Текст книги "Когда боги глухи"

Алексей Листунов вышел из метро «Новослободская», взглянул на часы: без пяти три. В потоке прохожих дошел до сберкассы, но внутрь входить не стал, да ему там и делать было нечего. У будки телефона-автомата, что неподалеку, ровно в три часа они должны встретиться с Изотовым. Точнее, в маленьком сквере, где под черной старой липой виднелась мокрая скамья. Ничего подозрительного Листунов не заметил, да и что может быть подозрительного, когда мимо течет толпа прохожих. И нет ей конца и краю. Да и Изотов, как говорится, стреляный воробей, знает, как действовать. И вместе с тем в глубине души Алексея зрела тревога, она зрела вместе с тупой болью в желудке. С год как Листунов стал ощущать под ложечкой жжение и боль. Особенно это ярко проявлялось после выпивки, примерно на третий день.

Изотова он сразу увидел – тот не спеша прошел мимо, уселся на скамью, предварительно подстелив газету. Алексей вскоре тоже присел рядом. У Изотова в руках портфель. Что интересно, в нем?

– Как обычно… – только эти слова и успел произнести Родион Яковлевич, передав портфель.

– Никаких лишних движений, сидите спокойно, – произнес молодой мужчина, появляясь перед ними. Неизвестно откуда возникли еще двое.

– Мы присели отдохнуть… – промямлил Лнстунов.

– Это ваш портфель? – резко спросил молодой человек.

– Портфель? – бросив косой взгляд на Изотова, спросил Алексей.

– Впрочем, передача портфеля нами зафиксирована, – сказал молодой человек, по-видимому, старший. – А теперь вставайте и пройдемте к машине.

Тут же серая «Волга» подкатила к тротуару, по которому текла безразличная к происшедшему толпа. Да и вряд ли кто чего понял: группа людей направляется к двум машинам. Краем глаза Алексей заметил еще одну «Волгу», подкатившую чуть позже.

Все было для Листунова настолько нереальным, что на ум пришел запомнившийся эпизод из детективного кинофильма: люди в штатском, машины, наручники… Вроде бы наручники не собираются им надевать…

Алексей Листунов и не заметил, как очутился в «Волге», зажатый между двумя рослыми мужчинами с невозмутимыми лицами. Во вторую машину таким же манером посадили Родиона Яковлевича Изотова.

На коленях Алексея лежал тяжелый портфель с двумя блестящими замками, тот самый, который только что передал в сквере под черной облетевшей липой Изотов. Проклятый портфель огнем жег ноги Листунов догадывался, что в нем: деньги в просвечивающем сиреневом конверте, портативный, с портсигар, магнитофон, возможно, и крошечный фотоаппарат, вмонтированный в какую-нибудь с виду безобидную штуковину… Испытывал ли он страх? Скорее, какое-то отупение. Как утром себя чувствуешь после хорошей пьянки: в голове пустота, ни одной толковой мысли. Да чего теперь запираться, когда взяли с поличным. Ладно, он несчастный птенец в этих делах, а Изотов? Уж он-то должен был заметить слежку. Что-то он говорил, как себя вести, если вдруг задержат… Какой смысл отпираться, если при тебе проклятый портфель? Наверняка их встречу и на пленку засняли… Ему вспомнились детективные фильмы, где снимают подозреваемого в разных местах: человек выходит из машины – щелк, человек поднимается по ступенькам – щелк, человек пожимает кому-то руку – щелк!

