Текст книги "Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф"

Третейский судья

…Беда, вышел из кабинета и прошёл в секцию к Мотылю, тот сидел в курилке и играл в шахматы:

– Долго ты с ним базарил, – сказал Мотыль, – напрягал, тебя Татаринов на тему или познакомиться поближе хотел?

– И то и другое. Мечтал меня в ШИЗО закрыть, говорил, что я виноват в смерти Покера и Корявого. А после ШИЗО грозил, свирепой зоной. Даже крытую тюрьму мне посулил.

– Он любит пощупать новичков, а ты для него, как диковинный экземпляр из кунсткамеры. Вот он и решил тебя на понт взять. Пощупать твои нервы и голову. Он со всеми так разговаривает, но без вины никогда не посадит. Поверь мне, я его знаю уже десять лет. А насчёт другой зоны он тебе арапа загнул, есть указ правительства «О прекращении практики переброски заключённых из одного лагеря в другой по мотивам участия их в беспорядках или как злостных нарушителей режима». Поверь мне, я этот указ держал в руках и выучил как алфавит. Для чего его создали в 54 году, чтобы заглушить сучьи войны. И, слава богу! В лагерях сейчас нет былого кровопролития. А наша зона я тебе скажу одна из лучших, правда козелков хватает, но эта беда всех зон и тюрем. Так что Иван дыши спокойно, никуда ты дальше нашего леса не уедешь до окончания срока, но нос всё равно по ветру надо держать.

– А я поверил ему, ну думаю, пойду сейчас курёху прятать для ШИЗо, но он после отошёл и отпустил меня, держась за сердце.

– У него сердце больное, два года назад инфаркт перенёс. Ты может его, чем – то обидным зацепил, если он за сердце держался. Если так, то считай, тебе повезло сегодня вдвойне.

Но в следующий раз он с тобой обязательно рассчитается, – предупредил Мотыль.

– Были с моей стороны некоторые отклонения в такте, но он сам выпросил их, – объяснил Беда.

– Ничего не думай, может всё обойдётся. Всё будет зависеть, как он на тебя глянул. Сам посуди, ты недавно появился, а уже в полосатом шарфе щеголяешь по лагерю. Они этого не любят. Паша Кудрявцев, заместитель начальника колонии говорит: «Что к нам в лагерь приходит только горбатый контингент. И эти горбы приходится выправлять администрации. Ни разу не пришёл этап с прилежными активистами или заключёнными с высшими образованиями». А я возьми да скажи, мол, сами езжайте по автотрассам и собирайте себе заключённых. Каждый гаишник клиент вашей зоны. Он за эти слова из меня клиента изолятора сделал. Они не любят, когда про их брата плохо отзываются. С ними даже по принуждению надо осторожно разговаривать. Вася Солома, на съёме в шутку кобыле вороной Гальке, по крупу ладошкой постучал и рявкнул на весь строй. «Эх, засадить бы тебе любимая». Его Татаринов и засадил в БУР.

– С языком у меня будет порядок, я на показ никогда не работаю, – сказал Беда, встав не спеша с табуретки. – Пойду, пройдусь до восьмого отряда.

– Если ты к Генералу, то его нет. Вагонов много пришло, они сейчас рогом прут во благо Советских лагерей и отечества. Неделю точняк будут грузить.

– А как же сон? – спросил Беда.

– Поспать их на шесть часов будут заводить в зону.

Там четыре бригады пашут, одна в резерве на подмене. Ты лучше, чем от безделья страдать, сходи к сапожнику Февралю, тебе там головки нашли на хромовые сапоги. Прикинешь на ногу, может он, уже полностью сшил сапоги, тогда заберёшь их у него.

Февраль оказался низкорослый, тщедушный мужчина с горбом не на центре спины, а смещённым к правому плечу. Подобную уродливость Беда впервые увидал в своей жизни. Он отметил, что все горбатые имеют удивительную схожесть между собой в обличье. Такое яркое сходство, возможно, им горбы придавали, которые отражались в их лицах.

Февраль, не глядя в сторону Беды, сказал:

– Обувь, твоя готова, вот примеряй, – он достал со стеллажа сапоги и протянул их Беде, – век не сносить! – похвалил он свою работу.

