приятно обнимают тебя. – У меня есть ужасающая склонность полагать, что можно разрешить все трудности, убежав от них.

– И получается?

Она покачала головой:

– Нет. Уж это-то я знаю.

– А я – трудность? – спросил он неожиданно.

– Я еще не решила.

Он развернул ее лицом к себе и снова обнял.

– А когда вы это решите, мисс Таунсенд?

– Не знаю. – Она подняла голову и обняла его за шею. – Может быть, вы поможете это решить, лорд Пеннингтон.

Он поднял бровь:

– А как я могу помочь?

Она приподнялась на цыпочках и прикоснулась губами к его губам. Маркус не шевельнулся, и Гвен прижалась к его губам покрепче. Конечно, это было приятно, но она знала: кроме соприкосновения губ должно происходить что-то еще… нечто большее. Ведь когда он целовал ее, происходило это «нечто». Возможно, тогда сыграло свою роль бренди. Или, может, сейчас она делала что-то не так? Гвен вспомнила советы Колетт и, немного помедлив, провела языком по губам Маркуса.

– Что это такое? – Он отстранился. Она вздрогнула.

– Вам не понравилось?

– О нет, мне понравилось, даже очень понравилось. Просто я не ожидал такого, вот и все.

– Я знала, что это ошибка. – Она высвободилась и отступила. – Теперь вы считаете меня распутной? —

Он криво усмехнулся:

– Я очень опасаюсь, что вы не распутная.

– Значит, вы предпочли бы, чтобы я была распутной?

– Полагаю, это все упростило бы, – пробормотал Маркус.

Гвен нахмурилась:

– Видите ли, я никогда еще этого не делала, и вам следовало бы проявить немного больше понимания.

Он уставился на нее в изумлении.

– Но я ведь и проявил понимание… Видит Бог, я был чертовски сдержан. Мне не хотелось вас пугать. Мне не хотелось торопиться… В общем, я боялся…

– Теперь этого можно не бояться. Я же все прекрасно понимаю, Маркус, и знаю, чего мне ждать.

– Неужели? – Он взглянул на нее с улыбкой.

– Да, знаю. Меня хорошо проинструктировали, и теперь я в курсе, – заявила Гвен. – И мне объяснили, как я должна реагировать.

– Вот как? Значит, проинструктировали? – Ей показалось, что он с трудом удерживается от смеха. – Скажите, так чего же именно вы ждете? Что должно произойти?

Она надолго задумалась.

– Ну… Сначала вам полагается поцеловать меня. Много-много раз. Причем не только в губы. А потом у меня ослабеют колени, и я растаю.