Они с Изотовым не здоровались за руку, тот только успел передать Алексею портфель – щелк! И тут же, будто из-под земли, выросли перед ними трое…

А за окном машины мелькали люди, которые куда-то спешили по своим делам, проплывали высотные здания, кое-где на почерневших уличных деревьях еще трепетали последние красные листья, на протянутых поперек улиц тонких тросах треугольными языками вспыхивали красные флажки – Москва готовилась к Ноябрьским праздникам. Огромный портрет улыбающегося Ленина в кепке и с алым бантом на груди на миг заполнил собой всю перспективу, и последнее, что отчетливо отпечаталось в памяти Листунова в этот влажный октябрьский день, – это распахнутая дверь школы и высыпавшая на цементные ступеньки стайка школьников в расстегнутых пальтишках и в красных галстуках. Ребятишки весело смеялись, размахивали портфелями…

В небольшом квадратном кабинете с портретом Дзержинского над письменным столом Алексей рассказал все, с самого начала, вежливому моложавому сотруднику КГБ СССР: как он познакомился несколько лет назад в березовой роще с Игорем Найденовым, потом с Изотовым, как выполнял все поручения «друга» погибшего в Сибири отца, как предлагал знакомым антисоветские книжонки, заводил провокационные разговоры, поносил наш строй и нахваливал «западный рай», – в общем, про то, как стал если еще не шпионом, то активным пособником врага. Только сейчас он со всей отчетливостью понял, как далеко зашел! Ну и сволочь же этот Найденов! Он, Игорек, подвел его к последней черте… Изотов передавал приветы от приятеля, расписывал его новую роскошную жизнь в Европе, обещал помочь перебраться туда и Листунову. И вот приехали… в Европу…

С Изотовым Листунов до суда встретился всего один раз на очной ставке. Повторил все, что раньше рассказывал следователю, подтвердил, что портфель получил в установленном месте от этого человека. Изотов, отрицавший, что знаком с Алексеем, презрительно усмехнулся и обозвал того «мокрицей».

Ночью, лежа на жестких нарах в своей камере, Листунов вдруг подумал: почему Родион Яковлевич назвал его «мокрицей», а не как-нибудь иначе? Есть же и покрепче выражения в русском языке…

Игорь Найденов полулежал в шезлонге и листал богато иллюстрированный западногерманский журнал, по долгу рассматривал обнаженных красоток, удивлялся, что под фотографиями были указаны их адреса и телефоны. Стоит снять трубку, набрать номер – и журнальная дива на любой вкус ответит тебе… Декабрь, а в саду еще не все деревья сбросили пожелтевшую листву, солнце ярко светит с синего неба, с ветки на ветку перепархивают серые, с желтыми грудками птицы. Таких вроде не видел там, дома… Дома… Дом теперь у него здесь, в Западной Германии. В России почти везде выпал снег – об этом говорят дикторы Московского радио, – лишь в Крыму еще тепло. Интересно, а здесь бывает снег?

Из виллы послышались громкие голоса, по-немецки Игорь еще плохо говорит, хотя и усиленно занимается с приезжающим сюда из Бонна Генрихом. Кажется, Бруно и Гельмут ссорятся… Смешно, эти два немца – его братья? Правда, матери у них разные, но отец один – Ростислав Евгеньевич Карнаков. Как бы между прочим, Бруно сообщил ему, что по матери они происходят от баронов Боховых, то есть, мол, он, Игорь Карнаков, плебей по сравнению с ними… Впрочем, Игорь и сам знал свое место на вилле Бруно. Обращались они друг к другу на «ты», но дистанция между ними всегда ощущалась. Гельмут – Игорь впервые в жизни увидел его – был проще старшего брата, не корчил из себя барона. Если Бруно за столом обращался к нему по-немецки, то Гельмут отвечал по-русски. Игорь понимал, что он это делает, чтобы не обидеть его. Бруно – седой, поджарый, с острым умным взглядом, у Гельмута заметен живот, круглые щеки розовые, в светлых волосах не очень заметна седина. Он уже не летает на пассажирских самолетах, но и на пенсию не ушел – работает в Берлине в управлении аэропорта. Бруно предлагал ему перебраться в Мюнхен, где он владел приносящей доход пивной, говорил, что готов взять брата в компаньоны. Ему, Бруно, приходится много ездить по западным странам, да и живет он сейчас в Бонне, вот брат и заправлял бы пивной. Гельмут отшучивался: мол, ему от пивных нужно подальше держаться, вон какой живот от этого самого пива!..