Беда померил сапоги, они пришлись ему впору. Хромовые сапоги на зоне это роскошь. Он прошёл в них по мастерской. От такой обуви у него было необычайное чувство гордости и огромной благодарности к Генералу. Иван снял их с себя, покрутил в руках и спрятал под бушлатом:

– Благодарю, что я вам за них должен?

– Носи на здоровье, а за всё остальное не беспокойся. За год вперёд уплачено. Будешь теперь, как принц ходить по зоне, но местной ваксой их не мазюкай и гармошкой голенища не делай. К вертухаям можешь внимание привлечь. Если им понравятся, могут снять. Ты если что гони им тюльку, что они у тебя лечебные, ортопедические. Тогда в жизнь не заберут.

– Понял, я их беречь буду. Мне долго ещё топтать зону придётся, – сказал Беда и вышел из дверей сапожной мастерской.

…У дверей на улице стояли два молодых парня, примерно одного года с Бедой. Один из них был в очках, а у второго под глазом был синяк. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь подойти к Ивану. Беда обратил внимание на их встревоженные лица, по которым без слов можно было понять, что у ребят проблемы и к нему имеют разговор:

– Что – то хотите пацаны? – первым спросил он.

– Ты не Беда будешь? – спросили они.

– Да, а в чём дело?

– Мы ходили к Кавказу, а он нас к тебе послал, чтобы ты разобрался, – сказал парень в очках. У нас проблема с Кустарём из нашего отряда назрела. Он продал нам валенки, мы ему рваную за них заплатили, а он нам сдачи не дал четвертную. И мало того подходит его кент Монтёр и говорит, чтобы я выпрыгивал из валенок, что это его. Пришлось вернуть ему их. А Кустарь нагло говорит, что знать ничего не знает, и если мы поднимем, кипишь, Монтёр спросит с нас за крысиную выходку. Брату для острастки под глаз засветил.

– Понятно всё, – вымолвил Беда, – вы давно на зоне?

– Мы братья и подельники, а на зоне пять месяцев, – ответил всё тот же парень в очках.

– Нормально на зоне живёте, косяков никаких не имеете?

– Мы поняли, о чём ты спрашиваешь. Если бы у нас была плохая характеристика, Кавказ бы нас не к тебе послал, а в другое место.

– Резонно, – заметил Иван.

– Живём тихо, никуда не лезем и западло, ни кому не делали, – сказал второй парень.

– Вы, в каком отряде?

– В шестом?

– Сейчас я зайду к себе на минуту, вы меня у барака подождите и я схожу к вам, – пообещал Беда.

Он забежал в секцию, снял валенки и обул хромовые сапоги. Кавказ доверил ему провести разбор, с наглыми кидалами.

От его первого, правильного и справедливого решения может зависеть дальнейший авторитет Беды. Это Иван понимал. Но, что за люди Монтёр и Кустарь он не знал.

«В любом случае они неправы, если за парнями ничего не числится, – думал он. Нужно на всякий случай сходить к Мотылю, узнать у них про пассажиров Кустаря и Монтёра».

Мотыль до сих пор сидел за шахматами:

– Ого, ты уже в сапогах, – хороши кони! – похвалил он сапоги. – Тебя молодёжь нашла? – спросил он, – я их к сапожнику навстречу тебе отправил.

– Да, я их встретил, – ответил Беда. – Я к тебе сейчас за справкой пришёл. Ты с шестого отряда не знаешь Кустаря и Монтёра? Что они из себя представляют?

– Кустарь и Монтёр – это зимагоры, с чужих столов кости обгладывают, в основном крутят необстрелянных зеков из крестьян. Если по ним возник вопрос, то я тебе скажу. Ничего они не представляют! А ещё я тебе скажу, что Монтёр работает в прачечной, – это не мыслимое занятие для нормальных каторжан. То есть он не имеет права пасть открывать на честных и незапачканных арестантов.

…Беда вышел из барака и с братьями пошёл в шестой отряд. Он находился напротив футбольного поля и делился поперечной стенкой с пятым отрядом. Это был самый длинный барак, который отличался от всех не только размерами, но и большим наличием печных труб на крыше из которых валил дым. Этот барак из глубины зоны, больше напоминал конюшню.