– Все ездишь на «вартбурге»? – насмешливо спросил Бруно.

– Недавно купил «фиат», – спокойно ответил Гельмут.

– А я за это время сменил шесть машин… Сейчас у меня две: «мерседес» последнего выпуска и американский «форд».

– Мне «фиат» нравится, – добродушно заметил Гельмут.

– Неужели ты еще не разочаровался в своем социалистическом строе? Знаешь, сколько за прошлый год перебежало к нам восточных немцев?

– Пусть бегут, – ухмыльнулся Гельмут. – А мне и в ГДР хорошо. И свою работу в аэропорту я никогда не променяю на твою пивную… Ты хотел бы, чтобы я подавал бюргерам на столы баварское пиво с сосисками? Уволь, брат, возраст не тот, да и моя комплекция для этого не подходит…

– Я предлагаю тебе быть управляющим пивной, а не официантом.

– Почему бы тебе не приспособить Игоря для этого дела? – насмешливо посмотрел Гельмут на младшего брата. – Пусть потихоньку приобщается к капиталистическому образу жизни… Или ты думаешь, Игорь, что тут, в Западной Германии, манна небесная на голову сыплется?

– Я ничего такого не думаю, – растерялся Игорь.

– Чего же ты убежал из СССР? – наступал Гельмут. В синих глазах его появился холодок.

– Потому что я ненавижу Советскую власть! – вдруг прорвало Игоря. – Потому что мой отец всю жизнь боролся против этой власти и мне завещал… Кто я там был? Сын врага народа! Человек без фамилии… Найденов! Разве это моя фамилия?

– А кем ты здесь хочешь быть? – не отставал Гельмут. – Одной ненавистью к Советской власти тут не проживешь! Да и за что тебе эту власть ненавидеть-то? Она тебя выкормила, выучила, работу дала…

– Кузова в цехе ворочать да целину на тракторе поднимать! – вставил Игорь.

– За его будущее ты не беспокойся, – ободряюще улыбнулся Игорю Бруно, он был доволен его вспышкой. – Как говорится, его будущее в его собственных руках.

– Не хитри, братец! – усмехнулся Гельмут. – Скажи уж прямо: в твоих цепких руках.

– Твой Карл едет в Московский университет? – перевел разговор на другое Бруно.

Гельмут с минуту сверлил его неприязненным взглядом, потом медленно, но твердо проговорил:

– Мой сын никогда не будет шпионом, Бруно! Запомни это и не тронь мальчика. Не удалось тебе из меня сделать предателя, не удастся сбить с правильного пути и Карла. Хватит с тебя… – он бросил пренебрежительный взгляд на Игоря, – Игоря Найденова… Или теперь у тебя, милый братец, другая фамилия?

– Я возьму фамилию своего отца, – ответил Игорь.

– У нашего папеньки этих фамилий тьма, – рассмеялся Гельмут. – Какая у него сейчас, Бруно? Иванов? Сидоров? Петров?

– Игорь, иди посмотри, кажется, привезли почту… – сказал Бруно, и тот понял, что надо уйти и оставить их вдвоем.

И вот он уже около часа прохлаждается в шезлонге, листает журналы, а братья продолжают спорить в холле… После побега в Марселе Игоря очень скоро переправили в Западную Германию. На аэродроме встретил Бруно, посадил в свою роскошную темно-синюю машину и привез на виллу. Если по-английски Игорь мог более-менее сносно разговаривать, то немецкий знал слабо. И Бруно сразу прикрепил к нему Генриха – высокого мужчину с выправкой кадрового военного. Тот предложил ему здесь разговаривать с ним только по-немецки. Принес несколько толстых немецко-русских словарей и учебников по грамматике и велел каждый день по нескольку часов заниматься. Немецкий давался без особенного труда – у Игоря явно была склонность к иностранным языкам. Бруно и сообщил ему, что это он позаботился о том, чтобы Игорь оказался в Западной Германии: он давно уже следил за младшим братом…

Пока Игорю все нравилось тут. Бруно несколько раз брал его в город, ездил он в Бонн и с Генрихом, ходил по кинотеатрам, магазинам, насчет денег старший брат не скупился. Первое время у Игоря глаза разбежались: в магазинах было все, чего душа пожелает, но скоро чувство изумления и новизны пропало, он приобрел кое-что из одежды, портативный стереомагнитофон, фотоаппарат «Кодак». Тут не толпились у прилавков, а если зайдешь в магазин, так продавец так в тебя вцепится, что не уйдешь, не купив что либо. Поэтому просто ради интереса заходить в магазины не хотелось. Иллюзий на будущее Игорь особенно не строил, знал, что после отдыха начнется работа, а что это будет за работа, он догадывался… То, чему его научил Изотов, лишь азы, настоящая учеба впереди. Бруно как-то обронил, что Игоря направят в разведшколу но сначала необходимо в совершенстве овладеть немецким. Игорь уже понял, что далекая мюнхенская пивная – это не самое главное занятие Бруно. Основное – разведка С того времени, как здесь появился Игорь, Генрих стал по утрам уезжать вместе с хозяином, а до этого, очевидно, оставался на вилле. Поражало, что тут все было оборудовано электронными устройствами. Подвальное помещение с двумя бронированными дверями напоминало атомное бомбоубежище. Участок огорожен двумя рядами колючей проволоки с подводом тока высокого напряжения. Бруно, по-видимому, надежно защитился от незваных гостей. Игоря обстоятельно проинструктировали, что железные ворота ни при каких обстоятельствах никому не открывать, разговаривать с посетителями только через переговорное устройство. В случае нападения на виллу следовало нажать на красную кнопку – и полиция будет тут же оповещена. В тире Бруно преподал младшему брату несколько уроков стрельбы из разного автоматического оружия. И посоветовал самому почаще тренироваться в подземном тире. Тут были на специальных подставках автоматы, автоматические винтовки с оптическим прицелом, разные пистолеты с глушителями и без них. Иногда Игорь стрелял на пару с Генрихом. Этот виртуозно владел любым оружием. Игорь с завистью наблюдал, как он навскидку поражает цель. Вот ему бы так научиться!..

Из разговоров с Бруно Игорь понял, что год или два назад на виллу было совершено нападение, пришлось многое переделать и обновить электронную сигнализацию. К сейфам можно было подобраться, лишь взорвав всю виллу. Продукты, молоко, овощи каждый день на зеленом пикапе доставляли к воротам, где находился в будке вместительный холодильник. В обязанности Игоря входило забирать из него продукты, два раза в день кормить трех злых овчарок – их будки находились в разных концах сада, – отвечать на телефонные звонки, включая сразу же записывающее устройство. Но звонил чаще всего Бруно, интересовался, как дела, все ли в порядке. Когда хозяин уезжал в очередную командировку, в верхней комнате поселялся Генрих. Секретарша Петра всегда ездила с Бруно. Иногда она по нескольку дней жила на вилле. Игорю нравилась стройная, молодая еще женщина с васильковыми глазами. Встретила она его приветливо, всегда вежливо улыбалась, но это еще ничего не значило: Петра так встречала всех гостей Бруно.