– Вы постойте здесь, – остановил на крыльце братьёв Беда, – а я их дёрну сейчас сюда.

Он прошёл в секцию, где обратил на себе пристальное внимание присутствующих.

Внимательно посмотрев по кроватям, он увидал знакомого по этапу парня по кличке Лёха Шишак. Он сидел и пил из большой кружки чай вприкуску с сухарями:

– Беда, садись чайку выпей с тюремной цивилизацией, – кивнул он на пакет с сухарями.

– Некогда мне сейчас Лёха, – отказался от угощения Беда, – ты мне лучше покажи Кустаря и Монтёра?

– Они в курилке сало жарят. Хочешь, позову?

– Да, давай и быстрей скажи, чтобы вышли на крыльцо. Я там их буду ждать.

Лёха Шишак, зашёл в курилку, Монтёр переворачивал шкварчащее на сковороде сало, а Кустарь резал лук.

– Вас обоих Беда зовёт на крыльцо, – сказал Шишак.

– Это кто ещё такой? – спросил Монтёр.

– Выйдите, познакомитесь, – сказал Лёха.

– Да пошёл он подальше, если ему надо пускай сам идёт сюда, – смело высказался Кустарь, – мы заняты важным делом.

– Хорошо я ему так и передам, но смотрите, чтобы он вас этим салом не накормил по принудиловке.

– Вали, вали отсюда, – огрызнулись они оба.

Лёха слово в слово повторил Беде адресованные ему слова

– Пошли, – позвал он братьёв с собой, расстёгивая на ходу бушлат, – я же их в лицо не знаю. Отоварю да не тех.

Они прошли всю секцию, и зашли в курилку, Лёха Шишак следовал за ними.

Увидав на груди у Беды символический шарф, Кустарь и Монтёр оба опешили. И не успев и слова сказать, как один оказался под лавкой, а второй у вешалок. Двумя ударами Иван уложил обоих.

– Слушайте меня гешефтмахеры косопузые, если ещё раз услышу, будете байду гнать, форшману, как последних сук. Ясно? А, сейчас верните ребятам валенки и рваную купюру. Даю вам час на это мероприятие. Если братья ко мне через час придут с отрицательным ответом, то мне придётся навестить вас ещё раз.

Кустарь и Монтёр не могли осмыслить, что с ними произошло несколько мгновений назад. Они потеряли дар речи и только утвердительно мотали головой. Монтёр встал с пола и, держась за ушибленную голову, зашёл в сушилку, которая находилась в курилке, и вынес оттуда новые валенки. Он возвратил их брату в очках.

– Извини, недоразумение вышло. Это Кустарь на картах закуконился, выручать его надо было, а вас мы не знали ну и на дугу сами сели. Рваную, сейчас перехватим у земляков, вернём.

Беда, ни слова не сказав на оправдательную речь Монтёра, вышел молча из курилки и направился к выходу. От горячего и справедливого разбора, который он только что провёл его бросило в пот. На улице его немного остудило и взбодрило.

Он был доволен собой и немедленно курс взял на свой барак, чтобы рассказать о своей удачной разборке Мотылю.

Мотыль выслушал его рассказ и сказал, что этих пацанов Генерал или Рука обязательно спросят, как прошла разборка. И драку твою они не одобрят.

С Рукой Беде пришлось встретиться только через месяц. Он лечил в больнице свою язву. За чаем в мастерской Рука действительно начал выговаривать Беде о недопустимости драки со стороны третейского судьи:

– Ты не должен выступать в роли гладиатора, эти действия выполняются, теми, кому было нанесено оскорбление. А ты разумный уравнитель, а не баклан какой – то. Ты – это мы, а мы – это ты!

– Всё я понимаю, – объяснял Беда, – но тут случай особый. Я, по проводу Шишака, получил от них оскорбление, то есть они затронули мою честь. Послали меня в Херсон. А если судить по твоим словам, то выходит, они и вас послали. Здесь я сам должен был разобраться. И отоварил я их не за валенки, а за себя и за вас, – объяснил Беда.

– Тогда ты верно поступил. Это меняет дело. Я сам лажово разобрался в этой марцефали. Ты скажи, как тебе наш подарок? К ноге пришёлся?