Два раза в месяц возил его Генрих в Бонн, в крошечный отель с романтическим названием «Тюльпан», там Игоря принимала рослая немка с выкрашенными в бронзовый цвет волосами и толстыми чувственными губами. Дело свое она знала в совершенстве, но была очень неразговорчивой. А Игорю как раз хотелось с ней по-немецки покалякать. Генрих в отеле не задерживался, заезжал за Найденовым на другое утро. Игорь поинтересовался у него, надо ли платить Луизе – так звали немку. Генрих рассмеялся и сказал, что за все уже заплачено… Игорь пошутил, дескать, видно, не жирно заплатили, слишком она молчаливая, на что Генрих серьезно заметил, мол, какие могут быть с такой женщиной разговоры. И вообще, чем меньше болтать, тем лучше.

Вроде бы все было хорошо, но какая-то смутная тревога иногда грызла Игоря, особенно когда он оставался на вилле один. Он уже понимал, что в этом новом для него мире за все нужно сполна платить, а пока платили за него другие… И потом, безделье было непривычным для него состоянием: там, в СССР, он каждый день ходил на работу, а здесь, как говорится, сачка давит – бродит по участку, валяется на мягкой тахте со словарями и слушает музыку. Генрих привез и несколько кассет самоучителя немецкого языка. Сегодня пятница, вечером они наконец-то снова поедут с Генрихом в отель «Тюльпан»… Он вспомнил, какие широкие и гладкие бедра у бронзоволосой Луизы, она была нежна с ним в постели, но он-то знал, что не единственный клиент у нее. Может, сказать Генриху, чтобы подыскал другой отель? И чтобы была там – Игорь перевернул атласную страницу – вот такая яркая блондиночка с тонкой талией…

Братья вышли из холла, Игорь захлопнул журнал и бросил на жухлую траву. В Москве за такой веселенький журнальчик можно было бы получить от любителей тридцатник…

– … Мне верят, вон даже к тебе разрешают ездить! – громко говорил Гельмут. Он был возбужден, круглые щеки алели, синие глаза поблескивали.

– Раньше, в детстве, мы с тобой, Гельмут, куда лучше понимали друг друга, – с грустью произнес Бруно. В отличие от брата, он умел держать себя в руках.

– Раньше, раньше! Раньше – это наше проклятое прошлое! Я не хочу о нем вспоминать. Я летчик, а не трактирщик! Пусть сейчас не летаю, но уже один шум реактивных двигателей за окном наполняет меня радостью… Ты живешь в своем мире, я – в своем. Пусть так и будет!

– И все-таки позволь мне поговорить с Карлом?

– Не позволю! – еще больше побагровел Гельмут. – Мальчик решил стать филологом, он говорит по-русски лучше меня, мечтает пожить в СССР.

– Речь идет совсем не о том, о чем ты думаешь, – возразил Бруно.

– Оставь Карла в покое, – сказал Гельмут. – Я хотел, чтобы он стал летчиком, но он выбрал другой путь, свой собственный путь, Бруно! И нечего парня сбивать… как это по-русски? С панталыку!

– Я думал, у тебя с годами выветрилась коммунистическая пропаганда из головы.

– Я не хочу войны, не желаю, чтобы мой Карл надел военную форму… если успеет! – сердито сказал Гельмут.

– Неужели у тебя не осталось в душе и капли национального патриотизма? – насмешливо произнес Бруно. – Германия расчленена, и твои русские не дают нам возможности объединиться!

– Мы в этом сами виноваты, – уже спокойно возразил Гельмут. – Нечего было на весь мир рот разевать! Русские могли вообще нас уничтожить, а мы живем и только благодаря им уже более тридцати лет не воюем. И национальная моя гордость ничуть не страдает от того, что ты живешь в ФРГ, а я в ГДР… К черту нужно такое воссоединение, которое грозит новой войной. Об этом ведь толкуют ваши министры?

– Ты неисправим, – безнадежно махнул рукой Бруно и повернулся к Найденову: – Игорь, скажи брату, что русские совсем не такие мирные овечки, как он нам их тут изображает.

– Дураки бы они были, если бы сидели сложа руки! – ухмыльнулся Гельмут. – Потому и нет войны, что американцы боятся напасть на русских. Слава богу, у них есть чем ответить.