– Спасибо, под портянку в самый раз, – поблагодарил Руку Беда.

– Скоро майские праздники наступят, как настроение у тебя? – спросил Рука.

– Чем скорее они будут наступать, тем заметнее свобода будет просматриваться, – ответил Беда, – но, откровенно говоря, надоела мне вся эта губерния с колючей проволокой.

– Она всем надоела, надежды возлагали на амнистию, а её нет, и возможно совсем не будет, но ничего дождёмся и мы своего дня, – с надеждой в голосе произнёс Рука и внимательно посмотрел в лицо Беде. – У тебя в бараке есть уже знакомые жорики, которые могут на тебя осину гнуть? – спросил он.

– Полно, около меня крутится, но каждому довериться не могу.

Рука чуть задумался, потом тихо вымолвил:

– У вас есть в отряде Валуй и чеченец Закарай. – Этот раньше немного прибивался к блатным, но его за провинности подкосили. Сейчас он открыто стучит и пишет рапорта на всех.

Валуй, на зону поднялся козлом. Подумай, что можно им сотворить, чтобы умерить их козлиный пыл. Подбери только надёжных парней. Устроить им нужно так, чтобы отзвук по всему лагерю прошёл.

– Это мы организуем. К первому маю подарочек сообразим, – пообещал Беда.

Виноват кот Промот

…В этот же день он из своей бригады подобрал двух живых пацанов, которые отличались от других своей решимостью и ненавистью к активу. Это Петя Лось из Шуи и Вадим Купорос из Москвы. Они сели под лестницей в цеху – месте, отведённом для курения:

– Пацаны, нужно Валую и Закараю пробить примочку, и сделать это надо как ближе к теплу. Желательно на праздник майский. Они живут в разных секциях, то есть вам надо с пацанами, которые с ними спят обсудить и прокрутить поганку. Валуй, я слышал дрейфло хорошее. Думаю для него нужно в столовой наловить крыс и подвязать их ночью к постели, чтобы они дальше матраса не разбегались, а потом запустить в секцию кота Промота. Закиру нужно ночью кинуть самодельную бомбочку, с изоляционной ленты и серы от спичек. Сделать вроде взрыв пакета, но перед этим порезать им робу и обувь. Пускай в рванье походят. Такими методами козлиному стаду будем отбивать охоту стучать. Я понимаю, что это всё детство, но свои плоды такие действия принесут. Как только подвернётся удобный случай испортить им настроение, его надо обязательно использовать. А то получается, они нам гадости делают, а взамен ничего не получают. Живут как на курорте. Это не есть правильно. Они каждую минуту должны страдать и переживать, что с ними, что – то должно произойти нехорошее. Короче их постоянно нужно держать в нашем тонусе. В других отрядах я также с пацанами почирикаю на эту тему. Цель, таких акций, чтобы всю непутёвщину убрали с бараков и собрали в одну кучу в отдельном курятнике. Пускай они на своих собратьев, стучат и рапорта пишут. Наши законы немного неправильно истолковываются. В БУРЕ с непутёвыми сидеть западло, ты их должен любыми путями вышибить из камеры, чтобы самому не попасть в их категорию, а в бараке значит не западло. Это никак не вяжется с нашими законами, – покачал головой Беда.

– Бить их везде надо, – сделал заключение Лось.

– Ну, я им теперь буду купоросить, если зелёный свет открыли, – потирая руки, сказал Купорос.

– Это делать надо обязательно во всех бараках, при малейшей возможности. Будем по максимуму сбивать с них козлиный понт, – ещё раз напомнил им Беда.

После их разговора, канун первого мая ночью в секции на постели Валуя был бой кота Промота с привязанными сапожной дратвой тремя серыми крысами. Стоял невообразимый писк и шум, который подхватил неграмотный и трусливый Валуй.

Он визжал, как будто Промот давил не крыс, а его самого.

– Ой, православные помогите, свету дайте, свету мне? Задыхаюсь! – визжал он как резанный.

Валуй соскочил со второго яруса. В кальсонах начал обувать сапоги, но взревел ещё сильнее. В каждом сапоге у него сидело по одной крысе. Ребята, проткнув кирзу гвоздём, медной проволокой застопорили их в сапогах и сверху прикрыли портянками.