– Привет-то хоть передашь Карлу от меня? – сказал Бруно. – И маленькую посылку, там сигареты и несколько кассет для магнитофона.

– Сдался тебе мой Карл!

– Все-таки он мой единственный племянник, – заметил Бруно.

Он проводил брата до ворот, где Генрих уже ждал в машине. Игорь вопросительно посмотрел на Бруно: может, и он прокатится? Но Бруно промолчал. Гельмут сухо кивнул Игорю и направился к машине. Железные порота с чуть слышным мурлыканьем раздвинулись. С дерева слетел большой разлапистый лист и улегся на сверкающий капот «мерседеса».

– Привет Клаве и племянникам! – сказал Бруно.

– Вот что, Бруно, – высунувшись из машины, сказал Гельмут. – Я к тебе больше не буду ездить… И так на меня мои товарищи косятся. Да и Клаве это не нравится. А теперь еще Карл…

– Но мне-то можно к тебе изредка наведываться? – спросил Бруно. Лицо его как-то сразу постарело. – Ты да я, а больше ведь никого не осталось…

– А Игорь? – кивнул Гельмут на стоявшего неподалеку Найденова. – Кажется, с ним у тебя полное взаимопонимание.

– С Игорем – да…

– Не надо, Бруно, – сказал Гельмут. – Не приезжай. После наших встреч у меня голова идет кругом! Наверное, у нас две разные правды. Ты вот вспомнил про детство… Тогда и ты был другим. Я думал, что после поражения нацизм из тебя выветрился, как из многих бывших гитлеровцев, но этого не случилось… У меня нет ненависти к русским, и ты ее мне никогда не внушишь! Так что прощай… Бруно!

«Мерседес» бесшумно тронулся с места и скоро исчез из виду. Створы ворот медленно стали сдвигаться, раздался негромкий щелчок.

– Как у тебя с немецким? – спросил Бруно. Приветливость исчезла с его лица, губы жестко сжались в узкую полоску. Чувствовалось, что разговор с братом расстроил его.

– Нормально, – на немецком ответил Игорь.

– Тебе нравится здесь?

– В гостях хорошо, а дома лучше, – тщательно подбирая немецкие слова, проговорил Игорь и вдруг сообразил, что сморозил ерунду: где теперь его дом? С прошлым он порвал навсегда, а в настоящем пока еще не определился. И перед ним стоит человек, который вправе решать его судьбу. От него сейчас зависит, есть у Игоря дом или нет.

– Ты счастливчик, Игорь, – присев на скамейку под толстым деревом, сказал Бруно. Лицо его снова стало обычным. – Да ты присаживайся… Месяц назад в Москве взяли Изотова и твоего дружка… Алексея Листунова.

Игорь с побледневшим лицом вскочил на ноги:

– Арестовали? Обоих?

– Изотов ничего лишнего не скажет, а вот Листунов… Расскажи мне все о нем, постарайся не упустить ничего.

… Когда Игорь закончил, Бруно долго сидел молча, глядя прямо перед собой, носком полуботинка он прочертил на тропинке глубокую полосу, сейчас, сидя рядом с ним, Игорь заметил на лице старшего брата много мелких морщин, а на шее продольные складки. Как ни старайся, от старости не уйдешь… Бруно каждое утро делал зарядку, бегал по саду, подтягивался на турнике, поднимал штангу. Глядя на него, занялся по утрам гимнастикой и Игорь.

– Вовремя ты смотался оттуда, – наконец проговорил Бруно. – Странно, что тебя отпустили за границу… По-видимому, тогда ты еще не был на подозрении. А возможно, после твоего побега во Франции взялись за Листунова и других твоих приятелей.

– А что им будет? – задал наивный вопрос Игорь. Наверное, в его голосе прозвучала боязливая нотка.

Бруно искоса взглянул на него, усмешка чуть тронула его твердые губы.