– Ой, гадский потрох, она мне палец эта пасючка противная пожевала, – вопил Валуй.

Сон был нарушен во всём бараке. Кто – то пытался включить свет, но тщетно. Весь барак был обесточен.

Более смелые обитатели барака, бросились бить крыс сапогами, где под шумок не слабо досталось и Валую и другим членам СВП. В другой секции Закараю кинули в глаза махорки, сломали нос и на лицо вылили банку марганцевого раствора. Весь барак был на ногах. Лупа метался по всем секциям, призывая к дисциплине и тишине но, получив сильный удар по уху, спрятался в ленинской комнате и сидел там, пока не пришли надзиратели. Все за кем числились ранее грехи, залезли под кровати и пережидали когда закончиться крысиный переполох.

Надзиратели с фонарями стремительно забежали в барак.

Они прошли в секцию к Валую. У охранника, которого все называли Карета, в руках был карманный фонарик «Жучок», работающий от динамки. Он, быстро двигая кистью руки, наставил фонарь в лицо Валуя. Затем перевёл луч на его кровать. И постель, и лицо Валуя были в крови. На подушке сидел взъерошенный от боя с крысами кот Промот и держал в зубах привязанную к спинке кровати упитанную крысу. Две крысы задавленные котом, валялись на одеялах. Через несколько минут дали свет, но уже везде было тихо, и многие лежали в кроватях. Посередине секции двигался сапог, который крыса как бурлак тащила за собой, не соображая куда. Надзиратели обошли все секции. Зашли они и в секцию к Беде, где не было никакой бучи, но проснулись все от неописуемого шума. Карета зорким глазом осматривал всё кругом, надеясь найти, что – то запретное.

– Что, ваше величество изволили вас потревожить в безлунную, весеннюю ночь? – с иронией спросил его Беда.

Карета подошёл к кровати Беды. Со злостью, посмотрев на него, и сквозь зубы процедил.

– Десять лет назад, если бы ты меня назвал ваше величество, я бы тебе показал, как нужно обращаться ко мне.

– Виноват в беспорядке кот Промот, а ты на мне зло срываешь начальник. Нет бы, за красивое слово сигаретой уважил, а ты меня своей ностальгией обливаешь. Плачешь по Берии и его беспредельным временам, – проговорил Беда и закутался с головой одеялом.

Карета посмотрел на бирку с фамилией «Беда» висевшую на кровати, ощутимо ударил ладонью по душке кровати и вышел из секции.

…Закараю потребовалась медицинская помощь, и его увели в больницу, откуда он пришёл под утро. Он залез под одеяло, но для него ночные злоключения ещё не кончились. Перед общим подъёмом у него в кровати взорвалась самопальная бомба, которая изрядно подпортила ему постель и перепугала всю секцию. Утром Валуй всем в столовой рассказывал, как он героически отбивал крысиные атаки, и его приходили снимать на кинокамеру. Он ни разу не видал таких фонариков «Жучок», принял его за кинокамеру, чем вызвал к себе издевательские насмешки. Случай этот придал много работы оперативной части. Оперативная часть на зоне была большая, и им всем работы хватило канун праздника, но виновных никого не нашли. Утром вся зона знала, что случилось в одиннадцатом отряде. Капитану Татаринову праздник пришлось проводить в бараке. ЧП в его отряде было серьёзным и он, опасаясь, чтобы не получилось рецидива, по доброй воле заточил себя в барак понаблюдать за своими питомцами.

Звонким эхом прокатился случай в одиннадцатом отряде по лагерю. В других отрядах начали вспыхивать подобные эксцессы. В четвёртом отряде, одному подожгли матрас, у других была похищена вся одежда и обувь, которую потом шнырь изорванную, нашёл на помойке. В бараке инвалидов, у самых ретивых активистов пропали вставные челюсти, а у одного безногого протез был выкинут в отхожее место. Несколько человек было избито в туалетах и на промке. Активисты туалет вечером стали посещать коллективно. На производстве они прекратили рысачить по закуткам, боясь получить в безлюдном месте по голове. К Беде шли за советами и устными лицензиями. Сам он лично циркуляров никаких никому не давал, а действовал через подручных Купороса или Лося.

…Рука и Казбек довольны были конспиративными и под ковёрными действиями Беды. Актив заметно снизил свою лютость. Снизился процент написанных ими рапортов, но зато сгруппировались несколько активистов в один косяк из десятого отряда. Они создали отдельное рабочее звено и отряд по искоренению нарушений внутреннего порядка. Работали они на одном участке, где изготавливали сидёлки для стульев. У них на участке стоял небольшой электрический титан, в котором козлы кипятили чай. Использовали они его только для своих целей и никому посторонним пользоваться не давали. Активисты ходили везде вместе и на производстве и в жилой зоне. Писали рапорта на всех, не взирая на личности и за всё. От такой ерунды, как расстегнутая пуговица, до употребления чифиря. И им администрация верила во всём, наделив их свободой действий и полномочиями думных дьяков. Решение, как им связать руки и скомпрометировать в глазах начальства пришло без труда. Беду посетила колоссальная идея, которой он поделился с Рукой и Генералом. Он попросил у них достать у астматиков пачку астматола, это был травяной сбор, который они от удушья добавляли в махорку и курили. К наркотикам этот сбор никакого отношения не имел, но галлюциноген был не слабый.

…Пачку на следующий день Беде передал Володя Мотыль. Сбор выпарили в литровой банке, и Лось залил незаметно им в титан это зелье. Когда они пили чай, они не почувствовали, подозрительных привкусов, так, как в титан ими добавлялись разные растительные вещества от прошлогодних листьев смородины до коры дуба. В этот день активистами была сорвана работа всего цеха. Не имея задела сидёлок, цех не сдал сто пятьдесят стульев. Всё звено через час было помещено в изолятор. Весь цех пришёл смотреть на их чудачества. С этого сбора, который привёл к нарушению деятельности центральной нервной системы, внимания и умственной работоспособности, они насмешили не только цех, но и надзирателей. Активисты совершали неадекватные действия, претившие поступкам разумного человека. Один из них грёб на лодке, другой эмитировал поднятие штанги, третий снял с себя робу и начал её стирать в ведре с морилкой. Каждый, что – то изображал. Для зеков, их поведение было загадкой. Групповое схождение из ума было для них в диковинку. Шестерых активистов обвинили в принятии запрещённых наркотических препаратов и поместили на пятнадцать суток в трюм, где им для их личной безопасности определили персональную камеру. На работу их не выводили, но в бане, на них отыгрались отрицательно настроенные арестанты. Активисты поняли, что такое изолятор и как их люто ненавидят соседи по камере. После бани их всех до одного амнистировали, но они промолчали, не сказав кто их бил тазиками и ошпаривал кипятком, так как поняли, что изолятор, как и тюрьма, может быть заказан для любого человека. Так прекратил существовать отдельный экспериментальный отряд по искоренению нарушений внутреннего порядка.

…На воровской летучке у Мотыля Генерал откровенно восхищался Бедой:

– Никогда бы не думал, что эта травка способна на подобную козу. Откуда ты узнал про её волшебное действие. Если бы у нас давали ордена. Ты бы за этот зехер получил награду самого высокого достоинства.

Беда похвалу принял без восторга, а Генералу объяснил:

– В следственном изоляторе, у нас был один астматик по кличке Тёзка, он мне и рассказал про этот безвредный препарат. Хвалился, что дома кошку свою вылечил от эпилепсии, по чайной ложке в день. А если дозу завысить то эффект может быть обратный. Я про этот асматол вспомнил, когда кот Промот душил крыс в бараке. Он был, словно бешенный надо же, сколько крыс заделал, а если бы он с избытком асматольчику испил, то и козлам нашим бы глаза выцарапал.

– Шикарная травка, – сказал Генерал, – но всё равно может привести к беде.

– Ясное дело, – согласился с ним Иван. – Поэтому надо обязательно смотреть, на принимавшего пассажира, этот сбор. Чтобы он на колючку не залез и не получил пулю с вышки. Вот поэтому я и предупредил хлопцев, как только шерстяные начнут кренделя выписывать, так чтобы сразу их всех, технически сдали, через их коллег – козлов.