– В нашем деле, Игорь, лучше не попадаться… А для этого нужно научиться быть неуловимым, как невидимка. Талантливый разведчик почти никогда не попадается – он заранее оберегает себя от провала, принимает всевозможные меры предосторожности, а самонадеянный идиот вляпывается. Изотов был хорошим разведчиком, наверное, его в чем-то подвел Листунов…

– Как всему этому научиться? Ну, чтобы не засыпаться? – вырвалось у Игоря. Он все еще был в смятении: там, в Москве, он иногда думал о провале, но как-то не всерьез, надеялся, что уж с ним-то ничего подобного не случится…

– Этому не научишься… – как бы про себя проговорил Бруно и пристально посмотрел своими острыми глазами на Игоря: – Мы попробуем сделать из тебя разведчика международного класса! Я верю в гены родителей… Никогда не забывай, что твой отец талантливый разведчик! Надеюсь, и сейчас пронесет мимо!..

– А что… и его могут? – округлил глаза Игорь.

– С ним будет все в порядке, – уверенно сказал Бруно. – Я знаю Изотова: он лишнего болтать не станет. И потом мы уже приняли кое-какие меры… Не исключено, что мы скоро встретимся с Ростиславом Евгеньевичем Карнаковым… – Он почему-то не назвал его отцом.

– После войны я всего два раза его видел, – сказал Игорь.

– Ну, мы-то с тобой будем часто встречаться, – улыбнулся Бруно.

– Разве скоро я уеду отсюда? – почуяв неладное, спросил Игорь.

– Тебе не надоело торчать здесь и листать порнографические журналы? Не за этим же ты приехал сюда? Надо начинать работать, мой дорогой! – рассмеялся Бруно. – Через неделю ты полетишь к нашим друзьям в Нью-Йорк. Кстати, там тебя настоящему английскому научат. И еще многому такому, чего и я не знаю!

– В Америку? – ахнул Игорь.

Его распирало от радости: там, в Москве, в самых красивых снах он видел себя в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго, Лос-Анджелесе. В штатах с красивыми названиями Каролина, Монтана, Индиана, Пенсильвания, знакомыми по прочитанным в детстве книгам и по карте США. Сбывается его самая заветная мечта – увидеть Америку! Не по телевизору в программе «Время», а на самом деле, посмотреть на статую Свободы, на небоскребы! Побывать в ресторанах, борделях, может, даже познакомиться с кинозвездой…

Бруно Бохов смотрел на размечтавшегося Найденова и про себя думал: Америка – это не только Голливуд, Бродвей, роскошные машины, женщины, джинсы… Америка – это жестокий закон наживы, растления, наркомании, вековой борьбы белых с черными, мафии, обмана, разочарований и еще многого такого, о чем Найденов и не подозревает… Америка – это напряженная, изматывающая учеба в закрытой разведшколе ЦРУ, куда Игорь был запродан в тот самый момент, когда сел в Марселе в «ситроен» Андрея Соскина! Какой получится из Игоря разведчик – это еще неизвестно, но уже хорошо то, что ему пока везет: не провалился в Москве, удачно сбежал в Марселе, да и здесь ведет себя прилично – не требовательный, удовлетворяется тем, что дают, не такой уж и падкий на женщин, как говорил о нем Изотов…

– Когда? – посмотрел сияющими глазами на Бруно возбужденный Найденов. – Когда я полечу в Америку?

– Не полетишь, дорогой, а поплывешь через Тихий океан на прекрасном корабле с приличными молодыми людьми, которые тебя будут учить американским обычаям, языку…

– Я боюсь морской качки.

– Ты уже плавал через океан?

– Только в самых приятных мечтах.

– Завидую тебе, – улыбнулся Бруно. – Две недели в веселой компании на море!

– Надеюсь, мы не часто будем попадать в шторм, – улыбнулся Игорь.